Постоянное общение с командой, походы в подводном и надводном положении, атаки, дела по обеспечению работоспособности корабельного оборудования и просто беседы сдружили меня с матросами. Личный состав команды стал с большей симпатией относиться ко мне. Мы говорили на разных языках, но цель была единой — борьба за свободу и демократию против фашизма. Это нас объединяло. Трагедия, переживаемая испанским народом, стала и моей. Команда это почувствовала и способствовала созданию единого коллектива корабля.
В то время стремление организации анархистов в Испании к самостоятельности и их нежелание во всем подчиняться центральному правительству вносили серьезный разлад в обеспечение снабжения из Каталонии и ведение целенаправленной борьбы. К тому же родиной мирового анархизма была Барселона, находившаяся в Каталонии. Наша четверка, как я потом узнал, составляла боевую ячейку, которая была на каждом военном корабле и подчинялась анархистскому центру и штабу, находящимся в Хихоне. Их целью было подготовить восстание и захватить военные корабли, чтобы уйти во Францию с огромными запасами золота и ценностей.
Мы находились в боевом походе, когда поздно ночью ко мне явился взволнованный Паоло. Он подслушал разговоры анархистов о спрятанном на подводной лодке огнестрельном оружии, захвате корабля и аресте командира. Что было делать? Я решил вооружить верных людей и с глазу на глаз поговорить с анархистами. Они ничего не подозревали, так как всегда старались быть исполнительными и работали с большим усердием. В углу кают-компании, где мы собрались, стоял в решительной позе Паоло. Я подошел к ним поближе, спокойно и твердо заявил, что нам известны все их планы, а также известно, где спрятаны запасы оружия. Это известие и мое поведение их сильно встревожило. Я сообщил им, что если команда узнает об их террористических замыслах, то немедленно выбросит всех за борт. Моя уверенность так повлияла на молодых и ершистых ребят, что они стали подавленными, испуг появился на их лицах. Они сознались во всем, рассказали о планах хихонской организации анархистов, сообщили пароль и шифр. Принесли четыре автомата (ручных пулемета), револьверы, гранаты. С Паоло мы решили этот инцидент сохранить от команды в тайне. Наши анархисты после этого затихли и не вызывали больше каких-либо подозрений. Лодка продолжала нести боевую дозорную службу.
Из Сантандера
Обстановка на севере Испании усложнялась. Противник прорвал фронт и стремился захватить провинцию Астурия, где находился Сантандер. В порту из боевых кораблей были два эсминца («Хосе Луис Диес» и «Сискар») и три подводные лодки, в том числе и наша. Частые авиационные бомбежки, стрельба, толпа мечущихся людей на пирсе — все это создавало паническую атмосферу. Фашисты проявляли активность и нагло действовали у всех на глазах.
Фронт подходил к окраинам порта, Сантандер в конце концов оказался отрезанным и окруженным со стороны суши. Кольцо сжималось. Командующий Северным флотом дон Валентино Фуэнтес, словоохотливый и гостеприимный человек невысокого роста, худощавый, мало разбирался в политических делах республики. Его предшественник дон Наварро бежал во Францию, когда сражался не сдавшийся еще Бильбао. Он прихватил с собой большую часть государственного золота. Впопыхах он оставил у себя в каюте объемный чемодан с драгоценностями. Нового командующего спросили, что делать с этими кольцами, браслетами и другими украшениями. Тот ответил, что это личные вещи офицера и необходимо чемодан отправить по адресу во Францию. С трудом удалось уговорить дона Валентино не делать этого. Его политическая беспринципность и нерешительность много раз потом сказывались отрицательно.
В тот же день, когда порт был отрезан от суши, вечером командующий отдал приказ командирам кораблей ночью оставить Сантандер. Я узнал, что в окруженном городе находится наш русский генералитет, состоящий из десяти человек и руководивший обороной порта до последней минуты. Аэродрома в Сантандере не было, и можно было улететь на наших самолетах только из Хихона, куда мы и отправлялись. Связавшись с русскими, мы решили, что подводная лодка, вопреки приказу командующего, останется у пирса до 2 часов ночи.
Как назло, дон Валентино, не очень-то доверявший командирам-испанцам, решил уходить на нашей подводной лодке. Он надеялся на русского командира. Находясь в кают-компании, он настоятельно требовал срочного выхода. Я отнекивался, придумывая разные причины.
Вдруг в небе послышался нарастающий шум вражеских
Вскоре на берегу появились наши советники — десять русских и несколько республиканских военачальников. Я разместил всех на корабле. В числе десяти человек был полковник Р.Я.Малиновский. Впоследствии он был министром обороны СССР — с 1957 года до марта 1967 года. Я несколько раз приходил к нему на прием, и мы вспоминали испанские события. Среди вывезенных на подводной лодке из окруженного Сантандера была и советская переводчица, как я помню, мы называли ее Эллочкой. В дальнейшем она жила в Москве и работала в редакции журнала «Советская женщина».
При встрече участников войны в Испании она обратилась ко мне с возгласом: «Мой спаситель!»
Обстановка в испанском порту Сантандер была очень напряженной. Интенсивные атаки авиации, стрельба на берегу и единственная оставшаяся от республиканских сил подводная лодка с нами на борту.
Перед самым отходом из порта явился Паоло с представителем Центрального комитета коммунистической партии басков. Он просил спасти государственные ценности. Я обещал, но поскольку на подводной лодке нельзя было надеяться на весь личный состав, я решил загрузить свою каюту и поставить вооруженную охрану из верных матросов.
Драгоценности на 15 миллионов песет и документы привезли на грузовике и разместили в моей каюте, забив ее полностью.
Наконец мы снялись с якоря и вышли в море. Путь до Хихона — не менее суток. В момент выхода из порта мы внезапно увидели корабль с потушенными огнями. Это был вражеский эсминец «Веласко». Он устремился прямо на нас. Срочно погружаюсь и через некоторое время слышу неприятный ритмичный шум гребных винтов проходившего над нами корабля.
В ночь с 24 на 25 августа 1937 года мы благополучно прибыли в Хихон.
Прощай, Хихон
Прибыли мы в Хихон самыми последними. Все военные корабли северного республиканского флота и другие суда сосредоточились на весьма малой, открытой со всех сторон водной поверхности порта Муссель в Хихоне. Зенитной артиллерии на берегу не было, и все это создавало благоприятные условия противнику для обстрела порта с кораблей и, особенно, бомбардировки с воздуха.
В ночь с 25 на 26 августа 1937 года была одна из самых сильных бомбежек. Самолеты беспрепятственно уничтожали корабли и суда. Было потоплено три больших транспорта. Хорошо, что пассажиры успели сойти с них. Поврежден был эсминец «Хосе Луис Диес», а также многие вспомогательные суда. Все это делало бессмысленным пребывание в таком порту и требовало срочного выхода в море. На следующую ночь три подводные лодки покинули порт для выполнения наспех поставленных боевых заданий. Не успели мы дойти до позиции, как обнаружили, что у нас сломаны горизонтальные рули. Для подводной лодки это очень серьезно. Она теряет способность быть управляемой под водой.
Дали радиограмму в Хихон. Ответа нет. Опять дублируем. Хихон молчит. Запрашиваем главную базу — Картахену: «Лодка имеет поврежденные рули. Сообщите обстановку в Хихоне». Приходит ответ: «Вы обратились не по команде. Адресуйтесь к своему командующему». Неопределенность: куда идти, где ремонтироваться. Да еще этот безразличный ответ. В Хихоне беспокойно. Враги республики и «пятая колонна» открыто готовились к восстанию. Анархисты пытались захватить корабли и порт.
Болтаемся в море седьмые сутки. Пока все благополучно. Наконец, получаем из Хихона радиограмму отдана Валентино: «Приказываю не уходить с позиции без особых распоряжений». Ловим радиограммы с лодок С2 и С4 о разрешении им в связи с имеемыми неисправностями уйти во французские порты.
В памяти у меня сразу возникает последний день перед выходом в море. Командующий после интенсивных бомбардировок порта и штаба флота, находящихся в 20-25 километрах от него, был сильно взволнован и решил срочно собрать командиров и офицеров кораблей. Лучше не нашлось помещения, чем огромный зал одного из местных учреждений. Говорили о состоянии кораблей, о предстоящих задачах. Все, как потом стало известно, было передано врагу. Мне запомнилась неприятная обстановка и довольно наглые заявления отдельных командиров о том, что они надеются, что видят командующего в последний раз. Сам дон Валентино выглядел усталым и постаревшим. Его взгляд выражал некоторую растерянность и даже равнодушие. Но, как джентльмен, он оставался элегантным в общении и при завершении совещания и принятии решения о выходе всех кораблей в море, пожелал нам удачи в изысканной форме. Но сама атмосфера сборов и поведение командования не давали уверенности в дальнейших действиях наших кораблей.
Я вспомнил мимолетный разговор командира подводной лодки С4 с доном Валентино и тот взгляд, который я заметил при их расставании. А сейчас передо мной черные сверкающие глаза Паоло. Он, очевидно, вспоминает все то же самое и возмущен поведением командующего, его методами руководства и равнодушием к нашей борьбе. Мне с моим характером и эмоциями тяжело, как и ему. Только все это — внутри, все это — в моей душе и в данной напряженной обстановке не должно быть заметно.
Я спокойно обращаюсь к Паоло и стараюсь его убедить, что у нас на корабле вся команда готова бороться с врагами, положение и обстановка на берегу (в руководстве) скоро стабилизируется. Но такие мысли меня не успокаивали и не радовали. Потом эта ситуация действительно рассматривалась как пассивность в борьбе и нежелание командованием ведения активных действий.
Тогда, на корабле, мы были свидетелями бегства в создавшихся неблагоприятных военных условиях испанских командиров вместе с кораблями во Францию.
Интересен сам сценарий этого ухода.
Командир С4, чей наглый взгляд я видел в беседе с доном Валентино, радировал в Хихон: «Имею повреждения, прошу разрешить войти во французский порт». Дон Валентино дает ответ: «Именем закона категорически запрещаю!»
Вторая радиограмма с подводной лодки: «Имею серьезные повреждения, прошу разрешить войти во французский порт».
Ответ: «Именем закона категорически запрещаю!»
Последний запрос: «Не могу держаться, ухожу во Францию!»
И опять отрепетированный ответ: «Именем закона категорически запрещаю!»
На этом спектакль с участием командира С4 и командующего Северным флотом завершился.
Аналогичная сцена происходила и с командиром подводной лодки С2. Таким образом, две подводные лодки, вышедшие с нами в море из Хихона, ушли с поля боя во Францию. Нам, командирам из страны Советов, еще придется участвовать в их доставке через Гибралтар в Картахену.
Наша единственная в Кантабрике подводная республиканская лодка продолжала выполнять свое боевое задание. А на следующий день мы опять стали радиосвидетелями теперь уже ухода эсминца «Хосе Луис Диес» во Францию. После выхода двух эсминцев в море командир головного корабля «Сискар» обратил внимание на странное движение «Хосе Луис Диес». Запросил его: «Куда вы идете?» Последовал ответ: «Вижу противника, уклоняюсь».
Но командир ведущего корабля видел, что в море не было вражеских кораблей. Он радировал: «Именем закона приказываю вступить в кильватер!» Ответ был краток: «Не могу. Уклоняюсь».
Вот и третий пример того, какую тактику избрали республиканские командиры и каково было их отношение к проводимой в Испании борьбе с фашизмом.
Продолжение следует