С июля 1955 года по май 1956 года длилась наша "стажировка". За это время на "Щ-131" я совершил плавание на ремонт во Владивосток, где в течение 4-х месяцев ей заменяли комингс верхнего рубочного люка, который потрескался от старости, и обратно. Другим моим "собратьям" с выходами в море тоже не очень везло, плавания большей частью ограничивались только перешвартовками от пирса к пирсу. Мы же, стажеры, добросовестно изучали устройство подводных лодок, рисовали в толстых тетрадях схемы функциональных устройств, коммуникаций энергосистем и проч., которые нам никогда не потребуются. Но была и рациональная часть программы - изучали морской театр плавания, систему радиосвязи, другие вопросы, связанные с руководством боевой частью. А к концу стажировки, сдав зачеты, мы получили допуск к самостоятельному руководству боевой частью и к самостоятельному несению якорной и ходовой вахты. Это в дальнейшем пригодилось. Бригада подводных лодок, на которой мы стажировались, несмотря на то, что лодки практически не плавали, жила напряженной жизнью. За период с октября 1955 по февраль месяц 1956 года было проведено увольнение в запас матросов и старшин срочной службы двух призывов. Первыми уволили отслуживших 5 календарных лет, за ними - отслуживших 4 года. В связи с большой текучестью в штатах экипажей подводных лодок штаб предпринимал огромные усилия к поддержанию лодок в высокой боевой готовности, устраивал поочередный прием курсовых задач боевой подготовки. Параллельно комплектовались экипажи для новостроя. Сейчас в средствах массовой информации очень часто муссируется тема "дедовщины". На флоте это извращение называют "годковщиной". Вспоминаю, как было тогда с этой проблемой, во время моей стажировки. Для увольняемых со службы в запас матросов и старшин главным было подготовить достойную замену, передать свой боевой пост в надежные руки. Это было предметом гордости увольняемых. Может это специфика подводной службы, там ведь от каждого зависят все остальные. И все это понимают. И еще отмечу, что переходы из казармы на лодку и обратно делались только строем, совмещаясь со строевой подготовкой, под строевые песни. Старшина любой статьи был начальником для матроса, за все время стажировки ни одни матрос или старшина срочной службы не обратился ко мне на "ты" - только "Вы" и "товарищ мичман". И это несмотря на то, что мы были одногодки по рождению и призыву. Когда каждый занят своим делом, когда взаимоотношения строятся на Уставах, когда начальники проявляют должную требовательность и заботу, то для "дедовщины" места не остается. В этом я убедился и в последующей службе.
В октябре 1955 года нам предоставили очередной отпуск с выездом на родину. Мы снова испытали "достоинства" третьих полок на пути в Европу и обратно. Впечатления от отпуска они не омрачили. В конце апреля 1956 года отдаленные базы всех флотов облетело распоряжение: курсантов 2-го ВВМУ ПП откомандировать в Ригу для выпуска. Сборы были недолги. Снова "Франц Меринг", ТОВВМУ, приобретение больших чемоданов, упаковка сшитого нам офицерского обмундирования, Транссибирская ЖД магистраль и опять третьи полки вагонов. 15 мая 1956 года мы прибыли в свою "альма-матер", а 19-го числа состоялся выпуск. Ритуал был торжественным и трогательным. На заднем дворе “шведской казармы” выстроился весь состав училища, мы - выпускники - отдельным строем. Затем был зачитан приказ Министра Обороны о присвоении нам офицерских званий. Нам вручили погоны, кортики, дипломы о высшем образовании, нагрудные значки. Произносились поздравительные речи. Далее - переодевание в уже приготовленную, отутюженную офицерскую форму, новое построение, напутственные речи, торжественный марш и торжественный обед в столовой училища. Вечером, уже сами, организовали группами банкеты в рижских ресторанах, пригласив уважаемых нами преподавателей, командование рот, факультетов и училища. Два-три дня ушло на работу с кадровиками. Мы получали назначения сразу на конкретные должности, оформляли отпуска, вещевой и продовольственный аттестаты, расчетные финансовые книжки. А что до идеи ритуального действа, созревшей перед Госэкзаменами, – начистить до блеска зад – было не до того. За истекший год мы стали менее романтичны, мы стали взрослей. Роды традиции не состоялись.
Погода стояла солнечная, теплая, настроение было радостное, приподнятое. "Я лейтенант! Через день-два у меня офицерский отпуск!" - пела душа. А временами легкая тревога омрачала радость: “Потом, после отпуска, на лодку. Как встретят? Как пойдет служба?” Но, сначала отпуск, все остальное - потом. “Даешь отпуск!” - и наплывшее облачко слетало с души. Полное счастье испытали не все. Не всем пришлось одеть офицерскую форму и продолжить военную службу. Ситуация в стране изменилась. Массовое строительство дизельных подводных лодок подходило к концу, атомные были еще в чертежах. Нам предоставили свободу выбора. Более 20 человек, стоявших в курсантском строю мичманами, получили только дипломы о высшем образовании и с ними приказы об увольнении в запас. Подверглись остракизму допустившие нарушения воинской дисциплины на стажировке, но были и "добровольцы". Я получил назначение на должность командира рулевой группы подводной лодки 613-го проекта "С-293" Северного Флота, прибывшей из Сормово в Молотовск (Северодвинск). Моя лодка готовилась к переходу в составе к постоянному месту дислокации на ТОФ. К своему удивлению, прибыв после отпуска на свою лодку, я встретил бывшего командира "моей" ПЛ "Щ-131"- капитана 2 ранга Саранчука.
Он командовал соседней лодкой 613 проекта из новостроя. Сама же подводная лодка “Щ-131”, через пару лет списанная в ОФИ ТОФ, затонула в районе острова Аскольд при буксировке ее во Владивосток для резки на металлолом. К счастью, обошлось без жертв.
Глава 6. ВОСПИТАТЕЛИ.
Ура! Мы – офицеры, лейтенанты! А кто же нас ими сделал?
Вспоминаются мои первые строевые начальники, преподаватели. Каждый со своим багажом знаний, умений, морально-нравственных качеств, требовательности, ответственности, терпимости и проч., и проч. Их десятки. Кто-то оставил яркий след, от кого-то остались отдельные проблески, кто-то совсем забылся. Разные все они были. Рассказать обо всех не смогу - для этого недостает ни памяти, ни информации. Вот мои наброски к отдельным портретам тех, кто формировал нас на пути от "албанцев" до лейтенантов, давал нам знания, воспитывал нас.
Константин Александрович Безпальчев
На 47-м участке Серафимовского кладбища в Санкт-Петербурге, за низенькой оградой стоит неброский обелиск из серо-розового мрамора с эпитафией:
контр-адмирал БЕ3ПАЛЬЧЕВ К.А. сконч.10.XII.1973г. сын АЛЕКСАНДР студент НКИ, погиб смертью храбрых в 1942г. БЕ3ПАЛЬЧЕВА Е.Т. сконч.30.XI.1988г.
Скромно. Незаслуженно скромно. В моей памяти он тот, одна тысяча девятьсот пятьдесят первого года. Еще "капитан 1 ранга". Невысокого роста, где-то около 1 м 60 см, полный, что делало его еще ниже. Короткая стрижка волос серебристо-русого оттенка, маленькая челочка на округлой, под стать фигуре, голове. Удивительно живые, умные, серо-голубые глаза. Фигура была далека от изящества, но настолько темпераментная, что казалось, вся налита ртутью. Родился Константин Александрович 21 мая 1896 года в городе Херсоне. Происходит род Безпальчевых из запорожских сечевиков, а фамилию унаследовал от клички предка, потерявшего палец в одной из битв. В последующем, за усердную службу царю и Отечеству, Безпальчевы удостоились дворянства, а отец Константина Александровича – инженер-путеец, дослужился до чина “статского советника”, что равнозначно военному "генерал-майор". Обладание этим чином уже само по себе обеспечивало переход в дворянское сословие. Мы же, курсанты, в своих домыслах пошли дальше и "возвели" Безпальчева в графское достоинство, что, к сожалению, не подтвердилось. А вообще-то, для нас, юных советских курсантов, молва о его благородном происхождении явилась несколько шокирующей. К знати царского режима нам было привито откровенно плевое отношение - "недобитые буржуи".
Выпускники Морского корпуса 1915 г. (Слева направо). 1 ряд: К.П.Азбелов, С.А.Муравьев, Е.В.Дымман. 2 ряд: К.А. Безпальчев, И.А.Георгиади, Д.В. Броновицкий.
Но встреча с Константином Александровичем не только поколебала, но и разрушила привитый стереотип. Его умение быстро поставить и дело, и подчиненных на свое место, придать процессу формирования училища осмысленность, вылепить из разнородной юношеской среды стройную структуру высшего учебного заведения - не каждому по плечу. Очень даже скоро "всенародно" и навсегда он получил уважительное прозвище "Батя". "Батя пошел..", "Батя приказал...", "Батя.." - это, разумеется, в неофициальном курсантском общении стало нормой. Деловитость, властность и целеустремленность – первые качества, которые придали вес его авторитету. Еще больше возрос его авторитет, когда проявились для нас его другие обширные личные достоинства. Был он прекрасным психологом, далеко смотрел, мудро оценивал наши будущие возможности развития культурного уровня в отдаленных, мало обустроенных военных гарнизонах на окраинах нашей необъятной страны. Вскоре, после начала учебного процесса, доски с объявлениями запестрели всевозможными планами внеклассных мероприятий. Но курсант, впрочем, как и студент, в общей массе своей не любит общественных мероприятий, как-то: лекций на общественно-политические темы, коллективное обсуждение литературно-художественных произведений, о которых имеет смутное представление или малый интерес к ним, встречи с неумелыми пропагандистами классики. А если в постскриптуме объявления – “Явка обязательна!” - тут уже налицо и внутренний протест! Юноше подавай что-нибудь полегче, поразвлекательней. Константин Александрович знал наши слабости и, умелым сочетанием добровольно-принудительных мер прививал нам любовь к доброму, красивому и вечному. Безпальчев относился к числу редких эрудитов.
Многие, видимо, помнят как мастера рассказа. Уверяю, что наш Батя был в этом плане не менее талантлив, а по диапазону интересов, возможно, и превосходил Андроникова. К слову сказать, он и внешне чем-то походил на Ираклия Луарсабовича в пору его творческого расцвета. Когда Безпальчев читал в клубе общеобразовательную лекцию, то курсант (как бы тут выразиться образнее) "валил косяком", без принуждения. А лекции он читал на самые разные темы. И по истории отечественного флота, а знал он ее потрясающе, энциклопедически. И о наследии писателей-классиков, а маринистов в особенности, рассуждал с точки зрения высококлассного военного специалиста. Помнится, как "раздевал" он Новикова-Прибоя за "Цусиму". Противопоставлял этому роману других авторов, даже белоэмигрантских, публиковавшихся еще на заре советской власти. И, как бы на художественно-литературном материале, с использованием научно-исторических документов и свидетельств участников событий, в увлекательной форме давал нам познания, которые являлись идеальным подспорьем к обязательной учебной программе. Этого нельзя было заменить никакими учебниками. Со временем, все больше и больше познавая Батю, с гордостью за него восприняли его увлечения научной, творческой и просветительской деятельностью. Оказалось, что еще с начала службы в Онежской озерно-речной флотилии (1918 г.) он начал подборку материалов по результатам долголетних собственных наблюдений условий навигации в Онежско-Ладожском бассейне. С начала 20-х годов Безпальчев был постоянным литературным сотрудником газеты Черноморского флота и журнала “Морской сборник”, членом научного общества. В 1935 году издает книги “Эскадренный миноносец” и “Лоцию Онежского озера”, печатает ряд статей в “Морском сборнике”. Пребывая на различных должностях в системе ВМУЗ, кроме управленческой деятельности, вел активную преподавательскую работу: читал лекции по астрономии, навигации, штурманским приборам, минно-торпедному оружию и артиллерии, тактике, стратегии, Военно-Морскому искусству и др. Поскольку до образования нашего училища Константин Александрович прожил в Риге некоторое время, то популярность его в интеллигентных кругах, как человека высокого интеллекта, получила большую известность. Он был "свой" в артистической среде и администрациях Театра оперы и балета, Театра русской драмы, ТЮЗа, у музейных работников и у государственно-политических чиновников.
Начальник Рижского нахимовского училища капитан 1 ранга Безпальчев К.А. с ведущими артистами МХАТа в окружении нахимовцев после шефского спектакля в училище Любительская фотография 1948 г.
Вилис Лацис (1904-1966гг.), народный писатель Латвии – не частый, но желанный гость училища. К сожалению, государственные дела не позволяли ему часто отвлекаться. На его плечах Совет Министров Латвийской ССР, которым он руководил еще с 1940 года. К созданию училища он тоже имел прямое отношение. известная прима оперы, народная артистка Латвии, колоратурное сопрано. Со своим мужем Александром Дашковым, не менее известным театральным деятелем – частые наши гости, они с Батей были как родные. Все ведущие актеры Риги блистали на сцене нашего клуба. В училище был прекрасный духовой оркестр, унаследованный от нахимовцев, с хорошим классическим репертуаром, но Безпальчев не упускал возможности пригласить известных музыкантов театральных оркестров с сольными концертами или небольшими ансамблями. Помнится, как-то ему удалось завлечь даже заезжую австралийскую знаменитость, виолончелиста, давшего сольный концерт из произведений Эмиля Дарзиня. Мелодия "Меланхолического вальса" в его исполнении осталась в памяти навсегда. С каким тактом и обаянием он встречал, представлял нам “звезд”, с каким проникновенным восхищением выражал им благодарность! После его искренней просьбы посетить нас еще раз с новой программой - отказов быть не могло. Но он шел дальше. Устанавливал шефские связи с театрами, добывал контрамарки, а то и целыми ротами отправлял курсантов на предпремьерные театральные прогоны спектаклей. Когда он целовал ручки нашим гостьям, мы, как истинные дети своего времени, прыскали от смеха, прячась за спины впереди сидящих, не воспринимая эту манеру старого этикета. Он знал наше легкомысленное восприятие этого ритуала и продолжал назидательно, демонстративно повторять при всяком удобном случае. А как по-светски деликатно и почтительно сопровождал он на такие концерты свою жену - Елену Тимофеевну! Она была прекрасна: стройная, темноволосая, с приятным, слегка удлиненным лицом и внимательными добрыми карими, как мне помнится, глазами. Что-то в ней было от Софии Ротару, может только чуть выше и крупнее.
Елена Тимофеевна Безпальчева с сыновьями Александром (слева) и Константином. Севастополь, около 1928 г. Фотография предоставлена А.К.Безпальчевым.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
2.4.1. В водовороте информации. (отдел военно-технической информации, 1967 – 1975). Окончание.
Недостатки этого массового конвейерного жилища стали проявляться позднее, когда прошло несколько лет, и появилась возможность сравнивать с более комфортными проектами домов. Троих жильцов (мама, отчим и бабуля) эта квартирка ещё устраивала, но на пять человек после нашего вселения жилого пространства стало маловато. Зато этот новый район нам нравился: много зелени, поблизости нет промышленных предприятий, загрязняющих атмосферу, и всего в десяти минутах ходьбы до конечной Вскоре, правда, наземная станция была закрыта, но построены две подземные «Проспект Героев» и «Проспект ветеранов», до которых было ещё ближе. Рядом с домом типовой универсальный продовольственный магазин и типовое здание школы-десятилетки. Район «Дачное» простирается от речки Красненькой на севере до улицы 3 интернационала – на юге. Сегодня, правда, такой улицы на карте города нет. После смерти Суслова улица была названа именем этого партийного идеолога, а после начала перестройки была переименована, надо надеяться, окончательно в Дачный проспект.
Заселение этой территории началось ещё в 18 веке. Участки вдоль Петергофской дороги (ныне проспект Стачек и Петергофское шоссе) были розданы знатным горожанам, построившим здесь свои загородные дома. При этом Пётр Первый обязал их владельцев поддерживать благоустройство дороги, вдоль которой появились роскошные парки, сады, оранжереи. В первой половине 19 века эта местность утратила аристократические черты, и стала использоваться в основном для летнего отдыха жителей города. Отсюда и закрепилось название – Дачное. После постройки Балтийской железной дороги (1857 г.) здесь началось большое строительство деревянных дачных домиков, образовавших дачный посёлок. К концу 19 века этот район перестал считаться дачной местностью, т.к. к нему со стороны Автово наступала промышленная зона с чадящими заводскими трубами. В посёлке начал селиться промышленный люд, превративший этот район в рабочую окраину города – грязную и неблагоустроенную. Во время Великой Отечественной войны Дачное стало передним краем обороны Ленинграда. Все деревянные постройки были уничтожены обстрелами или разобраны на оборонительные сооружения, или на топливо. Вместо домов появились окопы, траншеи, блиндажи. Некоторые из находившихся здесь дотов сохранились до наших дней и оставлены в мемориальных целях. В 1949 году на пустырях между Дачным и Ульянкой появились первые домики пионеров коллективного садоводства рабочих кировского завода («Вечерний Ленинград», 17.09.1957). Одновременно в районе больницы Фореля возводилось жильё, получившее название городок Кировского завода. В 1959 году в Ленинграде появились первые домостроительные комбинаты. В Дачном рабочие Автовского ДСК начали возводить типовые пятиэтажные жилые дома из газобетона. Началось реальное осуществление Постановления ЦК КПСС И СМ СССР «О развитии жилищного строительства в СССР» от 1957 года, положившее начало массового строительства малометражных квартир, получивших в последствии саркастическое название «хрущебы» в память инициатора строительства – Н.С.Хрущева. Между пятиэтажками, составляющими большинство застройки первых шести кварталов Дачного, были возведены точечные 6, 8, 9 – этажные здания, вносящие кое-какое разнообразие в композицию кварталов. Так были оформлены Трамвайный проспект, улицы Зины Портновой, подводника Кузьмина, начало проспекта Ветеранов, которые стали местом нашего обитания.
На этой почтовой открытке с надписью на обороте «Новостройки в Дачном» изображен перекрёсток трёх улиц: Зины Портновой с автобусом на остановке, улица подводника Кузьмина, которая уходит влево между двумя точечными домами, и проспект Ветеранов, который здесь берёт свое начало и уходит вправо. В объектив фотокамеры случайно попал не только наш дом (на заднем плане в середине снимка – правая пятиэтажка), но и два окна (широкое и узкое – кухонное на 4 этаже крайнего справа подъезда) нашей квартиры. Ленинград. 1971.
Композиционной осью Дачного стал проспект Героев, названный так в память о массовом героизме воинов и ленинградцев в годы войны, и, к сожалению, волюнтаристски в годы правления Г.В.Романова переименованный в Ленинский проспект. К моменту нашего вселения квартира на Ветеранов была полностью меблирована новым польским гарнитуром, поэтому большую часть привезённой с Севера мебели пришлось пристроить у Зубовых в деревне Рыбицы в районе станции Сиверская, которая там и осела. Наш переезд в Дачное кроме решения нашей жилищной проблемы позволил снять вопрос о средствах существования мамы и бабушки, которая не получала пенсии, т.к. не имела необходимого трудового стажа. Она считалась на иждивении дочери, которой наше щедрое государство к пенсии кормильца добавляла аж целых пять(!) рублей. Самое начало нового 1969 года принесло новую печальную весть: на 59 году жизни умер отец Али К сожалению, мы редко встречались, и я плохо знал этого полярного исследователя и очень одарённого человека, так рано ушедшего из жизни. Организацией похорон занимались моряки военного института на Васильевском острове, в котором он служил и работал до последнего времени. Гражданская панихида прошла по-военному чётко и без лишних эмоций в одном из залов Матросского клуба на площади Труда. Похороны состоялись на старинном Киновеевском кладбище на правом берегу Невы, где когда-то хоронили монахов Смольного монастыря.
Чтобы не перегружать материал о своей службе мне преднамеренно приходится на этом этапе ограничиваться лишь поверхностными сведениями о родственниках. Некоторые подробности биографии тестя и других близких родственников постараюсь изложить в четвёртой книге своих записок, предназначенных для домашнего архива.
Возвращаюсь к делам в стенах академии. Сегодня вряд ли есть необходимость доказывать значение информационной грамотности общества, когда рынок насыщен компьютерами и всевозможными средствами оргтехники. Уже не нужно убеждать, что информация стала показателем уровня общественного развития и интеллектуальным товаром. Не только в Японии, но и почти во всех наших квартирах, офисах, учебных заведениях, промышленных и общественных организациях компьютерные терминалы столь же обычны, как ранее телефоны. На глазах нашего поколения произошло технологическое чудо – формирование общего информационного пространства человечества. Включив свой персональный компьютер в глобальную сеть Интернета, можно вывести на экран интересующую информацию из любого уголка планеты (Российская газета, 13.10.1992). В конце 1960-х годов уже писали о грядущем «информационном взрыве», но лишь немногие учёные понимали пагубность отставания в развитии информационной техники и технологии. Пока наши политики подыскивали идеологическую базу под шатающийся фундамент экономики развитого социализма, передовые страны стремительно развивали средства обработки информации, предчувствуя, что именно эти средства могут стать фундаментом их развития, впоследствии названным экономическим чудом. Уже сам факт создания в академии отдела военно-технической информации говорило о понимании важности этого направления в Министерстве обороны. Причём, основное направление информатики – компьютеризация (в то время – освоение ЭВМ) сомнения не вызывали и широко внедрялись в учебный процесс. Академия располагала современной базой ЭВМ для решения оперативно-тактических, инженерно-технических и управленческих задач.
Сотрудники отдела находились у истоков развития смежного направления информатики, связанного с переработкой и использованием научно-технической информации. Задумывались и о возможности сочетания традиционных (ручных) способов с обработкой информации на ЭВМ. С этой целью в сентябре 1969 года начал посещать организованные в академии для преподавательского состава курсы по изучению алгоритмического языка «Алгол 60», которые успешно окончил в феврале 1970 г. В это же время отдел начал подготовку к поездке в Москву в Центральный институт военно-технической информации (ЦИВТИ) для знакомства с деятельностью института и изучения информационно-поисковой системы (ИПС) дескрипторного типа на базе ЭВМ «Минск-22». Эта командировка состоялась в начале 1970 г и прошла очень продуктивно. Впоследствии (в 1973 г.) отделом была разработана аналогичная ИПС в академии на базе ЭВМ «БЭСМ-4», которая из-за отсутствия специализированной технической базы функционировала только в опытном режиме. Работа была полезна тем, что показала возможность создания и функционирования локальных ИПС, но не была востребована. Нам говорили: бежите впереди паровоза. Действительно, инерция мышления являлась непреодолимым валом, и традиционные методы работы с информацией преобладали ещё длительный период. По мере накопления опыта работы продолжали совершенствовать систему обеспечения профессорско-преподавательского состава, научных сотрудников и командования новинками научно-технической информации по индивидуальным заявкам, постоянным и разовым. Наладили творческое взаимодействие с библиотечными работниками фундаментальной библиотеки, через которую начали выписывать реферативные издания ВИНИТИ и других информационных центров. Составляли информационные карты для включения научно-исследовательских работ академии в государственную систему информации. Начальник отдела руководил также и переводным бюро, которое занималось переводом на русский язык иностранных книг и журналов по военно-морской тематике. Бюро работало по выполнению заказов ГШ ВМФ и командования академии, оформляло и выпускало свои переводы небольшими тиражами. К редактированию переводов нередко привлекались и сотрудники отдела. В декабре 1970 года организатор отдела и первый его начальник инженер-капитан 2 ранга Минаев Дмитрий Дмитриевич (Дим Димыч) ушёл на пенсию по возрасту, но ещё какое-то время оставался в отделе на должности инженера. Место начальника отдела занял его заместитель капитан 2 ранга Смирнов Геннадий Александрович, толковый и общительный, безоговорочно положительный офицер, который продолжил начатое предшественником дело. Я так же переместился на одну ступеньку служебной лестницы и с 1 января 1971 года был назначен заместителем начальника отдела. Правда, это давало только небольшую прибавку к должностному окладу на 10 или 20 рублей. Я продолжал курировать два инженерных факультетов академии – вооружения и кораблестроения. Смирнов передал мне обязанности по планированию и отчётности, но оставил за собой курирование самого большого факультета – командного.
На выставке музея «Дорога жизни». 1970-е годы. Слева направо: Д.Д.Минаев, Г.А.Смирнов, М.Д.Агронский. Музей является филиалом Центрального военно-морского музея и находится на берегу Ладожского озера вблизи Осиновецкого маяка.
Отдушиной ежедневной рутинной работы была фундаментальная библиотека, куда ходил, практически, ежедневно не только по обязанности. Часами рылся в недрах её богатых фондов, подбирая нужные материалы для проведения научных работ и, одновременно, удовлетворяя своё любопытство. Фонды библиотеки разнообразны и богаты уникальной литературой по военно-морской тематике со времён Петра I. И это не удивительно в связи с тем, что библиотека стала преемницей фонда Николаевской морской академии («Очерки истории военно-морской академии», 1970). В библиотеке бережно хранятся редкие книги: «Устав морской», изданный по указанию Петра I в 1720 году, «Указы Петра Первого» за 1714-1725 годы, «Всеобщая история о мореходстве», в семи томах (1836-1845 года издания) и другие раритеты. Собран полный комплект журнала «Морской сборник», начиная с 1848 года. Благодаря стараниям Минаева и Смирнова с работниками библиотеки были установлены деловые дружеские отношения. Валентина Михайловна Шерман и Лидия Антоновна Будрик и другие были готовы в любой момент помочь разобраться в лабиринтах библиотечных полок. 3 марта 1972 года я успешно окончил двухмесячные курсы повышения квалификации работников технической информации при Ленинградском межотраслевом территориальном центре научно-технической информации и пропаганды в Инженерном замке. В удостоверении № 869 утверждается, что мною изучены следующие дисциплины: 1.Теория и практика научно-технической информации (НТИ). 2.Источники НТИ. Основы библиографии. Справочно-информационный фонд. 3.Информационно-поисковые системы и механизация поиска информации. 4.Средства и способы копирования и размножения информационных документов. 5.Система УДК (Универсальная десятичная классификация) и её применение. 6. Основы патентоведения и патентной информации. 7.Основы редактирования и издания информационных материалов.
Курсы пополнили и систематизировали мои самостоятельные познания в области информатики и библиотечного дела и были полезны в дальнейшей работе. Полученными знаниями делился с сотрудниками отдела и даже написал небольшое пособие по основам информатики, которое использовалось внутри отдела. 1 августа 1970 года попал в госпиталь с левосторонней очаговой пневмонией. Не странно ли заработать воспаление легких в жаркие летние дни? Думаю, что причиной была не простуда. Дело в том, что после переезда в Дачное, пришлось заняться ремонтом паркетного пола. Первоначально красивый вьетнамский паркет в гостиной был покрыт бесцветным лаком, который от времени местами стёрся, и образовались залысины. Я сдирал этот лак примитивным инструментом (металлическими скребками), и таким образом, в течение нескольких месяцев квадрат за квадратом обработал всю площадь 15-метровой комнаты. К летнему отпуску я закончил эту каторжную работу, купил банку очень пахучего польского лака и начал покраску пола. Нитролак был исключительно ядовит (другого в продаже не было) и в инструкции по его применению предписывалось пользоваться противогазом. Я рекомендацией пренебрёг, надеясь на русское «авось». На этот раз это легкомыслие безнаказанно не прошло. Пары нитролака в купе со сквозняком при покраске, видимо, спровоцировали воспаление лёгких. Через несколько дней я почувствовал лёгкое недомогание. Температура оказалась невысокой, поэтому решил, что слегка простудился, и к врачам не обращался, тем более что на руках был билет на поезд в Одессу. И, несмотря на недомогание, неделю провел на юге, купался в тёплом море, греясь под Одессой на песчаном пляже. Небольшая температура (37,5), однако, продолжала упорно держаться, поэтому пришлось досрочно вернуться в Ленинград и обратиться в поликлинику.
Первый военно-морской госпиталь, основанный при Петре I в 1715 году, считается старейшим лечебным учреждением в городе. С 1866 года госпиталь находится у Калинкина моста и занимает помещения бывшей второй морской казармы. Почти две недели пролежал на больничной койке в общей большой палате с высокими сводчатыми потолками. Интенсивные лечебные процедуры с уколами сделали своё дело и заглушили очаг в лёгких. В свободное время запоем читал книги, успел прочитать почти всё собрание сочинений Достоевского, за исключением опального романа «Бесы», которого не оказалось в местной библиотеке. После выписки из госпиталя получил дополнительный двухнедельный отпуск, который провёл на Сиверской вместе со своим семейством. Аля с успехом работала в хоре Капеллы, совершенствуя мастерство вокала. Её добросовестность и личная скромность вскоре были замечены и оценены. В январе 1972 года была принята в КПСС, куда принимали только по рекомендации и только достойных, прочно и надолго вошла в актив коллектива. Мирную домашнюю обстановку в этот период иногда взрывала Маша. Мало того, что училась спустя рукава и на «тройки», так в 13-14 лет связалась с разболтанной уличной компанией, поздно появлялась домой, в ответ на увещевания дерзила и скандалила. Правда это вскоре прошло, ребёнок повзрослел, успокоился и вошел в нормальное русло.
На прогулке в лесопарке «Александрино», расположенном в 15 минутах ходьбы от нашего дома. Выгуливаем Кнопочку (помесь болонки и терьера) и нашего приятеля, сослуживца по Североморску по фамилии Акура Генрих Львович, приехавшего на несколько дней из Москвы.
11 апреля 1973 года, отмечая день рождения, придворный поэт Семён Спутников (псевдоним отчима) подарил следующее стихотворение:
«Не может быть, а обязательно, Здорова будь, дружок, всегда! Всегда будь так же обаятельна, Порывиста и сострадательна, А равнодушна – никогда! И пусть задорно глазки светятся И ямочкам – навечно быть! И много раз ещё всем встретится, И все невзгоды позабыть».
Он же откликнулся 6 ноября 1974 года на наш приближающийся юбилей семейного союза:
«Усвоили мы с детства прочно, Что делать надо всё досрочно. И потому уже шестого Готовы вас поздравить с новой Притом, весьма солидной датой, 16 лет, как вы женаты! За стол уселись все мы дружно И тост поднять скорее нужно: За ваше счастье и любовь, Да только «горько» - вот в чём соль. Вам подсластить тост надо срочно…, И будьте счастливы – досрочно!
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
В один из ярких, солнечных июньских дней по подводной лодке, как вихрь, пронеслась взволнованно-восторженная новость: -Командир приехал! - Когда? Кто видел? Где он сейчас? - слышались отовсюду вопросы. О каком "командире" идет речь - не спрашивали. Само собой было ясно: приехал Маринеско. - Видели на пирсе, разговаривал с офицерами, там его окружили, идет на плавбазу "Смольный", в штаб...- сообщали свидетели. Засуетились, побежали шустро из центрального поста вверх по трапу сверхсрочники посмотреть, поговорить со "своим командиром". Спустя какое-то время начали возвращаться, сообщать: кому-то удалось поздороваться за руку - этот улыбается, доволен; кому-то не удалось пробиться через толпу, встретились только глазами, "помахал рукой" - эти менее довольны. - Разве к нему доберешься? - возмущались ветераны. Такого поклонения командирам я больше не встречал. А шел уже восьмой год после окончания войны. Уже давно Командир расстался с флотом, но как свежа была еще память о нем, и сохранилась большая любовь к Александру Ивановичу Маринеско. Мы, курсанты и матросы лодки, окружали возвращавшихся после свидания с командиром ветеранов-подводников, раздавались бесчисленные вопросы. - Пришел «по-гражданке», - сообщал один. - Говорят, все еще "старший лейтенант", - обидно возмущался другой. -Смешно! Прислали на переподготовку. Это его-то собираются учить! - возмущался третий. - Да ему здесь равных нет!
А мы "пытали": "Расскажите, а какой он был командир?" Один из мичманов, кажется, боцман, вспоминает в задумчивости: “Лихой был командир. Боевой. Ему все было нипочем. Идем, бывало, на позицию в подводном положении - он всегда в боевой рубке, сидит у шахты перископа. Канистра между ног, это он любил. Ему доклад по переговорке из первого отсека: -Товарищ командир, скрежет минрепа по правому борту! -Так держать! - командует. Спустя время, раздается новый доклад: -Скрежет минрепа по левому борту! -Так держать! - снова командует. Лихой был командир…” Я так думаю, что у ветерана осталось несколько примитивное воспоминание, или это его воображение. Но может, что-то и было... На своей подводной лодке "С-13" А.И.Маринеско, во время моего недельного пребывание на ней, так и не появился. Говорили, что где-то "растворился" в многочисленных каютах плавбазы. Через два года прославленная "С-13" стала учебным пособием нашего училища, плавкабинетом, пополнив наш "флот" в спортивной гавани на Даугаве.
В ноябре 1963 года, будучи слушателем Командирских классов в Ленинграде, мы собирали деньги на венки к похоронам Александра Ивановича Маринеско. От Классов бала небольшая делегация. Из руководства соединения подводных лодок больше всех запомнился командир бригады контр-адмирал Среднего, скорее даже ниже среднего, роста, седой он и на вид казался много старше окружавших его моложавых, стройных, бойких офицеров штаба. Был он какой-то не совсем военный, мешковатый, часто ходил в перекошенной фуражке, часть пуговиц кителя расстегнута. Как-то не "тянул" он по внешнему виду на "адмирала", скорее походил на доброго крестьянского, работящего мужичка. При встрече и разговоре с ним офицеры обращались к нему не иначе, как по имени-отчеству, а между собой величали все "Дедом", даже матросы. "Пойду к Деду…" или "Дед передал…" (не "приказал", а именно -"передал") - типичный фрагмент разговора. И уклад на бригаде был какой-то патриархальный. Но вы бы видели, с каким почтением, с каким уважением и даже любовью относились к нему и офицеры, и сверхсрочники-мичмана, служившие еще с войны, и даже молодые матросы. И слово "передал" имело даже больший вес, чем "приказал". Уже много позже мне стали понятны истоки такого глубокого почитания и обожания. Во-первых, природная доброта к людям. Во-вторых, трудолюбие. Николай Иванович всю войну бессменно прокомандовал 4-м дивизионом подводных лодок Северного флота в бригаде Героя Советского Союза контр-адмирала Колышкина И.А. На других дивизионах, так складывалось, была большая кадровая текучка. За время войны Н.И.Морозов совершил более 20-ти боевых походов, в них он "обкатал" всех до единого командиров подводных лодок своего дивизиона. Он заслужил уважение и добрую память у всех, кто с ним соприкасался.
После практики на подводных лодках нас снова отправили в Балтийск на надводные корабли. Почему так обошлись с "подводниками" - одному Богу известно, а может, и он не ведал, что творится на Флотах. Скорее всего, сработала инерция "состряпанных" задолго до преобразования училища планов. Мне снова пришлось побывать на крейсере "Чкалов". Теперь я уже дублировал должность командира отделения - командира боевого поста и занимался все той же медяшкой. Довелось быть и не столько участником, сколько свидетелем артиллерийских стрельб, которые проводил крейсер по щиту. Стрельбы были "стволиковые", из 45-ти миллиметровых пушек, установленных на орудия главного калибра - своего рода имитация настоящей стрельбы. Но шума было много. Пару недель с частью своего класса, без определенных обязанностей, мы провели на СКР 50-го проекта. Выходили в море. Впечатление от него осталось не из приятных. На Балтике разыгрался вполне приличный шторм. Выделенный нам кубрик размещался в носовой части корабля, по соседству с цепным ящиком якорь-цепи. Мы лежали вповалку. Нос корабля взлетал куда-то ввысь, пошатываясь с боку-на-бок и сотрясая якорь-цепью, проваливался в какую-то бездну. На одной из верхних коек, цепляясь за растяжки, чертыхался Миша Уфимцев, вспоминал свою одинокую маму в Киеве, которая так не советовала ему поступать в морское училище. Завершилась вторая летняя практика штурманским походом на учебном корабле "Эмба" из Архангельска, вокруг Скандинавии, на Балтику, через пролив Большой Бельт. Помнятся просторная прокладочная с двумя рядами штурманских столов, множество пеленгаторных репитеров гиро- и магнитных компасов на высоких тубусах, радиопеленгаторы. Мы повахтенно вели навигационную прокладку, определяли место "Немана" всеми доступными способами. В утренние и вечерние сумерки "ловили" секстанами звезды, а днем "гонялись" за Солнцем. Впервые в Норвежском море мы увидели и почувствовали, что такое океанская волна. Окончание 1953 года запомнилось приездом в Ригу в октябре месяце Первого секретаря ЦК КПСС избранного на этот пост за пару месяцев до визита в Латвию. Я был очевидцем его выступления на митинге перед несколькими тысячами жителей Риги на площади Победы, где обычно проводились наши парады.
Нас, курсантов, заблаговременно привели на площадь для обеспечения безопасности руководства, в качестве “живого щита”, выставив как "изгородь" полукольцом вокруг трибуны метрах в десяти-пятнадцати. Сцепившись руками под локти друг с другом, мы своими спинами оттесняли наседавшую многотысячную толпу, пришедшую послушать нового "вождя" страны. "Вождь" выступал пламенно, страстно. Обрисовал международную обстановку, угрозу нам со стороны звереющего лагеря империализма. Рассказал о затратах, которые приходится вести государству, чтобы противостоять недругам. Говорил, во что обходятся новые виды вооружения (назвал баснословную по тем временам стоимость одного стратегического бомбардировщика), призывал к укреплению лагеря социализма, к повышению трудовой дисциплины и производительности труда. Не преминул рассказать и о мерах по подъему сельского хозяйства. Призывал к сплочению вокруг Партии и ее ленинского ЦК. Говорил Никита Сергеевич не по-писанному, а только изредка поглядывал на небольшой квадратик бумаги, должно быть, с тезисами. Речь Хрущева слушателям нравилась. Он был неплохим оратором, умел "завести" толпу. Толпа отвечала ему овациями. Но "заводился" при этом и сам: его речь все учащалась, наконец, начинал терять слова, заикаться и сбиваться с темы. Только тогда, будто его кто одернул за фалды, обрывал речь, мельком взглядывал в свой бумажный квадратик, закруглял тему и приступал к озвучиванию очередного тезиса. Речь снова обретала стройность, логическую последовательность и новое нарастание страстности до очередного заикания. Незаметно, в повседневной будничной суете, учебе, зачетах, экзаменах, в познании флотской жизни на кораблях и подводных лодках при прохождении практики и в развлечениях на берегу в часы досуга, пробежал и третий курс.
Очередную летнюю практику 1954 года мы проходили на подводных лодках нового поколения (проект 613), только что начавшими поступать на вооружение флота. В ту пору они были вершиной конструкторской мысли. В училище мы уже успели познакомиться с ними по описаниям и чертежам, а первая встреча с головными лодками из новостроя состоялась в той же Болдерае. Закончили же лодочную практику в Полярном, снова на экземплярах военной и довоенной поры. Наши рассказы об увиденном чуде современного судостроения воспринимались как сказка. Венцом этой практики стал новый штурманский поход вокруг Скандинавии на военном корабле "Неман". В этот раз возвращались Зундом. Вот групповая фотография 1954 года - штурманский поход на учебном корабле “Неман” из Архангельска через Белое, Баренцево, Норвежское, Северное моря на Балтику с заходом на Новую землю, в Мурманск, Лиинахамари, Балтийск.
На фото слева направо: Офицеры: капитан-лейтенант Даниловский и капитан 3 ранга Анквич – преподаватели курса навигации, капитан 2 ранга Девятко – преподаватель астрономии, капитан 2 ранга Олянюк – зам. начальника факультета, капитан-лейтенант Савельев и лейтенант – не помню кто. Курсанты: верхний ряд: слева – Фадеев и Омельченко, справа Львов и Самедов. Средний ряд: Выборнов, Калинин, Асмолов, Коркин, Баширов, Данилин, Волосюк, Яшин, Бушляр, Кузнецов, Шпагин, Юрин. Нижний ряд: Смирнов, Стук, Шаповал, Клепачёв, Шпагин, Садых-Заде, Журавин, Дадунцев, Алексеев, Уфимцев, Сурков и Казаков.
Приступив к занятиям на четвертом курсе, мы с нетерпением ожидали со стажировки наш старший курс. Готовилась грандиозная акция первого выпуска "лейтенантов". Вскоре суета вокруг предстоящего торжества как-то стала утихать, намеченные сроки отодвигаться и, наконец, мы получили неутешительную новость, что выпуск наших стажеров задерживается на неопределенное время. Поскольку нашему набору предстоял впереди целый год учебы, и лично нас задержка с выпуском старшекурсников не касалась, беспокойство покинуло нас: мало ли какие "Там" неувязки... Первый выпуск состоялся только в феврале 1955 года, задержавшись почти на полгода. По мере приближения наших Государственных экзаменов, стажировки и, естественно, выпуска встал вопрос об утверждении специфического, только для нашего училища, ритуального действа, которое должно было положить традицию. Мысль завладела массами. Какие только варианты не рассматривались, от реальных до фантастических. Нам не давала покоя традиция училища им.Фрунзе – накануне выпуска обряжать торс адмирала Крузенштерна на памятнике в матросский тельник. Колбасьева в те времена мы еще не знали, с курсантами училища Фрунзе практически не контактировали, но легенда пришлась по вкусу. Находка с "памятником" пленяла. После долгих кулуарных дебатов восторжествовала идея: перед выпуском начистить асидолом до блеска выпуклую заднюю часть бронзовой скульптуры русалки с морской раковиной в руках над головой у фонтана перед зданием Национальной оперы Латвии. Это и должно было стать традицией нашего училища.
Национальная опера Латвии.
В июле месяце, после Государственных экзаменов, настал черед и нам идти на стажировку. Право на получение высшего образования Госэкзамены еще не давали. Стажировка включалась в полный учебный цикл, и выпускники могли получить диплом только после успешной стажировки на кораблях, которая в других училищах традиционно длилась три месяца. Нам всем присвоили воинское звание "мичман", выдали погоны с широкой желтой продольной полосой, офицерские головные уборы и отправили нас, красивых и гордых, по флотам. Мне выпала честь в составе 18 человек стажироваться на Тихоокеанском флоте.
Глава 5. СТАЖИРОВКА.
Взволнованные предстоящей встречей с Дальним Востоком, Тихим океаном, стажировкой на офицерских должностях, скорым возведением в лейтенанты, выпуском из училища, мы ехали из Риги во Владивосток. Ехали поездом. Уж не помню, был ли он "скорым", скорее всего - "пассажирским". Нам полагался бесплатный проезд по воинским перевозочным документам только на пассажирских поездах в общих вагонах, т.е. "сидячие" места. А шел поезд в те времена только из Москвы до Владивостока ровно 10 суток, сменяя ежесуточно почти по одному часовому поясу, а всего их до Владивостока семь. На доплату к "плацкарте" у нас не хватило средств, посему третьи - багажные - полки были за нами. Постели к третьим полкам, как известно, не полагались. Питались мы "сухим пайком", сдабривая его теплой отварной картошкой, которой жители немногочисленных станционных поселков Транссибирской магистрали торговали на перронах.
Впервые нашему взору предстала наша страна своей необъятностью. Взору предстали бесконечные равнинные просторы редко заселенной Западной Сибири, волшебное великолепие Байкала. В его окрестностях по вагонам поезда сновали шустрые торговцы омулем, предлагая свежекопченый или "с душком" – на любителя. С Прибайкалья пошли бесконечные тоннели, сопки, еще большее безлюдье и красоты нескончаемой тайги Восточной Сибири. Во Владивостоке нас разместили в свободной аудитории ТОВВМУ, курсанты которого были то ли на практике, то ли в отпусках. Неделя прошла в тревожном ожидании предстоящего распределения по базам флота. В эти дни начали прибывать со стажировки для отъезда в Ленинград на выпуск наши коллеги из Первого ВВМУ ПП. И вдруг пришла первая, сначала робкая, а затем подтвердившаяся "убийственная" новость: стажировка будет продлена на неопределенное время, возможно, на год. На флоте нам нет мест. Выпуск, очевидно, состоится в ТОВВМУ. Мы получили первый удар - итог выполнения "научно-обоснованной" судостроительной программы и последовавшей кадровой чехарды. С нас сняли мерки и начали пошив офицерского обмундирования (шинелей, тужурок, кителей, брюк) в училищной пошивочной мастерской. Меньшим потрясением, точнее - неприятностью, стало то, что подводных лодок нового поколения 613 проекта на ТОФе для двух десятков стажирующихся курсантов не нашлось. Они еще только начали поступать на вооружение флота и, если память мне не изменяет, на Улиссе - главной базе флота, появились первые две единицы. А всем нам предстояло на них служить. Повезло же стажироваться на них только четверым из нашей группы. Остальные попали на доживавшие свой век подводные лодки типа “С”, “Щ”, “Л”. Мне досталась в далеком заливе Владимира. До соседнего залива Ольги, с пассажирским причалом, мы - шесть стажеров - добирались - это из тех, что "Америка России подарила...". Более древних посудин, разве что ботик Петра 1, мне видеть не доводилось.
Пароход грузо-пассажирский. Год постройки: 1912 г. Место постройки: Англия. Грузовместимость GT (gross tonnage): 1573. В ДВМП: 1939-1958 гг. Судно было списано в 1958 году.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Я все помню... особенно остро Первый Твой поцелуй... объятье… Как все стало легко и просто! Как все сложно... и без понятья! Мы сегодня – не вместе, рядом, Между нами – вода и лед… Ты приди на минутку к Саду... Там Тебя мой привет найдет! Ты послушай осенние клены, Шорох листьев в сырой тиши... И – кто знает? Быть может, в кронах Ты услышишь «люблю» из глуши? Или просто холодный ветер Вскинет волосы, распушит… Постарайся ему ответить! Он ведь снова назад спешит... Все туда – к ледовым громадам Все туда... под паковый лед... Больше мне ничего не надо: Пусть привет Твой меня найдет! Чтобы знал: весела, здорова... Чтобы знал: и любит, и ждет… Вот и все... а потом и снова Можно двинуть под паковый лед!
Сегодня Мы не всплываем. Глубина – 150 метров... Курс – 0о... 86° северной широты! До Северного полюса – всего 240 миль... Добежим, а? Ведь рукой подать... Почему не всплываем? Ясно же, почему... Командир решил дать Арктике передохнуть... От Нашей наглости.., И безрассудства… Да и проигрывать не хочется!
Нет ничего хуже Чем командовать толпой дураков! Безумно храбрых – тем более! Но я их довел до родных берегов Своею железной волей!
Да и адреналин надо переварить... Слишком много его нам впрыснула Арктика вчера... Явный перебор с дозировкой. Слава богу – не смертельно! И – вообще... Всплывать во льдах – дело щекотливое... И не по моей части... Я не испытываю к такого рода занятиям ни малейшего влечения! А вот к Ней – испытываю! И еще какое! Сегодня свидание с фотографией – короткое... Спокойной ночи, девчушка с васильками… Еще мгновение – и я проваливаюсь в сновидения... Заслуженного отдыха...
Здесь пафос совсем не нужен! Обычный рабочий ритм… Завтрак, обед, да ужин... С вахты сменились – спим... Так и живем... обычно! Мили бегут за кормой Пафос – пускай для книжек! А нам бы – скорей домой!
Девятые сутки под Панцирем.
Я все время думаю о Командире... Как же он выдержал вчера? Кто теперь сумеет описать То Страшное, что творилось тогда в Его Душе? Реверс дать нельзя: винты можно сломать… Лед близко... Быстрая почему-то не заполняется... Боевая тревога не объявлена... Переборочные двери в отсеках, скорее всего, не задраены... Корабль летит вниз, в Бездну... Дифферент на нос почти за пределом... Среднюю продувать нельзя: Корабль станет неуправляемым и полетит вверх... А там паковый лед... Смерть... И вот... Решение найдено… Мы живы... Я поглаживаю радиопеленгатор... Неужели это я вчера стоял на нем ногами? Невероятно... Рассказать – никто не поверит... Да еще на смех поднимут... Внук барона Мюнхгаузена отыскался! Смейтесь... А вот Мне вчера было не до смеха... Шестеренки автопрокладчика постукивают... Московское время – 05.13... Ночь... Я снова на вахте... Починили технику... Появилось настроение... ПэЭф и ЭсШа давно спят... Последнее время ловлю себя на мысли, что хотел бы стать таким как Командир и ЭсШа! У меня такое ощущение, что ЭсШа – из железа... Он с таким спокойствием переносит все наши штурманские передряги, что я диву даюсь... глядя на него... Его спокойная уверенность постепенно передается и Мне... Железный Дровосек и Страшила Мудрый в одном лице!
Еще я наблюдаю за ЭсШа... особенно, когда он возится с неисправным Железом... Это надо видеть своими глазами... Вот он берет отвертку... Она как будто прилипает к его пальцам... И быстро-быстро вертится... Раз – раз – и готово! Тестер, паяльник, лампы, схемы, болты, гайки – все они Друзья ЭсШа... Сразу находятся в ящиках... Сразу садятся на свои места... А те, которые неисправны, словно мигают Ему: «Мы здесь!» У ЭсШа – непререкаемый авторитет в гиропосту! Для матросов любое Его слово – закон... Он всегда спокоен, немногословен, приветлив... Хорошо, что я попал к Ним... Может, чему-то научусь... Мои командирские навыки фрунзака здесь не востребованы... Не станешь же приказывать неисправному эхолоту, чтобы он заработал! Или приказывать ЭсШа ввести в строй перископ... Смирно!!! Он вчера без всяких моих приказов провозился с ним почти 20 часов... И ввел в строй! Сам лазил внутрь КПФ-3к… Чинил эхолоты… Ремонтировал развертку НОК-1… Разобрал самописцы эхоледомеров… И всегда – успех! и Незнайка… Винтик и Шпунтик это мой «любимый» личный состав... Штурманские электрики... Только никакой я пока для них не начальник: ни хрена не знаю!
Они с сочувствием наблюдают процесс моего обучения-мучения... Я им благодарен за это молчаливое участие... ЭсШа и эти двое – единственные, с кем я хоть как-то общаюсь... Первая тоненькая нить к Сердцу Экипажа... Страхи Мои перед Панцирем неожиданно для меня самого канули в лету... Сегодня седьмой раз всплыли во льдах... Впервые я не ощутил привычного Холода под Сердцем... Ни разу за все время маневра... Такое чувство, что наш вчерашний адреналин меня вылечил... Будто я – это уже и не Я вовсе... Странное чувство! ...Сижу на срезе прочной рубки... Размышляю о своем новом душевном состояний... Арктика, где твоя красота? Наверху – типичная ноябрьская ленинградская погодка… Серая пелена вместо неба, да хлопья мокрого снега... Слякоть, мерзость... Через час – снова вниз... под лед... Глубина – 150 метров... Я размышляю... Почему же исчез Страх перед Панцирем? Меня вдруг осеняет: Я поверил вчера, что Командир и Экипаж не проиграют! Не проиграют Панцирю! Я поверил Им! Поверил, понятно это Вам?? Навсегда! Сегодня я перестал быть заложником Арктики... Больше я не Бычок, которого ведут на убой... Жертвоприношение Панцирю не состоится!
Десятые сутки под панцирем.
Мне казалось – Тебе было плохо! Сердце сжалось в предчувствии глухом… И стаканом холодного сока Я его заливал за столом... Снились сны без конца и начала, От кошмаров трещала башка Мы почти на Полюс забрались Но конца не видно пока Я не знаю, что сделать надо! Для Тебя... отдубасить кого... А с душой – никакого сладу, Не поделать с ней ничего... Показалось: Тебе было плохо! Ты – в опасности! Ты – одна... И с ударом незримого тока Твое горе вошло в меня...
Мы пытаемся всплыть... Неудача! Нет ни одной полыньи... Сплошная ночь на индикаторах приборов... От Шпицбергена льды отжало... ветрами и течением… Сегодня шесть часов по боевой тревоге! А результат – ноль... Паковый лед не оставляет Нам места на ломберном столе... Риска здесь никакого... Проигрыш – 100%... Даже пытаться не стоит... Больше не пытаемся... Глубина – 150 метров... Курс – 270°... Скорость – 6 узлов... Я опять на вахте... Московское время – 02.45... Делать особенно нечего… Поэтому я снова обращаюсь к Ней...
Я Тебе про любовь не скажу... Просто мне Тебя не хватает! И когда я в отсеке сижу, И на вахту когда заступаю... Я Тебе не скажу про любовь! Просто слушай, как гром грохочет! Это бьется в артериях кровь... Это сердце на волю хочет! Ты приходишь ко мне сюда, Несмотря на снега и ветер, В синем платьице (как всегда!) В нем когда-то Тебя я встретил... Помнишь вечер? Театра мгла, Шла какая-то пьеса в зале... Все – на сцену... а я – на Тебя... Все украдкой, чтоб не видали... Твоих чудных волос волна Щеку мне, как огнем сжигала... Я – с Тобою! И – тишина... Среди строгого
Эхолоты молотят... В центральном – расслабуха... Народ общается, спорит, сердится... Ко мне – неожиданный гость... Это – корабельный Доктор... Самый старший по возрасту в Экипаже... Один раз в двое-трое суток он ходит по отсекам и разносит тампоны, смоченные спиртом... Весь поход наши пути не пересеклись ни разу... Сегодня – пересеклись… На мой вопрос по поводу тампонов старый Хитрец объясняет... Да, да! То самое, заветное... Оказывается, Его надо регулярно смачивать... спиртом... чтобы не образовались потертости, прелости и прочие неприятности… Но вот – инструктаж, наконец, закончен... Убедившись, что я понял все правильно, Хитрец удаляется… Как потом оказалось – ушел Он недалеко... Действо – сугубо интимное... Закрываю дверь в рубку... Быстро снимаю штаны... Тампон – в одной руке... Он – в другой... Еще минута – и они воссоединяются! Спирт обжигает головку будто огнем! Боль и хохот раздирают меня… Слезы на глазах и колики в животе… Сломавшись пополам, Пацан, мать твою! Через минуту – вежливый стук в дверь... Голос Доктора: «Медицинская помощь не требуется?».. Требуется, мать твою! Кают-компания с подчеркнутой заботой разглядывает Меня во время ужина... В глазах – сочувствие и смех... Сволочи Вы, ребята... Но… не хочется Мне на вас сегодня обижаться! Радуйтесь... на здоровье!
Больше никаких значительных событий в этот день не произошло… ПэЭф мучает радикулит… поэтому зачеты сдавать некому… ЭсШа меняет меня в 08.00... Ни одного слова... Только запись в навигационном журнале... Широта... Долгота... И роспись внизу: командир электронавигационной группы... Попытался заснуть... Ни в одном глазу! Где же Ты, безмятежный лейтенантский сон? Лежу... Думаю о Ней... Завтра – ровно половина автономки... И столько же – впереди... С каждым днем думать о Ней все больнее, нежнее, мучительнее… Ведь еще не скоро увидимся... Очень плохо – перешагивать сразу из лета в зиму... Осени у меня уже не будет... Иногда мне кажется, что до Нее век не доплыть, не дойти… А так хочется… Кончаются очередные сутки... Отдыхаем...
Одиннадцатые сутки под Панцирем.
Сегодня – чертова дюжина... И мы, как исто суеверные, не всплываем... Кто бы и чего бы не говорил – Судьбу не надо злить!.. Экипаж отдыхает... Но – не штурмана… Я уже привык к двухсменке... Вахта в среднем от 9 до 25 часов… в сутки... Как Вам интервалы? А где время для отдыха, спросите? В следующих сутках, конечно... Сплю, в основном, в долг... Зачетный лист меня уже давно не пугает: сдам! Вернуться из-подо льда Недопущенным – лучше сдохнуть от недосыпа здесь же и немедленно! Сдам!!! Откуда у меня эта уверенность? А черт его знает, откуда! Адреналин выдает свои фортели в организме... Да, тот самый... с шестого всплытия... Который убил Мой Ужас перед Панцирем... Навсегда ли? Сегодня – день Несоответствия Должности! Целый день провозились с эхолотом... Я больше смотрел... А основную работу делал, как всегда, ЭсШа... Эхолот пашет... а это главное сейчас! Самое интересное то, что все я делаю не так, как надо: медленно, неверно и по многу раз повторяю одни и те же замечания... Произвожу самое плохое впечатление и на Командира, и на ПэЭф, и на ЭсШа, и на Экипаж... И ничего тут не поделать! Не могу сказать, что бездельничал: честно стоял вахты землю чуть не рыл носом, сдавая зачеты... Но все это ерунда, когда слишком много пробелов и ошибок... Видимо, из за одну автономку невозможно сделать Правда, впереди еще много дней пути... Но – говорят, первое впечатление – самое верное... Тем не менее, – постараюсь исправить его... Как ужиться с Ними в прочном корпусе? Я люблю чеснок, а Командир его терпеть не может… Я люблю громкость, а ЭсШа ее терпеть не может... Я люблю плотно поесть, а старпом худеет... Я должен думать о деле, а думаю о Ней... все время... Я должен учить подчиненных, но они знают технику лучше Меня... Сколько раз еще Меня спросят: «Чем же занимается мой недопущенный младший штурман?»
Выдь на мостик: Чей стон раздается Над просторами русских морей? Это штурман над картой е...я, Прокладая пути кораблей!
(из флотского фольклора)
Опять пытаемся найти щель... Неудача! Да, ни малейшего шанса не оставила нам Арктика… На индикаторах – Ночь! Значит, над нами – паковый лед толщиной 5-6 метров... Не выпрыгнешь!
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Еще одна пикантная подробность быта - мода. Да-да, именно о курсантской моде в военной форме одежды того времени разговор. Во-первых, суконка. Первые два курса учебы мода диктовала узкий покрой. Боковые швы распарывались, на ощупь определялся нужный размер по талии, излишки обрезались, остальное сшивалось и вперед! Сначала, плотно облегающая суконка на хилой груди сидела ладно. Вскоре чувство комфорта начало теряться. Быстроразвивающимся организмам на сытых флотских харчах стало тесновато в заранее сформированных параметрах изделия. Требовалась помощь товарищей, чтобы это изделие натянуть на расширившийся торс модника. А срок носки – долгие два года. Пришлось прибегать к клиньям. На третьем курсе тенденция модной ширины суконки изменила вектор на полную противоположность - стали модными широкие суконки. Здесь не надо было изощряться, что получил, то и носи. Весь шик достигался просто: нижний край широкой суконки подбирался повыше, делался напуск на ремень так, чтобы суконка прикрывала брючный ремень и бляху. Вот и вся премудрость. Во-вторых, какой же бывалый моряк позволит себе быть на людях в новом воротничке - гюйсе? Этот голубой, с тремя узкими белыми полосочками по периметру, предмет флотской одежды должен демонстрировать "просоленность", "обветренность", "наплаванность" в штормовых просторах Мирового Океана. Проблему приведения гюйса к означенным кондициям решали тоже просто: добавлением хлорки при стирке. Эффект получался тот же, а издержки несравнимо меньшими. В-третьих, не только в курсантской среде, но и в целом на флотах "процветали" клеша. Чем брючины шире - тем больший шик. Именно он, самый "залихватский" морячина, должен был демонстрировать эту "залихватость" шириной брюк. Иначе, как по-другому еще себя показать, чтобы сразу всем было понятно, с кем имеешь дело. Поначалу, по бедности своей, мы достигали более-менее приемлемой ширины клешей при помощи клиньев. Добывали невесть откуда брючную ткань, большей частью из бывших в употреблении флотских брюк. Вырезали менее протертые места, делали из них клинья и изнаночной, менее вытертой стороной, вшивали с внутренней стороны брючин. Затем, готовое изделие переглаживали, чтобы новыми "стрелками" придать соответствующую форму. Такие брюки вскоре стали "проходить" с трудом. Строевое начальство повело с ними "бой". На построении перед увольнением проводился тщательный осмотр формы одежды командиром роты и дежурным по училищу. Нарушители формы одежды тут же выводились из строя. Как правило, давалось время для устранения замечаний, т.е. для замены брюк, а чаще вопрос решался еще радикальнее: "стиляга" лишался увольнения.
Но хитроумный курсант старательно искал обходные пути. И находил! Получал, к примеру, увольнительную записку в "стандартных" брюках, выходил из училища, а спустя какое-то время, по окончании процедуры увольнения, возвращался под каким-то предлогом в казарму, переодевался и... вперед! А в городе - кому ты нужен? Красуйся в свое удовольствие! Только загодя обходи патруль, если он флотский. Но, говорят, на то и щука, чтоб карась не дремал. Начальство раскусило и этот "маневр". Вот тогда-то и родилась "торпеда" - устройство примитивное и, как позже выяснилось, не безобидное. Но, поначалу, оно действовало безотказно. Что такое "торпеда"? Это трапециевидные шаблоны из кусков фанеры, добытые предприимчивыми курсантами невесть где. Основанию равнобедренной фанерной трапеции задавались нужные размеры, соответствующие ширине низа клешей. А дальше - дело техники: брюки увлажнялись, "торпеды" загонялись в брючины, а затем брюки высушивались в каком-нибудь укромном месте. После сушки снова отглаживались. И вот теперь, в растянутых клешах, ты становился неуязвимым. Смело стоишь на построении, тебя всесторонне осматривают, а взять не за что! Клиньев-то нет! Но простота - хуже воровства, говорит народная мудрость. Вскоре, после нескольких процедур "торпедирования", штанины делались как решето и начинали расползаться. Встал вопрос о кардинальном изменении подхода к увеличению ширины брюк. Решили шить новые из добротных флотских тканей с заранее заданной шириной. Не всем, конечно, сразу удалось достать нужную сумму денег, но цель была ясной, и к ней каждый шел своим темпом. На 3-м курсе я уже имел сшитые частником-портным по моему заказу флотские брюки с шириной 38 сантиметров. В увольнении я нес себя гордо и величественно. Нет, это были не самые широкие брюки в природе. Были счастливцы, которые имели брюки 42 см, это я знаю достоверно, но и это не предел. Но мои брюки тоже были достойны уважения. На 4-м курсе, с 1954 г., мы уловили в гражданской среде явную тенденцию к заужению брюк, удлинению пиджаков, утолщение подошв обуви. Появились широкие и длинные яркие галстуки с тропическим разноцветьем. И как вершина пикантности - изображение на них попугая или обезьян на лианах. Самое яркое проявление снобизма наблюдалось в клубах на танцах. Мы, курсанты, в силу ограниченных финансовых возможностей, и благодаря бдительному контролю инертной к изменениям моды командной надстройки, явно отставали от гражданских модников. В известной короткометражке "Эдик", изредка показываемой на телеэкранах, типичный стиляга того времени в исполнении популярного артиста Олега Анофриева остался навечно документальным подтверждением веяний моды тех лет.
В 1955 году на танцах в клубах пышным цветом заблистал "рок-н-ролл". Но все эти моды - там, за пределами училища. А в его стенах, как в бурсе, свой уклад, своя суровая житейская реальность. Повседневная одежда - самая непритязательная. На первом и втором курсе только "роба" из желтовато-белой полотняной ткани. На ногах рабочие яловые ботинки, называемые в обиходе "ГД" (не буду расшифровывать эту аббревиатуру, неприлично), у лентяев часто даже на босую ногу. На третьем курсе рабочая одежда несколько привлекательнее: суконные брюки, которые получили в первый год, донашиваемые по второму сроку, фланелевка. А на четвертом курсе - суконка второго срока, и донашиваемые хромовые ботинки на ногах, тоже нередко без носок. Помнятся белые брезентовые чемоданы с люверсами для шнуровки. Мне кажется, что они дошли как реликт еще от парусного флота. С ними, уложив нехитрый скарб, нас возили на летние практики. О летних практиках на кораблях тоже есть смысл рассказать. Годовые экзамены все училища заканчивали сдавать где-то к концу мая, в первой декаде июня месяца. А дальше наступала пора летних отпусков и корабельных практик. Чтобы не переполнять корабли флотов и железнодорожный транспорт излишним курсантским наплывом, отпуска и практики между училищами разносились по разным срокам. Одни сразу после экзаменов отправлялись на корабельную 3-х месячную практику, а затем по отпускам. Другие - наоборот. У нас же, традиционно, был сначала 30-ти суточный отпуск, а затем - 3-х месячная корабельная практика. С одной стороны, манил отпуск. Скучали по родным, оставшимся на "гражданке" школьным друзьям, по домашнему теплу. С другой стороны, хоть экзамены за курс уже и сданы, пока не отплаваешь практику - считаешься еще на старом курсе. А так хотелось ехать в отпуск с очередной "галочкой" на левом рукаве. И ехали! После, правда, при возвращении из отпуска, на подъезде к Риге, доставали спрятанные до времени старые "галочки" и пришивали на свое место.
Глава 4. ХОДИЛИ МЫ ПОХОДАМИ.
После первого, так быстро пробежавшего отпуска, мы отправились на корабли Краснознаменного Балтийского Флота, в его главную военную базу - Балтийск. Доехали поездом до Калининграда, сошли на перрон знаменитого, под стеклянным в былые времена куполом, Кенигсбергского вокзала и пешими колоннами поротно двинулись к Преголи. Ярким, солнечным июльским днем 1952 года мы шли по расчищенным улицам города. Слева и справа громоздились груды битого красного кирпича от бывших зданий, кое-где торчали фрагменты отдельных стен. Среди груд кирпичей пробивались ростки молодых яблонь, на редких прогалинах ярко зеленела трава. Далее, по каналу, на малых десантных кораблях нас доставили в Балтийск.
Корабельная практика проводилась поочередно на разных типах боевых кораблей с исполнением разных должностей, по нарастающей. Моя первая практика началась на дублером комендора 37-ми миллиметрового спаренного зенитного автомата. Этот "автомат" я знал. В училище мы изучали его устройство, как и устройства других видов артиллерийского оружия. Такой же экземпляр стоял и в артклассе училища. Зенитные стрельбы за время практики не проводились. Поэтому вся "практика" свелась до примитива: драил с песочком деревянный настил палубы крейсера, швабрил ее. Натирал до блеска асидолом или пастой ГОИ бронзовые барашки кранцев первых выстрелов, намеливал резину уплотнений их крышек по команде: "Медь драить, резину мелить!" Изучил и исполнял обязанности "номера" по боевому расчету. Прочел недавно "Морские рассказы конца XX века" Геннадия Рубинского, и повеяло от его новелл под рубрикой "Имидж" чем-то очень и очень знакомым. В числе многих курсантов, которые "привалили" на практику, по воспоминаниям боцмана крейсера "Чкалов", был и я. Помнятся две-три встречи с помощником командира крейсера, в то время еще старшим лейтенантом "П". До нас, курсантов, не доходили кипевшие внутри корабля страсти, но достоверности повествуемого я верю. Даже внешне, а облик помощника командира мне очень запомнился, он был высокомерен, чванлив, движения замедленные, во всем просматривалось что-то снобистское. Не буду пересказывать коллизию, любознательный читатель может ознакомиться с ней в "Рассказах" Рубинского. Запомнился старший помощник командира крейсера капитан 2 ранга Савин только одним эпизодом. Возле камбуза, у окна раздачи пищи, уже загодя, как минимум за полчаса, собираются бачковые. На корабле еще идет приборка, но эти норовят получить пищу первыми: раньше отбачкуешь - больше времени останется на послеобеденный отдых. У старпома тоже свой резон: все должно выполняться только по команде. Обходит старпом крейсер, проверяет качество приборки, почему-то в крагах с раструбами до локтей, а тут толпа у камбуза. Безобразие!
Медленно приближается старпом к бачковым, и те так же медленно и молчаливо отступают от окна раздачи пищи, соблюдая изначальную дистанцию, но не теряя уже образовавшуюся очередь. Командир крейсера капитан 1 ранга Ярошевич - этот запомнился "пижоном из поднебесья". Высокий, стройный, красивый и недоступный. Он появлялся на ходовом мостике крейсера величественно, в матросском бушлате (куртки в то время еще не были изобретены), с погонами "капитана 1 ранга" и биноклем на груди, почти как И.Христос на картине Иванова. На "Чкалове" мы были всем классом. Жили в отдельном кубрике, только расписаны были по разным боевым постам. Так же, через месяц, нас всем классом перевели на эскадренный миноносец проекта "30-БИС". Наше место на "Чкалове" заменил другой класс. На эсминце мне достался боевой пост в башне главного калибра с теми же обязанностями, что и на крейсере. Артиллерийская подготовка завершилась руководством стрельбой из 45-ти миллиметровых береговых пушек по буксируемому щиту, руководствуясь Правилами стрельбы "ПАС В-2". Успехи в стрельбе радовали, но по здравому рассуждению, их надо отнести все же на счет штатных комендоров. Проплавав, а больше простояв в гавани месяц на эсминце, мы ушли в штурманский поход по Балтике на учебном корабле “Комсомолец” с заходом на рейды Лиепаи, Таллинна, Кронштадта. "Комсомолец" - патриарх Отряда учебных кораблей ВМФ. Свою трудовую биографию он начал в 1902 году под именем “Океанъ” и служил в составе Балтийского флота, как военный транспорт. Габариты мощного стального клепаного корпуса о трех здоровенных дымных трубах (угольщик) и весь внешний вид были внушительны. Оставшись без работы в 1-ю Мировую войну, пережив все революции и Гражданскую войну, к началу 20-х годов XX столетия пришел окончательно в нерабочее состояние. Только пройдя основательный ремонт с 1921 по 1924 г., он начал свою службу на ниве взращивания курсантов Военно-Морских училищ. Он был находкой и для кинематографистов. По случаю, его можно было “загримировать” под “Аврору”. При добавлении к своим трем трубам декоративной четвертой, с установкой на палубе макетов пушек – мог сойти и за “Варяга” и еще, Бог знает, за кого. К нашему времени, после очередных «модернизаций», их осталось две, третью срезали.
В 1924 году, воскреснув как учебный корабль под именем "Комсомолец", он с курсантами на борту совершил совместное с крейсером "Аврора" плавание из Кронштадта в Архангельск и обратно. С тех пор такие рейсы стали почти регулярными, и через его кубрики, каюты, рубки и просторный штурманский прокладочный зал прошли сотни и сотни курсантов. Громадные кубрики “Комсомольца” с подвесными парусиновыми койками, в которые на день увязывались в тугой узел пробковые матрасы (они же – спасательные плотики), бесчисленные трюмы, кладовые и лабиринты мрачных переходов таили массу тревожного. Даже до нас дошли мифы из его смутного прошлого, выдаваемые как современные, что за третьей трубой “Комсомольца” в темное время суток появляться опасно – раздевают… Наверное, у каждого ветерана ВМФ есть, что вспомнить о нем. Мои же воспоминания о "Комсомольце" всегда почему-то начинаются с ежедневных первых оповещений по корабельной трансляции: “Команде вставать! Койки вязать!” А спать так хотелось... Наш поход по Балтике пришелся на 50-ю годовщину жизни "Океана-Комсомольца". Штурмана из нас (как бы тут помягче выразиться) были еще "слабее", чем артиллеристы. Нас знакомили с береговыми очертаниями, ориентирами. Впервые мы увидели в натуре то, что изображалось на картах. Учились брать пеленги на маяки, кирхи, мысы, наносить свое место на карту, вести прокладку курса корабля, находить счислимое место на заданное время. Учились брать секстаном высоты светил. Помнится, с каким смакованием, любовно произносил наименование альфы Волопаса на латыни начальник цикла астрономии капитан 1 ранга Александр Чарухин: "Альфа Бо-о-тез-з!" - устремляя куда-то ввысь свой перст. Он был подслеповат, постоянно носил старомодное пенсне, и мне казалось, что он не столько видел эту "Альфу Боотез", сколько представлял в лирическом воображении. Тогда же, в Кронштадте, нас свозили на кормовую часть линкора "Марат" ("Петропавловск"). Он еще доживал свою "инвалидную" боевую жизнь после потери носовой части в войну. На нем служила кадровая команда, разводились пары в котлах, вращались динамомашины, вырабатывая электроэнергию, работали элеваторы, грозные пушки способны были стрелять. Впечатление от его грозного величия было потрясающим. Произвел незабываемое впечатление и паровой катер с "Марата", которым нас доставляли, своей высоченной, блестящей медной трубой. Сейчас таких уже не встретишь.
Быстро, в обычных учебных проблемах и повседневной суете пробежал еще один учебный год - второй. Самым памятным событием начала 1953 года была смерть И.В.Сталина. Нас растили и воспитывали с его именем. С его именем мы собирались идти в большую жизнь. И вот его не стало. Страна, и мы все с нею вместе, в неподдельном горе и отчаянии, про себя и вслух задавались вопросом: 5 марта, после некоторой растерянности от неопределенности, командование училища решилось на проведение траурного митинга и повело курсантов стройными рядами в парк им.Кирова, вблизи здания Совета Министров ЛССР, где был установлен (насколько помню) единственный бюст Сталину в центральной части Риги. Над выстроившимися колоннами курсантов нашего училища и КАУБО лились из невидимых динамиков звуки траурных маршей, реквиемов, слышались проникновенные прощальные речи выступавших с невесть откуда появившейся трибуны. После окончания официальной части грустные, унылые колонны потянулись к местам постоянной дислокации.
Но училищная жизнь продолжилась... Преобразование училища в "подводное" на учебной программе практически не отразилось. Для изучения основного предмета, самое - подводной лодки, в училище не было ничего: ни схем, ни описаний, ни макетов основных узлов, а тем более - тренажеров. Да и со специалистами-подводниками тоже была напряженка. И еще одна существенная проблема: подводные лодки довоенной постройки и военной поры уже отходили свое, а вновь спроектированные с учетом последних достижений науки, техники и лучшего зарубежного (скажем прямо - немецкого) опыта, только что начали закладываться на всех больших верфях Советского Союза. Наши преподаватели-подводники их еще сами не знали, им самим еще предстояло эти подводные лодки изучать. И, тем не менее, с началом второй летней практики, еще, по сути, не имея никакого понятия о подводных лодках, мы попали на подводные лодки, причем по-соседству, на окраине Риги в п. Усть-Двинск (Болдерая), где базировалась целая дивизия из двух бригад подводных лодок. Командовал дивизией контр-адмирал Цирульников (его сын - закончил РНВМУ - перешедший позднее в наше училище на должность начальника кафедры тактики. На дивизии чего только не было. Я имею ввиду: каких только не было подводных лодок. Были Л - "Ленинцы", С - "Сталинцы", Щ - "Щуки", немецкие трофейные VIII - серии, IX - серии, их модификации и даже одна ХXI - серии, которая и воплотилась, в какой-то мере, в наши строившиеся подводные лодки 613 и 611 проектов. Был даже безотсечный дореволюционный "Барс", правда, использовавшийся как зарядовая станция. В течение одного месяца удалось побывать на всех этих типах. В результате остался "ералаш". Запомнилась какая-то немецкая лодка довоенной постройки, но прошедшая, видимо, модернизацию в войну. У нее было РДП (устройство, обеспечивающее работу двигателя внутреннего сгорания под водой, на перископной глубине), шахта подачи воздуха которой заваливалась в нишу (выгородку) носовой надстройки, как толстое, длинное бревно. Примечательной стала неделя, проведенная на подводной лодке "С-13". Да-да, именно на той знаменитой лодке, которая под командованием капитана 3 ранга Маринеско Александра Ивановича потопила "Вильгельма Густлова". "С-13" только что вернулась из Кронштадта после капитального ремонта. Она сияла чистотой, свежими яркими эмалевыми красками приборов, магистралей, вентилей, устройств. Предполагалось, что у нее еще будет долгая служба на флоте.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
