Но вернёмся к осени 1942 года, когда третий эшелон нашей бригады охватил боевым воздействием всю протяжённость коммуникаций противника на Балтике. Никогда ещё с начала войны не находилось в море столько советских подлодок, как в эту пору.
Хочется остановиться на походе С-12, направленной, как уже говорилось, в восточную часть Балтики, где заканчивались маршруты конвоев, доставлявших из Германии снабжение группе армий «Север».
Новая лодка имела необстрелянный ещё («непробомблённый», как говорили иногда подводники) экипаж, которому недоставало и сплаванности. Но на С-12 заблаговременно перевели группу краснофлотцев и старшин, побывавших в боевых походах, — это всегда помогало новичкам подводной войны быстрее на ней освоиться. Решено было также, что в этот поход пойдут штурман 1-го дивизиона капитан-лейтенант А.А.Ильин и в качестве добавочного вахтенного командира находившийся в распоряжении комбрига капитан-лейтенант Л.А.Лошкарёв, в недавнем прошлом гражданский капитан дальнего плавания.
А так как у инженер-механика С-12 обнаружили туберкулёз (он скрывал болезнь, и за блокадную зиму она обострилась), командир бригады попросил (именно попросил) заменить его на этот поход инженер-капитан-лейтенанта Виктора Емельяновича Коржа. Корж числился дублёром дивизионного механика и не первый раз использовался для таких непредвиденных замен. Командир С-12 получал инженер-механика, уже проявившего себя наилучшим образом в боевой обстановке.
Командир подводной лодки С-12 Василий Андрианович Тураев
Сам командир капитан-лейтенант В.А.Тураев по убеждению комдива Е.Г.Юнакова (с чем был согласен и наш штаб) в обеспечивающем на свой первый боевой поход не нуждался. Как и Грищенко, он имел академическое образование, а командовать подлодкой начал на Чёрном море ещё до академии. Серьёзный и немногословный, любитель тихо посидеть за шахматной партией в кают-компании, Василий Андрианович Тураев принадлежал к людям, которые постоянно учатся. Готовясь к боевому походу, он углублённо изучал опыт других командиров, особенно тех, кто побывал в назначенном ему районе.
Выход в открытое море дался лодке нелегко. На несколько суток затянулось форсирование Финского залива. Сперва С-12 была атакована противолодочным самолётом. Повреждения, полученные при разрывах бомб, коснулись и одной из групп аккумуляторной батареи, где позже, при новом всплытии, произошло замыкание и возник пожар, с которым подводники боролись целый час. Что означало бы появление в это время противника, нетрудно представить.
А на дальнейшем пути к устью залива С-12 наткнулась на сеть. Не там, где это произошло с Д-2, а западнее. Лодка выпуталась из неё довольно быстро. Здесь сеть была иная и имела, по-видимому, сигнальное назначение: экипаж услышал за бортом несильные взрывы, должно быть, не бомб, а специальных патронов. Вскоре, как и следовало ожидать, гидроакустик уловил шумы приближающихся катеров. Над лодкой, не успевшей удалиться от сети, но находившейся на большой глубине, разорвалось свыше трёх десятков бомб.
К прежним повреждениям прибавились новые. Пришлось бороться с поступлением воды в центральный пост через разгерметизировавшийся привод одного из кингстонов. А наверху лодку караулили катера. К счастью, поднялся шторм, заставивший их в конце концов уйти. Не исключено, что вражеские катерники, не слыша никаких звуков с лодки, посчитали её потопленной.
Ремонт в море, больший или меньший по объёму и сложности, стал обычным делом в боевых походах подводников. Появились и «излюбленные» места для ремонта в различных районах моря. Например, подлодки, действовавшие в Данцигской бухте или западнее, шли ремонтироваться к банке Штольпе (на современных картах — банка Лавица-Слупска). Её обходили стороной корабли противника, опасаясь сесть на камни, и потому там можно было «постучать», не очень опасаясь, что лодку обнаружат. Серьёзный ремонт всегда связан с шумом, далеко разносящимся по морю. Но в Финском заливе таких «укромных мест» не было. И всё же экипажу С-12 пришлось ещё в заливе устранять последствия бомбёжек и пожара в аккумуляторной яме.
Добавлю, что проникшая в лодку забортная вода подмочила её баталерку с запасом продовольствия. Подсолились крупы, погибла большая часть сахара...
Только через восемь дней после выхода из Кронштадта Т ураев донёс, что находится в назначенном ему районе, включающем подходы к Мемелю, Либаве, Виндаве.
Здесь происходило довольно интенсивное движение судов, но конвои жались к берегу, почти не выходя за изобату десятиметровых глубин, где в подводном положении не поманеврируешь. При этом фарватеры и подступы к портам охранялись противолодочными кораблями. Не раз Тураев, начав атаку, бывал вынужден её прекращать: поразить цель оказывалось невозможно.
Неудачи преследовали лодку долго. Были потом и атаки, доведённые до команды «Пли!», но торпеда, выпущенная, казалось, точно, не давала взрыва, может быть, проходила под килем мелкосидящей цели. В одном случае командир С-12 решил догнать транспорт в надводном положении, потопить его артиллерией. Однако и это сорвалось: снаряды, находившиеся в кранцах у орудия, отсырели, а подать из боевого погреба другие не успели.
Командир лодки и политработник корабля старший политрук Ф.А.Пономарёв (он ушёл в поход военкомом, а возвратился замполитом: в октябре 1942 года институт военных комиссаров был упразднён) старались, чтобы затяжное невезение не подорвало у экипажа, ещё не имевшего боевых успехов, веру в своё оружие. Им помогали участвовавшие в походе бывалые командиры-подводники, которые знали много поучительного из боевого опыта бригады. Пономарёв отмечал потом, что в отсеках с большим интересом слушали живые рассказы инженер-капитан-лейтенанта В.Е.Коржа о том, как неудачи преследовали в море и другие экипажи, а дальнейшее зависело прежде всего от того, насколько сохранят моряки уверенность в своих силах, боевой настрой.
Новаторские атаки Тураева
Между тем обстановка в районе становилась всё более неблагоприятной. Подлодку неоднократно обнаруживали, и это насторожило гитлеровцев, что влекло за собой повышение активности противолодочных сил.
Но упорство командира С-12 в поиске противника, его умение поддержать в экипаже волю к победе, были в конце концов вознаграждены. Через три недели после прибытия в назначенный район Тураев одержал первую победу — потопил немецкий транспорт «Эдит Боссельман» (название установили много времени спустя). Пытался он поразить и ещё одно судно из того же конвоя, однако в эту цель торпеда не попала.
А неделю спустя, был достигнут успех более значительный. Т орпедная атака, результатом которой он явился, изучалась потом многими нашими командирами. Она могла служить примером очень смелых и вместе с тем глубоко продуманных командирских действий в трудных условиях прибрежного мелководья.
В тот раз Тураевым были, пожалуй, полностью исчерпаны пределы возможного, он шёл на немалый риск, считая его оправданным, потому что ощущал возросшую за поход выучку экипажа. Недаром командир, отходя мористее, где достаточно глубины, настойчиво тренировал расчёт центрального поста, простреливал торпедные аппараты воздухом специально для того, чтобы молодой боцман научился удерживать лодку горизонтальными рулями в решающие мгновения атаки.
Атака, проведённая С-12 27 октября, заслуживает того, чтобы рассказать о ней подробнее. Конвой в составе пяти транспортов, в том числе и весьма крупных, охраняемый пятью сторожевыми кораблями, был обнаружен в светлое время невдалеке от мыса Акменьрагс между Либавой и Виндавой. Суда шли кильватерной колонной, держась, насколько позволяла их осадка, поближе к берегу. Головным был многопалубный теплоход, должно быть, из бывших пассажирских лайнеров. Е го Т ураев и наметил основной целью. Основной, но не единственной.
После возвращения С-12 в базу выяснилось, что молчаливый и вдумчивый Василий Андрианович давно уже вынашивал идею, возникшую у него при анализе атак других командиров. Идея представлялась применимой при атаках конвоев, где транспорты идут кильватерной колонной (или уступом), и сводилась к следующему.
Подлодка должна занять такое положение, чтобы можно было, выпустив торпеду или две по головному судну, подвернуть на несколько градусов (или выждать сколько-то секунд, держась на прежнем курсе) и, продолжая немного растянутый залп, бить по следующему. Поразить при атаке конвоя не одну, а две цели уже удавалось некоторым командирам, но это бывало либо просто счастливым случаем, либо результатом быстрой реакции на сложившуюся конкретную обстановку. Тураев же заранее планировал свой «дубль». И даже в неудачных атаках (которые придирчиво анализировал) находил подтверждения тому, что его план осуществим.
Охваченный предчувствием боевой удачи, Тураев пошёл на прорыв охранения конвоя, чтобы стрелять с более короткой дистанции. Всё очень осложнялось мелководьем. И уже не о том речь, что некуда было «нырять» от охранявших транспорты сторожевиков, начни они преследовать лодку. Глубины не хватало просто для того, чтобы нормально маневрировать под водой. За мгновения до залпа командиру доложили:
— Под килем — ноль!
Таково было показание эхолота. Лодка чуть ли не ползла по грунту. Но Тураев довёл атаку до конца, и торпеды вышли в расчётное время. Первая, нацеленная в головной транспорт, а спустя восемь секунд — вторая, предназначенная судну, следующему за ним. Стреляя с дистанции 4–5 кабельтовых, командир лодки решил, что достаточно одной торпеды для каждой цели.
И в обе цели он попал! Но нужно было ещё вырваться из кольца неприятельских боевых кораблей, в которое лодка вошла, прорвав охранение конвоя. До самого залпа она оставалась незамеченной. Однако выход торпед облегчает лодку, а резко погашать плавучесть на таком мелководье опасно: можно сильно удариться о грунт. К тому же перед залпом Тураеву пришлось до предела уменьшить скорость, иначе цели оказались бы вне угла атаки, и удержать лодку на нужной глубине стало практически невозможно.
Вахтенный журнал С-12 засвидетельствовал, что на циркуляции после выхода второй торпеды был момент, когда глубиномер в центральном посту показывал 3 метра. Иначе говоря, над водой показалась вся рубка. Пусть на какие-то мгновения, но этого достаточно, чтобы сторожевики из охранения конвоя могли ринуться по следу лодки.
И всё-таки погоня опоздала, наверное, из-за замешательства, вызванного внезапной для врага атакой и учинённым конвою разгромом. Как зафиксировано в вахтенном журнале, первую бомбу катера сбросили лишь через 12 минут. За это время лодка успела отойти на более глубокое место. Бомбёжка кончилась на сорок второй бомбе. Должно быть, катера израсходовали свой боезапас. Особо серьёзных повреждений С-12 не получила, отделалась легче, чем месяц назад в Финском заливе, — там бомбили точнее.
Уклоняться от атак катеров помогали доклады гидроакустика, пеленговавшего шумы их винтов. Полагался командир на акустику и при сближении с конвоем, когда обстановка почти не позволяла пользоваться перископом.
О боевом успехе экипажа Тураева сообщало Совинформбюро, как обычно, в обезличенной форме: «Нашими кораблями в Балтийском море...» Причём сообщения о двух транспортах, поражённых торпедами в течение одной минуты, разделились и попали в сводки разных дней. Т ак получилось потому, что командир С-12 видел, когда на секунду приподнял перископ, как тонул один транспорт, о потоплении которого смог уверенно донести после отрыва от противника и всплытия, хотя на лодке хорошо слышали и взрыв второй торпеды.
Через некоторое время С-12 вернулась к мысу Акменьрагс, и результаты атаки как следует разглядели (они были обозримы, благодаря мелководью), не только сам Тураев, но и командиры, которых он приглашал к перископу. Инженер- мёханик Корж даже сделал зарисовку: из воды торчали мачты и часть трубы одного транспорта (чтобы погрузиться полностью, не хватило глубины), другое судно лежало на боку.
На ограждении боевой рубки подводной лодки обозначено семь побед
Смелая и искусная тураевская атака была проведена в прибрежных водах, где в прошлую кампанию суда противника представлялись большинству наших командиров недосягаемыми. Теперь «достать» их там смогли командир и экипаж, пусть пробывшие уже месяц на позиции, но ведь в своём первом боевом походе!
Это могло служить одним из свидетельств того, как возрос в ходе войны общий уровень боевого мастерства подводников. Тем увереннее можно было ждать новых боевых успехов от подводных кораблей, рубки которых украшены «Звёздами Побед».
До войны нарисованная на рубке звезда с той или иной буквой в центре была знаком первенства по определённому виду боевой подготовки. Т еперь, развивая эту традицию, узаконили звезду с цифрой, обозначавшей число потопленных лодкой вражеских кораблей и судов.
Команды гордились этими знаками отличия. Само вписывание в звезду новой цифры после успешного похода стало делом почётным, и поручалось кому-нибудь из отличившихся.
Три победы Травкина
Увеличивала свой боевой счёт и одна из старейших балтийских «Щук» — Щ-303. Её командир капитан 3-го ранга Н.В.Травкин доносил о новых победах из района севернее острова Готланд. Сначала о потоплении крупного транспорта, головного в конвое, шедшего в один из финских портов.
Транспорт «Альдебаран», потопленный подводной лодкой Щ-303
Искать эту цель не пришлось, — конвой сам вышел на лодку, всплывшую ночью для зарядки батареи, и командиру нужно было лишь сманеврировать так, чтобы атаковать от более тёмной части горизонта. Прикинув, что головной транспорт тысяч на двенадцать тонн, расчётливый Травкин не пожалел на такую цель двух торпед, а потом, по собственному признанию, корил себя, что не обошёлся одной, — в цель попали обе. Сторожевики из охранения пытались преследовать лодку, ушедшую на глубину, но бомбы рвались не очень близко, и повреждений ей не нанесли. Ночью отрываться от противника легче.
В последующие дни Травкин провёл ещё две успешные атаки. Одна была примечательна тем, что проходила в тумане, и командир в значительной мере ориентировался по докладам гидроакустика. Другая атака — ночная, надводная, — завершилась зрелищем, которое, наверное, на всю жизнь запомнилось тем, кто смог увидеть перед срочным погружением «Щуки», когда всё вокруг осветила гигантская вспышка пламени, и тонущий двухтрубный транспорт уходил, словно не в воду, а в море огня. Стало ясно, что на судне взорвался груз боеприпасов.
Подводная лодка Щ-303 швартуется в Купеческой гавани Кронштадта, возвратившись из боевого похода с тремя победами
«Щуки» старшего поколения
С другой подлодки «старшего поколения» Щ-307 пришло донесение об очередном боевом успехе, достигнутом в Аландском море. Эта «Щука» отличилась год назад. Тогда под командованием капитан-лейтенанта Н.И.Петрова первой из наших подлодок потопила немецкую U-144. Теперь подводной лодкой Щ-307 командовал старый балтиец капитан 3-го ранга Николай Онуфриевич Момот. Судно, потопленное им в конце октября, было идентифицировано впоследствии как финский транспорт «Бетти-X».
Командир подводной лодки Щ-307 капитан 3-го ранга Николай Онуфриевич Момот
Успехи «Щук»-«старушек» радовали как-то особенно. Они сходили со стапелей, когда только начинал набирать силу наш Военно-Морской Флот. Много поплавав, они уступали потом место в боевом строю новым лодкам, а сами становились учебными. Но когда понадобилось, оказались в состоянии успешно воевать, и уже много раз доказывали свою надёжность.
Подлодки против подлодок
Чтобы не раскрывать себя, подводные лодки доносили с моря по радио лишь о самом важном и предельно кратко. О выходе из залива или прибытии на позицию — условным сигналом, об одержанной победе — без подробностей, обо всём остальном — только при неотложной необходимости сообщить что-то командованию.
Во второй половине октября такая надобность возникала и у Травкина, и у Момота, и у других командиров. Они выходили в эфир, чтобы донести о встречах на своих позициях с неприятельскими подлодками. Командиры знали, — об этом надо извещать нас безотлагательно.
Щ-303 встретилась с вражеской лодкой при весьма напряжённых обстоятельствах: гидроакустик И.С.Мироненко доложил о шуме её винтов, когда командир «Щуки» начал маневрирование для атаки на обнаруженный конвой. Капитан 3-го ранга Травкин не прервал атаки, хотя имел основания полагать, что чужая лодка готовится атаковать его «Щуку». Акустику было приказано брать пеленги и на транспорты конвоя, и на лодку, а штурману — непрерывно следить за её положением по отношению к нашей.
Задача состояла в том, чтобы не дать опередить себя врагу. Травкин сумел завершить атаку и, уйдя на глубину, оторваться и от надводной погони, и от неприятельской субмарины. Но встреча с ней вряд ли была случайной. Скорее всего, вражеская лодка специально подкарауливала нашу на её позиции.
О том же заставляло думать донесение с борта Щ-307. «Щука» капитана 3-го ранга Н.О.Момота после потопления финского транспорта едва не столкнулась при плохой видимости с оказавшейся на её позиции чужой подлодкой (финской, как потом выяснилось), а следующей ночью была атакована ею, но успела уклониться от выпущенных торпед и уйти на глубину.
Всё это происходило в те же дни, когда была потоплена подлодкой наша С-7, корабль Лисина.
Так обозначилась новая угроза нашим подводным лодкам, которая прежде не то чтобы не существовала, но особенно остро (тем более массированно) не проявлялась, и резкого усиления которой мы, надо признать, не предвидели. Действиям лодок против лодок (занявшим в послевоенные годы огромное место в подготовке флотов мира) тогда не уделялось у нас большого внимания. Этим по существу ещё не занималась наша военно-морская наука.
Дальнейшее развитие событий подтвердило, что немцы и финны стали посылать в море свои подлодки специально для борьбы с нашими. И их лодки оказывались, по сравнению с нашими, в выгодном положении: им не угрожали надводные противолодочные корабли и самолёты, для них почти отсутствовала минная опасность (свои заграждения известны, а наших минных «банок» немного), зарядку батарей можно было спокойно производить в шхерах или просто у берега. Ничто не мешало вражеским подлодкам устраивать для наших засады, подкарауливать их на подходах к портам, в узлах коммуникаций или в районах зарядки батарей. Противопоставить этому можно было лишь повышенную бдительность, обострённую насторожённость.
После первых признаков возрастающей активности неприятельских подлодок, в эфир ушла и репетовалась в течение нескольких ночей радиограмма, предупреждавшая об этом наших командиров. Штаб рекомендовал им по возможности не производить зарядку батарей в ясные ночи, стараться использовать для этого свежую погоду, когда волнение моря заглушает шум дизелей, перед всплытием тщательнее прослушивать горизонт гидроакустикой, при зарядке маневрировать короткими переменными курсами.
Подводная лодка Щ-311 на Таллинском рейде
Кому-то эти советы, вероятно, помогли. Но у вражеских подлодок, повторяю, было много преимуществ. А активничали они так (это выяснилось после войны), что потопили не одну собственную лодку, приняв их за советские. И наши потери в ту позднюю осеннюю пору не ограничились лодкой Лисина.
В результате атаки подлодки противника погибла в Аландском море наша Щ-305 под командованием капитана 3-го ранга Д.М.Сазонова, плававшего раньше на «Малютках». Не дошла до базы и Щ-306 (командир капитан-лейтенант Н.И.Смоляр), возвращавшаяся из Померанской бухты, где она потопила германский транспорт «Эльбинг-IX». И это, возможно, был не единственный её боевой успех в том походе, но о других мы не узнали. Судьбу этих «Щук» разделила также Краснознамённая Щ-311, которой в 1942 году командовал капитан 3-го ранга А.С.Пудяков.
Дмитрий Михайлович, Сазонов Анисим Степанович, Пудяков Николай Иванович Смоляр
Правда, причиной гибели Щ-306 и Щ-311 мог быть подрыв на минах, поскольку достоверных сведений о том, что с ними произошло, мы не имели. Но вполне вероятно, что и их подкараулили фашистские подлодки.
Счастливое возвращение С-12
Неразгаданный тогда случай произошёл с подводной лодкой С-12, рассказ о которой я прервал, описав её примечательную торпедную атаку у мыса Акменьрагс. На пути в базу, когда лодка приближалась к устью Финского залива очень тёмной ночью, С-12, находясь в надводном положении, испытала сильный удар по корпусу чем-то металлическим. Лодку накренило, а затем серия ударов прошла под килем от носа к корме, и что-то ощутимо задело за винты. Повреждений тогда обнаружено не было.
Впоследствии, при осмотре подводной части корпуса, оказалось, что вырвано полтора метра кованого форштевня. Столкновение, скажем, с неприятельским дозорным катером такой «отметины» оставить, конечно, не могло.
Уже после войны любознательный Виктор Емельянович Корж, ныне капитан 1-го ранга в отставке, нашёл намёк на разгадку того случая. В перечне немецких подлодок, погибших на Балтике, он обнаружил упоминание о том, что одна из них, U-272, как раз в то время пропала без вести примерно в том районе. Не исключено, что она и попала, идя на небольшой глубине, под форштевень нашей «эски».
Тот поход С-12 длился два месяца. За кормой лодки осталось без малого пять тысяч миль, было пересечено более шестидесяти линий минных заграждений. Но серьёзные испытания ещё ждали её в самом конце обратного пути. Форсировав уже треть Финского залива, лодка подходила к меридиану Таллина. По её бортам снова заскрежетали минрепы, — преодолевалось ещё одно заграждение. Но проходить под якорными гальваноударными минами, оставляя их достаточно далеко вверху, давно стало делом обычным, а донных мин командир здесь не опасался, поскольку глубины превышали те, на каких немцы их ставили.
И всё-таки лодка подорвалась. Взрыв, внезапно сотрясший её, в результате чего были повреждены многие механизмы и нарушена герметичность люков, явился по всем признакам действием антенной мины, которые в том месте раньше не обнаруживались. Экипаж справился с поступавшей в отсеки водой и обеспечил лодке возможность продолжать движение. Как уже не раз в этом походе, инициативнейшим организатором борьбы за живучесть корабля стал инженер-механик В.Е.Корж.
Виктор Емельянович Корж в центральном посту руководит борьбой за живучесть подводной лодки
А час спустя последовал новый взрыв за бортом, принёсший новые повреждения. Так С-12 «открыла» неизвестное ещё нам заграждение из антенных мин на создававшемся противником Нарген-Порккалаудском противолодочном рубеже.
Но чтобы в штабе узнали про это опасное место, лодка должна была выбраться оттуда. А в числе механизмов, вышедших из строя при втором взрыве, оказался и гирокомпас. Тураеву надо было вести корабль, ориентируясь по показаниям эхолота, по приметным перепадам обозначенных на карте глубин. Где границы заграждения и как маневрировать, чтобы не зацепить ещё одну взрывоносную антенну, могла подсказать командиру лишь интуиция. Так и преодолевались последние преграды.
А потом, у кромки района, контролируемого нашими дозорами, лодке пришлось пролежать больше полусуток на грунте, выжидая, пока утихнет шторм: он разыгрался так, что катера не могли выйти с Лавенсари навстречу, чтобы провести её за тралами.
В 1942-м закалялись и учились воевать
При очень ощутимом общем усложнении обстановки на море, трудности форсирования Финского залива возрастали ещё быстрее. Осенью участились случаи подрыва на минах кораблей ОВРа, обеспечивающих проводку подлодок между Кронштадтом и Лавенсари. Но большую часть мин, которыми враг пополнял свои заграждения, составляли антенные и донные противолодочного назначения.
И всё же не так уж мало было благополучных форсирований залива. Рекомендации штаба, постоянно корректируемые, и собственный опыт помогали многим командирам прорываться через все преграды. В четвёртый раз за кампанию форсировал залив капитан 3-го ранга И.В.Травкин на своей Щ-303, представленной после этого похода к гвардейскому званию. Невредимыми прорвались к Лавенсари «Щуки» капитана 3-го ранга Н.О.Момота и Героя Советского Союза капитан-лейтенанта Е.Я.Осипова.
Действия Осипова в районе Данцигской бухты были успешными. Экипаж Краснознамённой Щ-406 открыл боевой счёт похода потоплением довольно крупного транспорта «Меркатор». Затем были отправлены на дно ещё два вражеских судна.
Андрей Митрофанович Стеценко любил, если позволяли обстоятельства, сам встретить возвращавшуюся с моря лодку в Кронштадте, выслушать ещё там первый доклад командира о подробностях похода. Лодка обычно задерживалась на некоторое время в Кронштадте, переводилась в Ленинград не сразу, и всё самое важное о ней я в таких случаях узнавал сперва от вернувшегося оттуда комбрига.
Транспорт «Бенгт Стуре», потопленный подводной лодкой Щ-406
Стеценко делился и первыми впечатлениями о людях, о том, какими увидел командира и экипаж, проведших много недель в предельном душевном и физическом напряжении, не раз смотревших в глаза смерти.
Каким испытаниям подвергались в ту кампанию стойкость и мужество подводников, читатель уже представляет. К возросшим опасностям и обычным на подлодках невзгодам длительных плаваний прибавился поздней осенью и холод в отсеках. Команды лодок были хорошо экипированы, не то, что в тридцатые годы. Верхняя вахта надевала удобные капковые бушлаты и брюки, достаточно тёплые и обладавшие большой плавучестью. Если окажешься в воде, на дно не потянут.
В отсеках несли службу в тёплом белье и меховых жилетах. Но этого всё же было недостаточно, если отсеки не обогревались. А пользоваться электрическими грелками, которые в принципе позволяли поддерживать сносную температуру, удавалось редко: трудности со всплытиями для зарядки батарей заставляли строжайше беречь их энергию. Часто негде было обогреться даже сменившейся верхней вахте. К тому же на некоторых лодках в конце затянувшегося похода экипаж не очень сытно питался: чтобы больше пробыть на позиции, экономили и продовольствие.
Всё это сказывалось на людях, как и то, что команда по много недель не видела неба и солнца. Хорошо ещё, что у нас появилась возможность восстанавливать силы после походов в созданном заботами флагврача Тихона Алексеевича Кузьмина бригадном доме отдыха на Каменном острове, в относительно спокойном, редко обстреливаемом районе Ленинграда.
Но побледневшие, осунувшиеся подводники не бывали угнетёнными, подавленными. Все, кто встречал лодку на Лавенсари или в Кронштадте, кто приходил на неё потом в Ленинграде, ощущали высокий дух личного состава, гордость сделанным в море. Огромную школу проходил экипаж за такой поход, какими отличался сорок второй год, и возвращался не просто более умелым, но и более уверенным в себе. Особенно заметно бывало это на лодках, выходивших в боевой поход впервые. За месяц-полтора люди становились другими, получив закалку, какую обычно дают лишь долгие плавания.
— Цены нет таким командам, — не раз повторял Стеценко.
Прощай, любимый город
Мне самому редко доводилось встречать лодки в Кронштадте. Чаще провожал их там, когда удавалось лично проверить окончательную готовность к походу после погрузки боезапаса, повторного размагничивания корпуса, контрольной дифферентовки и остальных действий, предшествующих длительному плаванию. И запоминалось, какими уходили люди в море.
Вот и сейчас встаёт перед глазами подлодка, отходящая от пирса Купеческой гавани. Краснофлотец, выбиравший швартовы на кормовой надстройке, распрямился с тросом в руках, глянул на гавань, на Кронштадт и вдруг негромко запел:
— Прощай, любимый город, уходим завтра в море…
Эта песня родилась в блокадном Ленинграде, её сразу полюбили. Но я ещё не слышал, чтобы кто-нибудь пел её с таким чувством. В голосе подводника были и щемящая грусть по родному берегу, на который он смотрел, быть может, в последний раз, и надежда всё-таки увидеть его вновь, и решимость ни перед чем не дрогнуть, не подвести командира и товарищей.
На каждой лодке, уходящей на запад, знали, от какого экипажа, из ушедших раньше, давно нет вестей, а от какого их уже перестали ждать. В конце кампании, захватившей и ноябрь, у нас стало больше потерь. Но подводники, как всегда, а может быть, даже сильнее, чем всегда, стремились в море, видя в том свой долг. Из подлодок, выходивших во второй за кампанию большой поход, по крайней мере, две смогли быть подготовлены к этому только благодаря тому, что их экипажи сумели вместе с заводскими специалистами устранить полученные при первом выходе повреждения быстрее, чем предполагалось.
Настойчиво добивались участия в походах дивизионные и флагманские специалисты. И все уходили в море с верой в преодолимость созданных врагом преград, в боевую удачливость корабля и командира.
Таинственное исчезновение Щ-304
Последними в третьем эшелоне выводились в Финский залив Щ-304 под командованием капитана 3-го ранга Я.П.Афанасьева, — лодка, открывшая в июне наш боевой счёт сорок второго года, и Л-3 капитана 2-го ранга П.Д.Грищенко, которая также побывала уже в море в эту кампанию.
Вернуться на Лавенсари и в Кронштадт суждено было только одной из этих двух лодок. С борта Щ-304 после того, как она погрузилась на Гогландском плёсе не было принято ни одного донесения, ни одного сигнала. Что оставалось думать об этой лодке? Мы посчитали тогда, что ей не удалось не только дойти до северной части Балтики, куда направлялась эта «Щука», но и выйти из Финского залива.
Но это было не так. «Щука» Якова Павловича Афанасьева из залива вышла. И в свой район боевых действий пришла. И находилась там почти весь ноябрь. Об этом мы узнали годы спустя, когда стали доступны данные финского военно- морского командования, зафиксировавшего ряд действий советской подводной лодки в том районе, куда посылалась именно Щ-304, и где никакой другой нашей лодки быть не могло.
Командир подводной лодки Щ-304 Яков Павлович Афанасьев
Согласно этим данным, советской подлодкой, несомненно, «Щукой» Афанасьева, 13 ноября был атакован финский минный заградитель. 17 ноября последовала торпедная атака на крупный конвой, из состава которого один транспорт был потоплен, а ещё один повреждён. Так дал о себе знать экипаж старой «Щуки» из бывшего учебного дивизиона, закончившей свою долгую службу на Балтике славными боевыми делами. Но как оборвался поход этой подводной лодки, финны не знали. Уничтоженной она у них не значилась.
Весьма возможно, что Щ-304 погибла при возвращении на минах нового Нарген-Порккалаудского заграждения, как мы и предполагали, не получив от неё сигнала о выходе из залива. С той, однако, разницей, что произойти это могло не на пути к устью залива, а при возвращении с севера Балтики, примерно на месяц позже.
А тому, что лодка не выходила в эфир, возможно лишь одно объяснение: вероятно, ещё в начале похода она попала где-то под вражеский удар, и получила повреждения. С какими-то из них экипаж справился и смог продолжать поход, но радиопередатчик не действовал. Капитан 3-го ранга Афанасьев и его верный боевой товарищ старший политрук Быко-Янко, — раньше комиссар, а теперь заместитель командира по политчасти, не успевший получить нового воинского звания, — должно быть, представляли, как всплывут на подходах к Лавенсари после того, как их уже давно считали погибшими, приведут воскресшую лодку в Кронштадт и доложат сразу обо всём. Быть может, они были очень близки к этому. Но «Щука» не дошла, и её боевую историю уже не дописать.
Продолжение следует
