Алексей Александрович Кудрявцев с 1959 года командир БЧ-1 "К-113" 629 проекта, с 1961 года капитан-лейтенант.
Кузнецов Ефим Васильевич
М.Д.Агронский: Многие выпускники рассеялись по огромной стране, и сведений о них нет. К таким относится и Ефим Кузнецов, свою фотографию в парадном мундире он подарил мне в 1949 году после окончания 7 класса. Такие красивые двубортные мундиры со стоящим воротником (с вышитыми якорями) носили нахимовцы в первые послевоенные годы. Его исчезновение из училища в последние месяцы обучения в 10 классе носит детективный характер. С этим парнем связана загадочная история. Учился он неплохо, по многим вопросам имел собственное мнение, которое от нас не скрывал. Однажды ночью Фима Кузнецов исчез. Вечером, ложась спать, видели, что человек был, проснулись – койка пуста, причём начальство тревогу не поднимало. Появились слухи, что его куда-то забрали, скорее всего, по политической неблагонадёжности. В связи с этим событием вспомнились жаркие мальчишеские споры вокруг имени Сталина. Большинство в споре поддерживало мнение о гениальности лучшего друга всех детей. Фима (по прозвищу «губошлёп» из-за своей выпирающей немного вперёд верхней губы) обычно оспаривал гениальность Сталина, как военного стратега. По его мнению, военным гением был только Суворов. Кто сыграл роль Иуды в нашей среде, видимо, осталось тайной. Впоследствии, много лет спустя, я видел Кузнецова в Североморске, но подойти и поговорить с ним не решился, т.к. сомневался, что это он. Затем кто-то из однокашников подтвердил, что это именно Фима, который получил среднее техническое образование и служил техником самолёта на военном аэродроме."
Курганович Эдуард Федорович
Фото из архива М.Д.Агронского.
Куталов Анатолий Иванович.
Подводник, штурман рыболовного флота, окончил институт связи.
Лагерев Петр Сергеевич
Фото из архива М.Д.Агронского.
Литвиненко Лев Николаевич
Лёва Литвиненко на ответственном посту дневальным по роте. Рига. Зима 1951-1952 года.
Логвинов Михаил Михайлович.
Окончил ЛЭТИ им. В.И.Ульянова-Ленина в 1962 году, инженер-электрик.
В Рижском нахимовском училище. 20.03.1949. Слева направо: Леонид Павлович Малышев, Вилин Константинович Добровольский, Всеволод Иванович Авдеев, Герман Николаевич Дикарев?, 2-й ряд: Виталий Борисович Душацкий, Владимир Васильевич Гриневич, Борис Михайлович Френк, Гарри Генрихович Лойкканен (из архива Г.Лойкканена).
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Есть президенты, которые, если верить рекламе, как кофе «Жардин» – сохраняют вкус и аромат той плантации, на которой выросли. На большой пресс-конференции президента Путина корреспондент «Лос-Анджелес таймс» задал вопрос о том, что происходит с «делом Магнитского» и какова судьба тех пресловутых 230 миллионов долларов, которые, по версии некоторых экспертов, несколько представителей наших силовых структур умыкнули у государства из средств, выплаченных фирмами, входившими в фонд «Эрмитаж», в качестве налогов. Наш президент сумел так четко и убедительно не ответить, что меня это впечатлило безмерно и мне уже вторую ночь снится один и тот же сон с продолжением. Чтобы избавиться от этого предновогоднего наваждения, я решил пересказать этот сон вам. Поэтому все совпадения фамилий, событий, мест, возникших в моем сне — это не больше, чем фантазм природы, непознанное свойство мозговой деятельности в состоянии сна и, как следствие, не может быть использовано против меня, вас, или моих персонажей ни в каком государстве, потому что все, что я вам напишу, за пределами сна существовать не может. И действительно, ну, что общего между историческим королем Лиром и несчастным стариком Лиром из одноименной трагедии Шекспира, несмотря на то, что они оба короли? Стоит ли искать что-либо общее между уродливой куклой в исполнении актера Шакурова и реальным генсеком Леонидом Брежневым? Но это все продукты творческой деятельности, а я вам пытаюсь рассказать свой предновогодний сон, нечаянно совпавший с несостоявшимся концом света, пресс-конференцией президента, назойливой рекламой кофе, резким похолоданием, отсутствием писем от близкого мне человека и еще с чем-то, в чем я и себе признаться не сумею, даже если очень захочу. Сначала мне снился руководитель фонда «Эрмитаж» Браудер, у которого, если верить сну, русская жена, американский дедушка, основавший компартию США и ссорившийся даже с самим товарищем Сталиным, и папа — опять же американский математик. Снились мне также представители каких-то служб, которые недавно отмечали свой профессиональный праздник, но не в тот день, о котором вы подумали, а совсем в другой, потому что и службы другие, и страна теплее нашей, и ордена им дают за то, за что я бы набил им морду. Посудите сами, один из фигурантов моих прежних снов, почивший в Бозе десять лет назад, получил высшую награду от своего президента за то, что помогал первому и сразу последнему президенту СССР изменять своей собственной стране, не осознавая содеянного. Такое, действительно, может только присниться. Так вот, один из этих представителей вытащил из небытия нашего Браудера-младшего и, с согласия всех присутствовавших, отправил его стажироваться в Лондон, где, если верить сну, мой персонаж провел целых два года, углубленно изучая все недостатки финансово-биржевой системы России. Успешно сдав зачеты своим кураторам, он получил «на карман» 15 миллионов казенных «зеленых» и был отправлен в Россию со вполне определенными целями, главная из которых — в обход действующего российского законодательства приобретать акции российских госкорпораций, и затем, в качестве акционера-миноритария, при первой же возможности пытаться вставлять палки в колеса этим самым корпорациям. Плодом его деятельности было то, что через несколько лет его 15 миллионов всеми правдами и неправдами (последних, если верить сну, было значительно больше) превратились в восемь с лишним миллиардов все тех же «вечнозеленых», на которых почему-то редко замечают масонский знак в виде глаза, вписанного в пирамиду, который, опять же во сне, придумал наш соотечественник Николай Рерих, когда скакал на коне по монгольской пустыне в надежде совершить первую «цветную» революцию на деньги министерства сельского хозяйства США, которое отправило его в эти суровые места «изучать пылевые бури и методы борьбы с ними». Но это так — сон во сне, создающий общее настроение. Нужно отдать должное Браудеру и его сотрудникам, которым в кратчайшие сроки удалось создать эффективную систему, использовавшую все лазейки и дыры в нашем законодательстве и на грани, а иногда и за гранью фола, с одной стороны хорошо зарабатывать (некоторые сотрудники получали по 200 долларов в час), а, с другой, хорошо уходить, например, от налогов, причем, на совершенно легальных основаниях. Одно из таких оснований, а именно наем на работу псевдобухгалтеров и псевдоюристов из числа российских инвалидов (которые, кстати, каждый месяц получали все им обещанное), впоследствии позволило обвинять Сергея Магнитского в уклонении от уплаты налогов (насколько это было во сне или наяву — судить вам), хотя предоставление налоговых льгот компаниям, трудоустраивающим инвалидов наше законодательство недвусмысленно предусматривает. Слишком успешная деятельность и не сходящая с лица господина Браудера усмешка привела к тому, что это очень рассердило одного нашего высокопоставленного чиновника (тут я вместо фигуры речи позволю себе фигуру умолчания). Кстати сказать, совсем наяву деятельность этого чиновника ни разу у меня не вызвала вопросов или нареканий, и иногда во сне я даже вижу его в президентском кресле, и очень бы обрадовался, если бы сон был в руку, но пока это лишь сон. Так вот, этот чиновник намекнул, силовые структуры намек поняли, и Браудер остался без визы в Россию, хотя всеми силами хотел ее вернуть, для чего даже сел на одном халявном ужине рядом с нашим тогдашним президентом. Президент разобраться пообещал, но визы до сих пор бедному Браудеру так и не выдали. Что касается самого «Эрмитажа», то там вскоре было организовано маски-шоу с выемкой всех документов и печатей тех компаний, которые входили в фонд. И тут впервые в моем сне появляется интрига. Отдельные представители силовых структур приняли намек моего любимого чиновника (люблю за эффективность!) как карт-бланш, и решили раздербанить фонд себе на пользу. А впечатлило, даже загипнотизировало их то, что компании, входившие в фонд, выплатили шесть с лишним миллиардов рублей (или 230 миллионов долларов) в ближайшую налоговую инспекцию. Так мне во сне рассказывал какой-то странный персонаж в погонах с невероятно дорогим перстнем на пальце. Дальше мой сон обретает совершенно детективные черты и куда там Вайнерам и Агатам Кристи. Воспользовавшись учредительными документами и печатями компаний, отдельные представители силовых структур переводят фирмы в собственность своих подконтрольных назначенцев с указанием новых владельцев, назначением новых главных лиц и указанием новых юридических адресов. Среди этих счастливцев, в одночасье ставших владельцами компаний, были даже фигуранты и подследственные, проходившие по другим делам, а, стало быть, полностью зависевшие от наших силовых персонажей. Тут интрига только нарастает. Поскольку силовик силовика видит издалека, наши силовики, приняв обличье фигурантов по уголовным делам, которые в одночасье стали владельцами компаний (ну, чисто сон), написали письмо в ближайшую налоговую инспекцию, в котором говорилось, что компании не выполнили часть своей задекларированной деятельности, что привело к переплате налогов в указанном выше размере, который никак не смог произнести наш президент на пресс-конференции, а журналист, задавший ему этот вопрос, даже засомневался, правильно ли он склоняет это весьма внушительное числительное. В тот же день (!!!) впервые в истории налоговой инспекции России просьба, изложенная в письме, была удовлетворена, и так и не ставшие новыми детскими домами, больницами, школами 230 миллионов долларов утекли на указанные в письме счета, а оттуда расползлись в соответствии со «списком Магнитского». Началась какая-то фантасмагория: силовики в невысоких званиях фрахтовали себе личные самолеты для встречи нового года, дарили неслабые «тачки» своим ночным утешительницам, налоговики и налоговички приобретали элитную недвижимость в дальнем зарубежье и отдыхали на еще более дальних пляжах, ближайшие и не очень родственники этих лиц оттягивались по полной в лучших казино, дарили мамам квартиры в историческом центре столицы и делали еще такое, что может привидеться только в кошмарном сне с продолжением, что, собственно, со мной и произошло. Если только я правильно запомнил эту сонную галиматью, налоговички, отправившие денежки гулять по белу свету, быстро скрылись за спасительными стенами «Рособоронсервиса» или еще глубже в длинных коридорах нашего военного ведомства, а разгулявшиеся силовики были кто повышен в звании, кто продвинут по службе, а кто получил даже почетную грамоту. Вот такой сон в руку. На этом можно было бы и закончить пересказ сна, но в него вмешалась одна молодая девушка, почти пигалица с красиво накрашенными ноготками и кокетливо расстегнутой верхней пуговкой блузочки. Если у Булгакова Аннушка хотя бы разлила масло, то наша душка с торчащей навстречу приключениям грудкой не сделала вообще никакой оплошности. Она просто слишком увлеклась на работе своим маникюром и отправила уведомление о возврате денег не по новым адресам компаний, где этого письма с нетерпением ждали новые хозяева, а на старый адрес, т.е. в фонд «Эрмитаж». В «Эрмитаже» письма обычно забирал на вахте Сергей Магнитский. На свое несчастье, он первым узнал, что выплаченные компаниями налоги возвращены, но, проверив счета, убедился, что все, что можно было вывести из России, они давно вывели, а на заблокированных счетах с остатками никаких новых сумм не появилось и появиться не могло. Последовал звонок шефу в Америку, и Браудер, быстро сообразив, что из возникшей ситуации можно кое-что извлечь, предложил Магнитскому написать письмо следователям, которые вели дело фонда «Эрмитаж», и выяснить, что же все-таки происходит. Даже во сне трудно представить реакцию обрадованных следователей, но она была настолько бурной, что Магнитский тут же был арестован по подозрению в совершении налоговых преступлений (вспомните инвалидов). И тут началось: Следователи: Сергей, признайтесь в совершении налоговых преступлений — много вам не дадут. Магнитский: Это вы — преступники, вы украли шесть с лишним миллиардов у государства, а теперь гнобите меня. Результат вы знаете: Магнитского не стало, дело о 230 миллионах никто не ведет ни во сне, ни наяву. Правда, в Лондоне непонятной смертью умер человек по фамилии Перепеличный. Но это уже не во сне. Говорят, что прежде, чем странно умереть, он незадолго до смерти прихваченный швейцарской «спецурой», раскрыл всю схему увода этих налоговых платежей из России в пользу отдельных физических лиц. Говорят, за это ему позволили покинуть Швейцарию и поселиться в Лондоне. Но это все говорят ненадежные источники, которым я верю даже меньше, чем своим снам. Вот, что иногда случается во сне, когда на работе молодые девушки увлеченно красят ногти. Великий древнегреческий поэт Пиндар однажды сказал: «Где заканчивается человеческое и начинается иное? Ведь мы даже не тени, мы — сны теней…»
В самый разгар Карибского кризиса по Северному флоту была объявлена готовность № 1.В это время ПУГ (поисково-ударная группа) из 4-х катеров нашего дивизиона находился в точке маневренного базирования. Зима, ночь, небольшой мороз, по ПУГу сыграли боевую тревогу, дали команду «катера к бою и походу приготовить». Каждый занялся подготовкой к выходу, согласно своим обязанностям. У Марка Агронского штурманским электриком был матросик, отличавшийся своей крайней неорганизованностью. Вечно он, что-то терял, клал не на место, забывал сделать. После объявления боевой тревоги этот деятель обнаружил, что не помнит, куда засунул ключ для согласования репитеров гирокомпаса. Другого выхода, как попросить у коллеги с соседнего катера, он не придумал. К тому моменту дизеля прогревались, и вся группа катеров была окутана едким сернистым дымом, дополнительные швартовы были убраны, в результате чего расстояние между корпусами катеров увеличилось с полметра до метра с лишним, плюс полное затемнение. Матросик побежал на соседний катер и в том месте, где он ожидал встретить палубу соседа, оказался воздух. Ухнул матросик между бортов катеров в ледяную воду, густо приправленную с поверхности вонючим серным дымом от прогревающихся дизелей. На его счастье, в момент, когда он нырнул между бортов, в его сторону была развёрнута пушка, и комендор заметил его падение за борт. Комендор поднял тревогу, и сразу несколько человек подключились к вытаскиванию из воды этого бедолаги. Вытащили его довольно быстро, а когда вытащили, матросик посмотрел между бортами на воду, в которой только что был, и произнёс: «на эти шуточки я больше не попадусь». Видимо, это купание произвело определённые сдвиги в сознании, поскольку дальнейшая служба этого матроса не вызывала нареканий.
Был у меня на катере сигнальщик, Лёва Марфин. Хороший был матрос. Проблем с ним не возникало никогда. Золото, а не парень. Однако этого парня сильно обидела природа. Своим внешним видом он сильно смахивал на обезьяну. Никакая строевая подготовка не могла привить ему привычку ходить прямо и не свешивать руки впереди туловища. И черты лица были близки к обезьяньим. Заступил я однажды в дозор, стал на бочку у мыса Летинский, спустился в каюту разобраться с документами и нанести на карту обстановку. Занимаюсь я этой работой вместе с помощником, а на столе пепельница полная окурков. В это время мимо открытой двери каюты идёт заступать на вахту Лёва. Даю я Лёве пепельницу с окурками и говорю «выброси, пожалуйста». Лёва вытянул вперёд губы, по обезьяньи, и говорит «ЕСТЬ!» А помощник меня подначивает: «Сейчас пепельницу вместе с окурками пустит за борт». Вспомнил я выражение Лёвиного лица и то, как он сказал «есть», и стал сильно сомневаться, что моя просьба не будет выполнена с абсолютной точностью. Выскочил я в коридор, а Лёва уже на верхних ступенях трапа, я вдогонку ему: «Лёва, окурки, а не пепельницу». Лёва, так же невозмутимо, как прошлый раз, и с той же интонацией: «ЕСТЬ!»
— Не пол, а палуба. Всегда палуба и везде — понял?! Давай сюда нос! Я покорился и получил крепкий щелчок по носу. Еще не опомнившись, я услышал: — Уборная? — Гальюн! — выпалил я не замедлив. — Знаешь! Фрол подставил нос, и хотя от волнения я не сумел его как следует щелкнуть, все же я был удовлетворен. — Подойди-ка ты, — поманил Фрол юркого смуглого, черноглазого мальчугана. — Тебя как зовут? — Илико Поприкашвили, — бойко ответил мальчик. — Ну, сухопутный бобик, — сказал Фрол развязно, — соберись с духом и отвечай: кухня? — Камбуз, — без промедления ответил Поприкашвили и ловко щелкнул по носу Фрола, прежде чем тот успел отстраниться. — Лестница? — Трап, — ответил Поприкашвили и еще раз щелкнул Фрола. — Мыть полы? — Производить приборку! Палубу драить! — отчеканил Поприкашвили и еще два раза щелкнул Фрола. — Ого! — с уважением произнес Фрол. — Знаешь, как чистить пуговицы? — Драить медяшку! — отбарабанил Поприкашвили. — Кого проверяешь? — спросил он Фрола, наделяя его щелчком. — Сына подводника проверяешь! Со мной и в такие игры играть не берись. Я на весь Зестафони первый игрок. В бабки играю, в футбол лучше меня вратаря, понимаешь, нету!
— Вот не знал... — потер Фрол покрасневший нос. — Девяткин, иди-ка сюда, теперь ты поспрашивай. — Я не буду играть. — Почему? — Да потому, что я щелкать по носам не хочу и никому не дам себя щелкать. Что я, собачка, что ли? — Соба-ачка? — протянул в недоумении Фрол. — Ну да. Разве нет? — Да ведь никому и не больно вовсе! — Не больно, зато обидно! — Обидно? А чего же тут обидного? — заносчиво спросил Фрол. — А на катере ты кого-нибудь щелкал по носу? — Не-ет... Там такой игры не было. — Так и здесь ее незачем заводить. Юра отошел. Тогда Фрол позвал Авдеенко: — Пойди-ка сюда. Не бойся, я тебя щелкать не стану. Находятся тут, которые обижаются, — сказал он на весь кубрик, чтобы Юра услышал. — Скажи ты мне попросту, без игры: это что, по-твоему? — ткнул он пальцем в койку. — Что ты меня, за дурака считаешь? — огрызнулся Авдеенко. — Кровать!
— А вот и не кровать! Может, ты еще скажешь «постелька»? Это дома была постелька, а тут тебе койка! На корабле будешь спать в подвесной, в гамаке; держись за небо, чтобы не вывалиться ночью. — А ну тебя! — Нет, ты постой! А это, по-твоему, что за штука? — И Фрол описал рукой круг. — Комната. — Кубрик, милуша, кубрик! Запоминай на всю жизнь! — Я не желаю запоминать! Очень мне надо! — рассердился Авдеенко. — Отстань! — Что значит «отстань»? Я тут, будь спок, все равно, что дома... Небось, мамаша тебе говорила: «Шейку закутай, не простудись, Олеженька, нынче ветерок поддувает. Не промочи ножки, Олеженька, не пей сырой воды, остерегайся собачек, они кусачие». — Пошел вон! Фрол вскочил: — Кому это ты «пошел вон»?! — Вот пойду скажу старшине, что пристаешь, — плачущим голосом пригрозил Авдеенко. Фрол схватил его за ворот. — Жаловаться? — заорал он. — Да я из тебя все потроха вытрясу! — Живцов затевает драку? — раздался вдруг густой бас. — Смирна-а! — запоздало скомандовал дневальный; он прозевал появление командира роты.
Кандидаты в нахимовцы.
— Это что же, Живцов таким образом насаждает флотские традиции? — укоризненно продолжал капитан третьего ранга. — У нас драки не было, товарищ гвардии капитан третьего ранга, — довольно бойко ответил Фрол. — А что же, вы полагаете, было? — Просто я его поучил немного, чтобы он не задавался. — На катерах вы тоже «учили» своих товарищей? — Не-ет... — Потому что они были старше вас и сильнее? — Нет, товарищ гвардии капитан третьего ранга. Я же с ними в море ходил... — А разве с Авдеенко, — кивнул Сурков на Олега, — вы никогда не пойдете в море? — Ну, разве он пойдет? — презрительно кинул Фрол. — Пойдет, — сказал Сурков убежденно. — Авдеенко носит такую же форму, как и вы. Думали вы об этом? — Нет, — буркнул Фрол. — А подумать бы следовало. Вы не должны забывать, что вы первые в Советском Союзе нахимовцы. Надо, чтобы у вас было настоящее морское товарищество. Как на кораблях. Посудите сами: разве можно ссориться с товарищем, с которым завтра ты пойдешь в бой, и он, может быть, первым бросится за борт, чтобы спасти тебя, раненого, перевяжет рану или, спасая тебя, пожертвует собственной жизнью? Пусть это вспоминается вам всякий раз, когда вы будете на пороге ссоры. Вы — моряки, а моряки славятся своей морской дружбой. Забияку, задиру, заносчивого и вздорного человека не потерпели бы в своей среде матросы на моей канонерской лодке! Для него оставалось бы только два выхода: или перевоспитать себя, или списаться навсегда с корабля...
Нахимовцы.
Сурков подозвал старшину и обошел с ним весь кубрик. Он пощупал койки — достаточно ли они мягки, и потрогал подушки — хорошо ли набиты. Сказал, чтобы заменили лампочку другой, более яркой. Обещал, что скоро у нас будут радио и библиотека. Пожелав нам спокойной ночи, командир роты, чуть сутулясь, вышел из кубрика.
Глава пятая. АДМИРАЛ
Я получил от мамы письмо, в котором она просила зайти к Мирабу и Стэлле и поблагодарить за гостеприимство, а если успею — заглянуть и к Шалве Христофоровичу. Об отце мама не писала ни слова, и я не знал, сказали ей правду или еще не сказали. Мама просила передать привет Фролу: «Он славный мальчик, и у него никого нет, поэтому он особенно нуждается в друге. Дружи с ним, Никиток». Мама не знала, что давать увольнительные нам будут только через три месяца и что Фрол за последнее время сдружился с Забегаловым и Девяткиным. Ему было о чем поговорить с ними — о боях, о десантах. Я завидовал им, огорчался, что они у меня «отбивают» друга... Поэтому, когда Фрол однажды вечером сам подошел ко мне, достал из кармана коробку и предложил: «Кури, Кит», я сказал с сожалением: — Ты знаешь, я не умею. — Учись, коли не умеешь. Чтобы не отставать от друга, я взял папиросу Фрол чиркнул спичкой и дал прикурить. Рот заполнился дымом, но я затянулся — и мигом закашлялся. Вдруг я услышал голос Протасова: — А ну-ка, отдайте папиросы.
— Два года курю, — пробурчал Фрол, — а тут и покурить нельзя. Что за порядки! — Встаньте, Живцов, вы говорите с начальником, — приказал старшина спокойно. Фрол встал, взглянул на свою грудь, украшенную орденом и медалями, а потом на фланелевку старшины, на которой не было ни орденов, ни медалей, и неопределенно гмыкнул. — Приказываю отдать папиросы. — Что ж, курите! — вызывающе протянул Фрол коробку папирос. — А я не курю, — не обидевшись, ответил Протасов и спрятал папиросы в карман. — Придется о вас доложить командиру роты. — Докладывайте, — огрызнулся Фрол. — Мне «губа» — дом родной. — Ни на гауптвахту, ни в карцер вас не посадят, можете быть спокойны. Но в соединение сообщат, и на флоте узнают, что вы, Живцов, катерник, нарушаете в училище дисциплину. Фрол этого не ожидал. Он поспешил было за Протасовым, но вернулся и сказал: — Пусть пишет!
* * *
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru