Подходит Габидов – худенький паренёк среднего роста. Садится, и на руках, (ноги углом параллельно асфальту), поднимается до верха, затем опускается, почти касаясь земли. И это 4,5 раза. Вверх-вниз. Так я впервые рассмотрел своего самого лучшего друга. Потом было много всякого достойного описания. Расскажу лишь один эпизод. В августе следующего года (в тот раз Геленджикская практика была после каникул) Габка вернулся из Баку с новостью. Он там неделю тренировался брассом под руководством тренера. Однажды, идя вдоль пляжа, мы пытались определить скорость его заплыва. Он доплыл до мыса. Не имея часов, считали секунды. Вывод - ещё немного и 3-й разряд. Через несколько дней были соревнования по плаванию. Мы всем взводом навалились на Габку: «Участвуй!» Но он не хотел. Упёрся, боялся опозориться. Чуть ли не волоком, окружив его, горланя на все голоса, обвиняя в трусости и, суля неминуемый успех, Сидор, Кучумов, Палей, я, Лоладзе, Толька Федин, привели его к пирсу. Но и там он, во весь свой норов необъезженного скакуна, упирался. Когда же понял, что плыть должен в паре с Гараниным – взрослым (как нам казалось) атлетом, на голову выше, вообще взбесился! Но плыть пришлось. Под дикий рёв болельщиков к повороту он приплыл чуть раньше . Потом Гаранин прибавил. Но дальше шансов ему не выпало. Габка приплыл первым! Не помню, был ли у Гаранина 2-й разряд? Но наш герой его обрёл. Габка первым из нас, стал сочинять стихи. И это у него получалось недурно. Потом появился на один год Уронов, который написал изложение всё в рифму. Но получил за него тройку. Когда мы перешли в 4-ю роту (7-й класс), нам раздали ночные рубашки - жёлтые, длинные балахоны, в которых некоторое время спать пришлось без трусов. Мы прозвали их «форрестоловками», в честь военного министра США, выбросившегося из небоскрёба.
Кстати, был против ядерных бомбардировок Японии.
Были и другие начинания. В частности – уроки труда, на которых мы изготовили указки из дерева. И мы (Сидор, Габка, Коля Кучумов, Вовка Горбатов, и др.) разделились на 2 группы, стали «мушкетёрами». Нарисовали «паспорта», тайные знаки и после отбоя, прячась по закоулкам, воевали. Замполит нам пояснил, что в училище допустимы лишь партийная и комсомольская организации, и иные бумаги вне закона. Обладая лёгким, восприимчивым умом, дети считают себя существами мыслящими. Но мысль их нередко узко направлена. И приходится потом думать по-настоящему. Порой с безнадёжным опозданием. Они часто бывают бездумно жестоки. Так мы с Габидовым, поддавшись отвратительной «моде», неизвестно откуда явленного сумасшествия, катились по наклонной...
Повторяю: не знаю, имею ли я право на эту отвратительную тему?.. Были ль у нас в тот год перепутаны по времени первые экзамены и последние уроки? Возможно, мы, загодя, раздобыв экзаменационные билеты, готовились к «испытаниям». Но на последнем уроке по химии, после урока дарвинизма, и перед внеплановым «открытым» уроком с препарированием лягушек, Габидов просто издевался над грозным химиком Жуковским, только что ставшим подполковником. В результате - получили «вольную». В 1970-х – 1980-х годах прошлого века мы неоднократно встречались в Москве, дружили семьями и перезванивались по телефону. Он с женой Валентиной, сыном Толиком жили на квартире тестя – НКВД-шника с его супругой. Как мне показалось, никто (включая и старушку) к нему особой нежности не испытывал. Рафик рассказал мне о своей нелёгкой судьбе после отчисления из училища. Дома он очутился на шее у матери с братом-близнецом и двумя младшими - близнецами. В Баку и тогда без взятки никакой приличной работы получить было нельзя. (Это позже мне подтвердил и Сидоренко). Помыкавшись N-е количество лет, Габка с другом – земляком, которого считал героем и кому безоговорочно доверял, махнул на заработки в Сибирь. Там, преданный «другом» и брошенный в тайге, он чуть не погиб. В результате, навсегда потерял веру в дружбу, при встрече набил морду «герою», встретил замечательную Валюшу, женился и сменял джунгли на столицу. Ещё в училище, я узнал о том, что его отец погиб в Берлине в день Победы. Помня об этом, я позже написал стихотворение.
В СТАРОМ БЕРЛИНСКОМ ПАРКЕ 08.05.1945. в день КАПИТУЛЯЦИИ погиб отец моего друга
ЦЕНА ПОБЕДЫ Там, на ветвях забытая, Словно к небу прибитая, И ныне, качаясь, мучается Трудная тишина. (1964 г.)
PS. Недавно я вспомнил, как однажды, ещё в училище, он сказал, что его отец служит поваром в Кремле. Конечно же, это была шутка. Но не сомневаюсь – кем бы ни был его отец, он был настоящим парнем. Достойным уважения. 08.01.2010. За восемь лет жизни в военно-морской форме, я дважды участвовал в майском параде на Красной площади. Оба раза после этого жизнь моя круто менялась. В первый раз в 1951 году, когда на мавзолее стоял хмурый Отец Народов. После экзамены в солнечном Тбилиси. А затем, на построении училища для отправки в Фальшивый Геленджик, звучит громовое «Хырь-ррря!» В переводе на русский это означало «смирно», и сопровождало меня до октября 1956 года. За этим «хырь-ря» последовало предложение мне, грешному, и «братьям во грехе» Рафке Габидову и Лёве Дзаридзе выйти из строя, снять погоны и ленточки с бескозырок. За «выдающиеся успехи» в учёбе, дисциплине и поведении (*) нам троим из третьего взвода третьей роты, зачитали приказ об отчислении из училища и отправке домой. Рафик поехал в Баку, Лёва – в Москву, а я – под Харьков в Чугуев.
ИЗ ИМАГО В КУКОЛКУ И ОБРАТНО. Л.Димент.
Рождение бабочки. Юрий Курако.
Каким счастьем была эта подготовка к экзаменам! Столько эмоций, наполненных озоном, пустыми мечтами и солнцем. К экзаменам мы - Вовка Палей («Малявочка»), Адька («Сидор»), Рафка («Габка»), Коля Кучумов (порой, кажется и Васька Дакин и Витька Зайканов), и я («Димка»), готовились на веранде заднего двора 5-й роты ночью. Это было строго запрещено. Но думаю, что начальство, с пониманием, смотрело сквозь пальцы. Ночной ливень, с молниями, громом, озоном, сдобренным изрядной охапкой южного аромата, будоражили нас, бодрили, прогоняли сон. Мы ржали, как, жеребята, сбежавшие от пастуха; бесились, пока кто-то из наиболее разумных не напоминал, что до экзамена остался один день. Экзамены проходили успешно. Но их было много (кажется, шесть). И свежую струю в дневную зубрёжку внёс наш бесстрашный джигит Габка. Он пригласил нас на крышу 1-й роты. Путь туда оказался весьма опасным. И не все «приглашённые» приняли этот вариант. Надо было на вытянутых руках, повиснув на 3-х (4-х?) -метровой, с одной стороны отрывающейся, доске, над квадратом замечательно-гладкого бетона, который с пятнадцатиметровой глубины гипнотизировал юных придурков, пролезть на чердак. Обратный путь был ещё страшнее. Цепляться за доску надо было сверху вниз, да и гвоздь с противоположной стороны всё больше вылезал из предназначенного ему места. Но почему мы не догадались забить этот проклятый гвоздь? На второй «урок» этой самоподготовки желающих оказалось меньше. А третьего, слава Богу, не понадобилось. Иначе, предполагаю, я сейчас не переводил бы напрасно бумагу. Зато какая это была прелесть – валяться на горячем железе, подстелив перегретые голландки и тельники, переворачивая, как на шампуре свои, натренированные бока, дабы со всех сторон золотилась поджаристая корочка. И, пролистав материал на 2-3 билета, вновь обозревать панораму крыш и замечательные просторы с видом на гудящий паровоз, который везёт каких-то счастливчиков (и, конечно же, в обществе юной красавицы) неведомо куда в райскую действительность. Мне это напомнило моё голоштанное детство, когда я с крыши «Домов Коммуны» в городе Горьком смотрел на Стрелку между Волгой и Окой, и на гудящие там пароходы.
Очень темпераментно доложив об этом другу Габидову, я, кажется, заложил первый камень в гиблое дело своего падения. С этой «экскурсии» в неведомые края Габка слез (свалился), как сорвавшийся с цепи. Лишь много позже я понял, что он в этот день возмечтал вернуться к мирной жизни. И вместо дисциплины и старшины Ивана Гавриловича, его ждут с распростёртыми объятьями бакинская вольница и мама Айсина (пардон, не знаю имени-отчества). С ремнем, которого он не боится, со слезами, которые жгут, как раскалённая игла, и дикой (хоть и голодной) радостью брата-близнеца и двух младших близнецов. В заключение пара слов к портрету Габидова. Да, он был силён. В нашу роту (5 рота, то есть, 6-й класс) вместе со мной, и почти со всем взводом, влилась, смешавшись со «старослужащими», большая группа набора 1948 года. «Старики» были неплохо подготовлены физически. Основным тренингом, помимо ежедневной зарядки, и физкультуры, были самостоятельные действия после отбоя. В кубриках стояли железные двухэтажные койки, на которых подтягивались, качали пресс, держали угол, соревнуясь между собой, загорелые мальчишки. Мы сразу же включились в это. Успехи, наши поначалу были скромненькие. Я, не знающий, что такое брюшной пресс, сразу же стал пробовать. Жилился, скорчив рожу, от непосильной задачи. Почти получилось. Мои потуги прервал смех. Сашка Асатиани – изящный, среднего роста грузин, с глазами чёрного бархата, со своим дружком Морским, и рыжеватый Обидко, держались за животы, потешаясь надо мной. Несколько дней мои попытки были напрасны, пока мышцы не поняли, что от них требуется. А, ведь, как потом показали наши будни, я почти каждого из них мог положить на лопатки. Освоив прямой угол, я усвоил и урок контроля над мимикой. Но Габка никому из всей роты ни в чём, кроме бега, не уступил бы. Моим любимым занятием на переменах было бороться. Это парадокс, но я (единственное, что умел, кроме футбола), при росте самом маленьком (только Витька Дубров был на шкентеле слева в последней шеренге роты) мог побороть очень многих. И лишь Габка, который ни с кем не боролся, был мне не по зубам. Просто сжимал туловище железными руками, и всё. Дышать было нечем.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
(1923-1995). Специалист в области реактивных снарядов и пусковых установок, педагог, доктор технических наук (1969 г.), профессор (1971 г.), капитан 1 ранга (1967 г.). В 1946 г. окончил Высшее военно-морское инженерное училище им. Ф. Э. Дзержинского, в 1954 г. — Военно-морскую академию. Участник Великой Отечественной войны. С 1946 г. служил на кораблях Балтийского флота. В 1954—1956 гг. — адъюнкт Военно-морской академии. С 1956 г. — старший научный сотрудник, преподаватель кафедры реактивных снарядов и пусковых установок Военно-морской академии. В 1957— 1959 гг. — в заграничной командировке. С 1959 г. — преподаватель, старший преподаватель, заместитель начальника кафедры Военно-морской академии. В 1985 г. уволен с действительной военной службы. Награжден орденом Красной Звезды, медалями Ушакова, «За боевые заслуги» и др.
Меня и А.И.Шведского включили в состав экипажа подводной лодки С-103, которой командовал капитан 3-го ранга Н.П.Нечаев, и расписали по постам электромеханической боевой части. В первых числах августа С-103 вышла на выполнение боевого задания. Впервые в ВМФ в торпедных аппаратах подводной лодки находились не обычные, парогазовые, а бесследные электрические торпеды. Мы приступили к несению ходовых вахт у дизелей и электродвигателей, а также на центральном посту. Первые недели боевого похода проходили относительно спокойно, если не считать, что однажды, при форсировании минного заграждения, когда я находился на центральном посту, вдруг поступил доклад из носового отсека: «По левому борту слышен шум минрепа!» Чтобы не намотать минреп на винт, командир отдал приказ на остановку левого дизеля и перекладку руля на левый борт: надо отвести корму подводной лодки от мины. Потекли томительные секунды ожидания: пройдем или не пройдем?! Вскоре поступил доклад из второго отсека о касании минрепа, а затем на центральном посту мы услышали этот незабываемый звук. К счастью, противоминный маневр подводной лодки оказался удачным, и нам удалось уклониться от грозной опасности (в годы войны потери от мин составили больше половины от общего числа погибших подводных лодок). Первая встреча с противником произошла 23 августа — был обнаружен крупный танкер в охранении сторожевых кораблей. Прозвучал сигнал торпедной атаки, доклад «Торпеды вышли!», и через считанные минуты командир и его помощник наблюдали в перископ, как судно ушло под воду.
В конце августа командир получил радиограмму о движении другого вражеского конвоя. Штурман произвел расчет. Получалось, что лодка могла встретиться с конвоем у мыса Харбакен, но для этого надо было идти максимальным ходом. И Нечаев пошел на риск: он решил форсировать минное заграждение на перископной глубине. Первым известил о приближении противника акустик. Нечаев поднял перископ: в восьмидесяти кабельтовых от лодки шел конвой из двух транспортов и четырех кораблей охранения, в воздухе висел самолет. Лодка начала сближение. Достигнув расчетной точки залпа, она выпустила одну за другой четыре торпеды. Через полторы минуты в отсеках отчетливо услышали три взрыва. Транспорт и сторожевой корабль врага до пункта назначения не дошли. Но на этот раз наша лодка была обнаружена и началось ее преследование. Все ближе и ближе слышался шум винтов кораблей охранения, а затем корпус лодки стал сотрясаться от взрывов глубинных бомб. С обшивки сыпалась пробка, слышался звон разбитых стеклянных светильников, временами отключалось освещение. Экипаж готовился к борьбе. А командир тем временем держал курс на спасительное теперь для нас минное поле. Наконец лодка достигла его кромки, и преследователи, опасаясь подорваться на собственных минах, были вынуждены повернуть назад. Выйдя за пределы минного заграждения, Нечаев дал радиограмму в штаб флота о выполнении боевого задания и израсходовании всего запаса торпед. Вскоре был получен приказ о возвращении на базу. Вот, наконец, и родной Кольский залив, видны домики Полярного. Почти весь личный состав выстраивается на верхней палубе. Так приятно после трехнедельного заточения в отсеках вдохнуть свежий северный ветер! Артиллеристы возятся у орудия, и вот, входя в гавань, подводная лодка салютует тремя орудийными выстрелами — по числу потопленных кораблей. Указом Верховного Совета СССР от 1 ноября 1944 года весь личный состав С-103 был удостоен правительственных наград.
Саша Шведский и я получили .
М.Кабаков. НА «МАЛЫХ ОХОТНИКАХ» И ТРАЛЬЩИКАХ
...Неподалеку, в Пала-Губе, стояли «малые охотники». Берег здесь почти отвесно обрывается в залив, и на фоне гранитных громадин катера кажутся совсем крохотными. Да они по сути и были такими. «...На этой дубовой скорлупке железные люди живут» — так говорили о катерниках. И говорили не зря. Когда ребята из 2-го Краснознаменного гвардейского дивизиона катеров шли после похода в Дом Красного Флота — в глазах слепило от орденов! К таким «мариманам» и угодили дзержинцы Володя Крыльцов и Исаак Шефель. Причем если Володя уже воевал на сухопутье и был ранен, то для его товарища все было впервые... Сохранилась характеристика, подписанная командиром звена «малых охотников». В ней написано: «Курсант И.Б.Шефель в июне-сентябре 1944 года проходил учебную практику на МО-431 Северного флота. Участвовал во всех боевых походах катера, в которых нес самостоятельную вахту у главного мотора, заменяя командира отделения мотористов. В одном из боевых походов, когда противник вел сильный огонь по катеру, курсант Шефель стоял на посту управления мотором, обеспечивал все хода катеру, вел себя спокойно и мужественно». «Малые охотники» ходили в конвоях, сопровождали подводные лодки на позиции, высаживали тактические десанты на Рыбачий, вывозили с полуострова раненых... А вот запомнилось Шефелю совсем другое: редкий солнечный день, катер идет по заливу, и на корме артистка Ляля Сатеева поет свою песню из кинофильма «Остров сокровищ»: «Я на подвиг тебя провожала...» Подводные лодки, «охотники», большие и малые — они были в самом пекле боев. Тральщики находились, казалось бы, далеко от передовой: в Карском море. А беда подстерегала курсантов именно там. К концу лета 1944 года возрос объем перевозок на Севере по внутренним морским сообщениям. Готовилась Петсамо-Киркенесская операция. Она будет проведена осенью и освободит от фашистов Заполярье, а пока, используя благоприятную ледовую обстановку и полярный день, срочно перебрасываются в порты Белого и Баренцева моря стратегические грузы. Круглые сутки утюжили фарватер тральщики 6-го дивизиона, так называемые «амики». Они были построены во Флориде и переданы нам американцами по ленд-лизу. На «амиках» была установлена совершенная по тем временам гидроакустическая аппаратура, реактивные бомбометы с глубинными бомбами для борьбы с фашистскими подводными лодками. Их «волчьи стаи» успели проникнуть в полярные воды и подстерегали наши караваны в Карском море у островов Сергея Кирова и Белый.
8 августа 1944 года из Архангельска на Диксон вышел конвой БД-5 в составе транспорта «Марина Раскова» и тральщиков АМ-114, АМ-116, АМ-118. Первую часть пути он прошел благополучно, не встречая подводных лодок противника. А вечером... Командир фашистской подводной лодки U-362, по данным своей авиации, уже знал о движении конвоя и его предполагаемом курсе. Оставалось залечь и ждать... Что же касается командира конвоя, то он допустил непростительную оплошность: корабли шли прямыми курсами, пренебрегая испытанным средством — противолодочным зигзагом. Лодке даже маневрировать не потребовалось (кстати, одна из причин, по которой она не была обнаружена акустиками каравана). Около 18 часов, в районе острова Белый, она выпустила по транспорту бесследную акустическую электроторпеду. Взрыв прогрохотал, как гром с ясного неба: «Мина!» О лодках в тот момент никто не подумал. Из развалившегося едва ли не пополам теплохода валил черный дым, судно начало крениться, погружаясь в воду. Командир конвоя приказал тральщикам застопорить ход, приступить к спасению людей. И тут, один за другим, раздались еще два взрыва. Вторая подводная лодка потопила АМ-114 и АМ-118. (Противнику пришлось торжествовать недолго: месяц спустя АМ-116 огнем из бомбометов пустил на дно подводную лодку U-362.) ...У острова Белый погибли десятки моряков, в их числе одиннадцать курсантов.
Г.Мармузов. ТРАГЕДИЯ У ОСТРОВА БЕЛЫЙ
На электротехническом факультете училища имени Ф.Э.Дзержинского я учился вместе с товарищами по спецшколе: Женей Тощаковым, Женей Тимониным и Витей Епихиным. С Тимониным мы подружились, сидели за одним столом; он увлекался астрономией, неплохо знал литературу, рисовал. У Жени Тощакова была другая привязанность — математика. А Витя Епихин, отличавшийся крепким телосложением, любил спорт, был непременным участником спортивных соревнований. На Севере Тимонин, Тощаков и Епихин были распределены на тральщики АМ-114 и АМ-118. Я же получил назначение на АМ-115 и горевал, что не попал на корабли, где проходили службу товарищи. Командир роты обещал со временем перевести... Когда произошла трагедия с АМ-114 и АМ-118, наш тральщик подходил к Диксону. Была получена радиограмма: немедленно следовать к острову Белый и атаковать фашистские лодки. Но в районе острова мы их не обнаружили. Увидели только наши корабли; они искали моряков с потопленного конвоя. На борт нашего тральщика принесли курсанта Горькова с перебитой ногой... Очевидцы рассказали, что Витя Епихин был расписан у зенитного автомата «Эрликон». После попадания торпеды его, очевидно, выбросило за борт: у автомата Вити не оказалось. Как погиб Женя Тощаков, никто не знал. Женя Тимонин был подобран одним из кораблей. Он находился в понтонной лодке, в которую свободно, через сетку внизу проникала вода. Такие лодки были годны в теплых морях, но не в Ледовитом океане... Когда Женю подняли на борт, он был уже мертв — замерз. Его похоронили по морскому обычаю. Обернули в простыню, привязали к ногам груз и по доске спустили за борт... ...После войны, когда я приезжал к своим родителям, обязательно навещал отца и мать Жени Тимонина. Они всегда были приветливы, очень сокрушались, что не осталось даже могилы сына, куда бы они могли приходить.
Е.Тимонин
С войной, лицом к лицу, встретились некоторые ребята еще до поступления в нашу спецшколу. Так, В.И.Балашов вспоминает, как в июле 1941 года участвовал в строительстве противотанковых рвов на дальних подступах к Москве, а уже осенью, когда фашисты подошли к столице, выполнял отдельные задания в тылу врага по заданию Московского комитета ВЛКСМ. Подробнее о том времени рассказывают Борис Никитин и Владимир Николаев.
ПОКОЙ НАМ ТОЛЬКО СНИЛСЯ
Б.Никитин. ВОЙНА В ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ
В 1940/1941 учебном году Б.С.Никитин учился в артиллерийской спецшколе. В конце 1941 года перешел в военно-морскую спецшколу.
Короткий разговор в Москве осенью 1941 года: — Мне доложили, что вы отличник боевой подготовки и уже год учились в военной спецшколе. Такие ребята нам сейчас очень нужны в диверсионном отряде для выполнения заданий в тылу врага. Согласны? — Согласен. — Пока никому ни слова. Последние дни в Москве — на подрывное дело: тол, взрыватели, бикфордовы шнуры, закладка и подвязка зарядов, практические подрывы... Нас повезли на грузовике по Минскому шоссе. Шестнадцать человек — пятнадцать бойцов и милая девушка Аня, медсестра. Я думаю о маме, о любимом брате Толе, погибшем под Смоленском, о втором брате Владимире, тоже ушедшем воевать. И Толя, и Володя имели бронь, но в первые же дни войны ушли на фронт добровольно. Думаю и о странных совпадениях. Перед отправкой на фронт нас привезли в школу на улице Мархлевского, ту самую, где я учился в течение семи лет до спецшколы, где и братья мои получили образование. Построили нас в актовом зале.
Вышел суровый мужественный человек, очень похожий на комиссара , и сказал: — Товарищи! Очень скоро, возможно сегодня же ночью, вам придется лицом к лицу встретиться с коварным и жестоким врагом. Если кто из вас сомневается в своих силах, пусть выйдет из строя. Еще не поздно. Все вы здесь добровольцы. Эту короткую речь я помню до сих пор слово в слово, и ни одна другая никогда не могла взволновать меня сильнее. Из строя никто не вышел. Было нам тогда по 16-17 лет. Как трудно рассказывать о войне! Особенно тем, кто ничего героического не совершил и кто сам себе в праздник Победы, поминая погибших друзей, говорит: «Эх, польза-то от меня на войне вся и была в том, что немцы по мне много боеприпасов расстреляли». Что рассказывать? Мы привыкли к тому, что в книгах больше про героев пишут, и чем дальше от войны, тем больше героев появляется. Я же старался как мог, но ничего героического не совершил. ...Когда прибыли на место, к нам пришел старший лейтенант из части, куда нас прикомандировали. Объяснил, что до того, как нам перейти через линию фронта, надобно немного «обстрёляться». Огня без приказа не открывать: враг обнаружит огневую точку. Если мины будут совсем близко ложиться, позицию сменить, но «не бегать все время от пня к пню». Мне и моему товарищу был выдан ручной пулемет. «А ты почему наган свой в кобуре носишь? Снайпер снимет, примет за командира. Спрячь его за пазуху. Рано тебе еще помирать». Вот и все наставления. Наган я тут же спрятал под полушубок. Добрый был совет. Нас разместили по позициям.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
А за мою вахту «посадки на мель не было! » (Из кинофильма ). Вообще, откровенно говоря, Турчинский, как судоводитель, был на порядок слабее меня. Это показала жизнь и ранее (у меня была лучшая прокладка на факультете во время государственного экзамена), и в дальнейшей службе (на ПЛ «Б-82» и «К-79»), а на 16 Дивизии ПЛ периодически исполнял обязанности флагманского штурмана и часто вместо Ф-1 вместе с начальником штаба капитаном 1 ранга Ф.Б.Семашкевичем обеспечивал ракетные стрельбы, а это - доверие руководства соединения. Пришли в Гремиху, торпедные стрельбы по какой-то причине были отменены и мы вернулись на базу в г. Полярный. В это время из автономного плавания возвращались две подводные лодки : «Б-75» и «Б-77» ( командиры ПЛ капитан 2 ранга М.И.Илюхин и капитан 2 ранга А.П.Михайловский). Мы продолжали стоять в готовности. ПЛ «Б-75» дала радио, что кончилось топливо у берегов Норвегии, на траверзе мыса Норд-Кап. Нам объявили боевую тревогу и послали встретить ПЛ «Б-75» и передать топливо. Как это сделать, никто не удосужился придумать. Встретились, но передать дизтопливо не получилось из-за сильной волны. Швартовка борт о борт исключалась, так как сильно штормило. Это примерно в тех координатах, где погибла атомная подлодка «Комсомолец». Взяли ПЛ «Б-75» на буксир, но завели почему-то пеньковый трос.
Офицеры ПЛ "Б-69": Командир ЭНГ лейтенант Мелихов Герман Александрович, командир торпедной группы лейтенант Шевченко, командир БЧ-3 старший лейтенант Витеев Павел Алексеевич (выпускник Рижского Нахимовского училища 1950 г.), командир ПЛ капитан 2 ранга Очкас Михаил Силыч, помощник командира ПЛ старший лейтенант Расс Ростислав Петрович, СПК капитан 3 ранга Писаревский, стажер капитан 3 ранга Деев, командир БЧ-5 инженер-лейтенант Веретенников. 1957 год.
Через некоторое время он оборвался. Командир ПЛ «Б-69» послал на корму помощника командира ПЛ старшего лейтенанта Расса Ростислава посмотреть, не намотался ли трос на винт ПЛ. Когда помощник был уже на корме, нахлынула огромная волна и смыла его за борт. Капкового бушлата на нем не было. Но спасла его канадка, она надулась и не позволила помощнику утонуть. Сыграли тревогу «Человек за бортом», но увы спасти помощника не смогли. Подняли тело на борт, доктор долго боролся за его жизнь, делая что положено, но не спасли. В спасении отличились три моряка: акустик Цибулько, рулевой-сигнальщик Чеблаков и один моторист (фамилию не помню). Короче, со спущенным флагом и трупом на борту прибыли в Полярный, где уже ждали «скорая помощь» и руководство Подводных Сил во главе с адмиралом А.Е.Орлом. Три матроса за мужество и проявленный героизм были награждены медалью «За Отвагу», по Флоту был выпущен агитлисток о их подвиге. Похоронили старшего лейтенанта Расс Ростислава на кладбище в г. Полярном (в районе губы Кислая). Но самое интересное, что ПЛ «Б-75» все-таки самостоятельно «на честном слове» дошла благополучно до базы. Командиром БЧ-5 там был опытный инженер-капитан 3 ранга Зенкевич Эрлен Фомич. Он потом служил Флагмехом в Оленьей губе и на эскадре в Ягельной. Они разбавили дизельное топливо маслом и благополучно закончили поход. Вот такие сведения сохранились у меня.
Репников Николай Леонидович
Репникову Николаю - Попрыгуний
Рекорд для Коли не предел. И он бы прыгнул выше, Но каждый возраст - свой удел- В отставку Коля вышел.
В.Солуянов
Подполковник, инженер строитель Репников Николай Леонидович в 1955 году закончил Высшее Военно-Морское инженерное техническое училище, получив квалификацию инженера-строителя по специализации «Береговая фортификация». Служил инженером проектировщиком в «Военморпроекте» во Владивостоке. В 1961 году переведен инженером строителем в Кронштадте, а в 1971 году начал службу строителя на Новоземельском полигоне испытаний атомной боевой техники на Новой Земле. Вышел в отставку в звании подполковника и еще долго трудился на пользу нашего города в гражданских строительных организациях. Умер 17.10.2006 года.
Г.П.Репникова. О моем муже, о нашей судьбе, службе и жизни
Мы познакомились с Колей, когда он уже был курсантом Высшего инженерно-технического училища, познакомились тривиально просто – на танцах. Нахимовцы отличались от всех ребят тем, что прекрасно танцевали, а это, как известно, производит впечатление на девушек. Коля танцевал легко и грациозно. Знакомство наше продолжалось, становилось все серьезнее, и в 1955 году мы поженились. Да, Николай был курсантом инженерно-строительного вуза, но по-прежнему жил морем и морскими традициями, которые у него воспитали в Нахимовском училище. И всю жизнь он пронес любовь к флоту, уважение к своим нахимовским товарищам и традициям. Я постепенно тоже приобщилась к этой стороне его жизни. После знакомства со многими ребятами нахимовцами, с которыми Коля поддерживал постоянные отношения, стала «нахимовской дамой» и потом участвовала «на законных» основаниях почти во всех встречах нахимовского братства. Николай родился в городе Ленинграде в семье военного политработника. Его отец закончил Академию им.В.И. Ленина осенью 1942 года. На фронте он был батальонным комиссаром. Погиб гвардии капитан Л.Н.Репников на подступах к Сталинграду 30 декабря 1942 года. Он был награжден орденом Отечественной войны I-й степени. Коля хорошо учился в школе, и мама в честь, погибшего отца, решила отдать его в формировавшееся в 1944 году ЛНВМУ. Он без труда был принят. В нашем семейном архиве хранится его маленькая фотография (как их называли – «на документы»), правда, снимок сделан 20 марта 1945 года, когда первый год учебы уже шел концу.
Воспитанник Коля Репников, 20 марта 1945 года.
Как рассказывали его товарищи, Коля уже тогда выделялся среди своих товарищей любовью к спорту, хорошей, надежной учебой. Каждый воспитанник 2 роты помнит его замечательные выступления на Олимпиаде Суворовских и Нахимовских училищ в 1949 году. Это было лучшее выступление в ЛНВМУ. Коля привез несколько почетных дипломов Олимпиады по легкой атлетике и всегда гордился наградами.
Все знают и очень сожалели о том, что из-за проблем со зрением, его перевели не в училище Фрунзе, куда он хотел поступить вместе со всеми товарищами, а в Высшее военно-морское инженерно-строительное училище (ВВИТКУ). К сожалению, из-за ветхости и малой контрастности не удалось скопировать фотографию 1950 года, на которой курсанты из разных училищ: Н.Репников Н. (ВВИТКУ), Женя Кудряшев (Интендантское училище), Юра Закиматов (ВВМУ им. М.В.Фрунзе) пришли к нему в гости. С окончанием в 1955 году училища Николай получил квалификацию военного инженера-строителя по специализации береговая фортификация. Моряк в душе, Николай после училища, попал вместо моря в КБ (конструкторское бюро) ВМП-31 (Военморпроект) города Владивостока на должность проектировщика. Вместе с ним в ВМП было назначено 22 выпускника, с которыми Николай окончил училище. Николай не готовил себя морально к проектной работе. Она не нравилась ему. Зато он получил возможность заниматься любимым спортом. Он участвовал в спортивных соревнованиях ТОФ и Вооруженных Сил. Николай выполнил квалификационные требования мастера спорта по легкой атлетике. Его результаты в прыжках в длину, беге и тройном прыжке держались на ТОФ более 20 лет! В 1961 году Николай был переведен на более живую работу в город Кронштадт в УНР-67 (Управление Начальника Работ). Управление возводило здания для флотских учреждений и семей офицеров. Проработал в УНР-67 Коля одиннадцать лет. В Кронштадте к нам приходили Колины друзья-нахимовцы: Юра Зеленцов, Юра Балакин, Толя Кацнельсон, Юра Закиматов.
Но в 1971 году флотская непоседливость привела его к принятию решения переехать на службу на Новую Землю (!), на Новоземельный арктический атомный полигон на должность зам. командира строительной части, где он впоследствии стал командиром части. Военно-морские строители выполняли на полигоне важнейшую работу – готовили глубокие штольни для опытных ядерных зарядов. Вот непосредственный вклад нахимовцев в организацию ядерного щита нашей Родины! Судьба жены офицера быть там, где находится муж. И мы в 1972 году с сыном первоклассником, поехали к папе. Условия жизни были ужасные. Деревянные домики без бытовых условий. Мало кислорода, холод, мало света – все это не прибавило здоровья нашей семье. На Новой Земле, в Белушьей губе Николай оставил о себе прекрасную память, под его руководством построена трехэтажная школа с большим двором и со стеклянной крышей и три пятиэтажных дома для семей военнослужащих. Вот оказывается, не думали и не гадали, а нахимовцы участвовали в таких гуманитарных проектах. 2-го июля 1974 года Николай был награжден очень почетной наградой в Союзе – орденом «Знак Почета». Это единственная подобная награда среди выпускников второго выпуска! Уволился Николай в 1976 году в звании подполковника, но продолжал работать и на «гражданке», работал в тресте «Оргтехремстрой» Петроградского района, на заводе в г. Пушкине. 17 июня 2006 года у нас в гостях, в Пушкине, был наш друг Эрик Ковалев.
Он сфотографировал Колю у прудов. Никто и не предполагал, что жить Коле оставалось несколько месяцев. Погиб Коля действительно «на посту», на службе своим товарищам. Инсульт случился 17 октября 2006 года на заседании Совета СПб союза суворовцев и нахимовцев, прервав его прямо на полуслове. Он служил до конца. В Пушкине, на Дворянском кладбище, я поставила скромный памятник моему мужу, другу. На памятнике он изображен со значком об окончании Нахимовского училища!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Пролетел незаметно год и сегодня мы празднуем 81-й день рождения Константина Павловича Державина! Константин Павлович - наш старший брат, друг и учитель продолжает нести вахту и передает свой огромный морской офицерский опыт юным воспитанникам Нахимовского училища. Нас восхищает его активная гражданская позиция, объективное мнение и действенная помощь по любым вопросам деятельности Нахимовского Собрания. Желаем Вам, Константин Павлович, долгих лет жизни и сил на продолжение работы в нашем родном училище. Мы гордимся Вами и хотим видеть Вас в парадном строю еще много-много лет! Это большое счастье быть рядом с Вами, видеть и слышать Вас!
С днем рождения и семь футов под килем, дорогой Константин Павлович!
P.S. Подробнее:
Верюжский Николай Александрович, Горлов Олег Александрович, Максимов Валентин Владимирович, Карасев Сергей Владимирович.
Наша высадка осталась незамеченной, но утром немцы обнаружили нас, открыли пулеметный огонь. Батальон по команде развернулся и бросился в атаку. Продвигались вперед перебежками, часто приходилось залегать, вжиматься в снег: настолько сильным был огонь. Смерть выхватывала из наших рядов одного за другим. Я оказался со своим отделением впереди, и мне удалось несколькими выстрелами уничтожить один вражеский пулеметный расчет. Вскоре нам стали помогать наши пулеметы. Бой продолжался весь день — лютый, смертельный бой. Под горячими телами матросов таял снег. Атаковали фрицев, распахнув шинели и обнажив тельняшки. Продвинуться нам не удалось. К вечеру бой начал стихать. По команде отступили к месту высадки десанта. Многих мы потеряли бойцов: около 600 человек высадились на берег, а из боя вышли всего 120. В моем отделении осталось пятеро; семь человек было убито и ранено. Батальон занял круговую оборону, все приготовились к самому худшему. Силы оказались неравными, а отступать дальше было некуда: сзади нас шумело море. Внезапно немцы прекратили огонь и начали поспешно отходить. Позднее мы узнали, что причиной этого было освобождение нашими войсками Керчи и Феодосии.
...Вскоре мы соединились со своей бригадой и участвовали в ее составе в боях за Крым. В мае 1942 года меня ранило, и я был эвакуирован в госпиталь. Позднее воевал во 2-й гвардейской дивизии. Запомнился бой под Черкасском, где наш полк был брошен в прорыв. Здесь мне пулей перебило правую руку, а на перевязочном пункте я получил еще одно ранение — разрывной пулей в левую руку. Когда немцы открыли минометный огонь, наш батальон стал отходить. Потеряв много крови, я заснул. Спас меня какой-то младший лейтенант. Он растолкал меня и понес на себе. Через некоторое время я уже мог идти с его помощью. В этом бою из моего отделения остались в живых только восемь человек. После излечения воевал в Иркутской гвардейской имени Верховного Совета РСФСР стрелковой дивизии. В составе батареи полковых 120-миллиметровых минометов участвовал в 1943 году в боях на Таманском полуострове — под Новороссийском, Анапой, Красным Лиманом. Дважды был награжден медалью «За отвагу». В начале ноября 1943 года вторично высаживался с десантом в Крыму, у поселка Маяк под Керчью; в этот раз — под огнем противника (немецкие прожекторы освещали пролив, и их не скоро удалось уничтожить). Был контужен и снова попал в госпиталь, после которого меня признали ограниченно годным. В феврале 1944 года был направлен помощником командира взвода в автороту полевого управления 5-й армии. В ее составе участвовал во взятии Кенигсберга. В конце апреля 1945 года наша армия выехала на Дальний Восток. День Победы над фашистской Германией нас застал на Урале, но впереди была война с милитаристской Японией. Прибыв на восточную границу, мы сменили стоящие там войсковые части, а 9 августа в составе 1-го Дальневосточного фронта перешли в наступление в районе Гродеково. Дошли до Муданьцзяна, Дунь-Хуа, а затем и до Харбина. Вскоре и эта война закончилась. Зимой 1945 года мы вернулись на Родину. Из-за ранений в военно-морское училище меня не приняли, и я закончил Ростовское военно-инженерное училище.
От составителя: Участие в войне приняли и несколько «спецов», выбывших из нашей спецшколы по разным причинам. С.Архангельский воевал пулеметчиком на бронекатере. В.С.Жданов после окончания в 1942 году школы младших командиров воевал командиром огневой группы 68-го отдельного гвардейского минометного дивизиона Донского фронта, а затем проделал путь с боями от Сталинграда до Берлина водителем «катюши»; участвовал в Берлинской операции. В.В.Новиков сражался на Малой земле, где был дважды ранен, один раз тяжело; награжден двумя боевыми орденами. Е.Е.Рейхцаум воевал в составе 11-й гвардейской дивизии, трижды был ранен. До столицы фашистской Германии не дошел 150 километров. Г.М.Сыркин с октября 1944 года был матросом на боевом тральщике на Балтике. В 1988 году мы его похоронили...
В. Демьянов. СТОЙКОСТЬ
***
***
ЗАЛПЫ НАД МОРЕМ
М.Кабаков. БОЕВАЯ ПРАКТИКА НА КОРАБЛЯХ
Марк Кабаков Во время войны в Баку действовали высшие военно-морские училища — имени М.В.Фрунзе и Ф.Э.Дзержинского, в которых обучалось большинство выпускников нашей спецшколы. Шла война, и курсанты не могли, не имели права оставаться в стороне, даже те, кто уже воевал на сухопутье. Имелась реальная возможность приобрести навыки ведения боевых действий на море, к тому же на кораблях сплошь и рядом не хватало людей. Курсанты вполне могли заменить недостающих. Взвесив все обстоятельства, командование Военно-Морского Флота приняло решение: начиная с первого курса в военно-морских училищах практику проводить на «воюющих» кораблях. Да иных почти и не было... Даже учебные корабли Каспийской флотилии «Правда» и «Шаумян» использовались для перевозки военных грузов на фронт и раненых бойцов из Баку в Красноводск. В 1943 году в таких переходах участвовали фрунзенцы В.Зенин, А.Пронин, К.Котов, Г.Бродов, М.Крук, В.Михаленко и многие другие. Им же в 1944 году довелось плавать на прославленных крейсерах Черноморского флота «Молотов», «Ворошилов», «Красный Кавказ» и «Красный Крым» или, как Грише Баеву, выходить из Батуми в штормовое море на «малом охотнике».
Тем временем в Баку продолжали возвращаться группами и поодиночке курсанты, уцелевшие в боях на сухопутном фронте. Они сдавали в баталерки прохудившиеся сапоги, линялые гимнастерки и переодевались в свое, морское... Поначалу приходилось нелегко: надо было догонять, скидок на фронт училищные программы не делали. Но что-что, а вкалывать «спецы» приучились еще в спецшколе. До поздней ночи шелестели страницы учебников, ложились на ватман тонкие карандашные линии... А к лету опять весенняя сессия, зачеты, экзамены, боевые корабли. В июле 1942 года курсанты-дзержинцы проходили практику на . Среди них — москвичи И.Эдельштейн, В.Буряков, А.Уваров, Е.Мнев, В.Лежнев-Финьковский. На старом пароходе поставили 76-миллиметровые пушки, мостик ощетинился пулеметными стволами, и стал «Полюс» оберегать астраханский рейд от налетов с воздуха. До того как на нем впервые появились курсанты, «Полюс» занимался трудным для его изношенных машин делом: переброской войск из Астрахани в Махачкалу. Действовать надо было скрытно, а главное быстро: уже содрогались от бомбовых разрывов горы, по ночам алое зарево зависало над горизонтом, в ущельях под Моздоком разворачивалась великая битва за Кавказ... Курсанты были расписаны по боевым постам: подносчиками снарядов, наблюдателями за воздухом, мотористами. Случалось, тут же и спали: на влажной от ночной сырости палубе или в машине, подложив под голову промасленный ватник. Налетали фашистские самолеты, ревя тысячесильными моторами, неслись к «Полюсу» — и не выдерживали, отворачивали в сторону. До оплавленной краски на стволах, до хрипа сорванных в крике глоток били по воздушной цели комендоры! Летом 1944 года большая группа дзержинцев отправилась из Баку на север, на действующий флот. Редко кто видел тогда на узловой станции Баладжары столько счастливых, улыбающихся лиц. Словно не на фронт — на праздник ехали... Кроме вполне понятного желания схватиться с врагом, тут было еще и другое: эшелон шел через Москву! Постучаться в родную дверь, вдохнуть ни с чем не сравнимый воздух московских переулков — да разве о таком не мечтали? На встречу с отцами не рассчитывали, а вот увидеть мать, обнять девушку...
«По ва-го-на-ам!» Дернулись, стукнулись . Эшелон покатил. Курсом норд-вест. В пионерском салюте взлетали над головой руки семафоров, безостановочно отбивали чечетку колеса. Когда приближались к Москве, двери теплушек откатили — и от головы до хвоста грохочущего состава затрепыхались на ветру матросские ленточки! В Лихоборах, на Окружной железной дороге, эшелон, в ожидании переформирования, простоял около двух суток. А может, его специально задержали? Теперь не узнать, да и не так уж это важно. Толпились у теплушек родные, тянули истосковавшиеся руки... Уезжали под вечер. Кто-то развернул мехи аккордеона: «Прощай, любимый город...» Крыльями чаек взмахнулись материнские платки. Некоторые из этих женщин не знали, что видели своих сыновей в последний раз...
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
