Время идет. И на счету нашей бригады уже не один «обновленный».
«Большой Барнес», или «Джон Барнес», был большим станком, предназначенным для расточки блока под распределительный валик. По расчету его производительность 6-7 блоков в смену, но нас это не устраивало. Такими темпами мы не вправе были идти.
Мы «колдуем» с Васей Дмитриевым. Переделали борштангу, изменяем геометрию расточных резцов. И что же? Хваленые, уж как только не расписанные американской фирмой резцы переделаны и улучшены! Так-то, уважаемые господа американцы, мы перекрыли заданные вами же для вашего же станка расчеты. Слышите, мы стали давать на нем за смену не 6 и не 7, а 12, потом и... 24 блока!
Похвалил нас даже требовательнейший Иван Гаврилович Салтыков. У нас есть ведь уже свои «болельщики», и он в числе самых горячих.
Часто видишь теперь его высокую, худощавую фигуру возле «американцев», которых мы налаживаем. Чуть горбится старик, свисают длинные усы, приглядывается...
Вася Дмитриев не может себе отказать в удовольствии:
— Как, Иван Гаврилович, на охоте-то удача была? Сердится старик, говорит отрывисто, словно кудахчет:
— И чего тебе-то? Твое ли дело? Ты в работе лучше шуми. А тут нечего хиханьки да хаханьки разводить.
— Дядя Ваня, да я думал, что угостишь, смотри, удача какая!
И Салтыков не выдерживает, улыбается:
— Ишь, мудрецы выискались! Придумали ведь. Ну-ну... Еще один голубчик американского подданства обрусел.
А на участке, где обрабатываются поршни, беда. Брак при обработке деталей огромный, попросту сказать, каждый десятый поршень выбрасывается.
— Не знаю, — говорит Вася Дмитриев Ефрему Кутейникову. — Не знаю, что ты смотришь? Я бы на твоем месте не стерпел...
С этого дня наш «главный технолог» и вечером, и утром, и ночью стоит у заартачившегося станка. Только воинственно и тревожно вздымаются за ушами старенькие пружинки очков, оседлавшие его осунувшееся лицо, упрямо застряли на кончике носа блестящие стеклышки, поблескивают, точно сердятся. Мы постоянно навещаем Кутейникова, выполняем все его указания, малейшую просьбу.
А сколько было уже у нас вокруг этого «производственных совещаний»!
И, наконец, одолели. Пересмотрели весь технологический процесс, изменили его в корне. Брак прочно и надежно сошел на нет.
Долго никому не давал покоя 44-шпиндельный «НАТКО». Его обязанность сверлить сразу 22 отверстия на определенную глубину в верхней плоскости блока, а затем одновременно во всех этих 22 отверстиях нарезать резьбу. Мгновение — и готово.
На заводе ждали станок несказанно, заплатили за него огромную сумму чистым золотом. И вот теперь, когда он стоит в цехе, мы никак не можем его отладить. Красивый, вроде бы так хорошо задуманный станок. И не поддается. Винить рабочего в браке никак нельзя. Трудится заморская машина, портит заготовку за заготовкой. Растет груда бракованных блоков на заводском дворе. Недаром «золотой горкой» зовут ту свалку: поистине золотом оплачена горочка... Явно что-то не продумано в конструкции.
— Замучились совсем мы с этим «НАТКО», — как-то говорим Ивану Гавриловичу Салтыкову. — Что делать?
— Задержать надо, задержать, ребятки... «Задержать»... Попробуй-ка! Но мы все-таки попробовали и добились своего. Нашли-таки выход.
Позвали электрика. И сделали очень простое приспособление. Вся придумка была в малой вилочке-упоре, которая устанавливалась на одном шпинделе. Автоматический выключатель-вилочка срабатывал безотказно, мотор слушался, выключался и включался. Теперь на американском станке мог работать любой, даже неискушенный человек. Выходит, до чего американские инженеры не додумались, сделали мы, советские рабочие!..
МАК ГРЕГЕР УХОДИТ ОТ РАЗГОВОРА
Гигантскими шагами шли краснопутиловцы к цели. Люди уже видели: хваленые заграничные фирмы не так недостижимо далеко впереди, как представлялось поначалу, их иной раз кое в чем не трудно и обогнать. Такая уверенность давала огромные силы.
Об этом, между прочим, я говорю Мак Грегеру, представителю Форда, консультанту фирмы у нас на заводе. Он снисходительно улыбается, считает меня, видимо, по меньшей мере фантазером или хвастуном.
Впрочем, с таким мнением Мак Грегера мы сталкивались уже не раз. Мак Грегер очень любит русские поговорки. В его памяти и в его записной книжке их много. Он с улыбкой произносит:
— Голь на выдумки хитрая...
— Голь дворцы строила, а в хижинах жила. Но теперь прошла та пора. Социализм строим, мистер Мак Грегер, — спокойно поправляет его Василий Дийков.
— Социализм и курной фитиль вон тот? Утопия.
Вмешивается дядя Миша Решетов:
— Мистер Грегер, вы Герберта Уэллса, писателя, знаете?
— Читал.
— А ведь он в лужу сел.
— Как вы сказали?
— В лужу, говорю, сел Герберт Уэллс. Ленина кремлевским мечтателем назвал, утопистом. А на поверку как вышло?
.
Решетов спокойно наступает на американского представителя:
— Ленинский план электрификации выполняем. Сколько, вы думаете, нам нужно будет электричества?
— Россия большая страна, — уклончиво и вежливо отвечает Мак Грегер.
— Очень большая, мистер Грегер. Великая держава! И электричества нам завтра надо знаете сколько? И будет оно! А пока ничего, пусть фитили на помощь социализму приходят. Ненадолго это.
— Вы уже немолодой человек, мистер Решетов, и тоже верите в социализм? Старик сердится:
— Меня революция омолодила. А социализм построим, как пить дать.
— Пить дать, что это значит?.. — застывает с карандашом в руке Мак Грегер.
Такие дискуссии возникают очень часто. Мак Грегер уже сам не рад. По природе своей или потому, что принял такое решение, несловоохотлив представитель Форда. Никогда не скажет лишнего слова о технических достижениях, о новом в технике — это ведь тайна его фирмы! Нет в инструкции — значит молчание. На такие вопросы Мак Грегер отвечает:
— Этого я не знаю. Надо запросить у фирмы. Сегодня я говорю в ответ:
— ...Ну что ж, вы не знаете, мистер Грегер, зато мы теперь знаем. Да и вашей фирме это, наверное, небезынтересно.
Я спокойно рассказываю Мак Грегеру, как мы «взнуздали», как приручили своего «НАТКО». В свое время ведь не кто другой, как мистер Грегер, фордовский специалист, представитель фирмы, признался, что не может нам ни в чем помочь с тем станком. Бессилен...
Я говорю ему об изменении, внесенном нами, и Мак Грегер вдруг перестает улыбаться. Он явно серьезно заинтересован нашим нововведением. Внимательно осматривает станок, потом неожиданно спрашивает, нет ли у нас и других новинок?
— Отчего ж, есть...
Мак Грегер
Мы показываем мистеру еще одну нашу новинку.
После удачи с «НАТКО» мы взялись за решение очень важного для завода вопроса. Речь шла о блоках. Мы пока получали их готовыми из Америки. У себя уже осваивали литье, но многие из наших блоков уходили в брак.
Что же делать? К нам, наладчикам, это, правда, прямого отношения не имело. Но ведь мы еще были и бригадой рационализаторов и изобретателей!
Долго возились — и придумали. Вернули к жизни, к работе десятки выброшенных на заводской двор блоков. Брали из «золотой горки» негодные отливки, делали в верхней плоскости каждой расточку большого диаметра, запрессовывали туда чугунное кольцо и наносили на это кольцо фаску под седло. Вот и все. Просто и легко.
Сейчас я объясняю Мак Грегеру, как мы это делаем:
— «Починка» несложная. Вырезаем «язвочку», блок, словно зуб, пломбируем. Дело идет как по маслу.
— По маслу... — машинально повторяет Мак Грегер. В руках у него записная книжка. Не хочет ли он записать и это выражение? Нет, пожалуй, нет. Его волнует наше новшество. Видно, и у Форда с этими блоками не очень-то клеится. Не случайно Мак Грегер так старается не показать свою заинтересованность.
Вскоре мы убедились, что все было именно так, как мы предполагали. Уже на полную мощь работала у нас в тракторном своя литейная, уже освоили мы в достаточном количестве, и неплохо, литье блоков, но еще в счет старого договора продолжали получать блоки от Форда. И вот в последней партии обнаружили... запрессованные кольца, такие, как наши. Форд применил у себя нашу находку!
— «Слизал» Мак Грегер, понтрой по чужим выкройкам работать, — смеется Вася Дмитриев.
— А чему удивляться? — бубнит Кутейников. — Знал, что брал. Губа-то не дура...
Но когда к нам пришла партия 12-шпиндельных сверлильных «НАТКО», на которых был использован наш принцип автоматического переключения, нам стало не до смеха. Многие призадумались. И было над чем.
Мы ведь по простоте душевной открывали свои технические новинки. Радуемся, гордимся: знай наших, не лыком шитые. Но Мак Грегер не постеснялся, аккуратно скопировал. Потом узнали и больше: запатентовали американцы это изобретение. И при первом удобном случае, наверное, фирма еще цену за станки повысит. С нас за каждое слово готовы валюту требовать. А мы больно щедрые да добрые.
Василий Дмитриев говорит:
— Попроси из Америки стакан воды — привезут, да только за него стакан золота подавай. А мы — душу нараспашку. Нет, друг хороший, теперь такими не будем! Бери, раз нравится, да помни нашу доброту. Изобретение-то тоже наше народное дело. Его беречь надо.
Сделали мы из этой истории и еще один, тот самый важный и твердый для себя вывод: можем мы! Только думать начинаем, а выходит, уже признали мистеры, что русские рабочие вовсе не такие отсталые, какими их расписывает (считает или хочет видеть?) буржуазия.
Многочисленны факты подлинного новаторства ударников пятилетки. Наглядно наше преимущество: люди работают на себя. И не в одиночку — коллективно, сообща разрешают возникающие вопросы.
После того случая, как показали мы ему наши новшества, изменил к нам свое отношение фордовский инженер Мак Грегер. Только не понимает, никак не возьмет в толк:
— Вы все — совсем простые рабочие?
— Какие же еще?
— О-о! У нас это не принято. У нас рабочий . А для усовершенствования техники на американских заводах есть специальные инженеры, специальные головы, называются «думающие головы».
Вот оно что, оказывается: даже инженеры думают не все, а только специальные, «думающие».
Мне очень хочется все выяснить до конца:
— Отчего же так, мистер Грегер? Ведь вы, наверное, тоже могли внести некоторые усовершенствования, так же как внесли мы, и пустить станок. Да?
— Ну, я об этом не думал, Я должен пустить станок в соответствии с паспортом. А эта, как у вас называется, рационализация не входит в мои обязанности. За это мне не платят, мистер Карасев. Это должны делать другие.
— А талантливые рабочие, разве у вас их нет, мистер Грегер? Или для Форда такие не нужны?
Мак Грегер замолкает. Видно, такой поворот в разговоре его не устраивает.
Дома на моем столе лежит книга Генри Форда: «». Она издана у нас в стране, чуть ли не в тот самый год, когда я переступил порог «Красного путиловца». Внимательно прислушиваюсь к голосу Генри Форда. Несомненно, это один из наиболее ярких идеологов и защитников капиталистической системы производства. Он пишет... Но что это такое он пишет?!.
Продолжение следует
