Так что приходилось работать за двоих до тех пор, пока индонезийские экипажи не пройдут «Курса боевой подготовки подводных лодок», не организуют службу и подготовку корабля к плаванию.
Из Москвы мы получили благодарности Главкома ВМФ «За успешное выполнение особого правительственного задания». Командир лодки «С-292» Григорий Таргонин и комбриг А.А.Рулюк были награждены орденами Красного Знамени. Подозреваю, что остальные командиры не были удостоены орденов благодаря зоркому оку политотдела и бригадного «особиста». Каждый где-то, как-то «прокололся» на выпивке или нелояльных высказываниях. Например, один из командиров лодок имел неосторожность во всеуслышание заявить, что не стал бы топить судно с красным крестом на борту, несмотря ни на какие приказания. Это была ужасная крамола! Бедняге командиру чуть было не записали в аттестацию фразу об элементах неповиновения. А по некоторым данным, все-таки вписали и по возвращении назначили на береговую должность. Тешило мое самолюбие и то, что «Журнал боевых действий» пл «С-236», который я вел, штаб признал лучшим и учил на нем всех остальных командиров и старпомов. В общем, настроение перед убытием было хорошим.
Пережили мы и несколько неприятных суток во время Карибского кризиса. Индонезия заявила тогда о своем нейтралитете.
Нам объявили, что в случае конфликта между СССР и США экипажи советских лодок будут интернированы. Комбриг на собрании офицеров заявил, что интернироваться мы не будем, а будем с боем(?!!) прорываться во Владивосток. Честно говоря, я не очень четко представлял себе этот «прорыв». Почему-то начал вспоминать, как еще будучи командиром БЧ-2-3 (было такое сочетание — артиллерийско-минное) сдал кормовое орудие на артсклад в Севастополе, а носовую пушку — в Молотовске, ныне в Северодвинске. Чья-то «умная» оперативно-конструкторская голова посчитала, что артиллерия на лодках нецелесообразна. «Фантом» мол пушкой не собьешь. Оставалось с завистью смотреть на ранее переданные Индонезии лодки: по требованиям этой страны, на них нашими специалистами во Владивостоке были вновь установлены носовые универсальные артиллерийские автоматы. Кормовых-то пушек, наверное, уже и на флотских складах не было или индонезийцы старых чертежей не нашли... Придется, видимо, «Калашниковыми» да «Макаровыми» держать оборону, пока не пройдем узкий выходной канал до глубины, где сможем погрузиться, или дать полный ход дизелями. Я уже писал, что по этому фарватеру нужно было ползти до моря не один час. Такие вот крамольные мысли шевелились в моей (да только ли в моей) голове во время выступления уважаемого Анатолия Антоновича Рулюка на том собрании. Однако, как водится, все единодушно поддержали решение адмирала. Да и что мог предложить наш старый и мудрый вояка, штурманивший еще у Грешилова в Отечественную и получивший, наконец, выстраданные «беспросветные» погоны немногим более года назад? И как иначе в то время мы могли реагировать? Слава богу, обошлось. Хрущев с Кеннеди «замирились», и позора интернирования мы избежали. Карибский кризис миновал.
Кстати, даже в эти тревожные дни обучение индонезийских экипажей не прекращалось.
Трудно, правда, было сохранять спокойствие, когда на душе «кошки скребли». Все прекрасно понимали на краю какой пропасти оказался мир. Но и на этот раз победил разум. Жизнь продолжалась!
Из интересных событий того периода вспоминается такой эпизод. В индонезийских вооруженных силах, как я отмечал, поражало легкомысленное отношение к оружию. А тут еще было такое! Во время тренировок и парада в честь Дня ВМФ Индонезии проходящее мимо трибуны с начальством и гостями подразделение снимало винтовки с плеч и давало дружные залпы в воздух. Для нас это просто неслыханно! Я в свое время участвовал в четырнадцати парадах, из них половина — с винтовкой на плече. Каждый раз перед выходом на Дворцовую или Красную площади наши командиры тщательно проверяли у нас подсумки и залезали пальцами в патронники винтовок, дабы убедиться в отсутствии там патронов. Поэтому, на мой взгляд, стало возможным убийство Анвара Садата в Египте во время парада. Видимо, и там со стрельбой было свободно!
Прощай, Индонезия - здравствуй, Родина!
Наступил декабрь. На пришедший в Сурабайю спецрейсом теплоход «Владивосток» погрузились матросы, старшины и офицеры шести бывших советских лодок. В Индонезии еще оставались командиры лодок, командиры боевых частей и старшины команд. Они должны были довести местные экипажи до уровня выполнения остальных задач боевой подготовки и только после выполнения ими учебных торпедных стрельб тоже убыть домой. Мы с Володей Лепешинским прощаемся с командиром, с остающимися офицерами и старшинами. Некогда лихо звучавшая песенка «Мы идем по Сурабайе», переиначенная с известной «Мы идем по Уругваю», звучит на этот раз грустно. Всех нас ожидают новые корабли, новые назначения...
Прощай родная «С-236», получившая в Индонезийском флоте имя «Брамастра»! Прощай тропический климат, вонь и лихорадка. Нет больше дружной семьи — «поющего экипажа "С-236"»...Уходим, оставляя, как всегда, часть своей души там, где было столько пережито и передумано. Прощайте гостеприимные индонезийцы!
Впереди — десятисуточное плавание в качестве пассажиров по штормовым зимним морям, встреча там нового 1963 года, высадка в бесснежно-морозный Владивосток (а на нас только китайские плащи «Дружба» и шляпы), двухнедельное сидение в карантине и, наконец, возвращение в родную, а теперь чужую базу в заливе Владимира. Впрочем, поход был весьма поучителен. Недаром в личном деле появилась запись «Имеет опыт боевых действий в тропиках».
Тропики тропиками, а глаза на политику и на свою роль пешек в ней открылись у нас довольно широко. Думаю, что ощущение своей унизительной малозначительности в больших межгосударственных играх осталось у всех участников этой, слава богу, не начавшейся войны.
ТАК ОНИ И ТОНУТ
В отличие от героя фронтовой песни «Землянка», которому до смерти оставалось « четыре шага», подводникам до смерти иногда остаются считанные метры глубины...
Мне за семьдесят. Годы круто катятся «под горку». Вроде бы совсем недавно радовался получению своего последнего воинского звания — капитан 1 ранга, а вот уже все реже и реже надеваю флотскую тужурку даже в святой для каждого моряка день — последнее воскресенье июля.
Нет больше беспокойной, нелюбимой военной работы, не от кого получать и некому давать «ценные указания», жизнь течет относительно спокойно, если так можно считать в наше беспокойное время. Однако именно сейчас, когда недавно очень плотная завеса, надежно защищавшая от посторонних глаз такую сложно-болевую проблему, как аварийность подводных лодок, начинает потихоньку подниматься, захотелось поделиться со сменившим нас поколением подводников некоторыми мыслями, наблюдениями, выводами.
По моему глубокому убеждению, главная причина большинства аварий и аварийных происшествий, случающихся на подводных лодках — низкая организация службы, проще говоря, халатность в исполнении своих обязанностей членами экипажей. Нисколько не умаляю значение чисто технических, конструктивных причин, особенно связанных с недоработкой отдельных узлов механизмов подводных кораблей, однако, все-таки внимательное изучение аварийных ситуаций, непосредственным свидетелем которых пришлось быть, выделяет эту главную причину бед подводных кораблей.
Желание рассказать об одном из эпизодов своей службы, а значит и жизни, связанном с возможной гибелью подводной лодки, особенно усилилось после ряда публикаций, пытающихся пролить свет на тайну гибели однотипной с «моей» подводной лодки «К-129».
Буду рад если мой рассказ еще раз подтвердит читателю, особенно если этот читатель начинающий службу моряк, истину о крайней важности для безопасности плавания отработанности, сплаванности, дисциплинированности экипажа корабля, то есть всего того, что скрывается под казенным понятием «организация службы».
Неожиданная просьба
Промозглым вечером холодной осени 1965 года я, старший помощник командира дизельной ракетной по тогдашней классификации — крейсерской подводной лодки «К-126» одного из соединений Тихоокеанского флота, шел по коридору плавбазы подводных лодок «Нева», имея под мышкой приготовленный к утверждению командиром «Суточный план работ и занятий экипажа».
Лодка находилась в планово-предупредительном ремонте и у старпома работы хватало, как впрочем, хватает ее у этой рабочей лошадки любого корабля всегда.
Неожиданно передо мной возник мой коллега — старпом командира «систер шип» — однотипной соседней подводной лодки «К-139», находящейся в боевом дежурстве, то есть в одночасовой готовности к выходу в океан по боевой тревоге.
Юра Лазарев, так звали моего коллегу, являл собой вид крайне удрученный и растерянный. Он тут же на ходу, стал просить меня подменить его в качестве старпома дежурной подводной лодки дней на десять, поскольку ему срочно нужно слетать домой в Куйбышев из-за тяжелой болезни отца. Разрешение командира соединения получено, с моим командиром вопрос согласован и теперь нужно только мое согласие. С Юрой мы были приятелями, и я, конечно, согласился, тем более, что такая подмена ничем, на первый взгляд, особенно не обременяла. Я должен был только участвовать во всякого рода проверках готовности дежурного корабля, периодически проводящихся командованием и штабами соединения, объединения, флота и главным штабом ВМФ, продолжая одновременно работать на своей подводной лодке. Мне даже не запрещалось, в отличие от офицеров дежурной лодки, иногда увольняться не берег, т. е. уходить домой. Мы пожали друг другу руки, сходили на доклад к командиру соединения, и я оказался «един в двух лицах».
Камчатка. ПБ "Нева" и ПЛ 629 проекта.
Прошло несколько дней. По моим расчетам Юра должен был вот-вот вернуться, как вдруг...
Ничто не предвещало каких-либо тревог, даже не завывал ветер за окнами, и, следовательно, не было опасности быть вызванным на корабль для «отскакивания» от пирса на рейд. Особенностью бухты, в которой базировались подводные лодки нашего соединения, является зыбь при сильных ветрах определенных направлений, вызывающая обрывы корабельных швартовов. Допивая третий стакан чая в кругу семьи, я с интересом досматривал очередной детектив из телесериала о сыщиках и ворах и, как говорится, готовился отойти ко сну. Вдруг, как в известном с детства стихотворении, зазвонил телефон. В трубке кто-то, очевидно дежурный по соединению, прохрипел «петушиное слово», означающее срочный вызов на корабль. Наскоро попрощавшись с женой, я успокоил ее, напомнив о том, что проверки дежурной лодки дело обычное, и пообещав, что через пару часов я вернусь. Бегом скатился с сопки, на которой стоял мой дом, бегом взбежал по трапу на плавбазу и привычно прыгнул в верхний рубочный люк дежурной лодки.
Срочный выход
В центральном посту ярко горел свет, привычно помигивали многочисленные лампочки приборов, хлопали и лязгали замками переборочные двери второго и четвертого отсеков, экипаж занимал свои места на боевых постах. В нижнем рубочном люке периодически появлялись черные брюки и ботинки — это спешили занять свои места по боевому расписанию офицеры и мичманы. Они ловко, почти не касаясь перекладин трапа, скатывались вниз и исчезали в переборочных дверях. Командир БЧ-5 - механик, устроившись в углу отсека, колдовал над расчетом дифферентовки, дежурный офицер по кораблю принимал доклады отсеков о наличии личного состава — картина довольно обычная при объявлении боевой тревоги.
Приняв доклад дежурного о готовности отсеков к бою, я занял место у переговорного устройства и подал команду: «По местам стоять, подводную лодку экстренно к бою и походу приготовить!» «Отставить!»— вдруг услышал я за своей спиной голос командира лодки капитана 2 ранга Семена Холчанского. Оказывается, он минуту назад спустился в лодку, а я, к своему стыду, в суматохе этого не заметил. «Начинай обычное приготовление,— добавил он, — не торопись, дай тщательно осмотреть механизмы. Пусть механик как можно скрупулезнее рассчитает нагрузку и дифферентовку».
Пришлось переиграть предыдущую команду и начать обычное приготовление. Командир хмуро оглядел центральный пост, что-то сердито пробурчал себе под нос, шагнул во второй отсек и, как мне показалось, слишком громко задраил за собой переборочную дверь. Послышался треск с силой отодвигаемой двери командирской каюты. Ничего хорошего это не предвещало. Привыкнув, однако, за годы службы ничему не удивляться, по крайней мере, не показывать вида, я продолжал готовить корабль.
Через положенное время подводная лодка была готова к выходу в море. Я, было, направился во второй отсек с докладом командиру, но он сам вошел в центральный пост с тем же хмуро-озабоченным лицом, одетый по-походному — в канадку, сапоги и пилотку. Кивком головы командир пригласил меня с собой наверх.
Продолжение следует
