В училище прибыло четверо лейтенантов. Разные во внешности, разные по комплекции и росту, разные по темпераменту. Их распределили по ротам на должности офицеров-воспитателей. Есть воспитанники - должны быть и воспитатели. При представлении офицеров личному составу мы с любопытством рассматривали своих воспитателей, размышляя, как они будут нас воспитывать.
С первого взгляда было понятно, что воспитатели наши далеко не бонны из Последующие события подтверждали это не раз. Да и воспитуемые были не пай-мальчиками, а скорее наоборот, от которых в любой момент можно было ожидать самой невероятной каверзы. Новоиспечённые воспитатели должны были заменить нам мам, пап и старших братьев. Это им удавалось с блеском. Разница во взглядах на воспитание будущих офицеров порождала шероховатости между политотделом и офицерами-воспитателями. И потому, нет-нет да прохаживались политработнички наждачком по нашим воспитателям. Мы обычно об этом узнавали и были всегда на стороне своих воспитателей. Посудите сами. Воспитатели говорили от себя - живым разговорным языком и учили наглядно - показом. Воспитанники это впитывали как губка. Политработники засыпали нас цитатами - от чужого дяди - в стремлении воспитать нас в благоговейном трепете перед авторитетами ... Воспитанники комплексом благоговейного трепета не страдали. Уважать - да. Трепетать - нет: не те характеры ковали в нас офицеры-воспитатели(1).
Из офицеров-воспитателей быстро выделился лейтенант Аркадий Полудницын, из фронтовиков. Коренастый, атлетически сложенный, гимнаст и борец — с рельефно бугрившими мышцами, физически очень сильный. С самого начала воспитанники за глаза стали называть его «Аркаша», в обращении - как всех - «товарищ лейтенант». Когда Аркаша крутил «солнышко» на перекладине, сбегалась толпа и восхищалась его силой и мастерством. Аркаша переходил от «солнышка» к другим, уже обязательным по программе физподготовки, упражнениям на перекладине: подтягивание, подъём переворотом и махом и т.д. В этом намеренном переходе от показного, высшей сложности, упражнения к простым, элементарным упражнениям с последовательным усложнением, проявился педагогический талант Аркаши. Он словно призывал всех: смотрите, чего можно достичь, что для этого нужно и в какой последовательности надо отрабатывать. Такая наглядность пробуждала стремление выполнять упражнения так же непринуждённо, легко и красиво, как лейтенант.
При поступлении в СВМПУ много было мальчиков, которые не были в состоянии подтянуться на перекладине хотя бы один раз. Через три года из стен родного СВМПУ были выпущены юноши с высокой степенью физической и нравственной готовности.
К турникам образовалась очередь. Турник - упрощённый аналог стандартной перекладины: состоит из двух столбов и трубы на них, до блеска отшлифованной в месте хвата ладонями многочисленных спортсменов и «сосисок». "Сосисками" презрительно называли неумех, которые действительно напоминали болтающиеся сосиски с нелепо дрыгающими ногами и судорожными телодвижениями в попытках хотя бы разочек дотянуться подбородком до уровня трубы. Начальство было несказанно радо: число неуспевающих и троечников резко пошло на убыль - запестрели хорошие (значит - не всё достигнуто!) и отличные оценки. К концу года успешно выполнили нормативы на значок "ГТО" ("Готов к труду и обороне" - был такой). Спортивная площадка не пустовала. От перекладины перешли к другим снарядам: брусья, конь, канат, полоса препятствий. В большом почёте были штанга и гири. Аркаша, что называется «крестился» двухпудовыми гирями, а штангу крутил над головой одной рукой. И на каждом снаряде Аркаша показывал, как правильно выполнять упражнения(2). Так, наглядно, показом, лейтенант учил нас управлять своим телом, воспитывая волю к победе. Конечно - это частности. Но частности - элемент воспитания. И это уже система: появились новые разрядники по видам спорта. Была у Аркаши маленькая слабость. Он злоупотреблял одним словосочетанием, почти на грани нормативной лексики, на которое воспитанники не обижались, но которое весьма раздражало политотдел. Он мог запросто, отчитав нерадивых, выразить своё отношение так: ".. ить, дети". Когда повторяемость выражения превышала некий предел, из политотдела «спускали» очередное указание "пройтись наждачком" по Аркаше. Замполит курса(3) капитан-лейтенант Б. удручённо вздыхал, собирал офицеров и «проходил наждачком» по лейтенанту. Тот в изумлении оправдывался: "Я что? Я только так, для затравки" - чем вызывал улыбки остальных офицеров. Замполит с мрачным ханжеством замечал: "Не слишком ли много затравок?». Аркаша, продолжая изумляться бестолковостью замполита и политработников вообще, приводил очередные «оправдательные» доводы: "Да я... что я... да если бы я действительно некультурно матерился...» - тут общий смех прерывал Аркашу (разве есть культурный мат?).
Ответ на вопрос - (Фильм про ленинградскую шахматную школу)
Он же, довольный произведённым эффектом, насмешливо взирал на замполита и продолжал далее: "... то через пару недель весь курс изъяснялся бы на боцманском наречии". Здесь Аркашина речь окончательно прерывалась взрывом хохота. Любопытные у двери (что дверь? - фанерка!) разносили эту весть. Замполит в смятении вздрагивал: "Только этого не хватало". И ... присоединялся к гогочущим воспитателям. В политотделе замполита сурово вопрошали: "Чего это Вы из серьёзного совещания цирк устроили?» - и "проходили наждачком" по самому замполиту. Замполит возвращался, "приглашал" Аркашу в канцелярию и шипел - сил уже не было после выволочки в политотделе - рассерженным гусаком: "Если что ещё позволите, товарищ лейтенант...». Товарищ лейтенант "позволял" и продолжал "позволять". И замполит был уверен, что будет "позволять" - этот независимый лейтенант - всеобщий любимец воспитанников и женщин. Наиболее впечатляющим оказался случай, о котором до сих пор несведущие отзываются по-обывательски так: "Драчун и хулиган Аркаша был первостатейный!» -невольно переводя лейтенанта в уличные хулиганы. Аркадий Полудницын не был хулиганом. ... Я в числе нескольких воспитанников оказался, не помню, по какой причине - наряд или что иное - на контрольно-пропускном пункте (КПП) училища. К КПП подъехал видавший виды
Из него выпрыгнул комендант гарнизона - гроза нарушителей всех мастей. Встреча с ним являла потенциальную опасность и для находящихся в увольнении. Мы насторожились. Дежурный по КПП представился коменданту и осведомился, кому и как доложить о его прибытии. Комендант весело ответил: «Я уже всех известил». Весёлость его озадачила нас. Комендант - майор из фронтовиком, подтянутый, лет сорока, лицо в глубоких морщинах, порывистый в движениях, с каким-то внешним налётом, свойственными всем гарнизонным комендантам, непринуждённо стоял, с интересом посматривая на нас. Его интерес нам не понравился: мы невольно поёжились. Но странно, солдафонской строгости во взгляде грозного коменданта мы на этот раз не узрели. Накануне прошёл слух, что лейтенанта Полудницына в городе задержали и водворили на гарнизонную гауптвахту. К КПП в это время спешили замначпо(4) и замполит курса. Они, войдя в помещение КПП, поздоровались. Мы поприжались по углам: замначпо был грозой не меньшей, чем комендант. Замначпо обратился к коменданту: «Мы всё уже знаем, Вот возьмите!» - и протянул коменданту записку «об арестовании» лейтенанта за драку. Тот, взглянув на записку, сказал: «Никого сажать на гауптвахту не надо. Я разобрался: лейтенант не виноват. Он вступился за человека, спас его от хулиганов и не уронил честь Флота.» - и решительно вернул записку ошарашенному замначпо. Затем продолжил: «Я прибыл сюда вместе с лейтенантом, чтобы объяснить ситуацию». Тут же велел водителю позвать лейтенанта. Через минуту Аркаша стоял пред нами. Никаких следов похмелья. Лицо в ссадинах и кровоподтёках, нос и губы распухли, костяшки пальцев рук сбиты в кровь, рубаха порвана. Замначпо поморщился. Аркаша испросил у него, как старшего по званию, разрешения обратиться к замполиту курса. Замполит заметно смутился: у политработников своя шкала субординации. Замначпо в замешательстве буркнул: - Обращайтесь! Лейтенант буднично доложил замполиту курса: «Товарищ капитан-лейтенант! Лейтенант Полудницын прибыл. В городе временно задержан комендантом и доставлен в часть». Замначпо всего передёрнуло. Он менялся в лице всеми цветовыми оттенками: докладывали не ему - старшему политчину, - а младшему по званию и должности (Что ему до устава? Его обошли!). Такое не прощается и впоследствии на нашем замполите отыгрались.
между тем продолжал информировать «представителей командования». Оказывается, в присутствии Аркаши какие-то подонки начали приставать к человеку, оскорблять его и избивать. Аркаша вступился. Недоумки набросились на него (почему-то все уличные отбросы не любят военных). Аркаша стремительно уложил на землю всех наглецов, правда, кому-то что-то помяв и повредив. Кто-то из «сердобольных» зевак - вид лежащих в корчах и визжащих от боли взывал к «милосердию» - известил ближайший патруль. Патруль возник перед разгорячённым Аркашей неожиданно, как чёрт из табакерки, и, не разобравшись в ситуации, с ходу приступил к умиротворению лейтенанта. Лейтенант удивился: «Вы что?» и тут же патрульные оказались на земле, рядком с хулиганами. Начальник патруля, схвативший Аркашу за шею, непостижимым образом влетел в кучку зевак и какое-то время не мог понять, что с ним приключилось. Аркаша в возбуждении орал: «На кого прёте! Флот не поддаётся!». С этого момента закон повернулся спиной к Аркаше: действия обеих сторон попали в графу «Рознь военнослужащих разных родов войск». Подоспела ещё одна патрульная группа - и ее постигла та же участь. Комендант, узнав о побоище, прибыл лично с резервной группой дюжих молодцов. Быстро разобравшись в ситуации, комендант поначалу решил мирно увести Аркашу от места скандала и, как потом выяснилось, отпустить с миром. В это время подъехала милиция, но, увидев грозного коменданта и толпу патрулей, предпочла не ввязываться - благо, в сводках не надо было указывать - и лишь вызвала санитарные машины.
Толпа зрителей росла и, как всегда, разделилась на два лагеря: одни восхищённо выражали симпатии Аркаше: «Во, Флот даёт!», другие, наоборот, вопили: «Остановите этого изувера- он всех покалечит!». Хулиганы продолжали извиваться в корчах на земле. Комендант, не желая, чтобы скандал перерос в графу «массовые беспорядки», зло и повелительно бросил милиционерам: - Уберите лишних! Те с готовностью приступили к исполнению распоряжения коменданта: оттеснили толпу, и та послушно - никто не желал связываться с милицией - стала расходиться. Приехали машины скорой помощи и увезли «лишних»: теперь хулиганам предстояло, вспоминая силу флотского кулака, объясняться не только с врачами... Аркаша, отбиваясь от поднявшихся и обозлённых позором патрульных, не желал никого слушать. Комендант, поняв, что скандал миром не кончится, приказал повязать буяна. С остервенением патрульные набросились на Аркашу. Какое-то время он отбивался, демонстрируя чудеса рукопашного боя. Затем его всё же повязали и препроводили на - в одиночную камеру. ... Часовые и караульные (последние - в нарушение устава) на цыпочках подходили к смотровому глазку в двери камеры и с опаской разглядывали молодца - ещё бы: разметать стаю далеко не хилых патрульных - и отходили с чувством большого уважения (рядовые не очень жаловали патрулей).
Вот такая история приключилась с нашим Аркашей.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
После ослабления политического режима в стране отпустили вожжи, и народ валом повалил в различные «бугры». Ну а нам так и оставили путешествия по рекам и озерам необъятной Родины, так сказать, «каботажное плавание».
Находясь в отпуске, от нахлынувшего безделья первый управленец К-426 Владимир в Москве приобрел на двоих с товарищем билет на круиз по Лето, тепло, каюта «люкс», коньяка и водки хоть залейся. Все шло хорошо, но на третий день путешествия по реке у Вовы заныл зуб, да так, хоть старушку в черных одеяниях с косой встречай. Самое обидное, что вокруг ни души на берегах Волги, ни деревеньки, ни завалящегося фельдшера. Такового не оказалось и на теплоходе. «Чепуха, – сказал друг верный, – приступим к операции по удалению зуба». Для начала влил 0,5 коньяка для расширения кровеносных сосудов, да и как анестезийный препарат коньяк подошел. Налил полную ванну горячей воды, вложил в нее в полусознательном состоянии Владимира, открыл его рот и пассатижами, позаимствованными у механика теплохода, удалил болевший зуб без замечаний.
Еще одна судьба, горький, трагический, путь, предшествовавший поступлению в Тбилисское нахимовское училище. Рассказ Георгия Аскалоновича Огурского. Продолжение.
НА КРЫШЕ ДОМА СВОЕГО
Наша семья еще в 1938 году переехала из Ленинграда в Детское Село. Это и к природе ближе, и отцу стало легче добираться до места работы, в лабораторию института земного магнетизма (она находилась в Павловске). Здесь мы жили в коммуналке на втором этаже деревянного дома. Хорошо помню скрипучую, крутую лестницу этого дома; не раз приходилось "гонять" по ней, особенно во время бомбежек. А бомбили фрицы часто, буквально высыпая на город эти коварные "головешки" - зажигательные бомбы. Они пробивали кровлю и на чердаке начинали разгораться. А дом был сухой, старый. Во время воздушных тревог отец по очереди с соседями дежурил на крыше. Там было приготовлено несколько ящиков с песком, щипцы с длинными ручками. Это для того, чтобы попавшую в дом "зажигалку" быстро перехватить и закопать в песок. Раза два отец позволил и сыну Горику (так звали меня в семье с детства) подежурить с ним. Было интересно наблюдать лучи прожекторов над Ленинградом, зарева пожаров. Сердце замирало и от высоты на крыше, и от радости, когда видел, что вражеский самолет пойман в перекрестке прожекторов и его вот-вот собьют зенитки. А кругом - крыши затемненных, притаившихся домов да шелест деревьев…
БАБУШКА ГУТЯ
В конце августа стало очень тревожно. Оказалось, немцы уже недалеко. Родители уговорили бабушку переехать в город. Увезти вещи было невозможно, собрали зимнюю одежду и самое необходимое. Наша семья добралась пригородным поездом до Витебского вокзала в Ленинграде, но без бабушки. Отец договорился, что приедет за ней на следующий день, так как она не соглашалась переезжать без своей любимой швейной машинки. Бабушка шила на дому, и машинка ее не раз выручала. Рано утром отец отправился на вокзал и там узнал, что отменены все пригородные поезда, а в Детское Село уже вошли немцы. Так бабушка оказалась в оккупации. Позже узнал, что наш деревянный дом загорелся при артобстреле во время вступления немцев. Бабушка Гутя выскочила из горящего дома лишь со своей швейной машинкой "Зингер". Благодаря этому она смогла выжить в течение почти трех лет оккупации. И в лихую годину женщинам нужно одеваться, не так-то просто в то время было достать хорошее платье или приличный костюм...
В КВАРТИРЕ ДЯДИ
...То ли мы приехали в гости к дяде Шуре, то ли он сдал нам жилье в наем, - уже и не помню. Сам он дневал и ночевал на заводе, как и тетя, и многие другие, работая по две смены, выдавая продукцию для обороны второй столицы - города Петра и Ленина. Иногда он навещал квартиру, встречался с друзьями, соучениками по техникуму. Они обсуждали обстановку, готовились защищать город врукопашную, изучали, как изготавливались финские резаки, кортики.… "А вдруг ворвутся?" - не раз возникал этот вопрос. Многие годы вспоминалась мне одна из этих встреч, на которой молодые, в сущности, люди думали, спорили, планировали не как спастись самим, а как будут защищать свой родной город. После пожара на Бадаевских складах обеспечение горожан резко ухудшилось, по карточкам невозможно было что-либо выкупить. Люди метались по городу и бесполезно простаивали в очередях. На заводах было полегче - там, по талонам, работающих подкармливали два раза в день. Наступила холодная осень, но отопление в дома не подали. Затем из кранов пропала вода, а после вырубили и электроэнергию... Чтобы хоть как-то обогреться, отец соорудил маленькую печь (под дном чайника), жестяную "буржуйку". Вся семья устроилась на кухоньке в семь квадратных метров. Под потолком пристроили пружинный матрас. На этой "антресоли" иногда устраивались всей семьей, спасаясь от холода.
ДЕДУШКА НЕ ПРОСЫПАЛСЯ...
Я встал, когда совсем рассвело, и удивился: какая тишина и пустота... Лишь иногда чмокала губками Лялька, ей, наверное, снилось, что она пьет молочко. Родителей не было. Пошел спросить у дедушки, где мама. Дедушка лежал на низкой железной кровати в соседней комнате со скрещенными руками. Обычно дедушка прятал руки под одеяло. Я потрогал его руки - они были холодные. Я потряс руки, которые лежали крепко. Дед не просыпался… Отец с мамой пришли с двумя салазками. Дедушку завернули в простынь, обвязали, зашили края, уложили на санки и привязали. На улице было снежно, по протоптанным дорожкам люди ходили гуськом. Вот и мама с папой покатили санки, запряженные цугом. До Охтинского кладбища было не очень далеко, и они вернулись часа через два, замерзшие, молчаливые и с пустыми санками. А дедушка где? - спросил я. - Уехал, - ответила мама...
...А ПОТОМ - РАГУ С КОТОМ
Когда отец был дома, он во время воздушной тревоги поднимался на чердак. Хотя мы уже обитали на первом этаже пятиэтажки. Как-то в ноябре он вернулся очень быстро и позвал маму: - Я на чердаке кота обнаружил, он за мышами охотится... Это была удача! Кошек к тому времени почти не стало, их было нечем кормить. Кто-то отпускал их охотиться, а кто-то использовал и на рагу... Через полчаса родители вернулись, кот был в сумке. Это была последняя памятная семейная трапеза - рагу с чечевичной похлебкой, по сусекам мать наскребла и пару горстей крупы. Как и чем родители питались последующие блокадные месяцы, трудно себе представить. Ведь и мы с сестренкой ели от случая к случаю. Представляю состояние мамы, которой нечем было накормить детей...
КИСЕЛЬ ДЛЯ ЛЯЛЬКИ
..Мама его варила на когда нашла в чулане банку из-под варенья с высохшими остатками. Получилось совсем немного, на донышке маленькой тарелки. Очень хотелось попробовать, но мама сделала вид, что не видит взгляда сына. Тарелочку поставила в холодную комнату на верхнюю полку шкафа. Когда мама занялась умыванием Ляльки, я прокрался в соседнюю комнату. Надо было лезть по полкам, как по лестнице. Вот и верхняя, выдвижная. Держась одной рукой за край, попытался другой нащупать тарелку. И тут полка стала вытягиваться, тарелка полетела на пол, стукнув меня по голове, а затем и сам я грохнулся почти с метровой высоты. Обида и раскаяние были столь сильны, что я всхлипывал и размазывал слезы не менее часа. А мама даже не стала наказывать, хотя и приласкать не захотела...
ПОЛЕННИЦА
Я разглядел ее во дворе через глазок во льду из окна, который процарапал отверткой, сидя на кухне. Мама тоже глянула в центр процарапанного крестика - лед на окне был толстый, и глазок постоянно затуманивался. Поленница была как раз напротив окна, в человеческий рост, "одетая" снегом. - Да, дрова, - сказала мама, - но ими нельзя топить, они очень сырые... И тут я разглядел торчащие из поленницы ноги и понял, что это не дрова, это груда замороженных трупов, сложенных дворниками, покойников, вынесенных из квартир, в которых никого не осталось. Их некому было хоронить... Поленница исчезла лишь ближе к весне, когда было организовано Пискаревское кладбище. Трупы стали вывозить для захоронения в гигантских братских могилах...
Памятный камень с указанием года захоронения в братской могиле.
ЭХ, И КРЕПКИ БЫЛИ ВЕНСКИЕ СТУЛЬЯ!..
Наша "буржуйка", печурка величиной в четыре кирпича, должна была топиться хотя бы три раза в день. Тогда теплее от нее становилось часа на два. Жгли книги, преимущественно церковные (что поделаешь, брали грех на душу). Они остались от библиотеки дедушки. Пилили стулья - венские, они были очень крепкие, приходилось действовать ножовкой по металлу. Увы, тепло долго не держалось. Углы у наружной стены, кухонные окна - все обросло льдом. Нужны были дрова. Отец бродил по дворам с ножовкой, надеясь найти какую-нибудь дощечку. Однажды ему повезло: увидел фонарный столб на заднем дворе высотой метра четыре. Он его долго спиливал, а затем они с мамой втащили его в квартиру через окно. Может быть, лишь благодаря этому столбу удалось нашей семье не вымерзнуть в жуткие морозы января-февраля 1942 года. Под новый год мама даже вымыла водой из снега Ляльку и помыла мне голову.
ДОРОГА ЖИЗНИ
В феврале стало ясно, что надо пытаться выехать по ледовой дороге через Ладожское озеро. Крылатое название "Дорога жизни" этот путь получил позже. Тетя Наташа, работавшая на заводе и порой навещавшая семью сестры, пообещала организовать выезд на воинском грузовике, когда он порожняком пойдет в Кобону. Ждать пришлось долго. Были собраны чемоданы, на которых можно было и посидеть, и полежать. Отец уже почти не вставал со своей лежанки под потолком, поясняя, что так сберегает силы... Машина приехала неожиданно, тетя не сумела нас заранее предупредить. Собрались за полчаса и выехали в ночь. Уже была середина марта. Лед на Ладоге подтаивал. Ехать нужно было с выключенными фарами, почти на ощупь, по вешкам. Мама с Лялькой ехала в кабине, я с отцом - в кузове. Полдороги я проспал на чемодане.
Проснулся от грохота. Немцы бомбили дорогу. Попасть "в ниточку" было трудно, очень пугали воронки по обочинам, трещины во льду, нередко машины проваливались в образовавшиеся полыньи. Нашей машине удалось проехать, возможно, сказалось то, что мы шли без военного груза. В Кобоне быстро распрощались с шофером и сопровождающим офицером. Они спешили на погрузку. Отец зарегистрировался на поезд, вывозивший беженцев, и получил талоны на суп, буханку хлеба. После голодных месяцев зимы 1941-1942 годов суп и хлеб были сказочно вкусны. Отец хлебал суп, не в силах оторваться, прямо из ведра. К вечеру объявили посадку на товарняк зарегистрировавшимся беженцам, а отцу стало плохо, и он не мог поднять чемоданы из-за болей в животе. Погрузились с посторонней помощью в середину вагона без места, на нарах. Отца уложили на чемоданы, растолкав детей по чужим уголкам. Мама сидела около отца, корчившегося от боли в животе. Врача в вагоне, как и вообще в поезде, не нашлось. Отец терпел из последних сил... Мама на ближайшей станции поспешила за кипятком - отец просил пить. Поезд тронулся без мамы. Я проснулся от суеты: отец метался в бреду. Я подошёл, думая его успокоить, положил руку на лоб - он был сухой и горячий. Кто-то из пассажиров ушел к начальнику поезда искать врача. Ждали остановку, а поезд всё шёл, шёл... Отец перестал стонать. Я решил, что он уснул. Потрогал лоб, он был холодный. Стало жутко и все ясно... И почему у покойников так быстро стынет тело?! Пришли уверенные в себе мужчина и женщина, стали распоряжаться: Посмотрите в чемодане простыни, рубахи ночные, оберните, обвяжите труп... Оставлять его в вагоне нельзя!" Когда поезд проходил по высокой насыпи после очередной остановки, труп отца скинули под откос.... Самоуверенный мужчина приказал своим подручным: "Отнесите вещи в вагон начальника поезда. Решится вопрос с детьми, с ними передадим и вещи". И распорядители исчезли с чемоданами, не забрав лишь один, на котором лежала Лялька. К вечеру на одной из станций поезд долго не отправляли: надо было пропустить санитарный с ранеными. Когда он подошел, появилась мама, бледная, измученная погоней за нами. - Где папа?! - прокричала она тихим голосом. - Выбросили, - указал я на дверь. - Мама медленно осела на пол.
Утром на станции Белая Глина (Ставропольский край) пришли санитары, положили маму на носилки и унесли, потом пришёл милиционер, взял Ляльку на руки и спросил, где наши вещи. Нашли начальника поезда. Он заявил, что ничего про вещи не знает, их ему не приносили. Милиционер приказал держаться за ремешок его кобуры и понёс Ляльку в пункт милиции, а я, как на верёвочке, бежал за ним. В привокзальном пункте милиции выяснилось, что маму уже увезли в больницу, а Лялька очень понравилась начальнику милиции, и он сказал, что его жена присмотрит за девочкой до выздоровления матери. Они сели в автомобиль и уехали, словно брата у Ляльки и не было... Горькая обида, безысходность захлестнули меня. Я заревел. Громко, безнадежно. Так я оказался беспризорным, никому не нужным, вынужденным просто выживать долгие годы детства и отрочества.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
Когда моему старпому звонили по телефону, ошибаясь номером, и, конечно, переспрашивали «Это магазин?», Серега всегда отвечал: «Нет, это ЦУП».
На том конце провода тоже был умный человек и вопрошал: «О! У вас посылают в космос?» На что старпом с огромным удовольствием отвечал: «Нет! Здесь посылают на хер!!!».
КОЕ-ЧТО ИЗ ДНЕВНИКА ВИТАЛИЯ ЛЕНИНЦЕВА. Продолжение
30 МАРТА Понедельник. Серый, мрачный день... Вчера всё было совершенно иначе. От нечего делать позвонил Чижику (так я называл Мэри, когда мы были ближе друг к другу). Сказал, что передавал ей с одним курсантом кучу комплиментов. Мэри сразу же ответила, что хотела бы услышать их лично от меня. Приехав и тепло поздоровавшись (все-таки у неё хорошенькая мордашка), я прошёл в переднюю. Бросилось в глаза обилие черных шинелей со всеми курсантскими атрибутами. И палаш тут же висел. Оказывается, зашли «на минутку» подруги со своими кавалерами. Почему-то гости выбрали одну и ту же минутку, и я имел возможность увидеть всех новых знакомых Мэри.
Нынешний некий Витя со второго курса нашего училища, находился, понятное дело, здесь же. Когда я раздевался, Витя повесил мою шинель на вешалку, шутил, смеялся — короче, был на высоте. Но вот гости уехали, и мы с Мэри стали трепаться, как в былые времена, позабыв о Витином существовании. Он насупился, забился в угол, закрылся газетой, делая вид, что влюблен в политику — назревала драма. Я решил уйти. Но Мэри, поговорившая с кем-то по телефону, сообщила, что все мы едем сейчас к её подруге. Что ж! Я бурно выразил свой восторг, так как люблю новые знакомства. Витя выразил своё согласие обиженным кивком. Желая исправить создавшееся положение, я всю дорогу молчал. Но они воспользовались этим всего лишь для детального обсуждения кто кому изменяет. Кое-как добрались до места. Восхождение на четвёртый этаж сопровождалось полным молчанием. Дверь распахнулась. Раздался радостный возглас: «Детский сад пришел!». Я был оттеснен в тёмный угол лестничной клетки, и три девушки начали по-дружески целовать Витю. Мэри предложила нам познакомиться. Три обладательницы буйного веселья, как по команде, протянули мне руки. Я категорически воспротивился: «Хочу, чтобы меня тоже поцеловали». Думал, они смутятся. Не тут-то было. «Пожалуйста, это мы можем!». Наконец мы очутились в симпатичной комнате без излишков света, где было человек двенадцать совершенно мне не знакомых. Хотел представиться, но не успел — подкатилось что-то улыбающееся, симпатичное, похожее на ярко окрашенный детский мячик. Оказалось, это Гетта — хозяйка дома. Знакомство с ней осуществилось всё тем же приятным мне способом. И тут мной овладело непреодолимое желание что-нибудь выкинуть. Народ сидел по разным углам, беседовал и вожделенно поглядывал на стол, где расположилась батарея бутылок среди великолепия ещё не тронутых закусок. Ни на кого не глядя, я направился к столу. В наступившей тишине деловито взял бутылку, открыл, наполнил большой бокал и лишь тогда обвёл всех глазами и выпил со словами: «За ваше здоровье!». Затем, как будто ничего не случилось, сел рядышком с Мэри. В комнате сохранялась тишина загробного мира. На меня смотрели, как на
Первой опомнилась очаровательная Гетта. Подбежала ко мне, схватила за руки и, смеясь, сказала, что здесь все мальчишки нахалы, но такого, как я, ещё никто не видывал! Я бесподобен и потому должен буду выполнять функции её супруга. Проговорив всё, она потащила меня по кругу и перезнакомила со всеми присутствующими. Язык мой — друг мой! Уже через несколько минут я почувствовал, что все относятся ко мне по-свойски, по-приятельски. Надо сказать, что нахалы и нахалки среди них действительно были. Уши мои, давно отучившиеся краснеть, услышали словечки, которые я постеснялся бы произнести даже в сугубо мужской компании, будучи под градусом. Чтобы не показать смущения и даже растерянности, я трепался. Трепался тем больше, чем больше смущался. Не такой уж я порядочный человек, но не терплю матерщины при девушках и тем более не терплю девушек, которые с улыбочкой матерно ругаются или не реагируют на ругань, относясь к ней, как к чему-то привычному. Ну, а Мэри? Могу сказать лишь, что она выглядела здесь чужой. Она не испорчена — это факт, но зачем ей такие знакомые? Просто уму непостижимо, что может быть общего между ней и этой компанией? За столом изощрённого сквернословия стало поменьше. Провозглашались великолепные тосты, рассказывались остроумные анекдоты. Я успешно выполнял функции хозяина дома — как было велено. Виктор за всё это время выпил только одну рюмку — «За наших девушек», больше Мэри ему не разрешила. Да, парень влип! Часов в 10 дверь распахнулась и на пороге появился Димка, славный, хороший, немного хамоватый Димка, с которым я вместе сидел на гауптвахте. Под носом порнографические усы, на голове шляпа. Воистину, пути господни неисповедимы!.. Ночь провёл без сна и потому в понедельник залёг в санчасть, чтобы отоспаться. Здесь и пишу эти строки. Выписаться надо поближе к субботе. 11 ИЮНЯ Сегодня чудный день! И не только из-за погоды. Сегодня последний день учёбы и день моего рождения. Ох и погуляем! 3 ИЮЛЯ Годовые экзамены сдал! Через несколько минут идём в отпуск на целых десять суток. Держись, Ленинград! 6 ИЮЛЯ Утром, проснувшись по привычке в 7 часов, отправился на
Увидел Эрика, тоже ищущего кого-нибудь из знакомых. Расположились вблизи от воды, стали принимать солнечные ванны. Вдруг Эрик толкнул меня в бок: «Виталик, смотри!». Невдалеке лежала, что-то читая, хорошенькая девушка. Если бы мы заметили её раньше, могли бы расположиться рядом, но теперь переходить было неудобно. На пляже появились два молодых человека. Осмотрелись и с чувством собственного достоинства направились к нашей хорошенькой незнакомке. Эрик не выдержал. Полез в воду, а выходя прошёлся мимо незнакомки... Тому, что он мне рассказал, я не поверил. Однако повторил его маневр и убедился, что он прав. Действительно, у девушки были такие тонкие ноги, что казалось странным, как она может ходить. Любовь сразу пропала. Подошёл Виктор, и мы с ним отправились в буфет. Возвращались «валкой походкой морской». Эрик бросился нам навстречу с криком: «Она в воде, она в воде!». Мы рванулись вперёд, но было поздно. Девушка уже вышла из воды и направилась к тем двум пижонам. И ноги у неё были совершенно нормальные! Протёр глаза — они не стали тоньше. Видимо, когда мы осматривали незнакомку, ноги были наполовину засыпаны пескам. Любовь пробудилась вновь. Стоило ей ещё раз войти в воду, как она оказалась в плотном нашем окружении. Волей-неволей пришлось знакомиться. Звать её Люда. Она окончила школу, поступает в университет. Девушка чудная! И немножко то есть...
5 АВГУСТА Сдал пять государственных. Четыре пятерки и одна четвёрка. Четвёрку поставили «за выход»: отпросился в гальюн, имел острую надобность подсмотреть ответ на один из вопросиков. Ну да ничего, было бы наглостью сдавать все госы на пятерки. А теперь о Люде. Ох и характер! Сколько у меня было девушек, но такой ещё не встречал. Это же чёрт в юбке! Но нравится мне она очень. Ссоримся через день. Дело доходит до того, что, узнав мой голос, она произносит: «Меня нет дома» и вешает трубку. Хочется расцеловать её, так она замечательно злится! Расцеловать... К сожалению, телефонная трубка Люду заменить не может. 11 АВГУСТА Через три дня сдаём последний госэкзамен. Как быстро летит время!.. Кажется, что совсем недавно я, вчерашний школьник, был одет в первую в моей жизни холщовую робу, а на голове красовалась нелепая бескозырка без ленточек — так называемая «албанка». Но даже и эту форму я носил с гордостью. А позже, когда мне вручили ленточку и курсантские погоны, хотелось петь и плясать!.. И вот финиш — через несколько дней кончаю училище, еду на стажировку, а потом — на флот, служить. На флот!.. Как много для меня в этих словах. Я моряк, штурман, меня ждут подводные корабли, оснащенные прекрасной техникой. Твёрдо знаю, что плохим офицером я не буду. 12 АВГУСТА Вчера опять был с Людой. Ходили в Летний театр на Шурова и Рыкунина. Концерт замечательный.
После концерта провожал Люду домой. Возле дома Люда увидела маму. Когда мы с ней знакомились, от стенки отделилась какая-то фигура и направилась в нашу сторону. «Вы что же, всей семьёй меня встречаете?» — спросила Люда. «Ого!» — сказала мама, увидев неуверенные шаги папы, а Люда бросилась ему навстречу. Представляя меня, Люда на миг отпустила папину руку. Он потерял равновесие и стал медленно валиться. Мелькнула мысль: не сделать ли шаг в сторону? Но я остался на месте и мужественно принял папу на грудь. Одним словом, знакомство произошло контактно, чувственно. Немножко поговорили. Папа, правда, не говорил, а только кивал головой и делал какие-то жесты. Когда папа знакомился, он, оказывается, позабыл снять шляпу. Вспомнив, проделал это несколько минут спустя, но зато с большим величием. Короче говоря, папка замечательный! Да и мама у Люды очень милая, интеллигентная — поддатого папу при нас не грызла, а только улыбалась иронически. Люда с каждым днём нравится мне всё больше и больше. Становится грустно, ведь находясь на стажировке, не буду видеть её милого личика, не буду слышать привычные нежные слова: «наглец» , «шутник казарменный» и т.п. Как жаль, что она только поступает в университет, а не заканчивает его. Я был бы счастлив, если бы она стала моей женой. Но это неосуществимо — за пять лет она, несомненно, встретит человека, которого полюбит и забудет о моём существовании. Когда мы познакомились, я всё время твердил: «Только не влюбляться, только не влюбляться», а что получилось?.. 13 АВГУСТА Передо мной кипа учебников, которые надо хотя бы перелистать, чтобы сдать последний экзамен. Они смеются надо мной. Но я сильнее их! Сгребаю учебники в кучу и прячу в стол — пускай посмеиваются в темноте.
Осталось два дня — сегодня и завтра. В классе все Только вот чем? Слева четверо друзей играют в «футбол»: гоняют карандашом кнопку по столу. Справа громкий хохот: кто-то вернулся из самоволки и принёс свеженький анекдот. Сзади обсуждают где и как будут отмечать сдачу экзаменов. Впереди спят. В открытые окна доносится шум с волейбольной площадки. Старшина класса сидит зажав уши, чтобы не слышать озабоченного бормотания преферансистов. Двое на задней парте — единственные, занятые полезным делом: гадают, по порядку ли будут разложены билеты, а если нет, то как бы всё-таки высмотреть и записать систему их раскладки?.. 15 АВГУСТА Всё, последний государственный экзамен сдан на пять шаров..., как я и обещал Люде. Это надо же, до чего любовь доводит. Сейчас уходим кто-куда на целых три дня. Нам разрешили явиться прямо на вокзал, к отходу поезда — чувствуется, что люди уже сдали госэкзамены. 16 АВГУСТА Потомки, запомните этот день! Виталий Николаевич Ленинцев стал непьющим человеком. Сорок минут я решал стоит или не стоит бросать пить и курить, сумею ли выдержать? Наконец решился и, отрезая пути к отступлению, сказал об этом Людмиле. «Сомневаюсь! Однако посмотрим, есть ли у тебя сила воли». Перед отходом поезда выкурю последнюю папиросу и всё, точка. 18 АВГУСТА Поезд тронулся, и вот уже Люда, перрон, Ленинград — всё это осталось позади. Целых два месяца не буду видеть моего города и тех, кого люблю. Началось! Ведь знают, что я бросил пить, что это для меня вопрос принципа, так нет же — всей оравой уговаривают «не делать глупостей» и принять стаканчик. Не сдамся!.. Пьяны уже не только пассажиры вагона № 3, но и сам вагон вместе с паровозом... Отобрали чемодан с едой. Основание: раз не пью, то нечего и добро переводить... Хочется есть. Прошу бутерброд. Предлагают целый обед в Калинине, но непременно со стаканом водки. Ложусь в угол — экономлю энергию. Нужно продержаться... Проехали Калинин. Есть хочется ещё больше. Суровое к отступникам общество дарит мне полбутерброда...
Поезд на Севастополь завтра утром. 21 АВГУСТА, Балаклава Итак, мы приехали. Вот они, красавицы-лодки. Стоят у пирса без движения, но в их спокойствии чувствуется сила, они похожи на тигра, изготовившегося к прыжку. Скоро узнаю, какая будет моей.
Два часа спустя выяснилось, что моя лодка в Севастополе, в доке — небольшой ремонт и покраска. Надо ехать в Севастополь. Но... завтра суббота, послезавтра воскресенье, стало быть, спешить не будем, а то ведь скажут «вот салага, свободное время не ценит».
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
