- А со срочным погружением от японца. Мальчики работали тики-так! Я был в , машинально заводил свои часы. С момента, когда заквакал ревун, лодка ушла на тридцать метров, знаете, за сколько? - спросил Хорт. И, торжествуя, выпалил: - За двадцать восемь секунд! - Ври больше, комиссар, - отмахнулся Неулыба. - Не мешай спать. - Вот те крест! - шутливо перекрестился Хорт. - Ей-богу, не вру. Все-таки ребята молодцы! - Разумеется, и мужики. Работали как надо... И все-таки техника, комиссар! Подумай, что было бы, если б упало давление гидравлики или не сработала какая-нибудь захлопка? Понял? И вообще. Пристал как смола... Дай вздремнуть. Однако этот разговор Неулыба запомнил: технический норматив погружения лодки из крейсерского положения на перископную глубину, полученный на госиспытаниях и занесенный в «Тактический формуляр», составлял 45 секунд. А тут за 28 на глубину тридцать! Результатик! Даже на госиспытаниях заводчики-сдатчики таких бешеных режимов остерегались, за красную черту не лезли... Лодка продолжала скользить в южном направлении. Работал, успокоительно попискивая, мотор экономхода. В лодке тишина.
***
В середине дня лодка подвсплыла под перископ на сеанс радиоприема. Командир осмотрел горизонт в перископ: впереди по курсу, справа и слева, насколько окуляр охватывал зеркальное спокойствие белесого моря, виднелись и ряды буйков, выстроенные правильными рядами поперек курса подводной лодки. Сети? Ярусные крючковые снасти? Проволочные устричницы? Самое опасное - сети. Капроновые сети, намотанные на ступицу винта, способны сплавиться в такую втулку, которая может наглухо заклинить линию вала. «Остается одно, всплыть и произвести опрос местных жителей», - съязвил про себя Неулыба и жестом подозвал к перископу Шепота. Тот глянул и крякнул: - Н-да! Картинка! Лодка повернула между рядов, выискивая разрывы-проходы. А ряды тянулись, казалось, до горизонта. Утешало одно - видимое безлюдье. Через час-полтора лодка все же нашла разрыв ряда, вошла в него и... повернула на обратный . Как в лабиринте Минотавра. До вечерних сумерек субмарина, как примерная школьница на экскурсии, дисциплинированно гуляла по коридорам бесконечных рядов бамбуковых плотов, выискивая выход на маршрут. - Положеньице почище губернаторского, - резюмировал Неулыба, воздавая непечатное штабникам-творцам боевого распоряжения на поход, с легкостью проложившим маршрут по карте-бланковке. Как во времена Колумба.
Вспомнилась антианалогия английского разведчика (), инструктируемого суховатыми джентльменами из МИ-6 перед выброской в 1943 году во Францию. Инструктаж звучал примерно так: «Сэр! Вы приземлитесь в 50 метрах от живой изгороди фермы Сен-Пьер. Парашют не закапывайте. К северу от вас увидите корявый дуб. Имейте в виду - за дубом будет сидеть Лысый Жан. Тихонько крякните два раза по-утиному, вот так. Жан квакнет по-лягушачьи, вот так. Следуйте за ним молча. Воздержитесь писать в траву: ваша моча зарегистрирована в ведомствах господ Кальтенбруннера и Канариса. Пройдя живую изгородь, имейте в виду - за изгородью канава с тухлой водой, в канаве сидит Жак; запрос - «Жюстен», пароль - «Женевьева». Отдадите ему парашют, получите аус-вайс и билет на поезд Руан - Париж...» И так далее. Но то - английская разведка. А это - наша, родная. К ночи лодка всплыла и на инерции хода проперла через ряды буйков на авось, с заметным шорохом где-то там, в районе киля. Утешительными были две мысли: первая - нагрузка на линии валов свидетельствовала - обошлось без намотки на винты; вторая - так вам, гадам, и надо. Не ставьте сети поперек маршрута подводной лодки. Убыток империалистам. Мелочь, а все-таки приятно! В ночь, обойдя на почтительной дистанции мигающий огонь маяка Оки, лодка ушла в пустынную часть моря и к утру погрузилась под перископ на траверзе безлюдного .
Галс - линия пути корабля от поворота до поворота (примечание автора)
Через час на фоне ослепительного великолепия моря, освещенного солнцем, Неулыба вдруг обнаружил - мощное течение несет субмарину прямехонько на остров. Изменив курс и приведя вертикальные зубцы скал на пеленг сзади траверза, Неулыба приказал дать ход обоими моторами на самый малый и наконец на средний ход. Пеленг на скалы начал медленно сползать за корму. Но... расточительный разряд батареи! Периодически поднимая перископ и считывая пеленги на неумолимо приближающийся остров, Неулыба поневоле заглядывался на ленточных змей с конскими хвостами и прочую диковинную тропическую невидаль, мелькающую в зеленоватой толще воды. Одно прикосновение к ним грозило мгновенной смертью. Бр-р! На исходе дня Неулыба вытер со лба пот: течение, слава Богу, понесло лодку мимо скал в глубины океана. В сумерках всплыли и под дизелями рванулись в спасительную темень востока. А на бледнеющем западе еще долго-долго вырисовывались острые зубцы гористого острова, окруженного невидимыми в ленивом спокойствии лимонного моря подводными скалами. Уже трое суток лодка «ползла» по маршруту в заданный район, днем - на гарантированных от наблюдения с воздуха глубинах, ночью - в надводном положении. Ночь подводники ждали. И еще как ждали! Мощное течение Куро-Сио несло лодку мимо Японии. На всем диапазоне доступных лодке глубин термописец «Березка» показывал одно и то же: температура забортной воды плюс 30-32 градуса. В отсеках же прочного корпуса была парная баня. В самых «прохладных» отсеках - торпедных и центральном - температура доходила до 50 градусов и более, о батарейных и электромоторном отсеках думать не хотелось. С оклеенного пробкой прочного корпуса сочился и противно капал теплый, приванивающий жухлой краской жирноватый конденсат.
На вышедших в тот же район пять лет спустя двух дизельных ПЛ проекта 641 было 8 тепловых ударов среди личного состава и одна «тепловая» смерть (экипажи Писарского, Комарова) (примечание автора). Радомир Ионович Писарский - выпускник ТОВВМУ им. С.О.Макарова 1953 года. Его .
Истекающие потом грязные тела подводников быстро покрылись мокрянкой и нарывчиками. Народ осунулся, с отвращением глядя на традиционные борщи и макароны «по-флотски» и признавая только черные каменные сухари и колбасу «собачья радость». Холодильников и кондиционеров на лодке не было. Единственная мясная рефкамера подозрительно пованивала. Открывать ее становилось опасно. Впервые в истории подводного флота спирт-ректификат, ценность высшего порядка, вызывающе безнадзорно торчал в полуоткрытой командирской каюте. Раз в сутки изнуренные жарой мореплаватели по команде стекались в центральный пост, где вооруженный бутылью и ватой корабельный врач смачивал спиртом тампоны и самолично обтирал матросские спины и животы, заодно прижигая чирьи и нарывчики. Подводные колумбы выискивали уголки, где хоть на пару градусов температура мнилась ниже отсечной. Кряжистый боцман Михалыч, отстояв положенное на рулях, молча сползал в и ложился меж трубопроводов прямо в грязный конденсат.
В лодке прекратились перемещения, разговоры и мелкие стычки, только с монотонной периодичностью слышались доклады: «В отсеках осмотрено, замечаний нет», «Шума нет». Не скисли двое - командир Неулыба и трюмный центрального поста Юла. Для маленького верткого Юлы наступила пора раздолья: провизионка, пожалуйста, открыта, всякие деликатесы - к твоим услугам. Начальство - словно вареные судаки. В центральном Юла чувствовал себя как рыба в воде. Парилка на Юлу не действовала. А потому Юла стал в центральном почти бессменным. Неулыба же свариться просто не имел права. И времени. Его тревожило мощнейшее глубинное течение; стоило повернуть лодку на курс в район, как боцман начинал истошно кричать: «Лодка не управляется!» Вопль означал: попутное течение больше скорости лодки и попросту норовит ее опрокинуть. Оставалось одно - идти ломаными галсами, не подставляя корму течению. Или неэкономно разряжать батарею главными моторами, что Неулыба мог допустить только на короткое время. Давление в отсеках медленно, но неумолимо росло; при всевозможных переключениях «подтравливали» системы воздуха высокого и среднего давления. В центральном с терпеливым вниманием следили за отсечными манометрами: повышение давления до трех атмосфер грозило углекислотным удушьем, ибо включенные регенерационные установки не справлялись с очисткой воздуха, источали жар и грозили воспламениться. Головы мореплавателей наливались чугуном, в ушах стучали молотки, во рту появлялся свинцовый привкус. Подводнички ждали заветного часа - подвсплытия на сеанс радиоприема с берега. Убедившись в перископ в отсутствии на горизонте и в воздухе «двуногих», командир командовал: - Поднять шахту РДП! Открыть воздушную захлопку! - Внимание по отсекам! - возбужденно кричал в динамик трансляции механик Ильич. - Открыть клинкеты вдувной и вытяжной вентиляции! Сравнять давление в отсеках! Спертый, влажно-горячий воздух с шумом уходил из отсеков. Над выдвижными устройствами лодки - это явственно виделось в перископ - вырастало облако. В отсеках становилось знобко-холодно.
В отсеках оживали. Начиналась суетня, поиски чего бы . Предусмотрительный старпом к этому моменту приказывал: выдать закусь. Все знали - это временно, вскоре снова наступит парилка. Но уже ненадолго. Ибо близка желанная ночь - с неимоверно крупными звездами, с прососом отсеков дизелями, когда горячая влажность будет вытянута изо всех закоулков. Если обстановка наверху допускает, можно по очереди выскочить наверх и хватануть сигарету, от которой пьянеешь больше, чем от водки. Словом, для подводной публики распорядок жизни переворачивался. На четвертые сутки Неулыба - а это он делал независимо от штурмана - раскодировал принятый радистами японский метеопрогноз и нанес на бланковку. И озабоченно нахмурился: проползавшее далеко восточнее Марианских островов пятно пониженного давления быстро углублялось и явно перерастало в тайфун, раскручивающий вихревую спираль и резко увеличивающий поступательное движение. Так и есть, американцы уже дали тайфуну имя «Джильда». А это означало - тропическая депрессия перерастает в грозный ураган. И «Джильда» прямехонько шла на ползущую в толще вод субмарину. - Механика, старпома и Шепота ко мне! - приказал в центральный пост Неулыба, а прибывшим сказал: - Ну, вот что, герои. Приближается тайфун. Притом глубокий. В нашем распоряжении около суток. Сегодня всплываем пораньше, ибо все супостаты убегут из полосы движения тайфуна. Так вот, всем сестрам - по серьгам. Командир БЧ-5, со всплытием - глубокую зарядку батареи. Тщательно провентилировать. Старпом, вам лично обойти и проверить отсеки, предупредить народ: уйдем на глубину не менее чем на трое суток. Выбросить весь мусор. Строгая экономия электроэнергии... И оглядел склонившихся к бланку метеокарты: - Все признаки говорят, что в районе нахождения лодки «Джильда» повернет на северо-восток. А в точке поворота замедлит движение и еще углубится. Так что особой радости она нам не принесет... К вечеру небо расцветилось удивительно красивыми красками. Неулыба не ошибся: по видимым признакам тайфун шел прямо в район нахождения лодки. В эфире радиоголоса слабели: все плавающее и летающее почтительно расступалось перед грозным явлением, уходя прочь из полосы движения «Джильды»... За ночь батарея заряжена, лодка провентилирована. Но Неулыба выжидал . И дал команду на погружение только тогда, когда поверхность океана закипела, а корпус уныло застонал от цепких объятий бушующей стихии.
Лодка ушла на глубину 120 метров, тщательно удифферентовалась, перешла на мотор экономхода. Выключено все, кроме аварийного освещения, гирокомпаса и приборов акустики. Подвахте велено спать. Спать. А наверху - это чувствовалось - разверзся ад. Лодку мотало, как огромный маятник. Указатели кренометров угрожающе раскачивались. В лодке укачались все, даже механик и боцман. Мореплаватели поминутно бегали к кандейкам и изрыгали зеленоватую слизь. Ходовые вахты у приборов неслись полулежа.
В штурманской рубке командир, плотный седеющий Петр Егорович Игнатьев, и помощник – совсем юный Николай Захаров прокладывают курс. А внизу, на левом шкафуте, группа нахимовцев, влюбленных в сложное штурманское искусство, ведет параллельную прокладку. Игорь Смирнов, Олег Иванов, Юрий Титов, Борис Щукин, Виктор Виленкин тоже начали запись в вахтенном журнале. Воспитанники определяются по пеленгам, ведут прокладку курса, измеряют глубины. Руководитель морской практики, офицер-воспитатель Сергей Иванович Сергеев руководит молодыми штурманами. На полубаке боцман Михаил Григорьевич Шляпников, старый балтийский моряк, свыше четверти века проплававший на кораблях различных классов, обучает воспитанников такелажному делу. Внизу, в кубрике, старшины повторяют с нахимовцами сигналы дудок. В другом кубрике офицер Василий Федорович Заворуев проводит политинформацию... А «Лавена» идет вперед. Ровно стучит дизель, и легкий ветер развевает кормовой флаг. С мостика раздается свисток-предупреждение. И вслед за дудкой командир кричит в рупор: – Все наверх, паруса ставить!
Из кубриков, с бака и юта мчатся воспитанники. Каждый знает свою мачту и свое место. – Пулей лети! – подбадривает Петр Егорович. Работа у парусов – любимое занятие нахимовцев. Под руководством старшин ребята быстро снимают чехлы. С палубы на мостик несется: – Грот-трисель к подъему готов! Кливера к подъему готовы! Паруса расчехлены, воспитанники на своих местах внимательно смотрят на мостик. Раздается команда: – На фалах и ниралах, бакштагах и завал-талях паруса поднять! Проходит несколько минут, и «Лавена» под всеми парусами, чуть накренившись на борт, плавно скользит по синей морской глади. Незаметно и быстро приходит вечер. Серп молодой луны высоко в небе. Уже закончилась дневная учеба; прошло комсомольское собрание, на котором офицер-воспитатель Павел Мефодьевич Свирский поставил перед комсомольцами задачи похода, уже начищена картошка для камбуза и произведена вечерняя приборка. Все свободные от вахты воспитанники собрались на полубаке вокруг старшины Алексея Акиньшина. Старшина, поудобнее устроившись на палубе, перебирает лады баяна. Над тихим морем несутся песни. Ребята поют дружно, с увлечением о далеком полуострове Рыбачьем, о том, как грустно моряку вдали от родных берегов, о любви и верности Отчизне. Потом старшина сам затягивает и все подхватывают одну из любимых песен:
... А я остаюся с тобою, Родная навек сторона. Не нужно мне солнце чужое, Чужая земля не нужна...
И как бы в подтверждение этой прекрасной песни дружески мигают в ночи маяки родных берегов. А на утро снова в шесть побудка, уборка корабля, торжественная минута подъема флага и длинный летний день учебы. Вновь и вновь раздается любимая команда: «Все наверх, паруса ставить» или «Паруса долой». С каждым разом воспитанники все четче и быстрей работают, команды у мачт соревнуются за быстрейшую постановку и спуск парусов. Уже известны лучшие нахимовцы на парусных ученьях. Это Слава Пичугин, Игорь Смирнов, Вилор Каспер, Олег Иванов, Виктор Соколов, Борис Щукин, Арон Молочников, братья Борис и Герман Тихомировы, Борис Пашков... На третий день плавания «Лавена» подходила к острову Гогланд. Пологими, поросшими лесом горами протянулся Гогланд с севера на юг поперек Финского залива. Нет иного пути кораблям, идущим в Ленинград или из Ленинграда, как мимо Гогланда. Свыше двухсот лет назад мимо этих суровых берегов уходили в бой петровские галеры. Этим же курсом они возвращались к родным берегам, ведя плененные шведские корабли. Первый русский мореплаватель вокруг света адмирал Иван Федорович Крузенштерн, уходя в далекие моря и океаны на шхуне «Надежда», проходил мимо этого острова, надолго прощаясь с родной землей. Первый в мире изобретатель беспроволочного радиотелеграфа преподаватель Минного офицерского класса и Технического училища в Кронштадте Александр Попов здесь, с этого холодного острова, осуществил свое гениальное открытие. Мимо Гогланда ходили в боевые операции Первой мировой войны бесстрашные балтийские крейсеры и эсминцы, подлодки и сторожевики. Мимо Гогланда пробивались из Гельсингфорса в родной Кронштадт сквозь льды и пургу корабли Балтийского флота, участники знаменитого ледового похода 1918 года. Нет иного пути кораблям, как только мимо этого острова, лежащего посередине Финского залива...
. Долгие и обидные 20 лет Гогланд был во вражеских руках. Это был остров-шпион, остров-диверсант. Чужие наглые и хищные глаза наблюдали за нашими кораблями, чужие камеры фотоаппаратов пытались заснять маневры флота... И только в 1939 – 40 годах Гогланд вновь и навсегда стал нашим другом и помощником Балтийского флота, как и сотни лет назад. Эту историю рассказывали нахимовцам офицеры-воспитатели пока мы шли вдоль южной оконечности Гогланда, пока наш сигнальщик переговаривался с постом связи на острове. Слева по корме остался Гогланд. Близок Кронштадт, Ленинград. Закончена большая приборка. О том, что такое большая приборка на учебном судне, мы расскажем отдельно, ибо приборка заслуживает этого. Воспитанники собрались на шкафутах, а с мостка офицеры рассказывали о местах, мимо которых проходила «Лавена». Вот справа по носу показались очертания фортов «Красная горка» и «Серая лошадь». Здесь в незабываемом 1919 году волею Сталина, мужеством балтийских моряков было подавлено эсеро-меньшевистское контрреволюционное восстание...
«Лавена» идет все дальше и дальше. Вот уже справа виден Кроншлот – первая петровская морская крепость, а слева – купол Кронштадтского собора. Кронштадт – родина русской морской славы. От первых галер Петра, от первых викторий над шведами до незабываемых лет Великой Отечественной войны далеко на весь мир прогремела боевая слава Балтийского военного флота. И, наверное, потому так внимательно слушали воспитанники рассказы офицеров, что им, нахимовцам, будущим офицерам Военно-Морского Флота страны социализма, надлежит множить славу Балтийского флота. Ибо они преемники славных морских традиций. Позади Кронштадт, город-моряк, город-крепость. «Лавена» входит в Морской канал. Вдали заревом огней сверкает ночной Ленинград. И, кажется, сами звезды бледнеют на фоне этих бесчисленных огней.
2. В городе Ленинграде.
В походе горнист играет отбой в 23 часа. Все стихало, и только вахтенные несли ночную вахту. Но вот уже склянки на баке отбили полночь, а ребята не спят. Командир разрешил им оставаться на палубе, чтобы познакомиться с каналом, ночным портом. На обоих шкафутах, поближе к мостику, сгрудились нахимовцы. Многие из них впервые в Ленинграде. Да и те, кто бывал раньше в этом городе или жил в нем, тоже с интересом смотрят вокруг, слушают пояснения офицеров. Одно дело – приехать в Ленинград поездом, сойти на перроне Варшавского вокзала – и в трамвай. Совсем другое – прийти в город морем, да еще ночью, ориентируясь по маякам, створам, береговым огням. Шхуна идет узким морским каналом. Впередсмотрящий звонким юношеским голосом то и дело докладывает: – Справа по носу буксир с плотами! Слева по носу встречным курсом корабль!
Мы пришли в Ленинград в ночь на понедельник. Огромный город, город-герой, город-труженик, ни на минуту не прекращал своей напряженной трудовой жизни. По каналу в многочисленные гавани морского порта и из гаваней в море шли тяжело груженые судна, буксиры тащили огромные плоты, огни электросварки горели на судостроительных заводах имени Жданова, Марти, Орджоникидзе... – Право руля, – скомандовал командир, и шхуна вошла в ночную Неву. Гирляндами фонарей моста лейтенанта Шмидта прочерчена река. Яркие огни набережной вырывают из мрака колонны Горного института, огромное здание Высшего военно-морского училища имени Фрунзе и темную бронзу памятника перед главным входом в училище, у самой воды. Это стоит устремленный вперед один из славнейших русских мореходов – адмирал Иван Федорович Крузенштерн. «Лавена» отшвартовалась у набережной имени лейтенанта Шмидта. Утром сотни ленинградцев с любопытством рассматривали шхуну, бравых, загорелых и подтянутых нахимовцев. И, конечно, самыми страстными и заинтересованными зрителями были юные ленинградцы. С нескрываемым восхищением и, чего греха таить, мальчишеской завистью, они часами, не отрываясь, как зачарованные рассматривали сверкающую чистотой шхуну, вахтенного нахимовца с серебряной боцманской дудкой и даже сверхштатного пассажира «Лавены», любимца команды, веселого щенка с мокрым именем «Кранец».
На снимке слева направо: Френк, Яковлев В.П., Х, Авдеев (со щенком), Боярский, Вечеслов, Х, Х. - выпускники 1952 г.
Несколько дней «Лавена» простояла в Ленинграде. За это время воспитанники осмотрели город, побывали в музеях, театрах, на стадионе. В огромном здании бывшей фондовой биржи, у Дворцового моста, находится Центральный военно-морской музей. Напротив музея высятся знаменитые Ростральные колонны – памятники первых побед Российского Военно-Морского Флота. В высоких и просторных залах музея перед воспитанниками оживала блистательная история русского, советского Военно-Морского Флота. ... Указ Петра Первого от 14 апреля 1701 года о создании первой навигацкой школы в Москве, в Сухаревой башне. Сражение при Гангуте 27 июля 1714 года – первая большая победа на море. Знаменитый ботик Петра I – первенец российского флота. Модели галер и корветов, клиперов и фрегатов. История побед русского флота, ведомого адмиралами Ушаковым и Лазаревым, Сенявиным и Нахимовым. Музей познакомил воспитанников с революционным прошлым русского флота, воскресил в памяти подвиги моряков эпохи Гражданской войны, незабываемые годы Великой Отечественной войны, когда корабли советского военного флота и отряды морской пехоты вписали лучшие страницы в книгу славы русского военно-морского оружия. ...Во время войны сотни тысяч ценнейших экспонатов Эрмитажа были эвакуированы в тыл. От артиллерийских обстрелов пострадало само здание, не осталось ни одного целого окна. После войны началось восстановление Эрмитажа. Замечательные советские мастера полностью восстановили прекрасные залы музея. Сейчас Эрмитаж вновь открыт. Нахимовцы провели несколько часов в этой чудесной сокровищнице искусств. Экскурсовод ознакомила их с редчайшими творениями великих мастеров далекого прошлого. Венера Таврическая и тончайшей работы тысячепудовая малахитовая ваза работы уральских умельцев, мозаика и фарфор, полотна Рембрандта и скульптура древних греков – неисчерпаемы богатства Эрмитажа.
В и на выставке Айвазовского многие нахимовцы впервые увидели полотна великих русских художников. Крамской и Поленов, Саврасов и Шишкин, Суриков и Левитан, Куинджи и Репин – бессмертная плеяда талантливейших мастеров реалистической живописи. И, надо ли говорить, какое впечатление произвели на юных моряков картины великого мариниста Ивана Айвазовского. Тихие лунные ночи на море и грозное штормовое море, когда, кажется, слышишь свист ветра и грохот валов, бьющих в береговые скалы... Велика сила подлинного искусства. В один из вечеров воспитанники отправились на стадион приморского парка Победы имени С.М. Кирова посмотреть игру на первенство страны между командами мастеров ВВС – «Зенит». Совсем недавно вступило в строй это замечательное спортивное сооружение – самый большой стадион Советского Союза. Искусственно поднятая огромная овальная чаша стадиона с наружной стороны засажена густой шелковистой травой; широкие лестничные марши, откуда виден залив. В ближайшие годы здесь будет выстроена вторая очередь стадиона – водная и гребная базы, яхт-клуб. ...Приходит к концу срок стоянки в Ленинграде. Завтра в море, а сегодня вновь большая приборка. Два раза в день шхуна моется, чистится, убирается. Но все это мелочи по сравнению с большой приборкой, которая бывает обычно по субботам, в канун праздников, перед приходом в порт или перед выходом из порта. Судя по этому, можно понять, что большая приборка на учебном судне – явление частое и систематическое. В кубриках и каютах наводится идеальная чистота. Но самое главное – это палуба. Ее посыпают песком и песочат, то есть сильно и долго протирают деревянными торцами. После этой операции ее трут кирпичами, затем протирают голиками – этакими вениками из тонких прутьев. Наконец, наступает очередь шланга. Под большим напором широкая струя забортной воды, пенясь и шипя, с силой окатывает палубу от бака к юту. Все на корабле задраивается наглухо, ибо вода промывает весь корабль. Упругая и гибкая, стремительная широкая струя воды в течение получаса, а то и больше, гуляет по палубе, окатывает борта, планширь, забирается на командный мостик...
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
3 сентября 2012 года суворовцы с жёнами в Лихтенштейне (Швейцария) встретились на вилле Аскания-Нова с бароном . На встрече присутствовал выпускник 1952 года Ташкентского СВУ .
Встреча длилась пять часов. Эдуард Александрович 14 сентября 2012 года отметит 100 лет жизни.
Барон сделал ряд поручений: посетить могилы трёх адмиралов в Александро-Невской Лавре (фото ) и др. Встреча прошла в весёлой атмосфере воспоминаний и планов на будущее. Барон пригласил суворовцев-ветеранов с жёнами к себе в гости и готов оказать радушный приём в ближайшем будущем. Каждый гость получил в подарок книгу с дарственной надписью и росписью.
Эдуарду Александровичу в подарок были преподнесены две иконы золотого шитья. Выполнение "поручения" барона относительно "трёх адмиралов" планируется выполнить 16 сентября в 15.00 в Александро-Невской Лавре. Приглашаю принять участие.
Председатель Санкт-Петербургского Союза суворовцев, нахимовцев и кадет А.О. Грязнов
Под вечер Неулыба оставил и пошел по отсекам. Неуклюжие привставания, бормотня докладов и вопросительные полуулыбки. И уже осунувшиеся лица, обтянутые скулы. Неулыба не реагировал на мелкие упущения - в докладах, действиях, валких вставаниях. И в каждом отсеке повторял одно и то же: - Как командир, ставлю в известность - ночью нам предстоит самая трудная часть похода - форсирование сильно охраняемого пролива. Будем действовать на форсированных режимах. Сигналы и команды выполнять молниеносно и без ошибок. Предупреждаю - за трусость и разгильдяйство, как командир, не остановлюсь перед применением любых мер. По законам военного времени. В отсеках настороженно провожали спину командира: такие словечки слышались впервые. Но Неулыба сознательно шел на такую форму общения: время воспитательно-увещевательных бесед закончилось.
***
В глубоких сумерках, обнаружив в перископ мигающий огонь маяка Каминосима, командир Неулыба аварийным продуванием выбросил лодку на поверхность, запущенные дизеля нагружались на самый полный ход. В лица выбежавшим на мостик резко пахнула соленая свежесть ночи. Объявлена боевая тревога. С выключенными ходовыми огнями лодка ворвалась в пролив.
Справа - море огней южнокорейского порта ; впереди по курсу - кажущаяся сплошной россыпь огней массового скопления рыболовных судов; слева - черные на фоне неба гористые зубцы островов Цусима. А где-то под подводной лодкой - глубоко вросшие в грунт ржавые остовы русских кораблей, погибших в Цусимском бою почти 60 лет назад. На мостике - Неулыба, дублер Шепот, боцман Михалыч и сигнальщик - кошачьи-востроглазый Котя. Все прильнули к биноклям, отыскивая главное - огни и силуэты сторожевых кораблей. Вот он, первый «гад» - южнокорейский СКР, под берегом. Вот второй, японец, но этот - позади траверза, сторожит вход в пролив. Прозевал-таки, господин самурай! Стоящие на мостике оцепенели: форштевень, кипящие борта и вспененный за кормой вал горели ослепительным в ночи огнем. Бурное ! Забрасываемые на мостик брызги осыпали подводников тысячами гаснущих и вспыхивающих искр. Подводная лодка походила на светящуюся небесную комету. Казалось, корпус и кильватерный след видны невооруженным глазом с обоих берегов и без всякой радиолокации.
Оставалось одно - вперед! - Мостик! Радиометристы. Работают две корабельные, три береговые РЛС. Сигналы сильные! Слева девяносто, береговая РЛС перешла на режим сопровождения, - доклад из центрального поста. - Доклад принят, - с мостика. Подводная лодка - в скоплении рыбаков. Обстановка быстро наращивалась. Неожиданно чья-то голова ткнулась в Неулыбин зад. - Кто это? - оторопело обернулся Неулыба, силясь рассмотреть тычащееся в задницу тулово. - Прошу извинения. В отсеке, знаете ли, душновато... - Повторяю, кто?! - взревел Неулыба. И вдруг понял: «академик»! О котором он забыл. Который сидел, как мышь, в лодке уже несколько суток. Холодненького кислорода ему захотелось! - Вниз! - задохнулся от ярости Неулыба. - Но я... может, что-нибудь не так?.. - Немедленно вниз! И чтоб я вас больше не видел! - рассвирепел Неулыба. - В центральном! Выход наверх категорически запрещен! В чем дело? - Извиняюсь, - мешковатая фигура сползла вниз. Жесткость Неулыбы не была дуростью: подводная история богата множеством случаев, когда выскользнувшие тайком в ограждение рубки оставались там навечно при срочных погружениях лодок. Это хорошо, что теоретик опознан в темноте Неулыбиным задом! Но на бешенство у Неулыбы недоставало времени. - Внизу! Старпому стоять под люком! - Есть, под люком. Лодка стремительно маневрировала среди сгрудившихся рыболовных судов. С мостика видели испуганные отмашки фонарей - рыбаки отчаянно сигналили непонятному, проносящемуся в белой кипени чудовищу: прочь, нечистая сила! Прочь!
: а — пелагический; б —поверхностный; в — придонный; г — донный.
Но Неулыбу пугали не эти отмашки: вряд ли разберутся, кто там промчался с немыслимым грохотом, и застучат морзянкой в эфир. В мозгу гвоздем торчал вопрос: у них ярусные снасти или сети? Снасти -это чепуха, они простираются вдоль течения, а сети - это плохо! - Боцман, правее десять по компасу! - вполголоса командовал Неулыба. - Есть, правее десять. - Левее пятнадцать! - Есть. Неулыба стоял как на раскаленных углях: ход! Предательский ход! Любая собака легко выделит на экранах БИП (боевой информационный пост) быстро перемещающуюся отметку среди малоподвижных целей. И кипящий след, и давящий грохот дизелей! Но другого варианта не было. Неулыба следовал требованиям боевого распоряжения... И вдруг: вот он! Собачьим шестым чувством Неулыба мгновенно усек: настоящая опасность! На густой цепи белых рыбацких впереди слева - характерные огни боевого корабля: белый топовый, бортовой зеленый. Сторожевой корабль. Становилось ясно - выскочил, гад, из-под берега, идет на перехват по наведению БИП. Стремительно перемещающиеся вправо огни остановились. Появился красный. Лег на контр-курс! Внезапно огни исчезли. Выключил ходовые, собака! - Кажется, влипли. Сторожевик! - сквозь зубы цедил Неулыба, впаяв глаза в бинокль. - Ну, возможно, это и не сторожевик, - успокоительно возразил Шепот. - Ему кажется... Вниз! Все вниз! Мостик опустел. Неулыба один. Руки и бинокль дрожали от сильной вибрации корпуса. Неулыба выбросился на сигнальный мостик, откинул крышку герморепитера, навел оптический пеленгатор. В мгновение он увидел: в подсветах машинных люков, открывающихся и закрывающихся дверей - разбегающиеся люди и развертывающиеся стволы орудий. Прямо в пеленгатор. Расстояние - кабельтовых полтора. СКР разворачивался на подводную лодку.
(пр. 641).
«Идет на таран!» - обожгло молнией. Неулыба прыгнул в люк и рванул на себя полутонную крышку: - Стоп дизеля! Срочное погружение! - и спрыгнул в центральный пост. - Нырять на глубину тридцать метров! Лево на борт! Дифферент десять на нос! - Есть!.. Есть!.. - сыпались доклады из красноватого полумрака. Лодка стремительно проваливалась в глубину. - Отводи дифферент! - и внезапно, это услышали все в центральном, над головами пронесся звенящий гул и начал стремительно уходить за корму. СКР пронесся над рубкой лодки в трех-пяти метрах. Мысль работала с бешеной скоростью: от тарана спасли стремительный провал на глубину и поворот под корабль; маневр обеспечивал, в худшем случае, только скользящий удар и во всех остальных - уход лодки в кильватерный бурун СКР, где в возмущенной среде гидролокаторы-перехватчики не смогут нащупать цель. - Глубина тридцать! Лодка катится влево! - глухие доклады рулевых, горизонтальщика и вертикальщика. - Держать глубину! Право на борт! Ложиться на прежний курс двести двадцать! Осмотреться в отсеках. Акустик, обстановка? - Боцман, всплывай! - Есть, всплывать! - боцман перевалил рули на всплытие. - Дифферент семь на корму. Работают оба - средний вперед! - Приготовить оба дизеля на винт-продувание! - Неулыба ввинтился в шахту рубочного люка. - Поднять командирский перископ! Вот он, быстро перемещающийся и удаляющийся силуэт с гакабортным огнем. Включил ходовые, сволочь. Крутится среди рыбаков. Потерял цель!
(схема расположения, характеристика) 1. Штаговый —360°, 3 мили 2. Бортовые —112,5°, 1—3 мили 2—6 миль 3. Дежурный —360° 4. Топовый (нижний) —225°, 2—6 миль 5. Маневроуказания (проблесковый) —360°, 5 миль 6. 8. Буксирные —225°,2—6 миль 7. 9. Аварийные —360°, 2—3 мили 10, 11. Клотиковые —360° 12. Топовый (верхний) —225° 13. Флагманский —135° 14. Верхний кильватерный —10° 15. Гафельные —360°, 3 мили 16. Якорный гакабортный —360°, 3 мили 17. Буксировочный —135°, 2—3 мили 18. Нижний кильватерный —10° 19. Кормовой —135°, 2—3 мили Примечания: 1. Вид с левого борта отличается лишь красным цветом бортового огня. 2. Круговые огни (белый, красный, зеленый, желтый —360.°, 2—3 мили) и знаки, заключенные в рамку, выставляются в различных сочетаниях на вертикальной линии на наиболее видном месте. 3. Огни и знаки, обведенные пунктиром, необязательные.
Силуэт СКР растворялся в зареве береговых огней Пусана. - Продуть среднюю! Отдраен верхний рубочный люк! Сигнальщику, на мостик! В лица ударила свежесть ночи. Ослепительно сверкала вода в ограждении рубки и вокруг змеящегося и фырчащего корпуса. Запущены дизеля. По напряжению корпуса Неулыба чувствовал: мотористы нагружают дизеля до предела. Выдержат ли? Но вмешиваться времени не было. Лодка быстро разворачивалась в черный прогал между огнями рыболовных судов. Неулыба «думал за противника»: маневр сбил японца с толку. Стремительно сближавшаяся на экранах радиолокаторов цель внезапно исчезла. Вместо этого - вздымающийся вверх и кипящий водоворот, над которым, как над извергающимся вулканом, пронесся корабль. Выдержать такое способен не всякий. Ясно: японец потерял обстановку и помчался обследовать ближайших рыбаков. Ищет черного кота в черной комнате. Лодка на ходу вышла в крейсерское положение, набирая скорость на отрыв. СКР исчез.
На юго-востоке слабо . Рыбаки редчали, пролив расширялся. Впереди море. Вот он, третий СКР! Однако тем же собачьим чувством Неулыба усекал: этот послабее. Судя по силуэту, староват. И дал команду - отвернуть в темную часть горизонта. Но СКР рванул на пересечку курса. «Вот настырный азиат!» - сплюнул Неулыба. - Радиолокатор-то у тебя, брат, ничего! А акустика наверняка хреноватая». И скомандовал срочное погружение. Слушая доклады акустиков и наблюдая хаотические броски пеленгов, Неулыба утвердился в правильности своего вывода: для лодки под водой слабоват ты, друг любезный! И резко отвернул в сторону от шумов. Лодка вышла в Восточно-Китайское море. Годы спустя, анализируя походы большого числа подводных лодок, уже в штабном качестве, Неулыба пришел к выводу: при форсировании пролива, шаблонно выполняя предписания боевого распоряжения штаба флота, он действовал не лучшим образом. Только уменьшив до предела такие демаскирующие особенности лодки, как шум дизелей, бурунный эффект, можно было наиболее эффектно и скрытно форсировать тот противолодочный рубеж в проливе. И, конечно же, штабы обязаны определять сроки выполнения боевого приказа, согласуясь, к примеру, с режимом течений, а не на основании тупоголового волюнтаризма. - Готовность два подводная! Всей подвахте отдыхать. Всем спать. Завтрак позже на два часа, - скомандовал Неулыба. В лодке наступил режим тишины. Командир приткнулся на узком диванчике в центральном, положив голову на метку гирокомпаса, накрыл глаза пилоткой. - А здорово у нас получилось, товарищ командир! - подсел к нему обходивший отсеки замполит Хорт.
«Страх – дорога к смерти. Дерзание – дорога к звездам»
Сенека
1. Беда пришла внезапно. Она всегда, как заметил Алексей, приходит неожиданно. Ничто не предвещало опасности, наоборот, день начался прекрасно. Накануне три дня пурга свирепствовала над Кольским полуостровом. Мощные снежные заряды набрасывались на Оленью губу, засыпая береговую базу подводников и элегантные подводные лодки первозданным снегом, который под действием штормового ветра превращался в крепчайший наст, почти недоступный лопатам, как ни старались моряки бороться с ним. Три дня старший лейтенант Алексей Игольников, штурман подводной лодки «С-338», провел на своем корабле «по штормовой готовности». Лодки, пришвартованные по три корпуса справа и слева от плавучего пирса, пытались под действием штормовых волн биться друг о друга, но опытные в борьбе со стихией команды подводников не позволяли им разбить свои борта. Три ночи Алексей «обеспечивал» безопасность своей лодки, тогда как офицеры-женатики по вечерам уходили домой, благословляя его на ночное бдение: «Остаешься старшим. Ты же холостяк, тебе все равно делать нечего!» Они спали в теплых постелях со своими горячими женами, а Алексей каждые два-три часа выскакивал на ходовой мостик и обдуваемый ледяным ветром руководил матросами в «борьбе за живучесть». Наконец, силы природы иссякли, ветер стих, снег закончился. Море все еще гнало мертвую зыбь, но люди уже могли передохнуть, ибо суровые условия Арктики стали штатными. Утром Алексей, получивший от старшего помощника командира капитана 3 ранга Колчина Юрия Павловича «отгул» за свой трехсуточный подвиг, благо был выходной день, решил втихаря рвануть на лыжах в Полярный. И повод был очень хороший – поменять книги в библиотеке Дома офицеров. Он очень любил Константина Паустовского, его книги, насыщенные романтикой и горячим дыханием Крыма.
А также необычные рассказы моряка-писателя , который, как и Алексей, правда, намного раньше, закончил училище подводного плавания в Ленинграде, но потом в силу разных причин ушел «на гражданку» и начал писать замечательные романы и рассказы о своих морских странствиях в Арктику и Антарктику. Книги – это был повод, а причина была совсем другая – красивая рыжеволосая девушка Катя, подруга Алексея, с которой он познакомился в библиотеке, пока лодка стояла в прошлом месяце в доковом ремонте в Полярном, на заводе в Пала-губе. Конечно, на такое путешествие можно решиться только по молодости: одному зимой на лыжах в тундру! Опасно!
2. Алексей, подтянутый и аккуратный, имевший спортивные разряды по нескольким видам спорта, хороший лыжник, как и все мальчишки, выросшие в Ленинграде, надел спортивный костюм, закрепил на спине небольшой рюкзак с парой книжек, вскочил на лыжи и помчался на свидание. Что может быть лучше для молодого человека, когда впереди сверкает возможность обнять и поцеловать ласковое женское тело! Он мчался по белой пустыне, ориентируясь на высоковольтную линию, которая должна привести его в Полярный. Он знал, что впереди где-то Чертов перевал, наиболее опасное место. Лыжи легко скользили по плотному «утрамбованному» снегу, даже палки с трудом пробивали его. Руки и ноги «работали» «одновременным одношажным ходом», небольшие сопки покорялись быстрым подъемом «елочкой». Все тело, насыщенное кислородом, пело и испытывало мышечную радость. «Не ходил в Багдад я с караваном. Не возил я шелк туда и хну…», - в такт движения лыж Алексей мысленно декламировал стихи . Юноша ощущал необыкновенный эмоциональный подъем. Голова была свободна и хорошие воспоминания сами всплывали из далеких уголков памяти.
3. В прошлом году, прибыв в Питер в первый офицерский отпуск, за праздничным столом вспоминали с братом Виктором свое «боевое блокадное детство». Виктор признался, что завидует Алексею, его героической мужской профессии. Он сам хотел стать морским офицером, но по состоянию здоровья, подорванного ленинградской блокадой, его мечте не суждено было сбыться. «Но я давно удивлялся твоей смелости и решительности, твоей жаждой жизни, - говорил Виктор. – Помню, ты, 16-летний мальчишка, приходил в выходной день из Нахимовского училища, переодевался в гражданскую одежду, садился на велосипед и ехал тридцать километров до Петергофа. Представь себе, почти от Дворцовой площади, рядом с которой мы жили, на углу Невского и реки Мойки, через весь огромный город, ты выезжал на Петергофское шоссе и крутил педали до нашего родного городка, где мы родились до войны. В Петергофе проведывал дедушку и бабушку, пил чай и - обратно в город, еще тридцать километров. И в 22 часа, свежий и отдохнувший, прибывал к отбою в Нахимовское училище без замечаний. И это было неоднократно. Такие поездки, конечно, закалили твой характер, что в дальнейшем помогло тебе стать настоящим морским офицером». Алексей не ожидал такого искреннего признания от брата, застеснялся, поскольку не видел в своих действиях ничего необычного. Поднял рюмку армянского коньяка «Три звездочки» и продекламировал: «Как сказал поэт Уитмен, Чем болтать – давайте выпьем!» Все рассмеялись и обстановка разрядилась. Вот такие у него с братом дела!
4. Алексей осмотрелся. Определился по очередной мачте высоковольтной линии. Да, направление он выдерживает правильное. Было пасмурно, серо, «полярная ночь» уже закончилась, как-никак март, но светлый день был еще короткий. Разгоряченный Алексей взлетел на вершину огромного снежного сугроба … и понял, что пришла беда. Он оказался на хребте Чертова перевала. Дальнейшая дорога круто обрывалась в пропасть. Дороги, вырубленной в скалах, вообще не было. Все было засыпано многометровой толщей снега. Он сгоряча сделал еще несколько шагов по крутому склону, преодолев вершину, и почувствовал, что лыжи скользят по снежному насту не вперед, а в бок, в сторону пропасти. Секундная паника, что делать!? Вперед идти невозможно, слишком крутой склон. Лыжи предательски сползают в пучину. Еще секунда и он полетит вниз. Мгновенное решение - падать на правый бок! Юноша упал. Правая рука с палкой вытянута вверх. Лыжи ребром уперлись в снежный наст. Крепко ли? От страха мгновенно покрылся потом. Алексей лежал в трансе, в полубессознательном состоянии. Что делать? Животный страх парализовал работу мозга. Он слышал свое тяжелое дыхание, видел перед глазами первородный снег, на который не ступала нога человека, а мозг по-прежнему не работал. От стресса там произошел сбой, как сейчас говорят, нужна перезагрузка.
5. Алексей продолжал лежать на снегу, боясь пошевелиться, его обдувал , ему становилось прохладно, и холод вернул его к жизни. Мозг «включился», началась борьба за жизнь. «Надо взять себя в руки, осмотреться и изучить обстановку!» Он приподнял голову. Слева была пропасть. Метров на сто вниз круто обрывались скалы, засыпанные снегом с торчавшими острыми камнями. Внизу бесшумно вздыхало Баренцево море. Оно было страшное. Черная вода манила и притягивала. Все кругом было белое, а вода черная. И она дышала! В полной тишине. Завораживающая картина! Вот ветер подхватил поземку снега, и белое облако медленно полетело вниз и бесследно исчезло в поглотившей его воде. «Можно попытаться аккуратно съехать вниз по склону», - первая мысль, пришедшая в голову Алексея. Но он тут же ее отбросил. Во-первых, как аккуратно съехать, когда кругом торчат камни? Не реально. Во-вторых, даже если удачно съедешь вниз и не разобьешься, как выбраться из ущелья. Тем более, что внизу море, дорог никаких нет. Мокрому, на морозе – это верная смерть! Нет. Этот вариант отпадает. Он резко повернул голову направо и вдруг почувствовал, как на несколько сантиметров соскользнул вниз. Любое, даже небольшое движение опасно! Алексей ухитрился лежа, левой рукой воткнуть палку в снег перед лежащими на ребре лыжами и застопорить возможное сползание вниз. Он сжался в комок, затих и затаил дыхание, опасаясь, что даже оно может спровоцировать падение в пропасть. «Думай, Алексей, думай!»
6. «Нельзя выронить из рук лыжные палки, хорошо, что они зафиксированы на кистях специальными петлями. Палки будут помогать удерживаться на склоне. Но особенно, надо беречь лыжи. Если отстегнется даже одна лыжа, она тут же улетит вниз, это будет катастрофа. Надо сохранить лыжи и палки. Без них я пропаду», - принял решение Алексей. Теперь надо закрепиться! Как? Кистью правой руки он начал медленно копать ямку. Хорошо, что есть рукавица. Очень неудобно – мешала петля, на которой была надета палка. Осторожно, миллиметр за миллиметром, он выгребал снег из-под крепкого настила. Еще одно усилие, еще! И вот он уже держится правой рукой за выкопанное небольшое углубление, благо настил сверху крепкий. Одна точка опоры есть! Это уже победа! Он ослабил напряженное тело и перевел дух. Мозг, получивший мощную дозу адреналина, начал работать «на повышенных оборотах» и выдавать возможные варианты действий. «Вперед идти нельзя. Ясно. Что можно сделать? Надо проползти «задним ходом» до вершины Чертова перевала и, только оказавшись на другой стороне, будет возможность развернуться и отправиться в обратный путь. Других вариантов нет». Итак, задача поставлена, теперь надо ее реализовать. Но как? Опираясь левой рукой на лыжную палку и держась правой за выкопанное углубление, Алексей чуть-чуть протянул тело вверх и назад. Сантиметров десять он выиграл. Это еще одна маленькая, но победа! Затем он подтянул к животу ноги с лыжами, замер и, убедившись, что находится в неустойчивом равновесии, осторожно вытащил левой рукой лыжную палку и быстро воткнул ее в снег, зафиксировав новое неподвижное положение лыж. Еще одна победа! Полежал несколько минут: «Надо отдохнуть!» Кружилась голова. Хотелось закрыть глаза и просто лежать, ни о чем не думая. «Так мало пройдено дорог. Так много сделано ошибок…», - где-то слышанная печальная вдруг пришла из глубин памяти.
7. Однажды он вместе со своим другом, штурманом с соседней подводной лодки Львом Красновым, пошли пешком из Оленей губы в Сайду губу, на день рождения друга, с которым вместе учились в училище подводного плавания, - к Генке Кастерину. Он был женат и вел очень благообразный образ жизни. Несли с собой бутылочку «Столичной». Алексей привез ее из Питера. Это был хороший подарок, ибо в то время на Северном флоте был «сухой закон». Через полтора часа медленного движения напрямик по сопкам по рыхлому снегу в белом безмолвии, как у Джека Лондона, оба, запаленные и уставшие, сделали привал. Алексей лег на спину, закрыл глаза и, почувствовав легкое покачивание, почти мгновенно начал засыпать. «Вот так, видимо, и замерзают люди на морозе»,- решил он. Но встать и начать двигаться - не было ни сил, ни желания. Сладкая истома шла по всему телу. И только грубое вмешательство друга «с физическим воздействием» заставило его встать и продолжить движение. Сейчас друга не было, но было мощное желание жить. Да, да, выжить, остаться живым, вырваться из этой дурацкой ситуации! Алексей снова вспомнил своего кумира Джека Лондона. Его рассказ «Любовь к жизни» - это гимн человеческому мужеству. Действительно, «литература – это наука быть человеком». Алексей напрягся, собрался с силами. Теперь можно ослабить правую руку и начать копать новое углубление, повыше первого. С невероятным усилием, удерживая свое тело в неустойчивом равновесии, он копал неподдающийся наст. Еще, еще! Пот застилал глаза, зубы стиснуты. Еще немного, еще! Наконец, можно зацепиться и передвинуться на несколько дюймов назад и вверх. Да, да, дюймов! Как поразил Алексея в ранней юности рассказ Джеймса Олдриджа . Десятилетний мальчик Деви, проявив невероятное мужество, в экстремальной ситуации, когда акулами был тяжело ранен его отец по имени Бен, впервые в жизни совершил полет на самолете и доставил отца в больницу, сохранив ему жизнь. А потом по этому рассказу был поставлен чудесный фильм. Сколько в этом фильме романтики – и самолеты, и подводные съемки, и борьба с акулами. Сколько мужества! Очень необычная песня «Какое мне дело до всех до вас? А вам до меня?…» (Знаменитую песню Бена на стихи М.Соболя в фильме исполнил Михаил Рыба, которого называли «советским Полем Робсоном», обладавший редким певческим голосом - бассо-профундо). А когда мальчика в фильме спросили, как он смог посадить самолет, он недоуменно пожал плечами. Значит, решил Алексей, в жизни бывают такие моменты, когда люди совершают мужественные поступки, не задумываясь. Просто делает то, что надо, преодолевая свой страх. И это называется подвиг! После окончания Нахимовского училища он сознательно пошел в подводники, чтобы научиться преодолевать свою робость, свойственную каждому человеку. Море, подводные лодки делают из юношей настоящих мужчин! Алексей хотел быть мужественным, как герои Джеймса Олдриджа, Эрнеста Хемингуэйя и Джека Лондона. Чем и хороша молодость!
8. После минутного отдыха Алексей продолжил бороться за свою жизнь. Опять правой рукой в неимоверном напряжении он выкапывал в твердом насте углубление, подтягивался на несколько сантиметров, фиксировал себя лыжной палкой в левой руке, переводил дух и снова повторял эту бесконечную процедуру. Уже много времени он, лежа на снегу, пытался «задним ходом» приблизиться к вершине перевала. Все его силы, вся воля были сконцентрированы только на одном – не дать телу возможность соскользнуть вниз. Алексей не замечал, сколько времени прошло. Силы были на исходе. Все тело ныло и просило пощады. Еще немного, еще несколько усилий. Надо, надо! И вдруг он почувствовал, что кисть правой руки преодолела хребет Чертова перевала. «Значит, будем жить!» Алексей собрал все оставшиеся силы, сконцентрировался и как змея, не отрываясь от снежной наледи, извиваясь и помогая себе лыжной палкой в левой руке, осторожно перевалил свое тело через хребет крутого склона. Со стоном, все еще лежа на снегу, стараясь беречь лыжи, он развернулся на 180 градусов. Перед ним была равнина.
9. Алексей, только что лежавший без сил, почувствовал, как к нему возвращается жизнь. Он ощущал огромную радость от сознания, что он победил. Победил страх, победил себя в борьбе со стихией. Он мужик! Он может! Он многое может! В молодости все легко. Только что смотрел в глаза смерти, а сейчас жалеет, что сорвалось свидание с рыжеволосой Катериной. Надо возвращаться назад, на плавказарму «ПКЗ-81», в свою каюту. Превозмогая боль в онемевших руках и ногах, Алексей начинает медленное движение. Лыжи еще плохо слушаются его, ноги как каменные, не сгибаются. Но кровь уже начинает пульсировать. Свежая, горячая, она начинает поступать в жизненно важные участки тела. Молодой сильный организм юноши быстро восстанавливается. Алексей, чтобы прибавить скорости, перешел на «попеременный двухшажный ход». Вскоре ему уже стало жарко. «Еще добавить скорости, еще!» Юноша поет от радости. Впереди его ожидает горячий душ, а затем – ароматный индийский чай с конфетами «Кара-Кум». Мамочка до сих пор переживает за сына. Спрашивает в письмах: «Как можно жить среди странных каких-то губ - Сайда, Оленья, бухта Ягельная. Есть у вас там что-нибудь человеческое? Одни олени, мох ягель, да рыба: то сайда, то пикша». Каждые два-три месяца высылает из Ленинграда посылки. Там обязательно - хороший чай, индийский «Три слона», и конфеты «Кара-Кум», «Белочка» или «Трюфеля». А последний раз прислала свежие куриный яйца, упаковав их в почтовый посылочный ящик, заполненный пшеном. Самое удивительное, что ни одно яйцо не разбилось. «Дорогая любимая мама! Спасибо тебе. Твой сын подводник Алексей Игольников никогда тебя не подведет».
10. Еще полчаса интенсивной лыжной гонки, и Алексей в наступающей темноте видит огоньки . «Ну, слава богу», - как говорят атеисты». Еще небольшое усилие и демонстративно спокойно подъезжает к своей плавбазе. Как будто ничего не случилось. Снимает не спеша лыжи, рукавицей тщательно очищает их от снега (правая рукавица оказывается вся разорвана). Завязывает лыжи сверху и снизу специальными шнурочками, посередине вставляет пробковую распорку. На каждую лыжу надевает палку и закрепляет их лыжными креплениями. Все готово! Оборачивается – рядом стоит и укоризненно смотрит на него старший лейтенант Лев Краснов с юморным прищуром: «Где ты пропадаешь, сэр Алекс? Я уже дважды кипятил в своей каюте чайник. Хочу чая с твоими конфетами!» Алексей обнял своего друга: «Пока патриции нежатся в постелях, гладиаторы готовятся к боям. Понятно, отчего пала Римская империя!», - рассмеялся и побежал на плавбазу: «Накрывай! Через пятнадцать минут будем пить «аква вита»! Прихвати черного хлеба с консервами. Есть хочу, как Рабиндранат Тагор». Да, жизнь прекрасна! За нее стоит бороться! Тем и хороша молодость!
Июль 2012 года.
Центр юных моряков города Бреста. День открытых дверей.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
