Он вышел из класса. Фрол сказал: — С этим не пропадешь. Видно сразу — весь просолился. Как ты думаешь, сколько ему лет? — Наверное, шестьдесят. — Да, не меньше — в японскую войну воевал. После короткой перемены Кудряшов представил нам преподавателя истории, Максима Петровича Черторинского, и ушел, оставив нас с учителем. Это был гражданский человек, несмотря на то, что на нем был флотский китель. Брюки, слишком широкие, обвивали его ноги винтом. Он был бы совершенно лыс, если бы темно-рыжий пух не прикрывал его виски. Из-под двух кустиков темно-рыжих бровей на нас с любопытством смотрели темно-карие глаза. — Ну-с, уважаемые товарищи, — обратился к нам преподаватель, — рад с вами познакомиться. Вы моряки и сыновья моряков и, конечно, знаете, что столица черноморских моряков — Севастополь. Я полагаю, многие из вас бывали в Крыму? — Будь спок, бывали, — отозвался Фрол. — Как вы сказали? — насторожился учитель. — Я сказал, что бывали. — Так. А может быть, кто-нибудь из вас и родился в Крыму?
— Кто-нибудь и родился, — ответил Фрол. — Вы, например? — Предположим. И еще есть, которые родились. — Судя по полученным вами наградам, вы воевали. — И воевал. — За Крым? — И за Крым. — А может быть, вы скажете мне, — спросил Фрола преподаватель, — знали ли вы, за что воевали? — То есть как «за что»? — возмутился Фрол. — Это каждый знает: за Родину. — Отлично, — одобрил учитель. — За Родину. А что такое Крым, за освобождение которого вот сейчас, когда мы с вами сидим тут в классе, воюют наши бойцы, матросы и офицеры?.. Вы не можете мне сказать, что такое Крым? — обратился преподаватель к Фролу. — Полуостров. — Отлично. А что это за полуостров? Почему гитлеровцы так яростно дерутся за обладание этим полуостровом и почему мы его не раз так мужественно защищали? — Севастополь в Крыму, вот почему! — Великолепно. А не скажете ли вы, давно ли возник Севастополь? — Нет, не знаю. — А не думаете ли вы, уважаемый товарищ, что полезно знать историю того уголка своей Родины, который ты защищаешь? «Уважаемый товарищ» ничего не ответил. — И не хотите ли вы все послушать, — обратился преподаватель к классу, — что такое Крым, для освобождения которого сейчас брошены десятки дивизий и кораблей и сотни самолетов? — Хотим, — сказал с места Девяткин. — Очень хотим. — Так слушайте же. Издавна было известно: тот, кто владеет Крымом, становится хозяином над обширным Черноморским бассейном. С древнейших времен Крым привлекал к себе многие народы. В глубокой древности Крым населяли скифы, которые создали сильное государство со столицей Неаполь-Скифский.
— А где был этот Неаполь? — спросил Фрол. — Близко от того места, где теперь стоит Симферополь... Класс притих, и даже Авдеенко перестал скоблить ножом парту. — Скифы вели с пришельцами — греками, римлянами — ожесточенные войны, — рассказывал Максим Петрович. — Киевская Русь была издавна связана с Крымом. В девятом-десятом веках в Крыму создавали свои поселения восточнославянские племена. Они вели торговлю через крымские города Сурож и Корсунь. Но сначала кочевники-половцы, а потом татаро-монголы не давали славянам жить мирно. Татары превратили Крым в настоящее разбойничье гнездо. Они совершали набеги на русские земли, продавали русских за море, в рабство, разлучали детей с матерями, братьев с сестрами... Но вот Московское государство освободилось от татарского ига, оно стало добиваться выхода к Черному морю. Несколько веков шла борьба за Крым. Только в конце восемнадцатого века Крым был окончательно присоединен к России и стал мощной крепостью на ее южных границах. Возле древнего Корсуня, на берегах Ахтиарской бухты, был построен Севастополь, что значит — величественный город. Он стал первоклассной крепостью, базой русского флота. Адмиралы Ушаков, Лазарев непрестанно укрепляли ее. Ведь завистливые, жадные руки тянулись к Крыму. Соединенный флот Англии, Франции и Турции пытался взять Севастополь штурмом... Теперь он рассказывал об адмирале Нахимове, о матросе Кошке, об одиннадцатимесячной славной обороне города. В классе стояла тишина, в которой гулко раздавался голос учителя, перелистывавшего перед нами страницы истории. И мы с сожалением услышали звонок, прозвучавший как раз в тот момент, когда историк рассказывал о Михаиле Васильевиче Фрунзе, который перехитрил белогвардейцев, окопавшихся в Крыму, и направил Иркутскую дивизию в Крым не там, где белые ее ждали, а вброд, через обмелевший Сиваш.
— Мы не пойдем на перемену, — поспешил предупредить Фрол Максима Петровича. — Заканчиваю, — улыбнулся учитель. — Сейчас та же дивизия опять идет выручать Крым. Сегодня мы снова наступаем на крымские берега, чтобы вернуть Крым нашему великому отечеству. Фашисты отрезаны, но борьба нелегка. И все же ваши отцы и братья скоро увидят перед собой лиловые Крымские горы, и снова красное знамя взовьется над Крымом. И я убежден, что вы, будущие моряки, тоже скоро побываете в городе славы, который освободят ваши отцы и братья! Он вытер платком выступившие на лысине капельки пота, сказал: «До свиданья, уважаемые товарищи!» — и пошел из класса, сутуловатый, в широких брюках, спадающих на старомодные ботинки. Мы сразу полюбили его и простили ему и глубоко «вольный» вид, и мешковатый китель, и то, что он высокопарно именовал нас «уважаемыми товарищами».
Глава девятая. БУДНИ
По утрам Протасов поднимался раньше всех. Он безжалостно сдергивал с любителей сладких снов одеяла, торопил умываться и чиститься и не допускал к завтраку неряху, пока тот не примет «боевого флотского вида». Старшина учил нас не всасывать с шумом и хлюпаньем суп, есть котлеты не ложкой, а вилкой и не облизывать соус с ножа. Фрол подсмотрел те книги, которые по вечерам читал старшина. Это были «Педагогика» и «Педагогическая поэма». Протасов никогда раньше воспитателем не был. Но когда ему приказали стать воспитателем, он не сказал: «Не умею», а принялся упорно учиться. После завтрака начинались уроки. Сразу выяснилось, кто учится лучше, кто хуже, кто трудолюбив, кто лентяй и лодырь. Приглядевшись к товарищам, я заметил, что Забегалов хотя и многое позабыл у себя на эсминце, но старается наверстать упущенное, на уроках не шелохнется, по вечерам, вместо того чтобы играть во дворе в бабки, сидит над тетрадкой — готовит уроки. Девяткину все дается легко, он все быстро запоминает, и учителя начали его отличать как лучшего ученика. Бедный Вова, когда его вызывают к доске, начинает от волнения заикаться. Но как ему хочется не отстать от товарищей! И как он бывает счастлив, когда вечерами старшина Протасов помогает ему готовить уроки! Часто он не понимает самой простейшей задачи. Протасов терпеливо ему разъясняет. Вова с усердием выводит цифры в тетрадке.
Поприкашвили учился в грузинской школе. И хотя он по-русски говорит хорошо, ему приходится трудно. Когда он стоит у глобуса, так и кажется, что он сначала думает по-грузински, а потом переводит на русский. Но он решил не плестись в хвосте. Он по пять раз переписывает письменную работу и едва успевает сдать ее к концу урока. У всех просит русские книжки и часто спрашивает, правильно ли он произносит русские слова. Однажды вечером, когда я, успев у кого-то списать от строчки до строчки заданное на завтра, увидел, как мучается Поприкашвили, и предложил ему тоже списать, Илико вдруг вскочил, нахмурился так, что его густые брови сошлись на переносице, и вспылил: — Кого я обманывать буду? Учителя обманывать буду? Не учителя — себя обману. Пятерку завтра получу — хорошо, да? А потом — что? Опять списывать? Вызовут Поприкашвили к доске — отвечай, пожалуйста, на доске пиши. Ай-ай-ай, что же ты так плохо пишешь? Как же в тетрадке ты на пятерку писал? Вот нехорошо как, Поприкашвили... Уходи! — прогнал он меня. — Мне таких пятерок не надо! Обидевшись на неблагодарного Илико, я отправился во двор играть в бабки, а Поприкашвили сел за стол в пятый или в шестой раз переписывать свою работу. Авдеенко, если бы захотел, мог бы давно догнать и Юру, и Забегалова. Но он никогда не готовил уроков и, когда его вызывали, смотрел в потолок, что-то мямлил, а потом говорил: «Я, знаете, этого не выучил». Когда ему ставили двойку, он утверждал, что к нему придираются. Особенно не ладил он с учительницей русского языка. А по вечерам, вместо того чтобы готовить уроки, он сидел на подоконнике и смотрел на улицу или писал письма. Труднее всех приходилось Фролу. Он все забыл, чему когда-то учился, все вылетело из головы, и, конечно, выпустить очередь из автомата или даже привести подбитый катер в базу для Фрола было гораздо легче, чем написать диктант хотя бы на тройку. Показать же на карте реки и города было для него настоящим мучением. Но что поделаешь, если Фрол отказывался от всякой помощи! Не раз подходил к нему Протасов, не раз я ему предлагал помочь, не раз Юра спрашивал: «Живцов, может быть, сядем вместе готовить уроки?» Фрол только отмалчивался и, забравшись на заднюю парту, сидел над книжкой, ничего в ней не понимая. Конечно, это было глупо. В Ленинграде к моему отцу, офицеру, приходили такие же, как и он, офицеры-товарищи, и они занимались вместе и помогали друг другу. И не считалось зазорным, что капитан-лейтенанту и командиру катера поможет подчиненный ему младший лейтенант. Фрол не хотел понять этого и продолжал хватать двойки и тройки. Четверки и пятерки у него были только по военно-морскому делу. Это был наш любимый предмет. Благодаря капитану второго ранга Горичу любой из нас мог без запинки рассказать о Чесменском или Синопском сражении и Севастопольской обороне. Мы знали русских флотоводцев — Сенявина, Ушакова и Лазарева, Нахимова и Макарова — и могли описать все их подвиги. Наш преподаватель мог быть нами доволен.
Но однажды Горич, нахмурясь, сказал: — И все же я от вас не в восторге. Класс замер от удивления. — Вы готовитесь стать моряками большого советского флота. Вы любите мой предмет, но этого — мало. Моряк должен быть грамотным и образованным человеком. Он должен знать в совершенстве, по меньшей мере, два языка. А вы пишете и по-русски с ошибками. Разве может стать морским офицером юноша, не владеющий родным языком? Мне говорили, что Каир вы ищете в Южной Америке. Моряк, плохо знающий географию, — не моряк. Разве вас не увлекает эта романтическая наука? Кто, как не русские моряки, положил на карту все северные берега Европы и Азии? Кто исследовал север Сибири? Разве не имена моряков носят море Лаптевых, мыс Челюскина? Кому, как не вам, будущим флотоводцам, отлично знать географию?.. А моряк без математики? Нуль! Без математики вы не сможете быть на корабле хорошим артиллеристом, механиком, штурманом... Я вами недоволен. Младший класс учится лучше вас. Я надеюсь, что в дальнейшем я буду иметь дело не с неучами, а с образованными людьми. Настоящий моряк должен учиться всю жизнь, чтобы не отстать, не плестись в хвосте, суметь выйти с честью из любого трудного положения. Я знаю великолепный пример, подтверждающий мои слова. Но не буду забегать вперед. Я расскажу вам об одном юнге, который родился здесь, в нашем городе, где мы учимся. Это было еще до революции. Отец его был машинистом. Иван — мальчика звали Иваном — учился неплохо. Но умер отец, и мальчику пришлось уйти из школы. Он сказал матери: «Я пойду в правление железной дороги. Попрошусь учеником машиниста на паровоз». — «Пойди, попробуй, — согласилась мать. — Может, ради отца примут». Но на паровоз мальчугана не взяли. Его сделали рассыльным, и он так уставал за день, что едва добирался до постели. Сын с матерью не могли прокормиться в городе. Они уехали в деревню, на родину матери. Иван нанялся пасти лошадей. Но он никогда раньше не имел дела с лошадьми и напоил холодной водой вспотевшую кобылу. Хозяин прогнал его. Тогда он стал писарем. Почерк у него был красивый, и бумаги он составлял ловко. Однажды он прочел объявление в газете: «В Кронштадте открывается школа юнг». «Поеду!» — решил он... Продолжать?
— Продолжайте, продолжайте! — закричали со всех сторон. — Продолжаю, — улыбнулся капитан второго ранга. — Приехал он в Петербург, разыскал Кронштадтскую пристань. На борту парохода толпилось множество ребятишек. В Кронштадте их встретил бравый унтер. Он привел их в казарму, где собралось две тысячи ребят. А мест в школе было всего лишь пятьсот. «Принимать будут только очень здоровых», сказал один из бывалых. Все ощупывали друг друга. «Ой, и тощий же ты!» — говорили про одного. «В чем душа держится!» — про другого. «Грудь, как у цыпленка!» «А ноги, ноги — гляди, сломаются!» «Нет, браток, не бывать тебе юнгой!» «А ну-ка, поглядите меня!» — предложил Иван, скидывая рубашку. Десятки рук сразу протянулись к нему. Щупали его мускулы. Кто-то тщательно ощупывал грудь. Заглядывали в рот, почему-то залезали холодными пальцами в уши. Здоровенный парень предложил: «А ну поборемся, кто кого?» Иван крепко уперся в пол, изловчился и уложил верзилу на обе лопатки. «Годишься! Примут!» — сказал тот, вставая с пола. Ивана приняли. Он был здоров и выдержал все испытания. В школе юнг он стал отличным учеником и начал зачитываться книгами о флоте. Береговое обучение было закончено, и юнги пошли на практику на крейсер «Богатырь». Старый боцман научил Ивана вязать койку. Артиллерийский унтер-офицер ознакомил его со сложным механизмом пушки. Через несколько месяцев юнга почувствовал себя заправским артиллеристом. Жизнь на корабле приучила юнг с ловкостью взбираться по трапам, влезать на мачты. Если на корабле играли боевую тревогу, юнга в несколько секунд оказывался возле своей пушки. Все были расписаны по специальностям, и когда «Богатырь» вышел в поход, юнги-кочегары подбрасывали уголь в топки, рулевые стояли у штурвала и под руководством старших вели корабль, сигнальщики передавали сигналы.
Герою нашему повезло: он побывал в Средиземном море и в Атлантическом океане. Он стал цепким, как кошка. Руки у него покрылись мозолями. Лицо обветрилось, кожа с носа и со щек слезла, зато он гордо разгуливал по улицам чужих городов в матросской форме и в бескозырке. Окончив школу, он был списан в учебный отряд и, пройдя обучение, стал артиллерийским унтер-офицером...
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Командир СКА-16 Александр Матеж, с женой и сыном жил в Новом Городке Полярного. Финский домик стоял на самом верху сопки, отопление водяное от «тарзана», примерно восемь тонн угля за зиму, вода в колонке у подножья сопки, метрах в двухстах, а сортир или гальюн, на местном наречии, скворечником на улице, метрах в пятнадцати. В этом доме одна комната была за семьёй Матежа. Сане надоело развешивать вещи на гвоздиках, и они с женой решили купить шифоньер. Купили шифоньер, привезли его домой, и на некоторое время отлучились, оставив дома одного сынишку примерно трёх-четырёх лет, который уже отведал удовольствия бегать в скворечник в любую погоду. Пришли домой и чувствуют специфический запах. Открыли шифоньер, а там навалена куча. Спрашивают сына «зачем ты это сделал?», а он отвечает: «я думал, что вы купили гальюн».
Где тулуп?
В конце 1950-х годов окончательно созрело мнение о бесполезности для подводных лодок артиллерийского вооружения. Атаки в надводном положении стали историческими фактами, а подводные лодки стали оправдывать своё название. До этого они были скорее ныряющими кораблями. В недрах главного штаба ВМФ созрела директива о снятии с подводных лодок артиллерийских установок, отправлена по флотам, где её начали выполнять. Выполняли очень охотно. Забот пушки приносили достаточно. Ухода за ними было много, чистка, смазка, хранение боезапаса, обучение прислуги. При всех этих хлопотах комендоры лодок почти не имели опыта стрельбы и, конечно, не могли соревноваться в этом с самым захудалым надводным кораблём. Некоторое увеличение подводной скорости так же было в пользу этого решения. Конец марта в бухте Екатерининской. На одной из лодок приготовились сдавать пушку, для чего отдали фундаментные болты. На днях плавкран должен переставить пушку на баржу и «прощай оружие». Впереди два выходных дня, весь экипаж в береговой казарме. Лодку сторожит вахтенный с автоматом и в тулупе и дежурная служба. Вышло из-за туч солнышко, пригрело, и вахтенному стало жарко в тулупе. Вахтенный снял тулуп и повесил его на пушку. Это была привычная вешалка для тулупа. Случилось в это время буксиру пройти по бухте с недозволенной скоростью. По бухте прошла лёгкая волна и слегка качнула лодку, однако этого хватило, чтобы пушка вместе с тулупом скользнула за борт. Утром в понедельник командир БЧ порадовался, что без него сдали пушку. Старпом и командир про себя отметили служебное рвение командира БЧ, и жизнь пошла дальше. В октябре старпом начал инвентаризацию имущества. К зиме нужно обеспечить вахту тёплой одеждой, валенками с колошами типа «слон» и т.п. При инвентаризации недосчитались одного тулупа. Начали разбираться, стал старпом просматривать журнал приёма и сдачи дежурства и в марте обнаружил день, когда исчез тулуп. Вызвал всех вахтенных того дня и установил истину.
СОРОК ВТОРАЯ РАКЕТНАЯ РОТА. 1952-1958 гг. (январь). - Простые истории из жизни флотских офицеров - инженеров оружия. СПб., 2005.
Военно-морскую академию окончил в 1967 году. Проходил службу в ракетной части СФ (1958-1964), а после окончания академии назначен старшим научным сотрудником 24 института ВМФ (1967-1980). Командовал морской ракетной частью на Кубе в период Карибского кризиса (1962-1963), награжден орденом боевого Красного Знамени. После увольнения в запас (1980) более 25 лет готовил молодое пополнение для службы на флоте, работая военруком в лицее Адмиралтейского объединения.
Сохранилось благодарственное письмо начальника училища матери воспитанника Молочникова.
А.А.Молочников на шхуне Нахимовец в год написания благодарственного письма.
Уважаемая Анна Яковлевна. С чувством глубокого удовлетворения сообщаю Вам об успехах Вашего сына, воспитанника нашего училища МОЛОЧНИКОВА Арона. Прошлый учебный год он окончил отличником, за что награжден грамотой Начальника ВМУЗ. Чуткий и отзывчивый, всегда жизнерадостный и энергичный, активный в жизни своего коллектива, Арон много помогает в учебе отстающим одноклассникам, пользуется любовью и уважением товарищей и является для них примером выполнения своего воинского долга, доказательством чего служат полученные им семь благодарностей. За свою активность и примерность назначен старшиной класса с присвоением звания "вице-старшина". За 1-ю четверть текущего года Арон несколько снизил свою успеваемость, т.е. по некоторым предметам получил четверки, но я убежден, что по-прежнему серьезно относясь к учебе, он быстро выправит положение и в следующих четвертях вновь будет отличником. Поздравляю Вас с 31-й годовщиной Великого Октября, я разделяю Вашу гордость за сына - будущего морского офицера, достойного своего отца, отдавшего жизнь за Родину. Начальник РНУ капитан 1 ранга - Безпальчев."
Нестеренко Лев Сергеевич
Капитан 2 ранга, старпом командира ПЛ, преподаватель учебного центра в Сосновом Бору.
Никифоров Дмитрий Дмитриевич
Дмитрий Дмитриевич Никифоров окончил училище с серебряной медалью. О нем ранее рассказал Н.Г.Вечеслов.
Носенков Игорь Александрович
В.Г.Лебедько (Верность долгу. Историко-хроникальное повествование. - СПб: "Развитие", 2005.) отметил, что в 1959 году в период активной подготовки «С-91» на лодку назначили нового штурмана, старшего лейтенанта Носенкова Игоря Александровича. "Думаю, что такая замена штурмана перед самым уходом в Индонезию ничем не была оправдана... как говорится: мы предполагаем, а начальство располагает."
Можно предположить, что этот факт как-то был связан с будущей работой Игоря Носенкова, например, повлиял на выбор дальнейшей специализации. Из воспоминаний Н.Г.Вечеслова известно, что в дальнейшем он "вел разведку стратегических планов генерала Шарля Де Голля в Париже".
Орленко Валентин Григорьевич
Орленко Валентин Григорьевич. Капитан 1 ранга в отставке. Академик (действительный член академии) ИНАРН (Израильская Независимая Академия Развития Наук). Доктор военных наук по специальности "Военная кибернетика, системный анализ, исследование операций, информатика, автоматизация систем управления, моделирование процессов и систем". Профессор. Заместитель председателя Хайфского окружного комитета Союза ветеранов Второй мировой войны-борцов против нацизма. Директор "Музея боевой славы ветеранов Второй мировой войны Хайфского Округа" (Израиль, до апреля 2011 г.). Член Ученого Совета ОИМД (Открытый Институт Мыслительной Деятельности) по кибернетике и по проблемам ветеранов Второй мировой войны. Член правления Американской Ассоциации ветеранов Второй мировой войны (США, с апреля 2011 г.)
Класс лейтенанта Веко (первая фотография после приёма в нахимовцы из кандидатов. 1946 г.). В первом ряду: Фима Кузнецов, Боря Пашков, лейтенант Века (Веко) офицер-воспитатель, Х., Ваня Тараканов, Витя Соколов. Во втором ряду: Женя Семёнов, Боря Саенко, Фомин, Валя Евдокимов, Стасик Столяров, Х., Валя Орленко, Юра Стригин (Из архива В.Г.Орленко).
Участники парада физкультурников на стадионе "Динамо" в Москве в 1947 г. Крайний справа Валя Орленко (Из архива В.Г.Орленко).
Подробнее - Истории ветеранов. ОРЛЕНКО ВАЛЕНТИН ГРИГОРЬЕВИЧ. Профессор, доктор военных наук, капитан I ранга в отставке. ЭТАПЫ ЖИЗНИ, ОБРАЗОВАНИЕ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ.
По окончании Второй мировой войны мир раскололся на два лагеря: социалистический, возглавляемый СССР, и империалистический, возглавляемый США. После выступления премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля в Фултоне в 1946 г. термин ХОЛОДНАЯ ВОЙНА был введён в обиход и фактически обозначил её начало между двумя лагерями. Эта война продолжалась в течение 45 лет вплоть до развала СССР в 1991 г. Её основной итог: предотвращение ТРЕТЬЕЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ в ХХ веке. Если Вторая мировая война, длившаяся около шести лет, унесла около 60 млн. жизней, то экстраполяция таких темпов уничтожения людей на весь период ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ показывает, что она предотвратила гибель 400 млн. людей. А появление ракетно-ядерного оружия даёт все основания полагать, что его применение было бы губительным для человечества. Всякую войну ведут люди, создающие оружие и военную технику и управляющие его применением. Эти люди и становятся ветеранами той войны, в которой им довелось участвовать. Так кто же они ВЕТЕРАНЫ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ?
Попытаюсь на собственном примере пояснить, кто же участвовал в этой войне и в каком качестве. Присягу я принял в июле 1952 г. в Первом Военно-Морском училище подводного плавания (ныне имени Ленинского комсомола) в Ленинграде. Службу офицером начал в 1956 г. на малой подводной лодке (ПЛ) «М-239» в Палдиски (Эстонская ССР), в 1960 г. был переведён на среднюю ПЛ «С-177» в Лиепая (Латвийская ССР), а затем в штаб бригады ПЛ в Усть-Двинск под Ригой. На всех этапах прохождения службы мы все изучали вероятного противника и готовились к войне с ним. А в 1964 г. мне довелось участвовать в новой форме боевых действий Военно-Морского Флота - в БОЕВОЙ СЛУЖБУ, наравне с БОЕВЫМ ДЕЖУРСТВОМ, введённом в это же время в Ракетных Войсках Стратегического Назначения, в Военно-Воздушных Силах и в Войсках Противовоздушной Обороны. Суть этой новой формы боевых действий Вооружённых Сил СССР состояла в том, чтобы быть в немедленной готовности уничтожить назначенные цели с началом войны. В июле-сентябре 1964 г. я в должности помощника командира ПЛ «С-264» вместе с командой нёс БОЕВУЮ СЛУЖБУ в Ионическом море. Там мы следили за американским авианосным ударным соединением в готовности выпустить торпеды по авианосцу «Форрестол» немедленно по команде из штаба.
С тех пор и до окончания ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ подводные лодки ВМФ постоянно несли БОЕВУЮ СЛУЖБУ и осуществляли БОЕВОЕ ПАТРУЛИРОВАНИЕ в различных районах мирового океана. При этом ВМФ нёс потери от аварий и фактических столкновений с кораблями противника, как и на любой войне. В «Сведениях о некоторых авариях и катастрофах подводных лодок ВМФ СССР до 1975 года» сообщается о 20 случаях, в которых погибли 8 подводные лодки и 694 человека. Фактические потери несли и другие виды Вооружённых Сил в ходе боевой подготовки и в ходе локальных войн (Корейской, Вьетнамской, Афганской, на Ближнем Востоке и др.), где испытывалось и отрабатывалось применение нового оружия. В 1965 после окончания Высших ордена Ленина специальных офицерских классов в Ленинграде, а чуть позже Рижского политехнического института (заочно), я был переведён в Центральный научно-исследовательский институт ВМФ в Петродворце, где в течение 30 лет занимался оперативно-тактическими и военно-экономическими обоснованиями направлений развития (на 25 лет вперёд) и программ вооружения (на 10 лет вперёд).
Мои кандидатская и докторская диссертации были посвящены созданию системы для борьбы с надводным флотом противника, то есть с его авианосными ударными соединениями, отрядами боевых кораблей и конвоями. Для этой цели создавалась система сил средств, включающая в себя ракетные и многоцелевые подводные лодки, авианесущие, ракетные и противолодочные корабли, корабельную авиацию, космические средства и многое другое. Мне посчастливилось принимать непосредственное участие в создании таких кораблей (от замысла на их применения до их вступления в строй флота), как авианесущий крейсер «Киев» и другие корабли этого проекта, как авианосец «Адмирал Кузнецов», атомный ракетный крейсер «Пётр Великий», ракетный крейсер «Слава», ракетные подводные крейсера проектов 949, 949А (один из них «Курск»), многоцелевые подводные лодки проектов 671, 671ртм, космический челнок «Буран» и др. Всё это создавалось коллективами многочисленных военных и промышленных предприятий, конструкторских бюро, научно-исследовательских институтов и других организаций Военно-Промышленного Комплекса страны.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Противолодочные корабли отрабатывают в полигоне атаку подводной лодки. На одном из кораблей работают дуэтом два джигита с Кавказа разной национальности. Один из них командир корабля, а другой гидроакустик. Выполнили атаку, как положено, потеряли после атаки контакт с лодкой и теперь развернулись, и началась работа по восстановлению контакта. При этом между командиром и акустиком по громкой связи происходит следующий диалог: Командир: «Гиде она?» Акустик: «Вот она, биляд, товарыш командыр!»
Тетрадзе Георгий Александрович - выпускник Тбилисского Нахимовского училища 1952 г.
Зуб политработника.
Командир СКА Жора Тетрадзе уселся на сидушку и ждал, когда радиометрист справится с неисправностью и радиолокатор заработает. Больше он не мог сделать ничего. Катер лежал в дрейфе, главные двигатели были остановлены. Зима, темнота, мороз около 20 градусов и совершенный штиль. Неизвестно откуда навалился туман. Парение от воды добавило плотности туману, и Георгий с трудом мог рассмотреть с мостика силуэт носовой пушки. Радиометрист доложил, что неисправность в одном из приборов в агрегатном отсеке и обещал по возможности быстро устранить неисправность. Как только погас экран выносного индикатора, Жора доложил о неисправности командиру поисково-ударной группы, (или ПУГ) и застопорил машины. Преследовать лодку в таком тумане с неработающим радиолокатором было невозможно. Три катера ПУГ продолжали поддерживать контакт, периодически атакуя ПЛ, и смещались к норду полигона, а СКА Жоры остался в южной части полигона и дрейфовал подавая туманные сигналы. Это была обычная противолодочная учебная задача, и замполит навязал Жоре на выход инструктора политотдела на проветривание. С самого выхода и до сего момента Жора его не видел и, честно говоря, не скучал по этому поводу. Боевой листок выпускать некому, все заняты, для политинформации тоже время не подходящее. Жора скучал и одновремённо отдыхал на мостике, краем уха слушая переговоры по УКВ из динамика на мостике. В основном это были команды и доклады кораблей его ПУГа о контакте с лодкой, команды на наведение и атаку. Тем временем инструктор политотдела отоспался, вернее, его разбудило отсутствие гула от главных двигателей. Возможно, он решил что уже «приехали» и по этой причине решил посмотреть, что делается наверху. С заспанной рожей, он вылез на мостик и спросил у Жоры, где мы и что случилось. Жора ему объяснил, что катера преследуют лодку, а у них поломка радиолокатора. Политработник потоптался на мостике, а переговоры на УКВ из динамика продолжаются, и тут он задал Жоре вопрос, который ввёл Жору в ступор. «Ты же слышишь их, так почему не идёшь на голос?» Стоит Жора на мостике и думает, что ответить, а в это время на мостик поднимается очередная смена, рулевой и сигнальщик и, как положено, спрашивают у командира разрешения зайти на мостик. Жора, конечно, разрешил. А затем обратился с речью к политработнику. Сказал, что времени на объяснение ему основ физики и радиотехники у него сейчас, к сожалению, нет, и что, как должен был заметить политработник, на мостик корабля заходят только с разрешения командира, а без разрешения могут зайти только командир дивизиона и командир дивизии. В заключение своей речи он порекомендовал ему спуститься вниз и попросить у помощника корабельный устав. После прочтения этого бестселлера он согласен продолжить беседу на военно-морские темы. На ближайшее время эта стычка Жоры с руководящей и направляющей силой осталась без последствий, однако года через два я встретил Жору в Чалм – Пушке на судоремонтном заводе. Он командовал торпедоловом и стоял в СРЗ в ремонте. Замечу, что в те времена командовать торпедоловами доверяли подготовленным мичманам из сверхсрочников.
Офицеры 62 Отдельного дивизиона сторожевых катеров на спардеке плавказармы, пришвартованной к отвесной скале в бухте Тихая. Слева направо: Борис Бурков, Белоусов, Юрий Сергеевич Петров, Х, Вадим Гаврилов, Дмитрий Чеботенко, Иван Петрович Зинченко, Василий Фёдорович Бессарабов (замполит), Левин (дивизионный штурман), Юрий Васильевич Плахотный (командир дивизиона), Николай Дмитриевич Ламакин, Георгий Александрович Тетрадзе, Григорий Суслин (дивизионный минёр), Николай Трошнев, В.П.Харькин, М.Д.Агронский. Город Полярный 1961 г.
Каждое утро мы выходили во двор, и старшина учил нас ходить в ногу, поворачиваться по команде — словом, всему тому, что должно нам понадобиться, когда мы выйдем на парад по случаю начала занятий. — Вы носите флотскую форму, — внушал нам Протасов, — и в строю пройдете через весь город. Не думаю, чтоб вам было приятно, если кто-нибудь скажет: «Нахимовцы, а строевым шагом ходить не умеют!» «Флотским» наука давалась легко, и если Протасов командовал: «Правое плечо вперед!», Фрол, Забегалов и Девяткин быстро и четко сворачивали налево. Но бедный Бунчиков обязательно делал все наоборот и сбивал весь строй, а когда Протасов терпеливо ему выговаривал — терялся и путался еще больше, и ноги у него начинали заплетаться. — Не стыдно ли вам, что малыши усваивают строй лучше вас? — укорял нас, случалось, Протасов, показывая на воспитанников младшего класса, маршировавших в другом конце двора.
И верно, у них получалось все как-то очень складно, и обучавший их матрос был ими доволен. Он покрикивал: — Четче шаг! Не слышу ноги! И тогда младшие так утаптывали мерзлую землю, что, казалось, их ноги налиты свинцом. У нас же все долго не клеилось, получалось плохо. И мы начинали злиться и на Протасова и друг на друга. К тому же Авдеенко завел манеру выходить из строя. — Вы что, Авдеенко? — спрашивал старшина. — Устал. — Отдохните. — Мамина дочка! — бурчал Фрол. — Разговоры в строю? — обрывал Протасов. И Фрол на секунду убирал голову в плечи, но сразу же снова принимал «бравый флотский вид» и шагал, стараясь чеканить шаг. Ну и выдержка была у Протасова! У одного развяжется шнурок на ботинке — нарушен строй. У другого живот заболит — и он просит разрешения удалиться. У третьего начнется икота. Четвертый оторвет на ходу подметку. Пятый... Ну, да что вспоминать! Во всяком случае к Новому году мы ненавидели старшину, считая его мучителем и извергом, но зато научились холить «флотским» шагом, что нравилось и нам самим, и Кудряшову, и нашему командиру роты. Сурков даже похвалил нас, правда, сдержанно, сказав, что по двору-то мы ходим хорошо, а что будет на улице, с оркестром, под знаменем — это еще неизвестно. И вот, наконец, настало первое воскресенье после Нового года. День был ясный, солнечный, чуть морозный. Снега не было, хотя над горами висели тучи: там, наверное, бушевали зимние бури.
Строй нахимовцев.
Впервые в жизни шагал я в строю, под оркестр, по улицам, в новенькой шинели, в начищенных до блеска ботинках и в бескозырке с черной муаровой ленточкой, на которой было написано золотом: «Нахимовское училище». Впереди шел наш адмирал, а перед каждой ротой шли командиры рот, офицеры, воспитатели и их помощники — старшины. Мы старались не сбиваться с ноги и не отставать. Ведь отовсюду смотрели тысячи глаз — из окон, с балконов, с тротуаров и даже с деревьев: на всех сучках сидели мальчишки! На углу офицер, опиравшийся на палку, показывал на нас мальчику — наверное, сыну. Несколько школьниц с сумками в руках глядели на нас во все глаза. Остановился трамвай, уступая нам дорогу. Два «зиса» зафырчали на месте. И ребята на углах повторяли хором: «На-хи-мов-ское у-чи-ли-ще!» Мы свернули на проспект Руставели. Пихты были седыми от утреннего мороза. Направо, на холме, белел Дом правительства. Мне казалось, что я в моей флотской шинели перестал быть тем, кем был раньше. Раньше я мог погнаться за кошкой, поиграть с собакой на улице или постоять с мальчуганом, который похвастает своим роллером. Теперь я стал одним из нахимовцев. Мы дошли до широкой квадратной площади, развернулись и построились лицом к мраморной трибуне. За сквером белело здание с серыми мраморными колоннами. — За горами бушует война, — сказал наш начальник. — Ваши отцы, братья и старшие товарищи отдают жизнь за ваше счастье и ваше будущее. Вы должны оценить заботу о вас, нахимовцы! Наша партия, наше правительство заботятся о том, чтобы вы спокойно учились и стали впоследствии офицерами Военно-Морского Флота. Вам предоставлена возможность не заботиться о завтрашнем дне. Вы сыты, одеты, вам есть, где жить, у вас есть пособия и книги. Вы должны учиться так, чтобы стать достойными ваших отцов и гордого звания «нахимовец». Вы должны высоко нести знамя училища и нигде, никогда и ничем не запятнать его...
Рыбалтовский Владимир Юльевич. Начальник Тбилисского нахимовского училища (1943-1944)
Подбородки сами собой поднимались кверху, и мы скашивали глаза на густые толпы на тротуарах. Множество людей собралось сюда ради нас, полюбоваться нашей формой, знаменем, нашим оркестром и адмиралом с золотым шитьем на фуражке. Когда мы возвратились в училище, по довольным лицам командиров и старшин мы поняли, что парад прошел хорошо. А когда Протасов в кубрике снял шинель, мы увидели на его парадной фланелевке ордена Отечественной войны и Красной Звезды и несколько медалей. Он надел их по случаю парада. Раньше он их не носил. Я подтолкнул локтем Фрола: и орденов и медалей у Протасова было вдвое больше, чем у него.
Глава восьмая. ПЕРВЫЕ ЗАНЯТИЯ
На другой день мы с Фролом очутились на одной парте. Кудряшов представил нам учительницу русского языка, немолодую женщину с очень бледным, одутловатым лицом; очки в черепаховой оправе прикрывали выпуклые глаза. Учительница была в синем кителе с серебряными пуговицами, без погон. Она поздоровалась и сказала, что хочет проверить наши знания. Кудряшов присел на свободное место на заднюю парту, а учительница, раздав нам тетради, достала из бокового кармана книжку в красном коленкоровом переплете и принялась медленно диктовать.
Преподаватель русского языка и литературы капитан Маргарита Михайловна Шахназарова, ТНВМУ, Тбилиси, работала с 1949-го по 1953 год.
Еще в Ленинграде, в школе, я писал без ошибок и хорошо разбирался в знаках препинания, поэтому для меня диктант был легким делом. Но Фрол вдруг запыхтел и, высунув кончик языка, с таким напряжением налегал на перо, будто выжимал тяжести. Его острый локоть задевал меня всякий раз, когда Фрол заканчивал строчку. Я увидел кривые буквы, разбросанные по бумаге, словно кто-то собрал их в горсть и потом рассыпал. Перья скрипели так громко, и все в классе так вздыхали и сопели носами, что учительница несколько раз удивленно поглядывала то на нас, то на Кудряшова. Но она продолжала диктовать — это был отрывок из «Капитанской дочки». Продиктовав до конца, сказала: — Ну что ж, на этом закончим. Надпишите фамилии и сдайте работы дежурному. Я просмотрю их сейчас же, — добавила она. — Мне любопытно знать, с кем я имею дело. Когда дежурный по классу Бунчиков положил на стол стопку тетрадей, учительница села за стол и принялась их просматривать. — Забегалов — неплохо, — сказала она. — Я сегодня не ставлю отметок, но могла бы вам поставить «четыре». Рындин — совсем отлично. Ни одной ошибки и хороший, четкий почерк. Поприкашвили тоже на «четыре». Девяткин — хорошо. Очень хорошо, Девяткин. Авдеенко... Авдеенко, вы абсолютно невнимательны. Вы пропускаете буквы. Пишете «поутру» в два слова, «сонце» вместо «солнце» и «лижал» вместо «лежал». Как вы учились в Москве?
— На пятерки. — Почему же вы не хотите учиться на пятерки в Нахимовском? Он пожал плечами и состроил гримасу. — Садитесь! Учительница достала носовой платок и протерла очки. — Бунчиков — хорошо, только не надо в другой раз торопиться. Гордеенко, я бы вам поставила «пять». Живцов... — Она поднесла тетрадь к очкам. — Сколько вам лет, Живцов? — Скоро четырнадцать, — ответил Фрол поднимаясь. — Четырнадцать? Учительница, наверное, заметила его орден и медали, потому что спросила: — Давно не учились? — Как началась война, так и не учусь. — Вы воевали? — Да, дома не сидел.
— Видите ли, — сказала учительница, — ваш диктант — самый невообразимый диктант, который я когда-либо видела. Ошибок здесь втрое... да, втрое больше, чем правильно написанных слов. Пожалуй, точнее будет сказать, что во всем вашем диктанте нет ни одного слова, написанного по-русски. И если бы я сегодня ставила вам отметки, единственной достойной оценкой была бы единица. Мне думается, вас, по вашим знаниям, лучше было бы зачислить в младший класс. Фрол побагровел от обиды. — Нет, нет, погодите. Командование училища несомненно поступило правильно, что не посадило вас на одну парту с малышами. Но вам придется много и упорно работать над собой. Способны ли вы всерьез заняться грамматикой? — Я упрямый, — сказал Фрол, поднимая глаза на учительницу. — Упрямство — неважное качество, но упорство — великолепная вещь. Надеюсь, скоро вы сами посмеетесь над вашей сегодняшней пробой пера, не так ли? Она вырвала из тетради листок с диктантом, сложила его пополам, потом перегнула еще раз надвое и спрятала в записную книжку.
* * *
На втором уроке Кудряшов познакомил нас с учителем математики, инженер-майором Бурковским, а на третьем — с капитаном второго ранга Горичем. Это был совсем седой человек, подтянутый, с аккуратно засунутым в карман пустым левым рукавом кителя. Горич окинул нас веселым взглядом из-под лохматых седых бровей и сообщил:
— Я буду преподавать морские науки. Я надеюсь, вам всем известно, что наша Родина — морская держава и что ее границы омывают два океана и четырнадцать морей. Море — вот ваше будущее, хотя сейчас вы находитесь довольно далеко о моря. Прошу поднять руки, кто умеет вязать морские узлы. Фрол и Забегалов подняли руки. — Отлично. Вы будете моими помощниками. Он выложил на стол целый ворох концов: — Разбирайте. Начнем. Своей единственной рукой он ловко завязал узел. Потом принялся обходить парты. Это было похоже на игру. Забегалов терпеливо учил Вову Бунчикова, который пыхтел, и помогал рукам языком, а Фрол, обучив вязать узел Гордеенко, перешел к Поприкашвили и от него к Авдеенко, возле которого надолго застрял, потому что Авдеенко не хотел понять Фрола. — Ну, мамина дочка, — потеряв терпение, вполголоса сказал Фрол, — вяжи как следует, а то я тебя сейчас... — Ну, к чему репрессивные меры? — сказал с улыбкой Горич и в несколько минут научил Олега завязывать узел. Фрол только плечами пожал, а Горич продолжал обходить всех и каждому помогал. Перед концом урока он нас порадовал: — У нас скоро будет морской кабинет. Мы получим модели кораблей, морские карты. Я покажу вам так много интересного, что, надеюсь, вы полюбите мой предмет и мы будем друзьями.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru