Когда нас горький опыт чему-нибудь научит?
... мы привезли не только больных, мы привезли вещественные доказательства несовершенства проекта, неотработанности узлов и отсутствия четкой методики эксплуатации новой атомной лодки.
И если Бог есть, предположил я, мы будем в раю.
Список сослуживцев Палитаева А.И. - в конце сообщения.
Сослуживцы.
Енин Владимир Николаевич. Выпускник Рижского Нахимовского училища 1949 года (первый выпуск).
"Там же на Кузьминском кладбище я познакомился с помощником командира К-19 Владимиром Ениным, который руководил работами в аварийном реакторном отсеке.
- Все материалы, касающиеся аварии нашего корабля, были закрыты, - рассказывал Владимир Енин. - И только в 1990 году прошла информация о подводной лодке К-19 в газете "Правда". Командир обращался с письмом в министерство обороны, туда же обращались и моряки с коллективным письмом. Вероятно, эти письма до министра не дошли. Письмо командира проигнорировали, а из министерского аппарата моряки получили невразумительный ответ.
Но мы не плачемся в манишку ближнего, говорили подводники. Пережили аварию, переживем и это. Все поколения ПЛА К-19 благодарны последнему командиру лодки Олегу Адамову и его экипажу, которые организовали встречу, а вернее, прощание ветеранов со своим кораблем. В июле 1990 года все подводники присутствовали на символическом последнем спуске флага. Корабль отправлялся на вечный покой. Подводная лодка К-19 была в строю без малого 30 лет.
Спустя год мы оказались вместе с Владимиром Николаевичем Ениным на конференции в Берлине. В конце Унтер-ден-Линден, метров за триста до Брандербургских ворот, водитель автобуса учтиво предупреждал: сквозное движение из восточного сектора в Западный Берлин на этом маршруте временно приостановлено. Причина, как выяснилось, была прозаической - расширяли проезжую часть. Но в какой-то момент мне показалось, что это сделали специально.
Всякого, кто вышел из автобуса, людской поток увлекал и затягивал в узкий коридор, образованный двумя рядами уличных торговцев. Продавали не цветы, не мороженое и не горячие сосиски с пивом. Оптом и в розницу предлагали советские государственные награды, особенно много орденов и медалей периода Великой Отечественной войны.
Сквозь этот строй пропускали всех, кто направлялся к рейхстагу через Брандербургские ворота.
Шагающий рядом со мной Владимир Енин у третьего или четвертого лотка остановился, тяжело опершись на трость. В окружении юбилейных медалей на пыльном куске сукна лежал орден Красного Знамени.
- Сколько? - не сказал, а выдавил из себя старый подводник.
На жующей физиономии продавца никаких чувств не отразилось. С явной неохотой, заранее зная, что эти ничего не купят, он назвал сумму в марках и перевел взгляд на других прохожих.
Надо было видеть в этот момент лицо Владимира Николаевича! С каким облегчением он бы швырнул в эти рыбьи глаза требуемую сумму, будь у него валюта. Но семидесяти марок, выданных в оргкомитете конференции на транспортные расходы, хватило бы разве что на медаль "Ветеран труда"...
Свои награды Енин оставил дома, в подмосковном Обнинске. А в Берлин захватил только справку из военного госпиталя, косвенно подтверждающую, что он, капитан I ранга Енин В.Н., перенес острую лучевую болезнь и две пересадки костного мозга. Он взял ее на тот случай, если ученые умы, приехавшие вместе с ним на международную конференцию, вновь станут говорить, что до аварии в Чернобыле у нас не было серьезных инцидентов с переоблучением людей.
Эта справка, потершаяся на сгибах, да орден Красного Знамени - две памятные метки из далекого 1961-го. Енин, вопреки ожиданиям врачей, выкарабкался, и еще несколько лет служил в учебном центре. Орден надевал редко, но очень им дорожил. А из той поездки в Берлин - первой за свою жизнь зарубежной поездки - вернулся морально подавленным. И награды перестал надевать совсем.
***
Память
Подводники из экипажа К-19, умершие от лучевой болезни в июле 1961 года: капитан-лейтенант Ю. Повстьев, лейтенант Б. Корнилов, главный старшина Б. Рыжиков, старшина 1 статьи Ю. Ордочкин, старшина 2 статьи Е. Кашенков, матросы С. Пеньков, В. Харитонов, Н. Савкин. В 1970 году от последствий облучения умер командир БЧ-5 капитан 1 ранга А.Козырев."
Из воспоминаний Валентина Анатольевича Миловского, однокашника по РНВМУ.
"Лучшие из нахимовцев успешно выступали на республиканских соревнованиях. Вспоминаю, как блестяще бегал эстафету Альберт Книпст. Поджарый, легкий стремительный, стелющийся.
На встрече (нахимовцев 3 декабря 2005 года – ВНА.) вспоминали жестокую судьбу Володи Енина. Был случай. Не многие в Нахимовском крутили «солнце» на турнике. Володя стал делать и сорвался. Упал плашмя, сильно ударился, в кровь содрал кожу. Думали, разбился, а он поднялся и молча пошел."
"Енин Владимир Николаевич, помощник командира ПЛ Б-74 (611 проект), 161 БПЛ СФ, Г. Полярный (1957-1958). В 1958 году Енин В.Н. был назначен помощником АПЛ К-19."
"Это было в июле 1961 года, подводная лодка С-270, участвуя в учениях под кодовым названием «Полярный круг», находилась в северной части Атлантического океана. В этом районе находилось свыше 30 подводных лодок. Поднявшись для очередного сеанса связи на глубину девять метров, радисты приняли радиограмму: «Имею аварию реактора. Личный состав переоблучен. Нуждаюсь помощи. Широта 66 градусов северная, долгота 4 градуса. Командир К-19».
Собрав офицеров и старшин во втором отсеке, я прочитал им шифровку и высказал свое мнение: наш долг идти на помощь морякам-подводникам. Офицеры и старшины меня поддержали...
Мы навестили моряков с аварийной лодки, находившихся в местном госпитале. Всех очень тяжелых отправили в Ленинград. Замполит С. Сафонов наблюдал, как грузили в вертолет 11 человек на носилках. Вертолет поднялся с матросского стадиона метра на три, хвостовым винтом задел плакат «Море любит сильных» и рухнул на колеса.
Первым через распахнутую дверь с матом выпрыгнул генерал-медик, а за ним уже вынесли лежачих ребят. Никто, к счастью, не пострадал. Пришлось воспользоваться дешевым морским путем, и на катере Командующего они были доставлены в Североморск, а затем самолетом в Ленинград. В госпитале остался Володя Енин. У него мы спросили, что делать с их партийными, комсомольскими билетами и деньгами, всем тем, что мы сохранили в герметичном кранце. Билеты он предложил сдать в политотдел соединения, деньги отнести ребятам в госпиталь, потому как они покупательской способности не утратили.
Когда мы с Сафоновым положили стопку партийных и комсомольских билетов на стол начальнику политотдела соединения капитану 1-го ранга М. Репину, он посмотрел на них как на неразорвавшуюся гранату. «Зачем вы их сюда принесли?» – спросил он. «А куда мы должны их принести?» – спросили мы. Тогда он вызвал молодую вольнонаемную секретаршу и приказал запереть их в сейфе. Дальнейшая судьба этих партбилетов мне не известна.
Команда ежедневно работала на лодке по много часов. Нужно было стать в док. Начальник отдела кадров соединения подводных лодок Караушев, встретив меня на пирсе, сказал, что на наш экипаж подготовлены наградные документы. С его слов меня представили к званию Героя Советского Союза. Но пройдет месяц (лодка уже стояла в доке), и Глеб Караушев скажет, что наше награждение не состоится, так как Никита Сергеевич Хрущев, не разобравшись, на чьей лодке была авария, на моем представлении напишет: «За аварии мы не награждаем. Н. Хрущев».
В медицинских книжках моряков наших трех экипажей не оставили ни единой записи о полученных дозах радиации.
В конце июля 1961 года, находясь в отпуске в Зеленогорске, случайно встретил похоронную процессию. Как мне сказали провожающие, хоронили моряка-подводника с Севера. Я спросил «А от чего умер?» – «Током убило», - ответили они. «Как фамилия покойного?» – «Рыжиков». Да, это тот самый главный старшина Борис Рыжиков, который в числе первых трех на носилках был перенесен в наш первый отсек. Когда нас горький опыт чему-нибудь научит?
А между тем после аварии аварийная подводная лодка получила печальную кличку «Хиросима». Впоследствии на «Хиросиме» была еще одна авария, и также с гибелью людей.
Только теперь, по прошествии многих лет, я понял, почему нас так плохо тогда приняло руководство судостроением – мы привезли не только больных, мы привезли вещественные доказательства несовершенства проекта, неотработанности узлов и отсутствия четкой методики эксплуатации новой атомной лодки.
Умерли от лучевой болезни в июле 1961 года капитан-лейтенант Ю. Повстьев, лейтенант Б. Корчилов, главный старшина Б. Рыжиков, старшина 1-й статьи Ю. Ордочкин, старшина 2-й статьи Кашенков, матросы Пеньков, Харитонов и Савкин.
В 1970 готу от последствий облучения умер командир БЧ-5 капитан 1-го ранга А.Козырев.
Вечная им память!
ИСТОЧНИК: ЧП, которого не было. Газета «Звезда» 1991 №3 командир С-270 капитан 3 ранга Ж. Свербилов. Добавлено редакцией проекта K19.ru: На этом можно было бы и закончить, но не станем торопиться расстаться с Жаном Михайловичем и его славным экипажем.
На третьем пирсе Екатерининской гавани было полно начальства - весь штаб Северного флота во главе с начальником, вице-адмиралом А.И.Рассохо, выделялись красными лампасами прибывшие из Ленинграда генералы медслужбы.
После доклада командира “С-270″ начальнику штаба флота на пирс вынесли мешки с эвакуированными секретными документами, а когда дозиметрический контроль показал высокую степень их загрязнения оказавшийся рядом начсан флота генерал-майор Ципичев Иван Трофимович по-кавалерийски энергично потребовал их немедленного сожжения.
Стоит упомянуть, что сданные позднее Свербиловым и его замполитом С. Сафоновым начальнику политотдела своей бригады капитану 1 ранга М. Репину партийные документы личного состава “К-19″ вызвали у последнего состояние, близкое к потрясению, и он поручил молодой вольнонаемной секретарше унести их подальше в сейф и там запереть.
После построения на пирсе экипаж в полном составе прошел тщательную помывку с дозиметрическим контролем в бане, потом всех переодели в матросские робы и разместили на специально подогнанной плавбазе “Пинега”. Там же разместили и экипаж Григория Вассера: матросов - в кубриках, а офицеров -
каютах.
А упоминание Жана Михайловича о встрече со своими коллегами - командирами на борту “Пинеги” хотелось бы привести дословно.
Вот эти строки: “Мы много говорили и пили в эту ночь. Разошлись в 4 утра. Перед тем, как заснуть, я думал о том, что наш экипаж сделал святое дело. Все лодки, участвовавшие в учениях, приняли радио Коли Затеева, но никто, кроме нас, к нему не пошел. Если бы не наша “С-270″, они бы все погибли, а их было более 100 человек…
И если Бог есть, предположил я, мы будем в раю. С надеждой на это я заснул.”
"... Очень большие дозы облучения получили также капитан 3 ранга Анатолий Козырев, капитан-лейтенант Владимир Енин, главный старшина Иван Кулаков, старший лейтенант Михаил Красиков. Не избежали своей дозы "бэров" и остальные члены экипажа. Те же, кто работал в непосредственной близости от реактора, ужасно мучались. Люди теряли человеческий облик. У них менялись лица, отказывала речь. Вскоре к перечисленным восьми морякам прибавилось еще трое. Теперь всего тяжелобольных стало одиннадцать.
Корабль находился в тяжелейшем положении. Дважды возникал пожар в реакторной выгородке, где температуру сбить было невозможно. Прервалась связь с берегом - радиопередатчики остались без питания. По мере проливки реактора водой (через нештатную систему) трубопроводы превратились в опасный источник радиации. "Они светились", - вспоминал впоследствии Н.В.Затеев. Чтобы хоть как-то снизить тяжесть последствий, командир приказал вывести личный состав, не занятый спасательными работами и вахтой, на верхнюю палубу.
Необходимо было срочно возвращаться в базу, но как? Если идти в надводном положении, на это потребуется столько времени, что вряд ли потом удастся кого-то спасти, даже если все перейдут на верхнюю палубу. Было высказано мнение - выброситься на береговую отмель ближайшего острова и ждать помощи. Но ведь лодка аварийная, атомная, а здесь чужая территория. И командир для спасения людей принимает, наверное, единственно правильное в той ситуации решение - идти обратным курсом на сближение с находящимися в районе учения другими советскими кораблями. Расчет был таков, во-первых, через них связаться со своим командованием и доложить обстановку, во-вторых, перевести на них хотя бы часть экипажа, прежде всего больных. Сообщив о своем решении экипажу, командир приказал ложиться на курс, обратный курсу в базу.
Риск оправдался. К-19 вышла в район нахождения двух наших дизельных ПЛ проекта 613 под командованием капитанов 3 ранга Г.Вассера и Ж.Свербилова. Их лодки попытались было взять атомный ракетоносец на буксир, однако из этого ничего не вышло - сильно штормило.
На приблизившуюся лодку Ж.Свербилова с большим трудом удалось эвакуировать тяжелобольных и не занятый в борьбе за живучесть личный состав. Оставшиеся на борту К-19 продолжали борьбу за корабль. Был налажен регулярный радиообмен со своей базой, ушли шифровки на КП СФ и ЦКП ВМФ. Берег выдавал мудрые советы, например, кормить облученных свежими овощами и фруктами, поить соками. Но где все это взять в открытом океане? На борту к тому времени не оставалось даже свежего картофеля.
В одной из последних радиограмм Н.В.Затеев просил разрешения свой личный состав перевести на 613-е. Берег молчал.
Сегодня, спустя годы, когда притупилась боль утрат и можно объективнее взглянуть на ситуацию, понятно, что принять единственное правильное решение не мог никто, ибо просто не знал, каким оно должно быть. Ведь все было впервые: первая ракетная атомная лодка, первая авария, первые жертвы от невидимого врага - радиационного облучения. К тому же лодки вышли в океан не на прогулку. К-19, как и дизельные лодки Г.Вассера и Ж.Свербилова (всего 30 ПЛ) участвовала в июле 1961 г. в крупномасштабном морском учении "Полярный круг" и входила в одну из двух завес, развернутых 14-й обпл в северной части Атлантического океана. При одном из всплытий на перископную глубину для проведения планового сеанса радиосвязи с "большой" землей радисты С-270 (лодки Ж.Свербилова) приняли радиограмму: "Имею аварию реактора. Личный состав переоблучен. Нуждаюсь в помощи. Широта 66 градусов северная, долгота 4 градуса. Командир К-19".
Свербилов собрал офицеров и старшин в офицерской кают-компании и зачитал полученную шифровку. В заключении сказал: "Наш долг - идти на помощь". Мнение командира единогласно поддержали. Не ясно было только одно, о какой долготе сообщал командир К-19: западной или восточной? Потом Ж.Свербилову поставят в вину, что он без разрешения покинул свою точку в завесе.
Так страшная беда усугубилась чиновниками, тогда и многие годы спустя, ибо они не признавали последующие заболевания подводников как следствие радиационного поражения. Чего боялись? Почему не хотели признать очевидного факта? Сейчас точно уже не ответить на этот вопрос, ибо многие действующие лица той трагедии давно ушли из жизни. Но вернемся к событиям в Северной Атлантике. Долгота из радиограммы была не ясна, однако старпом С-270 Иван Свищ, проанализировав ранее принятые радиограммы, предположил, что речь могла идти только о западной долготе. Свербилов приказал всплыть в надводное положение и полным ходом идти на сближение с К-19. Через четыре часа хода на горизонте показалась аварийная лодка.
По мере сближения уровень радиации резко возрастал. На расстоянии одного кабельтова он составлял 0,4 - 0,5 рентгена в час, а непосредственно у борта аварийной лодки дозиметрические приборы показывали от 4 до 7 рентген в час.
С-270 ошвартовалась к борту К-19 в 14 часов 4 июля 1961 г. Н.Затеев попросил Ж.Свербилова принять на борт 11 тяжелобольных и обеспечить радиосвязь с командным пунктом.
На борт С-270 перенесли на носилках трех тяжелобольных - лейтенанта Бориса Корнилова, главного старшину Бориса Рыжикова и старшину 1-й статьи Юрия Ордочкина. Другие восемь человек сумели перейти самостоятельно. Едва эти 11 человек разместились в 1 -м отсеке С-270, как в нем поднялся уровень радиации до 9 рентген в час. Чтобы ее снизить, Затеев предложил всех больных раздеть, а их одежду выбросить за борт. Уровень радиации снизился до 0,5 рентген в час. Но сами ребята излучали значительно больше, особенно когда их тошнило.
Ж.Свербилов передал на берег: "Стою у борта К-19. Принял на борт 11 человек тяжелобольных. Обеспечиваю К-19 радиосвязью. Жду указаний. Командир С-270".
Приблизительно через час в адрес Свербилова пришли радиограммы от главкома ВМФ и командующего СФ. Их содержание совпадало: "Что вы делаете у борта К-19? Почему без разрешения покинули завесу? Ответите за самовольство". По просьбе Свербилова Затеев подготовил шифровку о состоянии К-19 и передал ее на берег. Через полтора часа с КП СФ последовало указание командиру С-159 Григорию Вассеру и командиру С-266 Геннадию Нефедову, находившихся ближе других к месту этих событий, следовать к аварийной АПЛ и помочь Свербилову снять людей.
А С-270 продолжала стоять у борта К-19. Больными в ее первом отеке непрерывно занимался врач С-270 Юрий Салиенко. Старпом Свербилова Иван Свищ вместе с помощником командира К-19 Владимиром Ениным руководили креплением буксирного конца, поданного с кормы С-270 на нос К-19 с целью попытаться буксировать аварийную лодку в базу. Однако, как только Свербилов давал ход, пытаясь буксировать атомоход, превышающий по водоизмещению С-270 в несколько раз, капроновый конец рвался как тонкая нить. С буксировкой ничего не получилось..."
"Когда прототипы героев фильма, советские моряки из экипажа печально известной подводной лодки К-19, прочли первый вариант сценария, они были в ужасе – ничего общего с реалиями их службы текст не имел. Мнение ветеранов-подводников было учтено, и в итоге авторам картины удалось снять один из самых уважительных и достоверных фильмов на советскую тему в истории Голливуда. Одновременно это одна из самых суровых и драматичных картин на тему войны и армии.
Такой фильм никогда не появился бы в Голливуде времен Холодной войны. Основанный на реальных событиях (которые были рассекречены только в 1990-х), он показывает русских людей без привычной уже "клюквы". Да, в фильме есть мелкие неточности, но они не имеют никакого значения на фоне общего настроения картины. "Я считаю, что мы должны были снять фильм о героизме нашего бывшего противника", - сказала режиссер Кэтлин Бигелоу российским журналистам. Ей это удалось. Режиссер "На гребне волны", "Странных дней" и "Веса воды", она сняла сильный и драматический триллер, сделанный по всем законам жанра и при этом достаточно близкий к реальным событиям - что потрясает, пожалуй, больше всего...
Не узнают их имен и зрители, посмотревшие фильм: ветераны-подводники, не доверяя Голливуду, настояли на том, чтобы все имена в картине были изменены. Так капитан второго ранга Николай Затеев стал Алексеем Востриковым (эту роль сыграл безупречно положительный персонаж американского кино Харрисон Форд), а его помощник капитан-лейтенант Владимир Енин (Лайам Нисон) – Михаилом Полениным. Но страхи оказались напрасны. На российской премьере фильма в Мариинском театре в Петербурге 52 ветерана, в разное время служившие на подлодке К-19, аплодировали стоя - несмотря на все трения, происходившие между подводниками и создателями картины на этапе создания сценария."
"Я — член экипажа атомной подводной лодки “К-19”, на которой 4 июля 1961 г. в Северной Атлантике во время первого дальнего похода произошли одновременно 2 чрезвычайных происшествия, едва не приведших к атомной катастрофе:
— авария реактора;
— выход из строя средств связи.
Кинематографисты США (реж. К. Бигелоу) использовали эти события при создании кинофильма “К-19”, который был показан на экранах России и стран СНГ в 2002—2003 гг. Несмотря на то, что фильм — художественный и в нем много вымысла и нестыковок, авария реактора и борьба за живучесть корабля отражены достоверно, а выход из строя средств связи и спасение АПЛ “К-19” другими лодками показаны искаженно, материалов в печати об этом нет.
Каким способом моим радистам удалось передать сигнал “SOS” и тем самым спасти экипаж и предотвратить катастрофу на море, я рассказываю в своей статье как очевидец и непосредственный участник трагедии.
В основе воспоминаний — мой краткий доклад командованию “К-19”, написанный в июле 1961 г. в госпитале г. Полярный, ксерокопия которого попала мне в руки в 2003 году и позволила восстановить временную картину событий...
Командир другой ПЛ серии “С” Григорий Вассер, приняв наш сигнал “SOS”, также покинул свою позицию и пошел к “К-19”. Он подошел к нам в 19.00.
Командование СФ (ФКП) ещё ничего не знало об аварии на АПЛ “К-19”, а командиры двух лодок Ж. Свербилов и Г. Вассер и их экипажи уже начали операцию по спасению экипажа и корабля “К-19”. Лишь после получения доклада от командира АПЛ Н. Затеева через передатчик Ж. Свербилова руководить операцией стало Командование СФ.
Помощь экипажу — рядом у борта аварийной лодки, связь с ФКП установлена, это — большая удача для экипажа! Почувствовал жажду, попросил, и мне принесли бутылку сухого вина и плитку шоколада. Всюду радиация, а вино и шоколад защищены от радиоактивной пыли. Из горла выпил несколько глотков вина. Начало спадать нервное напряжение, проявились упадок сил, головная боль, полное безразличие ко всему, окружающее начал воспринимать как в тумане или полусне, стал погружаться в странное состояние, из которого вышел спустя месяцы. Однако остался на ногах и продолжал исполнять свои обязанности.
...По указанию ФКП к нам подошла третья подводная лодка серии “С” Геннадия Нефедова. Экипаж “К-19” был эвакуирован, а спасательное судно “Алдан” привело аварийную АПЛ, получившую прозвище “Хиросима”, в Западную Лицу.
6—7-суточный переход на подводной лодке “С” и эсминце“30-БИС” остался в памяти и спустя 42 года — как события одних суток с эпизодами:
— Эвакуация. Вечер, низкое солнце, волнение моря 2—2,5 балла. На нашу подводную лодку, имеющую большую массу, волны не влияют, а подводную лодку “С” подбрасывает у борта. Выбираю момент для прыжка... прыгаю, и меня подхватывают под руки на палубе. Раздеваюсь полностью, всё снятое летит за борт, оставляю лишь часы и документы. На “пятачке” у торпедных аппаратов в 1-м отсеке мне на голову льют из чайника теплую воду — это первичная дезактивация. Говорю, что с меня стекает в трюм радиоактивная вода, в отсеке будет радиация. Мне отвечают: “А мы её откачаем”.
— 21—22 часа. Офицеры “К-19” плотно сидят вокруг столика в кают-компании. Одеты кто во что — матросская роба, белая или цветная рубаха и т. д. На столе что-то из еды, но никто не ест. “Быть может, вам налить спирта?” — спрашивают хозяева. Соглашаемся на компот. “Кто из вас старший? Вашему экипажу — радиограмма”, — говорит кто-то из офицеров-хозяев. Старший среди нас — пом. командира АПЛ В. Енин. Он знакомится с радиограммой, а затем сообщает нам, что Командование СФ приказывает всем командирам боевых частей и служб
атомной подводной лодки “К-19” подготовить вахтенные журналы для дачи показаний следственным органам. Мы ещё не добрались до Берега, а “органы” уже начали свою работу!
— 22—23 часа. После выхода на мостик для перекура ищу себе место для отдыха. В кают-компании на диванах и столике лежат люди, во втором отсеке мест нет. Иду в первый отсек, здесь также всюду люди. На трехъярусных койках — наши моряки из аварийной группы. Вахтенный моряк откуда-то достал и дал мне матрас. Огляделся: единственное свободное место — между торпедными аппаратами, прошел между ними в нос, бросил матрас на настил, там и лег. Чувствуется качка, слышны удары волн о нос подводной лодки.
— Утро. Завтрак. Кто-то из офицеров-хозяев говорит В. Енину, что моряки “К-19” не встают и не завтракают. В. Енин приказал своим офицерам поднимать людей.
— 10 часов. “Пожарная тревога”! — Не учебная: горит электрощит в корме. Только этого не хватало! Щит отключен, пожар ликвидирован.
— 11—12 часов. Попытка перейти с подводной лодки на эсминец. На мостике 3 человека из аварийной группы, их не узнать, лицо и шея распухли, шея сравнялась с плечами (кто-то сказал, что это следствие поражения щитовидной железы). Их поддерживают под руки. Из-за большой волны переход на эсминец не состоялся.
— 15 часов. Как оказался на эсминце — не помню. Получил истинное удовольствие от мытья в душевой. Вторая дезактивация. Нам выдали новую матросскую робу. Яркое солнце, тепло, голубое безоблачное небо, легкий ветерок приятно обдувает лицо, сушит волосы. Эсминец идет полным ходом, справа — берег, который смещается на корму. Прошу закурить у моряка с эсминца. Он исчезает и возвращается с пачками папирос “Беломор”, раздает их морякам в новой робе. Очевидно, купил на свои матросские в судовой лавке. Мы благодарим его, курим. Хорошо!!!
— 21—22 часа. Госпиталь в городе Полярный. Зеленые армейские палатки, в них — душевые. Третья дезактивация. Здесь в коридоре госпиталя утром меня “перехватил” пом. командира АПЛ В. Енин, завел в помещение, где были стол и стул, и сказал: “Вот тебе бумага и ручка. У тебя — 5 минут! Садись и пиши всё о связи в день аварии”.
Так появилась краткая записка — мой письменный доклад командованию АПЛ о действиях БЧ-4 в день аварии, ксерокопия с которой попала мне в руки через 42 года и помогла многое восстановить в памяти.
В госпитале были допросы “органов” и объяснительные записки флагманским специалистам по связи.
Допросы носили обвинительный характер: как я дошел до такой жизни, что допустил выход из строя АПЛ “К-19” в целом и средств связи в частности?
“Собак не злил”, говорил и писал лишь минимум, чтобы мои слова не были истолкованы и направлены против меня, членов экипажа. И, конечно, не упоминал о дефекте передатчика “Искра”, о недостатках в организации связи, понимая, что я — маленькая фигура в Большой Аварии, где столкнулись интересы Военно-промышленного комплекса и Министерства обороны.
Не знаю, кто защитил экипаж, но допросы прекратились.
Ну а в ленинградском госпитале ВМФ, куда нас привезли, была четвертая дезактивация, о которой вспоминаю с улыбкой. Здесь медики организовали нашу обработку более продуманно: помимо внешней промывки была и “внутренняя”. Штатных “очков” не хватало, и гальюн с надписью “М” был залит так, что радиация в нем повысилась до 1 рентгена.
Усилиями медицинских работников экипаж (за исключением 8 подводников, получивших смертельную дозу радиации) в течение года был поставлен на ноги.
Встречи оставшихся в живых, как и показано в кинофильме, проходят в Москве. Утрачена связь с некоторыми участниками похода. Перечисляю: Николай Корнюшкин, Антон Казановский, Виктор Галиганов, Борис Шишилин, Владимир Соколов, Владас Урбас.
Прошу откликнуться и написать мне по адресу: 3200 Молдова, г. Бендеры, Главпочтамт, До востребования, Лермонтову Р. А."
"Дозу облучения, значительно превышающую допустимую, получили командир БЧ-5 капитан 3 ранга А.Козырев, капитан-лейтенант В.Енин, старший лейтенант М.Красичков, главный старшина И.Кулаков. Козырев скончался летом 1970г. Врачи заявили, что его кровеносная система была практически разрущена и только могучий организм позволил ему прожить и проработать почти девять лет после облучения. Похоронен капитан 1 ранга А.Козырев в Севастополе в аллее Героев. Все погибшие получили дозу облучения от 5000 - 6000 бэр. Но вернемся к событиям на аварийной "К-19".
Подводная лодка осталась с одним работающим реактором, с загрязненными радиоактивными газами и золями отсеками, без связи с берегом из-за нулевой изоляции антенн. Командиру удалось сблизиться с двумя дизельными подводными лодками и с их помощью связаться с берегом. На буксир взять атомоход мешала штормовая погода, однако эвакуировать личный состав, пострадавший от облучения, удалось. В конечном итоге экипаж, по решению командования с управляющего КП, перешел на дизельную лодку. На все тревожные доклады по радио с "берега" выдавали рекомендации - кормить переоблученных моряков свежими фруктами и овощами и поить соками, которых на борту не было.
Спасательное судно прибуксировало лодку в главную базу флота. Был произведен восстановительный ремонт, но на этом беды ее не закончились, и флотская молва окрестила ее "Хиросимой".
В 1975г. американская пресса сообщила, что атомная лодка США "Гетоу" в ноябре 1969г. столкнулась в подводном положении с советской субмариной в Баренцевом море. Пресса не скрывала, что поход "Гетоу" в Баренцево море осуществлялся по плану Центрального разведывательного управления США.
Подводной лодке вменялось в обязанность шпионская деятельность по секретной программе. Ее командиру Л.Буркхардту разрешалось заходить в территориальные воды СССР, приближаться к берегу на дистанцию в 4 мили, производить радиоперехват и следить за советскими подводными лодками. В случае, если американскую лодку-нарушителя будут преследовать советские корабли, против них разрешалось применять боевое оружие, иными словами, лодка могла развязать войну.
И вот, с лодкой-шпионом, получившей такие неограниченные полномочия, "встретилась" ни кто-нибудь, а "К-19". Занимаясь в полигонах боевой подготовки отработки задач в подводном положении, она столкнулась с американской субмариной. 15 ноября 1969г. в 7 часов 13 минут раздался удар в носовой части. Несмотря на принимаемые меры, дифферент на нос возрастал, лодка погружалась. После продувания главного балласта дан полный ход, и лодка благополучно всплыла.
Вокруг никого не было, осмотр выявил наличие повреждений обтекателей торпедных аппаратов. "Гетоу" получил удар в районе реакторного отсека. И вот здесь произошел эпизод, который мог привести к ядерному конфликту. Командир минно-торпедной боевой части дал приказание подготовить к стрельбе три ракеты и ракето-торпеду "Саброк" с ядерным зарядом. Всплывшая и безоружная* "К-19" представляла прекрасную мишень. Командир "Гетоу" Буркхардт оказался благоразумнее, он отменил решение своего подчиненного и взял курс на запад.
Соперничество в океанских глубинах делает столкновения под водой не случайными, но это не значит, что они происходят по злому умыслу - ни один командир на такое не пойдет. Как правило, подобные столкновения - результат несовершенства акустических средств и ошибок в управлении подводной лодкой. Они неизбежны, как столкновения надводных кораблей.
* Ее торпедные аппараты после столкновения были повреждены."
Вспоминает А.И.Палитаев.
"В последнее время подводную лодку «К-19» вспоминали больше в связи с аварийными случаями на ней. Однако в период с 1963 год по 1967 год, когда командирами на ней были капитан 1-го ранга Владимир Александрович Ваганов, а затем капитан 1-го ранга Эрик Александрович Ковалёв, подводная лодка славилась своими успехами. Экипаж не только успешно выполнял ответственные задачи, но и весело служил. Повседневная жизнь наполнялась, смешными случаями, розыгрышами, что теперь без улыбки и не вспомнить.
Приведу некоторые из них.
Однажды утром с озабоченным видом я прибыл в кают-компанию, где во главе с командиром Владимиром Александровичем Вагановым офицеры распивали чаи. Чтобы развеять мой хмурый настрой командир в шутливой форме задал мне какой-то вопрос. Уловив в его тоне игривость, быстрые на подначку и розыгрыш командир БЧ-4-РТС капитан- лейтенант Сергей Вельский (фамилия изменена) и начальник химической службы капитан-лейтенант Лёва Хохлин (фамилия изменена) тут же подхватили шутливый настрой командира. Один другого спросил:
- Сергей, ты что-нибудь знаешь о сложной судьбе Лёши Палитаева.
- Нет, а что?- откликнулся другой.
- Представляешь, какое у него было трудное детство в Нахимовском Училище. Ведь их там по утрам старшина строем водил в гальюн и там командовал: «Сесть! Делай ка-ка-ка!».
Взрыв хохота наполнил кают-компанию.
Правда, другим офицерам доставалось ещё больше. Когда подводная лодка «К-19» базировалась в Западной Лице наш экипаж размещался на плавбазе. Однажды нашему командиру дивизиона живучести капитан-лейтенанту Саше Захаревскому (фамилия изменена) выпало «счастье» дежурить по плавбазе.
Дело шло к смене дежурства, Саша решил обмыться в душе. Пользуясь властью дежурного, он дал команду о подаче пара в душевые и полез в ближайшую душевую. Разделся в предбаннике и, мурлыча песенку, закрылся в душевой. Вельский и Хохлин ублажаться ему во время дежурства не дали. Они тихо вошли в предбанник, забрали его всю одежду, оставив на вешалке только повязку дежурного. С озабоченным видом заскочили в рубку дежурного и сидящему там матросу наговорили всяких ужасов о готовящемся прибытии штабного начальства. Дескать, надо предупредить дежурного по плавбазе. Из динамиков корабельной громкоговорящей связи раздалась команда:
- Дежурному по плавбазе срочно прибыть в дежурную рубку.
До моющегося в душе дежурного этот призыв дошёл мгновенно. Мгновенно выскочив из душевой, Захаревский в предбаннике не обнаружил своей одежды...
Саша, схватив повязку дежурного, и, оставаясь голым, поскакал в свою каюту. Там он обернулся простыней и, поспешно обтираясь, стал искать, что можно одеть. В это время он услышал голоса авторов розыгрыша, которые, приближались к его каюте с весёлыми предупреждениями:
- Захаревский! Тебе достанется, начальник штаба дивизии уже на причале! Но Захаревский теперь догадался о розыгрыше и, оставаясь закутанным в простынь, захлопнул дверь своей каюты на замок. Тем временем авторы розыгрыша нашли доктора нашего экипажа капитана Анатолия Давыдова (фамилия изменена) и с тревогой поведали ему о «беде», случившейся с Захаревским:
− Толя, - взволнованно обратились шутники к доктору лодки Давыдову, − ты только представь, дежурного по плавбазе Захаревского срочно вызывают в дежурную рубку, а он закутался в простыню и никого не пускает к себе в каюту. Не тронулся ли он?
Доктор Толя Давыдов подошёл к каюте Захаревского и, дёргая за ручку двери, заглянул в замочную скважину. И тут же с обратной стороны получил плевок. Такое обстоятельство в сознании доктора показалось, как серьёзное ЧП. Он стал уговаривать «пострадавшего» открыть дверь, чтобы оказать необходимую медицинскую помощь. В ответ из-за двери слышались какие-то передразнивания, что ещё больше пугало доктора. Толя Давыдов побледнел и мучительно думал, что предпринять. Но в это время авторы розыгрыша принесли одежду «пострадавшего» и признались доктору в своих проделках.
Летом 1964 года подводную лодку «К-19» направили в Северодвинск для участия в мероприятии под кодовым названием «Пикша». С прибытием в завод экипажу была поставлена задача: подготовить лодку к показу её офицерам- выпускникам Академии Генерального штаба. Времени до показушных мероприятий отводилось предостаточно. Подводная лодка стояла у стенки завода. Личный состав экипажа занимался планово-предупредительным ремонтом материальной части и покраской корпуса подводной лодки. Боцман со своей командой рулевых сигнальщиков занялись брашпилем. Они демонтировали его и пытались доставить в один из цехов завода, где за корабельный спирт работяги обещали произвести ремонт. Но наших рулевых постигла неудача: брашпиль при переноске вырвался у них на трапе и утонул. Боцман договорился с водолазами (опять за спирт). Те достали агрегат. На следующий день, когда замполит собрал команду на политинформацию, расположившись на стенке около подводной лодки, работяги пришли, чтобы взять брашпилем на ремонт. Боцман поручил транспортировку агрегата на берег теперь более надёжному рулевому. Это был здоровенный парень по фамилии Тумаха. Тумаха прижал к себе агрегат и, напевая «ах, ты, палуба - палуба, ты меня раскачай», направился к трапу. За действиями Тумахи наблюдал не только боцман, но и те моряки, которые сидели на берегу, слушая замполита. Взойдя на трап, Тумаха пошатнулся, брашпиль выскользнул у него из рук и бухнулся вторично в воду. На берегу раздался дружный хохот всей команды.
Скучать не приходилось. Замполит поручал офицерам организованно выводить личный состав в город. Как-то в городе гастролировал цирк. Посетить цирк довелось нашим авторам розыгрышей Сергею Вельскому и Лёве Хохлину. Там им удалось выпросить у персонала цирка фирменный бланк, на котором, по приходу на корабль, отпечатали текст такого содержания:
«Здравствуйте, уважаемый товарищ командир! Администрация и артисты цирка рады были видеть у себя на представлении офицеров и матросов вашего корабля. От ваших товарищей мы узнали, что у Вас на корабле имеются люди, которые могли бы проявить свои дарования на арене цирка. В роли циркового силача мог бы выступить Юлий Сухоруков (фамилия изменена), который, как нам стало известно, запросто ломает железные предметы. (На днях при очередном корабельном учении по борьбе за живучесть Сухоруков сломал аварийный инструмент).
На роль гуттаперчевого (для битья) мальчика ваши товарищи-моряки рекомендуют Василия Лобанова (фамилия изменена, он являлся помощником командира подводной лодки, и ему больше всех доставалось от командира корабля).
Вложенное в конверт письмо оставили на командирском месте в кают-компании. Прибывший на ужин командир ознакомился с содержанием письма. Смысловая ирония ему была понятна. Улыбаясь, он вложил письмо в конверт и оставил его на столе. Когда командир покинул кают-компанию, письмо стало достоянием присутствующих офицеров. Офицеры от души смеялись, а упомянутые в письме «герои» долго вычисляли - чьих это рук дело.
Приближался назначенный день показного мероприятия под кодовым названием «Пикша».
Очередной день подготовки к показу, как обычно, начался с подъёма флага. После подъёма флага старпом объявил личному составу, что после проворачивания оружия и технических средств командир будет осматривать готовность отсеков к показу.
При проведении показа планировали в отсеках оставить только командиров отсеков и некоторых старшин на боевых постах. Остальной личный состав должен убыть на берег.
Так поступили и на этот раз. Командир где-то задерживался на берегу. В отсеках скучали.
Завсегдатаи розыгрышей решили использовать момент. Они нашли в командирской каюте заброшенную командирскую фуражку (в те времена только на фуражках капитанов 1-го ранга имелись плетёные канатики). Предупредили девятый отсек из центрального поста: «Командир скоро будут у вас». Сами прибыли с фуражкой в восьмой отсек. Один из них оголил зад и в
согнутой позе занял место у переборочного люка. Второй положил ему на голый зад фуражку и открыл переборочный люк. Командир девятого отсека капитан-лейтенант Денис Патрин (фамилия изменена), ожидавший командира подводной лодки, в первый момент узрел только фуражку, а потому заорал: «Смирно!» Но в следующий миг понял, что перед ним не лицо, а объект противоположного свойства и приготовился плюнуть. Однако опоздал - перед ним уже стояли, захлебываясь от хохота, два известных хохмача-товарища.
Но вот настал день показа. В порт прибыли другие корабли и плавбаза. Офицеров-академиков разместили на плавбазе. Подводная лодка «К-19» ошвартовалась вторым корпусом к плавбазе. Завели трап с подводной лодки на палубу плавбазы. Личный состав подводной лодки, не занятый в показном мероприятии, отправили на берег заниматься спортом. На подводную лодку партиями стали спускаться слушатели академии и их преподаватели. Гидом в центральном посту был сам командир подводной лодки. Когда, объясняя, командир остановился на пульте связи со словами:
- По этой громкоговорящей связи централизованно: по всем отсека и боевым постам отдаются команды, или осуществляется отдельная связь с отсеком, боевым постом.
Один из группы посетителей, пожилой уже человек с генеральскими погонами авиатора, слушая командира, поинтересовался:
- Можно мне связаться с каким-нибудь отсеком.
- Пожалуйста!- сказал командир подводной лодки.
- Включите любой тумблер и сделайте запрос.
Генерал включил один из тумблеров и, видя под ним бирку, означающую номер девятого отсека, запросил голосом без командного оттенка:
- Де-вя-тый, скажите что-нибудь.
В девятом ещё памятен был недавний розыгрыш. На весь центральный пост послышалась бранная тирада:
- Я тебе сейчас такое скажу, что будешь век заикаться!
Все присутствующие замерли. Но командир тут же протянул руку к тангенте и дал команду:
- Девятый!
-Есть девятый,- поступил ответ
-Доложить обстановку в отсеке!- приказал командир.
Мгновенно поступил чёткий доклад:
- Отсек подготовлен к смотру. Присутствуют командир девятого отсека капитан-лейтенант Патрин и старшина первой статьи Зуев.
Командир лодки, повернувшись всем корпусом к генералу, и, как бы оправдываясь, произнёс:
- Неуставной запрос, товарищ генерал, неуставной ответ.
- Ладно, уж, - миролюбиво произнёс генерал.
Экскурсии по лодке продолжались до обеда. После обеда подводная лодка «К-19» и плавбаза с туристами-академиками снялись со швартовов и вышли в море, где подводная лодка в строго назначенный момент времени произвела демонстративный подводный пуск баллистической ракеты. Командование осталось довольным подводной лодкой и её экипажем.
Ещё один курьёзный случай случился в центральном посту подводной лодки «К-19» несколько позднее. Так случилось, что не состоялся испытательный пуск ракеты - комиссия от промышленности решила в последний момент отказаться от старта. Подводная лодка была возвращена и затем повторно вышла на ракетную стрельбу. На этот раз с нами вышел начальник штаба Северного флота адмирал Г.М. Егоров. Когда лодка находилась на боевом курсе и началась предстартовая подготовка в центральном посту воцарилась тишина. Адмирал Егоров присутствовал здесь же. Вдруг тишину разорвал зуммер громкоговорящей связи. Из пятого отсека поступил запрос вахтенного старшины отсека:
- Центральный, прошу разрешения пропустить Терентича. Ему надо в кандейку выдавать нули. Командир БЧ-5, сидящий у пульта связи, мгновенно отреагировал командой:
- Отставить!
Всем членам экипажа, присутствующим в центральном посту, всё было понятно, но только не адмиралу Егорову, во взгляде которого читалось недоумение.
Командир подводной лодки капитан 1 ранга Э.А.Ковалёв вынужден был сделать пояснение:
- Подходит обеденный час, и старшина снабжения по отчеству Терентьевич спешит в провизионное помещение, чтобы выдавать бачковым консервы, идущие на закуску, так называемое нулевое.
-Понятно, - молвил адмирал, и все вздохнули с облегчением.
Ракета стартовала удачно, и подводная лодка возвратилась в базу, а некоторые члены экипажа рассказывали друзьям о смешном случае, свидетелями которого они были.
С началом регулярных выходов ракетных подводных лодок в океан на боевую службу стала очевидной необходимость постоянного присутствия в базе специалистов промышленности для поддержания исправного состояния систем навигационных комплексов подводных лодок. В нашей базе была расквартирована группа технического обслуживания под руководством Чернухина Савелия Семёновича. К таким его специалистам, как В. Шереметьеву, В. Белодеду, Л. Хасису, В. Герасименко не зарастала народная тропа.
Однако недостаточная техническая надёжность астронавигационных систем продолжала держать штурманов в тревожном состоянии. Не редкими были случаи отказов в астронавигационных системах в океане. Личный состав, привыкший к иждивенческой жизни в базе, справиться с неисправностями был не в состоянии. Выручала радионавигация - иностранная система Лоран. Так, весной 1968 года, в то время, когда «К-19» и её первый экипаж, командиром которого уже был капитан 2-го ранга Юрий Флавианович Бекетов, находились в заводском ремонте, к выходу на боевую службу готовилась подводная лодка нашей дивизии «К-40». Её командир А.Д. Джавахишвили сломал ногу, и вместо него послали Ю.Ф. Бекетова. Старшим на борту пошёл командир дивизии контр-адмирал В.А. Юшков. Было принято решение и меня, как опытного штурмана, взять в тот поход, хотя это шло в разрез моим планам - я готовился поступать в академию.
Когда лодка достигла Саргассова моря и приступила к боевому патрулированию вышла из строя астронавигационная система «Сегмент». Оба штурмана - командир БЧ-1 Л.Сюсюкалов и командир ЭНГ В.П. Маципура никаких мер и инициативы по поиску и устранению неисправности не принимали. Неисправность проявлялась в поднятой АНС для обсервации признаком завала стабиплаты. Пришлось мне отложить учебники по математике в сторону и заняться возникшей проблемой. Ведь терялся всякий смысл пребывания лодки на боевой службе."
Сослуживцы.
"СЕГОДНЯ их осталось всего двое - командиров подводных лодок времен Второй мировой войны: командир подводной лодки "Красный дьявол", контр-адмирал Эрих Топп, и штурман счастливой "Щуки", адмирал флота Георгий Егоров. Один живет в Германии, другой в России. Они никогда не встречались, хотя и знают друг о друге. Обозреватель "Российской газеты" Николай Черкашин задал им три вопроса. Так состоялся этот заочный диалог между двумя бывшими противниками...."
Джавахишвили Александр Давидович.
"1971 год 8 янв. - 19 марта РПКСН "К-408" пр.667А (командир капитан 1 ранга Привалов В.В., старший на борту командир 19 дивизии контр-адмирал Чернавин В.Н.) первым из стратегических атомоходов совершил переход с СФ на ТОФ по маршруту: Северный Ледовитый Океан - Атлантический Океан - Тихий Океан вокруг Южной Америки через пролив Дрейка с одновременным несением боевой службы. Этот уникальный переход в апреле 1972 года повторил РПКСН "К-415" пр.667А (командир капитан 1 ранга Джавахишвили А.Д.). Экипаж корабля был награжден вымпелом МО СССР "За мужество и воинскую доблесть".
Вымпел МО (введен приказом МО в 1972 г.) "К-429" получила за 6 лет до катастрофы."Создание грузинских ВМС году было поручено в 1990 капитану 1-го ранга, бывшему командиру атомной подводной лодки ВМФ СССР Александру Джавахишвили. Однако вследствие политических распрей, Грузии не удалось получить все корабли расформированной советской 194-й бригады кораблей ОВР, в составе которой были пять малых противолодочных кораблей, один сторожевой корабль, два морских, три базовых и два рейдовых тральщика, ракетный, торпедный и артиллерийский катера, восемь десантных катеров, три шнуроукладчика, два учебно-тренировочных судна, несколько вспомогательных катеров разного назначения. Часть этих кораблей Россия оставила себе, а остальные были попросту брошены в негодном состоянии, и восстановить их, за небольшим исключением, Грузия не смогла. То же можно сказать и об оставленных в Грузии катерах пограничных войск бывшего КГБ СССР.
По мнению Независимой газеты, "Если бы грузинские власти, пользуясь безразличным отношением господина Ельцина к защите национальных интересов России, задались целью завладеть этими кораблями и судами, а не занялись бы захватами квартир русского населения Поти, то Грузия уже в 1992 году имела бы задел для развертывания небольших, но довольно приличных и вполне сбалансированных национальных ВМС."
Шипов Александр Иванович.
"В 1961 году - капитан 3-го ранга, заместитель командира корабля АПЛ “К-19″ по политической части.
Родился 7 ноября 1926 года в селе Мокрая Поляна Пензенской области. В 1943 году был призван на службу в ВМФ. В Учебном отряде Черноморского флота прошел школу связи. Был радистом приемного центра Новороссийска и Черноморского флота. Участвовал в боевых действиях на Черном море во время Великой Отечественной войны.
В 1951 году Шипов окончил Киевское Высшее военно-морское училище, став политработником на крейсере “Чкалов”. В 1954 году поступил в Военную Политическую академию имени Ленина, и с 1958 года служил на Северном флоте заместителем командира подводной лодки “С-284″ по политической части. В 1959 году стал заместителем командира атомной подводной лодки “К-19″ по политической части.
С 1962 года Александр Иванович был заместителем начальника политотдела 16-го дивизиона подводных лодок Северного Флота. В 1966 году Шипов назначается начальником политотдела 203 ОБР ПЛ Северного флота, в 1969-м - начальником отдела ПУ СФ, в 1972-м - заместителем начальника минно-торпедного полигона ВМФ в Феодосии.
В 1979 году капитан 1-го ранга Шипов был уволен в запас, но вплоть до 1986 года был первым помощником капитана черноморского танкера “Свента”. С 1987 года Александр Иванович трудился слесарем КИПиА на “Водоканале” в Севастополе. У него двое взрослых детей, в свободное время занимается охотой и рыбалкой.
за стойкость, мужество и героизм Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 августа 1961 года награжден Орденом “Красного Знамени”."
Вспоминает А.И.Палитаев.
"Я убедился в том, что в опущенном состоянии астронавигационной системы (АНС) её стабиплата не заваливается, и пришёл к выводу, что в поднятом положении, при вытягивании кабельной петли появляется обрыв провода в линиях питания гиромоторов. Надо было найти способ - как в подводном положении обнаружить тот обрывающийся провод в петле. Пришлось не одни сутки повозиться со схемами, прежде чем прийти к единственно верному решению. С одного из гирокомпасов были сняты три амперметра и в указанном мной месте их подключили к линиям питания гиромотров АНС. При очередном всплытии пл на сеанс связи была поднята АНС , и в той линии, где происходил обрыв, амперметр тут же показал ноль.
Далее по монтажным схемам я нашёл запасной провод и места, где следует произвести нужный монтаж. Неисправность была устранена. Находясь как-то на штурманской вахте и, терзаясь мыслями о неисправности, я услышал звуки музыки, глухо доносящиеся откуда-то. Осмотр и опрос выявил необычный факт. Это комдив, запершись в боевой рубке, упражнялся на флейте. Тогда мне подумалось, что, если комдив так спокоен, то значит, не ждёт он каких-то боевых действий, а наше пребывание здесь не более чем изображение силы, но не дай Бог, действительной заварухи - будет для нас вторая Цусима.
Не пришлось мне поступать в академию, вместо этого меня назначили помощником командира подводной лодки «К-19», которая вместе с другими подводными лодками этого проекта была передана в состав другой дивизии. В качестве помощника командира подводной лодки я прослужил недолго, но вспомнить есть о чём."
"Как я уже упоминал, что подводная лодка «К-19» находилась в среднем ремонте в губе Пала."
"К весне 1969 года ремонт был закончен. Подводную лодку стали готовить к выходу на заводские ходовые испытания, которые должны были начаться с глубоководного погружения. Возглавить выход на испытания прибыл начальник штаба (НШ) новой для нас дивизии капитан 1 ранга Аркадий Иванович Сёмочкин (фамилия изменена). Под его руководством подводная лодка, лихо развернувшись в бухте, начала движение на середину узкой горловины этой губы. Выйти строго на ведущий створ не успели. Форсируя горловину, лодка несколько уклонилась от створа. С правого борта послышался скрежет. Это лодка своим лёгким корпусом ломала ледовый береговой припай. Прибыли в полигон глубоководного погружения. Здесь уже находился в дрейфе обеспечивающий надводный корабль. Обменявшись с ним опознавательными и позывными, начали погружение. Однако оторвать лодку с перископной глубины не получалось. Лодка не погружалась. Рекомендаций командиру подводной лодки со стороны старшего на борту и флагмеха было предостаточно. Наконец решились дать небольшой ход. Лодка сорвалась, и началось неуправляемое погружение. При глубинах в полигоне 270 метров стрелки глубиномеров в центральном посту подводной лодки подходили к значениям 200 метров. Флагмех на весь центральный пост заорал: «Продуть всё». Его команда была исполнена. Стрелки глубиномеров замерли. Корпус лодки задрожал, и началось неуправляемое всплытие. Подводная лодка как поплавок выскочила на поверхность и, переваливаясь с борта на борт, приняла надвое положение. Испытания глубоководного погружения были прекращены, и подводная лодка «К-19» возвратилась в завод. При доковом осмотре нашли заваренные кингстоны цистерны биологической защиты. Заводские ходовые испытания были продолжены. К маю месяцу подводная лодка прибыла к месту постоянного базирования, и экипаж начал готовиться к выходу на отработку курсовых задач. Тем временем наступил праздничный день Первого мая. На торжественное построение были выведены все экипажи подводных лодок. Командовал этим построением уже знакомый нам капитан 1 ранга Сёмочкин. Когда к причальному фронту подъехала чёрная «Волга» с начальником штаба флотилии, Сёмочкин скомандовал:
- Смирно!- и, повернувшись налево, строевым шагом направился встречать начальство.
Когда прибывший начальник штаба флотилии и встречающий его Сёмочкин сблизились на малое расстояние, последний стал докладывать первому:
- Товарищ контр-адмирал, экипажи подводных лодок флотилии построены в честь празднования дня Первого мая. Доложил капитан первого «мая» Сёмочкин.
В строю послышался хохот. Собака, лежавшая у корня ближайшего причала, громко залаяла. Начальник штаба флотилии контр-адмирал Г.Л. Неволин недовольно молвил:
- Опять, Вы Сёмочкин, напутали. Даже собака смеётся.
Но вот праздники кончились, и подводная лодка «К-19» вышла в море на выполнение торпедных стрельб. На этот раз с нами помимо начальника штаба дивизии пошёл и флагманский минёр дивизии капитан 2-го ранга Анисимов (фамилия изменена). К утру следующих суток заняли полигон для торпедных стрельб. Тем временем, я, исполняя обязанности помощника командира подводной лодки, заглянул в кухонное помещение (гарсонку) кают-компании и, обнаружив там некоторый беспорядок, приказал вестовому (гарсону) удалить в титане осадки. Рабочим сюда был выделен молодой матрос от связистов. Ему было поручено заняться чисткой титана. Этот матросик чистку титана осуществлял наждачной бумагой, а затем стал промывать, используя пеньковую мочалу. В это время лодка всплыла на сеанс связи, и матроса вызвали в рубку связистов. Он убыл, оставив мочалу в титане. Подходило время к завтраку. Вестовой кают-компании, не заглянув в титан, наполнил его водой и включил на подогрев. Когда настало время завтрака, опережая команду по кораблю, в кают-компанию прибыл флагманский минёр дивизии (ему не терпелось покончить с завтраком до начала торпедных атак). Вестовой подал ему чай странного запаха. Но флагмин, видимо, посчитав этот запах особенностью сорта чая, сосредоточенно стал поглощать поданные ему деликатесы, запивая непригодным для употребления чаем. По лодке объявили: «Команде пить чай! Первая очередь офицеров приглашается к столу». Прибывшие в кают-компанию офицеры тут же стали выказывать недовольство чаем. Я вынужден был разобраться в причине столь необычного запаха чая. Заглянув в титан, я обнаружил там пеньковую мочалу. Пришлось извиниться перед офицерами и попросить их повременить с завтраком. Содержимое титана вестовой удалил, и вскоре был готов свежий кипяток, заваренный настоящим чаем. Казалось, что досадный инцидент исчерпан. Однако, когда начались торпедные атаки, флагмина стала разбирать икота. Он сидел в центральном посту и, обхватив руками голову, с каждым толчком икоты повторял: «Ну, помощник, напоил меня. Буду долго я помнить «К-19.»
Командиром новой для нас дивизии с некоторого времени стал контр-адмирал Борисеев Николай Сергеевич. У меня с ним сложились сложные отношения. Учиться на командирские классы он меня не отпустил и вместо этого планировал старпомом в экипаж, оставшийся без командования, разлагающийся и приносящий соединению одни неприятности. Такая перспектива меня не устраивала. Видеть себя в роли полицейского, наводящего порядок, я не желал. Начальник штаба нашей прежней дивизии капитан первого ранга Коробов В.К. в это время предложил мне идти к нему в штаб флагманским штурманом дивизии. Я, недолго раздумывая, согласился.
Это было время интенсивного использования ракетных подводных крейсеров стратегического назначения (рпк СН) проекта 667А в океане на боевой службе. Прежде чем допустить экипаж очередного рпк к выходу на боевую службу требовалось специалистам штаба дивизии немало поработать на нём в море в достижении положительных результатов по всему курсу боевой подготовки. Выделенное для рпк полигонное время необходимо было использовать эффективно. Тут было не до отдыха. Если штурмана экипажа были малоопытными, приходилось организовывать контрольные измерения и регулировку штурманских систем, показывая им на личном примере: «делай как я». Много беспокойных часов доставалось проводить на мерных линиях. Замеры подводных скоростей выматывали все нервы. Командиры рпк подходить близко к акустической базе боялись, а небольшое уклонение от базы делало корабельные датчики нечувствительными. Но, не проверив лаг на точность, отпускать рпк в океан, где вся надежда на точность счисления, было бы преступно. При выходе каждого рпк из базы я следил за действиями штурманов в готовности немедленно вмешаться при ошибочных их действиях. Однажды, правда, пришлось подменить штурмана. Это было на рпк «К-403», который возвращался с контрольного выхода перед уходом на ТОФ. Командиром рпк был капитан 1-го ранга Джавахишвили А.Д., командиром БЧ-1 капитан-лейтенант Богданов. Времени перед выходом рпк в кругосветное плавание осталось минимум и задерживаться в море никак было нельзя. А тут от сильного мороза в Кольском заливе сильно парило, и видимость была нулевой. Оперативный дежурный штаба (ОД) СФ пригласил на связь старшего на борту, которым являлся командир дивизии контр-адмирал Матушкин Л.А. Прежде чем дать добро на вход ОД спросил Льва Алексеевича Матушкина: - Сможете войти? Комдив озаботил этим же вопросом меня. Я сказал, что сможем.
- Тогда становись сам у радиолокатора, а я буду на мостике. Входить будем по твоим рекомендациям, - приказал комдив и поднялся на мостик.
Я занял место у индикатора кругового обзора радиолокатора (ИКО) и, применяя обзорно-сравнительный метод навигации, выдавал на мостик рекомендации по курсам и моментам их смене. В нулевой видимости, когда не видно было даже носа подводной лодки, мы благополучно подобрались к боновым заграждениям губы Ягельной.
Здесь уже воду сковал лёд, и видимость улучшилась. Увидев середину бонового заграждения и ожидающие рядом буксиры, все на мостике лодки радостно вздохнули.
В первые годы моего пребывания в должности флагманского штурмана дивизии у меня помощника по штату не существовало. Уходя в море, я оставлял за себя одного из таких опытных штурманов, как И.Величко, Ю.Челыщев, Е. Епанешников, М.Терёхин. С их уходом стало совсем тяжко. Зрелых штурманов не оставалось и времени на их выращивание тоже."
Офицеры штаба 31-й дивизии на первомайском параде. Гаджиево. 1976 г.
Слева направо: начальник Политотдела Кучеров; начальник ЭМС Колтон И.Б.; Начальник Особого отдела Касаткин; начальник штаба дивизии Порошин И.Е.; зам. комдива по БП Федоров Ю.А.; командир 31-й Дипл Воронов Ю.А.; Ф-Связи Глазунов Б.И.; Ф-РЭБ Чахалян М.Е.; Ф-РО Ремизов В.С.; помощник Ф-РО Андреев Геннадий (сообщил капитан 1 ранга Слесарев Юрий Яковлевич 29.03.2009.).; Ф-1 Палитаев А.И.; Ф-3 Демченко Г.Б.; помощник начальника ЭМС Борнусов В.
Продолжение следует.
Сослуживцы.
Бараненко Анатолий Афанасьевич. Бекетов Юрий Флавианович. Борисеев Николай Сергеевич. Булгаков Валерий Николаевич. Буряк Анатолий Николаевич. Ваганов Владимир Александрович. Владимиров Владимир Владимирович. Владимиров Сергей Владимирович. Волин Анатолий Анатольевич. Воронов Юрий Александрович. Джавахишвили Александр Давидович. Дианов Валерий Борисович. Дукальский Валериан Наполионович. Егоров Георгий Михайлович. Затеев Николай Владимирович. Карпов Эдуард Гаврилович. Касатонов Владимир Афанасьевич. Ковалев Эрик Александрович. Колтон Илья Борисович. Коробов Вадим Константинович. Лазукин Николай Степанович. Лисичкин Ян Маркович. Лузин Михаил Петрович. Мазуренко Вячеслав Николаевич. Маслевский Валентин Иванович. Матушкин Лев Алексеевич. Маципура В.П. Михайловский Аркадий Петрович. Монтелли Валентин Алексеевич. Мотрохов Александр Никанорович. Нахатович Леонид Александрович. Неволин Георгий Лукич. Неупокоев Николай Иванович. Павлов Анатолий Иванович. Порошин Василий Алексеевич. Просвиров Виктор Петрович. Руденко Александр Григорьевич. Савин Анатолий Петрович. Сальников Леонид Михайлович. Самохвалов Александр Иванович. Сысоев Юрий Александрович. Токарев Владимир Иванович. Толстолыткин Игорь Аркадьевич. Тюхов Юрий Иванович. Фатигаров Герман. Федоров Юрий Александрович. Фрадкин Вениамин Наумович. Хлыпало Юрий Григорьевич. Храмцов Виктор Михайлович. Ченчик Николай Филиппович. Шипов Александр Иванович. Эрдман Дмитрий Эрнестович.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
.jpg)
И если Бог есть, предположил я, мы будем в раю. С надеждой на это я заснул.”
Я не знаю, есть ли бог...но ребята достойны самых высоких слов. Слава экипажу С-270. Настоящие моряки.