В ожидании дальнейших событий
На причале появился индонезийский офицер с переводчиком. После беседы с ним обоих командиров получаем с Володей Колесниковым команду о переезде свободных от вахты на берег.
Собираем необходимый минимум пожитков и грузимся на небольшие, отдаленно напоминающие венецианские гондолы, суденышки, снабженные моторами, крытые тентами. Куда же везут? Оказывается, на расположенный прямо против гавани большой остров Мадура. Двадцатиминутное плавание на экзотических и мы уже в автобусах, везущих нас вглубь острова.
Размещают в доме отдыха — профилактории для подводников. Сейчас этот профилакторий свободен. Только вчера из него выехали наши коллеги — подводники, передававшие советские лодки и обучавшие индонезийские экипажи. Задержавшийся по какой-то причине один из них охотно делится с нами своими впечатлениями о стране, опытом обучения экипажей, условиями быта. Он тоже ничего не знает о задачах, стоящих перед нами. Утром улетает домой, в Союз, как здесь принято называть нашу Родину. Начинаем ему немного завидовать — это первые симптомы ностальгии.
Проходит два дня. Мы уже привыкли к некоторому комфорту. Кормят по общеевропейскому стандарту, вполне сносно, но уж больно однообразно. Утром — легкий завтрак: крошечные чашечки сока и кофе, тоненький ломтик белого хлеба с небольшим кубиком масла, чайная ложка джема. В обед три-четыре блюда, легкий ужин из второго блюда и стакана кофе перед сном. В рабочее время, на пирсе, в десять часов, кофе-тайм. В комнатах чисто. Обслуживающий персонал почтителен, вежлив, языкового барьера не ощущаешь — все предупредительны, понимают «с полужеста».
Распорядок дня интересный. В индонезийском флоте, как впрочем, и во всех учреждениях, офисах, магазинах, и т. п., рабочий день начинается в пять часов и заканчивается в тринадцать.
Связано это с жарой. После обеда на лодки едут только заступающие на вахту. Остальные — падают в койки. Такое впечатление, что спит до семнадцати часов вся страна. После ужина все оживают, развлекаются как могут. Наше существование облегчается еще и тем, что нас привозят на корабли к восьми часам, то есть к тому времени, к которому мы привыкли, а увозят, как положено, в тринадцать. Конечно, непривычно жить так далеко от кораблей, но это временно. Нам, по слухам, готовят береговые казармы на «материке».
Военный городок в Сурабае (слева - столовая). - Г.В.Таргонин. «Лесами древними покрытая, морями теплыми омытая...» - Военно-технический альманах «Тайфун» №1/2002.
Действительно, на третий день переселяют в достраивающийся комплекс береговых казарм. Поскольку он окружен проволочным заборам мы называем его «лагерем». От него до пирсов, где стоят лодки полчаса ходу, но нас возят на автобусах. Здесь вообще высокий уровень автомобилизации. За каждой индонезийской лодкой закреплен автобус для матросов и сержантов (тут так именуются старшины) и два наших «газика»: один лично для командира, другой, с полугрузовым кузовом, для всех офицеров. Специальные водители только на автобусах. На «газиках» или японских «джипах» офицеры ездят самостоятельно. Ключи от второго «газика» — у старпома. Если кому-то из офицеров нужно куда-нибудь поехать, или появилась необходимость привезти со склада необходимые запчасти, пожалуйста, получи ключи и поезжай. По-моему, это удобно. Хотели было хозяева закрепить и за нами такого рода автомобили, но командиры, конечно, испугались и отказались: во-первых, далеко не все офицеры умеют водить машины, да еще при левостороннем движении, а во-вторых, это же заграница! «Как бы чего не вышло»...
В индонезийском флоте служат по контрактам. После обеда свободные от вахты семейные матросы и сержанты разъезжаются по домам. Те, кто побогаче — на мотоциклах и мотороллерах (в основном нашего производства, привезли из Владивостока), те, кто победнее — на велосипедах. Велосипед в этой стране самый распространенный вид транспорта. Улицы кишат велосипедистами. И это при бешеных скоростях автомобилей (индонезийский водитель перестает себя уважать, если он едет со скоростью менее 90 км /час) и относительно узких улицах! Интересный народ. Если индонезиец идет пешком, он идет очень медленно: не хочет потеть на жаре. Но зато, если он садится за руль механического транспортного средства — держись! Впрочем, на велосипедах, по моим наблюдениям, ездят медленно, видимо им тоже жарковато.
Или вот вечно голодные, промышляющие чем угодно мальчишки. И на Мадуре, и в «лагере», несмотря на заборы, они систематически появляются перед нашими окнами. Утром, когда сон особенно сладок, просыпаешься от их криков: «Хрущев — банк! Макнамара — тида банк! Руски, руски — дай рубашка!»*
* «Банк» — хороший, хорошо. «Тида банк» - нехороший, плохо. Я заранее прошу у читателя прощения за возможные языковые искажения. Пишу, как слышал. Специально индонезийский язык не изучал.
с трибуны ООН клеймит капитализм.
Вот ведь хитрецы. Знают нашего премьера и знают министра обороны США. Знают о советско-американских отношениях. А один из пацанов вдруг снял с ноги какое-то подобие обуви и свою хвалебную оду Хрущеву сопроводил символическими ударами этой «обувки» по подоконнику. Они раньше нас узнали о знаменитой сцене в ООН, где Хрущев стучал снятым ботинком по трибуне. Как тут не бросить «политику» в окно старую рубашку?
Примерно через неделю в Сурабайю прибыли остальные четыре лодки, готовившиеся во Владивостоке. Все шесть лодок были сведены в Пятидесятую отдельную бригаду подводных лодок ВМФ. На плавбазе «Аяхта» прибыл командир бригады — бывший комбриг нашей бригады — контр-адмирал Анатолий Антонович Рулюк. Глубоко уважаемый мной человек, участник Великой Отечественной войны (был штурманом на лодке Героя Советского Союза М.В.Грешилова), ныне, к сожалению покойный. Прибыли офицеры штаба и политотдела. Начальником политотдела назначен капитан 2 ранга Каменев.
Все экипажи разместились в «лагере». Комбриг, который знал меня по службе в Приморье, назначил меня нештатным комендантом «лагеря».
Пришлось тут принимать у индонезийского коменданта — серсан-майора (по нашему — старшины первой статьи) помещения, койки, тумбочки и т. д. По советской привычке я пересчитал все имущество, вплоть до электролампочек и хотел было за него расписаться, но меня не поняли. Вообще свидетельствую: в Индонезии ни мне, ни моим коллегам-старпомам, ни одному нашему офицеру, не пришлось ни за что расписываться, принимать под отчет и т. д. Все было на доверии и уважении. Немудрено. В этой стране — культ военных и офицеров в особенности. Им доверяют безгранично. У нас бы так!
Переодели нас в индонезийскую форму, правда без знаков различия. Мы уже ничему не удивляемся. Стали похожи на кубинцев: на головах кепи, на талиях брезентовые пояса, рукава серых рубашек с накладными карманами короткие. Брюки у офицеров длинные, у матросов и старшин — короткие, выше колен. «Гражданку» надеваем на отдыхе, в воскресенье. Нас каждое воскресенье вывозят на природу: в горы, где более прохладно, чем везде, на морские и океанские пляжи, в зоны отдыха, где проводит время местная знать, с бассейнами, отделанными голубым кафелем, в парки и зоопарки. Словом, относятся к нашему отдыху серьезно. Скучать не дают. В город вначале ходили как положено за границей — группами. Затем привыкли, освоились, стали ходить по одному. Даже использовали в качестве транспортных средств , по здешнему «бичагов».
В казарме, где мы живем вчетвером — я, Володя Лепешинский, Володя Колесников, и Саша Соломенцев — занимаем просторную комнату: метров двадцать пять квадратных. Мне, как русскому коменданту, установили американский холодильник фирмы «Дженерал электрик». Серсан-майор подарил мне персональный вентилятор «Мицубиси». Здорово он меня выручал!
Этажом ниже живут офицеры нашей лодки. У них тоже просторная комната.
Спим на деревянных кроватях, снабженных марлевыми противомоскитными пологами. Дело в том, что с наступлением темноты в никогда не закрываемые окна залетают полчища комаров-москитов. Это сущее бедствие, без такой сетки не заснешь.
Во дворе, как и в большинстве местных дворов, растут бананы. Наелись мы их вдоволь. До сих пор отношусь к этому фрукту индифферентно.
Почти каждый вечер смотрим прямо во дворе кинофильмы. Это советские ленты, захваченные из Союза и взятые напрокат у заходящих в Сурабайю советских судов. Вначале смотрели было американские ковбойские боевики, но они быстро надоели. С удовольствием смотрим американские учебные фильмы. В отличие от наших, они игровые, с небольшими сюжетами. Запомнился мне, например, фильм об организации службы на авианосцах. Колоритный командир, которого к трапу подвозит красавица-жена на блестящем лимузине. Почему бы и нашей киностудии учебных фильмов не разбавлять их игровыми эпизодами? Ей-богу учеба от этого только бы выиграла. Сидим во время киносеансов в одних трусах: температура с 35-40' днем к вечеру снижается только до 20-25'. Индонезийцы же сидят в свитерах и даже кое-кто в зимних, привезенных из Владивостока, шапках!
Нас снабдили очень полезным документом. Что-то среднее между визитной карточкой и пропуском, с фотографией и надписью Perwira Rusia (Русский офицер - индонезийский). Действует этот документ безотказно. Например, подходим к кинотеатру.
Очень хочется посмотреть американский фильм «», но за билетами толпа народу. Обращаюсь за помощью к полицейскому. Показываю ему «визитку». Он вытягивается, отдает честь, берет деньги и через несколько минут билет у меня. Или торопимся в «лагерь». «Голосуем». Скрипнув тормозами, останавливается армейский джип, ехавший, кстати, в противоположную сторону. Опять же показываем свои документы. Водитель козыряет и приглашает в машину. Через некоторое время выходим из машины у входа в лагерь. Ни о какой плате за услуги нет и речи. Уважают нас не на словах, как это бывает у нас, а на деле.
Питаемся в береговой офицерской столовой с баром, где иногда, когда до получки чуть не дотягиваем, пьем пиво под запись в долговую книгу. С получки рассчитываемся. К приготовлению пищи привлекли своих лодочных коков. Меню стало разнообразней.
К слову о пище. Комбриг принял решение пополнить лодочные запасы продовольствия до полных норм. Доктора, ведающие продовольствием, попытались подать на местную береговую базу стандартные заявки. Отпустите мол столько-то сутодач. Не тут-то было. Никаких норм, а тем более в сутодачах в индонезийском флоте не существует. Командир корабля сам решает, чего и сколько ему нужно получить. Может заказать любые продукты, в любых количествах. За все заплатит военно-морской флот. Но нам же так нельзя! Мы же привыкли жить по нормам единым для всех. Словом, комбриг велел создать комиссию из старпомов и докторов и выработать нормы снабжения лодок продуктами, близкие к нашим, но исходя из местного ассортимента. Председателем, опять же, назначили меня. Заседали мы два дня. Наспорились до хрипоты, вопреки положению, что о вкусах не спорят. Выпили море пива и лимонада, но нормы-таки выработали. Запасы продовольствия были пополнены.
Сложнее обстояло дело с пополнением запасов пресной воды. Здешнюю воду без кипячения пить нельзя. Велика инфекционная опасность. Пришлось пресную воду здорово хлорировать.
Да и как не быть инфекционной опасности? Канализации, в нашем понимании, здесь нет. Нечистоты текут прямо по канавкам вдоль тротуаров. Это и есть «открытая» канализация. Расчет на то, что солнце все высушит и продезинфицирует. На окраине города, прямо на реке в многочисленных «джонках» живут люди. Они моются, чистят зубы и делают свои «дела» прямо в реке. Вонь в городе стоит постоянно. Мы к ней уже привыкли. Время от времени вспыхивают эпидемии. Не миновала «чаша сия» и нас.
Несколько матросов и старшин бригады заболели практически забытой у нас болезнью — брюшным тифом. Вначале всех их положили в местный военный госпиталь и очень ревниво отнеслись к попыткам наших лодочных врачей принять участие в лечении. Только после того, как один из больных, торпедист с нашей лодки старший матрос Михаил Кузнецов, умер, лодочные доктора начали борьбу с этой тяжелой болезнью и профилактику от нее. Болезнь победили. Людей спасли. Пепел Миши отправили его матери в русскую деревню.
Продолжаем чего-то ждать. Занимаемся базовой боевой подготовкой. Тренируемся в торпедных атаках прямо на лодках. На короткое время вставали в док. Чистили и красили подводные части корпусов. Обрастание в здешних водах и климате — страшное. Никакие наши противообрастающие краски не помогают. Здорово мешает жара в лодке. Перенимаем у индонезийцев форму доклада о результатах ежедневной проверки («проворачивания») механизмов. Вместо телефонных докладов из отсека в отсек я ввел «строевую» форму докладов, уменьшающую на несколько минут время пребывания экипажа в лодке и подтягивающую команду в строевом отношении. Суть дела в том, что сразу после приведения механизмов в исходное положение команда выстраивается на пирсе по боевым частям и с выполнением строевых приемов производятся доклады о результатах проворачивания по цепочке: от боевого поста до боевой части. Приняв от командиров боевых частей доклады, я, четко развернувшись, строевым шагом подхожу к командиру, докладываю ему состояние оружия и механизмов. Получаю указания, опять же четко возвращаюсь к строю, отдаю соответствующие приказания, после чего команда бегом направляется к автобусу. Мне кажется, что в нашем флоте такая форма докладов была бы полезна. К сожалению, попытка ее введения на Родине энтузиазма у соответствующих начальников не вызвала.
Советские офицеры-подводники (командир С-239 капитан 2 ранга Петр Александрович Протасов и командир С-292 капитан 2 ранга Григорий Валентинович Таргонин) с индонезийскими товарищами. - Г.В.Таргонин. «Лесами древними покрытая, морями теплыми омытая...» - Военно-технический альманах «Тайфун».
Продолжение следует
.jpg)
