Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Разведывательные дроны

Как БПЛА-разведчики
повышают точность
ударных подразделений

Поиск на сайте

ПЕРВАЯ ПРАКТИКА. В.Н.Лавров. Часть 2.

ПЕРВАЯ ПРАКТИКА. В.Н.Лавров. Часть 2.

2 августа в 6.00 по трансляции прозвучало: «Команде вставать, койки вязать!». Быстро «связали» подвесные койки в аккуратные цилиндры высотой 1 м 15 см и поставили их в отведенные гнезда. Тщательнее чем обычно скатили и пролопатили верхнюю палубу. Проглотили завтрак и в 7.50 построились по обоим бортам на подъем Военно-морского флага. Сразу после подъема флага на корабль прибыл комендант Кронштадтской крепости вице-адмирал И.И.Байков. Он обошел строй и сказал короткую речь с пожеланием с честью пронести Военно-морской флаг Советского Союза по морям и океану.
Два рейдовых буксира нетерпеливо пыхтели у борта. Как только высокое начальство покинуло корабль, Началась съемка с якоря и швартовых. Курсанты в этих мероприятиях не участвовали, стояли в строю и с удовольствием наблюдали, как на стоящих в гавани боевых кораблях взлетают вверх и трепещут на ветру флажные сигналы с пожеланием: «Счастливого плавания!». Наш оркестр, построенный на юте, заиграл марш «Прощание славянки».
Перед нами открылась панорама Красногорского рейда. По бортам как бы проплывали легендарные форты Кронштадта. Вытащив нас на рейд, буксиры коротко свистнули и побежали в Купеческую гавань.




«Седов» отдал якорь и замер на зеркально гладкой поверхности воды. В этих идеальных условиях было проведено два учения. Первое – подъем по вантам до «Марса» и «Салинга» первого грота и спуск с противоположного борта. После распределения по мачтам и реям, инструктажа по мерам безопасности и раздачи страховочных поясов – второе учение, под руководством командиров мачт: подъем по вантам до своего рея, расхождение по пертам до своего места на рее и спуск в обратном порядке. Такие учения, но уже с установкой и уборкой парусов неоднократно повторялись на ходу. Погода этому благоприятствовала – был полный штиль. Шли, используя механический двигатель. Машина обеспечивала ход – 5 узлов.
Экипаж «Седова» и наши училищные преподаватели сделали все возможное, чтобы курсанты не чувствовали себя «экскурсантами». Несение вахты, различные занятия, приборки по корабельному распорядку не оставляли свободного времени, за исключением «адмиральского часа». Перерыв на обед и послеобеденный отдых – святое дело, но если не стоишь на вахте (парусной, сигнальной, рулевой). Занятия были самые разнообразные: по изучению вооружения судна (рангоута, стоячего и бегучего такелажа и парусов); по морской практике (изучение шлюпки, такелажного дела, организации покрасочных работ и т.д.). Эти занятия проводились под руководством командиров мачт и главного боцмана мичмана Калинина.




Курсант Лавров принимает семафор, передаваемый товарищем с полубака. «Седов». 1955 г.

Училищные преподаватели руководили ведением навигационной прокладки, занятиями по астрономии (днем и ночью), занятиями по гидрометеорологии и т.п. Для ведения навигационной прокладки на люках устанавливались оригинальные штурманские столы в виде раскрытых чемоданов. Внутри раскладывалась навигационная карта и навигационный журнал. Данные для прокладки курсанты добывали сами (курс у рулевых, отсчеты лага на юте, пеленги с репитеров, установленных в разных местах корабля). Сразу было объявлено, что для получения зачетов в конце практики надо будет представить 100 решенных задач по определению места корабля по солнцу и звездам.



Парусная вахта ставит фор-бом-брамсель. Фото август 1955 г.

Балтийское море прошли без замечаний, часть пути – под парусами. При хорошей погоде и умеренном ветре курсанты получили первичные навыки в работе с парусами, как на палубе, так и непосредственно на реях.



Курсанты убирают нижний и верхний брамсель второго грота. Фото сентябрь 1955 г.

Подошли к Датским проливам. Убрали паруса. В узких и запутанных фарватерах проливной зоны при интенсивном встречном движении затруднено управление судном. Прошли проливы Зунд и Каттегат. Датские паромы пересекают проливы, никому не уступая дороги, но при этом не забывают приветствовать наш Военно-морской флаг.



Датское судно приветствует УПС «Седов», приспуская свой флаг. Фото август 1955 г. Проливная зона.

В проливе Скагеррак ветер – как в трубе. Маяк на мысе Скаген шлет свои сигналы, предупреждая об опасности. «Седов» держится ближе к норвежскому берегу. Вышли в Северное море. Курс прокладывается так, чтобы подойти к берегам Великобритании в районе приметного мыса Флемборо-Хет. Все это время на мостике рядом с вахтенным офицером была видна высокая сухощавая фигура командира корабля капитана 2 ранга П.С.Митрофанова.
Трое суток потребовалось, чтобы пройти Северное море. Шли под парусами. На траверзе Дувра с заходом солнца ветер совсем стих. Было принято решение убрать паруса. Сыграли аврал – курсанты побежали по вантам, торопясь свернуть и закрепить паруса на реях до наступления полной темноты. Я был расписан на втором гроте. Не успев добежать до бом-брам-рея, остановился пораженный: солнце, которое зашло минут 15 назад, снова появилось над горизонтом, и его полный яркий диск освещал ослепительно белые отвесные меловые скалы Дувра, на вершине которых зловеще чернел древний замок. Позднее я где-то прочитал, что в интерьерах этого замка гениальный Шекспир поместил своих героев одного из своих произведений. А тогда я просто замер, не слыша не совсем дипломатичных выражений тех, кто стоял на вантах ниже меня. Все объяснялось просто: увеличилась «высота глаза наблюдателя», следовательно, увеличилась дальность видимости горизонта. В эти сутки я дважды наблюдал заход солнца.
Убрав паруса, шли под двигателями, но скорость была более пяти узлов. Помогало сильное отливное течение в Английском канале. Убедились в этом с подсказки преподавателя, который посоветовал рассчитать истинную скорость и поправку лага по обсервациям (определение места корабля по пеленгаторам). Траверз мыса Лизард, крайней юго-западной точки Англии, прошли в полной темноте, пеленгуя вспышки маяка. Восход солнца встретили уже в Атлантическом океане. Курс – в Бискайский залив.




Свинка в загоне, устроенном на шкафуте

В Бискайском заливе, славившемся своими штормами, нас встречает самое худшее, что можно придумать для парусного судна, – это полный штиль и крупная мертвая зыбь, накатывающаяся с океана. По зеркально гладкой поверхности как бы вспухающего океана судно поднимается на высоту пятиэтажного дома. А затем скользит в пропасть, которая образуется между двумя гигантскими валами. Изматывающая душу болтанка выворачивает все внутренности. Заблеваны гальюны, шпигаты, палуба. Страдают не только люди. Но и свиньи. На них больно смотреть. Когда судно, заваливаясь на борт, скользит к подошве волны, хрюшки, упав на коленки, тоже скользят по заблеванному загону, сбиваются в кучу у борта и орут «нечеловеческим голосом». Холодок страха забирается в душу, когда осознаешь, какие нагрузки испытывает судно. В вахтенном журнале зафиксирован максимальный крен – 400. Но ведь и при меньших значениях крена можно себе представить амплитуду размаха мачт 50-метровой высоты и возникающие при этом силы инерции. В таких условиях можно легко потерять стеньги и верхние реи.
К счастью, мы не остались без хода. Наш, хоть и маломощный, двигатель своей безотказной работой обеспечил управляемость судна. А опыт людей, управляющих кораблем, и, прежде всего, командира капитана 2 ранга Митрофанова, позволил выбрать оптимальный курс, чтобы избежать попадания в гибельный режим резонансной качки. Сколько по времени это продолжалось, память не сохранила. Но точно помню, что поспать в эти сутки не удалось никому: из подвесных коек просто выбрасывало, а о том, чтобы примоститься на рундуке, и говорить не приходилось.
Наконец, зыбь начала стихать. Подул ветер от зюйд-веста и принес туман, стелящийся над водой. Однако в разрывах полосы тумана удалось увидеть маяк Финистерре, установленный на обрывистых скалах мыса с тем же названием. Вышли из Бискайского залива вполне оморяченные.
Ночью на траверзе мыса Сан-Винсент, юго-западной оконечности Пиренейского полуострова, налетел шквал с хорошим проливным дождем. Затем установился уверенный норд-ост – именно то, что требовалось для выполнения программы похода. Подгоняемый этим благоприятным ветром «Седов», имея ход 7-8 узлов, под парусами вошел в полосу субтропиков. День – ослепительно солнечный, небосвод – ярко голубого цвета, и ни одного облачка! В прозрачной бирюзовой воде за бортом просматриваются гигантские медузы. Из воды вылетают непонятные существа и, перелетев поперек палубы, плюхаются в воду с другого борта. Те, которым не повезло, втыкаются в паруса или рангоут и падают на палубу. И тут мы понимаем – это летающие рыбки! Все это воспринимается как награда за испытания, выдержанные нами в Бискайском заливе.
А вечером – еще одна награда: музыкальный концерт-лекция. Лекцию, посвященную творчеству Н.А.Римского-Корсакова, читал начальник нашего училища контр-адмирал К.А.Безпальчев, а оркестр под управлением военного дирижера подполковника Докшицера «иллюстрировал» лекцию исполнением отрывков из произведений великого композитора. Представьте себе теплую южную ночь на широте Гибралтара или чуть южнее. Опрокинутый купол неба, словно из черного бархата, усеян яркими крупными звездами. И тишина (идем под парусами), только легкое журчание вдоль борта. Да светящийся планктон в кильватерной струе. Все свободные от вахты собрались на юте. Расположились на люках, на разножках и просто на прогретой солнцем палубе. Лица музыкантов слабо освещены лампочками на пюпитрах. Такая же маленькая лампочка освещает трибунку адмирала.




Контр-адмирал Безпальчев К.А. Композитор Римский-Корсаков Н.А.

Спокойным глуховатым голосом он знакомит нас с биографией Николая Андреевича, выделяя период, когда он после окончания Морского корпуса совершил кругосветное плавание на клипере «Алмаз». Пауза… и вдруг зазвучала музыка! Что мы, дети войны, знали о классической музыке? В эвакуации музыкой считались разухабистая гармонь да частушки с матерком. Когда из черной тарелки репродуктора звучало что-то другое, я говорил маме: «Выключи эту симфонь». А тут, в бескрайнем море, полилась музыка, которая сразу взяла за душу. Смолк оркестр. Снова зазвучал голос адмирала: «Вы прослушали отрывок из сюиты “Море”, написанной композитором в период кругосветного плавания». Далее звучали отрывки из опер «Садко», «Сказка о царе Салтане» и других произведений. Меня поразило, как композитор смог оркестровыми красками изобразить море. После концерта не мог уснуть: что-то большое и светлое вошло в мою жизнь. В 4.00 заступил на вахту.
После этого концерта в тех случаях, когда ощущал потрясающую красоту океана, страшно переживал свою бездарность. «Ну почему всю эту прелесть, которую вижу, я не могу передать, донести до других в музыке, стихах, отобразить в картине?» – думал я.
Однако известно, что жизнь – как тельняшка моряка: полоска белая, полоска черная. За какую-то провинность я обратил на себя неблагосклонное внимание боцмана Калинина и схлопотал наряд вне очереди – на хлебопекарню. Такая же «кара» была уготована и Арно Паркелю. К назначенному часу мы пришли на пекарню и представились главному пекарю – на полтора-два года старше нас по возрасту и старшему матросу по званию. Пришли в форме, объявленной по кораблю: босиком, в брюках от рабочего платья и с белым чехлом от бескозырки на голове. На палубе была жара 35-36 градусов, в пекарне, видимо, за 40, хотя электрические печи еще не были включены.
Проинструктировав нас по технике безопасности, пекарь велел раздеться до трусов, то есть снять брюки, и показал «фронт работ». В продолговатом ящике подходило тесто для выпечки черного хлеба, а в двух дежах – для белого. Задача: замесить тесто для черного и белого хлеба, разложить по формам и поставить в печи, по его команде вытащить формы и сложить хлеб на стеллажи. Мы бодро приступили к работе и довольно быстро справились с замесом черного хлеба, периодически вытирая лицо белыми чехлами, стараясь, чтобы пот не попадал в тесто. Затем начали месить белое тесто. Паркель был посильнее меня, сопел, но справлялся. Я же, погрузил по локоть одну руку, а затем и вторую, не мог их вытащить и согбенно застыл над дежой. Пекарь принес ведро воды, помог мне «вытащиться» из теста, велел смочить руки по локоть и месить тесто до тех пор, пока оно не будет прилипать к рукам. Я продолжал месить тесто, весь мокрый от пота, который стекал прямо в дежу. Искры сыпались из глаз. Руки онемели, болела поясница, а тесто все прилипало и прилипало. К тому же были включены электропечи, и температура в пекарне поднялась выше 50 градусов. Наконец, пекарь прекратил эту пытку. Велел обмыть пот в ведре с водой. Еще раз попробовав рукой белое пышное тесто, сказал, что оно густовато, и вылил в тесто ведро воды, в котором мы только что обмывались. Не разрешив нам перекурить, велел раскладывать тесто в формы, а сам, надев брезентовые рукавицы, ловко забрасывал эти формы в раскаленный зев печи. Мы с Паркелем, пошатываясь, выбрались на палубу. Всходило солнце. Океан был спокоен и величествен.
К подъему хлеб был готов и извлечен из печи. Уложенный на лотки в хлеборезке, он источал непередаваемо вкусный аромат. Перед завтраком за ним выстроились в очередь бачковые. Я же недели две не мог есть белый хлеб. Потом все забылось, кроме заповеди: тесто нужно месить до тех пор, пока оно не перестанет прилипать к рукам.




Стайка дельфинов. Фото август 1955 г. Атлантический океан

В конце августа «Седов» приближается к острову Мадейра. Стайка дельфинов долго сопровождает нас по правому борту. Вдали наблюдаются живописные горы, просматриваются величественные ущелья, угадываются горные потоки, срывающиеся с отвесных скал в океан. Пик Рунво (высота 1845 м) теряется в облаках.



Остров Мадейра. Фото август 1955 г. Атлантика

Тепло, поначалу приятное, переходит в жару, далее – в изнуряющую жару. Форма одежды – голый торс, босиком и белые чехлы на голове.



На полубаке «Седова» курсанты: Бондаренко, Соколов, Лавров. Вдали – скалистые берега острова Мадейра. Фото 09.08.1955 г. Атлантический океан

Продолжение следует


Главное за неделю