Если учесть, что главнейшей задачей российской делегации в Давосе было создание благоприятного имиджа страны у потенциальных западных инвесторов, то выбор состава делегации и содержание сценариев будущего России вызывает даже не вопросы, а возмущение.
Первый негативный прогноз представлял экономист Олег Цивинский. И всё бы ничего, если бы он не был гражданином США, но, наверное, как следует из гражданства и фамилии, должен лучше всех знать Россию и ее будущее. Второй негативный прогноз докладывал пресловутый Алексей Кудрин, а третий — Сергей Гуриев, оказавшийся хоть и российским гражданином, хоть и по собственному утверждению осетином, но, прежде всего, «пресмыканцем», т.е. человеком, патологически пресмыкающимся перед Америкой в лице ее самых соединенных штатов. Если добавить, что в делегации был еще и Герман Греф и еще ряд не менее одиозных «патриотов», то можно смело утверждать, что Россия вообще была представлена стаей «пресмыканцев» с не сходящей с лица улыбкой типа «чего изволите-с…»
«Пресмыканцы» пресмыканцами, а в уме некоторым из них не откажешь хотя бы потому, что, благодаря им, на международном форуме впервые прозвучала мысль, которую я на все лады расписываю последние лет пять. Дело в том, что, если народ начнет жить хорошо сегодня, а завтра еще лучше, и, в конце концов, появится класс, способный перераспределять в свою пользу не менее 15% дохода страны, то у такого класса неминуемо возникнут экономические интересы и желание их защитить. Другими словами, если правящая «элита» России будет стремиться к тому, чтобы народ жил лучше, то обязательно вырастит богатыря, который заставит ее поделиться властью или вообще ее отдать. В силу численности и внутреннего своего устройства, такой класс будет патриотичен и будет всеми силами добиваться повышения качества жизни в стране. В его недрах возникнет идеология и политическая партия, способные изменить состояние российских дел. Поскольку самой очевидной предпосылкой для этого является устойчивое повышение доходов населения, то становится понятным, почему они не растут. Потому что таково системное свойство нынешней власти. Всякое повышение доходов — это неизбежное взращивание политического конкурента, и на это никто из правящей «элиты», находясь в здравом уме и трезвой памяти, не пойдет.
Чем мы за это платим? Прежде всего, недоразвитостью внутреннего рынка, а, следовательно, плохо формирующимся спросом и… недемократичностью развития. Дело в том, что один из современных либеральных мифов — это свобода выбора, как правило, ограниченная правом голоса, которым человек пользуется раз в четыре-пять лет, а на все остальное время он может это право засунуть туда, куда ему подскажет ненавязчивая фантазия. Так вот на самом деле, это не демократия, это суррогат демократии, тогда как настоящая демократия начинается тогда, когда человек в течение каждого дня способен многократно голосовать своим честно заработанным рублем. Но это возможно только тогда, когда этот рубль будет виден и слышен на фоне «белого шума», создаваемого миллиардами, присвоенными правящей «элитой». Либо Россия должна развиваться — технологически, научно, финансово, инфраструктурно — и породить, как следствие, новый политический класс, либо она обречена на стагнацию, и все разговоры об инновационном развитии страны — это банальное, как теперь говорят, «разводилово», имеющее своей целью как можно дольше сохранить нынешнюю правящую «элиту».
Далее следует еще один красивый миф про отсутствие в России благоприятного инвестиционного климата. И тут я не могу не вспомнить об одной даме, к которой по воле наших журналистов из газеты «Красная звезда» приклеилось так понравившееся ей прозвище «железная леди». Почему сегодня в нашей стране никто не хочет вспоминать сущность ее экономических реформ, получивших название тэтчеризма? Потому что это невыгодно, поскольку на фоне реформ Маргарет Тэтчер реформы нашего премьера — это детский лепет. Поясню свою мысль. Да, сначала Тэтчер снесло крышу и она заработала нелестное прозвище «Тэтчер Маргоша — молока отнимоша» (Thatcher — Milk Snatcher) за то, что в целях экономии государственных средств отменила выдачу бесплатной ежедневной кружки молока в школах. Но, нужно отдать ей должное, критика ее первых действий произвела на нее должное впечатление, и она сумела создать умнейшую команду, сумевшую, в итоге, преодолеть кризисные явления в английской экономике. У каждого экономического решения есть свой срок жизни, и удачные решения тогдашнего британского премьера не спасают страну сегодня, когда страна зарабатывает ровно столько, сколько ей необходимо для обслуживания внешнего долга, и ее счастье в том, что пока некому попросить Британию так, чтобы она захотела этот долг вернуть. Но вернемся к «железной леди», и я постараюсь вспомнить то, что британские экономические издания писали о ней в 1970-годы. Тогда возглавляемое ею британское правительство выкупало у собственников «лежавшие на боку» частные предприятия и за государственный счет проводило их санацию. Делалось это потому, что команда Маргарет Тэтчер была совершенно уверена, что ни один частный собственник не способен перевооружить и сделать рентабельным свое предприятие, особенно в таких фондоемких отраслях, как , например, черная металлургия. Государству же такие масштабы вполне по силам. После того как предприятие полностью перевооружалось и становилось конкурентоспособным, его вновь выставляли на торги и государство продавало его в частные руки с большой выгодой для себя. Таков был смысл приватизации, разработанной командой Тэтчер. Но сказать только это, значит не сказать ничего. Потому что обновленное модернизированное предприятие, прежде чем подвергаться приватизации, грамотно вписывалось в финансовый и правовой контекст и подкреплялось созданием соответствующей системы подготовки кадров.
Как Тэтчер рассматривала финансовый контекст? Прежде всего, экономика в целом рассматривалась как поле, на котором взаимодействуют отрасли промышленности группы А и группы Б. Для тех, кто этой азбучной истины не помнит, сообщаю, что группа А — это тяжелая промышленность, а группа Б — легкая. Они характеризуются разными циклами жизни. Если в группе отраслей легкой промышленности средний период замены основных фондов составляет четыре года, то в тяжелой промышленности цикл длится от 10 до 15 лет. С финансовой точки зрения это означает, что государство, один раз вложившись денежными средствами в тяжелую промышленность, может потом мотивировать банки на предоставление кредитов легкой промышленности, особенно тем ее предприятиям, которые достигли морального износа основных фондов. Таким образом, только пользуясь прибылью от тяжелой промышленности, без привлечения серьезных внешних инвестиций, банки способны кредитовать легкую промышленность и способствовать ее перевооружению. Часть прибыли, зарабатываемой легкой промышленностью, постоянно направляется в фонд развития тяжелой промышленности, и когда, скажем, через десять лет, наступает пора ее модернизации, у банков уже готовы средства, достаточные для выполнения этой задачи. Дальше повторяется все то же самое: тяжелая промышленность начинает возвращать средства банкам, банки направляют их на перевооружение легкой промышленности, которая, в свою очередь, благодаря несовпадению жизненных циклов, имеет возможность отчуждать часть средств в пользу тяжелой промышленности. Государство при этом играет роль умного регулятора. Такое правление называется интеллектуальным. Но поскольку даже смерть Тэтчер не заставила нашу «элиту» вспомнить об этом британском опыте сорокалетней давности, вы можете сами понять, как наша «элита» разговаривает с вами. На этом заканчивается миф об инвестиционном климате.
Участники давосского форума методом голосования пришли к выводу, что основными вызовом сегодняшней России является коррупция. В связи с этим вспоминается случай, когда в самом начале 1990-х в Ирландии была убита молодая женщина-судья, ведшая дело о коррупции и мафиозных схемах. Через несколько дней после убийства парламент проголосовал за отмену банковской тайны, после чего, как утверждают, организованная преступность покинула остров. Если бы у нас отсутствовала банковская тайна, то руководители одной налоговой инспекции не смогли бы «перегнать» «левые» деньги на свои счета за рубежом. Не состоялось бы преступление, в котором нашу страну обвиняет Браудер, Магнитский был бы, скорее всего, до сих пор жив, а американскому конгрессу пришлось бы чуть больше работать своими извилинами, готовя очередную пакость против России. Это не значит, что отмена банковской тайны искоренит коррупцию в нашей стране, но это означает, что у коррупции есть болевые точки, воздействуя на которые, ее можно если не уничтожить, то загнать в угол.
Мне показалось, что все-таки коррупция для России не так страшна, как действия нашего кабинета министров и его премьера. Создается такое впечатление, что правительство уверено в том, что все, им исполняемое, это и есть работа правительства, за которую можно раз в месяц ждать обещанного вознаграждения. Произошла столь сильная девальвация государственных должностей, что даже президент говорит: дайте министру хотя бы год поработать — он потом научится. Чему научится пресмыканец Дворкович? А пресмыканец Гуриев, который готов денно и нощно молиться на страну, обирающую его родину до нитки? А девочка-несмышленыш, назначенная директором Института Генплана Москвы, которая в первом интервью в новой должности обмолвилась: «У нас в Америке…»?
Вчера в сети «Фейсбук» кто-то задал вопрос: почему на Западе пенсии в 6-10 раз выше, чем у нас? Отвечаю: потому что мы с каждого рубля жертвуем в их пользу 30 копеек только потому, что треть нашей денежной массы зарабатывает звание «героя труда», сражаясь на полях других экономик. Почему? Потому, что и нашу «властную элиту», и наше правительство, и наш Центробанк, и наших видных экономистов и финансистов можно назвать как угодно, но нельзя назвать патриотами своей страны, не погрешив против истины,
28 апреля 2013 г.
1. "Богатырь" с дубиной нашей стране нужен. Хотя я не утверждаю, что это должно произойти через переформирование экономики. Мне кажется это просто невозможно.
2.Идеология. Она всегда была и есть и никуда она не денеться. Просто вот уже в течение более чем 20 лет её не хотят обнародовать. Они её обсуждают в Давосе или ещё где-либо, но народу её никогда не скажут.