1966 год. Средиземное море, залив Хамаммет (Тунис). Стоим у борта плавбазы «Котельников», с другого борта «Б-82». Валера Морозов - командир, с ним - комбриг Башкевич. Пополнили запасы. Помылись в бане. Надо подзарядить аккумуляторную батарею. А в ночь мне надо уходить на позицию к проливу Антикитира у острова Крит. Доложил комбригу. Он предложил сымитировать уход, встав на якорь, сделать зарядку. Дело в том, что над нами постоянно летали противолодочные самолеты «Нептуны» НАТО с острова Сигонелла на Сицилию. Я выбрал момент, когда самолет кружил над плавбазой. Отойдя на 5 кабельтов произвел срочное погружение и в подводном положении лег на курс якорной стоянки. На плавбазе наблюдали за действиями самолета. Через 30 минут, на подходе к точке, мы всплыли и обнаружили самолет, который производил поиск на выходе из залива. Обнаружив нашу ПЛ, он на малой высоте начал ее облет, так, что были даже видны летчики в белых рубашках. Вдруг сигнальщик доложил; «товарищ командир! С самолета сброшен предмет». Этим предметом оказался акустический буй. Когда его подняли на борт, то обнаружили горящую неоновую лампочку и какое-то тиканье. Мы уложили буй в надстройку и доложили на плавбазу. Самолет все еще продолжал кружить, когда мы опять услышали сообщение сигнальщика: «Сброшен предмет». Подобрали пенал от буя. Тут летчики помахали нам руками и улетели. Летчики догадались, что мы их разыграли. На пенале толстым фломастером была выведена надпись: "С Рождеством!" (дело было 23 декабря). Я спустился на палубу, взял в руки пенал, потряс его. Внутри что-то было. Я спустился а каюту, пригласив замполита, командира группы ОСНАЗ, чтобы в их присутствии проверить содержимое этого пенала. На всякий случай...
В пенале оказался журнал . Перелистав страницы, спрятал его в сейф. Журнал, конечно, интересный, богато проиллюстрирован, но порнографии в нем не было. Когда же мы вернулись в Полярный, с ним произошли чудеса. Спустя несколько дней, на очередном докладе комбриг спросил меня: "У вас есть журнал.... Не могли бы Вы дать мне его посмотреть? А завтра я верну его." Я, конечно, принес ему журнал. Но вернулся он ко мне не сразу, проделав путь от штаба эскадры до члена Военного Совета и Командующего флотом... Я смирился с тем, что журнал уже больше не увижу. Но через месяц, дежуря по эскадре, на докладе адмирал спросил меня: "Товарищ Балакин, вам нужен журнал?" Я несколько стушевался, но ответил: «Желательно...» Тогда он открыл ящик стола, вынул журнал и улыбаясь сказал: «Что, не ожидали, что вам его вернут?» Так «Плейбой» попутешествовал и вернулся ко мне.
Ю.В.Балакин с юности стремился все делать тщательно и добросовестно. Бачковой моет посуду.
Балебин Валентин Васильевич
Балебину Валентину - Гвоздь -
Только внешне бледен Валентин Балебин, А характер смелый И спортсмен умелый.
В. Солуянов
Балебин Валентин Васильевич окончил ВВМУ им.Фрунзе в 1953 году, координатчик высокого разряда, умер в 1984 году.
Его отец - , мастер торпедных ударов ().
Балебин Василий Алексеевич родился в 1908 г. в деревне Павловской ныне Истринского района Московской области. По национальности русский. Член КПСС с 1932 г. Многие годы жил и работал в Москве. В 1933 г. поступил в Ейскую школу летчиков Военно-морского Флота, после окончания которой служил на Балтике. Участвовал в боях против белофиннов. В Великой Отечественной — с первого ее дня. За два года войны уничтожил восемь фашистских судов. Звания Героя Советского Союза удостоен 22 февраля 1943 г. В 1948 г. уволен в запас... Шестерка наших бомбардировщиков нанесла удар по вражеским эшелонам на железнодорожной станции Дно. После этого пять самолетов повернули к фронту, а шестой, управляемый старшим лейтенантом Василием Балебиным, взял курс к озеру Самро, чтобы, как условились на земле, разведать движение фашистских войск. Шесть «мессершмиттов» напали разом. Они терзали одинокий бомбардировщик пушечно-пулеметными очередями, стараясь не попадать под огонь штурмана и воздушного стрелка. Балебин знал, как трудно его товарищам: «мессеры» не давали ни минуты передышки, трассы пуль и снарядов — летчик видел это — вонзались в фюзеляж. Под плоскостями то слева, то справа солнечными бликами сверкало озеро Самро. Балебин круто маневрировал. Высоты не набирал, чтобы не дать врагу атаковать снизу. Но вот стрелок-радист воспользовался удачным маневром летчика и всадил меткую очередь в тело «мессершмитта». Тот словно застыл в воздухе, а затем, изменив угол пикирования, врезался в берег. Через минуту и штурману удалось сбить один фашистский истребитель. Но и на борту бомбардировщика потеря: убит стрелок-радист.
— Будем маневрировать еще резче,— сказал Балебин штурману,— поддержи только огоньком!.. Хладнокровие летчика основывалось на опыте. Хотя этот бой он вел 16 июля 1941 года, менее чем через месяц после начала Великой Отечественной, но до него уже не раз встречался с истребителями противника. А свои первые воздушные бои провел еще в феврале 1940 года, в дни войны с белофиннами, одерживал победы над вражескими истребителями. Тогда в одном из боев «фоккерам» удалось вывести из строя правый мотор самолета Балебина. Это заметили другие экипажи группы бомбардировщиков Михаила Плоткина. Летчики Борзов и Чевырев прикрыли поврежденную машину Балебина, оберегали ее до самого аэродрома... Если бы товарищи видели, они и сейчас бы грудью прикрыли Балебина. Но его машина — одна в безоблачном небе. И на ее борту уже не трое балтийцев, а двое. К тому же у штурмана иссяк боезапас. И гитлеровцы осмелели. Атака следовала за атакой, как на учениях. Вскоре был убит штурман. А «мессеры» все били и били по бомбардировщику. Но он с рваными ранами продолжал лететь. Лишь тогда, когда фашисты пробили бензосистему и зажгли левый мотор, машина перестала слушаться летчика. Сбить пламя не удалось, оно перекинулось на плоскость. Балебин взглянул на альтиметр: высота 300 метров. Медлить нельзя, надо выбрасываться с парашютом. Когда летчик покинул самолет, до земли оставалось не более 200 метров. Рванул за кольцо. Аэродинамический удар — и почти сразу земля. Несколько метров летчика тащило по траве. Услышав гул приближающихся истребителей, Балебин быстро отстегнул замок, освободился от лямок и побежал в сторону. Он не сомневался, что фашисты и на земле не оставят его в покое. И в самом деле, снизившись до бреющего полета, открыли интенсивный огонь по куполу парашюта...
Когда они улетели, Балебин осмотрелся. Кругом непривычная тишина. Летчик знал, что находится на территории, занятой фашистами. До линии фронта по прямой — не более сотни километров. Для физически закаленного человека, а Василий Алексеевич был настоящим спортсменом, это расстояние не велико, всего двое суток пути. Но по прямой идти нельзя — вокруг гитлеровцы. У Балебина был пистолет с двумя обоймами и достаточно уверенности, что все окончится хорошо, что он вернется в полк и снова пойдет в бой. Его мысли были об однополчанах, друзьях, которые сейчас, наверное, волнуются, по карте пытаются определить, где он находится, думают о том, что с ним. Инстинкт самосохранения заставил его ждать каких-либо звуков, чтобы определить, куда безопаснее идти. Но усталость поборола, и летчик уснул. Спал крепко, будто в кубрике родной базы. А на рассвете осторожно двинулся в путь. Обнаружив тропку, подошел к деревне. Старая крестьянка накормила летчика. И потом еще не раз на многодневном его пути советские люди, не боясь фашистской расправы, помогали балтийцу. Василий Балебин вернулся в свою часть только через месяц. И здесь узнал, что за это время полк потерял десять экипажей. Таких потерь часть не имела ни раньше, ни потом, до конца войны. Балебин сел за штурвал ДБ-3 и вскоре совершил посадку в Ленинграде. Отсюда предстояло летать многие месяцы, здесь он делил с жителями осажденного города скудный паек, холод зимы, опасности артиллерийских обстрелов и бомбежек. А когда весной сорок второго отбирались лучшие экипажи для дальних полетов над Балтийским морем, имя Василия Балебина было названо одним из первых. Его удары с воздуха отличались решительностью, быстротой, дерзостью. В одиночных, так называемых крейсерских, полетах над холодными волнами он находил гитлеровские суда и топил их. Если судов было несколько, Балебин выбирал цель обязательно самую крупную. В третьем томе «Истории Великой Отечественной войны» рассказывается о победах балтийских торпедоносцев, приводятся фамилии летчиков, отменно действовавших в крейсерских полетах. Первым здесь называется имя В. А. Балебина.
Яркий след оставил балтийский летчик и в летописи боев за Ленинград, особенно во время подготовки к прорыву вражеской блокады, в дни самого прорыва. Только теперь его оружием были не торпеды, а бомбы. В ночь на 6 января 1943 года никто в полку не уснул: шла операция по уничтожению вражеской авиации на аэродромах, с которых она совершала налеты на Ленинград. Воздушная разведка Балтфлота точно установила эти базы: Кресты, Коровье Село, Сельцы, Городецк, Сумск, Лесино... Казалось, лишь остается нанести удар, уничтожить на земле самолеты, вывести из строя взлетно-посадочные полосы. Но при разработке полетных заданий учитывалось, что самолеты противника не только искусно замаскированы, но и укрыты так, что их не достают осколки бомб. Кроме того, в ту пору командование гитлеровских воздушных эскадр широко пользовалось тактикой устройства ложных аэродромов. Демонстративными взлетами с таких площадок враг отвлекал внимание от действующих аэродромов. В штабе Балтийской минно-торпедной дивизии, изучая донесения разведчиков, смогли составить определенное представление о тактике противника. Теперь требовалось — это было перед прорывом блокады Ленинграда — более точно определить, с каких же именно аэродромов наносятся удары по городу, блокировать их. И вот наиболее опытные экипажи в воздухе. Летчики вели свои машины по заданным маршрутам. Хотя полет и не на полный радиус действия, но баки были залиты бензином до пробок. Экипажи летели вовсе не для того, чтобы, найдя цель, отбомбиться и тотчас вернуться на свой аэродром. Им предстояло висеть над базами противника, не допуская взлета ни одного самолета. На долю заместителя командира эскадрильи гвардии капитана Василия Балебина в том полете достались две цели — два аэродрома, расположенные поблизости друг от друга. Разведка не смогла определить, какой из них является действующим, а какой — ложным. И Балебин решил найти разгадку, обезвредить гитлеровские бомбардировщики. Летал от одной площадки до другой, затем обратно, в напряженном ожидании. Молчала зенитная артиллерия противника, ни один навигационный огонь не прорезал темное январское небо.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
В шесть сорок пять из учебного корпуса появляется папа. Он идет в жилой корпус к подъему. Увидев наши бренные тела подле тачек с лопатами, командир меняет курс и подваливает к полю битвы. Подходит к нам, сводит брови к картофельному носу и начинает расталкивать. Поначалу мы спросонья дико на него таращимся, в гневе: какого, дескать, хрена, командир, ты нам снишься? Не по уставу это, чтобы командиры во сне снились в отведенное для личного отдыха время. Есть особы более подходящие для таких визитов. Затем кое-как врубаемся, что никакой это не сон и…Папа смотрит на нас хмуро, жутко, я бы сказал, хмуро. Затем улыбается широко и говорит: -- Я же вам сказал пять тонн, салаги, на фига же вы десять перекатали? – Мы тупо смотрим в широкую спину удаляющегося папы Гоги. Через пять минут до нас обоих доходит. Ай-ай, мал-мал промашка давал! Два бухарских ишака! Ясно сказано было – пять тонн. Уголь возят пятитонками. Одна куча - пять тонн. А мы взмах Гогиной руки восприняли, как, давай все, что ни есть, катай. Олухи! Слукавил, вообще-то, командир. По мне, там все двадцать тонн было, а то и сорок. Вот такая морская капуста! Почему морская? Потому, что про зеленых, но моряков. А моряки, они, любят капусту на уши вешать сухопутным гражданам. Морскую капусту. Сейчас, по прошествии времени, спроси Кота: было такое? Он рогом упрется - умрет, а не признается. Не признается, и Бог с ним. А, может, и я что напутал. Может, и не Кот это был. Времени сколько уж прошло? Да и какой с меня спрос? Не Лев Толстой, однако. Вот и судите сами - было, не было? Сон про не сон! Или про не сон – сон?
Декабрь 2008 г.
12. Горожин Евгений - окончил ТНВМУ, окончил ВВМУ им. М.В.Фрунзе, служил на флоте, адмирал;
Горожин Евгений Павлович
Всякое было в жизни Евгения Горожина, хорошего, конечно, больше. Умел учиться на своих ошибках, ему было свойственно критическое отношение к себе, умение преодолевать трудности и собственные недостатки. Потому-то и закончил службу контр-адмиралом, пользующимся уважением сослуживцев и подчиненных. Недаром службу Родине начал с детства.
О нем мы рассказали ранее в очерке
13. Ерёмин Владлен - окончил ТНВМУ, окончил ВВМУ им. М.В.Фрунзе, служил на флоте;
Еремин Владлен Михайлович
14. Ефимов Станислав - окончил ТНВМУ, окончил ВВМУ им. М.В.Фрунзе, служил на флоте;
И вновь спасибо Валентину Георгиевичу Соколовскому, сохранившему для истории это фото. На нем Владлен Еремин, Вячеслав Петрович Ефимов, Валентин Соколовский. 1947 год.
15. Ерофеев Кирилл - отчислен из училища по просьбе родителей;
Ефимов Вячеслав Петрович
Вячеслав Петрович Ефимов - курсант ВВМУ им. М.В.Фрунзе.
17. Жуков Веньямин (Вениамин Васильевич) - окончил ТНВМУ, собирался поступить в гражданский ВУЗ;
Жучков Дмитрий Иванович
16. Жучков Дмитрий (Иванович) - окончил ТНВМУ, окончил ВВМУ им. М.В.Фрунзе, служил на флоте;
Миленькое выражение на морде у Альки Сашина. Присутствующие, как всегда, различно реагируют на это явление. Юрка Балакин с удивлением смотрит, Жорка Жданов смеется, а Димка Жучков равнодушен. Подготовка к параду в Химках (Архив А.П.Наумова, ЛНУ, выпуск 1949 года)
18. Зайцев Виктор - отчислен из училища; 19. Зиневич - отчислен из училища по болезни;
Илларионов Александр Львович
Ему также посвятил четверостишие Вячеслав Солуянов:
Во «Фрунзе» был железный кадр Илларионов Александр. Под стать ему, по-женски краше Нинуля верная у Саши.
Пояснение находим в воспоминаниях легендарного командира роты Тбилисского нахимовского училища Николая Филипповича Ченчика: нахимовец Илларионов, будучи отличным гимнастом, даже в жены выбрал себе чемпионку СССР по гимнастике.
20. Илларионов Александр - окончил ТНВМУ, окончил ВВМУ им. М.В.Фрунзе, служил на флоте, капитан 1 ранга;
Кадыгробов Николай Николаевич
Посвященное ему четверостишье однокашника по ВВМУ им. М.В.Фрунзе Вячеслава Солуянова:
У Коли голос был хорош. Всех от него бросало в дрожь... Такого тембра строгого Был бас у Кадыгробова.
21. Кадыгробов Николай - окончил ТНВМУ, окончил ВВМУ им. М.В.Фрунзе, служил на флоте;
Его отец, Н.А.Кадыгробов в начале Великой Отечественной войны был командиром СКР «Шквал», которым в дальнейшем командовал будущий начальник Ленинградского нахимовского училища В.Г.Бакарджиев. О судьбе старшего Кадыгробова чуть позже.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
Меня чуть удар не хватил. В голове заметались мысли: 2 недели на сборах, бани не было, рабочее платье грязное, ветоши мало, а надо все вычистить, отдраить. Подготовленность команды в ту минуту меня не беспокоила, так как она была отлично отработана. Я спросил: - Аврал? Он усмехнулся: - Надо сделать все возможное. Я собрался уходить, но желание узнать, что же все-таки было на разборе, взяло верх: - Товарищ командир, как разбор? Командир посмотрел на меня и я прочитал в его глазах плохо скрываемую радость: - Все в порядке Все зависит от завтрашней стрельбы... - он продолжал - в кают-кампании собрался весь штаб. На переборках развешены плакаты, схемы, все в красках. Командир эскадры с надрывом в голосе, строго начал докладывать... Вдруг командующий прерывает его и спрашивает меня: «Командир, вам все ясно?». Я отвечаю: "Да". Тогда он обращается к командиру эскадры и говорит: «На этом закончим, я завтра пойду на лодке на стрельбу»... Вот и все... И началась рабочая ночь... Все с вдохновением наводили порядок: не каждый день выходить в море с командующим. На крейсерах к таким авралам привыкли, а вот на лодках - это редкость. У нас принято, когда в отсек входит старший по званию, подается команда: «Внимание в отсеке», а не «Смирно». В ту ночь я приказал при появлении командующею подавать команду «Смирно», как положено по уставу. Наступило утро. Погода свежая, дует северный ветер, что означает волнение на море. Но наша лодка готова к походу и бою.. Личный состав одели в бушлаты и бескозырки, чтобы скрыть грязное рабочее платье, да и вид в такой одежде пободрее. В 8-00 к борту подошел катер, сыграли свистком захождение, наш командир встретил командующего на надстройке. Я в этот момент находился на мостике.
поднялся на мостик и сказал: - Командир, снимайтесь с якоря, а вы, старпом, пойдемте со мной вниз. Пройдя во второй отсек, я подвел командующего к каюте командира. Командующим предложил: - Старпом, пройдем по лодке. В это время лодка ожила: застучали дизеля. Обход начался с первого отсека. Выслушав доклад командира отсека, командующий поздоровался с моряками, прошел к торпедным аппаратам, спросил, какие торпеды на борту лодки и их ТТД. Все отвечали четко, без запинки - и так было на протяжении всего обхода. Чувствую, командующий доволен - повеселел: - Хорошо. Вернулись в каюту командира. Комфлота прямо в ботинках лег на койку. - Старпом, я этот проект не знаю, пусть командир БЧ-5 возьмет чертежи, и мы с ним займемся, а вы идите на мостик. Иду и соображаю: пока все нормально, представляю, что чувствует сейчас командир... Выйдя на мостик, я окинул взором горизонт. Погода ухудшилась, ветер усилился, волнение на море стало больше. А ведь стрельба при волнении выше трех баллов не разрешается, так как можно повредить торпеду при подъеме ее торпедоловом. Командир смотрит на меня, а в глазах вопрос: «Ну как там?» Я коротко доложил, что все пока нормально, настроение у КФ хорошее, изучает с командиром БЧ-5 устройство лодки. Минут через 30 вахтенный Центрального поста докладывает: - Старпома к комфлоту! Спускаюсь вниз и иду в каюту. Мимоходом спрашиваю у командира БЧ-5 Каширина: - Ну как? Он поднимает большой палец. Адмирал лежит на койке и листает журналы.
- Старпом - спрашивает - сколько шли до полигона? Как погода? Я ответил, что до полигона час хода, а - Стрелять можно? - Пока - да. Он отпустил меня и я доложил командиру на мостике, что комфлота беспокоится насчет погоды. Через полчаса меня опять вызвали к командующему... - Старпом, получил радиограмму: командир эскадры запросил торпедолов, сможет ли он работать. Тот ответил, что трудно, но сможет. Храбрятся! Ну, а как у нас? Я ответил, что волна больше четырех баллов. - Придем в полигон - посмотрим. Идите. Спустя еще полчаса он опять вызывает меня. - Старпом, получил радиограмму, что на флот прибывает Хрущев. Мне надо его встретить. Прикажите ложиться на обратный курс. Жалею, что не смогу присутствовать при атаке... Старпом, мне понравилась организация службы. Есть, конечно, недостатки, но, в общем, впечатление хорошее. Так держать! - Есть! - ответил я и бегом на мостик. Думаю: »Да, хорошо, что хорошо кончается» Когда доложил командиру, тот заулыбался и приказал ложиться на обратный курс, в базу. И все же жаль, что стрельба не состоялась. На мостик поднялся флагманский специалист РТС В.П.Романенко и испуганно спросил: - Что случилось?
Видимо, он подумал, что комфлота рассердился и . Выйдя на рейд, мы увидели, что он пуст - все лодки ушли в море. Командир спросил у комфлота, где остановиться. - Выбирайте место сами. Командир выбрал самую лучшую точку. Около борта уже маневрировал катер. Тут как раз подошло обеденное время, и командир пригласил комфлота на обед. Комфлота передал на катер: - Час ждать! Надо сказать, что наш врач составил хорошее меню, и кок постарался. Расселись в кают- компании, вестовой в белоснежной куртке и берете начал разносить вино. У нас были стаканчики по 50 грамм. Тут мы допустили тактическую ошибку. Надо было поставить бутылки на стол. Комфлота был не прочь выпить, ему могла показаться малой такая доза, но порядок есть порядок. За обедом комфлота сделал маленький разбор. Экипаж ему понравился, служба - тоже, отметил, что командир опытный (он знал его по Черноморскому флоту). Затем разговор плавно перешел в «земное» русло. Наш замполит Е.К.Высоцкий сказал, что у нас завтра юбилей корабля. Комфлота оживился: - Я вас поздравляю! С приходом в Полярный соберите офицеров в доме офицеров, с женами, и устройте ужин с вином. Я так делал в Севастополе - всегда было хорошо. Нажмите на политотдел. Все недоумевали. Как так? В Полярном сухой закон (потом его отменили), а комфлота такое предлагает?! Интересно... Когда его проводили, облегченно вздохнули. Вот так, единственный за всю жизнь раз, мне пришлось выйти и море с командующим флотом.
Ю.Балакин. «И НА СТАРУХУ БЫВАЕТ ...»
1967 год... Хорошо знакомое мне Средиземное море. Пять раз меня посылали сюда, на боевую службу: охотиться за ПЛАР и выявлять деятельность кораблей и самолетов НАТО и Шестого флота США, Это было время противостояния стран, время холодной войны. Политика - политикой, а мы выполняли свой боевой долг. Всякое случается в море при длительном плавании - и хорошее и плохое. Так случилось и у нас. Мы вели разведку в районе острова Кипр. Утром видели греческий берег а вечером - Кипр. Я предполагаю, что Главком не зря выделил этот район, потому что два дня назад корабли Шестого флота США проявили активность. Не знаю, была ли это политическая игра между Турцией и Грецией или шли учения американского флота, но нам надо наблюдать, быть начеку. После навигационных сумерек, наступила темнота. Всплываем в надводное положение, вентилируем батарею, отсеки, освободились от мусора и, конечно, перекурили. Вахтенным офицером стоял Жилин, командирская вахта - моя (старпом отдыхал). Докурив последнюю папиросу я спустился в Центральный пост и скомандовал: - Вахтенный офицер, погружайтесь! На боевой службе погружение производилось одной вахтой срочным погружением. Маневр этот был отработан всеми сменами до автоматизма и занимал по времени около минуты. Я наблюдал за приборами, в ЦП в это время спрыгнул сигнальщик и, вслед за ним, командир. Лодка погружается и вдруг... В Центральный пост хлынула вода... Глубина быстро меняется: 10... 15 метров... А вода поступает во весь люк. Мгновенно командую боцману: - Боцман, всплывай! Моторы полный ход!
Тут же бросаюсь к маховикам аварийного , объявляю аварийную тревогу. Погружение остановилось. Глубина начала опять медленно меняться: 13, 10, 7, 4, 0 ... Лодка закачалась на волне. «Всплыли!»... О чем я думал в те минуты? Прежде всего, как спасти экипаж и лодку. Уже после всего, что произошло, анализируя случившееся, подумалось обо всем остальном. Мы были на волосок от гибели, при всей простоте условий. «Да, от такого поседеешь» - думалось мне. В трюме Центрального поста по пояс в воде стояли матросы. электрооборудование искрит, но пожара нет, главный осушительный насос затоплен, как назло. Я отдал приказание пустить помпу седьмого отсека. Никакой реакции не последовало. Я удивился, но тут же вспомнил: трюмный седьмого отсека - здоровенный и добродушный детина, старший матрос Коцюрко - относится к своему заведыванию, как нянька к дитяти, и ругается с трюмными Центрального поста, чтобы те меньше пускали его помпу. Коцюрко в Центральный! Отдраивается переборка четвертого отсека, и появляется Коцюркино лицо, глаза его горят лихорадочно бешеным блеском и обращены на собратьев, стоящих по пояс в воде. Переборка задраена, и туг же заработала помпа седьмого отсека. Когда я поднимался на мостик, взгляд мой упал на Жилина. Он стоял, прижавшись к переборке, бледный, ошеломленный. Трудно сказать о чем он думал, но ведь именно по его вине могла произойти катастрофа. Я вызвал командира БЧ-5 Шумейко: - До рассвета осталось шесть часов. Организуйте ремонтные работы, чтобы лодка могла погружаться и выполнять задачу. Мелочами займемся в подводном положении. В Центральном посту агрегаты и преобразователи залиты водой, без них мы на глубине, как слепые котята - без акустики, без возможности вести наблюдение. К рассвету командир БЧ-5 доложил, что все в порядке, можно погружаться. Меня сменил старпом. Я принял решение пройти по лодке и посмотреть, как настроение у экипажа. Все спокойно, жизнь идет в своем, нормальном ритме. Зайдя в каюту, я задумался, что же такое все-таки произошло? На базе начала бы работать комиссия, здесь же я должен разобраться сам. Расспрашивать в данный момент Жилина не представлялось никакой возможности - он был в психологически неустойчивом состоянии, хотя, как офицер, он опытный, грамотный.
Я приказал командиру БЧ-5 проверить исправность . Он доложил, что люк исправен. Все стало ясно. Жилин поторопился, резко хлопнул люком, не проверив его на закрытие, и защелка не сработала. На инерции среднего хода люк откинулся, и поток воды хлынул внутрь лодки. Наверняка, этот случай дойдет до командования - думал я. Так и случилось. Видимо, кто-то из команды поделился о происшедшем, что все обошлось благополучно. Может быть, даже от радости. Ну а мы продолжаем нести боевую службу. При швартовке в Полярном нас ждал приятный сюрприз. На пирсе нас встречал оркестр, офицеры, экипажи лодок, командир эскадры контр-адмирал П.Н.Романенко. В сторонке стоял В.П.Каширин (потом он стал помощником флагмеха эскадры) и делал мне руками знаки, будто задраивая люк. Мне стало понятно: командованию известно о происшедшем. Да бог с ними. Плавание было напряженным, задачу выполнили, получили много ценных разведданных. При составлении шифровки Главкому о результатах похода, капитан 1 ранга Кульнинский спросил Романенко: - О погружении с открытым люком докладывать? - На что адмирал ответил: - Не указывай. Командир разобрался, действовал правильно. На этом вопрос был исчерпан. Правда, пришлось поделиться опытом с другими командирами...
Контр-адмирал Романенко Петр Николаевич. - Чернавин, Л.Д., Каутский, И.А. Ударная сила Северного флота // Военно-исторический журнал. – 2004. - №10.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Начало учебного года было традиционно ознаменовано торжественным построением на плацу училища
Командование училища
Знаменная группа со знаменем Нахимовского училища
Оркестр училища
В строю нахимовцы
И те, кто сегодня примет торжественное обещание нахимовца. Совсем скоро у них появятся нахимовские ленты, а со временем и бескозырка станет привычной и называть ее будут беской. Все еще впереди...
Разделить радость праздника пришли родители
И ветераны - нахимовцы военного набора, выпускники Ленинградского нахимовского училища
Успешно учатся в Нахимовском училище девушки, во взглядах стало больше уверенности...
Желанные и высокочтимые участники Дня знаний - любимые преподаватели.
Принимая высокое звание "нахимовца" торжественно клянусь...
... быть беззаветно преданным своей Родине - Российской Федерации...
... свято соблюдать ее Конституцию и законы...
... строго выполнять требования устава училища...
... быть дисциплинированным и честным, упорно и настойчиво овладевать знаниями...
... готовить себя к служению и защите Отечества...
... быть трудолюбивым и настойчивым, закалять свою волю и характер...
... укреплять здоровье, регулярно заниматься спортом...
... дорожить дружбой и товариществом...
... хранить и приумножать традиции Российского Флота...
... высоко нести честь Нахимовского военно-морского училища и Военно-морского флота Российской Федерации
Первый звонок у нахимовцев подается с помощью рынды
Уже нахимовцы. Пускай, не все у них сегодня получается, да, и форму предстоит научиться носить, но будущее у них, надеемся, прекрасно. И все у них получится.
Родные Дом и Корабль на всю оставшуюся жизнь... Фото Миланы Федосеевой
Вот тут вся комендорская компания потеет уже основательно. Это ведь по инструкции три минуты достаточно убедиться, что выстрела не будет. А на самом деле кто же ведает, что может произойти дальше? Далее происходит извлечение «осечного» заряда. Заряд этот, гипотетически, способен взорваться и через пять минут, и через десять, и после извлечения из казенной части артиллерийского орудия. Как поступают с «осечным» зарядом далее, я не знаю. Не думаю, что его возвращают в артиллерийский погреб. По моему разумению, его просто необходимо утопить в море и не ломать голову.
Главный калибр "Кирова" 180 мм. : Бронебойные снаряды корабельных орудий главного калибра (слева направо): 343-мм английский конца XIX века (броненосец «Ройал Соверен»), 305-мм русский образца 1911 года (линкор «Севастополь»), 340-мм французский образца 1912/1921 гг. (линкор «Бретань»), 380-мм немецкий (линкор «Бисмарк»), 460-мм японский (линкор «Ямато»), пороховой заряд 460-мм выстрела.
Вот такая заминка и произошла во время учебных стрельб в башне главного калибра, которой командовал корешок нашего ротного папы в ранге старлея. Что там произошло воистину, теперь не узнать никоим образом. То ли комендор был неопытный и не выждал положенные три минуты, то ли заряд подорвала та самая гипотетическая вероятность взрыва после трех минут ожидания – ведает один Бог. Короче говоря, после открытия комендором казенной части орудия выстрел-таки произошел. Снаряд, как ему и полагается, полетел из ствола в условного противника. Раскаленная пустая гильза с такой же скоростью полетела из ствола через открытую казенную часть в орудийную башню. Затем через люк для подачи боезапаса залетела в башенный погреб, где находятся сотни, а возможно и тысячи таких же зарядов. «Папин» старлей во избежание возможного взрыва согласно инструкции нажал педаль, приводящую в действие систему экстренного затопления погреба. Нажал, и через считанные секунды в люке подачи боезапаса плескалась морская вода. Дюжина матросов из обслуги погреба отдали Богу душу. А старлей превратился в душегуба. Нет, к нему претензий никто не имел, потом разобрались – все он правильно сделал. Живыми остались две тысячи моряков ценою двенадцати моряцких душ. Вот только старлей это за оправдание себе не посчитал. Служить он больше не смог, потому как выворачивало его наизнанку всякий раз, как он входил в башню и видел ту самую «педаль двенадцати душ». Вспоминаю я эту рассказанную Гогой историю, и мнится мне – не наш ли папа был тем старлеем? Это, конечно, уже мои домыслы. Ну, ладно, что-то я про папу увлекся. Вот он нам с Котом перед отъездом влупит аккордный наряд за грусть под водочный аккомпанемент. Не посмотрит, что мы уже большие и на шестом курсе. Перекатаем на тачке уголёк в котельную, или того пуще что-нибудь придумает. С ним ухо надо востро держать. Если уж хлебнул лишнего – стой смирно и не дыши перегаром, пока не лопнешь. Не умеешь закусывать – не пей! А лопнешь – так тебе и надо. Значит, никакой ты не макаровец, и пять лет в Системе провёл без пользы, если в присутствии командира не умеешь нормальным образом не дышать. Наша задача проникнуть в Систему за моим барахлом таким противолодочным зигзагом, чтобы на Гогу не напороться.
Был такой маневр у подводников – . Да и сейчас, верно, есть. Это когда торпеды не самонаводящиеся были. Идет корабль по своим надобностям, согласно полученной боевой задаче, и каждые две минуты меняет курс, с тем, чтобы генеральный, то есть, итоговый курс, был в нужном направлении. Это потому, что торпеде без устройства самонаведения надо идти до цели не менее двух минут. Так уж сложилась боевая практика, что подводники на более короткую дистанцию к цели подобраться не могут. Или не хотят. Рискованно это. Обнаружит противник – завалит глубинными бомбами, как горохом. Прицелится капитан-подводник по надводной цели, посчитает «треугольник», учтет скорость и курс цели, место подлодки, скорость торпеды и вычислит курс выстрела торпеды. Выстрелит лодка торпедой, а надводная цель через две минуты шмыг и на другой курс. И все насмарку. Подводники, ясное дело, «мимо кассы» - промах. А торпеда, она денег стоит. Понятно? Вот и нам папу надо таким зигзагом обойти, дабы торпеду от него не получить. Нам спокойней, и ему красота - на торпеды нервы не надо тратить. В чем состоит неблагонадежность Кота - история, покрытая мраком... Кота мы чаще именуем Борисычем. По батюшке. За его знатную лысину... И вот сидим мы с Борисычем на теплом кнехте, смотрим на свинцовые, балтийские дали, и грустим по несбывшимся мечтам об испанских девчонках. Взгрустнули первый раз по поводу того, что Испания и Италия не будут удостоены чести лицезреть таких бравых морячков, как мы с Котом. Потом взгрустнули по поводу того, что не удастся отовариться на курсантские инвалютные копейки хотя бы парой штанов джинсовой масти. И еще раз взгрустнули за тех, кто в море, то есть за своих корешков-сокурсников скрывшихся за морским горизонтом и всех иже с ними. Потом еще пару раз за предстоящую дорогу и за удачу. На последней грустинке, за удачу, бутылка водки кончилась. И решили мы до вечера больше не грустить. Надо собираться в путь-дорогу. А путь-дорога нам длинная предстоит. К самому Японскому морю, до города Южно-Сахалинска, в славную компанию «Южморгео», где, как предполагается, просто простаивают пароходы в ожидании нашего с Борисычем прибытия для прохождения преддипломной практики... Папа Гога нас-таки «торпедировал». Прямо на Системовском бетонном заборе, который мы выбрали в качестве противолодочного зигзага. Юность курсантскую вспомнить с Борисычем решили, ядрён корень. Я через этот забор уже года два, как не лазил, а тут спьяну потянуло размяться. На нашу беду, Гога случился в этот день дежурным офицером. Хотел бы я знать, какой хрен занес его в кусты у забора. Не иначе пописать в кустики нырнул. Тут мы с Котом и спустились прямо на его каперанговскую фуражку. Кой хрен нас дернул в «Систему» на обед заявиться? Пили бы себе пиво до вечера, а там под покровом ночи спокойно обошли бы Гогу противолодочным зигзагом. Хотя какой «под покровом ночи»? Ночи-то белые. По чести сказать, он не ругался, свел только брови к носу, ну, к тому, который картошкой, и пронзительно так на нас уставился. Борисыч выдохнул на четвертой минуте, а я сдался только на шестой, когда звон по моим мозгам пошёл такой, что впору колоколам громкого боя, и мозг мой почти вошел в стадию клинической смерти.
Папа молча показал на две кучи подле котельной и потом тихо произнес: «Только подвезли. Аккорд! Пять тонн». То есть нам поручалось, только что подвезенные пять тонн угля тачками прокатить из кучи внутрь котельной, и вольны мы это сделать хоть за полчаса, хоть за неделю. По исполнению - свободны. А у нас с Котом на руках билеты «Аэрофлота» по маршруту Ленинград – Челябинск – Красноярск – Хабаровск – Южно-Сахалинск, со сменой самолета в Хабаровске. И отбывать нам завтра в двадцать один ноль-ноль. И осталось до самолета чуть больше суток. Одно слово – аккорд! Мы молча сделали папе «Яволь!» отданием чести и, когда он скрылся в жилом корпусе, не сговариваясь, полезли через забор назад на волю. Потому, как: семь бед – один ответ. А у нас еще на кармане оставалось три рубля с копейками и дыхание наше перегарное сдерживать уже ни к чему. Вляпались по полной программе – хуже уже не будет. Взяли мы с Котом на Охтинском проспекте бутылочку портвейна «777» за два рубля семьдесят копеек, пачку Беломорканала за двадцать две копеечки и на оставшееся две барбариски – дыхание освежить. Без «ракетного горючего» нам такой аккорд не осилить. Благо нас здесь содержат на полном государственном довольствии. И кормят, и одевают, и учат, и все бесплатно. Вернулись через час тем же манером, через забор и двинули переодеваться в курсантскую робу. В принципе мы могли бы, конечно «забить» на это дело по полной программе. Документы, деньги и направления на практику у нас на руках. Можно просто дезертировать от этой кучи угля, а через четыре месяца, к октябрю, когда закончится практика, все и забудется. Но... Приказ командира – закон для подчиненного. А, потом, я слишком уважаю папу Гогу, чтобы вот так вот позорно дезертировать и положить с прибором на его приказ. Эхма! Давненько я уголь в котельную не катал, курса с третьего, а то и... И вот сидим мы с Котом на куче угля, спина к спине, как два чушка, вымазанные в угольной пыли. Сенегальские подданные! Курсанты младших курсов, проходя мимо, пищат от восторга, глядя на наши мытарства. Мыслимое ли дело? Шестикурсники катают уголь в котельную! Но раз ротный папа сказал – святое дело. Я скорее своего родного папу подведу, чем ротного. Командир меня как-то крепко выручил – не по мелочи. Да и не раз. Да и не одного меня. Сидим, курим Беломорканал, постукивая барбарисками о зубы во рту, и прихлебываем все это дело портвейном «777». Под бутылку с портвейном в куче вырыто углубление, таким образом, что ее не видно проходящим мимо.
- крепленое вино, которое имеет ограниченную территорию производства - его можно изготавливать только на северо-востоке Португалии. Но в СССР его также производили, как впрочем и сейчас производят на постсоветском пространстве.
Время ужинать. В таком черномазом виде показываться на камбуз не резон, а мыться времени нет. Посвистели с улицы дневального по камбузу, он нам и вытащил ужин согласно меню на подносе к угольной куче. Половину одной кучи мы прокатили, но вторая ее половина добросовестно подпирает наши черные задницы. Да еще и соседняя. И никуда эти полторы кучи отсюда не денутся, если мы не придумаем что-либо умное. Ну, на половину кучи сил у нас еще хватит, а вот что делать еще с двумя половинами? Это ведь только Урбанский в художественном фильме «Коммунист» мог в одиночку на целый паровоз дров напилить. Да и не коммунисты мы с Борисовичем вовсе. А, может, надо было вступить? И уголь махом бы прокатили. Надо на эту тему подумать. Провести партсобрание и мобилизовать курсантскую партийную ячейку с младшего курса для свершения трудовых подвигов? Стахановским методом. Недаром декан говорит, что тут из нас не пешек готовят, а высококвалифицированных организаторов научно-технического прогресса. Поужинали, впряглись и пашем дальше. Младшие уже смотрят на нас с сочувствием. Верно, они пытаются представить, что будет с ними, второкурсниками, в такой ситуации, если уж нам шестикурсникам вот так вот хрен прищемили. Видимо, папа и добивался вот этого самого воспитательного эффекта – момента истины. Папа по своим дежурным делам периодически гуляет мимо нас и поглядывает, как мы катаем тачку. Тачку при его появлении мы начинаем катать со скоростью на маршруте Париж-Стамбул. Мы вообще-то и так не сачкуем, но при его появлении еще больше стараемся в надежде, что он нас-таки пожалеет и скинет пару тонн с нашей шеи.
И папа нас жалеет – вскоре во дворе со стороны ворот появляется дневальный по учебному корпусу и катит перед собой пустую тачку. В тачке брякает совковая лопата. В нашей котельной тачка одна, и мы с Котом катаем ее по очереди. Я насыпаю уголь - Кот катит тачку, он насыпает уголь – тачку качу я. Папа проявил о нас заботу, договорился с зелеными вояками, то бишь, пехотой, в здании супротив нашего, и они на время одолжили вторую тачку. С тем, значит, чтобы мы с Борисовичем имели каждый по своей индивидуальной тачке и лопате, и могли всласть катать их бесперебойно, как из пулемета, не тратя время на перекуры. Спасибо, папа... Воздух вокруг котельной нагрелся до температурных стандартов африканской саваны. Это мы его разогрели, своими телами. Добиваем первую кучу – осталось на пару тачек. И еще остается одна куча. Мы оба уже давно раздеты по пояс, и тела наши блестят от угольной пыли, иногда смываемой потоками пота. Но это не на долго. На пот снова садится пыль, и мы вновь приобретаем вид уроженцев Сенегала на сахарных плантациях Калифорнии... К нолю часов наше фигуральное падение принимает форму весьма ощутимого, реального. Лежу я пластом у подножия этого угольного Эвереста, ноги-руки не работают, корма, то бишь, задница, просто отламывается. Рядом Кот. Тоже никакой. И только где-то в голове у меня едва-едва что-то ещё шорохается. Все! Трандец! Кончились наши силы! А убрали мы только одну кучу и самую малость от второй... Надо мной в небе летит самолет, помигивая проблесковым огнем. Это наш самолет на Южно-Сахалинск, и летит он без нас. А мы и билеты даже сдать не успели. И как теперь с «Южморгео», там же пароходы без нас не смогут выйти в море, будут без дела простаивать. Я тянусь рукой за самолетом и словно в тумане уплываю куда-то в неведомое. Кот двигает за мной, вместе с тачкой. Каждый из нас катит свою наполненную углем тачку, прямиком к синему морскому горизонту, прямо по мелкой ряби океанской поверхности. Из-за горизонта поднимается солнце и освещает рейд Чиклана-де-Ла-Фронтера. Правда, красиво звучит? Чиклана-де-Ла-Фронтера! А? В Петропавловске-Камчатском был, в Уэлене был, на Мысе Шмидта был, на Медвежьих островах был. А вот в Чиклана-де-Ла-Фронтера не был – факультет-то наш Арктическим называется. И, верно, уже не буду. Но я точно знаю, что это именно так.
Что я вижу именно рейд Просыпаюсь от боли в спине – крупные угловатые куски антрацита, словно тигриными когтями впиваются в мою поясницу. Роса упала. Утро. Четыре часа тридцать семь минут. Холодрыга. Эх, мечты, мечты! Про второкурсников, это тоже - просто сон, буйная фантазия моего молодого, измученного антрацитом мозга. Причудилось слегка, когда прикемарил в перекур между тачками. Как в том кино: сон про не сон… Мы-таки добили обе кучи самостоятельно. Вместо двух угольных куч - зияющая пустотой угольная площадка, с двумя тачками посередине. Прямо в тачках, разбросав ноги меж ручек, кемарим мы в образе Героев народной республики Сенегал. Мы хоть и кемарим, но все равно счастливы. Нас ждет Японское море, нас ждет Сахалин. Но пуще того нас распирает гордость, что мы не сломались, выполнили папин приказ, что мы, все-таки, настоящие морские пацаны, которым не стыдно смотреть в глаза своему командиру. Как его можно подвести? Можно было бы, конечно, на папу обидеться. Можно было бы. Только… Все по делу: провинился – получи! Получи и не ной, что тебе плохо. Или не попадайся.
Ждем мы папу, а я бормочу потихоньку, :
Ко мне присоединяется Борисыч, и дальше мы уже горланим в полный голос на пару:
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
