– Вахтенный офицер, передайте вниз: офицерскому составу, несущему ходовую вахту, подъём для тренировки по решению астрономической задачи. –
В то время ещё не существовали радионавигационные и тем более спутниковые системы, астрономия давала единственную возможность определить координаты корабля вдали от берегов, как и во времена Христофора Колумба, и ей придавалось большое значение.
Через десять минут на мостике собрались старший помощник, помощник командира и два командира группы. Началась тренировка. Мише, как не умеющему держать в руках секстан, доверили секундомер и записную книжку, чтобы по командам «Товсь! Ноль! Тридцать градусов, восемнадцать и две десятых минуты» он записывал момент времени и измеренную высоту светила. Первым произвёл замеры высоты четырёх звёзд и Луны старпом (по пять значений высоты на каждое светило для повышения точности). За ним помощник и оба командира группы. Все окончательно проснулись, до побудки оставалось время, свежий воздух и красота неба бодрили и вдохновляли на подвиг, и решили продолжать замеры по другим звёздам. Старпом, закончив измерения, закурил и сел на крышу ограждения рубки в кормовой её части, рядом со штурманом. По мере окончания наблюдений и остальные садились рядом. Когда все закончили работать с секстаном, из-под крыши мостика появился Миша и облегчённо сказал:
– Фу-у, слава Богу, конец. А то я страшно устал останавливать и запускать этот . –
Раздался громкий хохот Командира и мычание (из уважения к старпому) штурмана, не поддержанные, однако, больше никем (хотя бы одна остановка секундомера перечёркивала всю проделанную работу).
– Это тебе конец, – тихо произнёс старпом, бросил за борт недокуренную сигарету и с мрачным лицом стал пробираться к мостику. Внезапно в нём проснулась его одесская молодость:
– Дайте же мне на него поглядеть! Дайте-таки стукнуть его так, чтобы ему было даже ещё больнее, чем мне сейчас! Дайте хотя бы бросить его за борт! –
Мы с Командиром смеялись над Мишей, а не над ситуацией, понимая, что момент времени для каждой высоты светила можно восстановить, построив график её изменения.
Когда старпом вплотную приблизился к Мише, Командир перестал смеяться:
– Старший помощник, Евгений Александрович, отставить! Отставить «стукнуть» и отставить «за борт». Мы попросим штурмана, и он для каждой высоты даст всем вам моменты времени. Ну а Мише придётся решить штурманскую норму – 50 астрономических задач за год. А Вы, старпом, будете лично это организовывать и контролировать в своё полное удовольствие. –
Старпом облегчённо проговорил, не скрывая торжества:
– Ну, Миша, скоро ты станешь лучшим астрономом в бригаде. Не сомневайся и готовься. Видишь вон там, справа 25о, ковш на небе? Сразу запоминай – это созвездие Большая медведица. Самая яркая звезда в ней Дубхе – дальний нижний угол. Если этот угол соединить с верхним дальним, мысленно продолжить линию на пять расстояний между ними, то придёшь к . Когда заблудишься в лесу до ночи, таким способом узнаешь, где север. А продолжив по дуге ручку ковша, получишь Арктур. Завтра мне на бумаге нарисуешь всё это, а также способы отыскания Поллукса, Сириуса, Капеллы, Бетельгейзе и Ригеля. Все вопросы к штурману.
Поняв, что затраченный труд не потерян безвозвратно, засмеялись все.
В следующем году Балтийский флот подвергся инспекции Министерства Обороны. Пришедшему на лодку проверяющему штурман в первую очередь показал две книги бланков астрономических задач, аккуратно заполненных командиром минно-торпедной боевой части. Убедившись, что это не «липа» и исполнено на полном серьёзе, инспектор сказал:
– Вот это да! Никогда бы не поверил, если сам бы в своих руках не подержал. –
И поставил лодке пятёрку, ничего больше не проверяя.
Флагшток и рындобулина
Прежде всего поясним, что флагшток, это стальная труба диаметром около 40 мм, устанавливаемая почти вертикально в корме корабля, на которой поднимается флаг при стоянке корабля у стенки или на якоре. Рындобулина, это короткая плетёная снасть с утолщением на конце, прикрепляемая к языку корабельного колокола (). С помощью этой снасти ударяют языком по телу рынды, вызывая звук. Звон колокола при наличии гудка и сирены – не дань средневековой традиции, а сигнал, подаваемый в тумане кораблём, стоящим на якоре.
Итак, у штурмана случилась маленькая неприятность – вышел из строя, или просто говоря, сломался эхолот. Эхолот НЭЛ-3, это прибор, генератор которого формирует короткий ультразвуковой импульс, излучаемый антенной в сторону дна моря. Отражённый от грунта сигнал улавливается антенной, усиливается и поступает на неоновую лампочку. Неонка находится на вращающемся диске, и угол её поворота пропорционален глубине моря под килем корабля. Вспышка лампочки показывает глубину на расположенной впереди диска круговой шкале.
Электронавигационные приборы того времени (1950-е годы) строились по принципу «навесного монтажа», при котором каждый резистор, конденсатор, катушка индуктивности монтировались на отдельных платах и соединялись между собой и с радиолампами проводами. Не было ещё ни макро-, ни микросхем, ни даже транзисторов. Для устранения неисправности нужно было с помощью тестера (вольтметра и амперметра в одной коробке) найти отказавший элемент и заменить его из комплекта запасных инструментов и принадлежностей (ЗИП). Работа была творческой и требовала хорошего знания техники и понимания электрических процессов, в ней происходящих.
Штурман и его штурманский электрик Валя Аверков были мастерами в этом деле и каждую неисправность встречали даже с некоторой радостью, как, например, боксёр видит грозного противника. Но в данном конкретном случае штурман сделал всё возможное, но оказался бессилен. Проклятая неонка давала не одну, а множество вспышек, и определить глубину было невозможно. А без эхолота немыслимо было продолжать плавание, да и документами запрещалось. Ясно было, что неисправен усилитель, но они с Валей заменили все до единой детали усилителя на новые из комплекта ЗИП, а треклятая продолжала давать всё тот же букет глубин вместо одной желанной.
Штурман сидел за своим столиком, тупо переводя взгляд с фейерверка вспышек на электрическую схему эхолота и обратно, не в силах ничего больше предпринять. Придётся докладывать Командиру и возвращаться в базу, не выполнив план похода. Позор!!!
В этот момент ему на плечо легла тёплая рука Командира:
– Что, штурман, совсем измаялся? Вижу, вторую ночь не спишь со своим эхолотом. Покажи, что случилось. –
Штурман от выраженного сочувствия чуть не всхлипнул:
– Усилитель практически новый собрали. Все сменные элементы заменили, и хоть бы что. Пятнадцать глубин показывает вместо одной. –
Командир заинтересовался, покрутил регулятор усиления:
– Дай-ка на схему посмотреть. Регулятор усиления на все вспышки влияет одинаково. Значит, неисправен входной контур. Говоришь, все сменные детали заменили. А вот эту катушку индуктивности? –
– Её не меняли, в ЗИПе нет, считается совершенно надёжной. –
– Значит, снимайте катушку и перематывайте. –
В процессе перемотки обмотки катушки входного котура на катушку из-под ниток, примерно в пятнадцатом слое тонкой проволоки, они обнаружили маленькое, с половинку макового зёрнышка, зелёное вкрапление – окись меди в проводе обмотки. Это был производственный брак. Во влажном воздухе первого отсека подводной лодки зёрнышко становилось всё больше, пока на втором году службы эхолота не разделило обмотку катушки на две части. Через усилитель начали проходить гармоники основной частоты, а на шкале глубины появились зловредные лишние вспышки.
Штурман лодки окончил с золотой медалью с барельефом И.В.Сталина, и знал всё, чему его учили целых четыре года весьма опытные педагоги. Но такого глубокого понимания нестандартных процессов ему не дали. Естественно, что при первом же удобном случае в кают-компании Командиру был задан вопрос, каким образом ему удалось так здорово освоить нюансы специальности. Он ответил, что, во-первых, во время войны их учили, по заповеди знаменитого русского флотоводца Степана Осиповича Макарова, тому, что надо на войне, и ничему другому. И, во-вторых, ему в бытность штурманом пришлось целый год самому, без штурманского электрика обслуживать электронавигационные приборы. Вот тогда-то он их и освоил досконально.
А вот куда делся его штурманский электрик – это целая занимательная история, и Командир рассказал её.
Вот его рассказ. Штурманским электриком на нашей «малютке» (малая подводная лодка VI серии послевоенной постройки) был Вася Пантелеев – умный и добросовестный парень и очень грамотный специалист, вроде нашего Вали Аверкова. Я был за ним в отношении электронавигационных приборов, как за высоким волноломом. Всё, что надо, он делал сам и вовремя. Его можно было и не контролировать. Однако после отпуска (тогда срочная служба во флоте длилась 5 лет и морякам полагался отпуск) парня как будто подменили. Рассеянным стал и неисполнительным.
Поэтому, когда пришло время менять поддерживающую жидкость в гирокомпасе, я решил провести эту сложную работу вместе с ним. Начали поздно вечером, когда на лодке не осталось никого, кроме вахты, чтобы не мешали. Сняли крышку следящей сферы, вынули и разместили на специальной треноге гиросферу, вычерпали старую поддерживающую жидкость, промыли внутреннюю поверхность следящей и гиросферу мягкой губкой, сначала детским мылом, а потом спиртом, и приготовили свежую поддерживающую жидкость. Через эту жидкость с контактов следящей сферы на контакты гиросферы подаются разные электрические токи, поэтому рецептура жидкости должна быть выдержана очень строго. Работали мы основательно, и все эти действия заняли несколько часов. Чтобы погрузить идеально чистую гиросферу в поддерживающую жидкость, нужно по инструкции протереть её ещё раз спиртом, дать высохнуть и поднять с треноги с помощью батистовых салфеток.
.
Хотя руки у меня были промыты спиртом так же хорошо, как и гиросфера, я решил действовать строго по инструкции и спрашиваю Васю, который всю ночь исправно помогал мне:
– Где батист? –
– В трюме. –
(Там было предусмотрено место для хозяйства штурманского электрика, и располагался измеритель скорости корабля – лаг, выдвижной штевень которого полагалось смазывать тавотом).
– Ты сходи за батистом, а я поднимусь на мостик перекурить. –
В летней прозрачной ночи не было слышно ни звука, казалось, вся тишина мироздания опустилась на Либаву. Я посмотрел на часы. До подъёма флага можно было успеть закончить работу, запустить гирокомпас и ещё пару часов поспать.
С таким благодушным настроением я спустился в центральный пост. И что же увидел? Гиросфера, вся вымазанная тавотом, плавает в поддерживающей жидкости, а этот безмозглый идиот, этот морёный дуб радостно улыбается мне навстречу и старательно вытирает руки !
Мои кулаки сами собой сжались и поднялись вверх, но эта проворная падла, прочитав в моих глазах своё ближайшее будущее, юркнула мне под левую руку, прыгнула на трап, и, как белка, взлетела вверх. Когда я поднялся вслед за ним на мостик, Васька уже пробегал мимо меня по пирсу. Я заорал во всю мочь:
– Тропарь тебе в ухо, дубина бестолковая! Чтобы тебе стихирём подавиться! На глаза мне попадёшься, собачий хвост – морду на ухо повешу! –
Вы знаете, что я не ругаюсь нецензурно, и вам не позволяю. Военная привычка. Командир нашей разведроты считал, что разведчика нельзя обижать ни словом, ни делом. Представьте себе, идут в поиске трое. Первый выбирает место, куда ступить, чтобы никакая хворостинка не треснула, и контролирует передний сектор в 90о, второй ступает след в след и наблюдает левый сектор от 45о до 135о, третий – то же по правому борту. Предельное сосредоточение внимания. И вдруг кто-нибудь окажется обидчивым, и на него кто-то грубо накричал. И вместо максимальной чуткости он тешит себя своей обидой. Не знаю, как в других ротах, а в нашей не держали обидчивых, ни на кого не кричали и не ругались. Вернее, употребляли вот эти слова «тропарь тебе в ухо», «стихирь в дурную башку», и другие из этого же словаря. Значения этих церковных терминов не знаю, но они точно ни для кого не обидные.
Но когда этот подлый Васька перескочил с пирса на берег и побежал к казармам, у меня закончился запас православных наименований, и над гаванью и военным городком понеслось: «Чтобы тебе...», «Чтобы тобой...», «Чтобы тебя...», и так далее, пока он не скрылся за углом казармы.
Говорят, я половину городка разбудил своими театральными выражениями.
В следующую ночь я сам заменил поддерживающую жидкость и привёл гирокомпас в порядок. Васька всё это время где-то скрывался, наверное, у друзей на другой лодке. На третий день, окончательно успокоившись, я приказал боцману доставить его ко мне на беседу.
.
И спрашиваю его:
– Василий, что с тобой случилось? Ты же специалист первого класса, лучший штурманский электрик на бригаде, тебя уговаривают остаться на сверхсрочную службу флагманским специалистом. Что произошло с тобой? –
У Василия глаза налились слезами:
– Простите меня, товарищ старший лейтенант! Но мне ничего нельзя больше поручать. У меня голова занята только одной мыслью, и ни о чём другом думать не могу. Поверьте, я не нарочно измазал гиросферу тавотом. У меня в дурной голове она как бы объединилась со штевнем лага. –
– Но какая тебе мысль покоя не даёт, Вася, расскажи, может быть, вместе найдём решение? –
– Беда со мной случилась в отпуске, товарищ старший лейтенант. –
– Влюбился, а девушка не ответила взаимностью? –
– Нет, нет, гораздо, гораздо хуже. –
И он рассказал свою историю, для него страшную, чуть ли не смертельно печальную, а для меня, понимающего, что весь этот мрак благополучно проходит, очень даже весёлую. Но хохотал я после его ухода, слушал без смеха и с глубоким сочувствием, чтобы ещё больше не обидеть парня.
Итак, приехал он в отпуск в родное , где все его знали, и он всех знал с детства, хотя прошло три года, бывшие девчушки расцвели и превратились в красавиц, а старшие ребята, вернувшиеся из армии, стали взрослыми мужчинами. Село было большое, с клубом, где крутили кино и по субботам и воскресеньям, а иногда и по просьбе трудящихся устраивали танцы. Организовали танцы и на следующий день в честь приезда Василия в отпуск.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
