.
А жизнь в отсеках АПЛ текла своим чередом: по команде центрального поста менялась вахта за вахтой, подсменные вахтенных отдыхали, завтракали, обедали и ужинали, мылись в душевых, смотрели взятые на базе кинофильмы, которые «крутили» на торпедной палубе первого отсека, занимались приборкой в отсеках, проводили политзанятия, устраивали шахматные, шашечные и шаш-бешечные турниры. Именинников поздравляли с днем рождения.
В общем, жили мы обычной жизнью подводников, находившихся в море, в подводном положении. И конечно, мечтой каждого из нас было стремление, пробив ледовый панцирь в Ледовитом океане, навестить полярников, дрейфовавших во льдах Арктики.
И вот однажды такой случай представился. В один из обычных дней, утром, акустик доложил, что слышит работу «шумилки». В океане, во льду, полярники дрейфующей станции проделали отверстие и, опустив в воду конец троса, по электропроводам подают через передатчик сигналы, указывающие место этой станции, с тем чтобы мы определили их местонахождение.
Командир объявил боевую тревогу. Заревел ревун. Все заняли свои места согласно корабельного расписания по боевой тревоге. И после докладов, снизив ход до самого малого, лодка начала всплывать с глубины 150 до 70 метров. Но над нами был слой льда толщиной до 3-4 метров с «сосульками» до 30 метров.
Нужно было найти полынью, разводье во льдах или, в крайнем случае, лед толщиной не более полутора метров, чтобы впоследствии приледниться, а затем, пробив его, всплыть. Необходимо было найти такое место. Попросив разрешения у командира, я спустился в трюм центрального поста и приник к окуляру перископа. Над кораблем проплывал лед в виде темных и чуть более светлых туч, т.е. это не позволяло нам совершить всплытие в надводное положение. Движение лодки было заметно не только по этим признакам. В районе первого отсека через клапаны продувания глубиномера подтравливали воздух среднего давления, и было видно, как воздушные пузырьки, всплывая тонкой струей, двигались мимо головки перископа, удаляясь в корму корабля.
Поиск места всплытия велся также с помощью эхоледомера, на ленте которого отмечалась толщина льда. Маневрировали мы в районе слышимости «шумилки» в течение примерно часа, затем полутора часов и, наконец, нашли область с более тонким льдом. Из трюма я, с ведома Ивана Романовича, скомандовал: «Турбина, реверс!» и выскочил на палубу в главный командный пункт (ГКП).
При остановке счетчика показания лага на ноль приказал застопорить турбину. Убедившись, что лодка практически не движется, начали вертикальное всплытие и приледнение. И около 11 часов утра мы остановились, приледнившись подо льдом. Дифферент на нос был при этом около 2 градусов, т.к. лодка прижалась ко льду не только ограждением боевой рубки, но и верхним стабилизатором вертикального руля. Командир командует: «Продуть среднюю!». Воздух под давлением четыреста атмосфер врывается в среднюю группу цистерн главного балласта, вытесняя воду. Треск и грохот раздается в отсеках. И вот уже воздушные пузыри трясут корпус корабля.
«Стоп дуть!» - командую я, и корабль застыл. Глубиномер центрального поста показывает около трех метров. Командир поднимается в боевую рубку, открывает клапан верхнего рубочного люка, и избыточное давление из центрального поста вырывается в атмосферу. Боевая рубка в надводном положении, можно открывать рубочный люк.
И вот открывается верхний рубочный люк, и в отсек течет свежий атмосферный прохладный воздух. Отдраив нижний рубочный люк, командир, выходя на мостик, приказывает поднять выдвижные. Звучит команда: «Механика на мостик!».
Взбегаю по вертикальному трапу наверх, и передо мной - необозримые поля сплошного льда, слегка покрытые снегом. Серое небо и безмолвная тишина, нарушаемая только работой главной энергетической установки корабля, вспомогательных механизмов и вентиляционных установок.
Всплытие во льдах Северного полюса. 1963 г.
Мы в надводном положении в Северном Ледовитом океане, в тысячах миль от родных берегов.
Осматриваюсь и вижу вокруг себя осколки толстого плексигласа, который закрывал ветроотбойник ограждения мостика. На носу лодки кусок льда весом до сотни килограммов. Вокруг лодки сплошной лед, так что можно прямо с легкого корпуса сойти на него. А вдали чернеют несколько юрт полярников станции «Северный Полюс-12».
Командир, в это время закуривая, говорит: «Любуйся на свою работу!». В этот момент на мостик поднимается командир перехода, капитан 1-го ранга Василий Григорьевич Кичев. «Командир, поздравляю с отличным всплытием у «СП-12»! Давай, объявляй готовность, и пусть моряки отдохнут».
Внизу командует Иван Романович: «Боевая готовность 2 надводная! Первой смене заступить! После заступления вахты второй и третьей сменам разрешить выход наверх!».
По одному, через верхний рубочный люк матросы и офицеры выбираются на мостик через дверь в ограждении рубки - на палубу. И вот уже человек пятьдесят моряков у корпуса лодки на льду. Кто курит, кто бегает и играет в футбол, кто фотографируется. Впервые мы на льду Заполярья. Под нами арктическая глубина, над нами свинцовое небо и необъятная арктическая безбрежная даль.
На Северном полюсе. 1963 г.
Минут через тридцать ко мне подходит группа инженеров. Это представители ЦКБ «Малахит», НИИ Арктики и Антарктики и Ростислав Васильевич Егоров. Уговаривают, чтобы я поговорил с командиром перехода о посещении полярников станции «Северный Полюс-12». Поговорив с командиром, подхожу к Василию Григорьевичу и прошу, чтобы он разрешил командиру, мне и еще пятерым товарищам навестить полярников. Все-таки это неординарное событие. Кичев соглашается не сразу. Говорит, что возможна подвижка льдов и в этом случае нам нужно будет срочно погружаться, а не будет командира и механика, и т.д., и т.п. Однако говорю ему, что у меня подготовлена хорошая замена, и обстановка позволяет. Погода тихая, и ничто не предвещает ее изменения.
На ограждении рубки после всплытия. 1963 г.
Наконец, после долгих колебаний, Кичев соглашается с моими доводами, и мы идем в гости к полярникам, идем друг за другом, преодолевая неровный лед. Иногда встречаются глыбы льда, не покрытые снегом. И тогда эти горки выглядят голубыми, как бы созданными из чистого стекла. Иногда идем по гладкому льду, слегка припорошенному снегом. Кажется, что идешь по гладкой ледовой дорожке какой-то реки. По-видимому, в свое время эта дорожка образовалась из-за таянья льда в разводьях, а затем ударил мороз, и она затвердела.
Мы уже отошли от лодки на достаточное расстояние, когда заметили медвежьи следы, и только тут спохватились, что не взяли с собой на всякий случай пистолетов для самообороны. Вдруг метеоролог, который шел впереди, по пояс проваливается в воду. Подскочив к нему, помогаю выбраться из воды. Чтобы он не отморозил ноги и не простыл, даем ему кто носки, кто перчатки, и после того как он переодевается, ускоряем движение к намеченной цели.
Шагах в семидесяти от нас ясно различаются юрты полярников. Их около пяти. В лагере полярников поднимают лай собаки - это полярные лайки. Из одной юрты вдруг выходит человек и идет к метеобудке. Мы замираем на месте, чтобы не испугать его своим появлением. Он снимает, по всей видимости, показания температуры воздуха, воды и другие параметры, а затем скрывается в юрте. Мы продолжаем движение.
И вот командир открывает дверь юрты. В палатке размещается радиоаппаратура. Перед приемником сидит человек, на голове у него наушники. Одет в ватные штаны и теплую куртку, нас он не замечает. «Здравствуйте, - говорит Иван Романович. - Мы пришли!». Радист сбрасывает наушники, смотрит на нас, как на привидения, и вдруг выскакивает из юрты с криком: «Ребята! Подводники пришли!». Из соседней юрты выбегают человек семь ребят. Они окружают нас, смеются, обнимают и поздравляют с прибытием. До нашего прихода они смотрели кино, и наше появление оказалось для них большой неожиданностью, хотя они и были предупреждены о том, что мы должны были пройти вблизи их станции подо льдом. Поэтому для уточнения нашего курса и работала их подводная «шу-милка», благодаря которой мы вышли к месту их расположения, а затем и всплыли, проломив лед.
Во льдах после всплытия на Северном полюсе. Сентябрь 1963 г.
После долгих приветствий и объятий, перезнакомившись, мы попросили ребят показать их станцию и познакомить нас с их бытом. Механик станции первым делом повел меня показать свое хозяйство, которое состояло из дизель-генератора, обеспечивающего освещение, работу радиостанции и отопление.
В палатку, где жил механик, мы вошли минут через двадцать. Там было четыре топчана, на которых спали полярники, и стол. По стенам висели картинки из журнала «Огонек». Когда мы сели, то я почувствовал, что ногам холодно, а вот верхняя половина тела, и особенно голова, находились в тепле, т.к. теплый воздух поднимался от электрогрелок вверх, а ноги оставались в холодной зоне.
Вспомнив просьбу моего сына привезти ему когти белого медведя, я спросил механика, не сможет ли он удовлетворить мое пожелание. Механик повел меня за юрту, и я на снегу увидел тушу огромного белого медведя, которого на днях убил из пистолета начальник станции. Мишка просто хотел полакомиться одной из полярных собачек и гонял ее по всему лагерю, не обращая внимания на крики людей, чем и заслужил себе столь бесславный конец.
Отрезав у того медведя два когтя, мы вернулись в палатку. В это время нас пригласили к столу на обед. На столе у полярников стояли бутылки коньяку и водки, открытые банки консервов, хлеб и жареная картошка. Нам сказали, что из-за подвижки льдов самолет давно не прилетал, и поэтому с продуктами у них туговато. Мы сразу же предложили им пойти к нам на лодку, где мы смогли бы дать им хороших продуктов: мясо, дичь, консервы, свежие овощи и хлеб, чему они очень обрадовались.
А заодно предложили им написать домой, чтобы мы смогли, прибыв на базу, сразу отправить их письма родным и близким. Кстати, каждый из нас дал домой телеграмму, чтобы жены за нас не волновались.
Мне на память дали конверт, на котором сверху было отпечатано «Северный Полюс-12», а также имелась надпись: «Механику первой советской подводной лодки, всплывшей на Северном полюсе». И подписи всех полярников.
Кстати, впоследствии у меня этот конверт просили в Военно-Морском музее, в Ленинграде, но я оставил его на память внуку.
.
Побыв в гостях часа полтора и плотно поев, мы в сопровождении четырех полярников, которые вооружились автоматами, захватив нарты, двинулись к лодке. В это время наступила полярная ночь, так что мы двигались в темноте, ориентируясь только на огни лодки. Сопровождающие нас ребята указывали наше местонахождение, стреляя из автоматов трассирующими пулями.
Минут через сорок мы были на месте, где нас радостно встретили подводники. Тут же был организован праздничный стол. Мы с механиком «СП-12» зашли ко мне в каюту и из своего НЗ (неприкосновенного запаса), который состоял из 200 кг спирта, налили ему 20 кг.
В это время ребята загрузили нарты полярников разнообразными продуктами: дичь, мясо, фрукты, хлеб. И полярники, попрощавшись с нами, вышли из лодки на лед.
Погасив ходовые огни, мы приняли основной балласт, однако лодка примерзла ко льду и не погружалась. И только заполнив цистерну быстрого погружения, мы оторвались ото льда и, рухнув на глубину 100 метров, дали средний ход под турбинами, оставив позади точку всплытиями, двинулись к намеченной цели.
Уже позже, будучи на Камчатке, я получил письмо с «СП-12», в котором механик станции описал мне их обратный путь: началась пурга, и они кое-как добрались домой. А вот выданный мною спирт принимали по 100 граммов перед обедом и ужином, потихоньку от начальника станции, и были мне весьма признательны и благодарны.
.
И вновь наша субмарина шла намеченным курсом к своей цели, рассекая глубины арктических морей. Снова очередные сеансы связи после маневра приледнения для получения необходимой, а чаще ненужной информации. Очередные смены вахт, осмотры отсеков, кино, морские байки и шахматно-шашечные и шаш-бешечные турниры во втором отсеке.
Одним ранним подводным утром, когда я, мучаясь от приступа аппендицита, лежал в своей каюте, вдруг услышал сигнал «Радиационная опасность!». Связавшись по «Каштану», я запросил пульт управления ГЭУ. Обстановку.
Один из командиров групп дистанционного управления доложил, что в турбинном отсеке повысилась газовая активность от 3 до 7 предельно допустимых концентраций (ПДК). То есть появились бета-газы, что говорило о неплотности одного из парогенераторов реакторной установки.
По сигналу «РБ» переход личного состава между отсеками запрещался. Как правило, если в такой ситуации ПЛ находилась под водой, то следовала команда на всплытие в надводное положение для вентилирования отсеков в атмосферу, чтобы предотвратить загазованность отсеков и предупредить переоблучение личного состава, и для поиска неплотного парогенератора с последующим его отключением.
Однако, в данной ситуации, не всплываем - над нами толщиной до 4-5 метров с сосульками до 30-35 метров. Поэтому пришлось решать эту задачу в подводном положении. По команде центрального поста я прибыл на главный командный пункт (ГКП) в 3-й отсек и приступил к руководству по борьбе за живучесть ГЭУ.
Мой командир дивизиона, капитан-лейтенант Лева Бондарь, и его офицеры были грамотными и хорошо подготовленными специалистами. Среди командиров групп дистанционного управления особенно выделялся Леня Баклашов, которого мне удалось заполучить перед выходом в море при доукомплектовании боевой части. Грамотный, хорошо знающий свою специальность симпатичный парень, своими решительными действиями при управлении ГЭУ он заражал непоколебимой уверенностью остальных офицеров БЧ-5. Впоследствии он стал капитаном 1 ранга, начальником кафедры Военно-морской академии. В период отработки курсовых задач перед переходом он добился блестящих результатов при отработке очень важного режима реверса турбины в подводном положении на задний ход при выполнении маневра заклинки больших кормовых горизонтальных рулей на погружение при высокой скорости хода. Этот маневр исполнялся им за 8-12 секунд.
Продолжение следует
