Однако вернёмся к главной теме повествования. Тут следует обратить внимание на одно несоответствие в биографии Г.И.Невельского. Дело в том, что в документах для поступления на учёбу его год рождения был указан не 1813, что соответствовало подлинному свидетельству о рождении, а 1814 год. Ошибочный год рождения впоследствии автоматически переносился во многие официальные материалы, и даже высечен на надгробии его могилы. Никаких объяснений появления досадной ошибки года рождения нигде не встречается. Однако можно предположить, что в документах для поступления на учёбу возраст Геннадия был уменьшен на год сознательно. И тому, по предположениям, могли быть веские причины.
Известно, что чем старше был кандидат в кадеты, тем большие к нему предъявлялись требования об образовании и состоянии здоровья. «Потому предупреждаются родители, родственники и попечители, дабы не затрудняли себя, особенно из мест отдалённых, представлением в Корпус тех поименованных выше недорослей, которые или неблагоприятные подают надежды в своем здоровье, или, судя по возрасту, не имеют полноты сведений, какия требуются помянутыми правилами, чтобы быть им принятым в комплект».
Уменьшение возраста, по мнению родственников, на один год должно было способствовать поступлению Геннадия в младшие классы, где обучение велось без больших строгостей, чем в старших классах. К тому же Геннадий не выглядел переростком, а даже наоборот, поскольку был маленького роста всего два аршина и три с четвертью вершка (около 157 см.). Родственники, видимо, также беспокоились по поводу того, как сложатся отношения в коллективе к более скромному подростку, воспитанному в глухой провинции, да ещё выглядевшему не изящно из-за своего конопатого лица по причине, перенесённой в детстве оспы. Не станет ли он объектом обидных насмешек и издевательств со стороны более старших, самоуверенных и задиристых соучеников.
Итак, при активном участии своего родного дяди Петра Тимофеевича Полозова Геннадий Невельской был определён в Морской корпус. Однако, как ни старались по разным причинам уменьшить возраст Геннадия при поступлении в корпус, он всё равно попал в первый возрастной разряд — самый старший, который находился в наиболее трудном положении, и на который распространялись все существовавшие повышенные требования.
8 апреля 1829 года директор корпуса вице-адмирал И. Ф. Крузенштерн подписал приказ о зачислении Г. И. Невельского кадетом третьей роты.
Иван Федорович Крузенштерн (1770-1846), первый русский кругосветный мореплаватель, был передовым морским деятелем. Его взгляды сказались и на деятельности возглавляемого им Морского кадетского корпуса, в котором преподавались предметы не только «до морского офицера относящиеся», но и широкий круг общеобразовательных дисциплин, к чтению которых привлекались видные ученые. Обучение проходило на двух уровнях: кадетском и гардемаринском. По инициативе адмирала Крузенштерна при Морском корпусе были созданы Офицерские классы, явившимися прообразом Военно-морской академии.
Сначала, на кадетском уровне, изучались общеобразовательные предметы: физика, геометрия, алгебра, тригонометрия, география, артиллерия. К ним также относились Закон Божий, русский и французский языки, история.
Затем, в гардемаринских классах, предпочтение отдавалось специальным дисциплинам: корабельной архитектуре, навигации, мореходной астрономии, хождению и кораблевождению под парусами, морской съемке или гидрографии, морской геодезии, фортификации, военно-судному праву. Регулярно преподавались французский и английский языки, причем последний был в постоянном обиходе, а первый больше предназначался для официальных приемов и светских разговоров.
Обязательными на обоих уровнях были фронтовые учения или шагистика, как в то время называли их кадеты, а в нынешней терминологии именуются строевыми занятиями.
Несмотря на то что Невельской не получил в детстве систематического образования и значительно проигрывал другим кадетам своей внешностью, но благодаря природной одарённости, Геннадий с первых же дней захватил лидерство в учёбе, показав себя более начитанным, более грамотным, чем его однокашники. Вместе с тем, следует сказать, что Невельскому труднее давалась шагистика и иностранные языки. Дисциплинарные строгости обучения в корпусе кадету Невельскому, воспитанному в более тяжелых домашних условиях и в значительной степени подготовленному к дисциплине рассказами родных и близких моряков, давались легче. С первых же дней и на протяжении всего обучения он числился в списке первых учеников. Не только по причине малого роста, а за свою начитанность, сообразительность и главное — любознательность, Геннадий получил прозвище «Архимед». В период всего срока обучения Невельской учился превосходно.
Без всякого сомнения, для молодого Невельского, детство которого прошло в духе патриархальных деревенских традиций, многообразная, разноликая, кипучая, яркая, шикарная и, порой, противоречивая столичная жизнь оказалась большим откровением, однако была поучительна, имела определённое воспитательное значение на расширение его мироощущения и, безусловно, не могла не оказать влияния в дальнейшем.
И на самом деле, в первой половине XIX века общественно-политическая обстановка в российском обществе, и прежде всего в Санкт-Петербурге, характеризовалась крайними её проявлениями. С одной стороны – подлинно народный героический патриотизм во славу России, которой по существу без поддержки других стран удалось мужественно выстоять и победить агрессивного злодея Наполеона в 1812 году и значительно укрепить свой авторитет в Европе. Вместе с тем, из-за отказа проведения демократических конституционных преобразований в среде передовых представителей российского общества назревало недовольство политикой царского самодержавия, которое проявилось в на Сенатской площади Петербурга. Ровно через полгода по решению Верховного суда 14 июля 1826 года пятерых, признанных организаторами восстания, казнили через повешение. Сотни были разжалованы, лишены прав, приговорены к каторжным работам и сосланы «во глубину Сибирских руд». Народ не простил новому императору Николаю Павловичу Романову жестокой расправы над восставшими гвардейцами.
Говоря о литературно-художественной, поэтической, театральной и вообще культурной жизни Петербурга того периода, то без преувеличения можно сказать, что это было время великого интеллектуального расцвета всего общества. Почти ежедневно публиковались стихи и поэмы гениального Александра Пушкина, других поэтов, например, Александра Грибоедова, Николая Языкова, Дениса Давыдова. Невероятный успех получили рассказы и повести о малороссийской жизни русского писателя Николая Гоголя. С огромным интересом особенно среди молодых интеллигентов декламировались и пересказывались нравоучительные и язвительные басни Ивана Крылова.
Это время характеризовалось расцветом русского музыкального искусства — стало появляться много русских самобытных музыкантов, композиторов, вокалистов, танцоров и балетмейстеров, особенного успеха достигла русская опера.
Недосягаемой славой среди всех истинных любителей театра пользовалась великолепная и непревзойдённая Авдотья Ильинична Истомина (1799-1848).
Как писал о ней один из первых историков русского театра Арапов: «Истомина была среднего роста, брюнетка, красивой наружности, очень стройна, имела черные огненные глаза, прикрываемые длинными ресницами, которые придавали особый характер ее физиономии, она имела большую силу в ногах, апломб на сцене и вместе с тем грацию, легкость, быстроту в движениях...»
Всем известны пушкинские строки, прославившие "русскую Терпсихору" ("Евгений Онегин". Глава 1):
«Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина. Она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола,
То стан совьет, то разовьет,
И быстрой ножкой ножку бьет».
Воспитанники Морского корпуса, будучи отпущенными, после классных занятий в городское увольнение, общались со своими родственниками, сверстниками, заводили дружеские знакомства, посещали литературные салоны, приёмы, званые ужины, балы, театры, были в курсе многих светских новостей столичной жизни, знакомились с новыми литературными произведения, засиживались в весёлых компаниях, обсуждая последние события.
Ясное дело, что для воспитанников Морского корпуса помимо учебных занятий огромнейшее познавательное и заинтересованное влияние оказывали события государственного масштаба, происходящие на флоте, что русские кругосветные плавания становились регулярными. Если первые морские путешествия проводились под флагом Российско-Американской компании, то в последующем, по мере надобности, такие вояжи некоторые корабли совершали под славным русским военно-морским Андреевским флагом.
Совсем недавними были плавания В. М. Головнина на шлюпах «Диана» и «Камчатка», его случайный арест англичанами у мыса Доброй Надежды, а затем беспричинное более чем двухлетнее пребывание в плену у злопамятных и мстительных японцев широко обсуждались флотской молодёжью, в том числе и среди воспитанников Морского корпуса. Головнин позднее написал "Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев в 1811, 1812, 1813 годах с приобщением замечаний его о Японском государстве и народе". СПб., 1816 год.
Николай Верюжский
Продолжение следует
"Что японцы умны и проницательны, сие доказывается всеми их поступками в отношении к иностранцам и во внутреннем правлении государства. Честность сего народа мы имели случай испытать много раз, равным образом уверились по опыту и в сострадательности их к несчастиям ближнего; гостеприимство их испытали и сами те католики, которые впоследствии столь исправно им отплатили за оное и даже вдобавок оклеветали их перед светом. Прием, сделанный ими в 1739 году нашим капитанам Шпанбергу и Валтону, заходившим в их гавани, лежащие на восточной стороне Нифона, свидетельствует о добром их расположении к иностранцам, которые приходят к ним с честными видами.
...
Мстительность также в прежние времена могла быть поставлена в число пороков, более свойственных японцам. В старину долг мщения за обиду переходил от деда к внуку и далее, пока не представлялся случай потомкам обиженного удовлетворить сей обязанности над потомками обидевшего; но ныне, по уверению японцев, бешеная эта страсть не так много действует над умами, и обиды скорее забываются; впрочем, сего необходимо требовала честь, по их понятиям о вещах: а где же нет своих дурачеств? За одно неосторожное, без умысла сказанное слово резаться или стреляться — есть также глупость или безумство.
...
В обхождении японцы всякого состояния чрезвычайно учтивы; вежливость, с каковой они обращаются между собой, показывает истинное просвещение сего народа. Во все время нашего заключения мы жили и беспрестанно находились с японцами, которые не были из лучшего состояния, но никогда не видали, чтоб они бранились или ссорились один с другим; мы часто слыхали их споры и видели иногда неудовольствия их друг на друга, но все оные происходили без сердца, тихо и с такой скромностью, какую и в благородных наших обществах не всегда можно найти".