Другой поход был более сложным и проходил в водах Чукотского и Берингова моря. В период описываемых событий в состав ТОФ начали поступать североморские АПЛ пр.670 (см. табл.5). В 1979 г. штаб ТОФ спланировал в Чукотском море два мероприятия: встречу К-320, которая должна была совершить переход с СФ на ТОФ, и первый в истории ТОФ поход АПЛ пр.670 (К-212 под командованием капитана 2 ранга А.А.Гусева) в Чукотском море подо льдом до 76 градуса.
Началась подготовка К-212 к походу. Экипаж лодки отработал полный курс задач БП, все виды запасов были доведены до 100%, в боезапас включили две специальные торпеды для подрыва льда с целью создания полыньи (это необходимо для экстренных всплытий в аварийных ситуациях). Командование проработало и изучило маршрут перехода. Непосредственно перед выходом К-212 выдержала проверки штаба дивизии и флотилии. Изучение маршрута по навигационно-гидрологическим пособиям показало, что плавание будет проходить в сложной обстановке. Большую часть подледного пути над нами будет или двухлетний лед (толщиной не менее 2 м, с большой высотой надводной части, со сглаженными торосами), или арктический пак (многолетний лёд толщиной 2,5 м и более, с холмистой поверхностью, в изломе голубого цвета). Ожидалось, что в отдельных районах Арктики нам будут встречаться очень своеобразные дрейфующие льды — ледяные острова толщиной 70-80 м и с возвышением над уровнем моря до 12 м. При подготовке к походу мы изучили опыт, полученный при переходах АПЛ с СФ на ТОФ. При пожаре, поступлении забортной воды и появлении радиоактивной опасности ПЛ не сможет сразу всплыть в надводное положение, так как над ней находится ледяной панцирь и для всплытия придётся искать полынью. Если в течение считанных минут или даже секунд таковой не найдётся, лодка погибнет. По этим причинам плаванье подо льдом всегда связано с определённым риском. Недаром за переход с Баренцева моря на Тихий океан подо льдами Северного Ледовитого океана командирам ПЛ присваивали звание Героя Советского Союза, а остальной личный состав награждался орденами, медалями, ценными подарками и грамотами. Для обеспечения действий ПЛ были выделены ледоколы «Иван Сусанин» и «Литке», ГиСу «Анадырь» и МБ-147. Старшим на поход назначили меня. Походный штаб во главе с моим заместителем капитаном 1 ранга Н.В.Анохиным разместился на ледоколе .
В воскресенье 26 августа в 5.00 К-212 отошла от пирса. Весь день до точки погружения мы шли со скоростью 4 уз в надводном положении. Так спланировал штаб ТОФ, чтобы К-212 и совершавший переход РПКСН могли безопасно разойтись. В течение 27 августа лодка трижды всплывала на перископную глубину для сеанса радиосвязи с берегом и определения места. При каждом всплытии станция РТР обнаруживала работу поисковой РЛС противолодочного самолёта "Орион" ВМС США. Это свидетельствовало о том, что за нами ведётся слежение: переход в надводном положении не прошёл даром. Более того, в нашем районе американцы выключили ведомую навигационную станцию "ЛОРАН С", что создало для штурманов АПЛ определённые трудности в определении своего места при неблагоприятных погодных условиях. Появились первые неисправности матчасти: сгорел электродвигатель насоса охлаждения вспомогательного оборудования (неисправность успешно устранили). 28 августа мы прошли о. Беринга и о. Медный, оставив их слева, а справа о. Атту. В соответствии с планом перехода мы шли со скоростью 15 уз. На таком ходу нас, безусловно, наблюдала система SOSUS. Наступило 29 августа. При каждом всплытии на сеанс радиосвязи с берегом в перископ наблюдался туман и облачность в 10 баллов, что полностью исключило возможность определения места ПЛ по небесным светилам. Я обнаружил в работе штурманов ошибку в счислении места в 10 миль. Вместе с командиром лодки мы приняли организационные и воспитательные меры. В четверг 30 августа прошли изобату 100 м, всплыли в заданной точке и движение продолжили в надводном положении. Злая короткая волна бьет в правый борт, облачность— 10 баллов. Следуем в точку встречи с МБ-147. Поисковая станция обнаружила работу НРЛС буксира и через 30 минут мы его увидели визуально. Обменялись с МБ-147 позывными, построились в строй кильватера (буксир следует головным) и продолжили движение. В бухту Провидения К-212 пришла 31 августа, берег было плохо видно. Ожидалось, что на следующий день мы пройдем .
1 сентября прошли Берингов пролив. В перископ был виден памятник С.Дежнёву. Это самый восточный берег нашей страны, направо далеко в дымке — Аляска. Следуем вдоль советско-американской границы. Мыс Дежнёва впервые обошла с моря в 1648 г. экспедиция землепроходцев во главе с казаком Семеном Дежнёвым и купцом Федотом Алексеевым, вышедшая из устья реки Колыма. 2 сентября вошли в Чукотское море. Погода как по заказу: море — один балл, ветра нет, с утра было солнце, но облака уже к обеду завоевали всё пространство, лишь у горизонта они образовали кажущуюся землю, льды и фантастические фигуры. Завтра подойдём к о. Врангеля и о. Геральд. Остров Врангеля был издавна известен чукчам, видевшим его в ясную погоду из района м. Якан. На западном берегу острова близ м. Фомы найдены следы чукотского селения XVIII в. Впервые на карту остров был довольно точно нанесён со слов чукчей гидрографом Ф.П.Врангелем в 1823 г. В действительном существовании острова первым удостоверился американский мореплаватель Т.Лонг в 1867 г. Его именем назван пролив между о. Врангеля и материком. Остров Геральд расположен в 35 милях от о. Врангеля и был открыт в 1849 г. английским судном «Harald», в честь которого и был назван. 3 сентября прошли о. Геральд. Начали встречаться отдельные льдины, похожие на малые корабли. Лёд на изломах имел голубой цвет. Погода нам благоприятствовала: море — один-два балла, температура воздуха -1-5°С. Получили от нашего походного штаба координаты точки встречи и данные о границе льда. 4 сентября с помощью РЛС обнаружили наш отряд кораблей, находившийся у кромки льда. Установили радиосвязь с ледоколом «Иван Сусанин». Через полчаса обнаружили отряд визуально: на якоре — ГиСу «Анадырь», в дрейфе — ледокол «Литке», стоял во льдах.
По радио я связался с руководителем походного штаба капитаном 1 ранга Н.В.Анохиным. Выяснил обстановку: на «Литке» лопнула правая линия вала; чтобы не потерять винт, экипаж провел соответствующие водолазные работы. Выставлено четыре гидроакустических маяка. Всплытие К-320 ожидалось 5 сентября в 22.00. После переговоров К-212 подошла к самой кромке льда. Лёд рыхлый, размытый, но встречались и крупные торосы. За нами наблюдали несколько моржей и белых медведей, которые людей и кораблей не боялись. 5 сентября мы находились в 20 милях южнее ледокола «Иван Сусанин» в ожидании подхода и всплытия К-320. Прилетел противолодочный самолёт "Orion" ВМС США и начал на небольшой высоте облёт наших кораблей. С «Ивана Сусанина» сообщили, что К-320 всплыла и под проводкой МБ-147 начала движение к нам. Через несколько минут и мы их обнаружили, и сблизившись на расстояние голосовой связи, застопорили ход. Начали переговоры, поздравив экипаж с успешным выполнением задачи. Старшим на борту был Герой Советского Союза контр-адмирал Е.Д.Чернов. Он сказал, что у них всё в порядке, всплывали в полынье в 200 милях от кромки льда, лёд в полынье был толщиной 20 см, толщина льда до кромки — 5-7 м. Взрывы шашек, которые производились ледоколом «Иван Сусанин», слышали с расстояния 44 миль, а сигналы гидроакустических маяков наблюдали с 20 миль.
Мы пожелали им счастливого пути, и К-320 начала движение в строю кильватера с МБ-147 к месту базирования. Запросив у оперативного дежурного ТОФ разрешение на тренировочное подлёдное плаванье, ждём ответа, готовимся к погружению. Приспособили трубку воздуха среднего давления от тифона для подачи пузырей, чтобы ориентироваться при всплытии без хода в полынье. Пришёл ответ от оперативного дежурного: "Начать тренировочное плавание с 21.00 5 сентября". Обсудили с капитаном 1 ранга Н.В.Анохиным необходимые вопросы, пожелали друг другу всего самого хорошего и пошли под воду курсом N от гидроакустического маяка (МО-2). Согласно показаниям эхоледомера и тракта миноискания появились льды, глубина— 50 м, скорость—7 уз. Отметили отдельную льдину толщиной до 10 м, погрузились на глубину 60 м. Ночь, двигаемся подо льдами, все успокоились, жизнь продолжает идти своим чередом. Наступило 6 сентября. С момента погружения постоянно наблюдали взрывы шашек с «Ивана Сусанина». В 02.00 повернули на обратный курс. Услышав работу МО-1 и МО-2, определили место ПЛ: дистанция до маяков —16 миль. Наметили точку всплытия по корме «Ивана Сусанина», в трех милях от неё. В точно назначенное время всплыли, замерили дистанцию РЛС до ледокола— 3 мили. Донесли на КП ТОФ о выполненной задаче и запросили разрешение на двухсуточный поход. После обеда погода ухудшилась: ветер усилился до 15 м/с, море — 5 баллов, облачность — 10 баллов. Мы ушли в район у МО-4, а «Иван Сусанин» зашёл в ледяное поле. В 13.59. на лодке сработала аварийная защита реактора из-за неграмотных действий командира группы дистанционного управления. С этим быстро справились, и ГЭУ продолжила работу в нормальном режиме.
К-212 после всплытия во льдах. - Санкт-Петербург, 2005. Специальный выпуск альманаха Тайфун.
Несмотря на плохую погоду, опять прилетел американский "Орион" и стал методично совершать проходы над нами на бреющем полёте в течение трёх часов. К вечеру пришла радиограмма от командующего флотом: нам разрешили произвести подлёдное плавание с 02.00. 7 сентября по 02.00. 9 сентября. Море—5 баллов, шел дождь, ветер — до 17 м/с. 7 сентября мы передали радиограмму на КП о начале похода и произвели погружение. Глубина — 40, 50, 70, 100 м. На перископе несут непрерывную вахту, наблюдатель за обстановкой находится в трюме, откуда постоянно поступают доклады: "Темно, темно, светло". "Светло" — значит, между льдинами есть чистая вода или тонкий молодой лёд. Всё дальше и дальше уходим на север, над нами лёд толщиной от 2 до 7 м. Прошли 76"М, начали патрулирование в районе №1. Ищем полынью, чтобы в ней всплыть и передать донесение на КП. 8 сентября повернули на курс 180", следуем к району нахождения наших кораблей. Продолжаем искать полынью. Наконец обнаружили полынью длиной около 4 каб. Определили её размеры — 9x4,5 каб. С учётом течения встали в расчётной точке на стабилизатор глубины без хода и начали медленное всплытие на перископную глубину. Доклад из трюма: "Льда нет". Дали пузырь в среднюю группу ЦГБ, подвсплыли на глубину 5 м. Подняли перископ: солнце, голубое небо и кругом белые льды, ПЛ находится посредине полыньи. Лёд вокруг полыньи битый, есть льдины толщиной 1,5-2 м, между ними тонкий лёд толщиной от 1 до 10 см. Часть личного состава поднялась на мостик. Тихо, белое безмолвие. Увидели у самого борта моржа, тот с интересом стал нас рассматривать, потом поднырнул под лодку, всплыл с другого борта и продолжил свои наблюдения. В 13.20 погрузились в полынье и продолжили движение к отряду кораблей. Взрывы услышали с расстояния 42 миль, а МО-1 — 26 миль. Всплытие в назначенной позиции состоялась в 2.00 9 сентября. Отряд кораблей и К-212 в строе кильватера начали движение к месту базирования. В дальнейшем я перешёл на ледокол «Иван Сусанин».
К-212 следует на боевую службу после перехода подо льдами Арктики. - Десятая дивизия подводных лодок Тихоокеанского флота. Люди, события, корабли. - Санкт-Петербург, 2005. Специальный выпуск альманаха Тайфун.
В Беринговом море К-212 погрузилась, проследовала в район БС и из похода вернулась уже через месяц. Тем временем отряд кораблей 17 сентября прибыл в Петропавловск-Камчатский.
Торжественная встреча экипажа К-212 в расположении соединения ПЛ. Командир 10-й дивизии капитан 1 ранга А.С.Берзин поздравляет командира прибывшей лодки капитана 2 ранга А.А.Гусева и вручает символические ключи от Камчатки. - Десятая дивизия подводных лодок Тихоокеанского флота. Люди, события, корабли. - Санкт-Петербург, 2005. Специальный выпуск альманаха Тайфун.
Нас уже ждали следующие походы, задачи и практические стрельбы. Флотская формула "Наказание невиновных и награждение непричастных" в нашем случае не сработала — о нас просто забыли.
***
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Мичманы: Владимир Ламцов, Василий Астанков, Анатолий Мерзляков, Владимир Чайка, матросы срочной службы Николай Ганжа, Леонид Тюкин, Григорий Раина, Иван Ивченко, Василий Григоров, Анатолий Димура, Александр Осюков, Владимир Егоров и другие. После выхода корабля в Белое море Гуляев дал команду на погружение. Проверили прочность лёгкого корпуса, задраили верхний рубочный люк. Тогда все присутствующие, начиная от командира, думали, что с погружением начался их боевой испытательный поход в Атлантику. Но этого тогда не случилось... Шли вторые сутки подводного плавания. Командир, понимая, что последние три месяца экипаж фактически жил без выходных и отдыха, не заставлял его заниматься боевой подготовкой. И ему за это были благодарны. Хотя... Как вспоминают участники того похода, какой то был "отдых". Все делились впечатлениями, предположениями о предстоящем походе, который ждали с таким нетерпением. Особенно радовались те моряки, у которых закончился срок службы. Первоначально было решено задержать их до возвращения из Атлантики, но потом решили оставить только несколько старослужащих моряков, у которых срок выходил осенью. Среди них: Егоров, Соя, Соловьёв, Слугин, Бровцин, Якубов и другие. Забегая наперёд, скажу, что Егорову и остальным ребятам, у которых закончился срок службы, не пришлось побывать в Атлантике. По возвращении в Гремиху они были демобилизованы, некоторые остались на сверхсрочную. Тот же Владимир Егоров, электрик, на гражданке получил звание младшего лейтенанта запаса ВМФ. Думаю, что лучше обратиться к воспоминаниям тех, кто непосредственно был участником тех далёких событий – ноября 1963 года, и первого испытательного похода АПЛ К-27 в Атлантику.
Со многими автор записок служил впоследствии, хорошо их знал, но то было время, когда о многом принято было не говорить как офицерам, так и матросам, и старшинам. Вот что пишет о том выходе в море его участник, ныне капитан 1-го ранга, командир БЧ-4 РТС Анатолий Иванович Гужеленко (Калининград): «По пути в тот самый океан нас «тормознули» в Западной Лице, где мы и «зависли» на 2 месяца с гаком. Ушли в запас почти все старослужащие (кроме перешедших на сверхсрочную), а их было большинство из л/с – все мастера своего дела, причём все готовы были на месяц-другой задержаться с ДМБ ради завершения испытания лодки. Эта неразбериха побудила к уходу с корабля командира Гуляева И.И. (по болезни), механика Нагорских О.Л., ещё нескольких офицеров БЧ-5. К середине января 1964 года в Москве созрело решение по нашей дальнейшей судьбе: нас срочно вытолкали из Западной Лицы в родную базу Гремиху – в темпе осваивать и готовиться-таки к завершению испытаний лодки в океане. Всё завертелось-закружилось: тут и перевозка семей из Северодвинска в Островную (квартиры сразу были выданы всем, даже холостякам), и отработка сильно обновившегося экипажа, были и довольно серьёзные поломки техники, проверки с пристрастием штабом флота, многочисленными комиссиями из Москвы. Вся эта круговерть завершилась выходом в автономку 21 апреля 1964 года. Повёл нас в море возвратившийся в марте Гуляев И.И. На борту, кроме экипажа, были очень солидные «пассажиры»: председатель комиссии вице-адмирал Холостяков Г.Н., главный конструктор подводной лодки Назаров Александр Карпович, главный строитель корабля (по заводскому – заказа № 601), Овчинников Алексей Алексеевич, начальник 1 НИИ ВМФ контр-адмирал Дорофеев Иван Дмитриевич, конструкторы энергетической установки и других систем.
Контр-адмирал Дорофеев Иван Дмитриевич (1916-1978 ), дтн, специалист в области проектирования, создания, эксплуатации атомных энергетических установок подводных лодок. - Роль российской науки в создании отечественного подводного флота. / Под ред. Саркисова А.А.. — М: Наука, 2008.
22 апреля получили радио с поздравлением о присуждении Ленинской премии сразу шести участникам нашего похода за новую технику (такого не было ни до, ни после нас!). Вторым знаменательным событием этого похода было то, что мы были, наверное, единственным в СССР коллективом, по-настоящему с достоинством отметившим День Победы ещё за год до официального бума. У нас на борту было не менее десяти участников войны, и вдали от родных берегов мы такое услышали от ветеранов, что можно было услышать только лет через 15–20. Сначала наш поход был рассчитан на 40 суток подводного плавания на различных режимах, потом дважды нам разрешали (Холостяков «пробивал») опуститься южнее и 17 мая 1964 года мы достигли широты 10 градусов (это уже экваториальные воды) и двое суток носились под водой на средних и полных ходах. На экватор нас не пустили (не доверяли технике, да и завистников было много), и традиционный морской праздник Нептуна мы отмечали 12 мая, пересекая тропик Рака. Кое-что сохранилось от этого праздника. В этом походе было много чего впервые в истории советского подводного флота: 1000 миль непрерывно в подводном положении, затем 5000 миль, 10000 миль, 1000 часов под водой. 4 июня отмечали 42-й год рождения нашего любимого командира Гуляева Ивана Ивановича под водой на широте 42 градуса с.ш. (так совпало).
12 июня 1964 года в 11.00. отшвартовались в , тогда столице нашего подводного атомного флота. За 53 суток похода наша лодка прошла 12345 миль, из них под водой 12166 миль за 1222 часа (50 суток 22 часа). Этому никто не верил, это было большим ударом по престижу Западной Лицы, Гаджиево, чьи лодки так далеко, долго и много ещё не ходили. Нам не верили, проверяли всё и вся, буквально каждого из участников похода допрашивали с пристрастием. Через несколько дней мы пришли в родную базу. Опять с нами поступили не по-человечески: не дали в спокойной обстановке передать лодку второму экипажу в Гремихе и с достойными отпускными деньгами уехать в отпуск, а погнали в Северодвинск. Семьи последовали за нами окружным путём через Архангельск. В отпуск из Северодвинска с одинарным окладом, естественно. В это время снова значительно обновился экипаж. После отпуска опять Гремиха, подготовка к новому походу.»
А вот что вспоминает еще один участник того похода, помощник командира корабля, ныне капитан 1-го ранга Фытов Геннадий (Санкт-Петербург): "На пятые сутки мы всплыли на перископную глубину на сеанс и вновь погрузились. Через час Гуляев Иван Иванович зачитал шифровку, полученную на его имя от Главкома, в которой говорилось о том, что АПЛ надлежало к 19.00. 7 ноября 1963 года прибыть в Западную Лицу для дополнительной проверки корабля офицерами штаба 1-й флотилии атомных подводных лодок по задаче 1 и готовности к несению боевой службы в океане... Это было полной неожиданностью как для командира, так и для руководителя похода Холостякова Г.Н. Но приказ Главкома, есть приказ. Ровно в 19.00. 7 ноября 1963 года атомная подводная лодка ошвартовалась к причалу в губе Западной Лицы...» «...Содержание шифровки Главкома стало достоянием экипажа. И здесь снова проявилось умение Гуляева И.И. работать с людьми. Его сдержанность. Он объяснил офицерам (а обращался он к ним почти всегда по имени и отчеству), что надо проверить состояние отсеков, навести уставной порядок, проверить у личного состава форму одежды и быть перед проверяющими на высоте.»
Дальше Фытов Г.А. вспоминает, что «...7 ноября был тогда праздником. Уже накануне некоторые флагманские специалисты начали отмечать годовщину Октября... А тут им вводная: проверить АПЛ К-27. Но вместо того, чтобы прибыть на корабль, они, не утруждая себя в праздничный день, решили в рапорте о результатах проверки записать «типовые замечания», каких у них было достаточное количество. В составе флотилии уже тогда были две дивизии атомоходов, не менее 16 подводных лодок 627А и 658 проектов. Вот они и решили результаты проверок положить на стол командующему флотилии, указав там вместо АПЛ 627 проекта и номера лодки нашу АПЛ К-27! На этом и «сгорели». Этот рапорт был прочитан как Гуляевым И., так и Холостяковым Г.Н. Тот, прочитав «недостатки», со злостью и гневом прямо сказал контр-адмиралу Петелину Г.Н.: «Это что – саботаж или провокация?» И заявил, что он немедленно едет в Москву с докладом Главкому о соответствующем безобразии. А «безобразие» заключалось в том, что в акт были включены замечания по механизмам, которых физически просто не могло быть на АПЛ К-27. Замечания по дизелю, а его просто нет на лодке. Замечания, что коллектор навесного генератора искрит, а его тоже нет на корабле. Там отсек турбогенераторный. Ну и так далее.» Не знаю, что в дальнейшем случилось с этими проверяющими... История умалчивает, но тот, кто добивался срыва испытательного похода в Атлантику в ноябре 1963 года, – добился своего. Более того, Западная Лица, сама база была не приспособлена для приёма такой атомной лодки как К-27 с её уникальными ядерными реакторами. Не было технических средств для поддержания постоянного температурного режима сплава не ниже 125 градусов при стоянке в базе. Экипажу приходилось сжигать драгоценное топливо. Но об этом не думали. Более двух месяцев "мурыжили" командира и его экипаж на базе. Гуляев И.И. даже слёг в госпиталь и подал рапорт на уход с корабля. Прошло 46 лет, но найти ответ на вопрос "почему и кем был сорван выход уникальной атомной подводной лодки в океан?" – практически уже невозможно. Из бесед с непосредственными участниками того выхода, из материалов, которыми располагаю, можно предположить, что выход К-27 в океан тогда в далёком ноябре 1963 году был сорван преднамеренно. Может там, наверху, боялись нашего корабля, такого им непонятного? Боялись брать на себя ответственность? А может причиной была борьба двух направлений? Какие атомоходы и с какими реакторами (водо-водяным или с жидкометаллическим теплоносителем) должны быть взяты на вооружение? Может это и было основной причиной такого отношения руководства Флота СССР?
Приведу один из примеров такого поведения командующего Северного флота, в то время , к командиру и его экипажу перед выходом в море. Его можно назвать циничным и хамским. Вот как вспоминает тот же Фытов Г.А., который был свидетелем того случая: «Касатонов подводил итоги проверки готовности АПЛ К-27 к выходу в океан (в который раз!), проявив при этом в присутствии многих грубость. О Касатонове на флоте шла слава «сумасшедшего с бритвой». Он, без всяких на то причин, в грубой форме снимает с похода капитан-лейтенанта Прибыш А.И. (КГДУ) и старшину торпедистов Семёнова, не считаясь с мнением командира Гуляева И.И., который пытался доказать, что этих моряков просто за сутки некем заменить. Но с доводами командира Касатонов не посчитался. Более того, прямо при всех заявил, что мы все утонем и будь его воля, он нас в море не выпустил бы, да вот – приказ Главкома... После всего сказанного, Гуляев стоял на сцене перед личным составом белый как мел, сжав кулаки и скулы. После окончания разборки Касатонов решил одеть шинель, но никак не мог попасть в рукав и бросил через плечо: «Хоть бы кто-нибудь догадался подать шинель адмиралу!» На сцене стоит Гуляев и сидит Холостяков Г.Н. – вице-адмирал. Ни тот, ни другой с места не сдвинулись." Уже будучи в море, произошла смена командующего Северного флота: вместо Касатонова был назначен вице-адмирал Лобов Семён Михайлович. Это сообщение подводники К-27 встретили в отсеках громким "Ура!"." И вот, наконец, наступил тот день, когда позади осталась многомесячная нервотрёпка со стороны чиновников, преодолена трудная изнурительная учёба экипажа перед выходом в океан. Конечно, труднее всего было командиру Иван Ивановичу Гуляеву. Он мог за годы, проведённые без отдыха, при строительстве уникальной подводной лодки К-27 в один из дней просто написать рапорт и уйти, как уходили многие. Поводов для этого у него было предостаточно. При этом виной были не моряки, ставшего таким близким его экипажа, а чинуши из высоких военных ведомств. Но Иван Иванович был человеком другой закалки. Он не допускал мысли, что уйдёт, оставив экипаж, не доведя до конца дело, которое он начал, когда его назначили командиром АПЛ К-27 в феврале 1958 года.
Подводники на фоне АПЛ К-27
Думаю, что долгожданный день выхода 21 апреля 1964 года его корабля в океан, был самым счастливым днём в жизни Гуляева Иван Ивановича, как и всех, кто пришёл с ним на АПЛ К-27, которая только готовилась к закладке. Маршрут, по которому должна пройти АПЛ К-27, знал лишь узкий круг командования, для остальных членов экипажа это являлось тайной. Главной задачей похода были, в первую очередь, научные цели. С учётом этого надо было выбрать район, где можно было проводить проверки главной энергетической установки (ГЭУ), других систем и механизмов на различных глубинах и режимах, учитывая температуру забортной воды и гидрологию. Все понимали, что от успешного выполнения задания зависела не только судьба нового ядерного реактора. После этого похода в Центральную Атлантику на боевую службу должны были пойти другие атомные подводные лодки. Этим и определялись задачи, поставленные перед экипажем. Вот только основные из них: – наблюдение за обстановкой в районах плавания; – сбор информации о подводных и надводных кораблях вероятного противника; – проверка надёжности радионавигационных приборов; – отработка скрытного слежения за обнаруженными надводными и подводными кораблями; – совершенствование действий экипажа по выполнению бесперископных торпедных атак и атак по данным зрительного наблюдения; – определение наиболее благоприятного времени суток для радиоприёма (в зависимости от районов плавания); – совершенствование борьбы за живучесть корабля в простых и сложных условиях; – обеспечение полной радиационной безопасности экипажа; – всесторонняя проверка ГЭУ и в целом всего корабля на предмет их надёжности.
Начальник Научно-исследовательского института вооружения ВМФ вице-адмирал Н.И.Боравенков
Гонка вооружения была в разгаре, и денег тогда никто не считал. Задача перед нами ставилась так: «Докажите, что нужно, а сколько это стоит — не ваше дело.» Тем не менее вопрос о закрытии или продолжении разработки нашей торпеды стоял остро. Промышленность, как всегда, предлагала изменить направленность работ, естественно, с новым финансированием и новыми сроками. Мы же твердо стояли за доведение начатой работы до конца без изменения ее сути. В результате возникла конфликтная ситуация. Судьба темы окончательно решалась, в Москве, в УПВ ВМФ и замглавкомом по кораблестроению и вооружению адмиралом П.Г.Котовым. Похоже, что московское начальство склонялось к мнению промышленности. Это и понятно, «идти в правительство» с согласованными предложениями было куда как легче. Приблизительно в то же время мне, как и ряду других представителей НИИ ВМФ, было приказано прибыть в Севастополь и участвовать в выставке морского оружия для стран Варшавского договора. Руководил ее проведением П.Г.Котов. После окончания выставки П.Г.Котов предложил всем ленинградцам лететь с ним в Москву на флотском самолете. На аэродроме в ожидании вылета между нами завязался разговор. Павел Григорьевич интересовался здоровьем родителей, вспоминал какие-то эпизоды, связанные с их давним знакомством. Я, в свою очередь, спросил о его дочери, с которой в войну учился в одном классе в интернате в Федосеево, вспомнил о нашей взаимной детской симпатии, просил передать привет.
, инженер-контр-адмирал (3 ноября 1951) инженер-вице-адмирал (18 февраля 1958). С 1953 заместитель секретаря Комиссии обороны Президиума ЦК КПСС. Адмирал для особых поручений, помощник министра обороны СССР. С марта 1957 заместитель начальника кораблестроения и вооружения ВМФ по новой технике, с 1960 заместитель Главнокомандующего ВМФ по кораблестроению и вооружению.
В самолете П.Г.Котов со своим помощником занял небольшой салон, мы разместились в общем салоне. Минут через 10 после взлета помощник пригласил меня к Котову: «Павел Григорьевич хочет с Вами поговорить». Я вошел, сел за небольшой столик напротив заместителя Главкома. — Мы давно не говорили о делах. Расскажите, в чем суть загвоздки с торпедой? Докладываю о ходе испытаний. Акцент делаю на подающие надежду положительные результаты: «Наше мнение — работу следует продолжить и ни в коем случае не менять ее принципиальную направленность». По уточняющим вопросам чувствую, что П.Г.Котова это не устраивает, он явно не разделяет мою точку зрения. Я настаиваю на своем, пытаюсь аргументировать. Разговор переходит в резкие тона. П.Г.Котов почти кричит. Я упрям. Украдкой поглядываю в иллюминатор — когда же Москва? Помощник давит под столом мне на ногу. Увы, Москвы все нет и нет. Между тем П.Г.Котов переходит на детали, начинается разнос. В пределах допустимого огрызаюсь. Наконец Москва. Котов сажает меня в машину и везет на Большой Комсомольский. Завтра с начальником УПВ мне приказано быть у него. Утром все начинается сначала. Неожиданно Котов замечает, что у меня на погонах нет «молоточков»:
— Почему Вы не носите ? — Я не инженер. Как не инженер!!!? — Очень просто, я закончил училище Фрунзе. — Как же, не будучи инженером, Вы можете возглавлять управление в институте? И вообще, Вы неправильно понимаете свои задачи. Надо рассмотреть вопрос о Вашем соответствии занимаемой должности. Слухи на Большом Комсомольском распространяются быстро. Когда я пришел в салон на обед, все мне уже сочувствовали. Видя меня расстроенным, симпатизировавший мне заместитель начальника ГУК контр-адмирал В.М.Соловьев утешал меня: — Не расстраивайся, выбрось это из головы. Павел Григорьевич человек горячий, но незлопамятный. Меня он снимал с должности несколько раз и, как видишь, ничего. С этим я и вернулся в Ленинград. Надо же было такому случиться, что буквально через неделю вышел приказ Министра обороны, отменявший ношение на погонах «молоточков». Во время очередной поездки в Москву при встрече с П.Г.Котовым обращаю его внимание на то, что у него на погонах нет «молоточков». Павел Григорьевич развел руками и улыбнулся. Он действительно не был злопамятным. Что же касается злополучной торпеды, то ее разработку все-таки прекратили. Как и предлагала промышленность, начали новую, которая положительных результатов так и не дала.
С главным инженером ЦНИИ «Гидроприбор» А.Т.Скоробогатовым и контр-адмиралом Ростиславом Михайловичем Олениным на полигоне
ЧАСЫ ОТ ГЛАВКОМА
Так уж повелось в Вооруженных Силах, особенно в советское время, что периодически наши усилия сосредоточивались на устранении какого-либо конкретного недостатка, как правило, не очень серьезного, но зато внешне броского. Так, по воле высокого начальства мы то начинали усиленно заниматься строевой подготовкой, и во всех гарнизонах, даже на подводных лодках и в научно-исследовательских институтах, трещали барабаны, то все, от лейтенантов до адмиралов, начинали подтягиваться на турниках и, задыхаясь, бегать стометровки. То неожиданно ожесточался режим секретного делопроизводства, и мы только тем и занимались, что проверяли секретные документы, то военные коменданты и патрули в гарнизонах начинали хватать нестриженых офицеров. Да мало ли что еще могло прийти в голову высокому начальству? Справедливости ради надо заметить, что продолжались такие кампании чаще всего недолго. Во исполнение очередного грозного приказа составлялись планы устранения недостатков, проводились мероприятия и вскоре в Москву шли соответствующие доклады. А через месяц-другой жизнь снова входила в свое обычное русло. Об одном эпизоде, связанном с такой очередной кампанией, я и хочу рассказать. Дело было в 1972 году. Я уже был капитаном 1 ранга, начальником отдела. Это были годы бурного строительства флота, и наука тогда находилась на самом острие событий. Что касается лично меня, то я был не просто увлечен, а захвачен своей работой. Уже была защищена докторская диссертация, а неоднократное участие в совещаниях с флотским начальством сделало мое имя авторитетным и в московских кругах. По двум-трем удачно сделанным докладам знал меня как молодого и перспективного ученого и Главком. Одним словом, служба шла напряженно, динамично, интересно и, главное, как тогда всем нам казалось, имела бесконечную перспективу.
.
Однажды после возвращения из очередной командировки с Северного флота, где, как и обычно, я занимался торпедными стрельбами, мне позвонил мой однокашник по училищу им. М.И.Фрунзе. От него я узнал, что не далее как вчера возвратившийся из Москвы начальник училища собрал весь офицерский состав и объявил, что в только что вышедшем приказе Министр обороны обращает внимание всех главнокомандующих видами Вооруженных Сил на неряшливый внешний вид некоторых офицеров и требует срочно навести порядок. В качестве иллюстрации серьезности требований начальник училища рассказал, что в числе задержанных за неряшливый вид в Москве оказался капитан 1 ранга Ю.Л.Коршунов. Как заявил Главком, несмотря на то, что Ю.Л.Коршунов — доктор наук, он его немедленно уволил бы со службы. Не сделал он этого только из уважения к отцу, вице-адмиралу в отставке Л.А.Коршунову, с которым работал многие годы. На мое возражение, что все это время я был не в Москве, а на Севере, мой друг только усмехнулся и посочувствовал мне. Вскоре аналогичное сочувствие пошло и из других училищ, звонили даже из Севастополя. Что же произошло? Как позже я узнал, действительно, находившийся в Москве в командировке мой сослуживец по институту и однофамилец, кстати, отличный офицер, впоследствии капитан 1 ранга и мой подчиненный, был задержан комендатурой за какое-то нарушение формы одежды. В это время Главком проводил совещание с командующими флотами, флотилиями и начальниками училищ, на котором и планировалось обратить особое внимание на очередной грозный приказ Министра обороны.
Буквально перед самым совещанием Главкому доложили список офицеров, задержанных за неряшливый вид. В списке значилась и фамилия Коршунов, и институт, в котором я служил. Дойдя до нее, Главком спросил у докладывающего: «Это тот Коршунов?» Что мог ответить московский кадровик? Только одно: «Так точно, товарищ Главнокомандующий». А обо всем, что последовало дальше, я уже рассказал. К происшедшему я сначала отнесся не очень серьезно: слишком уж очевидна была нелепость моего обвинения. Однако по мере возрастания числа телефонных звонков с выражением сочувствия от знакомых и друзей я задумался и решил посоветоваться с отцом. К инциденту он отнесся весьма серьезно: «В памяти Главкома твоя фамилия не должна оставаться скомпрометированной. Мало ли что может произойти еще? Пиши рапорт на имя Главкома. Требуй восстановления доброго имени и наказания виновных в дезинформации». Так я и сделал. Судя по всему, рапорт до адресата дошел, так как буквально через месяц при отсутствии каких-либо конкретных заслуг я неожиданно получил в приказе Главкома благодарность «За успехи в боевой и политической подготовке» и ценный подарок — именные часы. Эти часы мне особенно дороги и сегодня. И не только как воспоминание о благополучно разрешившемся неприятном служебном эпизоде, но и как память о человеке, к которому я всегда питал самое глубокое уважение.
Офицеры и сотрудники научно-исследовательских институтов ВМФ, награжденные орденами и медалями
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
Что и говорить, присвоение адмиральского звания для человека, посвятившего свою жизнь флоту, — это событие. Сегодня такое звание присваивается указом Президента одновременно с назначением на соответствующую должность. В советские годы это происходило несколько иначе. Чтобы стать адмиралом, требовалось: во-первых, быть назначенным на должность с соответствующим званием, во-вторых, прослужить в ней какое-то время и, в-третьих, быть представленным к званию своим непосредственным начальником. Замечу, что продолжительность службы в должности до представления к адмиральскому званию ничем не регламентировалась. Иногда оно и вообще могло не состоятся. Все зависело от отношения начальства и общей обстановки. Если представление состоялось, оно проходило через всех прямых начальников, каждый из которых, естественно, мог его остановить, и поступало к Главкому ВМФ. При его поддержке представление докладывалось лично им или его первым заместителем на заседании Высшей аттестационной комиссии (ВАК). Был такой совещательный орган при Министре обороны. Состоял он из главкомов всех видов Вооруженных Сил и, конечно, руководства Главного политуправления. При положительном решении ВАК представление поступало на подпись Министру обороны и далее шло в Совет Министров СССР. Генеральские и адмиральские звания присваивались постановлением правительства обычно два раза в год: к дню Советской Армии — 23 февраля — и Дню Победы — 9 мая. Таков был порядок. Теперь непосредственно о себе.
Адмирал флота Н.И.Смирнов вручает мне орден Красной Звезды
На контр-адмиральскую должность начальника научно-исследовательского управления института ВМФ я был назначен в 1977 году. К этому времени я уже был доктором наук, вскоре стал профессором. Служил энергично, с инициативой, пожалуй, даже с напором. Активно расширял научные контакты с академическими и вузовскими институтами, перестраивал и модернизировал лабораторно-экспериментальную базу управления, форсировал подготовку научных кадров — докторов и кандидатов наук, настойчиво менял структуру и направленность работы отделов, вводил новые, ликвидировал старые, изжившие себя направления в исследованиях. Естественно, все это затрагивало интересы людей и не всегда проходило гладко. Однако я был настойчив, подчас упрям, а иногда и вовсе не гибок. Впрочем, это не отражалось на успехах подчиненного мне коллектива. Скорее, даже наоборот. Начальство меня поддерживало, хотя и относилось настороженно к моей чрезмерной самостоятельности. Хуже складывались мои отношения с политическим руководством института и прежде всего с начальником политотдела. Сразу скажу, что никаких крамольных и диссидентских идей у меня никогда не было. Как и все, я был убежденным коммунистом. Более того, увлекался законами диалектического материализма, пытался применить их к объяснению процессов развития морского оружия. Об этом даже написал книгу «Диалектика морского оружия». Увы, она так и не вышла в свет. Мои неоднократные доклады и выступления на научно-технических совещаниях, партконференциях и партактивах слушались внимательно и воспринимались обычно с интересом. Тем не менее отношения с партийным руководством хотя внешне и были вполне приличными, но по сути складывались далеко не лучшим образом. В чем же были причины?
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Его с военными почестями похоронили на Северном кладбище в г. Санкт-Петербург. Слова соболезнования, помимо друзей и сослуживцев, выразили семье Новицкого академик А.Гальянов, адмиралы Н.Мормуль, А.Ермаков, Б.Харченко, старшины морского Собрания и многие другие. На его памятнике высечены строки с его же стихотворения, посвящённого молодым лейтенантам, может быть тем, кто пришёл в его экипаж осенью 1964 года.
Думаю, что лучшим дополнением к рассказу о капитане 1-го ранга Новицком Г.Г. будут воспоминания его подчинённых и тех, кто много лет с ним служил и хорошо знал.
Агафонов Г.А., капитан 2-го ранга, командир 1-го дивизиона
«...Мало кто говорит о том, что способности Г. Новицкого командование часто использовало в своих интересах: достать (краску, линолеум), пробить, показать отделанный кубрик начальству и т.д. И что- то никто не сказал, что он лично учил моряков семафору, швартовке, вязать узлы и пр. За время моей службы совместно с ним, он практически, не употреблял спиртного и в компаниях только пригублял стакан. Я тому свидетель. А, если говорить просто, то Новицкий Г.Г. был рабочей лошадкой (да простит он меня за такое сравнение), на которой командование поднимало свой авторитет перед ещё более высоким начальством. И Татьяне поклон, Гена Новицкий был моим другом, и о чём я уже не раз писал, за несколько дней до его гибели мы с Региной сидели у него дома и вспоминали былое. Это одно из наиболее правдивых описаний всех перипетий нашей лодки. Точно подмечено, что боевые дела К-27 многим не давали покоя, а то и вызывали зависть. Но такова судьба всех первопроходцев.»
Ст. Русса, 20.09.2009 г.
Сивов Л.Д., лейтенант
«В экипаж Новицкого Г.Г. я пришёл в 1971 году. Нас пришло тогда четверо молодых лейтенантов. Первое впечатление, которое в дальнейшем подтвердилось, – с командиром нам повезло. Геннадий Гелиодорович принял молодое пополнение очень хорошо. Из нас четверых трое приехали с жёнами, а я с маленькой дочуркой. Командир сразу же приказал отгородить место в казарме, где мы прожили двое суток под его попечительством. Через двое суток в отпуск ушёл Слава Черкасов, и я с семьёй переселился в его квартиру. Ещё до приезда Черкасова с отпуска Новицкий пробил квартиру для моей семьи. Поначалу нас, молодых, веселило, когда Новицкий подходил к нам и, беря под локоть, говорил: «Старик…!» И далее следовало поручение. Вот так - капитан 1-го ранга, командир АПЛ, а к лейтенанту - «старик». После этого хотелось выполнить всё, что было поручено. Хотя Новицкий мог и в достаточно жёсткой манере что-то потребовать. Никогда не прятался за спины подчинённых в непростых ситуациях. Помниться, надо было вычерпывать сплав из буферной зоны, работать разрешили не больше пяти минут. Составили список матросов срочной службы. Новицкий однако не стал их привлекать. В списке, состоящем только из офицеров, его фамилия стояла первой... он первый и полез, подавая личный пример…»
Ян Михайлович Топоровский, старшина 2-ой ст.
«Эту историю, как я писал раннее, я рассказывал после демобилизации своим друзьям-писателям в Одессе, а потом своим сокурсникам во ВГИКЕ, а потом по израильскому телевидению, а оно уже рассказало в разных странах, в том числе и в Америке, Австралии, Германии... Почему я знаю, что в этих странах – на следующий день после выхода в эфир, мой домашний телефон не умолкал, звонили знакомые, говоря, что видели тебя по телевидению. Однако эпизод, который приписывается Новицкому, следует не только рассказывать, но и демонстрировать. А потому я постараюсь его описать очень подробно, а Вы включите всю свою фантазию, ибо я могу что-то неточно описать, и не всё будет понятно. Итак. На лодке выдавалось вино для «аппетита», а кроме этого – спирт для протирания механизмов. Сами понимаете, что пока спирт проходил все «инстанции» и доходил до матросов, то оставалось всего ничего, но на выпивку хватало. А вот протирку мы делали так: драили механизмы и протирали ваткой, смоченной в спирте. Сами понимаете, что в закрытом помещении (для начальства) запах был по самые переборки, а значит всё в порядке. А моряки – получили удовольствие. Но не у всех на лодке были механизмы, которые нужно было протирать, и потому они оставались без всяких удовольствий. Но выпить хочется. И вот, боцман, у которого в заведовании был лишь бинокль, решил пойти к Новицкому. Он надел этот бинокль на шею и отправился в третий (командирский) отсек. Там он обратился к командиру: – Товарищ капитан первого ранга, мне бы спирт для протирки!
Новицкий поинтересовался: – Что ты хочешь протереть? – Бинокль, – ответил боцман. – Хорошо, – согласился командир. – А сколько тебе налить? Боцман брякнул: – Стакан! Новицкий был молод, остр на взгляд и слово и, подвинув кружку, налил её до краёв. Боцман был на седьмом небе, схватил кружку и собирался было уйти, как Новицкий остановил его и с хитростью сказал: «Протри здесь!» Все замерли, особенно боцман, с таким трудом добытый спирт «улетучивался» прямо на глазах, а с ним и хорошее настроение. Он посмотрел на Новицкого, потом на бинокль, висящий на шее, потом на кружку – задумался на секунду, а потом махнул рукой: была не была! И, взяв кружку, поднёс её к губам и выпил одним махом, а потом выдохнул пары спирта на окуляры бинокля и рукавом протёр стёкла: «Хуу! Хууу!» – и посмотрел на Новицкого. Тот ошалел. Но оценил: – Молодец!
Г.Новицкий и Г.Агафонов.
Вот и вся кроха первого воспоминания. Может, это байка о другом человеке, но в нашем экипаже её приписывали Геннадию Новицкому. И никто в этом не сомневался – это было в его духе. Мне кажется, что избери он иной путь, на любом мог бы достигнуть определённых высот. Есть слой людей (тонкий как озон над землёй), которые могли бы состояться во всём, за что бы они не взялись. Потому назовём это характеристикой какого-то офицера, который видел в Новицком хорошего хозяйственника, а кто-то видел и организатора... Он, как мне кажется, схватывал на лету и тайны профессии, и тайны человеческой (начальственной) психологии.»
Израиль, 2009 г.
Можно было привести ещё ряд воспоминаний о Новицком Г.Г., его подчинённых, но и этого думаю достаточно, чтобы понять, каким человеком он был для экипажа, которым командовал долгие годы.
Глава 8. ИСПЫТАНИЕ АТЛАНТИКОЙ
Надёжно задраены люки, И горстка отважных людей Друг другу без клятв, без поруки, Становятся трижды родней.
А. Ситковский
После подписания Государственного Акта сдачи АПЛ К-27 ВМФ Советского Союза через два дня, а именно 2 ноября 1963 года, атомная подводная лодка под командованием капитана 1-го ранга вышла в море, в свой первый боевой поход, выполняя лозунг, брошенный тогдашним флотским полководцем и Главкомом ВМФ СССР "От заводской стенки – прямо в океан".
Перед этим несколько дней подряд экипаж, начиная от матроса и заканчивая её командиром, стоял на "ушах". Загружали ЗиП, провизию, офицеры грузили свои пожитки и семьи на военный корабль, который должен их доставить в Гремиху –постоянное место базирования нашей лодки. Командир и экипаж знали, что вскоре длительный поход. Загружали корабль под "завязку", потому что зачастую командиру, а Гуляев И.И. это знал из своей практики, по радио приходило боевое распоряжение о продлении боевого патрулирования на десять-двадцать суток. Лучше пусть останется, чем не хватит. По всему кораблю, обычно между трубопроводами, торчали всевозможные упаковки с запаянным в целлофан проспиртованным хлебом и батонами, трёхлитровые жестяные консервные банки, в которых находился в сыром виде очищенный от кожуры и залитый специальным консервантом картофель, ящики с консервами, трёхлитровые банки с томатным, виноградным, яблочным и другими соками, стояли банки с регенерацией. Так было всегда... такие вот темпы – быстрее и быстрее. Но это всегда считалось "золотым" временем для снабженцев! Ну, по крайней мере, для нашего бывшего прапорщика стройбата, а потом мичмана Бересневича Г.И. Это был "ас" в вопросах, чего достать, поменять. Правило "ты мне, я тебе" было для него жизненным кредо. Он знал – походы заканчиваются, а провизия всегда остается. И он всегда находил ей применение. Но как говорят в народе: "Сколько бы верёвочке не виться, а конец всегда приходит". Плачевно он закончился и для нашего снабженца, участника 2-х боевых походов, награждённого медалью Ушакова, Бересневича Григория Ивановича. После ядерной аварии в мае 1968 года у него после приёма материальных ценностей выявили приличную недостачу... и он "сбежал". Ну а дальше его следы потерялись... По сведениям, которые доходили, он был осуждён. Но возвратимся в 1963 год. Кроме Гуляева И.И., в море ушли старпом Николай Окованцев, замполит Михаил Петухов, помощник командира корабля Геннадий Фытов, офицеры боевых частей и дивизионов Анатолий Гужеленко, Владимир Соколовский, Алексей Иванов, Валентин Милованов, Владимир Ходяков, Степан Полетаев, Александр Шпаков, Юрий Комов, Виталий Полубояринов, Борис Ефремов.
Повесть состоит из 15 самостоятельных новелл, которые объединяет один литературный герой – Ильин Андрей Николаевич. В ней повествуется о малоизвестной (в силу определенной секретности) работе моряков-испытателей Феодосийского полигона Военно-морского флота СССР. Новеллы написаны простым языком, понятным и доступным широкому кругу читателей. Автор не ограничился только техническим аспектом работы испытателей, в повести есть темы любви, мужской верности, простой человеческой порядочности и честности Книга полна оптимизма и любви к морю, к красоте морской формы, к Военно-морскому флоту.
Капитан 1 ранга Валерий Федорович Касатонов. 1989 год.
Первый корабль испытателя Ильина
Ведущий теленовостей, сообщая очередную «страшилку», вдруг объявил, что сегодня ночью российский корабль потопил ракетой грузинский крейсер. Отставной моряк-испытатель капитан 1 ранга Ильин Андрей Николаевич, усмехнувшись очередной нелепости - в грузинском флоте не было крейсеров, поднял голову и посмотрел на экран. Малый ракетный корабль, красиво разрезая воду форштевнем, входил в Севастопольскую бухту, на его мачте развевался Андреевский флаг. За кормой кипели мощные буруны. Хотя винты работали на малых оборотах, длинный кильватерный след тянулся за кораблем, медленно растворяясь вдали. Во всем облике , в его архитектуре, в огромных шести ракетных контейнерах, в радиолокационных антеннах, накрытых элегантными радиопрозрачными колпаками, в клокочущих бурунах чувствовалась сила, энергия, скрытая угроза для противника. Правильно говорят: «Мал, да удал». Севастополь по традиции, которой вот уже свыше двухсот лет, встречал победителей аплодисментами. В душе Андрея Николаевича, опытного моряка-испытателя, шевельнулась гордость. Память сердца подсказала: «Это твой корабль!» Да, это был первый корабль, на котором он в 1969 году, тогда еще молодой инженер, приступил к испытаниям комплексной радиотехнической системы обнаружения и выдачи целеуказания ракетному оружию «Дубрава». Как давно, и как недавно это было!.. После окончания факультета радиоэлектроники Военно-морской академии в Ленинграде капитана 3 ранга Ильина, имеющего уже десятилетний опыт плавания на подводных лодках Северного и Черноморского флотов, направили в Феодосию на испытательный полигон на должность инженера-испытателя. Он быстро освоился, много и упорно занимался, вникая в новую для себя специальность. А когда вскоре в порт прибыл головной малый ракетный корабль «Буря», испытания его радиотехнических средств поручили подводнику Ильину. Начальник испытательного отдела, в котором начал службу Андрей, красивый подтянутый с гривой седых волос инженер-полковник Хляп Борис Наумович, кандидат технических наук, сразу же почувствовал симпатию к молодому офицеру. С восхищением изучив его морской послужной список, он доверил новичку ответственную работу, исходя из принципа: «Кинь везунчика в воду, и он выплывет с рыбой в зубах». Просто Борису Наумовичу понравился Ильин, потому что он напоминал ему его самого в молодости. Капитан 3 ранга Ильин не без внутренней робости впервые прибыл на корабль и представился командиру, почти своему ровеснику по возрасту и по воинскому званию. Командир Пруцков Владимир Михайлович, раздираемый множеством испытательных корабельных комиссий, но улыбающийся и решительный, хлопнув Андрея по плечу, засмеялся и сказал шутливо: «Кто к нам без водки придет, тот за родимой и побежит». Он быстро вызвал начальника радиотехнической службы и поручил ему Андрея, тут же выпроводив их из своей каюты со словами: «Оба - полный вперед!». Андрей Николаевич внимательно и дотошно осмотрел корабль и все радиоэлектронные системы, которые ему предстояло испытывать, (теоретически он был уже готов, изучив документы у себя в отделе), познакомился с матросами, которые будут обслуживать эту сложную новую технику, и, конечно, остался недоволен. После подводной лодки корабль, сконструированный из алюминиевых сплавов, показался ему слишком легким и слабым. Одной пулей, скорей всего, можно было бы пробить его насквозь. А личный состав, увы!, новую аппаратуру не знает, в учебном отряде даже близко не было ничего похожего. Значит, придется в процессе испытаний постигать последние достижения радиоэлектроники нашей страны. Это была многолетняя беда Военно-морского флота.
Первейшая задача морского инженера-испытателя – изучить новую аппаратуру и подготовить документы для проведения необходимых испытаний в море. Опытный полковник настойчиво учил своих подчиненных: «Каждая новая испытательная работа не похожа на предыдущую. В каждой - свои особенности, свои тонкости. Товарищи офицеры, относитесь к испытаниям, как к искусству!» Да, эта работа сродни высокому искусству, в чем скоро убедился Андрей Николаевич. Морские задания, разработанные им на основании утвержденной на самом верху программы испытаний, требовали согласования с десятком инстанций, причем каждая из них в случае нарушения влечет уголовную ответственность. Сюда входили и вопросы режима секретности при организации связи, и скрытности от разведывательных спутников вероятного противника, и безопасность при стрельбе оружием корабля, и техника безопасности на корабле, и гидрометеорологическое обеспечение испытаний, и порядок оформления результатов работы в море, и количество галсов для получения достоверных результатов, и еще много вопросов, которые не всегда порой можно предусмотреть при разработке этого сложнейшего документа. Самое главное, что инженер-испытатель должен детально знать каждый раздел разрабатываемого им морского задания и при согласовании с большими начальниками четко доложить свою точку зрения о представленном документе. А это постигается годами испытательной работы, причем каждый учится на своих ошибках, почему-то строго следуя заветам древних мудрецов: «Люди не хотят учиться на чужих ошибках, они хотят делать свои!» Андрей Ильин дважды ездил в Севастополь в штаб флота представлять разработанный им документ, трижды переделывал уже готовый материал и, наконец, все готово. ( «Писец», - как говорил старпом на его подводной лодке. Он же, нередко проводя политзанятия, увлекался и, переходя на любимую тему, неоднократно учил молодых лейтенантов: «Самая плохая привычка у женщин – чуть что, сразу замуж». В женском вопросе Ю.П. был «почетный академик» многих пляжей и курортов нашей страны. Бывало в кают-компании он бескорыстно делился своим практическим опытом с собирающимися в отпуск молодыми офицерами: «Учтите, многие мужчины, влюбившись в , по ошибке женятся на девушке целиком. Не повторяйте моих ошибок».)
Каково же было разочарование капитана 3 ранга Ильина, когда на его титанический труд, доставленный на корабль, никто не обратил внимания. На новом головном корабле было с десяток комиссий, каждая из которых рвалась провести прежде всего свои испытания - по ходовой части, по корпусу корабля, по системам радиосвязи, по артиллерийским установкам и ракетному комплексу, по штурманскому вооружению и т.д. Шла настоящая борьба разных ведомств Министерства судостроительной промышленности и всех Центральных Управлений Военно-морского флота. Как частенько шутил корифей испытаний Борис Наумович Хляп, в этот момент решался «транспортный» вопрос – кто на ком поедет? Все стало на свои места, когда на корабль прибыл председатель государственной комиссии капитан 1 ранга Коссович Владислав Генрихович. Видимо, в нем было что-то от поволжских немцев: аккуратность, спокойствие, деловитость и умение любое дело доводить до конца. Он приходил на корабль всегда в белой накрахмаленной рубашке с золотыми запонками в манжетах, морская тужурка сидела на нем безукоризненно, красиво оттенялись на ней разноцветные орденские планки. В молодости он, по всей вероятности, был рыжий, а сейчас - «невысокий блондин в черных ботинках», так прозвали его на корабле, кстати, ботинки его всегда были начищены и блестели, как у черта глаз, (терминология старпома, главного юмориста флота, с подводной лодки, где в свое время служил Андрей). Андрею Николаевичу нравились аккуратные и подтянутые офицеры, он всегда хотел быть похожим на них. И это ему удавалось! На первом же совещании председатель государственной комиссии собрал всех руководителей ведомственных комиссий и приказал разработать единый план проведения комплексных испытаний корабля за 20 ходовых дней. Каждой комиссии надо заранее расписать, что будет проверяться на выходе в море в конкретный ходовой день. Он спокойно объяснил, что на переходе в район испытаний механики могут проверять ходовую часть корабля. При прибытии в район, пока идет подготовка к ракетной стрельбе, можно проверить системы радиосвязи и взаимодействие с вертолетом. Если возникает вынужденная пауза из-за пролета разведывательного спутника, можно отработать проверки артиллерийской установки и т.д. План разработали, рассмотрели и утвердили. Все успокоились, и работа пошла полным ходом.
: 1 – выдвижная пусковая установка ЗРК «Оса-М»; 2 – Станция наведения ракет 4Р33 комплекса «Оса-М»; 3 – пусковые установки ПКР П-120 «Малахит»; 4 – обтекатель антенны РЛС общего обнаружения и целеуказания ПКРК «Титанит»; 5 – антенна РЛС общего обнаружения; 6 – станции приёма внешнего целеуказания для ПКРК «Малахит»; 7 – антенны РЛС госопознавания; 8 – антенны средств РЭБ; 9 – 16-ствольная ПУ выстреливаемых помех ПК-16; 10 – 10-ствольные ПУ выстреливаемых помех ПК-10; 11 – стрельбовая РЛС «Барс»; 12 – 57-мм спаренная артустановка АК-725
Андрей Николаевич ликовал. Он испытывал совершенно новое направление в радиоэлектронике – дальнее тропосферное распространение радиоволн. Далеко за горизонтом пассивным радиолокационным приемником обнаруживаются корабли противника, работающие своими радарами. Они не знают, что Андрей Николаевич уже обнаружил их и готовится поразить своими ракетами. Новый ракетный комплекс с дальностью стрельбы свыше ста километров позволяет это сделать с высокой эффективностью. Другой новинкой на этом корабле было использование радиолокационной информации с самолета-разведчика ТУ-95 РЦ. Инженер-испытатель Ильин был поражен, когда, стоя в порту Феодосия, он получил на борту малого ракетного корабля «Буря» радиолокационную картину восточной части всего Средиземного моря. Да, испытание новых кораблей – это искусство! Это симфония, это фуги Баха! Но особенно поразил подводника Андрея Ильина – первый в мире шестиракетный залп нового ракетного комплекса на этом, как ему казалось, не очень крепком «суденышке». Трижды выходили в район стрельбы. И море было хорошее, и готовность была полная, но каждый раз возвращались, не выполнив задачу. Туман! Стрельбу на полигоне можно производить только при ясной погоде, поскольку по трассе стрельбы на берегу расположены кино-теодолитные посты, и они должны четко отслеживать полет ракет для проведения в дальнейшем анализа работы всех систем этого грозного оружия. Туман, особенно в осенне-зимний период, самый большой враг моряков-испытателей. (Сколько раз за время службы на полигоне пришлось Андрею Николаевичу из-за тумана встречать Новый Год в море, или, по крайней мере, возвращаться домой за пару часов до его наступления. И все потому, что надо было успеть провести испытания до конца года, до 24 часов 31 декабря. Тогда - план выполнен, испытания завершены! Корабль или испытуемый комплекс можно передавать Флоту. А это значит, работникам судостроительной промышленности – премии, награды, почет и уважение! За это и шла борьба.) Наконец, наступила ясная погода, и малый ракетный корабль помчался на стрельбу.
Все члены комиссии напряжены, серьезны, особенно гражданские разработчики новых систем. Неизвестно, чем кончится ракетный залп. Может быть, погибнем! Район стрельбы осмотрен, посторонних кораблей и судов нет. Разведывательные спутники уже пролетели. Все доложили о готовности к стрельбе. Андрей Николаевич за пультом радиотехнического комплекса «Дубрава» цель обнаружил и выдал целеуказание ракетному комплексу. Командир Пруцков Владимир Михайлович в парадной тужурке, одет во все чистое, как положено перед боем, дает команду: «Произвести шестиракетный залп!» Все замерли. Компьютер отработал свои миллисекунды, и запрограммированная стрельба началась. Первая ракета с грохотом и шипением вырвалась из верхнего контейнера левого борта, корабль покачнулся, и по законам физики его как бы отбросило назад. Через несколько секунд снова рев и грохот, уже с другого борта. Корабль опять как будто взбрыкнулся. Если что случится, стрельбу уже не остановить. Снова рев, снова грохот. Какие-то крики. Кто-то забился в панике. Андрей Ильин считает: «Четвертая, пятая, шестая. Кажется все!» Последняя ракета с жутким ревом уходит, и … тишина. В это мгновение гаснет свет на корабле, всё обесточивается, и кто-то истерическим голосом кричит: «Пожар! Горит шестой контейнер правого борта!» Все в шоке. Андрей на всякий случай стал вспоминать, где же он видел спасательные жилеты, похоже, что сейчас они потребуются. Но тут раздался решительный голос командира Пруцкова: «Аварийной партии погасить пожар! Командиру БЧ-5 подать питание на главный распределительный щит!» Зажегся свет, стало веселее. Еще через пару минут с палубы доложили, что пожар потушен. Стало совсем хорошо. Гражданские инженеры заулыбались. Некоторые стали громко говорить, что они совсем не испугались, и даже наоборот.
А еще через минуту все бросились обниматься и целоваться, как . Все поздравляли друг друга. Кто-то в радостном ажиотаже даже чмокнул Андрея Николаевича. Приятного мало, поцелуй женщины все-таки был бы более желанным. Но, увы, на боевом корабле их нет. Всеобщее ликование сопровождало весь обратный путь корабля к родному берегу. В порт испытатели вернулись героями. Адмирал (Дмитрий Дмитриевич Кашуба), начальник испытательного Центра встречал их на причале. Он уже получил поздравление из Москвы. Москва знала, но, увы…, и Пентагон знал. Кто им сказал? Но больше всех радовалась молодая супруга Андрея, удивленная страстным поцелуем, который она получила при встрече мужа после его возвращения с моря. Последнее время это было не часто. На радостях даже угостила его блинчиками с крымским кизиловым вареньем и своим фирменным тортом «Прага». Заслужил! И долго еще была ласкова и внимательна к нему. (Знай наших! У неё был принцип: «Ты ко мне хорошо, я к тебе ещё лучше!» Она давно поняла, что мужчина – это ребенок с зарплатой. А некоторые её старшие подруги говорили проще: «Мужчина – это такое животное, которое надо хорошо кормить и изредка отпускать погулять» Но супруга Андрея еще пока сомневалась, так ли это?) Нельзя не вспомнить талантливых разработчиков сложной радиотехнической системы «Дубрава», включающей в себя всю радиоэлектронику, установленную на этом корабле. Киевский научно-исследовательский институт возглавлял в то время прекрасный организатор и большой друг военно-морского флота , который доверил группе молодых инженеров разработку нового для флота направления в радиоэлектронике – создание единой корабельной радиотехнической системы.
. 1921-1975. Выдающийся организатор военной промышленности. С 1958 по 1975 годы Генеральный директор Киевского научно-исследовательского института радиоэлектроники КНИИРЭ (ныне НПО "Квант" ). 60-е годы XX-го века.
Главным конструктором был назначен Тука Борис Юлианович, красивый статный ученый, обаятельный, улыбающийся, но, как все «хохлы», настойчивый в достижении поставленных целей. Он сплотил коллектив разработчиков, создавших аппаратуру, которая много лет служит Флоту с высоким качеством и эффективностью. Андрей Николаевич вспомнил, как одного из заместителей главного конструктора Соловьева Владимира Петровича он однажды уговорил сыграть за их полигон в баскетбол. Шла спартакиада военно-морской базы, а там принцип такой: «Хоть умри, но команду на соревнование выстави!» В команде противника с ракетного полигона все время удивлялись, почему один офицер в команде радиотехнического полигона с такой заросшей шевелюрой. «Да, все мы были молодые, спортивные, без комплексов. Любили жизнь и наслаждались каждой минутой пребывания на берегу, – Андрей Николаевич задумался, - где сейчас эти талантливые инженеры, востребованы ли они?» Сколько прекрасных корабельных радиолокационных станций разработали в свое время киевляне, достаточно сказать, что серия станций «Топаз» была изготовлена в сотне экземпляров. А получали они свое право на жизнь после отработки и испытаний на Феодосийском полигоне, в отделе, где служил Андрей Николаевич Ильин. Через несколько лет он случайно встретился с Борисом Юлиановичем Тукой, уже главным инженером НИИ. Тот с улыбкой рассказал, что за разработку системы «Дубрава» он получил премию, на которую смог купить автомобиль ВАЗ-2101. А сейчас вот ищет новый клаксон, поскольку свой родной у машины слишком слаб. Посмеялись, выпили по бокалу крымского вина и тепло распрощались, как оказалось на всю жизнь. А жаль! Большая потеря и для Украины, и для Российского флота. После завершения государственных испытаний и доклада результатов командующему Черноморским флотом в Москве было принято решение о приеме радиотехнической системы «Дубрава» на вооружение. Это высший пилотаж успешного завершения многолетней работы десятков военных и сотен гражданских специалистов - военно-промышленного комплекса. Свой вклад в создание новой техники внёс и Феодосийский радиотехнический полигон. И где-то в самом конце скромно расположился Андрей Николаевич Ильин, просто моряк-испытатель.
Малый ракетный корабль Буря (пр. 1234) после вступления в строй. -
А малые ракетные корабли начали серийно поступать на флоты. Через пару лет на Черноморском флоте капитан уже 2 ранга Пруцков В.М. был назначен командиром дивизиона кораблей «плохой погоды» - «Буря», «Ветер», «Вьюга» и т.д. До сих пор корабли несут свою службу в море. И как показали последние события, службу несут «отлично».
Андрей Николаевич Ильин закончил приятные воспоминания, надел полуспортивную одежду, причесал свою седину и вышел освежиться на «тропу здоровья». Сегодня он совершит оздоровительную ходьбу (свои три километра) с хорошим настроением. Всё-таки приятно, что твой труд оказался востребованным, тем более, когда речь идет о защите Родины.
Октябрь 2009 года
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
