7 февраля 2013 года исполнилось 32 года со дня трагической гибели в авиационной катастрофе командования Тихоокеанского флота во главе с Командующим адмиралом Э.Н.Спиридоновым. Многие его бывшие сослуживцы собрались в этот день в Никольском соборе, где находится памятная доска с именами погибших, чтобы вспомнить погибших и почтить их память. Была отслужена заупокойная служба. Всё это навеяло на меня воспоминания. которыми я и решил поделиться.
Ракетный подводный крейсер стратегического назначения «К-366» в 1974 году был построен на судостроительном заводе г. Комсомольска-на- Амуре и вошёл в состав Тихоокеанского флота. Это был первый корабль проекта 667-Б как для завода, так и в составе ТОФ. После окончательной отделки, устранения замечаний, выявленных в ходе ходовых и Государственных испытаний, корабль прибыл в бухту Павловского и временно вошёл в состав 26 дивизии подводных лодок, которая там базировалась. После сдачи курсовых задач, погрузки оружия РПК СН «К-366» в сентябре 1975 года перебазировался на полуостров Камчатка, где и вошёл в состав своей родной 25 дивизии 2 флотилии подводных лодок. Командиром корабля в то время был капитан 1 ранга Бажанов Владимир Георгиевич, старшим помощником был я – капитан 2 ранга Платонов Эдуард Трофимович, два старших помощника по боевому управлению капитаны 2 ранга Чефонов Игорь Герасимович и Ушаков Александр Николаевич, заместитель командира по политической части капитан 2 ранга Краюшкин Александр Павлович. С прибытием в состав 25 ДиПЛ мы начали интенсивную подготовку к выходу на боевую службу.
Как шутили подводники, «скорей бы закончился этот предпоходовый отдых, да на боевую службу», потому что никогда этот положенный трёхсуточный отдых не получался. А у нас эта предпоходовая суета ещё усложнялась тем, что с нами в море должны были выйти командующий Тихоокеанским флотом адмирал Маслов Владимир Петрович и командующий 2 ФлПЛ вице-адмирал Громов Борис Иванович. Но сроки неумолимо поджимали. И вот, выполнив все положенные мероприятия, в том числе и контрольный выход в море, условно проведя трёхсуточный предпоходовый отдых, приняв на борт командование ТОФ и 2 ФлПЛ (а с ними, естественно, и группу офицеров штаба, при этом сами здорово потеснившись) в конце ноября 1975 года мы вышли на боевую службу. Не буду описывать все радости и горести нашего плавания, так как задача моего повествования несколько иная, а остановлюсь лишь на одном печальном событии. Через две недели нашего плавания с корабля убыл адмирал В.П.Маслов, для чего мы всплыли в Охотском море и встретились с плавбазой «Магаданский комсомолец», а ещё через 2 недели убыл таким же образом и вице-адмирал Б.И.Громов, а к нам старшим прибыл начальник штаба 25 ДиПЛ капитан 1 ранга Путилов Роберт Петрович. Далее плавание проходило по накатанной схеме: вахты, отдых, боевая и политическая подготовка. При этом, в связи с тем, что по возвращении нам предстояло подтверждение курсовых задач, всему личному составу были розданы зачётные листы на подтверждение допуска к самостоятельному управлению заведованием. Чем все и занимались, особенно при несении вахты: изучали тот или иной вопрос и сдавали по нему зачёты старшинам команд, командирам групп, дивизионов и боевых частей.
И вот, в один далеко не прекрасный день, (ракетной боевой части) Безродных, находясь на посту контроля за микроклиматом в ракетных шахтах подготовился к сдаче одного из вопросов, успешно сдал зачёт командиру группы ст. лейтенанту С.И.Калугину, несущему вахту на ПУРО (пульт управления ракетным оружием) и отправился осматривать отсек. Прибывший на смену матроса Безродных новый вахтенный, не обнаружив его на месте, отправился на поиски. Здесь нужно заметить, что в 4 (ракетном) отсеке имеется 3 палубы. Верхнее помещение, в простонародье именуемое «чердаком», очень низкое, там и пройти-то можно только изрядно согнувшись. И вот на этом «чердаке» новый вахтенный и обнаружил матроса Безродных, лежащим на пайолах, с ножом в груди в области сердца, о чём и доложил немедленно на ПУРО и в центральный пост. Матроса срочно доставили в лазарет, где его прооперировал начальник медицинской службы корабля старший лейтенант Гущ Владимир Владимирович (впоследствии преподаватель военно-медицинской академии, доктор медицинских наук, профессор, полковник м/с), чем и спас ему жизнь. О происшествии мы доложили на КП ТОФ. Нам была назначена точка встречи с госпитальным судном, в которую мы тут же направились самым полным ходом. Всплыв в надводное положение и встретившись с госпитальным судном, мы передали на него матроса Безродных, а сами продолжили несение боевой службы. Как выяснилось этот матрос просто, без каких-то видимых и невидимых причин решил покончить жизнь самоубийством. Для этого он взял обычный столовый, только остро заточенный нож, залез на «чердак» и, приставив нож к сердцу, навалился рукояткой ножа на шахту. Но при этом сердце он задел лишь слегка. Мы поняли, что у этого матроса не всё в порядке с психикой. Спрашивается, зачем было сдавать зачёт, если ты собрался умирать? Забегая вперёд, скажу, что после увольнения в запас, примерно через год, он всё же покончил с собой. В госпитале г.Петропавловска-Камчатского, куда был доставлен матрос, после тщательного его обследования, пришли к выводу, что наш корабельный врач провёл операцию в условиях подводной лодки ничуть не хуже, чем это могли бы сделать они в условиях госпиталя.
По прибытии в базу после выполнения задач боевой службы, нас встречал Первый заместитель командующего ТОФ вице-адмирал Спиридонов Эмиль Николаевич. После доклада командира о выполнении задач, Адмирал спросил командира: - кто оперировал матроса? Командир: - старший лейтенант Гущ. Адмирал: -представить к ордену. А кто ассистировал? Командир: -химик-санитар старший матрос Южалкин. Адмирал: -предоставить 10 суток отпуска с выездом на родину. Завтра доложить о его убытии. Всё коротко и ясно. В свой очередной приезд на Камчатку вице-адмирал Э.Н.Спиридонов вызвал командира и спросил, наградили ли доктора, на что командир доложил, что представление отправлено, но награда не получена. Адмирал пообещал разобраться. Вскоре старший лейтенант В.В.Гущ был награждён орденом
Осенью 1976 года, опять же в одну совсем не прекрасную ночь, весь экипаж РПК СН «К-366» был поднят по тревоге. За находящимися дома офицерами и мичманами были отправлены оповестители. Через 1-1,5 часа весь экипаж находился на борту корабля. Оказывается, на ПУРО выпал сигнал – «превышение предельно-допустимой концентрации» (ПДК) по топливу или по окислителю в 6 ракетных шахтах т.е. произошла разампулизация 6 ракет. А в одной из шахт и по топливу и по окислителю. Топливо и окислитель, находящиеся в ракетах Р-29, стоящих на вооружении кораблей этого проекта, очень токсичны. ПДК и по топливу и по окислителю исчисляются в десятитысячных долях мг/куб.см. Отравление их парами смертельно, а смешение топлива с окислителем вызывает самовозгорание и взрыв. Единовременное соединение топлива и окислителя одной ракеты Р-29 вызывает взрыв мощностью в несколько килотонн в тротиловом эквиваленте. Вот такая перспектива вырисовывалась на нашем РПК СН. Видимо, просчитав все возможные варианты, командованием флота было принято решение немедленно отправить нас в Приморье в бухту Конюшково для выгрузки всего ракетного боекомплекта. Рисковать огромной базой атомных подводных лодок никто не хотел. Нам был категорически запрещён сход с корабля, начали экстренный ввод главных энергетических установок обоих бортов и приготовление корабля к бою, походу и погружению. По готовности вышли в море и отправились в Приморье, кто в чём был и с тем, что у кого было. Но «впрочем песня не о том…». Раз я пишу эти строки, значит всё закончилось благополучно. В Конюшково мы выгрузили боекомплект и перешли в бухту Павловского опять же в 26 ДиПЛ. Здесь мы занимались совместно с промышленностью ликвидацией последствий аварии, доработкой ракетного комплекса и выяснением причин произошедшего, которые так толком выяснены и не были. Как обычно во всём обвинили пресловутый «человеческий фактор». Позднее были сняты с должностей командир капитан 1 ранга В.Г.Бажанов, заместитель командира по политчасти капитан 2 ранга А.П.Краюшкин и командир ракетной боевой части капитан 3 ранга В.К.Петранкин. Этими работами мы занимались примерно полгода. С прибытием в Приморье нам, естественно, прекратили выплату камчатского денежного довольствия (двойной оклад). Через полгода нам на смену прибыл второй экипаж, а мы на белом пароходе «» отправились на Камчатку.
Наконец-то свершилось! Мы воссоединились с семьями, получили камчатскую получку и отправились в отпуск летом. Вопрос о дальнейшем использовании нашего экипажа на тот момент окончательно решён не был. Как один из вариантов было предложение после отпуска нам принять другой корабль и выйти на боевую службу. Но в тот момент все наши помыслы занимал вопрос лишь об одном: как достать билеты на самолёт. После отпуска нам была поставлена задача убыть в Приморье, принять свой корабль, загрузить оружие и перебазироваться в свою 25 ДиПЛ на Камчатку. Командир В.Г.Бажанов, чувствуя, что дни его командирства сочтены, лёг в госпиталь, так что все вопросы, связанные с переездом в Приморье, пришлось решать мне. И тут возник очень сложный вопрос, а именно денежный. Начфин флотилии подполковник Василий Иванович (фамилии не помню) заявил, что коль скоро мы прибыли на Камчатку только для того, чтобы отправиться в отпуск, то отпускные деньги из расчёта двойного оклада нам были выплачены незаконно и он должен сделать перерасчёт, т.е. высчитать у нас две получки. Все мои доводы о том, что мы прибыли на Камчатку не только для отправки в отпуск, а в свою дивизию и решение о нашем убытии в Приморье было принято только что, никакого понимания у начфина не нашли. Итак, мы должны были убыть в Приморье на неизвестное время без денег и оставив на 2 месяца семьи (41 офицер и 40 мичманов) без средств к существованию. Напомню, мы после отпуска. А начфин только показывает мне статью в приказе Министра обороны о денежном содержании военнослужащих, согласно которой он просто обязан высчитать у нас деньги. Что такое этот приказ, я уже давно знал. В нём можно найти статьи на все случаи жизни, которые можно истолковать и так и эдак. Так в 1965 году я, проходя службу штурманом на атомной подводной лодке СФ, проходящей ремонт в г. Северодвинске, был откомандирован на корабль разведки и убыл в море на 5 месяцев. Так начфин, согласно этого приказа за этот срок высчитал у меня 35%, выплачиваемые за особые условия службы на атомных подводных лодках. А замполиту, откомандированному в это же время со сводной командой моряков на целину для битвы за урожай, эти 35% выплатил, опять же в соответствии с этим приказом.
Но вернёмся к нашим… Все мои попытки найти поддержку у командования дивизии не увенчались успехом. Дескать, тебе дана команда отправить экипаж, вот и работай. Без тебя дел невпроворот, а тут ты ещё с каким-то меркантильным вопросом. Но тут на , а именно во 2 ФлПЛ, прибыл пока ещё Первый заместитель командующего ТОФ вице-адмирал Э.Н.Спиридонов и поселился, как всегда, на штабной ПКЗ (плавказарма) 25 ДиПЛ, на этой же ПКЗ размещался и наш экипаж. И я, набравшись смелости (а может быть нахальства), обратился прямо к нему. Кратко изложив ему поставленную передо мной задачу и возникшую при этом проблему, получил чёткий ответ : «Передай начфину моё приказание, выплатить всё полностью!» Окрылённый успехом, я полетел к начфину. Но не тут-то было. Выслушав меня, он заявляет, что слова адмирала к делу не подошьёшь, а приедет проверка, виноватым окажется он и т.д. И предлагает: «Давай отправим телеграмму начальнику финансово-экономического управления ТОФ генерал-майору Новикову.» Ну я, конечно, чувствуя за собой такую поддержку, согласился. Через пару часов он позвонил мне и попросил зайти. Когда я пришёл к нему, он протянул мне телеграмму в которой было дано чёткое указание: «Высчитать всё полностью из денежного довольствия офицеров и мичманов». Вот тут-то я понял, что инициативу нужно брать в свои руки и предложил начфину: «Бери телеграмму и пошли вместе к Спиридонову». Подходим к ПКЗ, а адмирал Спиридонов спускается по трапу под аккомпанемент команды «СМИРНО!». Увидев меня, спросил: «Ну что, Платонов, выплатили вам деньги?» на что я: «Никак нет». И тут он увидел начфина (а он его помнил ещё с тех пор, когда командовал эскадрой подводных лодок, бывшей до создания 2ФлПЛ). Здесь и состоялся диалог: Адмирал: - а, и ты здесь? Ты, я слышал, на пенсию собираешься? Начфин: - Так точно, возраст поджимает. Адмирал: - А на 50% пенсии не хочешь уйти? (в те времена было такое наказание, увольняемым с военной службы по дискредитации звания офицера) Начфин: - А за что, товарищ адмирал, я никого не грабил, не убивал. Адмирал: - А как по-твоему, издеваться над целым экипажем это не преступление? Начфин: - У меня телеграмма от генерала Новикова. Адмирал пробежал глазами телеграмму, скомкал её и сунул в карман: - выплатить всё полностью, а с гражданином Новиковым я поговорю на Военном Совете. В тот же день нам было выдано полностью денежное довольствие за 2 месяца и мы с со спокойной душёй и чистой совестью убыли в Приморье.
Чагадаев А.С. «Адмиралы и генералы советского и российского флотов. Портретная галерея Российского государственного военного историко-культурного центра при Правительстве Российской Федерации.» Книга-альбом.
У меня было ещё много встреч с этим замечательным человеком, в том числе и после его назначения на должность Командующего Краснознамённым Тихоокеанским флотом, а меня на должность командира РПК СН, а затем заместителя командира 25 ДиПЛ. В 1977 году адмирал Э.Н.Спиридонов в качестве руководителя ракетной стрельбой вышел в море на нашем РПК СН. В качестве его помощника с нами же вышел начальник штаба 25 ДиПЛ капитан 1 ранга Ерофеев Олег Александрович (впоследствии командующий Северным флотом, адмирал). И вот О.А.Ерофеев, видимо, демонстрируя свою требовательность и грамотность, буквально задёргал всех в центральном посту от командира до рулевого. Э.Н.Спиридонов, посмотрев на его бурную деятельность, сказал: - Ерофеев, иди сюда. Встань со мной рядом и молчи. Ты что думаешь, что если я молчу, то я не замечаю никаких промахов и недоработок? Меня за мою долгую службу много раз пытались и посадить на мель, и столкнуть с другим кораблём. Но я никогда не вмешивался в действия командира, если это не вело напрямую к аварии. Вот и ты запоминай все недочёты или записывай, а потом на разборе сделаешь замечания и дашь указания. С каждой встречей с адмиралом Э.Н.Спиридоновым я узнавал его с новой стороны и восхищался его мудростью, выдержкой, умением быть настоящим крупным военачальником, руководителем и одновременно простым и доступным товарищем. В феврале 1981 года я, заместитель командира 25 Дипл, находился на боевой службе на РПК СН «К-455» 667-БДР проекта старшим на борту. Командир – капитан 1 ранга Кузнецов Виталий Михайлович. Во время одного из сеансов связи мы получили информацию о том, что командующий флотом адмирал В.В.Сидоров посетил базу надводных кораблей в заливе Стрелок, 4 ФлПЛ в бухте Павловского. Мы-то знали, что бывший начальник штаба Тихоокеанского флота адмирал В.В.Сидоров является командующим Балтийским флотом, и искренне удивились, не понимая, что его привело на ТОФ, да ещё и в разные его базы. И только через несколько дней нам сообщили о страшной трагедии, которая произошла с командованием Тихоокеанского флота и что адмирал В.В.Сидоров назначен новым его командующим.. А это действительно была трагедия! И не только Тихоокеанского флота, но и всего Военно-морского флота, Министерства обороны, государства.
В 1969 году Северный Флот решил провести операцию под кодовым названием «Квартет». Суть операции заключалась в следующем. В операции было задействовано 4 подводных лодки: два атомных и две дизельных. Подводным лодкам были назначены различные районы плавания, различные сроки плавания, а наряду с выполнением основных задач (поиск и ведение наблюдения за кораблями вероятного противника) ставились задачи медицинского контроля за личным составом кораблей в различных условиях обитания и обслуживания. Как я понимал «со своей колокольни» (а моя «колокольня» в то время была — помощник командира одной из этих подводных лодок, а именно атомной подводной лодки «К-11» (проекта 627А, 1961 года постройки) суть дела сводилась к тому, чтобы выработать оптимальные сроки пребывания подводных лодок, а в особенности вновь создаваемых проектов, в море, под водой, а также уточнить нормы снабжения и обеспечения.
Итак, наша родная ПЛА «К-11»: командир — капитан 1 ранга Смарагдов Виктор Васильевич, старший помощник командира — капитан З ранга Фытов Геннадий Александрович, заместитель командира по политической части капитан 2 ранга Сергиенко Владимир Никитович, помощник командира - капитан-лейтенант Платонов Эдуард Трофимович, старший механик (командир БЧ-.5) капитан 2 ранга Вовша Самуил Израилевич. Здесь следует несколько оговориться: в то время имя и отчество «Самуил Израилевич» считалось несколько неблагозвучным, и поэтому нашего всеми любимого старшего механика звали проще — Семен Иванович, ну а друзья (я входил в их число) просто Семен. Так вот, эта родная ПЛА «К-11» входила в состав сил постоянной боевой готовности в составе 17 дивизии подводных лодок с базированием в п. Мурманской области. Об остальных членах нашего (не побоюсь сказать этого слова) славного экипажа я упомяну в ходе повествования.
Было обычное лето 1969 года, обычные трудовые будни и редкие выходные подводников, и мы, экипаж ПЛА «К-11», не подозревая ни о каких операциях, готовились к очередной боевой службе, т.е. автономному плаванию сроком (как правило) на 60 суток и, как правило, в Средиземном море. Даже уже наш неутомимый замполит (который в политотделе бывал гораздо чаще, чем на подводной лодке) пришел однажды в казарму и с плохо скрываемой радостью сообщил: «Вот, как говорится,(это у него такая присказка была) не повезло. Не пойду я с вами на боевую службу, другого посылают, а меня в отпуск выгоняют». Что такое «быть выгнанным» в отпуск летом вместо боевой службы мы все хорошо понимали. Но о том, что он с нами не пойдет в море, честно говоря, не переживали. Особой любовью у личного состава он не пользовался, а другой замполит нам все равно был бы обеспечен. Ведь в те времена подводной лодке было легче выйти в море без винта или без аккумуляторной батареи, чем без замполита. Но позавидовали мы ему крепко и, как оказалось, напрасно.
Прихожу я как-то в обеденный перерыв домой, а мне жена и заявляет: «Ни в какое море вы не пойдете, скоро поедем в отпуск». Я, естественно, посмеявшись спросил: «Откуда сведения?» и получил четкий ответ: «Говорят в магазине». После обеденного перерыва я, естественно, поделился с товарищами полученными сведениями и оказалось, что подобные разговоры слышали жены и других офицеров и мичманов. Памятуя, что самые верные сведения поступают от женщин, тени сомнений и еще не совсем ясных желаний закрались в наши головы. Дня через три наш командир — капитан 1 ранга В.В.Смарагдов собирает на совещание командиров боевых частей, начальников служб, партийно-комсомольский актив и ставит совершенно конкретную задачу. Корабль в кратчайшие сроки подготовить к передаче 2-ому экипажу, срочно составить списки на отпуска и т.д. и т.п. А после отпуска нас ждет специальное задание командования. Осмелюсь подумать, что в головах сидящих на совещании офицеров мысль о предстоящем отпуске не оставила места для размышлений о предстоящем специальном задании командования, тем более, что никаких конкретных вопросов нам поставлено и не было.
Итак — летний отпуск! Нужно отметить, что часть неудобств, связанных со службой в п. Гремиха компенсировалась тем, что любой отпуск начинался с плавания на белом пароходе «» или в сторону Мурманска или в сторону Архангельска. Но это не принципиально. Главное — это то, что ты в более или менее приличной каюте, ни за что не отвечаешь, да еще и с кое-какими средствами (отпускными деньгами) в кармане. А на «Вацлаве Воровском» ресторан, два бара и еще масса незатейливых развлечений. Но это все мелочи, к делу относящиеся постольку поскольку. Наш обратный вояж уже к делу имеет более тесное отношение. Отгуляв отпуска, мы, конечно, приноровили свое прибытие в г.Мурманск ко времени отплытия «Вацлава Воровского» в Гремиху. Длительный отпуск, некоторые стеснения после отпуска в средствах уже не настраивали нас на такой развеселый лад, как перед отпуском, и поэтому мы обратили свое внимание на большую группу военных врачей, следовавших тем же рейсом. А вот они-то как раз, вырвавшись из-под опеки семей и начальства, развлекались на пароходе вовсю. Но тогда мы тоже этому большого значения не придали, так как считали, что это следует в Гремиху какая-нибудь очередная комиссия. По прибытии в Гремиху нам стало ясно, что эта группа медиков имеет к нам самое непосредственное отношение. Экипажу была поставлена задача (и вот тогда-то мы и вспомнили про пропущенное мимо ушей предстоящее задание командования): - в кратчайший срок принять свою родную ПЛА «К-11» - закончить межпоходовый ремонт - произвести полную загрузку оружия, масла, топлива, продовольствия, регенерации и т.д. и т.п. - на фоне всего этого произвести углубленное медицинское обследование той самой прибывшей группой медиков, да еще с привлечением имеющейся спецполиклиники. В группу прибывших медиков входил еще и капитан Троицкий Николай — преподаватель физической подготовки из Военно-Медицинской Академии им. С.М.Кирова. Так вот в его задачу входило ежедневно (вне зависимости от дня недели и погоды) во дворе одного из домой поселка в шесть утра собирать офицеров и мичманов экипажа и проводить с ними довольно-таки напряженную физзарядку. А если учесть, что ранее перечисленные задачи требовали от всего экипажа такого напряжения сил и столько времени, что добирались мы домой не ранее 22 часов, еле волоча ноги, то всю прелесть указанной физзарядки нетрудно себе представить.
Фытов Геннадий Александрович. Обстоятельный рассказ о нем в книге
В это же время у нас произошла серьезная кадровая перестановка, а именно заменена такая ключевая фигура в экипаже, как старший помощник командира. Точной причины этой замены я не знаю, а свои домыслы излагать мне кажется не совсем корректным. Могу только сказать, что капитан З ранга Фытов Геннадий Александрович прослужил на нашей подводной лодке около двух лет. Авторитета и популярности за это время на экипаже он не приобрел, являясь человеком конфликтным, некоммуникабельным, а требовательность его зачастую была похожа на издевку и вызывала раздражение. Старшим помощником командира к нам был назначен капитан 2 ранга Томко Егор Андреевич (позднее вице-адмирал, Герой Советского Союза). Он пришел с равноценной должности с другого корабля, имея за плечами опыт службы в должности старшего помощника. Не считаясь со временем, он быстро врос во все задачи, стоящие перед кораблем, органично вписался в наш план сумасшедшей подготовки, да еще в эти же самые сжатые сроки ему пришлось сдавать зачеты на допуск к самостоятельному управлению подводной лодкой 627-А проекта, т.к. он прибыл к нам с подводной лодки другого проекта.
Егор Андреевич Томко. - И.И.Пахомов. Третья дивизия. Первая на флоте. СПб., 2011.
В это же время нам было объявлено, что мы готовимся не на обычную боевую службу, а на боевую службу сроком в 100 суток (что вдвое превышает спецификационные данные). Но вернемся к углубленному медицинскому обследованию. Независимо от проводимых на корабле работ, требования медиков выполнялись неукоснительно. Так, если поступала команда направить 15 человек к невропатологу, то бросай все, а 15 человек должны быть у невропатолога и т.д. В это же время проводилась и санация у стоматолога, причем очень решительно и кардинально. Расскажу на своем примере. Я сижу в стоматологическом кресле с открытым ртом. довольно крепкий врач диктует медсестре:» 2-ой пломба, 4-го нет, 6-го сейчас не будет». Я начинаю шевеление в кресле, на что он прижимает меня к креслу крепкой рукой и говорит: «Спокойно, делаем укольчик. Пожалуйста в коридор, через пять минут — ко мне». И действительно через пять минут 6-го нет. Остальные врачи проводили углубленную диспансеризацию. День нашего выхода в море на длительную боевую службу неумолимо приближался. Было решено, что помимо экипажа в море с нами пойдут майор медицинской службы Кузьменко и получивший к тому времени очередное воинское звание майор Троицкий Николай.
Я уже упоминал о том, что экипаж наш был славным и, по- своему, уникальным. В чем же была его уникальность? Ну, прежде всего, это были отличные специалисты и глубокие знатоки не только своей специальности, но зачастую и смежной. Не просто специалисты 1 и 2 классов, отличники боевой и политической подготовки, а по-настоящему асы! Кроме того, у нас был свой оркестр, игравший на уровне профессионального, под руководством того же старшего механика Вовши С.И., свой певец-солист-врач капитан В.Шупаков, а поэтов и художников — не счесть. Чего стоил только мой предшественник — помощник командира капитан З ранга Гаврилов Валерий Владимирович, успевавший на партийном собрании нарисовать дружеские шаржи на всех выступавших. Отдельно следует сказать о дружбе и взаимопонимании, царивших в экипаже. На боевую службу мы должны были выйти в ноябре 1969 года, а вернуться в конце февраля 1970 года. У нас в экипаже было 11 матросов и старшин срочной службы, подлежащих увольнению в запас до конца года и имевших полное право остаться на берегу. Так вот ни один из них не пожелал остаться на берегу, все написали рапорта и выразили согласие быть уволенными позже на несколько месяцев. Я считаю, что один этот факт говорит очень о многом.
, капитан 1 ранга в отставке. Закончил Высшее военно-морское училище подводного плавания в 1959 г. Проходил службу на дизель-электрических подводных лодках (1959-1964 гг.), на атомных подводных лодках (1964-1976 гг.). Командир подводной лодки К-52 (1973-1976 гг.), начальник штаба 17 дивизии АПЛ Северного флота (1976-1985 гг.), начальник отдела ПЛБ штаба Северного Флота (1985-1990 гг.).
Я совсем не хочу как-то «отлакировать» наш экипаж. Были у нас и свои нарушители и взыскания, но это все на фоне остального — мелочи. Вот и все, мы готовы к выходу в море. Осталось «по дороге» зайти в Западную Лицу и загрузить 4 торпеды с ядерными боевыми зарядными отделениями. Провели прощальный митинг на пирсе и отошли в «туманную даль». Зашли в Западную Лицу, загрузили боезапас, и наша часть операции по теме «Квартет» началась. Наш командир Виктор Васильевич Смарагдов принял мудрое решение. Он решил дать отдохнуть экипажу после исключительно напряженных и суматошных последних перед выходом в море дней. И поэтому в течение нескольких дней на корабле не проводились занятия по специальности, тренировки, учения и т.д. Только посменно неслась ходовая вахта. Но через несколько дней жизнь вошла в свой походный ритм. И стало хватать время на все: и на вахту, и на боевую подготовку, и даже на просмотр кинофильмов 2 раза в неделю.
Здесь надо отметить, что замполит пообещал акустикам, что за обнаруженную атомную ракетную подводную лодку вероятного противника, обнаружившему ее акустику, по возвращении будет предоставлен отпуск с выездом на родину. И поэтому первоначально каждый акустический контакт классифицировался как контакт с ПЛАРБ. А что это значит? Это значит, что необходимо провести дополнительное слежение за целью, а в некоторых случаях и подвсплыть на перископную глубину для того, чтобы убедиться, имеется ли на поверхности моря по данному пеленгу надводная цель (визуально или радиолокацией). Каждое подвсплытие, естественно, проводилось по боевой тревоге с соблюдением всех мер безопасности, что также требовало дополнительного времени и напряжения. В конце концов такое излишнее внимание к ПЛАРБ-ам наших акустиков всем надоело и после проведенной с ними дополнительной работы нашим начальником радиотехнической службы (он же командир боевой части связи) капитан-лейтенантом Алексеевым Жаном Сергеевичем (ныне, к сожалению, покойным) все встало на свои места: транспорты стали транспортами, сейнеры — сейнерами и т.д. И вот вдруг в одну совсем не прекрасную ночь наша размеренная походная жизнь была резко и грубо нарушена. Итак, глубина 120 метров, скорость 12-14 узлов, боевая готовность Т 2, вахтенный офицер — помощник командира капитан-лейтенант Э.Т.Платонов, вахтенный инженер-механик капитан-лейтенант Панитков Анатолий Павлович, командир дивизиона живучести, вахтенный командир — командир корабля капитан 1 ранга Смарагдов Виктор Васильевич. Глубокая ночь, акустический горизонт чист. И вдруг — взрыв, удар, хлопок — можно назвать как угодно, и в центральном посту — столб воды и густой туман... «Аварийная тревога — поступление воды в третий отсек; боцман, всплывай на глубину 40 метров, акустику прослушать горизонт... и т.д. и т.п. По мере уменьшения глубины погружения столб воды начал уменьшаться. Соблюдая все меры предосторожности всплываем на перископную глубину. Уже видно место поступления воды — дыра недалеко от перископа. Командир принимает решение всплыть в надводное положение: «Продуть среднюю!».
Центральный пост крейсерской атомной ПЛ проекта 627А. - И.И.Пахомов. Третья дивизия. Первая на флоте. СПб., 2011.
Я вслед за командиром поднимаюсь на мостик. Темная ночь, море довольно-таки спокойное (не свыше 1-2 баллов), и что самое главное — визуально горизонт чист. Начали обследование места течи. Одновременно — срочное осушение нижнего помещения З-го отсека, где находится масса электрического оборудование, которое, как известно, имеет свойство возгораться, особенно при поступлении забортной воды. Осмотр показал, что мы имеем в прочном корпусе сквозную дыру диаметром эдак 20-ЗО мм. Дело в том, что во время заводского ремонта нам собрались установить новый гидроакустический комплекс. Модернизация по некоторым причинам не состоялась, но вварышей для кабельных трасс в прочном корпусе наделать успели. Впоследствии все эти вварыши были заделаны, но как видно не все. Перед командиром стоит одна задача - выполнение задач боевой службы. Вопрос о возвращении в базу, да тем более в надводном положении в окружении кораблей и самолетов НАТО, по-моему, даже и не пришел никому в голову. А значит, как можно быстрее устранить течь, погрузиться и следовать далее по плану. И для этой цели у нас была особая ремонтная бригада, способная на мой взгляд отремонтировать все. Это старшина команды трюмных мичман Беленко, старшина команды мотористов мичман Завацкий, старшина команды рефрижераторщиков мичман Солоненко, боцман мичман Малахов, старший специалист трюмный Девяткин и др. с привлечением, естественно, любого члена экипажа и, несомненно, под руководством старшего механика С.И.Вовши.
Как говорится, быстро сказка сказывается... В общем через несколько часов течь была устранена. никем не была обнаружена и ... «по местам стоять, к погружению». Глубина 10 м, 40 м, 100 м, 200 м — поступления воды не обнаружено! Следуем далее по плану, естественно, на повышенной скорости, т.к. наша вынужденная остановка несколько нарушила наш график. До Гибралтарского пролива следуем без особых отклонений и сбоев. Зато форсирование Гибралтарского пролива представляет собой определенную трудность. Во-первых, перед входом в пролив необходимо самым тщательным образом определить свое место в море. А технических средств для этих целей на наших подводных лодках 1-го поколения было совсем немного. Во-вторых, течение в Гибралтарском проливе на редкость непостоянно и сложно, оно меняет свою силу и направление на различных глубинах. И в-третьих, интенсивность судоходства в проливе настолько велика, что подвсплыть для уточнения своего места без риска быть протараненным не представлялось возможным. Но, несмотря на то, что командир БЧ-1 (старший штурман) старший лейтенант Пластинин Анатолий в этой должности участвовал в походе впервые, с задачей мы справились успешно. Плавание продолжается, наши медицинские исследования и обследования идут полным ходом. Для проведения экспериментов весь экипаж был разбит на три группы. Первая группа принимала элеутерококк, вторая группа принимала простой чай с добавлением чего-то для вкуса и запаха, и это тоже выдавалось за элеутерококк, третья группа не принимала ничего. Даже была специальная команда: «2-й смене вставать, принимать элеутерококк!». Была группа, которая периодически (не помню с какой периодичностью) дышала чистым кислородом. Весь экипаж под руководством майора Троицкого ежедневно делал физзарядку. Один раз в неделю обследовался весь экипаж: давление, ЭКГ и у части личного состава производился анализ крови. А мы на фоне всего этого разыскивали корабли вероятного противника и по возможности следили за ними. Для поиска нам было отведено несколько районов, в которых мы и находились заданное время.
Еще довольно-таки неприятный момент был в нашем походе — это переход из Западной части Средиземного моря в Восточную, т.е. форсирование Тунисского пролива. А неприятность заключалась в следующих моментах: - по интенсивности судоходства он не уступает Гибралтарскому, - глубины в нем значительно меньше, а кроме того, как записано в лоции, там постоянно происходит днообразование и поэтому даже тем глубинам, которые указаны на навигационной карте, доверять нельзя. Но мы успешно справились и с этой задачей. И здесь — о, радость ожидала нас! — мы получаем радиограмму, которая нам предписывает следовать в залив Саллум, где находится наша плавбаза со штабом Средиземноморской эскадры на борту, для пополнения запасов продовольствия и регенерации воздуха. Но и на сей раз, радость наша оказалась несколько преждевременна. Для начала при подходе к территориальным водам Египта, подняв перископ, мы обнаружили американский фрегат с включенными якорными огнями, хотя глубина места там была более 1000 м. А так как входить в чужие территориальные воды в подводном положении запрещено, нам пришлось всплыть на глазах «вероятного противника», включить ходовые огни, поднять военно-морской флаг СССР и следовать в территориальные воды Египта. Подойдя к плавбазе (названия ее я, к сожалению, не помню, помню только то, что она была из Западной Лицы) мы быстро к ней ошвартовались. А начальником штаба 5-ой оперативной Средиземноморской эскадры был мой двоюродный брат, в то время капитан 1 ранга Платонов Виталий Васильевич (ныне вице-адмирал в отставке). Кроме нас возле плавбазы стояло еще несколько дизельных подводных лодок, которые тоже пополняли запасы.
родился в 1925 году. Деятель советского ВМФ, вице-адмирал. Сын адмирала В.И.Платонова. Участник многих боевых служб и дальних походов, начальник штаба Средиземноморской эскадры, начальник Высшего военно-морского училища им. М. Ф. Фрунзе, первый заместитель начальника Военно-морской академии им. А. А. Гречко. В 1987 г. Уволен в запас. Награжден 6 орденами, 23 медалями, участник парада Победы в Москве.
Нам была поставлена задача до рассвета полностью загрузиться и продолжить боевую службу. Что это значит? Это даже трудно себе представить. Через З люка (которые на плаву одновременно все открывать категорически запрещается), нам предстояло не загрузить, а закинуть несколько тонн грузов. Только одной регенерации нам предстояло загрузить 2700 комплектов. В нормальных условиях каждая банка должна быть осмотрена, погружена в емкость с водой для проверки на герметичность, затем загружена в подводную лодку и раскреплена на штатном месте. Было ли у нас на это время? Конечно же нет. Даже мои родственные связи ничем здесь помочь не могли. Это был приказ Главнокомандующего ВМФ Адмирала Флота Советского Союза Горшкова Сергея Георгиевича. Все работы с дизельными подводными лодками были приостановлены, и все внимание было уделено только нам. Однако оказалось, что все вино уже выдано на дизельные ПЛ и благополучно загружено. Мой брат вызвал командиров ПЛ и приказал его выгрузить обратно. Те., в свою очередь, пришли к моему командиру Смарагдову В.В. и взмолились с просьбой отказаться от вина, т.к. для его выгрузки потребовалось бы извлечь из провизионок уже загруженное в них продовольствие и масса других трудностей. Мой командир вызвал меня и попросил попросить брата отменить свое приказание насчет вина, а мы, дескать, обойдемся и соком. Что и было сделано, В общем, к утру все было закинуто в лодку. В отсеках на проходных палубах лежали ящики, мешки, банки и т.д. с продовольствием и высились горы регенерации. Помимо всех этих неудобств и усталости личного состава, подводная лодка оказалась еще и напрочь раздифферентованной. При подходе к территориальной границе мы обнаружили все тот же фрегат. Нам ничего не оставалось делать, как только объявить «Срочное погружение» и дать самый полный ход. Некоторое время мы прослушивали работу гидролокаторов фрегата, но затем он потерял нас безвозвратно. А мы начали растаскивать по «закромам» свое богатство, размещать, раскреплять, и все это, естественно, не снижая хода. И лишь, примерно, через сутки, постепенно снижая ход, мы начали удифферентовывать подводную лодку. Ну а потом все вошло в свою колею. Была у нас еще весьма интересная история. В то время в прессе прозвучало сообщение, что Израиль украл у Франции несколько ракетных катеров. Так вот нам была дана команда каждые 2 часа осматривать поверхность на предмет обнаружения этих самых катеров.
А что такое каждые 2 часа осматривать поверхность? Прозрачность воды в Средиземном море достигает 120 и более метров. Поэтому наше плавание проходило на глубинах, в основном, не менее 150 метров. Все всплытия на перископную глубину положено проводить только по тревоге, с предварительным прослушиванием всего горизонта на глубинах, наиболее для того удобных с точки зрения гидрологии. А это, почитай, тревога должна объявляться ежечасно. Первое время все именно так и делалось. Вот тут-то и взмолилась наша медицинская группа. Все их медицинские показатели резко поползли вниз, как, впрочем, и фактическое состояние и настроение личного состава. Люди стали превращаться в «сомнамбул», а эдак и до беды недалеко. И командир опять принял грамотное решение. Тревогу для всплытия объявляли не всему кораблю, а только главному командному посту. Это дело значительно поправило. Ну, а тем временем и ракетные корабли Франции благополучно добрались до Израиля. Наша служба продолжалась своим чередом. Задачи выполнялись, люди крепли, закалялись, учились. Был у нас начальник службы снабжения мичман Гушков. И хотя возраст его был уже довольно-таки почтенным для подводника (порядка сорока лет), на подводных лодках ранее он никогда не служил. Так вот в этом походе его прихватил аппендицит. Для нашего корабельного врача капитана Юрия Фроловича отрезать этот несчастный отросток — одно удовольствие. И вот кают-компания превращена в операционную, все готово к операции, больной на столе, врач на месте, ассистирует ему химик-санитар старшина 2 статьи Южалкин. Вскрывается полость живота и ... старшина 2 статьи Южалкин падает в обморок. Но я же недаром говорил о взаимозаменяемости. На его место тут же становится старшина команды мичман Ильинов. И операция проходит успешно. Но тут новая напасть. У Гушкова после операции скапливаются и не отходят газы, причем длительное время. Врач предупреждает, что если это будет продолжаться, то придется давать радио, вызывать надводный корабль с хирургической бригадой и передавать больного. А это срыв задачи, потеря скрытности. Но тут опять радость ожидала нас. Объявление Фроловича по корабельной трансляции: «Мичман Гушков пукнул» - было заглушено криками «Ура!». И вот этот Гушков начал умолять командира: «Товарищ командир! Когда получите команду следовать в базу, разрешите мне развернуть корабль на новый курс!» И вот однажды команда прозвучала: «Мичман Гушков! На вертикальный руль! Ложиться на курс ...» Началась наша дорога домой.
С этим же Гушковым произошел еще один забавный случай. Во время авральной погрузки продовольствия с плавбазы он, конечно, крутился , как волчок. Но после окончания погрузки, видимо, слегка отметили это дело с помощником командира плавбазы, что отразилось на оформлении документов. Значительно позже, проверяя накладные, мы обнаружили, что с плавбазы нами получено всего-навсего 4,5 кг сливочного масла, но зато 600 кг сухих дрожжей, Сливочное масло-то ладно, пусть о нем болит голова у помощника командира плавбазы, но вот списать 600 кг сухих дрожжей — это, прямо скажем, задача непосильная. И пришлось потом мичману Гушкову разыскивать плавбазу по Северному Флоту, чтобы получить в накладной соответствующую запись и заветную печать. Итак, обратным порядком мы следуем в родную базу. Выполнение задач боевой службы продолжается, обследование тоже. Помню даже, что в честь дня рождения майора Троицкого был выпущен боевой листок с такими словами: «... и решить нам все задачи Коля Троицкий помог и элеутерококк». И вдруг мы опять получаем неожиданную радиограмму, предписывающую нам вернуться не в Гремиху, а для начала зайти на рейд Могильный (у о-ва Кильдина), где и встать на якорь. Что мы и сделали. Следует напомнить, что это был уже конец февраля, а море Баренцево, а не Средиземное, а значить темень и пурга. Но только мы встали на якорь, как к нам подлетел ракетный катер с 1-ым заместителем командующего Северным Флотом вице-адмиралом Петелиным на борту, который и поздравил нас с успешным выполнением Правительственной задачи и пожелал всех благ. После чего он, естественно, убыл, разрешив нам далее следовать в родную базу. Но техника, пробыв длительное время в теплой и весьма соленой воде, работать отказывалась — якорь не выбирался. Опять потребовалась наша ремонтная бригада, которая и провоевала с непослушной техникой несколько часов. В конце концов мы победили и поступил долгожданный доклад «Якорь в клюзе».
Александр Иванович Петелин. - И.И.Пахомов. Третья дивизия. Первая на флоте. СПб., 2011.
После возвращения в родную базу нас довольно сухо поздравил с выполнением задачи наш суровый командир дивизии контр-адмирал Н.Ф.Рензаев, но дал команду подготовить корабль к передаче 2-ому экипажу, а самим готовиться к убытию на отдых и продолжение обследования в дом отдыха «Горки» под Москву всем экипажем. Та же группа врачей окружила нас заботой и вниманием, которые были весьма утомительны. В дом отдыха разрешили взять и семьи. Обследование продолжалось. Правда, здесь врачам пришлось несколько труднее с добыванием объективных показателей. В нескольких километрах от дома отдыха был совхоз, где в любом доме можно было купить вкусного парного молока, а в магазине — портвейн, который тоже почему-то продавался в трехлитровых банках. Но врачи и здесь оказались на высоте. Тем более, что майоры Кузьменко и Троицкий были награждены жетонами «За дальний поход», и Коля Троицкий с гордостью носил его на своей зеленой тужурке. Итак, дело сделано. Позже я несколько раз встречался с Кузьменко и Троицким в г. Ленинграде. Узнал от них, что по результатам нашего похода были получены «бесценные данные», написано много статей и защищено несколько диссертаций. А вот с практическим применением всех этих данных дело оказалось значительно сложнее. Во всяком случае, я в своей длительной службе на подводных лодках после того похода каких-либо серьезных изменений не заметил. Только увеличилась автономность на новых стратегических подводных кораблях.
За время моего пребывания в должности заместителя командира 25 дивизии подводных лодок (с 1980 по 1985 г.) я трижды назначался командиром отряда кораблей обеспечения для встречи в Чукотском море подводных лодок, совершающих переход подо льдами Арктики с Северного флота на Тихоокеанский Флот. В состав моего отряда входили ледокол, морской буксир, гидрографическое судно и базовый тральщик. Кроме того, мне придавались 2 самолёта АН-24, которые перебазировались из Елизово (Петропавловск-Камчатский) на аэродром мыса Шмидта в Чукотском море для ведения по моему заданию ледовой разведки. Все три похода во многом походили один на другой, поэтому я расскажу о своём последнем, который состоялся в 1984 году.
1984 год был для меня годом трагическим. В мае я похоронил жену в г. Ленинграде и в это же время был обнаружен рак желудка в 4 стадии у моей матери. Так что, убывая в конце июля из Ленинграда на Камчатку, я знал, что дни её сочтены. Об этом я написал, чтобы было понятнее, что меня «сподвигнуло» на очередное длительное плавание.
Итак, в июле я вернулся из отпуска и приступил к исполнению своих обязанностей. А в это время начальник штаба нашей 25 дивизии капитан 1 ранга Лазарев Николай Иванович усердно готовился к походу в Чукотское море для очередной встречи перебазирующихся с Северного флота подводных лодок. Так как в такой поход он должен был пойти в первый раз, то вопросов у него было – не счесть. Мой рабочий день начинался и заканчивался ответами на его вопросы. И вот тут-то меня и осенило: а не отправиться ли мне туда самому? Когда я высказал эту мысль Николаю Ивановичу, радости его не было предела. Но тут была и серьёзная загвоздка, ведь командир отряда назначался Главнокомандующим ВМФ! Я позвонил начальнику штаба флотилии контр-адмиралу Ерофееву Олегу Александровичу и «предложил свои услуги». Должен заметить, что он этому очень обрадовался и обещал решить вопрос. И вопрос был решён за сутки. Я был назначен командиром отряда, чем вызвал большое неудовольствие командира дивизии контр-адмирала Ерёменко Анатолия Павловича, ведь вопрос-то решался без его ведома. Я, конечно, объяснил это тем, что «хотел, как лучше…»
. Контр-адмирал Анатолий Павлович Еременко. - Десятая дивизия подводных лодок Тихоокеанского флота. Люди, события, корабли. - Санкт-Петербург, 2005. Специальный выпуск альманаха Тайфун.
Времени до выхода в море оставалось совсем немного Сформировал походный штаб, который состоял из офицеров штаба 25 дивизии и нескольких командиров боевых частей кораблей нашей дивизии. Начальником походного штаба я определил флагманского штурмана нашей дивизии капитана 2 ранга Рябоконь Виктора Александровича. Ещё к нам прикомандировывался из гидрографической службы синоптик, который должен был «обеспечивать нас хорошей погодой». На инструктаже у командующего флотилией вице-адмирала Балтина Эдуарда Дмитриевича я ещё узнал, что у меня будет дублёр начальник штаба 10 дивизии капитан 1 ранга Валуев Владимир Прокофьевич, (впоследствии адмирал, командующий Балтийским флотом). На мой вопрос зачем мне нужен дублёр, он ответил: «Ты-то в Ленинград переводиться собрался, а кого я буду в Чукотское море посылать?». Ну а мне это наличие дублёра даже понравилось.
.
Настал день выхода в море. В состав моего отряда вошли: ледокол «Садко», морской буксир МБ-182, гидрографическое судно ГИСУ «Фёдор Литке» и базовый тральщик.
Мой походный штаб находился на ледоколе. Ледокол «Садко» представлял собой вполне современный корабль, водоизмещением порядка 5000 тонн, недавно прошедший ремонт в Сингапуре и потому довольно-таки благоустроенный, с хорошими бытовыми условиями. Да и мы, подводники, народ неприхотливый. Экипаж на ледоколе полностью гражданский. ГИСУ «Фёдор Литке» тоже вполне современный корабль. Командир корабля военный – капитан 3 ранга и помощник командира – капитан-лейтенант, остальной экипаж гражданский. Ну МБ-182 – он буксир и есть. Большой, мощный морской буксир, в хорошем состоянии, экипаж, естественно, гражданский. Ну а для чего нам придавался тральщик, я до сих пор не могу понять. Наверное, для придания воинственности нашему отряду. С 10-суточной автономностью, скромной мореходностью, небольшими запасами топлива, продовольствия и пресной воды, я его воспринимал, как дополнительную нагрузку. Рассматривать его, как защитника нашего отряда в случае обострения обстановки, можно было только при наличии большой фантазии. Во время всех моих трёх походов сразу же после выхода из Авачинской бухты мы брали тральщик на буксир (для экономии топлива и сбережения его моторесурса), а при выходе из бухты Провидения (Чукотский полуостров) в Чукотское море, я все три раза оставлял его в бухте Провидения с указанием быть на связи.
Чтобы не делать холостой пробег, на ледокол и ГИСУ загрузили изрядное количество навигационно-гидрографического оборудования для Анадырского залива, которое мы должны были выгрузить в порту Анадырь.
Проходя Анадырским заливом, мы обнаружили в нём большое количество белух, а это значило, что идёт путина и рыбы там – «немерено»!
При подходе к причалу в Анадыре и во время швартовки на причале мы наблюдали мужчину с большой рамой (примерно 2 х 1,5 м), обтянутой крупноячеистой сеткой, которую он на несколько минут периодически опускал в воду. Когда он вынимал это, так называемое «окно» из воды, в сети трепыхались 2-3 больших рыбины (кета, кижуч и др. лососевые). Набив большую сумку рыбой и сложив своё «окно», мужчина удалился. Нашим морякам это дело очень понравилось. Умельцы быстро сколотили «окно», притащили на причал несколько больших лагунов под рыбу и промысел начался. Во время нашего промысла на причал пришёл ещё один мужчина. Он спокойно сел на кнехт, закурил и посматривал на наших «добытчиков». Когда были заполнены пара лагунов, мужчина встал, выбросил окурок, подошёл к нашим рыбакам и предъявил удостоверение инспектора рыбнадзора. А устно разъяснил, что мы занимаемся браконьерским ловом рыбы и за это мы должны заплатить штраф в размере 70 рублей с хвоста и будет составлен протокол о том, что ледокол «Садко» и ГИСУ «Фёдор Литке» (МБ-182 и тральщик стояли на рейде на якорях) занимались браконьерством со всеми вытекающими…, а рыба будет конфискована. Зная своего дублёра В.П.Валуева, как коммуникабельного и умеющего найти выход почти из любой ситуации, я попросил его взять на себя сглаживание этой неприятной истории, что он с успехом и сделал. Всё это нам обошлось в 400 рублей (хорошие деньги по тем временам) и 3 литра спирта. После этого нам уже никто не мешал пополнять запасы продовольствия рыбой, что было весьма кстати. Дело в том, что питание на вспомогательных судах ВМФ осуществлялось на 82 копейки в сутки на человека (что несколько больше, чем в тюремных лагерях). Зато мы до конца плавания периодически питались ухой из красной рыбы, жареной рыбой, а солёная рыба постоянно стояла на столах в кают-компании и столовой рядового состава.
Выгрузив навигационно-гидрографическое оборудование, мы отправились дальше, в бухту Провидения.
Прибыв в , весь наш отряд стал на рейде на якоря, т.к. стоять у причала слишком дорогое удовольствие для ВМФ. Лишь позже мы договорились с руководством порта о постановке к причалу тральщика, дабы не жечь его малочисленное топливо и не добивать моторесурс дизельгенератора. На рейде б. Провидения, кроме нас, стоял ещё пограничный ледокол «Пурга». На вид он был поболее нашего, покрашен в шаровый цвет, имел пограничный военно-морской флаг и гюйс, а на его баке гордо стояло артиллерийское орудие. И как мы узнали позже, это был не просто ледокол, а ледокольный крейсер, корабль 1-го ранга.
На следующий день мы с В.П.Валуевым на катере отправились на берег, чтобы познакомиться с руководством порта, договориться о режиме нашего нахождения в бухте, пополнении запасов топлива, пресной воды и т.д. Сколько времени нам предстояло там находиться, никто не знал. Мы должны были отправиться в Чукотское море по команде с ЦКП Главкома. Военно-морской флот в посёлке Провидения был представлен одним капитан-лейтенантом, который именовался военно-морским комендантом порта и никаких вопросов, естественно, не решал.
Оговорив все вопросы и договорившись о нашем дальнейшем взаимодействии, мы с Владимиром Прокофьевичем решили прогуляться по посёлку. Я на правах «аборигена» был гидом. Обойдя за пару часов весь посёлок, купив в книжном магазине по книге, на которых кассир обязательно проставляла штамп «Полуостров Чукотка, пос. Провидения», мы решили пообедать в местной шашлычной. На крыльце шашлычной курил капитан 1 ранга пограничных войск. Увидев нас, он искренне удивился: «Я думал, что я на всю Чукотку один капитан 1 ранга, а тут пришли сразу два!» И тут же в зал: «Иван!» На крыльце мгновенно появился краснощёкий здоровяк капитан 2 ранга, тоже, естественно, пограничник. «Иван! Стол на четверых!» На что был чёткий ответ: «Яволь, мой капитан!» Это оказались командир ледокольного крейсера «Пурга» и его старший механик. Хорошо пообедав и поужинав ( а командир «Пурги» даже очень хорошо), я предложил вызвать через диспетчера порта катер с ледокола, на что командир сказал, что катер его ждёт. И, действительно, у причала стоял катер. Мы все отправились на «Пургу». Ледокол «Пурга» оказался кораблём постройки 30-х годов. Внутри отделан красным деревом и медью, и всё это в прекрасном состоянии. Всё блестит и сверкает чистотой, а в коридоре через каждые несколько метров стоит вахтенный матрос. Уж не знаю, что там они охраняли, но порядок чувствовался во всём. В своей каюте командир расслабился и уснул. Но тут по телефону дежурный по кораблю доложил, что на корабле находится проверяющий из пограничного округа. Мне пришлось представиться дежурному, что я командир всего этого отряда, стоящего на рейде и на ледокол прибыл для обсуждения с командиром наших дальнейших действий и вообще у нас разложены секретные карты и командир никак не может сейчас принять проверяющего.
Через некоторое время дежурный запросил разрешение на отправку катера с проверяющим на берег. Когда катер вернулся, мы с Владимиром Прокофьевичем на этом катере отправились на свой ледокол. На следующий день, ближе к вечеру, меня пригласил на связь командир «»: «Сауна готова, стол накрыт, катер за вами вышел». Я взглянул на акваторию, действительно, в нашу сторону полным ходом шёл катер, а за рулём – сам Иван. В тот вечер мы долго общались, рассказали друг другу о всех радостях и невзгодах своей службы. Командир посетовал на то, что 7-8 месяцев в году он утюжит Берингово море вдоль нашего побережья от Берингова пролива до Камчатки, периодически заходя в бухту Провидения для пополнения запасов и мелкого ремонта. Вот здесь-то он и позволяет себе несколько расслабиться. Через день «Пурга» вышла в море и мы больше ни с ней, ни с её командиром не встречались.
Через несколько дней меня пригласил к себе начальник порта и даже прислал за мной свой катер. Он попросил меня дать ему МБ-182 на несколько дней для буксировки нескольких секций плавпирса в бухту Лаврентия (Чукотский п-ов, к северу от б. Провидения). Я ему, естественно, ответил, что буксир мне не принадлежит и такие решения я самолично принимать не могу, но могу запросить телеграммой начальника штаба флота. Вот тут-то начальник порта вспомнил о гостеприимстве. Я узнал, что на ТЭЦ пос. Провидения есть прекрасный бассейн с сауной, джакузи, душем Шарко и т.д. Мы с моим походным штабом начали его регулярно посещать. Начались регулярные просмотры кинофильмов, выделение транспорта для поездки в соседние посёлки и другие приятные мелочи. Разрешение от начальника штаба флота я получил, но начальнику порта я сказал, что начальник штаба флота разрешил мне использовать буксир по своему усмотрению. После этого мы получили постоянные места у причалов для тральщика и буксира и возможность пополнять запасы топлива и воды в любое, удобное для нас время.
Фото из архива Э.Т.Платонова. 1984 г. Чукотское море. Капитан ледокола "Садко", командир ГИСУ, Валуев Владимир Прокофьевич, начальник штаба 10 ДиПЛ, в качестве дублера командира отряда судов обеспечения, Э.Т.Платонов.
Но вот поступила команда следовать дальше в Чукотское море. Встречу подводных лодок мы обычно осуществляли к северу от острова Врангеля. Я принял решение тральщик и МБ-182 оставить в б. Провидения, а ледоколу и ГИСУ следовать в район встречи. Наша задача состояла в том, чтобы найти район достаточных размеров, свободный от льда, имеющий приемлемые глубины, сообщить координаты этого района на ЦКП ВМФ и примерно за сутки до встречи выставить в этом районе гидроакустические маяки-ответчики, сообщить их координаты и коды на ЦКП ВМФ и продолжать наблюдать за районом. В случае резкого изменения обстановки в районе (подвижки льда), срочно подыскивать и оборудовать другой район. За 12 часов до всплытия подводной лодки начать производить подводные взрывы через определённые промежутки времени. Задача усложнялась тем, что южная часть Чукотского моря довольно мелководная, глубины в этой части моря составляют 40-60 метров. Так что маневрирование подводной лодки, высота которой от киля до верхнего среза ограждения рубки составляет 16 метров, а длина порядка 150 метров, на таких глубинах подо льдом весьма затруднительно.
Сразу, как только мы вышли из наших территориальных вод, нас начали периодически облетать американские противолодочные самолёты «Орион». 1-2 раза в сутки обязательно, а иногда и чаще. Иногда они сбрасывали противолодочные поисковые буи, проверяя не сопровождает ли нас подводная лодка. Некоторые буи мы вылавливали из любознательности, что американским лётчикам очень не нравилось. Они начинали облетать нас очень близко и на малых высотах.
Нашим самолётам я периодически давал задание обследовать тот или иной район, что они и делали и посылали мне карту по факсимильной связи. Правда, делали это они весьма неохотно. Время от времени на мои задания я получал ответные радиограммы, типа «завтра вылететь не можем, т.к. у нас строевой смотр» или «вылет прошу перенести, т.к. у нас завтра баня». Мне приходилось с этим мириться, потому что оказать на них какое-либо воздействие было очень сложно.
Районы мы обследовали в светлое время суток, а на ночь привязывались к какой-нибудь большой льдине. Во время этих стоянок нас частенько посещали белые медведи, которых мы подкармливали. Особенно им нравился хлеб со сгущёнкой. Кроме того, эти стоянки мы использовали для пополнения запасов пресной воды. Дело в том, что летом на больших льдинах образуются озёра из растаявшего снега, в которых скапливается большое количество чистейшей и очень вкусной пресной воды. А наш старший механик специально не принимал в б. Провидения пресной воды, утверждая, что той водой не только нельзя даже дизеля охлаждать, но в ней нельзя даже стирать рубашки, потому что растворяются пуговицы, уж не говоря о том, чтобы употреблять её в пищу. Так что мы протягивали к такому озеру шланг и кабель и опускали в него насос, что позволяло нам быть постоянно обеспеченными замечательной водой.
Подобрав подходящий район, я сообщил его координаты на ЦКП ВМФ, а получив от них дату и время прибытия подводных лодок, выставили гидроакустические буи. Должны были прибыть ракетный подводный крейсер «К-211» 667БДР проекта, перебазирующийся в 25 дивизию и многоцелевая АПЛ 670 проекта для 10 дивизии. А самолёты «Орион» продолжали неустанно трудиться. Тут я решил проявить «военную хитрость». За сутки до встречи, во время облёта «Ориона», я вызвал на радиосвязь командира ГИСУ и объявил ему, что наша основная работа планируется на 16 сентября, послезавтра, в 16 часов. Когда самолёт улетел, я подозвал ГИСУ на голосовую связь и сообщил командиру, что встреча подводных лодок завтра, 15 сентября в 12 часов. Сработало. Встречу мы провели без наблюдателей, а в 16 часов 16 сентября мы были уже в наших территориальных водах Берингова моря. Правда, и тут не обошлось без неприятного происшествия. Во время производства подводных взрывов на ледоколе гидравлическим ударом разорвало один из трубопроводов забортной воды, поступающей на охлаждение дизелей. Нам пришлось заводить пластырь под приёмное отверстие этого трубопровода, ремонтировать трубопровод, а взрывы прекратить, чем мы озадачили подводников. Но всё обошлось благополучно. Подводные лодки всплыли вовремя и в назначенном месте. После взаимных приветствий и поздравлений мы взяли курс на Берингов пролив. Головным шёл ледокол, за ним подводные лодки и замыкал строй ГИСУ «Фёдор Литке».Пройдя Берингов пролив, мы зашли в бухту Дежнева и встали на якоря, после чего пересадили походные штабы с подводных лодок на ГИСУ для отправки их в пос. Провидения, откуда им предстоял перелёт обратно на Северный флот. Начальник штаба 10 дивизии В.П.Валуев перешёл на ПЛА 670 проекта и возглавил переход её на Камчатку в свою новую дивизию, а я, передав «бразды правления» своему начальнику походного штаба капитану 2 ранга В.А.Рябоконь, перешёл на РПК СН «К-211» и отправился старшим на боевую службу ещё на пару месяцев. Командиром «К-211» был капитан 1 ранга Захаров Лев Васильевич, мой давний знакомый еще по службе его на РПК СН 667А проекта.
Выполнив все поставленные перед нами задачи, в конце ноября 1984 года мы прибыли на Камчатку в 25 дивизию подводных лодок, где РПК СН «К-211» предстояло проходить дальнейшую службу. При встрече нас на пирсе, после приёма всех положенных в таких случаях докладов, командующий 2 флотилией подводных лодок вице-адмирал Балтин Эдуард Дмитриевич пошутил: «Тёзка, ты когда следующий раз будешь так надолго уходить в море, оставляй мне фотографию, а то я уже забыл, как ты выглядишь.» И закончился этот мой поход ещё одной шуткой. Когда я пришёл в штаб своей дивизии, мичман, дежурный по штабу обратился ко мне: «Товарищ капитан 1 ранга кому и как прикажете о вас доложить?» На что я ему ответил : «Я прибыл к капитану 1 ранга Платонову.» Дежурный: «А его нет, он в море.»
Эдуард Трофимович Платонов
Примечание
Вот такая информация встретилась: К-211, "Петропавловск-Камчатский" Проект 667БДР
1984 год 21 август - 6 ноября Выйдя из бухты Ягельная (г.Гаджиево) осуществил трансарктический межфлотский переход (21.8 - 15.9) с первым экипажем на борту (командир - кап.1р. Захаров Л.В., старший - КДиПЛ контр-адм. Агафонов В.П., а после бухты Провидения - ЗКД 25-й ДиПЛ кап.1р. Платонов Э.Т.) с последующим выполнением задач боевой службы 15.9 - 6.11). На борту находилось штатное оружие. Подо льдом провел 12 суток. Переход производился в охранении АПЛ К-524 "60 лет шефству ВЛКСМ" проекта 671РТМ. 6.11 прибыл в бухту Крашенинникова (г.Вилючинск). Перечислен в состав КТОФ (есть данные о включении в состав КТОФ 15.09.1982). Зачислен в состав 25-й ДиПЛ 2-й ФлПЛ КТОФ.
КСВ: Как Вы считаете, следует добавить тактический номер АПЛ и изменить номер проекта? Э.Т.Платонов: Тактический номер её я не помню, но что это была ПЛ пр. 670 это я помню точно.
В сентябре 1953 года я сдал служебные дела и убыл на учебу в Ленинград, как планировалось ранее. После корабельной службы в Ленинграде учеба показалась раем. Отвечаешь только за себя, учился полных два семестра, сдал успешно госэкзамены, вручили удостоверение с отличием. Приказом министра ВМФ получил назначение на Балтийский флот в управление кадров.
Наша учебная группа после окончания учебы на Высших офицерских радиотехнических классах. Ленинград, октябрь 1954 г.
Во время учебы в Ленинграде в 1953-1954 гг., я как холостяк, снимал комнату у хороших хозяев. Глава семьи был на пенсии по инвалидности и по старости. В гражданскую войну он служил на ПЛ Балтийского флота. Он мне много рассказывал о тех годах и событиях, где был непосредственным участником. В частности, он подробно изложил историю с Ф.Шаляпиным. Он дважды был в группе матросов, которые ездили на квартиру к Ф.Шаляпину пригласить его выступить с концертом перед офицерами и матросами в зале Революции на Васильевском острове. Ф.Шаляпин принял делегацию настороженно, вышел к ним в длинном халате по-домашнему. Выслушав просьбу, он сразу запросил плату в виде "мешка крупчатки" и свиной окорок. Крупчатка - это пшеничная мука мельчайшего помола. Время было голодное, знаменитостей типа Ф.Шаляпина тоже коснулось в какой-то мере. Матросы доложили условия Ф.Шаляпина своему руководству, которое посылало их к артисту. Начальство согласилось, и матросы привезли Ф.Шаляпина на концерт. Все знали жесткие требования артиста по вопросу оплаты, заказчик должен выполнить его условия сразу же. Но начальство решило доставить муку и окорок через 2-3 часа после концерта. Уходя со сцены после окончания мероприятия, Ф. Шаляпин не увидел обещанного и очень рассвирепел и чуть не вынес по пути дверь. Матросы ему все доставили позже, но он дома продолжал ругать их за нарушение обещаний и что больше к ним не поедет.
Когда те же матросы может быть через месяц, снова приехали приглашать Ф.Шаляпина выступить, он категорически отказался. Матросы расхрабрились и дали команду ему одеваться немедленно. По дороге он продолжал говорить, что петь не будет. Матросы поставили условие: если отказываешься петь, то везем на берег Финского залива расстреливать. Привезли его к месту расстрела, и тут он дрогнул и согласился выступить. Поэтому иногда становится непонятно, почему такая величина как Ф.Шаляпин эмигрировал и больше не возвращался в Россию, хотя его хорошие друзья остались на родине. Очевидно, он почувствовал, что его таланту и славе в новых условиях грозит жестокость и пренебрежение. В ноябре 1954 года я женился на своей знакомой Мотуз Ирине Сергеевне. Она уже работала год после Ленинградского института киноинженеров. Справили в городе Ломоносов молодежную свадьбу и направились в отпуск в Сибирь, город Называевск Омской области, где проживала моя мать с семьей, затем поехали в город Орел к родителям жены. Отпуск прошел в застольях и поздравлениях молодоженов. Из отпуска мы заехали к жене в город Ломоносов, где она работала. После этого я один поехал за назначением. Прибыл я в управление кадров флота, а они направили меня к начальнику радиотехнического отдела Павлу Яковлевичу Гонорскому, который меня хорошо знал ранее по работе. Он уговорил остаться у него служить в одном из отделений по моему выбору. Я остановился на отделении, которое связано с кораблями. Поэтому все учения кораблей проходили с нашим участием. Ходил я в море на всех классах кораблей, включая быстроходные торпедные катера. С жильем была большая проблема. Но подвернулся случай, друг уезжал на новое место службы на Камчатку, а ключи от своей комнаты передал мне. Начальник отдела П.Гонорский помог эту комнату оформить на меня. В общем, через месяц я перевез жену в город Балтийск. Начальник отдела взял ее на работу инженером. В гарнизонах ведь для жен работы не найти, так как они, как правило, педагоги или врачи. Нам повезло в этих сложных условиях. Печку топили углем и дровами. Зажили материально неплохо по тем временам, на обед ходили домой. Если вспомнить муки, то делается страшно по современным меркам. А тогда основная масса так жила, не стонали здорово, а верили в светлое будущее коммунизма. Начальники тоже часто жили в общих квартирах. В 1955 году 5 октября родилась дочь. Роды были в Орле у родных. Потом в одной комнате жили мы вместе с няней. Вскоре переехали в отдельную однокомнатную квартиру с печным отоплением, стало полегче.
Балтийск. Главная база КБФ. 1955 г. Мозговой центр РТС КБФ (отдел штаба флота).
Я поставил себе сложную задачу - поступить в Военно-Морскую академию кораблестроения и вооружения им. А.Н.Крылова. С 1954-го по 1957 год я прослужил в отделе. Работа клеилась, но хотелось двигаться вперед по службе и уровню образования. В 1957 году меня утвердили кандидатом для поступления в академию на радиотехнический факультет. Предстояло сдать шесть вступительных экзаменов по конкурсу: высшую математику, теоретическую механику, иностранный язык, импульсную технику, основы радиотехники и боевые средства кораблей. Готовился к экзаменам от темна до темна, не хотелось опозориться перед товарищами и близкими. О вступительных экзаменах надо сказать особо. Во-первых, после училища прошло около восьми лет. За это время теоретические дисциплины подзабылись, а особенно теоретическая механика и решение задач по этому предмету, высшая математика, иностранный язык. Кандидаты в слушатели академии готовились дома месяца три-четыре. Один месяц подготовки отводился при академии, где преподаватели проводили консультацию, читали обзорные лекции. Время я использовал полностью, без раскачки с 6.00 до 23.00 ежедневно. Висел серьезный груз самолюбия, оценки труда со стороны сослуживцев на флоте. Конкурс был до 3-5 человек на место. По некоторым особо трудным вопросам я обращался к соседу по комнате в общей квартире, где я остановился на время экзаменов. Он занимал должность доцента по кафедре "Физика" в Горном институте. Порой и вдвоем с трудом могли разобраться по некоторым вопросам высшей математики. Переживаний было достаточно. Жена оставалась в это время в Балтийске и продолжала работать. Постепенно я начал чувствовать некоторую уверенность, но впереди конкурсные экзамены. Покровителей из начальства никого не было. Надежда была только на себя. Усидчивость и трудолюбие выручали. Высшую математику сдавал самому строгому преподавателю. Поставил он мне положительную оценку. Сыпались все на высшей математике, теоретической механике и по иностранному языку. Кстати, мой экзаменатор по высшей математике уездил в составе экзаменационной комиссии во Владивосток. Получилось так, что он по высшей математике всех завалил, и комиссия никого не привезла учиться в академию. Больше его туда не посылали. На наших экзаменах, если он ставил двойку и говорил начальнику факультета, что этот человек учиться сможет, кандидата принимали, и он, как маленькое дите, радовался и прыгал выше "головы". Экзамены я одолел.
Сборы специалистов РТС КБФ.
Началась учеба в академии: лекции, зачеты, семинары, экзамены за каждый семестр, потом каникулы, а после окончания курса заслуженный отпуск. В Ленинграде жили на частной квартире, вместе с хозяйкой, потом съехали на другую квартиру, была своя комната. Практика была на заводах, институтах гражданских. В Ленинграде жили без ребенка. Дочь была у бабушки в Орле, они частенько приезжали к нам. Жена работала в оборонном институте. Материально не бедствовали, но денег всегда не хватает, потребности растут быстрее, чем растет заработная плата, такова жизнь. Не могу не вспомнить добрым словом учебу в академии. Обстановка была самая демократичная. На факультете электроники учебные группы слушателей были по 5-10 человек. Было принято обращение между преподавателями и слушателями только по имени и отчеству. О дисциплине вопрос не стоял. Много новых методов обучения, самых прогрессивных, было внедрено до нас. Часто была защита рефератов, докладов, семинаров, экспериментальных и лабораторных работ по вариантам. Каждый защищал свою работу. Готовили нас к творческому труду: работать в НИИ, ВВУЗах, военпредами на заводах, на научно-испытательных полигонах. Во время учебы мы даже сдавали некоторые кандидатские экзамены. Наша учеба совпала с "царствованием" Н.Хрущева. Великий "реформатор" добрался и до военной реформы. У нас так повелось, что большой политик всегда знает больше всех в любой области, в том числе и в военном деле. Такое самомнение о себе было и у части политработников армии и флота. На самом деле они не вникали в суть методов использования оружия и технических средств. Подготовка у них была односторонняя, поэтому в процессе воспитательной работы среди личного состава возникают серьезные проблемы. Но руководящая роль партии их выручала, и они старались влиять на людей, предъявляя порой неразумные требования.
Вот надвигался страшный период для военных, включающий 1958-1960 годы. Сокращение армии исчислялось сотнями тысяч рядовых и офицеров. В утиль сдавались исправные самолеты, резались на металлолом боевые или недостроенные корабли. Не хватало топлива для проведения учений. Стало больше аварий или происшествий. В 1957 году на Балтийском флоте погибли две подводные лодки вместе с экипажем на глубине до 50 метров. К этому времени по приказам министра обороны Г.К.Жукова были уволены лучшие сверхсрочники из частей, с кораблей и спасательных служб. Причина одна - резко сократили им денежное содержание. Только колхозники могли работать за палочки и жили за счет своего хозяйства, за которым ухаживали в ночное время. Вообще рубили сплеча по живому человеку, а потом при авариях ПЛ искали лучших водолазов в Риге, Таллинне и других городах СССР. Экипажи эти, погибая, не добрым словом давали оценку и командованию, и спасателям. А люди погибали в течение нескольких дней. Всплыть из ПЛ личный состав не мог по причине перекосов спасательных выходов и устройств от удара об грунт или при столкновении с надводным кораблем. Уволенные офицеры в 1958-1960 годах со своими семьями не знали, куда ехать из гарнизонов, где оставаться запрещалось. Мой родственник боевой летчик в 33 года ушел с пенсией 30%. Это копейки для жизни одного человека, а у него было трое детей. Вот и вспоминай эти "хорошие добрые времена". Это было ранение души на долгие годы. Я встречал людей, которые попали в то тяжелое время под сокращение. Вот пример этому. Закончил гражданский ВУЗ, его начали агитировать в кадры. Он бился как мог, но его сломали именем закона, пришлось уезжать из Ленинграда, бросить любимую работу и квартиру. И... сокращение вооруженных сил. В таких случаях командование и народ должны относиться бережно с кадровым составом. Ведь они должны служить опорой при любых кризисных ситуациях в мире и на наших границах. Молодые люди мечтали о военной карьере, заведомо зная, что в вооруженных силах хлеб и блага не даются легко. Такова служба на кораблях и подводных лодках, в реактивной авиации и в частях на удаленных точках страны. Квартирные условия и быт семьи не всегда сносен. Жены работы не имеют, а дети часто болеют и меняют школы.
Еще раз хочу сказать свое мнение - гуманное отношение должно приоритетным, а голые приказы, не подкрепленные материальными благами, потом непременно ударят по интересам страны. Во-первых, эти люди на всю жизнь окажутся обиженными, так как их обманули и поставили в затруднительное положение, долгие годы ожидания жилья, проблемы переучивания и работы. Во-вторых, набор в училища будет затрудняться, и комплектоваться далеко не лучшими кандидатами. Можно назвать еще много негативных причин. Надо отметить и хорошее, о начале строительства жилья упрощенного типа. Потом эти квартиры называли и сейчас тоже величают "хрущевками". Мы были рады и этому. В то же время строилось элитное жилье для обкомов и горкомов партии и другого большого начальства. По коммунистической идеологии было одно, а на деле все было иначе. Нужды рядового труженика не учитывались в должной мере. Плохо было с продуктами и с элементарными промтоварами. Кто жил поближе к Москве, тем удавалось "достать" мяса и колбасы с "барского стола". К 1990-м годам и в Москве стало пусто, магазины закрывались на ремонт. Вот только плохо помнит об этом Н.И.Рыжков. В это сложное время в 1960 году мы заканчивали академию. Иногда мелькала мысль возможного ухода на "гражданку". После получения второго высшего образования эта перспектива меня не особенно пугала. Трудности были с жильем. Все выпускники наши получили неплохие назначения. Практически вся наша группа была направлена в НИИ МО. После защиты дипломной работы представитель главного управления кадров ВМФ предложил мне должность преподавателя в ВВМУ в г. Баку. В академии просматривался вариант оставить меня начальником лаборатории на кафедре, но сложности с жильем отложили этот вариант на второй план. Я связался с другом Женей Андрияшиным в городе Баку, и он мне настоятельно советовал дать согласие на преподавательскую работу, а вопрос жилья на первых порах обещал взять на себя. Вроде все складывалось благополучно. Но пока готовился приказ о назначении, сократили несколько училищ ВМФ. Оказался перебор преподавателей, с которыми возникла проблема трудоустройства. Ведь эта категория уже утеряла ценность для кораблей, частей и штабов. Поэтому начали ими укомплектовывать вакансии остальных училищ. Иногда говорят так, что ни делается, все к лучшему. Я считаю, для меня сложилось именно так. В приказе министра ВМФ я оказался в его распоряжении. Но еще до выпускного вечера прибыли к нам специальные офицеры от НИИ-2 ПВО (г. Калинин) по указанию главного управления кадров МО для набора сотрудников на научную работу. Дело было не совсем понятное для меня, но предложенная тематика заинтересовала. Я посоветовался с семьей, старшими товарищами, друзьями и принял решение дать согласие. Вот так я распрощался с родным до сих пор военно-морским флотом. Он дал мне практически элитное образование и хороший опыт работы на кораблях и штабах высшего звена управления.
Завершали поездку в посольстве, где нас хорошо покормили и снова в путь. Возвращались на корабль вечером, а выезжали в Лондон рано утром. Все было четко, без происшествий. По первой разнарядке я должен был ехать в Лондон за 2-3 дня до этого после смены с дежурства по кораблю. Меня вызвал старший помощник командира Г.Степанов и объявил, что я завтра в Лондон не еду, так решил командир. Меня чуть слеза не прошибла от огорчения. В Лондон ты попадешь, но у командира свои планы. Командир мне все четко объяснил, что моя фамилия в пригласительном билете на королевский бал во главе с ним. Это приглашение я до сих пор храню. Он лично подобрал 12 офицеров во главе с ним, в том числе и меня.
Какие критерии командир взял за основу – известно только ему и в таких случаях было бы глупо задавать какие-либо вопросы. Вот тут я чуть было не прослезился от радости. Ведь на корабле было более 120 офицеров и еще прикомандированные офицеры. Надо оправдать доверие. Инструкций особых он не давал, только сказал, что мы будем отдельно, а он где все командиры кораблей других стран. Их было 16, в том числе от США. Франции, Италии и др. Корабли были выстроены в несколько линий, место каждого корабля было фиксировано заранее, в том числе и крл "Свердлов". В этих точках были установлены специальные бочки на якорях. Это практикуется у всех моряков. Есть понятие, как швартоваться на бочку. В таких случаях свой якорь не бросается на грунт.
Праздничная открытка того времени... (из архива Дмитрия Кузнецова, радиста крейсера).
Позже английская королева Елизавета II со своим мужем герцогом Эдинбургским Филиппом на своей яхте будут проходить между линиями кораблей, которые должны салютовать из орудий. Положено в таких случаях 21 залп. Этот ритуал называется салютом наций. Несколько слов о королеве. Она была молодая, 1926 года рождения, но к тому времени уже имела троих детей, была у нее сестра Маргарет моложе ее. Говорили, что она ведет довольно свободный образ жизни, часто бывает в ресторанах в кругу молодых офицеров, но по ночам замаливает грехи. Это версия священнослужителей, а рассказывали нам сотрудники посольства. Елизавету II специально готовили на престол, так как она оказалась единственной преемницей титула королевы. Брат короля был женат на американской актрисе, а это исключало ему возможность занять престол. Такие у них законы. С мужем своим королева была знакома давно, он в войну был командиром военного корабля и после войны базировался в Италии. Она часто навещала его, и у них сложились самые серьезные отношения на перспективу. В молодости муж был очень шустрым молодым человеком и мог позволить себе всякое. Но это было на уровне слухов, о чем нам говорили в посольстве и журналисты. Теперь пора рассказать о торжественном приеме или бале в честь коронации Елизаветы II. Это происходило в шикарных залах Портсмута, что на юге Англии. Командир собрал нас всех участников бала в своей каюте: "Ну, соколики, не подведите меня, ведите раскованно, но достойно. Веселитесь как все, никуда не уединяйтесь во избежание провокаций". Были мы все молодые, но я уже получил определенный жизненный и служебный опыт. Мне было 26 лет, служба на кораблях – 4 года.
На своем корабельном катере нас доставили к пирсу Портсмута. Там же скопилось много журналистов и репортеров. Время для обсуждения было мало, все расписано по минутам. На пирсе нас ждал автобус. Прием был организован своеобразно, в два этапа в разных местах города. Сначала приглашенные иностранцы и англичане собирались в залах города по 200-250 человек, где была примерно двухчасовая разминка, а застолье - настоящее. Столы были накрыты по всем правилам, много вина, виски, закуска, салаты, различные фрукты. Впервые я увидел ананас. С нами был офицер связи, который говорил хорошо по-русски. Не успели мы зайти в гостиницу, как к нам подскочил официант с подносом, на котором стояли рюмки виски и закуска, мы конечно отказались. Остальные приглашенные прибыли раньше и уже приняли дозу, шла оживленная беседа. Мы прибыли последние, нам все внимание, улыбки мужчин и женщин. Они вели себя раскованно. Мы не привыкли к этому в гостях, но старались не подавать виду, что несколько смущены. Офицер связи объяснил официанту, что мы покурим, а потом выпьем виски. Он следил за нами, пришлось от второго предложения не отказываться, и мы выпили грамм по 50 виски и закусили маленькими пирожными. Должен сказать, что виски это настоящий суррогат, как наша неочищенная самогонка. Больше я к ней не притрагивался за весь вечер.
Вскоре нас пригласили в зал, где были роскошно накрыты столы. Через пять метров стояла обслуга, которая наполняла фужеры. Это высокие парни, не старше 25 лет. За столами мы были расписаны согласно пригласительным билетам. Сбоку обязательно сидела молодая англичанка в бальном платье. Произносились тосты, начали прогреваться, настроение хорошее. Если рюмку выпил всю по-русски, то тебе тут же официант, стоящий за спиной нальет снова полный фужер. Мы это сразу учли. Офицер связи сидел напротив и всегда по твоей просьбе мог перевести тост или реплику при общении с соседкой. Получалось все хорошо. Мы и другие были навеселе, никто не упился из гостей, и нас пригласили пройти пешком метров 300-400 по городу, где состоялся основной прием с накрытыми столами на 4 человека. Было обилие шампанского со льдом. Расселись мы по два наших и по две англичанки, с которыми сидели раньше. Быстро освоились, они народ контактный и раскованный. Играла музыка, начались танцы: танго, фокстрот, вальс и другие. После разогрева танцевали с большим азартом. Потом начали, как у нас в России, сдвигать 2-3 стола. Я сел специально так, чтоб был ближе к углу. Через переводчика сказал дамам, что по нашему обычаю, тот, кто сидит на углу стола, еще 7 лет не женится. Что было после этого. Смех до коликов в животе и англичанки начали двигать меня вместе со стулом с угла стола. Было много смеха от души. Вообще мы были на уровне. Перед очередным танцем ко мне подошел мой друг Иван Панов и сказал, что его подруга по столу просит меня станцевать с ней. Она оказалась из Новой Зеландии, жена одного офицера. Я не мог отказать в желании друга. Женщина осталась довольна. Вот так славно прошел грандиозный бал. В зале здесь было не менее 1500 человек. Время подходило к нашему убытию на корабль.
Расходились все одновременно. Командир был доволен нами, и мы были довольны историческим мероприятием. На следующий день я уехал рано утром на экскурсию в Лондон. Нельзя опустить и такой важный момент. За поход в Англии нам выдали заграничную валюту в фунтах стерлингов. Офицерам дали около 10 фунтов. Матросам по 3-4 фунта. Не удивляйтесь, по тем временам это были деньги. Десять фунтов равнялись официально порядка 120 рублей. На эти деньги можно было кое-что купить. Но как тратить деньги, продумало наше посольство. Частный магазин привез все на корабль. Погода стояла хорошая, вынесли столы на верхнюю палубу, покупали, кто что хотел. Дорого стоили изделия из металла, готовые пошитые вещи. Там пошив дорогой и равен стоимости самого материала. На эти 10 фунтов я купил отрез очень хорошей шерсти на брюки, темно-кремового цвета. Еще купил белую шелковую рубаху, бостон на пиджак и еще какой-то мелочи. На наши мерки это было на 200 рублей. Настало время возвращаться домой. Настрой был боевой, с чувством выполненного долга. При проходе Скандинавских проливов мы шли по боевой тревоге. Оказывается, в Берлине был путч, но его быстро нейтрализовали силовыми приемами, в том числе с применением танков. С приближением к Балтийску в районе польских берегов видимость была нулевая, густой туман, много рыболовецких судов. Большая тяжесть легла на плечи моей службы. Работали радиолокаторы обеспечения безопасности плавания. Корабль маневрировал на основании нашей информации, чтоб избежать столкновения с рыбаками. Наш великан их просто подмял бы под себя, не оставив следов. Длина крейсера 210 метров, ширина 30 метров и осадка 7 метров, максимальная скорость 33 узла, что составляет порядка 60 км/час.
В Балтийске нас встречали все жители, командующий флотом адмирал Головко и другие крупные военные начальники, командующий эскадрой вице-адмирал Абашвили. Началось массовое посещение корабля соседями с кораблей, приходили семьи и жители города. Много прибыло артистов из Москвы. Торжества продолжались несколько дней. Наступали боевые будни, сдача боевых задач на полигонах. Но через 15-20 дней на корабле произошла трагедия из-за небрежности наших артиллеристов универсального калибра. Командиром дивизиона был В.Кульков (ленинградец). Мы были в море, погода была спокойная, два крейсера отрабатывали буксировку корабля в аварийной обстановке. Трагедия унесла жизни семи старшин и одного офицера – командира дивизиона универсального калибра Володи Кулькова. Получилось так, что для стрельб ставили стволики 45 мм пушки, установленной на 100 мм пушку для учебных целей. Экономили боезапас 100 мм пушек. Всегда это легко удавалось на пушках главного калибра (152 мм). Но здесь хотели выполнить задачу таким методом впервые. Матрос из-за любопытства залез на башню и нечаянно рубахой задел спусковой рычаг, стволик выстрелил в впереди стоящую башню, где находились те семь человек. Снаряд пробил броневой щит и осколками поразил этих ребят. Полетели куски человеческого тела по всему правому борту. Кому разворотило грудь, кому осколки попали в другие органы. Только комдив прожил десять дней, периодически приходя в сознание. Старшины и офицер были ленинградцами, хоронили их там. Почти все старшины отслужили положенные 5 лет и ждали со дня на день демобилизации. И сейчас тяжело вспоминать это чрезвычайное происшествие. Это ЧП ударило по нам всем. В Москве решался вопрос о награждении нас орденами и медалями за успешное выполнение правительственного задания, а командир ждал адмиральское звание и повышение по службе. Руководство ограничилось вручением нам специальных жетонов "" и именных часов от министра. Вот такие бывают радостные и горькие, трагические истории почти одновременно.
Это было в конце июня 1953 года. Так распорядилась судьба. Обращение с оружием дело тонкое, тем более у нас такое грозное оружие, артиллерийское и минно-торпедное. Его обслуживала добрая половина экипажа корабля, в том числе и офицеры разного воинского звания. В 1953 году вскоре после нашего визита в Англию под руководством командующего Балтийским флотом адмирала Головко и командующего эскадрой вице-адмирала Абашвили состоялось большое оперативно-тактическое учение с выходом в море крейсеров, эсминцев, сторожевых кораблей с участием истребительной флотской авиации и береговой обороны. Такие учения тщательно готовятся штабами и руководством, отрабатываются сложные приемы и методы использования оружия и техники. Это считается завершающим этапом боевой подготовки. Артиллерийские стрельбы проводятся по реальной цели (РУК "Цель";) или буксируемому радиолокационному щиту на предельных дистанциях. Пушки главного калибра поражали цели на расстоянии в несколько десятков километров. Учение проходило несколько суток с заходом на рейд Таллинна. На берег сойти никто не успел, поступила команда срочно вернуться кораблям в город Балтийск. На максимальной скорости корабли следовали по боевой тревоге, когда весь личный состав находится на своих местах и должен быть готов в любую минуту открыть огонь на поражение. Ночи были очень темные, поэтому нагрузка большая ложилась на мою службу обеспечения безаварийного плавания и выдачи исходных данных в приборы управления огнем (ПУС). Ответственность большая и для расслабления нет условий. Во время обратного пути проводились тренировки по условным целям на море и в воздухе. На одном из кораблей погиб матрос минно-торпедной службы. Он, очевидно, задремал на торпедном аппарате и по команде "Отбой" спрыгнул с ТА, который почему-то был развернут и нависал над морем. Дело было темной ночью, и он рухнул в .
Попытки найти матроса успеха не имели. По прибытии к месту постоянного базирования мы в общих чертах узнали причину нашего возвращения. В это время бунтовали поляки, дело шло к смене руководства в партии и в стране. К власти рвался крупный опальный политический деятель Гомулка. К СССР он относился благожелательно, а иначе он и не мог, так как мы готовили военную акцию на первых порах демонстративную. К границам Польши выдвинули танки, а наши крейсера стояли на рейде польских приграничных портов в полной боевой готовности, пушки были направлены на город. Без команды оружия применять нельзя. Поляки в основном митинговали, ругали СССР за то, что мы, прикрываясь польским флагом, продавали надводные корабли и подводные лодки Египту и другим африканским странам. Наших матросов переодевали в польскую форму. Это, очевидно, были первые попытки скрытой продажи оружия. Наши советники несколько месяцев находились в этих странах и учили арабов использованию проданного оружия. Обстановка с Польшей накалилась, наших военных советников начали отзывать, в том числе маршала Рокоссовского, который был у них министром обороны. Гомулка сделал правильные выводы и заверил наши правительственные делегации о том, что будет все нормально, он справится собственными силами. Слово свое Гомулка сдержал, и кровь не пролилась. Если вспоминать историю тех лет, то в странах демократии было несколько путчей, кроме Болгарии и Румынии. Югославия и Албания от нас отвернулись из-за ссор между нашим и их политическим руководством. Вооруженные силы и ВМФ в таких случаях должны быть готовы к выполнению боевых задач с применением силовых приемов. Так было в Венгрии, Чехословакии и Восточной Германии. Судя по всему, этим странам не нравились наши методы хозяйствования в промышленности и сельском хозяйстве. Они ближе были к западу и видели там обстановку своими глазами. Им не нравился однопартийный коммунистический режим, жесткие ограничения в общении с народами соседних стран. Жить по нашим директивам не хотели даже коммунистические лидеры демократического толка типа Дубчека в Чехословакии и др. Я не политолог и говорю лишь свое мнение на основании впечатлений, которые остались после пребывания в Японии, Кореи, Польше, Англии и сравнения с положением в нашей стране.
