После продолжительной болезни скончался профессор кафедры Оперативного Искусства ВМФ академии ВМА имени Н.Г. Кузнецова, доктор военно-морских наук, почётный академик Российской Академии Естественных наук, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза, Адмирал в отставке - Михайловский Аркадий Петрович. Светлая память об Аркадии Петровиче Михайловском навсегда сохранится в наших сердцах.
Подготовка корабля к походу проводилась с большим напряжением. Весь экипаж находился в прочном корпусе после подъема Военно-морского флага и до 24.00. Схода офицеров на берег практически не было: приказ командира. После 00.00 часов и до 5.30 энтузиастам, кто не отправил семьи на Большую Землю, удавалось сбегать из Б.Лопаткина в городок и обратно на пару часов, пообщаться с женами и посмотреть на спящих детей. И так ежедневно. У командира рука железная. Через некоторое время начался глухой ропот, плачемся заместителю командира по политической части С.П.Варгину, просим разжалобить командира, ослабить завернутые до отказа гайки. Сергей Павлович, как обычно, с апломбом бросает: "Это не мое дело!". На это с ехидством замечаем: "Мы думали, что комиссару до всего есть дело!" Наконец, сдавшись, Сергей Павлович пытается "давить" на командира. В результате командир собирает офицеров корабля. Как всегда, Аркадий Петрович спокоен, невозмутим и обращается к присутствующим с такими словами: "Товарищи офицеры, ну, не нужно же буквально понимать мое требование ежедневно работать до 24.00! Если Вы закончили работы в 23.50, можете сходить на берег". Издевается командир. Однако после этого собрания рабочий день офицеров упорядочен. Старпом В.М.Ладнов расписывает офицеров на 3 очереди, как того и требует Корабельный Устав ВМФ. И все же жесткая требовательность командира сделала свое дело: в установленный срок корабль был образцово подготовлен к походу. Впервые в истории мирового подводного плавания атомный подводный ракетоносец, имея на борту баллистические ракеты на жидком топливе, совершил беспримерный трансарктический переход под ледяным панцирем Арктики с Северного на Тихоокеанский флот. Трансарктический переход успешно завершен.
2-я и 3-я боевые смены перед межфлотским трансарктическим походом пл «К-178»
Из книги А.П.Михайловского "Вертикальное всплытие. Записки подводника".
«Поход к Северному полюсу имел целью дальнейшую разработку тактических приёмов использования наших атомных подводных лодок в Арктическом бассейне для поиска и уничтожения ракетных подводных лодок вероятного противника подо льдами. И вот настал день начала похода. В 10.00 25 сентября 1963 года «К-181» вышла в море. За полчаса до выхода на лодку прибыл адмирал В.А.Касатонов, главный штурман ВМФ капитан 1-го ранга А.Н.Мотрохов, начальник оперативного управления штаба флота контр-адмирал Д.И.Шиндель, как всегда возглавивший походный штаб командующего. 29 сентября в 06.00 штурман доложил, что лодка проходит Северный полюс. Касатонов приказал командиру искать полынью. Лёгкий удар ощутили все, рубка проломила лёд. Лодка замерла, глубиномер показывал «ноль». Это означало, что рубка на поверхности. «Продуть концевые!» – приказал Сысоев, и «К-181», поднимая на своём корпусе обломки льдин, всплыла».
Вице-адмирал Ю.П.Квятковский ():
Хочу сказать о командующем Северным флотом адмирале Михайловском Аркадии Петровиче. О некоторых его методических подходах к решению служебных вопросов на уровне командующего флотом стоит поведать. Поучительно было его знакомство и изучение состояния дел в управлениях и службах флота. На одном из первых моих докладов об обстановке на театре он сказал, что в такой-то день и час он придёт в разведуправление для знакомства с положением дел в разведке флота. Меня это удивило. Обычно высокие начальники не считали необходимым заглядывать в помещения многочисленных управлений и служб флота. Казалось бы, – пустячок, но внимание всегда приятно. В назначенный день, в моём кабинете командующий один на один заслушал доклад о составе, состоянии и деятельности разведки флота. Были вопросы и указания. Обошёл помещения, познакомился с офицерами. Уточнил план его поездок в основные части разведки. Подходит день посещения первой нашей части. Вызывает к себе. Спрашивает, кто из начальников других управлений и служб флота должен быть в этой части для решения проблемных вопросов. Доложил, что нужен его заместитель по капитальному строительству генерал-лейтенант О.К. Аниканов. Объяснил, что три года тому назад военным советом флота было принято постановление о строительстве в части казарменного помещения. Матросы жили в деревянных щитовых домах, построенных ещё в 1937 году без удобств, для известного контингента лиц. Строительство ежегодно откладывалось. Отложено и в этом году. Командующий приказал вызвать О.К. Аниканова в часть к его приезду.
Северный флот, 1984 год. Командующий флотом адмирал Михайловский А.П. проверяет разведку флота
В части Аркадий Петрович с глубоким вниманием заслушал доклад командира, обошёл все посты боевой вахты, поговорил с матросами и офицерами, осмотрел казармы. Тут же дал соответствующие указания о начале строительства, установил сроки окончания, систему контроля за ходом работ и докладов ему лично об этом. Урок был поучительный для меня и командира. Примерно такая же картина была и в других наших частях, где побывал Аркадий Петрович. Все запущенные, но ключевые дела, оживил и не спустился со своего уровня. Очень поучительно, методически выверено, убедительно и корректно проводил он обучение адмиралов и офицеров штаба флота на учениях. Разработанные по его указанию и под его руководством штабные, особенно организационные внутриштабные документы долгое время были лучшими и показательными для других флотов. Аркадий Петрович любил делиться своим опытом и знаниями, делал это с удовольствием. Учил думать масштабно. Воспитывал корректно и тактично. Полагаю, что с четвёртым по счёту моим командующим Северным флотом мне крупно повезло.
Федоровский Александр Дмитриевич, выпускник Ленинградской подготии, доктор физико-математических наук, профессор, член корреспондент НАН Украины.
Северный Флот. Батисферы (оптическая и гидрофизическая) станции Н-17 и АПЛ Анохина
Слева вверху изображено забортное устройство станции Н-17: оптико-телевизионный и гидрофизический каналы. Кстати, это фото я взял из американского журнала Scientific American, поскольку у нас все было СС, и съемки категорически запрещались. Бывал я и в штабе СФ в Североморске-4. Общался с (в то время командующий флотилией) и флагманским начальником РТС с запоминающимся именем – Автоном. Адмирал Михайловский оставил приятное впечатление.
А.МИХАЙЛОВСКИЙ: “…я не только поздравлял, но и подписал документ о предоставлении Александру Сергеевичу (Ковальчуку) и его семье отдельной благоустроенной квартиры в очередной секции огромного дома на улице Чекистов. Правда, для этого пришлось заручиться поддержкой самого Г.В.Романова. Бесквартирный командир атомного ракетного крейсера – позор для флота. Подобного позора я допустить не мог. … А 2-го мая на “КИРОВЕ” был успешно пущен второй реактор. …
Встреча "Новороссийска" в Североморске. Перед строем идут командующий КСФ адмирал А.П.Михайловский и старпом "Новороссийска" капитан 2 ранга Е.Я.Литвиненко. 7 июня 1983 года.
Олег Горлов, капитан 1 ранга запаса
В моей флотской службе мне сильно повезло, у меня были замечательные Командующие Флотилией, одним из них был Аркадий Петрович Михайловский. Когда он готовил экипаж пл К-178 к переходу на ТОФ, я первый раз пытался поступить в Нахимовское училище. Когда же я прибыл лейтенантом на Краснознаменный Северный флот, Аркадий Петрович был уже вице-адмиралом. Несколько раз мне довелось наблюдать Командующего при руководстве подчиненными офицерами штаба и управлении кораблями объединения. Спокойно, взвешенно, без напряга и повышенных тонов – восхитительный пример для подражания. Затем, после командования ЛенВМБ, Аркадий Петрович вернулся на Север уже Командующим флотом. Не будем о грустном, но на Министров обороны нам не везло (не везёт и поныне) часто и подолгу, в результате чего адмирал впоследствии возглавил ГУНИО МО. Наша очередная встреча состоялась уже в стенах Военно-морской академии, которую я заканчивал в 1989 году, а Аркадий Петрович пришел на кафедру Оперативного искусства ВМФ. Такой же спокойный, доброжелательный учитель, способный обучить и долгие годы учивший и растивший кадры будущих флотоводцев и ученых.
Вечная память настоящему Человеку и Подводнику Аркадию Петровичу Михайловскому!
А в это время под иллюминатором подходил к корабельному трапу катер, на котором откуда-то возвращался командир корабля, и содержимое бачка шлепнулось на палубу катера прямо перед носом командира. Такое безобразие он, наверное, увидел впервые. Через минуту в наш кубрик влетел старпом и заорал: «Всем наверх, построиться на правом шкафуте!» Рота выстроилась, и старпом сурово произнес: «Кто обгадил катер?» Олег понуро вышел из строя, его примерно наказали, а нам доходчиво объяснили недопустимость подобных действий. Эта история долго была потом предметом курсантского юмора. После Риги мы побывали за границей — в польском городе Свинемюнде, где была советская военно-морская база. Там нам устроили небольшую экскурсию по заграничному городу, на улицах которого почти не было прохожих — то ли все граждане днем были на работе, то ли еще что-то другое. На обратном пути в Кронштадт никаких заходов в порты больше не было, погода ухудшилась, и плавание было уже не столь романтичным — пришлось и покачаться. Две курсантские «галочки», которые появились у меня на левом рукаве после первого курсантского отпуска, многое значили: период адаптации закончился, и мы теперь уже знали — «что к чему». К нам в роту пришли другие старшины, не страдавшие сержантскими амбициями, и жить стало гораздо легче. Мы грызли гранит науки, прекрасно понимая, что это — путь к заветной цели, а вечные спутники курсантской жизни — различные дежурства и всевозможные работы становились привычными.
Курсантская песня тех лет так освещала эту сторону нашей жизни:
«Папа твой работал на снегу и на угле, Он шагал по площади, мечтая о тебе, И свою винтовку папа чистил ловко В коридорной полутьме»
Правда, курсанты кораблестроительного факультета не «шагали по площади», а стояли на ней: нам была отведена роль линейных, которыми размечалась Дворцовая площадь для прохождения колонн праздничных демонстраций. Для выполнения этой функции в дни первого мая и седьмого ноября нас утром приводили в Адмиралтейский проезд за полтора часа до начала парада войск, и мы стояли там во время парада, а затем нас выводили на площадь и, вместе со многими курсантами других военных училищ, выстраивали в линии, которые должны были направлять движение колонн демонстрантов по площади. Стоять на площади без движения было утомительно, а в ноябрьские дни — еще и холодно. Прохождение по площади длилось несколько часов, и мы возвращались в замок очень усталые. Но зато мы были освобождены от многодневных строевых занятий по подготовке к парадам, в которых участвовали курсанты других факультетов училища. На втором курсе у нас появилось одно штатное мероприятие, доставлявшее нам большое удовольствие: мы периодически стали ходить в Адмиралтейство для занятий в лабораториях технологии металлов и сопротивления материалов, которые находились в главном здании училища. Переходы совершались в учебное время, поэтому старшин с нами не было и командовал переходами один из нас, называвшийся старостой класса. Маршрут перехода проходил по набережной Мойки и Дворцовой площади, а, став постарше, мы норовили пройти и через Михайловский сад. На набережной Мойки в те времена не было никакого автотранспорта, да и пешеходов было очень мало. Мы должны были идти строем, но это был некий «вольный» строй: мы шли кое-как, вразвалочку, беззаботно болтая друг с другом и наслаждаясь своей кратковременной свободой. Переход в обратном направлении был таким же приятным. Эта маленькая радость сопровождала нас и на следующих курсах — менялись только кафедры и лаборатории, в которые мы ходили на занятия. Последней такой кафедрой была кафедра живучести корабля, имевшая специальный бассейн для обучения водолазному делу и тренажеры по борьбе с авариями в отсеках корабля. Казалось бы, какая мелочь — ходили по городу в будние дни, но она так хорошо запомнилась, потому что была светлым пятном в нашей жизни «на казарменном положении». На втором курсе мы, по мере возможности, стали изучать историческое здание, в котором мы жили. В этом своеобразном памятнике архитектуры отсутствовала какая бы то ни была симметрия: все залы, комнаты, коридоры, лестницы были непохожими друг на друга и располагались в здании причудливым образом.
Главным украшением той части здания, где мы жили, был большой зал на втором этаже, окна которого выходили на Фонтанку. Ко входу в этот зал вела широкая мраморная лестница, по которой когда-то ходили царские вельможи и знатные дамы, а возможно — и сам государь император. Теперь же по ней время от времени бегали курсанты и простые советские девушки, которых приглашали в замок на танцевальные вечера. В нежилой части здания большой интерес вызывали апартаменты вокруг кабинета, где был убит император Павел, и сам его кабинет, расположенный на втором этаже со стороны Летнего сада. Какое-то время нам удавалось проникать туда и обследовать замысловатые подходы к приемной императора, скрытые уступы в стенах, тайную винтовую лестницу, ведущую от приемной на первый этаж, и пустой кабинет императора со знаменитым камином. Позднее доступ к этим помещениям был надежно перекрыт, и они стали казаться еще более таинственными, а мы продолжали путешествовать по нежилым помещениям и лестницам в течение нескольких лет, с переменным успехом преодолевая запретные проходы. В конце второго курса я в последний раз соприкоснулся со шлюпочным делом. В мае в училище проходили шлюпочные соревнования, в которых участвовали роты трех младших курсов всех факультетов. Каждая рота выставляла команду во главе с командиром роты. Командир нашей роты подобрал в качестве гребцов шестерых физически сильных ребят, умевших обращаться с веслами, а на место рулевого его выбор пал на меня — я имел некоторый опыт управления шлюпкой и весьма малый собственный вес. Наша команда совершенно неожиданно победила на этих соревнованиях, и поэтому нам предстояло участвовать в соревнованиях на первенство военно-морских учебных заведений, которые должны были состояться в конце июня.
Командир роты освободил от всех нарядов и работ, и мы стали усиленно тренироваться, готовясь отстаивать честь училища. Почти каждый день после уроков мы приходили на стоянку шлюпок, которая находилась на Фонтанке у Летнего сада, усаживались в свою шлюпку и в течение трех часов наслаждались жизнью: июнь был солнечным, а движение по ленинградским водным артериям — приятным. Шлюпка выходила в Неву и, преодолевая сильное течение, пересекала ее самую широкую часть в направлении Малой Невы, по которой мы шли до выхода в залив, а за тем возвращались обратно. Сидевший в шлюпке командир роты пребывал в благодушном настроении: победа в училищной гонке дезориентировала его, и он не заставлял гребцов работать «до седьмого пота» — они просто старательно гребли, не перенапрягаясь и получая удовольствие от посильного физического труда и городских пейзажей, проплывающих по берегам. А рулевой, выполняя свои привычные и в общем-то несложные функции, «ловил кайф». Итог нашего месячного блаженства был несколько неожиданным. Гонка, в который участвовали шлюпки от всех восьми высших военно-морских училищ, расположенных в Ленинграде и его окрестностях, проходила на Неве: старт — в районе Петропавловской крепости, финиш — у моста лейтенанта Шмидта. На старте стояли на якорях два больших катера, между которыми был протянут трос, обозначавший стартовую линию. Шлюпки должны были зацепиться кормой за этот трос (рулевые шлюпок держались за него руками). Сильное течение реки существенно усложняло эту процедуру. Держась за трос и оглядываясь по сторонам, я увидел, что невдалеке от нас стала шлюпка училища подводного плавания, в которой на месте правого загребного сидел мой старый приятель, тбилисский нахимовец Олег Косач — высокий и крепкий парень. Я приветливо помахал ему рукой, но он был очень сосредоточен и только коротко поприветствовал меня поднятой рукой. В той шлюпке все были очень сосредоточены, и я понял, что эти ребята имеют самые серьезные намерения. Когда был дан старт, гребцы этой шлюпки быстрыми и мощными гребками сразу же стали уходить вперед от остальных — было видно, что они очень хорошо натренированы. Наши ребята надрывались изо всех сил и пришли к финишу еле живыми, но — пришли в числе последних. На этом наша шлюпочная эпопея и закончилась. Окончание каждого учебного года всегда вызывало приятные ощущения того, что ты сделал еще один шаг на пути к своей цели. А впереди всегда была практика, которая сулила новые знания и новый практический опыт.
Второкурсники перед отъездом в северные края на практику на подводных лодках
На втором курсе я проходил практику на боевой подводной лодке проекта 613. Лодка входила в состав дивизии дизель-электрических подводных лодок, дислоцированной в Полярном. Там, в Полярном, в годы войны базировалась знаменитая бригада подводных лодок, подвиги которых вошли в историю. В пятьдесят шестом году в дивизии еще было много офицеров, принимавших участие в боевых действиях на море. На лодках была особая доброжелательная атмосфера взаимоотношений между офицерами и матросами, царил дух товарищества, основанный на глубоком понимании того, что в море, на глубине, одна ошибка любого человека может привести к гибели всего экипажа. Срочная служба на флоте длилась пять лет, старшины-ветераны обладали высочайшим профессионализмом, а хорошее знание устройства подводной лодки было обязанностью каждого члена экипажа, независимо от занимаемой должности. На лодке я должен был стать дублером старшины трюмных, в заведование которого входили все общекорабельные системы (вода, воздух, гидравлика). Когда я по прибытии на лодку представился командиру, на кителе которого виднелись колодки от боевых орденов, то получил от него следующее напутствие: «Для того, чтобы стать дублером старшины трюмных, ты должен изучить устройство корабля и всех корабельных систем. Даю тебе тридцать суток, за это время ты должен облазить весь корабль — от цепного ящика до гребных винтов. Экзамен буду принимать сам: если сдашь — возьму в море, если нет, то выгоню с корабля. Старшина трюмных покажет тебе, где находится цепной ящик, и научит обращаться с системами. Действуй». Старшина трюмных, здоровенный мужик с добродушным лицом и своеобразным юмором, повел меня по верхней палубе, которая по мере приближения к носу становилась все более узкой, и там, где она практически закончилась, нагнулся и, открыв небольшой лючок, широким жестом пригласил: «Залезай». Я был тогда худеньким пареньком, но и то с трудом залез в тесную выгородку, называемую цепным ящиком, в которой размещался небольшой якорь с якорной цепью. Я пощупал их и стал вылезать обратно, боясь, как бы не свалиться за борт. «Теперь ты знаешь, где начинается корабль», — сказал старшина, открывая рядом другой лючок и запуская меня в узкое пространство между легким и прочным корпусами подводной лодки, которое называется надстройкой. И я начал свое движение по кораблю: сначала по щелям и закуткам надстройки, сплошь заполненной баллонами воздуха высокого давления и разными трубопроводами, а затем — по палубам и трюмам отсеков прочного корпуса, проходя их последовательно один за другим — торпедный, аккумуляторный, центральный, жилой, дизельный, электромоторный и кормовой. Старшина был мастером своего дела и хорошим наставником. Ему нравилось учить будущего офицера, а я старался прилежно учиться. Через месяц я сдал экзамен командиру корабля и стал своим в трюмной команде: ходил в море, постигал на практике специфику подводного плавания и осваивал азы подводной жизни — как открывать переборочные двери, как пользоваться подводными гальюнами, что можно и чего нельзя делать на подводной лодке. И был даже допущен к открыванию и закрыванию клапанов вентиляции и продувания балластных цистерн, то есть непосредственно участвовал в производстве погружения и всплытия
Я вернулся с той практики другим человеком — теперь я уже знал, что такое подводная лодка, и теперь уже с пониманием дела хотел стать специалистом в области подводного кораблестроения. После того, как на первых двух курсах мы преодолели барьер общеобразовательных дисциплин высшей школы, на третьем курсе нам стали преподавать предметы нашей будущей специальности, и учиться стало гораздо интереснее. Все специализированные кафедры были военными, при этом большинство наших преподавателей были молодыми доцентами, с погонами капитан-лейтенантов и капитанов третьего ранга. Они читали нам свои лекции с большим энтузиазмом, увязывая теорию с практикой и стараясь делать лекции интересными для слушателей. Теорию корабля нам преподавали А.В.Герасимов и Н.П.Муру, строительную механику корабля — В.С.Калинин и Г.А.Родосский, проектирование корабля — Г.П.Попов, корабельные системы — Е.Н.Андреев. Все они потом стали докторами технических наук и профессорами. Другие преподаватели были более старшими по возрасту и воинскому званию и читали свои лекции в классическом стиле, предоставляя нам самим находить интерес в том, о чем они вещали в своих лекциях. Все, вроде бы, шло хорошо, но во время зимней экзаменационной сессии я ненароком «подложил свинью» Вадику Кулишову (он вообще-то был Вадим, но друзья звали его Вадиком). Вадик был круглым отличником и получал сталинскую стипендию, размер которой был почти в десять раз больше обычной курсантской. Я же явно уступал ему в учебе: у меня иногда бывали четверки. Мы сдавали экзамен по строительной механике корабля. Основные теоретические положения этой дисциплины изобилуют длинными математическими выводами, требующими усердия для их усвоения. Среди них особой сложностью отличалась одна тема, которая называлась «труба Лямэ». Сложные математические доказательства методики расчета этой «трубы» никак не лезли в мою голову. Готовясь к экзамену, я сначала решил разобраться с «трубой Лямэ» после того, как подготовлю все остальное. Но когда я закончил подготовку, то ни времени, ни способности усваивать громоздкие формулы у меня уже не было, и я решил идти по обычному пути лентяев и понадеяться на «авось»: всего один невыученный вопрос, вероятность «влипнуть» совсем мала. Экзамен начинался с того, что сразу четыре человека тащили билеты и подходили к настенным доскам, чтобы готовиться к ответам. Очередность сдачи всегда устанавливалась самим классом: в первую группу входили по желанию, а все остальные тянули жребий. Мы с Вадиком были в первой группе — оба не любили сидеть и ждать своей очереди, слушая, как отвечают другие, и начиная нервничать зря. Утром перед экзаменом я поведал ему о том, что иду на экзамен без «трубы Лямэ».
Он соответственно пошутил, что ее-то я и когда буду выбирать экзаменационный билет. Экзамен начался, мы подошли к столу экзаменаторов, я вытащил билет и прочел на нем: первый вопрос — «труба Лямэ». Мы с Вадиком подошли к соседним доскам, и я тихо сказал ему о том, что у меня — эта самая «труба». И тут мы, совершенно не думая о последствиях, быстро поменялись билетами. Поменялись, и каждый врубился в «свой» билет, выписывая на доске длинные математические выводы. Вадик отвечал первым, отлично изложил «трубу» и все остальное, что требовалось в том билете, и, получив пятерку, вышел из аудитории. Его билет, не глядя, преподаватели отложили в сторону. Вслед за ним отвечал я, и тоже ответил на «пятерку». Но тут и пришел час расплаты за содеянное. Когда я отдал преподавателю свой билет, тот вдруг посмотрел в бумажку, где у него были записаны номера вытащенных билетов, и удивленно задал мне философский вопрос: «А почему у вас другой билет?» Затем все и выяснилось. Преподаватели стали обсуждать между собой эту ситуацию: с одной стороны — оба ответили на «пятерки» и оба были у них на хорошем счету, а с другой стороны — они отвечали не по «своим» билетам. Посовещавшись, преподаватели приняли такое решение: поставить нам обоим по «четверке». Эта «четверка» автоматически лишала Вадика сталинской стипендии. Я понимал, что я виноват в этом, и на душе у меня было противно. Когда мы остались вдвоем, я стал виниться перед ним, но он спокойно и дружелюбно сказал мне: «Ерунда—переживем». И потом никогда, ни одним намеком он не выразил мне каких-либо претензий по поводу этого инцидента. С того дня мы сдружились еще больше. После третьего курса Вадика перевели на электротехнический факультет (туда по команде сверху перевели почти половину нашей роты), но мы продолжали общаться по выходным дням. Вадик снова стал получать сталинскую стипендию (она перестала называться сталинской, но ее статут и размер сохранились) и окончил училище с золотой медалью. Отслужив положенный срок на подводной лодке, он поступил в адъюнктуру училища, успешно ее закончил, защитил кандидатскую диссертацию и стал преподавателем на кафедре электропривода, завоевав там большой авторитет. Потом он защитил докторскую и стал начальником этой кафедры. Когда по возрастному цензу он должен был снять погоны капитана первого ранга и освободить место начальника «военной» кафедры, ему предложили возглавить «гражданскую» кафедру математики. Вадик всегда был в математике силен, но это был беспрецедентный случай, когда кафедру математики возглавил человек, не имевший специального математического образования.
От редакции. Кулишов Илья Данилович - достойный отец достойного сына.
(1902-1948 ) На флоте с 1919 года. С мая 1928 г. помощник командира пл «АГ-3», с января 1929 – поморник командира пл «Революционер», с января 1930 - командир пл «АГ-15», с мая 1931 - пл «Якобинец», с ноября 1933 г. командир дивизиона подводных лодок, с марта 1937 г. командир 2-й бригады подводных лодок Тихоокеанского флота. Репрессирован в мае 1938 года. В сентябре 1939 г. восстановлен в кадрах ВМФ и с ноября 1940 года командир Николаевской военно-морской базы. В августе - октябре 1941 г. командир Одесской военно-морской базы, а с октября 1941 г. по март 1942 г. - командир Туапсинской военно-морской базы. 21 апреля 1942 г. за непринятие «достаточных мер для надлежащего оборудования порта» осужден Военной коллегией Верховного суда СССР с отсрочкой исполнения приговора до окончания военных действий. В июле 1942 г. командир Отряда кораблей реки Невы Ленинградской военно-морской базы. 15 августа 1942 г назначен командиром Ленинградской военно-морской базы. В марте 1944 г. назначен командиром Лужской военно-морской базы, а 24 августа - командующим Таллинским морским оборонительным районом. За показ английской военно-морской миссии чертежей их же подводной лодки “L-55”, затопленной во время гражданской войны и впоследствии поднятой и восстановленной, был обвинен в разглашении государственной тайны и вызван в Москву. 7 августа 1948 года застрелился.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
Балтика была нам ближе во всех смыслах. Для одних она была местом рождения, другие провели на ее берегах детство. И все без исключения знали это море не понаслышке, пропахав его во время практических плаваний. Но и на этом родном море служба не обошлась без приключений.
Аносов Дмитрий Юрьевич и Попов Сергей Александрович. Не раз встречались на флоте С.Попов и Д.Аносов. В Нахимовском училище они сидели за одним обеденным столом. Затем судьба их раскидала. И вот однажды, когда лейтенант Аносов возвратился из очередного похода, он встретил в одном из Балтийских портов курсанта Попова, который отстал от нас на год и в то время проходил стажировку. По праву старшего по званию Дима подозвал Сережу к себе и приказал представиться. Шутка неудачная, тем не менее, как потом оказалось, у нее было продолжение… С тех пор прошло десять лет. Однажды капитана-лейтенанта Д.Ю.Аносова заместителя начальника части навигационного обеспечения Таллинского района гидрографической службы вызвало на ковер высокое начальство - флагманский штурман Таллинской ВМБ. Вызов не предвещал ничего хорошего. Обычно это означало, что какой-то маяк потух, и из-за этого какой-то корабль куда-то врезался. В кабинете флагманский сидел спиной, и Дима подтянулся в ожидании привычного разноса. Но вот начальство развернулось – в кресле сидел капитан 2 ранга С.А.Попов. Но и это еще не все. Пару лет капитан-лейтенант Аносов был заместителем начальника Моонзундского гидроучастка. Гидроучасток базировался в , где в 1798 году родился лицеист пушкинского набора, ставший впоследствии канцлером Российской Империи.
Горчаков оказался последним из лицеистов первого выпуска, к нему были обращены пушкинские строки:
«Кому ж из нас под старость день Лицея Торжествовать придется одному?»
Дима успел только добиться, чтобы на доме канцлера установили памятную доску, как его вновь перевели в Таллин, на должность еще более низкую. Последняя их встреча с Поповым произошла в 1985 году в госпитале. Дима обследовался перед уходом в запас, когда в его палату привезли под капельницей флагманского штурмана базы. Сережа поймал свой первый инфаркт, и Дима, пока был в госпитале, ухаживал за ним. Затем Сережа перевелся в Ленинград во ВВМУРЭ им. А.С.Попова. Но в 1988 году он стал начальником кафедры ТСК, и менее чем через год умер. Вскоре в Нахимовское училище поступил его сын Вячеслав Сергеевич. Вячеслав окончил Нахимовское, поступил во ВВМУРЭ, но наступили 1990-е годы, и он из училища ушел. К слову, если говорить о наших наследниках, то по стопам отца пошел Андрей Игоревич Антипенко. Он окончил ВВМУ им. М.В.Фрунзе, затем, как отец, служил на надводных кораблях Северного флота, и даже занял квартиру отца в Североморске. Во «Фрунзе» учится и сын Евгения Смирнова. Еще одна курьезная встреча наших однокашников состоялась в Кронштадте. Туда, в бригаду учебных кораблей, после двух лет службы, попал вместе с кораблем (СКР пр. 51) его командир БЧ-1 Марк Козловский. Потеря качества службы (теперь корабль стал учебным) не устраивало Марка, и он списался на берег в учебный отряд. Новое качество Марку показалось еще ниже, и, тем более, ниже его способностей. И в присущем ему стиле Марк пустил службу под откос.
Подполковник В.Щукин и капитан-лейтенант М.Козловский (в центре) на сборах руководства учебных подразделений БФ. 1980-е годы
Однажды в учебном отряде, где служил Марк, состоялись сборы руководящего состава учебных заведений флота. Занятия проводились в кабинете, которым заведовал капитан-лейтенант М.Козловский. А в сборах принял участие командир одного из учебных отрядов КБФ подполковник В.Щукин. Так однокашники вновь встретились на учебной скамье. Разница в званиях, однако, не помешала им эту встречу отметить. Гостеприимство Марка испытал на себе не один из нас.
*** Аркаша Моисеев оказался в Лиепае, где начал службу на дизельных подводных лодках (пр.613) в должности командира группы ОСНАЗ. За три года службы совершил три похода на БС по 30 суток каждый. После первого попал в статью газеты «Страж Балтики» за восстановление работоспособности РЛС. В последнем походе были собраны ценнейшие материалы по работе гидроакустических станций супостата, но при этом сами были обнаружены. Чтобы скрыть этот факт, пришлось скрыть и добытые сведения. В 1974 г. ему предложили служить в ГДР, но тут-то и возникло очевидное препятствие – Аркадий в то время был беспартийным, и вечные конфликты с замполитом привели к тому, что Аркашину фамилию вычеркнули из уже готового приказа. В 1981 году ему удалось перебраться в Ленинград командиром роты в Мореходку. Отец одного из курсантов был выпускником Рижского Нахимовского училища, при его содействии Аркадий попал в 1989 г. на кафедру ЛИТМО. Витя Виноградов окончил ЧВВМУ им. П.С.Нахимова и получил назначение на ДКБФ. Начал службу командиром ракетно-артиллерийской батареи на БПК «Бодрый», а в 1972 году назначен командиром БЧ-2 на строящийся в Калининграде БПК “Сторожевой”. По натовской классификации БПК числился как легкий крейсер типа “Буревестник”.
Служба у Вити складывалась блестяще. Кораблю уже довелось нести боевую службу в Средиземном море и в Атлантическом океане, побывать на Кубе, провести ракетные стрельбы на СФ. В октябре 1975 года корабль вернулся с боевой службы в Балтийск. Началась сдача боезапаса и подготовка корабля к постановке на ремонт в Лиепае. До праздника 7 ноября успели сдать только боезапас БЧ-3. “Сторожевой” как лучший корабль ДКБФ был направлен в Ригу для участия в морском параде. Затем случилось непредвиденное - 8 ноября в 21.40 – офицеры и мичманы были собраны в кают-компании мичманов. К ним обратился с речью замполит корабля капитан 3 ранга В.М.Саблин, сообщил о своем намерении перевести корабль в Ленинград, добиться ежедневного предоставления 30 минут эфирного времени, чтобы выступить с критикой внутреннего положения в стране и изложить меры по переустройству страны вплоть до ликвидации КПСС. Потом журналисты назовут его Буревестником революции! Командир корабля капитан 2 ранга Анатолий Васильевич Потульный был заранее обманным путем изолирован от экипажа. Большая часть матросов встала на сторону Саблина, но половина офицеров и мичманов не поддержали его: 9 офицеров (среди них был и Витя Виноградов) и 5 мичманов – из 190 человек экипажа. Их, заперли в гидроакустическом посту. Одному из офицеров-механиков Владимиру Викторовичу Фирсову удалось перебраться на соседнюю флагманскую подводную лодку и сообщить ее командиру о бунте на БПК. В будущем ему еще пришлось послужить в разных управлениях Минобороны, кстати, вместе с нашим В.Калашниковым.
– выпускник ВВМУ им. Фрунзе 1960 года. В литературе его по специальности называют артиллеристом [8], а то и штурманом. Но присмотримся к фотографии, сделанной 21 сентября 1959 г. - на рукавах у выпускников по четыре галочки. Четыре года учились только будущие политработники. Фрунзакам тех лет выпала честь лицезреть этих будущих политрабочих [9], которые своих-то однокурсников «закладывали» за будьте нате, не говоря уже о соседях. Дальше и говорить было бы не о чем, но по иронии специальность у них называлась штурман-политработник. До настоящего штурмана им было далеко, но надо отдать должное, Саблин мастерски развернул огромный корабль посреди Даугавы. Затем он вывел корабль с ракетным оружием на борту в Рижский залив, на приказания остановиться отвечал молчанием. В Ирбенском проливе силами авиации и флота корабль был остановлен. Летчики стреляли метко, едва не угодили по погребам. Группа матросов тут же одумалась и освободила арестованных офицеров. Командир БЧ-2 Виктор Виноградов выдал им оружие, под его командой был освобожден командир корабля. Командир лично стрелял в изменника и ранил его в ногу. А капитан-лейтенант В.Виноградов занял место на мостике и оставался с командиром вплоть до смены экипажа.
Командир бригады пограничных сторожевых кораблей, капитан 1-го ранга А.Нейперт немедленно передал донесение командующему Прибалтийским пограничным округом КГБ СССР, генерал-лейтенанту К.Секретареву. От него последовал приказ пограничным кораблям: "Немедленно открыть огонь на поражение и уничтожить корабль". Пограничные сторожевые корабли продолжали сопровождение нарушителя, а командир бригады нашел в себе силы и мужество, не пошел на сделку с совестью и приказ своего командующего не выполнил. Спустя неделю капитан 1-го ранга А.Нейперт был отстранен от командования бригадой и уволен из рядов ВМФ. - Дальше произошло то, что и должно было произойти. Следствие по делу о бунте на “Сторожевом” продолжалось несколько месяцев. Валерий Михайлович Саблин 3 августа 1976 года был расстрелян. Но он и сам бы застрелился, если бы увидел, что стряслось с его родными, сослуживцами, еще со многими офицерами. Да и со всем Военно-Морским Флотом в результате тех преобразований, к которым он и призывал. Экипаж корабля был расформирован. Многих старшин и офицеров разжаловали, а часть - уволили. Среди последних оказался и наш Витя Виноградов, уволенный в запас в звании матрос. В современном обществе Саблин почти оправдан. Но кто восстановит офицерское звание нашему Виктору? Чтобы была хоть маленькая пенсия. Ведь у Вити – те же болезни, что и у всех нас. У нас, товарищей Вити вне зависимости от того, какие кто теперь исповедует взгляды, произошедшее на БПК “Сторожевой” не имеет оправданий. По нашей нахимовской мерке Саблин – предатель. Вскоре после злополучного празднования корабль со следами пережитого был поставлен на ремонт в Лиепае, где его подремонтировали, а затем перегнали на Тихоокеанский флот.
***
Монахов Юрий Владимирович и Дудник Александр Анатольевич.
Тихоокеанский флот! Если на Балтике не встретиться просто трудно, то там, вдали от признанных центров цивилизации, дела решались по-особому. Всего на Тихий океан у нас попало восемь человек. На все обширное побережье морей Тихого океана, это – немного. На береговых ракетных батареях служил вплоть до 1975 года, когда поступил на 6-е ВОК ВМФ, Ю.Монахов. До 1988 года в центре радиоэлектронной разведки ТОФ служил А.Дудник. А Мише Титову удалось с самого начала службы заняться наукой на гидроакустическом полигоне. Он первым из нас защитил диссертацию на соискание ученой степени. Еще, будучи нахимовцем, Володя Грабарь увидел в фойе Большого театра в Москве симпатичную японочку, одетую в кимоно. Володя, и без того склонный к экзотике, был пленен чистотой белых носочков раскосой красавицы, и с тех пор заболел Японией. По окончании высшего училища не раздумывая, выбрал местом службы Тихий океан, надеясь попасть в Океанографическую экспедицию, чьи суда заходили в страну восходящего солнца. Великий океан привлекал масштабом исследовательских работ. Эта мечта растаяла, едва лейтенант Грабарь прибыл в г. Владивосток. В отделе кадров ТОФ ему было заявлено: «Нам не нужны ваши знания, нам нужны ваши размягченные мозги», и Володя, как и почти все гидрографы, посланные на ТОФ, был брошен на совершенно не ведомое поприще. Мышление у нахимовца действительно гибкое, в этом кадровик был прав. Но самый гибкий ум оказался у Бори Горелика, который приехал на Дальний Восток, не дожидаясь конца отпуска. В итоге в Тихоокеанской океанографической экспедиции оказался только Боря. А лейтенант Грабарь встретил во Владивостоке лейтенанта-инженера Овчинникова и занял у последнего незначительную сумму (которую не отдал до сих пор), чтобы как-то добраться до места назначения – Камчатки.
Валя Овчинников выпускник кораблестроительного факультета попал во второй экипаж АПЛ (675 пр.) в 26 дивизии пл, и успел два раза выйти в море на сдачу задач, но в ноябре 1970 года его, кораблестроителя, перевели на транспортный плавучий док ТПД-20 в Большом Камне. А в 1972 году судьбу Вали повернуло одно важное историческое событие. В 1971 году состоялась 3-я индо-пакистанская война, и на территории Бенгалии появилась новая страна Народная республика Бангладеш (в переводе - Бенгальская земля). 3 марта 1972 г. президент НРБ шейх Муджибур Рахман встретился с Леонидом Брежневым и обратился к советскому руководству c просьбой помочь освободить порты его страны от затопленных кораблей и протралить минные поля. Кстати сказать, мины, которые предстояло обезвреживать (ЯМ-25), образца 1902 года, были изготовлены в Санкт-Петербурге на заводах Нобеля (до недавнего времени НПО «Уран»). (Вариант: в свое время были изготовлены в СССР). Затем были отправлены на русско-японскую войну во Владивосток и порт-Артур, а позднее в качестве братской помощи переданы КНР, а у китайцев их перекупил Пакистан. Командованием Тихоокеанского флота была срочно подготовлена экспедиция особого назначения - 12-я ЭОН ВМФ СССР. Возглавил экспедицию контр-адмирал С.П.Зуенко. Из Ленинграда прибыл главный инженер капитан 2 ранга В.А.Молчанов (выпускник ЛНУ 1950 г.). В состав экспедиции вошли ведущие специалисты 40-го НИИ МО СССР, а среди привлеченных к работе специалистов-тихоокеанцев, естественно, оказался и специалист по судоподъему старший лейтенант Валентин Овчинников.
Фото Юрия СЕНАТСКОГО. Плавучий подъемный кран "Судоподъем-2". Читтагонг, 1974 г. Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Зима первого курса была холодной и трудной. Мы уставали и не высыпались. Комната, в которой поначалу находился мой учебный класс, была расположена среди нежилых и неотапливаемых помещений на первом этаже со стороны Садовой улицы. В комнате стояла большая печь, отапливаемая углем. Чтобы согреть комнату, окруженную толстыми каменными стенами замка, нужно было топить печь несколько часов подряд. Топить ее начинали рано утром, но на первых уроках мы сидели в шинелях — в классе было холодно. Гражданские преподаватели, читавшие нам общеобразовательные предметы высшей школы, вынуждены были читать лекции, не снимая своих зимних пальто.
Потом наш класс перевели в теплое помещение на другой стороне замка. Там, в тепле, на первых уроках жутко хотелось спать. Кто-то боролся со сном, а кто-то сдавался. Вспоминается такая картина: первый урок, идет лекция по физике, многие спят. Лекцию читает доцент Соколов — человек с внушительной внешностью старого интеллигента и изысканно вежливыми манерами. Глядя на класс, он все понимает и время от времени пытается как-то изменить обстановку. Вот он громко и с выражением произносит какой-то постулат, после чего вдруг обращается к спящему курсанту со словами: «Извините, я Вас не разбудил?» И продолжает читать лекцию. Он мог бы выдворить из класса спящего курсанта, и того бы примерно наказали, но он никогда не делал этого, по-видимому, понимая, что мы спим на лекциях не от хорошей жизни. Была у этого физика еще одна оригинальная манера: задав курсанту какой-либо вопрос и получив правильный ответ, он всегда произносил своим низким и слегка скрипучим голосом: «Благодарю Вас, Вы очень любезны». Вообще-то лекции Соколова мне нравились, и я слушал его с интересом, если это были не первые часы и не нужно было бороться со сном. Мерзнуть в ту зиму приходилось не только в классе, но и на улице. За первым курсом был закреплен «наружный» пост часового на углу замка, который смотрит на пересечение Садовой улицы и Мойки. Там, в угловой части здания, находится небольшой хозяйственный дворик, в котором хранился уголь, используемый для топки печей. Часовой должен был охранять этот уголь и никого не допускать к стенам замка. Стоишь ночью один, на улице — сильный мороз, а вокруг — мертвая тишина. Вид у тебя «еще тот»: поверх шинели одет тулуп, на ногах — валенки, «уши» у шапки опущены и завязаны под подбородком, а винтовку прижимаешь «под мышкой», так как руки в шерстяных перчатках жутко мерзнут. Дверь, у которой ты стоишь, закрыта на замок, и ты прекрасно понимаешь «особую ценность» охраняемого угля и бессмысленность твоего пребывания на этом посту, и тоскливо ждешь, когда же придет к тебе смена. Этот пост был одним из «десертов», которыми угощали нас наши старшины. Неприятными зимними мероприятиями были также утренние походы в баню. Нас подымали в пять часов утра, и мы, не выспавшиеся, топали строем, дрожа от холода, в большую баню на улице Чайковского, через которую за два утренних часа должен был пройти весь факультет. Мытье в бане рано утром не доставляло никакого удовольствия, а после этого снова нужно было идти по морозу и, по приходе в замок, начинать рабочий день.
Весна. Трудный первый курс подходит к концу
На первом курсе у нас произошло памятное событие — кораблестроительный факультет посетил Николай Герасимович Кузнецов, наш выдающийся флотоводец, который тогда в третий раз за свою необычную служебную карьеру командовал советским военно-морским флотом. Перед строем курсантов он произнес речь о том, что в стране разработана программа строительства большого военного флота, и ему нужны высококвалифицированные военные корабелы, которые будут обеспечивать строительство этого флота. Эта речь произвела на нас сильное впечатление и вдохновила перспективами своего будущего. Программа строительства огромного советского военно-морского флота выполнялась потом в течение трех десятилетий, но адмирал Кузнецов не участвовал в ее реализации — в 1955 году его в последний раз отстранили от руководства флотом. И далеко не всем, кто стоял тогда в строю факультета и слушал его речь, довелось участвовать в реализации этой программы. Перспективы будущего вдохновили первокурсников, но до него было еще очень далеко. В июле мы сдали экзамены за первый курс и отправились в Кронштадт.
Линкор «Октябрьская революция» Там, на внешнем рейде, стоял на бочках знаменитый линкор «Октябрьская революция», на котором когда-то служил мой отец. Моряки любовно называли линкор «Октябриной». Корабль уже доживал свой век и был в это время флагманом учебной дивизии, на кораблях которой проходили морскую практику курсанты военно-морских училищ и учебных отрядов флота. Мы прибыли на линкор для прохождения «курса молодого матроса» — первого этапа многолетних морских практик будущих офицеров. На корабле, в экипаже которого состояло несколько сотен моряков, были размещены еще три сотни курсантов разных высших училищ. У курсантов на корабле не было своих определенных спальных мест — мы спали на подвесных парусиновых койках, которые на ночь подвешивались к подволоку (потолку) в проходах через матросские кубрики или же в других местах, кто где смог «зацепится». Утром койки, сложенные определенным образом, укладывались на верхней палубе корабля в длинные рундуки (ящики) с ячейками для коек. В скопище людей и коек ориентироваться нужно было по «боевым номерам», обозначенным на бирках, пришитых у каждого на груди, на левой стороне форменки, и соответственно обозначенных на койках. В первой половине дня, когда на корабле шло «проворачивание механизмов», курсанты находились на боевых постах, по которым были расписаны. Там мы, вместе с матросами корабля, должны были «изучать и обслуживать технику». Я был приписан к корабельным водолазам, боевой пост которых находился в небольшой выгородке, расположенной где-то глубоко внизу, у самого днища корабля. Спускаясь туда по длинной и узкой вертикальной шахте, я попадал в царство мертвой тишины: никакие корабельные звуки туда не доходили. В выгородке хранилось легководолазное имущество и различная документация, а глубоководные скафандры и воздушные помпы хранились в специальных шкафах на верхней палубе. Водолазов было двое: старшина — «годок», заканчивавший срочную службу, которая длилась пять лет, и матрос, служивший второй год и готовившийся заменить старшину. Старшина был жутким балагуром, и чего только я не наслушался в часы «проворачивания механизмов»: и рассказы о всевозможных водолазных приключениях, и многочисленные морские и житейские байки. Но мне все же удалось узнать кое-что и по существу водолазного дела, и эти знания пригодились мне потом на четвертом курсе, когда мы проходили легководолазную подготовку.
На огромной верхней палубе линкора у каждой курсантской роты было «свое» место, где курсанты принимали пищу. Ориентирами таких мест были орудийные башни главного калибра и дымовые трубы. Для совершения ритуалов приема пищи рота была разбита на «бачки», то есть группы по десять — двенадцать человек. Перед обедом (завтраком, ужином) члены «бачка» усаживались в кружок на облюбованном месте палубы. «Бачковые», а ими бывали все по очереди, приносили с камбуза бачки (большие кастрюли) с первым и вторым, а также алюминиевые миски, ложки и черпаки. Содержимое бачков разливалось по мискам, стоящим на палубе, а хлеб раздавался по рукам, после чего будущие офицеры приступали к трапезе. Есть из миски, сидя задницей на палубе, было не очень удобно, но приходилось приспосабливаться. После окончания трапезы посуда уносилась на камбуз для мытья. Вся процедура кормления огромной массы людей сопровождалась длинными очередями «бачковых» на камбузе. О вкусовых качествах пищи говорить нечего — она была простой и невкусной, но мы тогда могли есть все, что угодно. Во второй половине дня, если на корабле не было каких-либо авральных работ, курсантам некуда было приткнуться — они пребывали на верхней палубе, развлекаясь, кто как сможет. Любознательные изучали устройство надпалубных сооружений линкора, кто-то читал, сидя прямо на палубе, а другие просто болтались по палубе и вели бесконечные разговоры на самые разные темы. В нашей компании ходил по рукам «Капитальный ремонт» Леонида Соболева. Эта книга тогда была не то, чтобы запрещена, но — «не одобрялась» и была в то время большой редкостью. Книга была нашим бестселлером - мы зачитывались ею с упоением: описанные в книге служба и быт на линейном корабле перед началом первой мировой войны были похожими на то, что окружало нас. Цитатами из книги мы щеголяли друг перед другом и скрашивали ими нашу палубную жизнь.
Л.С.Соболев в центре, слева В.Г.Бакарджиев, начальник училища. Принятие присяги нахмовцами-курсантами на "Авроре". 1965 год.
Недели через две после начала нашей практики линкор совершил «боевой поход», начавшийся с трагического происшествия. Для того, чтобы этот большой корабль смог выйти на фарватер и двинуться в просторы Финского залива, к линкору подошли два небольших буксира, которые приняли с носа и кормы линкора буксирные концы и стали потихоньку разворачивать линкор в нужном направлении. В это время помощник командира корабля, который почему-то руководил операцией (управлять кораблем — это дело командира или, в крайнем случае, старпома), решил «помочь» буксирам и дал команду «немного крутануть» винты линкора. Винты линкора крутанулись, он обрел небольшой ход и, прямо на глазах изумленной публики, опрокинул один из буксиров, потянув его за связующий трос. Мы стояли на верхней палубе у борта и оторопело смотрели, как из-под буксира, перевернутого вверх дном, стали выныривать люди. Но вынырнуть сумели только те, кто был в рубке и на верхней палубе буксира. Через некоторое время буксир ушел на дно, унося с собой тех, кто был внутри его. Вынырнувших людей стали поднимать на борт линкора, а стоявших на палубе курсантов — энергично загонять вниз, чтобы не глазели на эту драму. Так я впервые увидел, как оплошность или низкая квалификация моряка могут в одно мгновение привести к трагедии. «Боевой поход» все же состоялся. Разогнавшись и разрезая волны, линкор в течение двух часов шел по Финскому заливу, а затем произвел выстрел из орудия главного калибра. От этого выстрела корпус корабля содрогнулся так, что впору было смотреть — нет ли трещин на корпусных конструкциях. После этого линкор отражал атаку самолетов «противника», во время которой матросы, сидевшие у зенитных пулеметов, с неимоверной быстротой крутили руками ручки горизонтальной и вертикальной наводки, но не могли успеть за быстро летящими самолетами. Часа через четыре линкор вернулся к месту своей обычной стоянки. Оказалось, что это был последний поход легендарного корабля. В следующем году он был выведен из строя и отправлен на разделку. «Курс молодого матроса» на линкоре был последним аккордом в тяготах первого курса. Покинув линкор, мы отправились в учебное плавание по Балтийскому морю на учебном корабле «Комсомолец», который был хорошо знаком большинству курсантов всех военно-морских училищ. Это плавание стало для меня одним из самых приятных воспоминаний о годах, проведенных в «дзержинке».
Учебный корабль «Комсомолец» Во время плавания мы выполняли разные корабельные работы — от погрузки угля до большой приборки верхней палубы, но главным нашим занятием было несение штурманских вахт. На корабле была специальная штурманская палуба, оборудованная множеством штурманских столиков с необходимыми инструментами и различными штурманскими приборами. На этой палубе взводы курсантов по очереди несли штурманские вахты, аналогичные вахтам штурманов корабля. У каждого курсанта был свой столик с картой, на которой он самостоятельно вел прокладку курса. Перед началом вахты всем объявлялось фактическое место корабля, координаты которого каждый наносил на свою карту, а в конце вахты карты предъявлялись руководителю практики, который выставлял курсантам оценки в зависимости от «невязки» с тем местом, которое значилось на карте корабельного штурмана. График несения штурманских вахт был составлен так, чтобы каждый курсант побывал на всех чередующихся в течение суток вахтах, которые несут корабельные штурманы. Несение штурманской вахты было занятием умственным и поэтому нравилось. Мы учились определяться по маякам, по солнцу и по звездам и вести прокладку курса на карте. При этом мы получали удовольствие от самого процесса плавания на корабле, а временами и «оморячивались», когда погода на море портилась. Запомнилась одна красивая ночь, когда наш взвод стоял вахту с ноля до четырех часов. Моряки называют ее «собака-вахта», но я был учеником, и воспринимал ее по-другому. Корабль шел в темноте, море было тихим, над головой — чистое небо, усыпанное яркими звездами, а вдали светились огни маяков, сменявших друг Друга по пути движения корабля. Идиллическая картина для штурманов — даже нам, неумелым, было сравнительно нетрудно определять место корабля и вести прокладку курса. Море, небо, идущий в ночи корабль и где-то вдали другой, идущий встречным курсом, — все это было очень красиво и романтично. После той ночи мне какое-то время даже хотелось стать штурманом, но это длилось недолго — специальность корабельного инженера уже давно была для меня желанной целью. В Таллине нам дали увольнение на берег. Слова «на берег» (а не «в город») звучали тогда для нас по-особенному: ведь мы «пришли с моря». В Таллине жила мама одного из моих друзей — Вадика Кулишова, и компания друзей отправилась к ней в гости.
Вадик Кулишов Мама Вадика работала редактором в большом эстонском издательстве и жила на улице Лятте. Шестеро «пришедших с моря» долго и с удовольствием шли к нужному дому через парк Кадриорг и какие-то узенькие улочки, а потом с еще большим удовольствием сидели вокруг гостеприимного стола, наслаждаясь хорошим вином и вкусной едой. Мама была рада видеть своего сына в кругу друзей, а мы были рады побыть в домашней обстановке. Того старого Таллина, ради которого ездят туда туристы, я в тот раз так и не увидел — знакомство с ним пришло ко мне позже. После Таллина «Комсомолец» пришел в Ригу, но там мы стояли на внешнем рейде, и на берег нас не увольняли. Во время стоянки для нас были устроены шлюпочные гонки, перед началом которых опять нужно было пройти испытание на смелость — посадка в шлюпки производилась с «выстрела». «Выстрел» — это такое длинное бревно, которое отваливается от борта корабля и закрепляется перпендикулярно к борту. Шлюпки были спущены под «выстрел», и каждый курсант должен был пройти по нему, держась рукой за натянутый над ним трос, а затем спуститься в шлюпку по гибкому штормтрапу. «Выстрел» находился на высоте пяти метров над водой. Попробуйте с непривычки пройти по высоко поднятому круглому бревну, держась рукой за гибкий трос, который свободно качается из стороны в сторону. Но упасть в воду было бы еще не так страшно, а вот упасть с высоты на одну из шлюпок, которые стоят под «выстрелом« — такая перспектива не радовала. Деваться было некуда — пришлось проделывать этот трюк. К счастью, у всех все обошлось благополучно. А потом еще пришлось возвращаться на корабль таким же путем. При стоянке на рижском рейде у нас произошел анекдотичный случай. Кубрик, в котором мы жили, располагался в корме корабля непосредственно под верхней палубой. Корма имела крутые обводы, зауженные к килю, и иллюминаторы кубрика как бы нависала над водой.
В тот день мы, как обычно, обедали в кубрике, сидя за раскладными столами, которые выставлялись на время еды. Одним из «бачковых» был интеллигентный юноша Олег. На военном корабле категорически запрещено что-либо выбрасывать за борт через иллюминаторы, поэтому остатки пищи, сложенные в бачки, положено было относить на камбуз для соответствующего складирования. Но Олегу было лень тащиться на камбуз, и он, не долго думая, выплеснул содержимое бачка в Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
Одни и те же исторические события, как это часто бывает, по-разному влияют на судьбы их непосредственных участников. Одних любят при жизни и с благодарностью вспоминают после смерти. Других же, наоборот, при жизни не оценивают по заслугам и придают забвению после смерти. Одним ставят памятники, а их могилы делают национальным достоянием, других же вычеркивают из истории, а место их последнего упокоения мало кому известно. События на реке Березина не исключение, поскольку они также повлияли на многие судьбы их участников, в том числе российского адмирала и французского маршала.
Березина - перекресток судеб
, правый приток Днепра, река в центральной части Белоруссии, которая приобрела всемирную известность после произошедшего на ней в ноябре 1812 года последнего, крупного боевого столкновения регулярных русских войск с остатками наполеоновской армии. В сражении на Березине с обеих сторон приняло участие не менее 60000 [1,2] человек. Русские силы были представлены двумя, потрепанными в боях армиями: Третьей Западной и, подошедшей позднее, Северной. Основу французских сил составляли 2-й и 9-й (самые мощные – прим. авторов) армейские корпуса, не принимавшие участия в походе на Москву и поэтому сохранившие свой численный состав и боеспособность. В соответствии с приказом Наполеона эти корпуса должны были защитить остатки бегущей от Москвы и потерявшей свою боеспособность французской армией и обеспечить её переправу через Березину. Район верхнего бассейна реки Березина – это не только географическое место разыгравшихся кровопролитных событий заключительного этапа войны 1812 года, но и невидимый своеобразный перекресток тысячи человеческих судеб, в том числе и судеб непосредственных участников этих событий главнокомандующего Третьей Западной армией адмирала российского флота Павла Васильевича Чичагова и командира 2-го армейского корпуса маршала наполеоновской Франции Николы - Шарля Удино. Возможно, эти военачальники даже и не встречались лицом к лицу на поле боя в смертельной схватке, но события на Березине самым непосредственным образом, в той или иной степени, отразились на их судьбах и оказали большое влияние на их дальнейшую жизнь.
Чичагов: дорога к забвению
[3] Павел Васильевич [27 июня (8 июля) 1767 года, Петербург, —20 августа (1 сентября) 1849 года, Париж] сын российского адмирала Василия Яковлевича Чичагова. С 1776 по 1782 годы обучался в одном из лучших учебных заведений России того времени - Немецкой школе св. Петра. В 1779 году записан1 унтер-офицером в лейб-гвардии Преображенский полк. В 1782 году - поручик 1-го морского батальона, адъютант отца. В русско-шведской войне 1788-90 годов командир линейного корабля. В 1791-92 годах учился в Англии. Во время правления императора Павла I Чичагов П.В. дважды изгонялся со службы и содержался в Петропавловской крепости, однако, несмотря на это, в 1799 году Павлом I был назначен начальником экспедиции по высадке десанта в Голландии с восстановлением на флоте и присвоением чина контр-адмирала. После воцарения Александра I Чичагов П.В. стал генерал-адъютантом (1801 год) и одним из близких к царю военно-морских деятелей. Будучи товарищем морского министра (1802 года), а затем и морским министром Российской империи с декабря 1802 по 1811 годы (фактически по 1809 год) реализовал ряд прогрессивных мероприятий2, в том числе и организационно-технических, по количественному и качественному улучшению флота и повышению его боеспособности. В частности заложил многоуровневую систему подготовки флотских офицеров, чередованием теоретического курса с корабельной практикой; узаконил жизненный цикл кораблей; заложил основы ремонтной базы флота и докования кораблей; организовал военно-морскую типографию (в дальнейшем журнал ); усовершенствовал военно-морскую форму, сделав ее не только красивой, но и удобной в использовании, и ввел кортики. Явился основоположником дальних океанских походов и кругосветных плаваний, аналогов сегодняшней боевой службы.
Одновременно боролся с повальным воровством и за отмену телесных наказаний на флоте. Очевидно, что проводившиеся Чичаговым реформы нажили ему множество врагов и недругов. С 1807 года адмирал, в 1805-1809 годах и 1811-1834 годах член Государственного Совета и сенатор. С апреля 1812 года главнокомандующий Молдавской армии, главный начальник Черноморского флота и генерал-губернатор Молдавии и Валахии. С началом Отечественной войны Молдавская армия была преобразована в Дунайскую (май 1812 года), и далее после объединения с 3-й Обсервационной армией, в Третью Западную армию (сентябрь 1812 года).
1 Прохождение службы в лейб-гвардии Преображенском полку давало возможность получения офицерского звания без окончания Морского корпуса и служить в военно-морском флоте. 2 Большинство усовершенствований адмирала без существенных изменений используется и сегодня.
Выполняя приказ Александра I об окружении и пленении Наполеона Бонапарта, Чичагов провел с боями свою, сократившуюся в дороге на две трети3, Третью Западную армию (не более 23500 [2] человек) от берегов Буга в район города Борисов на реке Березина. Несмотря на то, что Чичагов являлся морским офицером, он грамотно руководил боевыми действиями вверенной ему сухопутной армии, однако, без помощи Северной армии (Витгенштейна П.Х) и главных русских сил (Кутузова М.И.) по объективным причинам не смог на Березине в одиночку окружить вчетверо превышавшие французские силы и пленить Наполеона. Армия под командованием Чичагова истребила два полнокровных французских корпуса, половину личного состава старой и новой императорской гвардии, практически уничтожила оставшуюся после бегства из Москвы императорскую артиллерию и кавалерию. Наполеоновской армии был нанесен ощутимый урон. На Березине была безвозвратно потеряна почти десятая часть личного состава армии вторжения, перешедшей границу Российской империи в июне 1812 года. Действия Третьей Западной армии и ее главнокомандующего были настольно успешными, что Наполеон приказал не только уничтожить у реки Березина большую часть обоза армии, но и сжечь (символы воинской славы, доблести и чести – прим. авторов) частей еще неразгромленной и неплененной французской армии, чтобы они не достались Чичагову в качестве трофеев.
Победа в Березинском сражении, как это ни странно, стала для адмирала Чичагова началом дороги к его позору и забвению.
3 Сокращение боевого состава армии было связано главным образом с разделением армии.
Удино: путь к бессмертию
Никола-Шарль Удино [4] (фр. Nicolas-Charles Oudinot) [(13 апреля) 25 апреля 1767 года, Бар-ле-Дюк, Лотарингия, Франция — 1 сентября (13 сентября) 1847 года, Париж] родился в семье мелкого буржуа. В 1784 году поступил на службу в королевскую армию, но через три года оставил ее. После 1789 года принял участие в формировании отряда защитников революции родного департамента Мез. С началом войны против интервентов вступил в революционную армию. В 1794 году - бригадный генерал. В 1799 году дивизионный генерал и начальник штаба армии Массены, участник боевых действиях в Швейцарии. Прославился во время обороны Генуи в 1800 году. В 1801 году генерал-инспектор пехоты. С 1803 года командир элитной гренадерской дивизии. Участник кампаний 1805-1807 годов и сражений при Аустерлице, Остроленке, под Данцигом и при Фридланде. В 1809 году командир 2-го армейского корпуса, отличился в сражении при Ваграме, за что получил маршальский жезл и титул герцога Реджио. В 1810-1812 годах военный губернатор оккупированной Голландии. Активный участник Русского похода 1812 года, командир 2-го армейского корпуса. Потерпел поражение под Клястицами 17 августа 1812 года. Участник боев под Полоцком. Был несколько раз тяжело ранен. Во время похода Наполеона на Москву корпус Удино дислоцировался в районе г. Полоцка и непосредственного участия в походе не принимал. По замыслу Наполеона корпус Удино, совместно с 9-м армейским корпусом должен был обеспечивать переправу остатков французской армии через реку Березина. В Березинском сражении корпус Удино, включающий около 35000—37000 человек, противодействовал частям Третьей Западной и подошедшей с опозданием Северной армиям. При сильном боевом противодействии русских ценой гибели значительной части личного состава корпусу маршала Удино все же удалось выполнить поставленную Наполеоном задачу, обеспечив выход из Березинской западни императора Наполеона и 90004 [5] человек. Так, с Березины, начался путь маршала Удино в бессмертие.
4 По другим данным [2] через Березину переправились: сам Наполеон, 10 маршалов, все корпусные и, за исключением одного попавшего в плен, дивизионные генералы, более 2000 офицеров, почти половина гвардии и 10000-15000 наиболее боеспособных солдат.
Как схожи эти судьбы
В судьбах Чичагова и Удино немало общего. Они одногодки и родились в многодетных семьях. Оба начали свою военную карьеру молодыми людьми с низших чинов в сухопутной армии и прошли нелегкую военную школу. Оба достигли одинакового воинского звания5 и командовали крупными войсковыми объединениями. Оба были активными участниками заключительного этапа войны 1812 года. Оба достигли высшего общественного положения: Чичагов – члена Государственного Совета Российской империи и сенатора, Удино – пэра Франции. Деятельность обоих отмечена множеством наград. Оба прожили одинаково долгую жизнь и умерли в Париже. И, наконец, прах обоих покоится во французской земле, в одном городе (Чичагова П.В. – в пригороде г. Парижа на кладбище г. Ссо, а Удино Н. Ш. – в г. Париже в склепе под церковью Дома Инвалидов).
И все-таки их судьбы разные
Все же, несмотря на некоторую схожесть, судьбы Чичагова П.В. и Удино Н.Ш. разные. Чичагов – потомственный русский дворянин, сын адмирала российского флота, Удино – буржуа, заслуживший впоследствии титул герцога, сын французского фермера-пивовара. Чичагов получил прекрасное образование в России и в Англии, Удино же так и не получил систематического образования. Чичагов продолжил свою военную карьеру в военно-морском флоте, а Удино остался в сухопутной армии. Чичагов на всю жизнь остался верен однажды данной воинской присяге, Удино же присягал не менее трех раз, сначала, королю, потом революционной Франции, затем снова Бурбонам. В войне 1812 года Чичагов – защитник и освободитель своей Родины, а Удино – агрессор и завоеватель, посягнувший на ее свободу и независимость. В сражении при Березине Чичагов – победитель, а Удино – побежденный. И, наконец, Чичагов самостоятельно думающий, инициативный офицер, за что и ценился императорами Павлом I и Александром I, Удино же, как и все другие маршалы империи, только бездумный исполнитель воли Наполеона, который был весьма невысокого мнения об интеллектуальных способностях практически всех своих маршалов [2,6]. После Березинских событий победитель Чичагов был необоснованно обвинен в измене за проход Наполеона через Березину, незаслуженно оклеветан и оплеван своими же соотечественниками, а побежденный Удино, наоборот, понят, оправдан и обласкан. 5 Адмирал российского флота соответствует званию маршала наполеоновской Франции. После окончания Отечественной войны 1812 года началась травля Чичагова, что вынудило его в 1813 году взять бессрочный отпуск (фактически уйти со службы – прим. авторов). В 1814 году после освобождения от всех государственных должностей адмирал навсегда покинул свою Родину. Чичагов скитался на чужбине, сначала в Англии, потом в Италии и, наконец, во Франции. В 1834 году, так и не оправданный соотечественниками, Павел Васильевич отказался вернуться в Россию, за что Указом Николая I был уволен в отставку, лишен всего своего состояния на Родине, наград и пенсионного содержания. В 1835 году Чичагов полностью ослеп, прожив после этого еще 14 лет, так и нереабилитированный в России, адмирал умер в полном забвении на 83-м году жизни в стране, с сынами которой он так отважно сражался на Березине.
Судьба Удино после Березины сложилась иначе. Предав Наполеона в 1813 году, Удино вновь присягнул королю Луи Филиппу Бурбону, и его военная карьера снова пошла вверх. Сначала Удино - командир 12-го корпуса, затем - командир двух гвардейских дивизий, в 1814 году – командир 7-го корпуса, государственный министр, командир королевских пеших гренадеров и егерей, одновременно пэр Франции и губернатор 3-го военного округа, в 1815 году – генерал Королевской гвардии. В 1823 году Удино становится командующим национальной гвардии Парижа, далее командующим 1-го корпуса Пиренейской армии и губернатором Мадрида. С 1839 года Удино - Великий канцлер Почетного Легиона, а с 1842 году и до конца жизни – почетный губернатор Дома Инвалидов в Париже. За свою долгую и верную службу сначала Наполеону, а затем Бурбонам Удино нажил себе огромное состояние, получил множество наград и званий. Умер Удино в своем родном Отечестве на 81-м году жизни, уважаемый и почитаемый соотечественниками, будучи на вершине своей славы.
Благодарность потомков
Березинское сражение до сих пор пытаются обходить молчанием, а его непосредственный руководитель адмирал Чичагов мало кому известен. Портрету главнокомандующего Третьей Западной армией адмирала Чичагова П.В., одного их главных героев Отечественной войны 1812 года, даже не нашлось места в Военной галерее Зимнего дворца. До сих пор в России нет ни кораблей, ни военных учебных заведений, ни улиц, ни проспектов, названных именем адмирала Чичагова Павла Васильевича, нет ни мемориальных досок, ни бюстов, ни памятников. Справедливости ради необходимо отметить, что в России все же помнят о заслугах адмирала Чичагова. Сегодня в Военно-морском флоте РФ памятью об этом великом гражданине нашей страны являются флотские кортики, выдаваемые морским офицерам при получении ими первого офицерского звания. Недавно Санкт-Петербургская Транспортная компания, не ожидая официального признания заслуг российского адмирала, назвала его именем один из своих автобусов, курсирующих по маршруту Санкт-Петербург - Выборг.
Чичагов запомнился современникам как образованный и умный человек, прямого и честного нрава, не терпевший лести со стороны придворных лиц. - Однако, этого явно недостаточно. Прах адмирала Чичагова до сих пор покоится на чужбине вдали от Родины, а его могила не является национальным достоянием нашей страны. Сама же могила адмирала в очень плохом состоянии, земля провалилась, плиты разошлись, а у российского правительства нет необходимых 30000-50000 евро (стоимость однокомнатной квартиры в городе Москва – прим. авторов) для приведения в порядок могилы морского министра и героя войны 1812 года. Спасибо французам за то, что могила славного сына нашего Отечества до сих пор еще существует. К сожалению, сегодня приходится констатировать, что великие дела Чичагова на благо нашей Родины преданы забвению, а его имя незаслуженно забыто. Заслуги адмирала Чичагова перед Россией и, прежде всего перед российским военно-морским флотом, очевидны и не подлежат никакому сомнению. Даже, если обходить молчанием победу адмирала в Березинском сражении, имя Чичагова все равно должно занимать достойное место в отечественной истории за его плодотворную и успешную деятельность на посту морского министра. По прошествии двухсот лет можно уверенно сказать, что заслуги адмирала Чичагова в Отечественной войне 1812 года также очевидны, будучи морским офицером и командуя армией, он, не в пример многим генералам, не проиграл ни одного сухопутного сражения и эта историческая правда, которая не подлежит никакому сомнению. Вычеркивание из исторических событий имен их участников неизменно приводит к обезличиванию истории, которое, с одной стороны, является весьма распространенным способом умышленного занижения роли лучших представителей российского народа в борьбе с претендующими на мировое господство агрессорами, а с другой – воспеванием «подвигов» и «заслуг» этих агрессоров. В конечном итоге, при умалчивании, недооценке или обезличивании исторических событий в сознании людей возникает и укрепляется комплекс неполноценности и пренебрежительное отношение к своей Родине и ее истории, что, в свою очередь, вызывает деградацию общества и уничтожает его будущее. Россия должна знать и чтить имена всех своих героев, в том числе и имя адмирала российского флота , поскольку именно эти герои сделали нашу Родину великой державой.
Между тем маршала Удино до сих пор помнят и почитают во Франции как национального героя, забыв о его роли подручного Наполеона - захватчика и грабителя многих стран Европы, включая и Россию. В городе Бар-ле-Дюк, где родился маршал, ему воздвигнут памятник за то, что он вернул Франции ее 9000 сынов при этом, сколько им было загублено французских и других жизней никто не вспоминает. В нише на стене Лувра на улице Риволи в Париже установлен еще один памятник Удино в благодарность за его верную службу Бурбонам. Прах наполеоновского маршала покоится в Доме Инвалидов, а его могила является национальном достоянием Французской республики. Франция по достоинству и в полной мере оценила военную деятельность маршала Удино. Вот такие похожие и различные две жизни и две судьбы участников Березинского сражения 1812 года: победителя и побежденного. Следующий 2012 год, как известно, год 200-летнего юбилея Отечественной войны 1812 года, а, значит, и ее заключительного этапа - Березинского сражения. Это событие знаменательно не только для России, но и для всего мирового сообщества. Не пора ли, наконец, восстановить историческую справедливость, рассказав всю правду о сражении на реке Березина, и восстановить честное имя его непосредственного далеко нерядового участника адмирала Чичагова П.В. Настало время вписать золотыми буквами в отечественную и мировую историю имя победителя Березинского сражения, главнокомандующего Третьей Западной армией адмирала российского флота Чичагова Павла Васильевича. Место последнего упокоения морского министра Российской империи и главнокомандующего Третьей Западной армией привести в надлежащий порядок, могилу адмирала причислить к национальному достоянию и историческому наследию нашей страны и взять ее под охрану Российской Федерации. Воздать адмиралу - герою Отечественной войны 1812 года все полагающиеся великому сыну России почести, которые он так и не получил при своей жизни.
Дубровин Евгений Рэмович, Дубровин Игорь Рэмович (р. 16.07.1957)
Литература.
1. Владимир Рогоза. Почему Наполеон считал, что его «звезда опять взошла» на Березине. 2. Тарле Е.В. Наполеон. Избранные сочинения в 4-х томах. Том второй. – Ростов-н/Дону, изд. «Феникс», 1994. 3. Большая Советская энциклопедия (БСЭ), 1970-1977 годы, электронная версия. Статья «Чичагов П.В». 4. Большая Советская энциклопедия (БСЭ), 1970-1977 годы, электронная версия. Статья «Удино Н.Ш». 5. Клаузевиц Карл. Поход в Россию в 1812 году. Часть вторая. 6. Теплов В.Б. Ум полководца. Ученые записки МГУ имени М.В. Ломоносова. – М:. 1945.
