— Биография человека не в списках, а в голове у вас должна быть. Женат? Кто родители? Чем занимался до флота? Склонности? Интересы? Читает ли? Любит ли музыку? Хороший командир в войну пристально присматривался к тому, кто завтра рука об руку с ним пойдет в бой: не струсит ли, не подастся ли вспять, не поднимет ли руки перед врагом? Подозрительность глупа, но бдительность не должна притупляться. Бывало, в войну командиров, не знавших своих бойцов, удивляло, когда трусом оказывался какой-нибудь рубаха-парень, горячее других ратовавший — «умрем, не сдадимся». У командира, который знает всех не по списку,—такого промаха никогда не случится. Ну, а как Лукина зовут? Иван? Только кажется? А матроса по имени-отчеству звать полагается. Холост, женат? Не интересовались? А хорошо ли с женой живет,, переписывается ли с родителями? Вы вот мне говорите: «классный специалист». А вы мне подайте его всего — со всеми достоинствами и недостатками. У вас, говорят, все хвалились: «Мы беспощадновцы». И вас это тешило. Эх вы, «отец-командир»! Отцом надо быть по призванию, а не по названию... Вот они драку у вас учинили, Борис Арефьевич. А что вы о драчунах знаете? Только то, что один, кажется, из Калининской области, другой — из Рязанской? А я — расскажу. Пищаева еще на заводе до службы за хулиганство три раза прорабатывал комсомол; Раков девушку с ребенком бросил в Рязани. Не знали? Очень жаль. Надо все знать о своих людях! Я у себя на тральщиках каждого до самого нутра, всю подноготную знал, что думает, чем живет. А вы своих знаете только с одной, я бы сказал, с производственной стороны. Хорош на посту — и вы довольны. Щедро отпуска раздаете — за это не осуждаю, поощрять народ надо, коли он того заслужил. Но коли заслужил, — подчеркнул Живцов. — А то, знаете, у нас в конце войны ордена стали раздавать больно щедро, они чуть было силу не потеряли. Да вовремя спохватились. Теперь орден — великая ценность. Отпуск — тоже немалая награда для флотского человека. А все ли полностью этой награды достойны? Допустим, что да. А как они этот отпуск используют? У меня один хороший парень, Минаев, попал в компанию стиляг. Связался с ними, стиляжья девчонка им завладела; не узнаю человека! Мало того, что жаргон принес на корабль, брюки ушил, бескозырку превратил черт знает во что, так еще червь наплевательства завелся в нем.
«Стиляга» — это не самоназвание; сами себя эти молодые люди либо никак не называли, либо именовались «штатниками» (то есть горячие поклонники Соединённых Штатов). -
Ему, видите ли, надоел Павка Корчагин, боевые традиции тоже приелись, эдакий стал разочарованный Чайльд-Гарольд. Немало с ним я повозился. Смотрите, чтобы такого и вам не пришлось испытать... Я ведь догадываюсь, почему вы безудержно своих поощряете. Или сами вы на грубияна наткнулись и немало от него натерпелись, или был у вас перед глазами подобный пример. Вот вы и кинулись в обратную крайность. Переборщили. А тут вас бывший комдив на прямое очковтирательство подталкивал. Ведь это Сухов вам рекомендовал обойтись без взысканий? Лучше списывать совсем с корабля провинившихся? Будьте, мол, патриотом своего корабля, Беспощадный? Так?
— Так...— вздохнул Беспощадный, все еще удивляясь: комдив как в воду глядит...
А удивляться-то было нечему. Просто Живцов обладал большим опытом.
Однажды новый комдив, сходя с корабля Беспощадного на пирс, услышал за спиной:
— Мы, беспощадновцы, вроде гвардия, а вы — лопухи! Живцов обернулся. На пирсе спорили два матроса.
— Матрос, называющий себя беспощадновцем, гвардией! Подойдите ко мне.
Матрос подошел и вытянулся. Собеседник его исчез.
— Фамилия? — спросил комдив.
— Банников.
— А ну-ка, пойдемте со мной.
— Рождение морской гвардии в СССР. В этот день гвардейскими стали крейсер «Красный Кавказ» (капитан 2 ранга А.М.Гущин); эсминец «Стойкий» (капитан-лейтенант Б.П.Левченко); минный заградитель «Марти» (капитан 1 ранга Н.И.Мещерский); тральщик Т-205 «Гафель» (старший лейтенант Е.Ф.Шкребтиенко); подводные лодки Д-3 (капитан-лейтенант М.А.Бибеев), М-171 (капитан-лейтенант В.Г.Стариков), М-174 (капитан-лейтенант Н.Е.Егоров), К-22 (капитан 2 ранга В.Н.Котельников).
Вошли в каюту.
Банников не понимал, видимо, почему его позвал комдив, и мучительно искал в памяти, в чем он мог провиниться. В недоумении стоял он у двери.
— Садитесь, Банников,— предложил Живцов.
Матрос сел на кончик стула и вопросительно смотрел на комдива, ждал, что тот скажет.
— Давно на корабле служите? — опросил комдив.
— Год.
— Стали тоже отличником, чтобы не уронить честь отличного экипажа, не так ли, Банников?
— Та-ак,— протянул матрос.
— Вы убеждены, что отличники приравнены к ?
— Да у нас, товарищ капитан третьего ранга, многие на корабле говорят: мы — вроде гвардия...
— Морская гвардия Балтийского флота завоевывала свое высокое звание кровью. Великими подвигами. Мы с вами — не гвардия. Вы — отличники. Это тоже почетное звание. Но навсегда ли? Если не будете совершенствовать свое мастерство, отстать можете. Отстанет один, другой, третий — и весь экипаж лишится высокого звания отличного. Поняли?
— Так точно, понял.
— Чем же тогда вы кичитесь? Почему полагаете, что матрос с соседнего корабля хуже вас? Сегодня, может быть, он еще не отличник, но если я не ошибаюсь, Кочкин, тот, что с вами поспорил,— классный специалист. А вы расхвастались: «гвардия, гвардия»! Мы стараемся выполнять свой долг так, как подобает отличникам. Только и всего. И до гвардии нам — ух как далеко! Эх, Банников, Банников! Хвастунов на флоте не любят. Я вас вовремя отозвал с пирса. Матросы зубасты, им палец в рот не клади...
— Да, выходит, товарищ капитан третьего ранга, сплоховал...
— Я ведь вас не отчитываю; хочу разъяснить, чтобы вы и товарищам объяснили... которые гвардией себя именуют. На насмешки нарвутся. Не знаю, как вы, а я — человек обидчивый.
— Я тоже, товарищ капитан третьего ранга.
— И еще одно звание придумали: «беспощадновцы». Похвальбой пахнет. Нехорошо.
Отпустив Банникова, Живцов пошел к Беспощадному:
— А почему бы вам, Борис Арефьевич, не последовать примеру Крамского, не создать вместе с комсомолом эдакий клуб — ну, там «беспокойных сердец» или «волнующих встреч»? Не пригласить с гвардейского дивизиона ветеранов, а? Пусть порасскажут о том, что такое гвардия. А то я сегодня такое услышал... И потом — у вас по всем кубрикам портреты отличников развешаны. Не приходит вам в голову, что получается это вроде иконописи, только венчиков не хватает, ходи и любуйся сам на себя: вот я какой уважаемый, вот мы какие отличники-беспощадновцы, к гвардейцам приравниваемся! Я бы портреты снял. У вас все отличники. Не самим же на себя им равняться! Я с Петром Ивановичем, кстати, советовался, замполит одобряет... А вы, я вижу, еще недопоняли, к чему я клоню... — продолжал Фрол Алексеевич, видя недоумевающий взгляд Беспощадного. — Мы просматривали с Петром Ивановичем резолюции собраний, выступления от имени экипажа вашего корабля во флотской печати. Везде одно и то же: «мы — отличники», «мы призываем», «мы поведем за собой...» Мне думается, что вы, Борис Арефьевич, портите хороших людей, забиваете им головы их исключительностью. А люди ваши, Борис Арефьевич, такие же, как все. Ничуть не лучше, чем на других кораблях.
4
В тот же вечер Живцов опять пришел на корабль Беспощадного — на комсомольское собрание. Рассказал комсомольцам о случае с Банниковым.
— Каждый гордится своим кораблем. Кораблем —да! Это похвально. Но собой любоваться? Хвастаться: «Ах, какой я исключительный»? Я тоже был хвастуном. Мне было тогда тринадцать-четырнадцать лет. Катер вывел из-под огня, привел в базу. Ох и хвастался я! Ходил задрав нос. Герой — близко не подходи! А вокруг меня настоящие герои о своих подвигах помалкивали. И понял я,— может быть, позже, чем следовало: каким же я фанфароном был! В тринадцать лет это еще простительно: человек-то не оперившийся. В двадцать — недопустимо! Ну скажите, вы-то чем хвастаетесь? «Мы — беспощадновцы».
Были «куниковцы» в войну, те на Малой земле держались, на клочке берега, под сумасшедшим огнем! А вы? Вы в бою побывали? Нет! Скажете, службу отлично несете? За это вас отличниками зовут. Но ведь вы успокоились. Расти перестали. Горячо советую взяться за ум. Никаких наименований себе не присваивать. Хвастовство из обихода исключить начисто... Для вашей же пользы советую!
Несколько трезвых голов подтвердили, что комдив прав. Но остались и недовольные.
— Все же мы, товарищ капитан третьего ранга, ни одной лодки не пропустили. Все задачи выполнили на «отлично»,— возразил обиженно Сапетов, «краса и гордость экипажа», как называл его Беспощадный.
— Честь вам и хвала. Учебных лодок не пропустили, — значит, и чужую, когда час придет, не пропустите. Но — не хвались, говорят, едучи на рать...
Уходя, Фрол почувствовал: зазнайство не сразу вытравишь. «Но все же я вас обломаю,— решил он. — И тебя «батя», «отец-командир». И твоих «беспощадновцев».
Своего заместителя со свойственной ему прямотой он спросил:
— Как же вы не замечали эти вывихи, Петр Иванович?
Замполит, глядя ему в глаза, ответил: ;
——. Замечал. И боролся. Я, Фрол Алексеевич, верю в людей и верю, что каждого можно исправить и образумить.
— Я тоже.
— Я несколько раз серьезно разговаривал с Суховым, обещал даже доложить в политотдел о наших с ним разногласиях и... все надеялся, что найду с ним общий язык. Надеялся и его образумить. Думал, что Сухов старался все же для пользы службы, а не для собственного благополучия. И вот в результате — попытка очковтирательства.
. Было, есть и будет? Долго?
В этом я виноват. Теперь знаете слабости своего заместителя. Решайте, можете ли работать с ним...
— Могу,—не замедлил ответить Фрол.
Он знал о том, что Петр Иванович настоящий моряк, начинал службу матросом, окончил училище, командовал небольшим кораблем. И, будучи политработником, во всей технике разбирается не хуже офицеров-специалистов. Ростислав недавно рассказывал Фролу, как Ураганов (тогда еще акустик совсем молодой) доложил, что нащупал лодку. Ростислав не поверил ему — в том районе не должно было быть никакой лодки. Но Ураганов продолжал докладывать, что лодку он слышит. Ростислав подозревал, что вместо лодки акустик засек косяк рыбы или еще что-нибудь — были же случаи, когда акустики нескольких кораблей принимали косяки рыбы за лодки. Им казалось; что море прямо-таки кишит подводными лодками. Но Ураганов упорствовал: эхо. Ростислав не знал, что Петр Иванович стоял рядом с акустиком и, проверяя, подбадривал: «Держи эхо». И действительно, эхо не было ложным. Каким-то образом участвовавшая в учениях лодка оказалась в районе, где быть ей не полагалось. «Я бы,— говорил Ростислав Фролу, — Петру Ивановичу без размышления доверил корабль».
Фрол слышал и от матросов, как уважают они замполита — в разговорах называли его не по званию и должности, а «Петром Ивановичем».
Да, таких, как Петр Иванович, и в войну любили матросы. В те годы стиралась грань между политработником и командиром, и политработник заменял в бою командира. Фрол в этом убедился на собственном опыте.
И теперь, чувствуя приязнь к своему заместителю, он сказал:
— Лучшего мне замполита не надо! Станем исправлять суховские ошибки. Я не говорю, что нам будет легко, Петр Иванович. Мы с вами не в театре и не в кино роли играем, а действуем в жизни. Это в плохих кинофильмах показывают: был председатель колхоза дурак, прогнали, пришел на его место умный, и все пошло как по маслу. С «беспощадновцами» еще повозиться придется. А Беспощадного от него самого спасать надо! Вы один с ним не справились, и мне одному его одолеть нелегко. А вот ежели всей партийной организацией дивизиона возьмемся — как вы думаете, Петр Иванович? Народ крепкий, даст Беспощадному жару...
Петр Иванович, слушая Фрола, вспоминал Сухова: тот предпочитал быть единоначальником в собственном понимании этого слова.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
