И тут Зина выпускает острые коготки. — Вы простите, но я комсомолка и имею полное право высказаться на комсомольском собрании. Директор говорит: — Они без нас разберутся! Правильно! Марина Филипповна давно вышла из комсомольского возраста. Ей за тридцать — она пожилая. — Кто еще?— спрашивает она, совсем забывая, что собрание должен вести Свистунов. — Ты хочешь, Птахина? Встает некрасивая девочка, рослая, с пышным именем Сильфида. Она, когда слушает преподавателя, всегда раскрывает рот, и ей тогда говорят: «Сифа, птица влетит». — Какая некгасивая истогия у нас получилась,— картавит Сильфида, теребя черный фартучек. — Ну, а дальше? Говори, Птахина,— подбадривает Сифу Марина Филипповна. — Вот я и говогю: какая некгасивая истогия у нас получилась... Сгам... (Срам — она хочет сказать.) И Птахина садится. На лице полное довольство: неплохо высказалась! После Птахиной все замолчали. — Ну, кто еще? Слышу голос: — Все ясно! — А что ясно? Что? — горячится Вадим.
кидает презрительно: — Ясно, что вору в комсомоле не место! — Максим не вор! — Проголосуем? — равнодушным голосом спрашивает Свистунов. Ему все равно, исключат меня или нет. Эх ты, комсорг, душа комсомола! — Нет уж, простите! — говорит наш учитель математики. — Мне, например, многое неясно. Неясно, почему вы, Марина Филипповна, бездоказательно оскорбляете человека, да, человека, едва входящего в жизнь. Неясно, почему вы все, славные мои мальчики, не возмутились, не закричали «неправда»! А превратились в молчальников, равнодушных и бессердечных, для которых безразлична судьба их товарища. — Вы подрываете мой авторитет!..— возмущается Марина Филипповна. Но он продолжает: — В двух одноклассниках и одной однокласснице Максим Коровин нашел настоящее товарищество. А остальные? Вы не имеете своего мнения? Удар попал в цель. Никому не хочется, чтобы его считали бесхребетным и тряпкой. И слышатся голоса: — Надо еще разобраться! — Коровин — не вор! — Голосовать рано! — Дайте мне слово! — Я скажу...— говорит Вадим. — Ты уже высказался — и хватит! — обрывает его Марина Филипповна.
— Вы меня извините, но мы, , сами будем распоряжаться на комсомольском собрании...— вежливо, но решительно заявляет Вадим.— Почему ты не руководишь собранием, Свистунов, почему ты передоверил руководство собранием Марине Филипповне?— спрашивает Вадим.— Или потому, что она тебе ставит пятерки? Или ты боишься ее? — Хватит! — Нет уж, вы не затыкайте мне рот, Марина Филипповна! Коровин не вор, вы его оскорбляете! И кричать на нас тоже вы не имеете права. Комсомолец должен смело говорить правду в глаза. Вы сводите счеты с Коровиным. Это он вам сказал, что вы поставили писателю Станюковичу двойку... — Что, что?—спрашивает, приложив руку к уху, директор.— Поясните, пожалуйста. Вадим поясняет: — Марина Филипповна злопамятная... — Ты врун! — Да это подтвердит весь класс! Было такое, ребята? — Было! Было! Директор, замечаю я, улыбнулся. И сразу же спрятал улыбку. Неловко улыбаться при нас. Зато Марина Филипповна вся клокочет. — Так вот,— продолжает Вадим,— надо лучше во всем разобраться, а не решать, быть или не быть Коровину в комсомоле. Рано голосовать, Свистунов! Казалось бы, пора и приутихнуть Марине Филипповне. Но когда от стены раздался голос: «Теперь разрешите мне„.» — она опять подменяет комсорга. — Да, обязательно. Слово предоставляется... —— Я не у вас прошу разрешения. Свистунов приподнимает зад. —— Пожалуйста, товарищ... товарищ...
. — Светлов. Меня прислал райком комсомола. Вы бы видели, как опешила Марина Филипповна! Светловолосый парень встает и подходит к столу. Он у всех на виду. — В райкоме я человек новый,— говорит он. — И мне сказали, что у вас образцовая школа. Но я вижу далеко не образцовую школу. Почему? Потому что не вижу у вас комсомола. Где боевой комсомольский задор? Принципиальность? Непримиримость и мужество? Почему вы так легко примиряетесь с тем, что вашему товарищу присваивают, как понял я — незаслуженно, позорную кличку? Почему надо о человеке думать лишь худшее? И легковерно соглашаться даже со взрослыми, что человек плох? Загляните-ка в свои души, а не черствы ли они, не равнодушны ли? Вы тоже станете взрослыми. Вам людей придется воспитывать. Так прежде всего воспитайте себя. Вы, комсомольцы, забыли первую заповедь: «Человек человеку друг». Сегодня я увидел здесь самое худшее — все, что давно уже кануло в вечность: подозрительность, нетерпимость и недоверие к человеку. А может, вы сами поступили бы так же, как он, пожелав разыграть товарища или подружку? Я, будучи в школе, выкидывал розыгрыши почище. Я верю, что Коровин говорит правду. И многие из вас верят, но почему-то молчат. Или вы боитесь кого? Бояться не надо. Вся эта история не стоит и выеденного яйца. Мальчишечья шалость!.. Спасибо тебе, Вадим Куликов, что ты выступил в защиту товарища, выступил смело, по-комсомольски, хотя и пытались тебе помешать... А где же был ваш комсомольский вожак? Свистунов ерзает на стуле. — Его заменила товарищ Картонкина. Простите меня, Марина Филипповна, вы — член комсомола, член партии? Впервые Марина Филипповна смущается. — Я... я, собственно говоря, беспартийная. — Куликов прав, что вы сводите с Коровиным счеты? Марина Филипповна вскакивает: —— Что вы! Что вы! Какое негодование в ее голосе! Но Светлов говорит: — Об этом в райком уже поступили сигналы. Как, впрочем, и о многом другом. Марина Филипповна порывается что-то сказать. Но Светлов продолжает: — Я верю Коровину! — Мы тоже!.. — кричат уже несколько голосов.
. Я смотрю на ребят: какие же они славные! Их Марина Филипповна запугала. Она кого угодно могла запугать. Светлов говорил с ребятами совершенно как равный. И они обо всем рассказали ему не таясь. Один лишь Элигий отошел к окну, обозленный, а вскоре и вовсе исчез. Меня хотели проводить до дому Вадим и Олежка, но я сказал, что не надо. Дойду один. Сыпал мокрый снежок. Я шел и думал: как я должен был отвечать на нападки, и отвечал остроумно, толково. Марина Филипповна только поеживалась. Но почему-то находчивые ответы приходят в голову всегда с запозданием. Я чуть не попал под машину на бульваре Эстония. У самого дома я увидел — кого бы вы думали? — Карину. Она, как видно, здорово промерзла — топталась на . — Что ты здесь делаешь? — Я тебя жду. — Меня? Почему? — Потому что тебе тяжело. Тебя исключили? — Нет.
— Значит, поверили?!—воскликнула она радостно.— Я говорила, что это все ложь, ты не мог... — От кого ты узнала, Карина? — Ваш «красавчик» подошел к нам на улице. Ларсен рычал на него. А он мне выкладывал и выкладывал. Тогда я спросила: «Почему вы о Максиме говорите плохое? Вы что, его ненавидите?» — Он замялся. «Уходите подальше, сказала я. Никогда не поверю в ваши злобные выдумки». — «Максим — мой друг», сказал мне красавчик. Разве друг тебе Шиллер? Он опаснее врага! — Я вижу, что ты мне друг! Да, Карина? — Да, друг! Но ты сегодня мне ничего не рассказывай. Я рада, что кончилось все хорошо. Расскажешь после. Интересно, кто написал эти глупости на стене, там, на лестнице, возле вашей квартиры? — Ты видела? — Да. — Я думаю, что Элигий. — Ну, раз Элигий... — сказала она и вдруг взяла да и... В первый раз в жизни меня целовала девчонка. Я всегда раньше думал, что от этого может стошнить. Но ничего, обошлось. Выдержал. Понял, что она это сделала назло Элигию Шиллеру. И нисколько не смутилась. Ушла как ни в чем не бывало. Я поднялся по лестнице. Родителей не было дома. «Правда всегда побеждает!» — говорит дед. И на этот раз победила, но все же мне было так больно. Другой бы обрадовался, что его поцеловала девчонка. Повеселел бы, наверное. А я уткнулся лицом в теплую шерстку Ингрид — и тут, сознаюсь, потекли слезы ручьем. Неприлично реветь, что поделаешь! Ингрид лижет мне ухо. Верный мой друг!
***
В комсорги избрали Вадима — всем ребятам понравилось, что он не испугался Марины Филипповны. Высказался прямо и честно. И за товарища стоял до конца. Один Элигий голосовал против. Мне подумалось, что Элигий прямолинейный и по-своему честный. Отстаивает то, что забил себе в голову. Я даже изменил свое отношение к этому гаду: гад, но принципиальный. Тут же я вспомнил, что он сам добивался дружбы с Кариной, но писал на лестнице «Максим + Карина». Нет, тут далеко до принципов. Он поспешил сообщить Карине, что меня исключат. Так был в этом уверен! В классе стали жить дружно. Марина Филипповна притихла, стала тише воды и ниже травы, а вскоре бесследно исчезла. Говорили, что ее отозвали в роно. Вспомнив пьесу, которую мы играли во Дворце пионеров, ребята прозвали нас «рыцари моря». Рыцари... Да, хорошо быть рыцарем моря, честным, смелым, правдивым, стоящим горой за товарища, готовым полезть за ним в воду, в огонь! Я сказал деду, как нас называют. — Что ж,— сказал дед,— это гордое звание. Старайся его заслужить. В нахимовском нелегко тебе будет! Я ответил его любимым словечком: — Выдюжу! — Выдюжишь? Верю. Коровин не может не выдюжить. Вот за Валерия я опасаюсь. И он покачал головой. Мама стала относиться ко мне как-то особенно нежно. Задумаюсь — она подойдет, поцелует: — Что было, сыночек, то быльем поросло. Поросло ли? Такое берет меня зло, что я задирался, не умел сам постоять за себя! И такая радость, что нашлись друзья — верные, как Вадим, как Олег, как Карина. Нашлись взрослые, которые меня поняли... Мама говорит, что заживают самые глубокие раны. Что ж, может быть, и мои заживут. Но забыть — я ничего не забуду. Ни хорошего, ни плохого.
. ***
Год окончил на круглые пятерки! Ура! Вадим не отстал от меня. А вот Олежка, бедняга, из троек не вылез. Он скулил: — Расходятся наши дороги, ребята, не бывать мне в нахимовском... Оставался, правда, еще год в запасе. Но я понял, что Олежке, пожалуй, нахимовцем не бывать...
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Алексей Николаевич Венедитов, рижский нахимовец выпуска 1950 г., курсант ТОВВМУ им. С.О.Макарова. Подготовка подводных лодок к плаванию продолжалась, и 30 ноября мы вышли из бухты Крашенинникова для определения маневренных элементов на мерной линии в Авачинской губе. После прохождения лодкой двух-трёх галсов усилился западный ветер, поднимая от недалеко находящегося берега крупные волны. В зависимости от направления движения лодки волны всё чаще и чаще перекатывались через кормовую надстройку, на которой была закреплена сходня. То, что сходня покосилась и вот-вот рухнет за борт, первым увидел сигнальщик. После доклада командиру кормовую швартовую команду вызвали наверх. Я хотел было назначить одного из матросов для крепления сходни, но А.Н.Венедиктов сказал: – Не нужно, Владимир Георгиевич, это моё заведование, я за него отвечаю, поэтому пойду сам. Он одел капковый бушлат (не намокающее спасательное средство). Я обвязал его тросом, а вторым концом обвязался сам. Улучив момент, мы оба выскочили на палубу. Я держался за поручни кормовой части ограждения рубки, а Алексей, пробежав несколько шагов, пополз по палубе к сходне. И вот он, девятый вал! Удар волной с левого борта был такой силы, что меня оторвало от ограждения рубки и швырнуло в пустую нишу артиллерийского орудия, которое сняли в доке. Всё же я увидел, как Алексей полетел спиной за борт, а на него сверху полетела сходня. Затем шкерт, связывающий меня и Алексея, оборвался. – Человек за бортом! – закричал я во всю силу своих лёгких. Но на мостике всё видели и так. Лодка круто повернула вправо и через некоторое время, уменьшив ход, перейдя на электромоторы, стала подходить к Венедиктову. Положение его было несколько странным: голова, ноги и руки опущены вниз. Признаков жизни он не подавал. Вздувшийся капковый бушлат гнал по ветру Алексея в центр Авачинской губы. Вдруг из швартовой команды бросился за борт моторист матрос Гебель Александр Яковлевич. Он подплыл к Венедиктову и потащил его к лодке. Их обоих подняли на борт. Алексей Николаевич был мёртв. На лодке приспустили флаг и начали движение в базу. Кто и как устанавливал потом причину падения офицера за борт, нам было неизвестно. Но все понимали, что командир в такой ситуации должен был снизить скорость хода, развернуться навстречу ветру и только тогда дать разрешение нам с Алексеем открыть дверь ограждения рубки для выхода на палубу. Если бы не успели, – ну и чёрт с ней, с этой сходней. Но всего этого В.П.Милованов не сделал. Видать, торопился «до дому». До приезда патологоанатомов из Петропавловска тело Венедиктова положили на возвышении в одном из отсеков плавбазы «Нева». И с этого момента до утра следующего дня наши офицеры попеременно находились в отсеке. Кто-то поставил Венедиктову в руки свечу, и мы поддерживали её горение. Всмотревшись в лицо Алексея, я вдруг заметил, что по его лицу сбегают какие-то блестящие капельки. Нагнувшись ближе, я увидел, что он плачет. На какое-то мгновение я оцепенел, но, когда первый шок прошёл, я понял, что из его глаз вытекает морская вода, и до прихода сменщика пришлось вытирать его «слёзы».
Была создана комиссия по организации похорон, которую возглавил капитан-лейтенант В.Н.Поникаровский. Утром я, как член комиссии, должен был присутствовать при вскрытии. Эта ужасная процедура может повалить в обморок. Вскоре мне показали мозг Алексея с чёрными точками, что являлось свидетельством удара по голове падающей тяжёлой сходней. Я расписался в акте и вышел на свежий морозный воздух. Это был воздух жизни, который, несмотря на печальную процедуру, радовал с каждым вдохом. Офицеры спустились в кубрик нашего экипажа. Матросы и старшины уже переоделись по первому сроку, группами сидели на койках и о чём-то говорили. Подойдя к группе мотористов, я снял с себя золотые часы «Победа» и подозвал А.Я.Гебеля. В кубрике все встали. – За мужество и верность морскому братству прими на память, Александр Яковлевич, эти золотые часы. Я пожал ему руку, и мы вышли на верхнюю палубу ПКЗ-108. 3 декабря 1955 г. Алексея хоронила вся бригада. Алексея похоронили на Тарьинском кладбище, на берегу бухты Крашенинникова. Вдалеке видно место базирования 10 дивизии подводных лодок. В 1956-1957 годах, до ухода во Владивосток, мы регулярно посещали место захоронения: красили, подчищали, прибирали могилу. После нас это уже никто не делал.
Через 34 года я участвовал в учении 2-й флотилии подводных лодок и решил посмотреть, как там могилка нашего товарища. Не только могилки, но и кладбища не нашёл – всё вобрала в себя непролазная берёзовая роща. Много я видел подобных погостов по России, и везде меня поражала запущенность, не ухоженность, забытость. Не за это ли расплачиваемся в веках, сколько существуем?!
30. Приобретение боевого опыта в мирное время — чрезвычайно сложный вопрос. Наилучшим, хотя и трудноосуществимым путем его решения видится расширение участия сил флотов в боевых действиях, не связанных с обороной России от вооруженной агрессии и не противоречащих ее интересам. Имеются в виду в частности: — оказание силами ВМФ помощи союзникам и друзьям России, подвергшимся вооруженной агрессии, в том числе защита морских коммуникаций с ними; — участие сил ВМФ в вооруженном принуждении к миру агрессора, санкционированном Советом Безопасности ООН (если агрессия совершена не против РФ); — участие сил ВМФ в пресечении морского пиратства и др. Форма и масштаб этих действий в зависимости от складывающейся обстановки и возможностей ВМФ могут изменяться в широком диапазоне: — от одного корабля или части до флотского объединения (возможно, группировки экспедиционных сил); — от самостоятельных действий сил ВМФ до вхождения их в состав объединенных (коалиционных) сил; — от направления советников (или практикантов) на различные должности до принятия командования группировками объединенных (коалиционных) сил и др. Не следует, однако, перенапрягать силы флотов выполнением этих задач, памятуя о необходимости сохранения технического ресурса кораблей, судов, летательных аппаратов, другого вооружения и военной техники в интересах поддержания их готовности к войне и для проведения боевой подготовки, поскольку в ходе выполнения названных выше задач, не удается отработать ряд важных ее элементов. И не нужно пытаться применять специфический опыт, полученный в ходе названных выше действий, ко всем формам боевых действий на море (в океане).
***
Учет сформулированных выше уроков в практике воссоздания и подготовки сил ВМФ — дело очень дорогое. Однако еще раз подчеркиваю: Военно-морской флот, как и целом Вооруженные силы России, должен создаваться и готовиться для выполнения определенных государственных задач, а содержание этих задач должно зависеть от финансово-экономических возможностей государства.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Таллинский прорыв Краснознаменного Балтийского флота - выдающееся событие Великой Отечественной войны на море, и он заслуживает оценки, соответствующей его значению в обороне Ленинграда и в истории нашего ВМФ, а подвиг его героев и скорбь о его жертвах должны быть достойным образом увековечены. Решение вопроса о сохранении в сознании нашего народа памяти о героях и жертвах Таллинского прорыва имеет уже примерно 40-летнюю историю. Автор представляет читателям известную ему часть этой истории.
Памятник на Юминданина. Л.Фирсов, «Страж Балтики», 27 июля 1973 г.
Мыс Юминданина. Меридиан Юминда... О многом говорят эти названия военным морякам Краснознаменной Балтики. Это здесь, на траверзе полуострова Юминда, в глухой балтийской пучине покоятся останки кораблей-героев, принявших на себя удар врага, но спасших флот и обеспечивших эвакуацию войск из Эстонии в Ленинград. Эскадренные миноносцы «Гордый» и «Калинин», «Артем» и «Володарский», «Яков Свердлов» и штабной корабль «Вирония», подводная лодка «С-5», транспорты «Эверита» и «Ярвамаа». Нескольких боевых кораблей и судов не досчитался в своем составе Краснознаменный Балтийский флот в тот незабываемый день. Но главное было сделано - гитлеровцам не удалось уничтожить основное ядро КБФ; почти 90 % боевого состава флота прорвалось в Кронштадт. В ряды защитников Ленинграда влилось более 18 тысяч новых бойцов, покрывших себя ратной славой в боях за Советскую Эстонию. Эта страница из боевой летописи Краснознаменной Балтики навсегда вписана в историю Эстонской Советской Социалистической Республики, народ которой свято чтит память героев, отдавших жизни за честь, свободу и независимость нашей Родины в лихую годину минувшей войны. К слову сказать, на одном из кораблей, погибших 28 августа 1941 года на меридиане Юминда - меридиане мужества и славы, находился славный сын республики, глава правительства молодой Советской Эстонии Иоханесс Лауристин. Летом этого года, когда будет отмечаться 32-я годовщина героического перехода Краснознаменного Балтийского флота из Таллина в Кронштадт, на полуострове Юминда состоится торжественное открытие памятника кораблям-героям, погибшим 28 августа 1941 года Сооружение его началось вскоре после минувшего праздника Победы в самой северной части полуострова - на мысу Юминданина. Это будет не совсем обычный памятник - созданный людьми и природой. На мысу Юминданина выстроятся в строгом порядке боевого корабельного ордера почти два десятка огромных камней-валунов, на которых будут выбиты имена и силуэты кораблей-героев, погибших на траверзе полуострова. Композиционным завершением этого своеобразного каменного ансамбля явится маяк Юминда (любопытная деталь: «хозяином» его является участник Таллинского перехода кораблей, бывший краснофлотец-артиллерист А.П.Туруханов). Инициатива создания памятника погибшим кораблям принадлежит дирекции Ляхемааского национального парка, на территории которого расположен лесной заповедник полуострова Юминда. Автором идеи «естественного» памятника является архитектор парка Пайву Лайпайк. Силуэты кораблей и судов, которые будут выбиты на камнях-валунах, подготовил Таллинский художник Олев Ээнсалу - ветеран Великой Отечественной войны, большой энтузиаст военно-патриотической работы, неоднократный лауреат Всесоюзных конкурсов победителей походов комсомольцев и молодежи по дорогам революционной, боевой и трудовой славы советского народа. Он и является фактическим руководителем сооружения памятника на мысу Юминданина. Работы по оформлению памятных камней-валунов производит бригада камнерезов из колхоза «Локса», которые с энтузиазмом поддержали идею сооружения памятника кораблям-героям. Но этот памятник почему-то так и не был создан. Причины этого установить пока не удалось.
Маяк Таллин, при пересечении меридиана которого отдаются воинские почести в честь героической обороны города и военно-морской базы Таллин, прорыва кораблей Краснознаменного Балтийского флота из Таллина в Кронштадт 28-30 августа 1941 г.
...Маяк «Таллин», указывающий фарватер в Таллинскую гавань, увековечил имена кораблей и судов, погибших во время этого [Таллинского. — Р.3.] прорыва и участвовавших в других боевых операциях в Финском заливе. На бронзовой доске, укрепленной на башне маяка значатся: Эскадренные миноносцы «Калинин», «Артём», «Володарский», «Гордый», «Скорый», «Суровый», «Энгельс», «Яков Свердлов»; подводные лодки «С-5»,«С-8»,«Щ-301»,«Щ-319», «Щ-322», «П-1», «М-98», «Каме»; сторожевые корабли «Вирсайтис», «Снег», «Топаз», «Циклон»; канонерская лодка «И-8»; тральщики «Барометр», «Бугель», «Верп», «Клюз», «Кнехт», «Менжинский», «№ 42»; сторожевые катера «МО -112», «МО -301», «МО-311»; вспомогательные суда «Атта», «Вайндло», «Вента», «Виире», «Вирония», «Восток», «И-18», «Ижорец-85», «Колывань», «Колыма», «КП-18», «Л/7-5», «НБ-21», «Паядиски», «Пента», «Петергоф», «Сатурн», «Серп и Молот», «Трувор», «Юпитер»; транспорты «Алев», «Атис Кронвальдис», «Аусма», «Балхаш», «Вайндло», «Виире», «Вирония», «Жданов», «Ивам Папанин», «Иосиф Сталин», «Колпакс», «Лейк Люцерн», «Луга», «Найссар», «Сигулда», «Скрунда», «Танкер № 11», «Танкер № 12», «Тобол» «Хельге», «Шауляй», «Эвальд», «Эверита», «Эргонаутис», «Ярвамаа». Полужирным шрифтом автор выделил наименования кораблей и судов, погибших в ходе Таллинского прорыва. К сожалению, то ли в книге допущена ошибка то ли на памятной доске были ошибочно указаны дважды, притом в разных ипостасях штабной корабль «Вирония» и транспорт «Вайндло», а также назван транспорт «Эвальд», который не погиб. Маяк Таллин построен в 1970 г. Когда на нем была размещена памятная доска - неизвестно. После августа 1991 г. следы этой памятной доски затерялись и пока не обнаружены.
О создании памятника на мысе Юминда Контр-адмирал в отставке Меркулов Иван Иванович, организатор создания первого памятного знака в честь Таллинского прорыва (из выступления на военно-исторической конференции Клуба ветеранов флота в Таллине 7.09.2001 г.)
На южном берегу Финского залива, примерно в 50км восточнее Таллина находится полуостров Юминданина и его наиболее выдвинутая в сторону моря часть - мыс Юминда с маяком и одноименным близкорасположенным поселком. Этот мыс - ближайший берег от фарватера, по которому гили на восток корабли и суда КБФ 28 августа 1941 года. Именно здесь, севернее мыса Юминда в ночь с 28 на 29 августа 1941 г. жители поселка Юминда были свидетелями гибели кораблей на минном поле. Они слышали взрывы и видели огненные вспышки гибнущих кораблей. Местами горело море, стоял беспрерывный крик погибающих людей. Со временем на берег выносило трупы, вещи, принадлежавшие как взрослым, так и детям. Все это потрясло очевидцев, и рассказы об этом живут до сих пор. В послевоенное время на мысу Юминда был установлен памятник погибшим. Мое знакомство с первоначальным вариантом памятника, вернее, с памятным знаком-камнем, произошло при следующих обстоятельствах. В период 1977-1984 гг. полигон связи ВМФ проводил на полуострове государственные испытания мощных подвижных радиостанций с аэростатными антеннами. Как-то в одну из пауз в работах к нам обратился моячник Андрей Труханов, участник перехода, чудом оставшийся живым после 8-часового пребывания в воде. Он обратил наше внимание на камень на береговой отмели и надпись, выбитую на его стесанном боку, -«1941 28 VIII» [док. № 1416] и выразил опасение, что его во время шторма илимдостава замоет песком или утащит в море. Это был первый памятник переходу. Я принял решение вытащить его на берег, исполнение возложить на капитана 2 ранга покойной памяти Юрия Кулакова. Но потом у меня возникло сомнение: имею ли я право трогать то, что не мною поставлено. А если памятник расколется? Я поспешил отменить этот вариант, но идея уже жила, собственная ошибка была досадна. Вспомнил памятник перед ВВМУРЭ им. А.Попова, которое когда-то окончил. Перед входом в старинный корпус стоит огромный камень, около него якорь, камень обвивает якорь-цепъ, вокруг сирень. Вырисовывалась общая картина: камень, якорь, ограждение из якорь-цепи, по углам - корпуса мин, для закрепления ограждения. И памятник сложился. Основной частью слагаемого был камень. Камень у видел представитель Института связи ВМФ капитан-лейтенант Тополов, художник-любитель. Камень находился в воде и, когда его очистили, оказался красноватым гранитом с прожилками кварцитов. Главная трудность - вытащить его из воды и водрузить на место. Тащили двумя «КРАЗами», порвали груду тросов, но задача была решена. Ю. Кулаков, мичманы Малявко и Быков руководили работой. Капитан 1 ранга Петр Ляхов, замполит, в короткий срок на Пальяссааре достал корпуса учебных мин, якорь-цепи, а в Минной гавани - якорь от эсминца. Подполковник Алексей Седуков привез плиты, оставшиеся от благоустройства территории в Таллине. В течение месяца работы были закончены, и 28 августа 1978 года памятник был открыт [док. № 1416]. На открытии присутствовали пограничники, школьники, местные жители. Торжественным маршем прошли матросы полигона.
Памятное сооружение в честь Таллинского прорыва, реконструированное в 1979 г. по инициативе и под руководством начальника политотдела Таллинской ВМБ ДКБФ капитана 1 ранга С.Смирнова и секретаря местного райкома КПЭ. На мемориальной доске была надпись на эстонском языке: «Здесь на меридиане Юминда корабли Краснознаменного Балтийского флота в августе 1941 года совершили беспримерный прорыв из Таллина в Кронштадт» На следующий год по инициативе начальника политотдела Таллинской ВМБ контр-адмирала С.Смирнова и секретаря райкома партии памятник решили переделать. Конечно, все повозмущалисъ и затихли, я тоже успокоился, конфликтовать с партией не собирался, да и были дела более серьезные. В результате переделки камень подняли на небольшой фундамент, корпуса мин перекрасили в черный цвет и отнесли их на большее расстояние. К камню приделали несколько листов меди, символизирующих носовую часть судов, и второй раз открыли памятник. Новая композиция мне не понравилась: удаление мин разрубило компактность восприятия, а черный цвет мин внес элемент мрачности. Правда, со стороны моря памятник стал виден лучше, выглядел более эффектно, а под лучами солнца смотрелся как пламенеющий факел. В период 1991-1993 гг. памятник подвергся «третьей реконструкции» - его частично разграбили. Исчезли якорь с якорь-цепью, медная доска с надписью, медные листы, имитирующие корабли. Остался голый камень и корпуса мин. Но даже в таком виде памятник попал в историю. В Финляндии я держал в руках солидно изданную книгу, по-видимому, «Финляндия во Второй мировой войне», если судить по фотографиям и картам. Там есть фотография памятника на м. Юминда, к сожалению, в последнем варианте...
Памятная стела на острове Гогланд
Памятная стела на острове Гогланд, установленная на северном берегу бухты Сууркюлян
Подходила к концу очередная неделя плавания. Наступила суббота — день, когда на всех кораблях Военно-Морского Флота СССР, где бы они не находились и какие бы задачи не выполняли, производится большая приборка. В отличие от малой, сухой приборки, большая производится с применением всех возможных моющих средств и прежде всего воды. Поскольку запасы пресной воды на подводных лодках, да и вообще на кораблях, строго ограничены, используется та, что под рукой, забортная. Добывать ее в подводном положении довольно неудобно.
Слегка покачиваясь, лодка шла под РДП. Визуальное наблюдение за горизонтом — поверхностью океана — велось через перископ вахтенным офицером из боевой рубки, отделенной от третьего отсека нижним рубочным люком. В той же боевой рубке, в концевых отсеках лодки, в центральном посту в третьем отсеке и в шестом, дизельном, находятся глубиномеры — своего рода манометры, показывающие глубину погружения лодки — величину, прямо пропорциональную забортному давлению. Кроме рулевого горизонтальщика, управляющего носовыми и кормовыми горизонтальными рулями (рулями глубины), за показаниями глубиномеров обязаны пристально следить вахтенный офицер и вахтенные дизельного и концевых отсеков. Последние обязаны докладывать изменения глубины через каждые десять метров. Всплывать в полунадводное положение, также как и погружаться из-под РДП, не производя соответствующих действий, обеспечивающих безопасность лодки, нельзя. Моя командирская вахта кончилась и я готовился пройти по отсекам, проконтролировать начавшуюся большую приборку. В центральный пришел командир, и после сдачи ему вахты я позволил себе задержаться, просто поболтать с командиром о предстоящем удовольствии — маленькой радости подводника — помывке в душе шестого отсека забортной водой, нагретой после охлаждения ею дизелей. Мы, было, пустились в рассуждения о преимуществах намыливания тела обычным стиральным порошком перед использованием особого мыла, выданного нам специально для мытья забортной водой. Оно почему-то не мылилось, вероятно, наша военная приемка испытывала это мыло в малосоленом Финском заливе. В разговоре принял живое участие вахтенный механик. Он с ясно просматривающейся завистью отпустил несколько нелестных замечаний в адрес военпредов, сидящих в Ленинграде, принимающих у промышленности такой «стратегический материал» как мыло для забортной воды и получающих все свои очередные воинские звания «день в день»...
Мы с командиром, не будучи абсолютно уверены в том, что проклятое мыло принимается именно в городе на Неве, охотно поддержали механика, привычно щекоча свои нервы рассуждениями о том, что вот, мол, живут же как люди, ни эл-эса (жаргонное выражение от сокращения — л/с — имеется в виду личный состав срочной службы) у них, ни аварий... Неизвестно, до чего бы мы договорились, скорее всего ни до чего, повздыхали бы, как обычно, пожалели бы себя, вспомнили бы очередной раз об оплате труда американских подводников и об их отдыхе, но наши наметанные военно-морские глаза почти одновременно остановились на глубиномере. Разговор оборвался. Глубиномер показывал явно не заданную, а гораздо меньшую глубину. Это означало, что лодка со всеми своими антеннами, шахтами и прочими выдвинутыми устройствами всплывала, теряя свое основное качество — скрытность. Из боевой рубки послышался совершенно неуставной вопрос вахтенного офицера: «Внизу! За глубиной следите?» На что вахтенный центрального поста доложил: «Следим. Здесь командир, старпом и механик!» Явно успокоившись, вахтенный офицер больше ни одного доклада не сделал и никакой команды не дал. На горизонтальных рулях сидел самый опытный горизонтальщик — боцман. Мы все дружно стали выговаривать ему за то, что он не держит заданную глубину. Вахтенный механик, не дожидаясь более ничего, скомандовал трюмному машинисту: «Принимать в уравнительную самотеком!» Послышался шум воды, принимаемой в уравнительную цистерну (цистерна, служащая для регулирования плавучести лодки с помощью ее утяжеления приемом воды или облегчения откачкой за борт). Боцман переложил горизонтальные рули в максимально возможные плоскости «на погружение». Однако лодка продолжала всплывать, то есть стрелка глубиномера продолжала показывать уменьшение глубины — ползла вверх! «Заполнить быструю!» (цистерна быстрого погружения для быстрого утяжеления лодки) — приказал командир. Стрелка глубиномера остановилась и неожиданно быстро покатилась вниз. Внезапно наступила тишина, в отсеке почувствовался вакуум — в ушах щелкнули барабанные перепонки. С грохотом отдраилась дверь из четвертого отсека, и в центральный пост буквально прыгнул помфлагмеха. Он был бледен и очень возбужден. «Какая глубина? Закрыть воздушную и газовую захлопки РДП! Почему погружаемся без съемки с РДП? В шестом отсеке воды по пайолы! Дизеля остановить!» — .все это он выкрикнул скороговоркой.
Командир было прикрикнул на него: «Чего паникуешь? Смотри какая глубина! Мы еле под перископ загнали». Действительно, глубиномер в это время показывал 12 метров — то есть перископную глубину. Помфлагмеха растерянно пробормотал: «А в шестом — тридцать метров и вода уже пайолы заливает»... Вдруг, как бы в ответ на эту его фразу, стрелка глубиномера прыгнула на отметку 60 метров и стремительно покатилась вниз. Между тем из трюма раздался очередной доклад: «Принято 600 литров!» — трюмный продолжал принимать в уравнительную. Была к тому времени заполнена и цистерна быстрого погружения. Лодка, получив огромное количество забортной воды, значительно потяжелела и, набирая ускорение, падала вниз. А там, то есть под килем, было ни много ни мало, более пяти километров, что во много раз превышало предельную глубину, на которую был рассчитан наш корпус. Возникла реальная угроза быть раздавленными, как грецкий орех. «Стоп принимать! Пошел насос из уравнительной за борт! Продуть быструю!»,— только и успел скомандовать механик. Помфлагмеха же оттолкнул от колонки воздуха высокого давления командира отделения трюмных и сам начал бешено вращать маховики клапанов, продувая цистерны главного балласта «аварийно». К сожалению, стрелка глубиномера уже перевалила за отметку 100 метров, а по всем руководящим документам продувание балласта на таких глубинах уже ничего не дает, воздух не в силах вытеснить воду из цистерн. Я отчетливо понял, что даже поданная к этому времени командиром команда «Рули на всплытие! Три мотора полный вперед!» вряд ли поможет делу. Мы обречены, подумал я, и отвернулся от глубиномера, так как его стрелка уже проскочила отметку предельной глубины и в отсеке уже послышался характерный треск. Свидетельствую, что никаких «картинок из жизни» перед моими глазами не мелькало. В голове пульсировала одна мысль: «Вот так они и тонут, а ведь никто, даже мы сами, так и не узнаем причину гибели». Странно, но мое сознание, как бы со стороны отмечало последние, как я думал, секунды нашей жизни. Тем не менее вопросы почему, в чём причина резкой потери плавучести, прочно засели в моей голове. Вдруг корпус лодки как бы задрожал. Я мгновенно обернулся к глубиномеру и (о радость!) увидел, что стрелка его дрожит, а потом медленно, но все быстрей и быстрей пошла вверх. Только теперь я обратил внимание на лица обитателей центрального поста. Должен сказать, что выглядели все довольно бледно. Очевидно, так же выглядел и я сам. Лодка стремительно летела вверх. От переживаний никто не догадался объявить положенную тревогу, прослушать горизонт и отдать еще ряд команд, связанных со всплытием. Проскочив стометровую глубину, под давлением расширяющихся пузырей воздуха высокого давления в цистернах главного балласта, лодка пробкой выскочила на поверхность и закачалась на океанской зыби.
Пока командир одевался для выхода наверх, я отдраил нижний рубочный люк и поднялся в боевую рубку, чтобы осмотреть горизонт в перископ. К моему удивлению и возмущению в боевой рубке на грелке сидел совершенно спокойный вахтенный офицер. По его облику было видно, что он ровным счетом ничего из происшедшего не понял. Он даже не поднял перископ и был очень удивлен аварийным всплытием лодки! Решив разобраться с действиями вахты и в том числе с действиями вахтенного офицера позже, я поднял перископ и осмотрел горизонт, он на наше счастье был абсолютно чист. Выдвижные устройства — антенны и шахты как были в поднятом положении, так в нем и остались. Позднее выяснилось, что они не были повреждены. Послышался стук кувалды о металл, я обернулся и увидел сапоги командира, пытающегося отдраить прилипший из-за значительного вакуума в лодке верхний рубочный люк. Несмотря на попытки сравнять давление с наружным с помощью специального клапана — крана в корпусе люка, кремальерный замок поддавался с трудом, пришлось поработать кувалдой и мне. Общими усилиями люк был отдраен, при этом с головы командира слетела под козырек мостика видавшая виды зимняя шапка (явление вполне обычное). Командир поднялся на мостик, разыскал шапку: слава богу, она не улетела за борт. Я занял положенное мне по расписанию место под нижним рубочным люком, а затем, получив команду «Старпому на мостик!», с удовольствием перебрался на его левое крыло к переговорному устройству. Была довольно тихая для океана звездная ночь. Волна затхлого воздуха, вырвавшаяся из лодки, как всегда после всплытия, уже прошла и можно было насладиться чистым запахом чуть морозного воздуха. До наступления рассвета мы были вынуждены осуществлять дальнейшее движение в надводном положении. Нужно было пополнить запасы воздуха высокого давления, израсходованные на сверхаварийное всплытие и продолжить зарядку аккумуляторной .
Снизив степень боевой готовности, командир разрешил выход наверх по пять человек. На мостик стали подниматься заядлые курильщики. Обычно оживленные, склонные к шуткам, люди курили на этот раз молча, делали торопливые затяжки, быстро спускались вниз, уступая место очередной пятерке. Чувствовалось, что смертельная опасность, только что пережитая лодкой, уже дошла до экипажа. Люди ждали необычного разбора действий вахты, объяснений случившегося, но с лишними расспросами не обращались, проявляя выдержку и такт. Посоветовавшись со мной, замполитом и помфлагмехом, командир решил сразу после зарядки аккумуляторов собрать офицеров и выяснить причины происшествия, определить степень вины и ошибок каждого, а экипаж проинформировать уже после. Осушив трюм шестого отсека, мы все-таки провели помывку личного состава и сменили разовое белье. Жизнь продолжалась!
И все-таки, почему?
Перед самой войной в театрах страны с большим успехом шла пьеса Константина Симонова «». Одноименный фильм появился на экранах после войны. Был там такой запоминающийся эпизод. Желая доказать, что в умелых руках танк может творить чудеса, главный герой фильма — курсант танковой школы Сергей Луконин в замечательном исполнении великолепного артиста Николая Крючкова, попытался с ходу проскочить через ветхий деревянный мост, но случилась непредвиденная неполадка в двигателе танка и... танк упал в реку. По ходу сценария у курсанта Луконина происходит весьма неприятный разговор с начальником танковой школы Васнецовым, которого играл тоже знаменитый актер Мордвинов. «Скорость?»,— срываясь на крик, спрашивает начальник. «Третья»,— отвечает курсант. «Газ?»,— еще более распаляясь, вопрошает первый. «Полный»,— отвечает Луконин. «Так почему же танк провалился?» Курсант упорно молчит.
Я тоже молчал, оставшись один на мостике, не считая сидящего выше позади меня в своем гнезде сигнальщика. В отличие от начальника танковой школы, который, спрашивая командира танка курсанта Луконина, знал причину внезапной остановки танка: засорился бензопровод, я причины провала лодки не знал. Командир собрал всех остальных офицеров в кают-компании второго отсека для разбора случившегося. Молча осматривал я ночной океанский горизонт, издалека почти машинально отвечал на доклад очередного матроса или старшины, вышедшего наверх. «Сектор номер такой-то! Матрос такой-то вышел наверх!» «Сектор номер такой-то! Матрос такой-то спустился вниз!» «Есть!», «Есть!»,*— четко произносил я, но мысли мои крутились вокруг проклятого вопроса: «Почему же мы все-таки чуть-чуть не провалились?», правда, не с моста в реку, а в глубину океана, черная волна которого сейчас так мирно плескалась о борт.
* На подводных лодках еще с войны заведена традиция: каждый вышедший наверх подводник автоматически становится дополнительным наблюдателем за горизонтом, получая свой сектор наблюдения (Примеч. авт.)
Наоборот, чем больше я вспоминал, как все происходило, тем больше вопросов возникало. Почему лодка, спокойно идущая под РДП, при вполне подходящих для такого режима условиях, вдруг стала выпрыгивать на поверхность? Почему она вдруг ни с того, ни с сего стала камнем падать вниз? Почему ни вахтенный офицер, ни вахтенные отсеков не докладывали об изменении глубины? Почему ни командир, ни я, ни вахтенный офицер не объявили боевой тревоги и не сыграли хотя бы «Срочное погружение»? Почему предусмотренный конструкцией лодки клапан автоматически не перекрыл газовый тракт РДП и пропустил воду в шестой отсек при провале лодки из-под перископа? Я уже не говорю о запоздалых действиях вахты у дизелей в шестом отсеке: поздновато был перекрыт тракт подачи воздуха к дизелям. В результате вода сплошным потоком лилась в отсек, лодка получила значительную отрицательную плавучесть. Обидно было ощущать столь слабую готовность экипажа к действиям в мало-мальски нештатных обстоятельствах. А если бы это происходило в боевых условиях? Если бы мы на глазах у изумленного противника вдруг выскочили на поверхность? Мокрого бы места от нас не осталось, подумал я и невесело усмехнулся, осознавая, что от нас все-таки осталось бы мокрое место — поверхность океана. На мостик поднялся командир и вахтенный офицер. Я уступил им место и попытался поговорить с командиром о результатах разбора. Командир, к моему удивлению, разговора не поддержал, а напротив, дал мне понять, что больше на эту тему говорить не следует, экипажу тоже ничего не надо пояснять. Судя по настроению командира и помощника флагманского инженер-механика, нужно делать вид, что ничего особенного не произошло. Случившееся следовало забыть. Только теперь до меня начало доходить, что в базе командование может принять соответствующие меры, ничего хорошего не сулящие командиру и офицерам лодки. Действовало старое, как мир, правило не вынесения сора из избы.
Еще не забылись впечатления от зимних стартов и соревнований на собачьих упряжках на озере Белое, а в Морском клубе уже готовят новые инициативы.
Поистине, водные виды спорта – неисчерпаемы! Даже зимой морякам есть чем заняться. Надо всего лишь вспомнить, чем, в основном, занималось население, проживающего на берегу водоемов с испокон веков. Конечно же, рыбной ловлей!
Секцию спортивного рыболовства в Морском клубе возглавил опытный рыбак, тренер Мешков Кирилл Сергеевич. Достали снасти, экипировку, начали набор детей. Несмотря на то, что озеро еще покрыто толстым слоем льда, было принято решение провести фестиваль спортивного рыболовства – «Папа, мама, я – рыболовная семья».
В объявленный день на соревнование пришло даже больше народу, чем ожидалось. Некоторые детишки пришли со своими папами, которые помогали своим малышам делать первые шаги в рыболовстве. Под соревнование разметили участок льда на озере, разбили его на отдельные секторы, в каждом – пробурили лунку и укрепили флажок. По команде, юные спортсмены ринулись к своим лункам и зашелестели пакетиками с прикормом. Слабый клев лишь подогревал азарт, заставлял забывать о холоде и неудобстве. Вот, раздались первые крики радости от первого улова… Каждый участник получил приз и памятный подарок.
А в это время в Морском клубе уже готовилась традиционная гречневая каша с тушенкой, луком и грибами. В большом армейском термосе принесли сладкий горячий чай. И пусть уловы были не очень большими, но главное – все получили удовольствие. А значит, есть будущее у секции спортивного рыболовства. В планах не только совершенствование способов рыбной ловли, но и проведение мероприятий по улучшению экологии Косинских озер, очистке берегов, увеличение рыбных запасов и даже освоение приемов подводной охоты. Приглашаем всех в наш рыболовный клуб!
