Под вечер Неулыба оставил центральный пост и пошел по отсекам. Неуклюжие привставания, бормотня докладов и вопросительные полуулыбки. И уже осунувшиеся лица, обтянутые скулы. Неулыба не реагировал на мелкие упущения - в докладах, действиях, валких вставаниях. И в каждом отсеке повторял одно и то же: - Как командир, ставлю в известность - ночью нам предстоит самая трудная часть похода - форсирование сильно охраняемого пролива. Будем действовать на форсированных режимах. Сигналы и команды выполнять молниеносно и без ошибок. Предупреждаю - за трусость и разгильдяйство, как командир, не остановлюсь перед применением любых мер. По законам военного времени. В отсеках настороженно провожали спину командира: такие словечки слышались впервые. Но Неулыба сознательно шел на такую форму общения: время воспитательно-увещевательных бесед закончилось.
***
В глубоких сумерках, обнаружив в перископ мигающий огонь маяка Каминосима, командир Неулыба аварийным продуванием выбросил лодку на поверхность, запущенные дизеля нагружались на самый полный ход. В лица выбежавшим на мостик резко пахнула соленая свежесть ночи. Объявлена боевая тревога. С выключенными ходовыми огнями лодка ворвалась в пролив.
Справа - море огней южнокорейского порта Пусан; впереди по курсу - кажущаяся сплошной россыпь огней массового скопления рыболовных судов; слева - черные на фоне неба гористые зубцы островов Цусима. А где-то под подводной лодкой - глубоко вросшие в грунт ржавые остовы русских кораблей, погибших в Цусимском бою почти 60 лет назад. На мостике - Неулыба, дублер Шепот, боцман Михалыч и сигнальщик - кошачьи-востроглазый Котя. Все прильнули к биноклям, отыскивая главное - огни и силуэты сторожевых кораблей. Вот он, первый «гад» - южнокорейский СКР, под берегом. Вот второй, японец, но этот - позади траверза, сторожит вход в пролив. Прозевал-таки, господин самурай! Стоящие на мостике оцепенели: форштевень, кипящие борта и вспененный за кормой вал горели ослепительным в ночи огнем. Бурное свечение планктона! Забрасываемые на мостик брызги осыпали подводников тысячами гаснущих и вспыхивающих искр. Подводная лодка походила на светящуюся небесную комету. Казалось, корпус и кильватерный след видны невооруженным глазом с обоих берегов и без всякой радиолокации.
Оставалось одно - вперед! - Мостик! Радиометристы. Работают две корабельные, три береговые РЛС. Сигналы сильные! Слева девяносто, береговая РЛС перешла на режим сопровождения, - доклад из центрального поста. - Доклад принят, - с мостика. Подводная лодка - в скоплении рыбаков. Обстановка быстро наращивалась. Неожиданно чья-то голова ткнулась в Неулыбин зад. - Кто это? - оторопело обернулся Неулыба, силясь рассмотреть тычащееся в задницу тулово. - Прошу извинения. В отсеке, знаете ли, душновато... - Повторяю, кто?! - взревел Неулыба. И вдруг понял: «академик»! О котором он забыл. Который сидел, как мышь, в лодке уже несколько суток. Холодненького кислорода ему захотелось! - Вниз! - задохнулся от ярости Неулыба. - Но я... может, что-нибудь не так?.. - Немедленно вниз! И чтоб я вас больше не видел! - рассвирепел Неулыба. - В центральном! Выход наверх категорически запрещен! В чем дело? - Извиняюсь, - мешковатая фигура сползла вниз. Жесткость Неулыбы не была дуростью: подводная история богата множеством случаев, когда выскользнувшие тайком в ограждение рубки оставались там навечно при срочных погружениях лодок. Это хорошо, что теоретик опознан в темноте Неулыбиным задом! Но на бешенство у Неулыбы недоставало времени. - Внизу! Старпому стоять под люком! - Есть, под люком. Лодка стремительно маневрировала среди сгрудившихся рыболовных судов. С мостика видели испуганные отмашки фонарей - рыбаки отчаянно сигналили непонятному, проносящемуся в белой кипени чудовищу: прочь, нечистая сила! Прочь!
Но Неулыбу пугали не эти отмашки: вряд ли разберутся, кто там промчался с немыслимым грохотом, и застучат морзянкой в эфир. В мозгу гвоздем торчал вопрос: у них ярусные снасти или сети? Снасти -это чепуха, они простираются вдоль течения, а сети - это плохо! - Боцман, правее десять по компасу! - вполголоса командовал Неулыба. - Есть, правее десять. - Левее пятнадцать! - Есть. Неулыба стоял как на раскаленных углях: ход! Предательский ход! Любая собака легко выделит на экранах БИП (боевой информационный пост) быстро перемещающуюся отметку среди малоподвижных целей. И кипящий след, и давящий грохот дизелей! Но другого варианта не было. Неулыба следовал требованиям боевого распоряжения... И вдруг: вот он! Собачьим шестым чувством Неулыба мгновенно усек: настоящая опасность! На густой цепи белых рыбацких впереди слева - характерные огни боевого корабля: белый топовый, бортовой зеленый. Сторожевой корабль. Становилось ясно - выскочил, гад, из-под берега, идет на перехват по наведению БИП. Стремительно перемещающиеся вправо огни остановились. Появился красный. Лег на контр-курс! Внезапно огни исчезли. Выключил ходовые, собака! - Кажется, влипли. Сторожевик! - сквозь зубы цедил Неулыба, впаяв глаза в бинокль. - Ну, возможно, это и не сторожевик, - успокоительно возразил Шепот. - Ему кажется... Вниз! Все вниз! Мостик опустел. Неулыба один. Руки и бинокль дрожали от сильной вибрации корпуса. Неулыба выбросился на сигнальный мостик, откинул крышку герморепитера, навел оптический пеленгатор. В мгновение он увидел: в подсветах машинных люков, открывающихся и закрывающихся дверей - разбегающиеся люди и развертывающиеся стволы орудий. Прямо в пеленгатор. Расстояние - кабельтовых полтора. СКР разворачивался на подводную лодку.
«Идет на таран!» - обожгло молнией. Неулыба прыгнул в люк и рванул на себя полутонную крышку: - Стоп дизеля! Срочное погружение! - и спрыгнул в центральный пост. - Нырять на глубину тридцать метров! Лево на борт! Дифферент десять на нос! - Есть!.. Есть!.. - сыпались доклады из красноватого полумрака. Лодка стремительно проваливалась в глубину. - Отводи дифферент! - и внезапно, это услышали все в центральном, над головами пронесся звенящий гул и начал стремительно уходить за корму. СКР пронесся над рубкой лодки в трех-пяти метрах. Мысль работала с бешеной скоростью: от тарана спасли стремительный провал на глубину и поворот под корабль; маневр обеспечивал, в худшем случае, только скользящий удар и во всех остальных - уход лодки в кильватерный бурун СКР, где в возмущенной среде гидролокаторы-перехватчики не смогут нащупать цель. - Глубина тридцать! Лодка катится влево! - глухие доклады рулевых, горизонтальщика и вертикальщика. - Держать глубину! Право на борт! Ложиться на прежний курс двести двадцать! Осмотреться в отсеках. Акустик, обстановка? - Боцман, всплывай! - Есть, всплывать! - боцман перевалил рули на всплытие. - Дифферент семь на корму. Работают оба - средний вперед! - Приготовить оба дизеля на винт-продувание! - Неулыба ввинтился в шахту рубочного люка. - Поднять командирский перископ! Вот он, быстро перемещающийся и удаляющийся силуэт с гакабортным огнем. Включил ходовые, сволочь. Крутится среди рыбаков. Потерял цель!
Огни военного корабля (схема расположения, характеристика) 1. Штаговый —360°, 3 мили 2. Бортовые —112,5°, 1—3 мили 2—6 миль 3. Дежурный —360° 4. Топовый (нижний) —225°, 2—6 миль 5. Маневроуказания (проблесковый) —360°, 5 миль 6. 8. Буксирные —225°,2—6 миль 7. 9. Аварийные —360°, 2—3 мили 10, 11. Клотиковые —360° 12. Топовый (верхний) —225° 13. Флагманский —135° 14. Верхний кильватерный —10° 15. Гафельные —360°, 3 мили 16. Якорный гакабортный —360°, 3 мили 17. Буксировочный —135°, 2—3 мили 18. Нижний кильватерный —10° 19. Кормовой —135°, 2—3 мили Примечания: 1. Вид с левого борта отличается лишь красным цветом бортового огня. 2. Круговые огни (белый, красный, зеленый, желтый —360.°, 2—3 мили) и знаки, заключенные в рамку, выставляются в различных сочетаниях на вертикальной линии на наиболее видном месте. 3. Огни и знаки, обведенные пунктиром, необязательные.
Силуэт СКР растворялся в зареве береговых огней Пусана. - Продуть среднюю! Отдраен верхний рубочный люк! Сигнальщику, на мостик! В лица ударила свежесть ночи. Ослепительно сверкала вода в ограждении рубки и вокруг змеящегося и фырчащего корпуса. Запущены дизеля. По напряжению корпуса Неулыба чувствовал: мотористы нагружают дизеля до предела. Выдержат ли? Но вмешиваться времени не было. Лодка быстро разворачивалась в черный прогал между огнями рыболовных судов. Неулыба «думал за противника»: маневр сбил японца с толку. Стремительно сближавшаяся на экранах радиолокаторов цель внезапно исчезла. Вместо этого - вздымающийся вверх и кипящий водоворот, над которым, как над извергающимся вулканом, пронесся корабль. Выдержать такое способен не всякий. Ясно: японец потерял обстановку и помчался обследовать ближайших рыбаков. Ищет черного кота в черной комнате. Лодка на ходу вышла в крейсерское положение, набирая скорость на отрыв. СКР исчез.
На юго-востоке слабо светлело. Рыбаки редчали, пролив расширялся. Впереди море. Вот он, третий СКР! Однако тем же собачьим чувством Неулыба усекал: этот послабее. Судя по силуэту, староват. И дал команду - отвернуть в темную часть горизонта. Но СКР рванул на пересечку курса. «Вот настырный азиат!» - сплюнул Неулыба. - Радиолокатор-то у тебя, брат, ничего! А акустика наверняка хреноватая». И скомандовал срочное погружение. Слушая доклады акустиков и наблюдая хаотические броски пеленгов, Неулыба утвердился в правильности своего вывода: для лодки под водой слабоват ты, друг любезный! И резко отвернул в сторону от шумов. Лодка вышла в Восточно-Китайское море. Годы спустя, анализируя походы большого числа подводных лодок, уже в штабном качестве, Неулыба пришел к выводу: при форсировании пролива, шаблонно выполняя предписания боевого распоряжения штаба флота, он действовал не лучшим образом. Только уменьшив до предела такие демаскирующие особенности лодки, как шум дизелей, бурунный эффект, можно было наиболее эффектно и скрытно форсировать тот противолодочный рубеж в проливе. И, конечно же, штабы обязаны определять сроки выполнения боевого приказа, согласуясь, к примеру, с режимом течений, а не на основании тупоголового волюнтаризма. - Готовность два подводная! Всей подвахте отдыхать. Всем спать. Завтрак позже на два часа, - скомандовал Неулыба. В лодке наступил режим тишины. Командир приткнулся на узком диванчике в центральном, положив голову на метку гирокомпаса, накрыл глаза пилоткой. - А здорово у нас получилось, товарищ командир! - подсел к нему обходивший отсеки замполит Хорт.
«Страх – дорога к смерти. Дерзание – дорога к звездам»
Сенека
1. Беда пришла внезапно. Она всегда, как заметил Алексей, приходит неожиданно. Ничто не предвещало опасности, наоборот, день начался прекрасно. Накануне три дня пурга свирепствовала над Кольским полуостровом. Мощные снежные заряды набрасывались на Оленью губу, засыпая береговую базу подводников и элегантные подводные лодки первозданным снегом, который под действием штормового ветра превращался в крепчайший наст, почти недоступный лопатам, как ни старались моряки бороться с ним. Три дня старший лейтенант Алексей Игольников, штурман подводной лодки «С-338», провел на своем корабле «по штормовой готовности». Лодки, пришвартованные по три корпуса справа и слева от плавучего пирса, пытались под действием штормовых волн биться друг о друга, но опытные в борьбе со стихией команды подводников не позволяли им разбить свои борта. Три ночи Алексей «обеспечивал» безопасность своей лодки, тогда как офицеры-женатики по вечерам уходили домой, благословляя его на ночное бдение: «Остаешься старшим. Ты же холостяк, тебе все равно делать нечего!» Они спали в теплых постелях со своими горячими женами, а Алексей каждые два-три часа выскакивал на ходовой мостик и обдуваемый ледяным ветром руководил матросами в «борьбе за живучесть». Наконец, силы природы иссякли, ветер стих, снег закончился. Море все еще гнало мертвую зыбь, но люди уже могли передохнуть, ибо суровые условия Арктики стали штатными. Утром Алексей, получивший от старшего помощника командира капитана 3 ранга Колчина Юрия Павловича «отгул» за свой трехсуточный подвиг, благо был выходной день, решил втихаря рвануть на лыжах в Полярный. И повод был очень хороший – поменять книги в библиотеке Дома офицеров. Он очень любил Константина Паустовского, его книги, насыщенные романтикой и горячим дыханием Крыма.
А также необычные рассказы моряка-писателя Виктора Конецкого, который, как и Алексей, правда, намного раньше, закончил училище подводного плавания в Ленинграде, но потом в силу разных причин ушел «на гражданку» и начал писать замечательные романы и рассказы о своих морских странствиях в Арктику и Антарктику. Книги – это был повод, а причина была совсем другая – красивая рыжеволосая девушка Катя, подруга Алексея, с которой он познакомился в библиотеке, пока лодка стояла в прошлом месяце в доковом ремонте в Полярном, на заводе в Пала-губе. Конечно, на такое путешествие можно решиться только по молодости: одному зимой на лыжах в тундру! Опасно!
2. Алексей, подтянутый и аккуратный, имевший спортивные разряды по нескольким видам спорта, хороший лыжник, как и все мальчишки, выросшие в Ленинграде, надел спортивный костюм, закрепил на спине небольшой рюкзак с парой книжек, вскочил на лыжи и помчался на свидание. Что может быть лучше для молодого человека, когда впереди сверкает возможность обнять и поцеловать ласковое женское тело! Он мчался по белой пустыне, ориентируясь на высоковольтную линию, которая должна привести его в Полярный. Он знал, что впереди где-то Чертов перевал, наиболее опасное место. Лыжи легко скользили по плотному «утрамбованному» снегу, даже палки с трудом пробивали его. Руки и ноги «работали» «одновременным одношажным ходом», небольшие сопки покорялись быстрым подъемом «елочкой». Все тело, насыщенное кислородом, пело и испытывало мышечную радость. «Не ходил в Багдад я с караваном. Не возил я шелк туда и хну…», - в такт движения лыж Алексей мысленно декламировал стихи Сергея Есенина. Юноша ощущал необыкновенный эмоциональный подъем. Голова была свободна и хорошие воспоминания сами всплывали из далеких уголков памяти.
3. В прошлом году, прибыв в Питер в первый офицерский отпуск, за праздничным столом вспоминали с братом Виктором свое «боевое блокадное детство». Виктор признался, что завидует Алексею, его героической мужской профессии. Он сам хотел стать морским офицером, но по состоянию здоровья, подорванного ленинградской блокадой, его мечте не суждено было сбыться. «Но я давно удивлялся твоей смелости и решительности, твоей жаждой жизни, - говорил Виктор. – Помню, ты, 16-летний мальчишка, приходил в выходной день из Нахимовского училища, переодевался в гражданскую одежду, садился на велосипед и ехал тридцать километров до Петергофа. Представь себе, почти от Дворцовой площади, рядом с которой мы жили, на углу Невского и реки Мойки, через весь огромный город, ты выезжал на Петергофское шоссе и крутил педали до нашего родного городка, где мы родились до войны. В Петергофе проведывал дедушку и бабушку, пил чай и - обратно в город, еще тридцать километров. И в 22 часа, свежий и отдохнувший, прибывал к отбою в Нахимовское училище без замечаний. И это было неоднократно. Такие поездки, конечно, закалили твой характер, что в дальнейшем помогло тебе стать настоящим морским офицером». Алексей не ожидал такого искреннего признания от брата, застеснялся, поскольку не видел в своих действиях ничего необычного. Поднял рюмку армянского коньяка «Три звездочки» и продекламировал: «Как сказал поэт Уитмен, Чем болтать – давайте выпьем!» Все рассмеялись и обстановка разрядилась. Вот такие у него с братом дела!
Уолт Уитмен / Walt Whitman // стихи, переводы 4. Алексей осмотрелся. Определился по очередной мачте высоковольтной линии. Да, направление он выдерживает правильное. Было пасмурно, серо, «полярная ночь» уже закончилась, как-никак март, но светлый день был еще короткий. Разгоряченный Алексей взлетел на вершину огромного снежного сугроба … и понял, что пришла беда. Он оказался на хребте Чертова перевала. Дальнейшая дорога круто обрывалась в пропасть. Дороги, вырубленной в скалах, вообще не было. Все было засыпано многометровой толщей снега. Он сгоряча сделал еще несколько шагов по крутому склону, преодолев вершину, и почувствовал, что лыжи скользят по снежному насту не вперед, а в бок, в сторону пропасти. Секундная паника, что делать!? Вперед идти невозможно, слишком крутой склон. Лыжи предательски сползают в пучину. Еще секунда и он полетит вниз. Мгновенное решение - падать на правый бок! Юноша упал. Правая рука с палкой вытянута вверх. Лыжи ребром уперлись в снежный наст. Крепко ли? От страха мгновенно покрылся потом. Алексей лежал в трансе, в полубессознательном состоянии. Что делать? Животный страх парализовал работу мозга. Он слышал свое тяжелое дыхание, видел перед глазами первородный снег, на который не ступала нога человека, а мозг по-прежнему не работал. От стресса там произошел сбой, как сейчас говорят, нужна перезагрузка.
5. Алексей продолжал лежать на снегу, боясь пошевелиться, его обдувал арктический ветер, ему становилось прохладно, и холод вернул его к жизни. Мозг «включился», началась борьба за жизнь. «Надо взять себя в руки, осмотреться и изучить обстановку!» Он приподнял голову. Слева была пропасть. Метров на сто вниз круто обрывались скалы, засыпанные снегом с торчавшими острыми камнями. Внизу бесшумно вздыхало Баренцево море. Оно было страшное. Черная вода манила и притягивала. Все кругом было белое, а вода черная. И она дышала! В полной тишине. Завораживающая картина! Вот ветер подхватил поземку снега, и белое облако медленно полетело вниз и бесследно исчезло в поглотившей его воде. «Можно попытаться аккуратно съехать вниз по склону», - первая мысль, пришедшая в голову Алексея. Но он тут же ее отбросил. Во-первых, как аккуратно съехать, когда кругом торчат камни? Не реально. Во-вторых, даже если удачно съедешь вниз и не разобьешься, как выбраться из ущелья. Тем более, что внизу море, дорог никаких нет. Мокрому, на морозе – это верная смерть! Нет. Этот вариант отпадает. Он резко повернул голову направо и вдруг почувствовал, как на несколько сантиметров соскользнул вниз. Любое, даже небольшое движение опасно! Алексей ухитрился лежа, левой рукой воткнуть палку в снег перед лежащими на ребре лыжами и застопорить возможное сползание вниз. Он сжался в комок, затих и затаил дыхание, опасаясь, что даже оно может спровоцировать падение в пропасть. «Думай, Алексей, думай!»
6. «Нельзя выронить из рук лыжные палки, хорошо, что они зафиксированы на кистях специальными петлями. Палки будут помогать удерживаться на склоне. Но особенно, надо беречь лыжи. Если отстегнется даже одна лыжа, она тут же улетит вниз, это будет катастрофа. Надо сохранить лыжи и палки. Без них я пропаду», - принял решение Алексей. Теперь надо закрепиться! Как? Кистью правой руки он начал медленно копать ямку. Хорошо, что есть рукавица. Очень неудобно – мешала петля, на которой была надета палка. Осторожно, миллиметр за миллиметром, он выгребал снег из-под крепкого настила. Еще одно усилие, еще! И вот он уже держится правой рукой за выкопанное небольшое углубление, благо настил сверху крепкий. Одна точка опоры есть! Это уже победа! Он ослабил напряженное тело и перевел дух. Мозг, получивший мощную дозу адреналина, начал работать «на повышенных оборотах» и выдавать возможные варианты действий. «Вперед идти нельзя. Ясно. Что можно сделать? Надо проползти «задним ходом» до вершины Чертова перевала и, только оказавшись на другой стороне, будет возможность развернуться и отправиться в обратный путь. Других вариантов нет». Итак, задача поставлена, теперь надо ее реализовать. Но как? Опираясь левой рукой на лыжную палку и держась правой за выкопанное углубление, Алексей чуть-чуть протянул тело вверх и назад. Сантиметров десять он выиграл. Это еще одна маленькая, но победа! Затем он подтянул к животу ноги с лыжами, замер и, убедившись, что находится в неустойчивом равновесии, осторожно вытащил левой рукой лыжную палку и быстро воткнул ее в снег, зафиксировав новое неподвижное положение лыж. Еще одна победа! Полежал несколько минут: «Надо отдохнуть!» Кружилась голова. Хотелось закрыть глаза и просто лежать, ни о чем не думая. «Так мало пройдено дорог. Так много сделано ошибок…», - где-то слышанная печальная есенинская фраза вдруг пришла из глубин памяти.
7. Однажды он вместе со своим другом, штурманом с соседней подводной лодки Львом Красновым, пошли пешком из Оленей губы в Сайду губу, на день рождения друга, с которым вместе учились в училище подводного плавания, - к Генке Кастерину. Он был женат и вел очень благообразный образ жизни. Несли с собой бутылочку «Столичной». Алексей привез ее из Питера. Это был хороший подарок, ибо в то время на Северном флоте был «сухой закон». Через полтора часа медленного движения напрямик по сопкам по рыхлому снегу в белом безмолвии, как у Джека Лондона, оба, запаленные и уставшие, сделали привал. Алексей лег на спину, закрыл глаза и, почувствовав легкое покачивание, почти мгновенно начал засыпать. «Вот так, видимо, и замерзают люди на морозе»,- решил он. Но встать и начать двигаться - не было ни сил, ни желания. Сладкая истома шла по всему телу. И только грубое вмешательство друга «с физическим воздействием» заставило его встать и продолжить движение. Сейчас друга не было, но было мощное желание жить. Да, да, выжить, остаться живым, вырваться из этой дурацкой ситуации! Алексей снова вспомнил своего кумира Джека Лондона. Его рассказ «Любовь к жизни» - это гимн человеческому мужеству. Действительно, «литература – это наука быть человеком». Алексей напрягся, собрался с силами. Теперь можно ослабить правую руку и начать копать новое углубление, повыше первого. С невероятным усилием, удерживая свое тело в неустойчивом равновесии, он копал неподдающийся наст. Еще, еще! Пот застилал глаза, зубы стиснуты. Еще немного, еще! Наконец, можно зацепиться и передвинуться на несколько дюймов назад и вверх. Да, да, дюймов! Как поразил Алексея в ранней юности рассказ Джеймса Олдриджа «Последний дюйм». Десятилетний мальчик Деви, проявив невероятное мужество, в экстремальной ситуации, когда акулами был тяжело ранен его отец по имени Бен, впервые в жизни совершил полет на самолете и доставил отца в больницу, сохранив ему жизнь. А потом по этому рассказу был поставлен чудесный фильм. Сколько в этом фильме романтики – и самолеты, и подводные съемки, и борьба с акулами. Сколько мужества! Очень необычная песня «Какое мне дело до всех до вас? А вам до меня?…» (Знаменитую песню Бена на стихи М.Соболя в фильме исполнил Михаил Рыба, которого называли «советским Полем Робсоном», обладавший редким певческим голосом - бассо-профундо). А когда мальчика в фильме спросили, как он смог посадить самолет, он недоуменно пожал плечами. Значит, решил Алексей, в жизни бывают такие моменты, когда люди совершают мужественные поступки, не задумываясь. Просто делает то, что надо, преодолевая свой страх. И это называется подвиг! После окончания Нахимовского училища он сознательно пошел в подводники, чтобы научиться преодолевать свою робость, свойственную каждому человеку. Море, подводные лодки делают из юношей настоящих мужчин! Алексей хотел быть мужественным, как герои Джеймса Олдриджа, Эрнеста Хемингуэйя и Джека Лондона. Чем и хороша молодость!
Джеймс Олдридж и его «Последний дюйм» 8. После минутного отдыха Алексей продолжил бороться за свою жизнь. Опять правой рукой в неимоверном напряжении он выкапывал в твердом насте углубление, подтягивался на несколько сантиметров, фиксировал себя лыжной палкой в левой руке, переводил дух и снова повторял эту бесконечную процедуру. Уже много времени он, лежа на снегу, пытался «задним ходом» приблизиться к вершине перевала. Все его силы, вся воля были сконцентрированы только на одном – не дать телу возможность соскользнуть вниз. Алексей не замечал, сколько времени прошло. Силы были на исходе. Все тело ныло и просило пощады. Еще немного, еще несколько усилий. Надо, надо! И вдруг он почувствовал, что кисть правой руки преодолела хребет Чертова перевала. «Значит, будем жить!» Алексей собрал все оставшиеся силы, сконцентрировался и как змея, не отрываясь от снежной наледи, извиваясь и помогая себе лыжной палкой в левой руке, осторожно перевалил свое тело через хребет крутого склона. Со стоном, все еще лежа на снегу, стараясь беречь лыжи, он развернулся на 180 градусов. Перед ним была равнина.
9. Алексей, только что лежавший без сил, почувствовал, как к нему возвращается жизнь. Он ощущал огромную радость от сознания, что он победил. Победил страх, победил себя в борьбе со стихией. Он мужик! Он может! Он многое может! В молодости все легко. Только что смотрел в глаза смерти, а сейчас жалеет, что сорвалось свидание с рыжеволосой Катериной. Надо возвращаться назад, на плавказарму «ПКЗ-81», в свою каюту. Превозмогая боль в онемевших руках и ногах, Алексей начинает медленное движение. Лыжи еще плохо слушаются его, ноги как каменные, не сгибаются. Но кровь уже начинает пульсировать. Свежая, горячая, она начинает поступать в жизненно важные участки тела. Молодой сильный организм юноши быстро восстанавливается. Алексей, чтобы прибавить скорости, перешел на «попеременный двухшажный ход». Вскоре ему уже стало жарко. «Еще добавить скорости, еще!» Юноша поет от радости. Впереди его ожидает горячий душ, а затем – ароматный индийский чай с конфетами «Кара-Кум». Мамочка до сих пор переживает за сына. Спрашивает в письмах: «Как можно жить среди странных каких-то губ - Сайда, Оленья, бухта Ягельная. Есть у вас там что-нибудь человеческое? Одни олени, мох ягель, да рыба: то сайда, то пикша». Каждые два-три месяца высылает из Ленинграда посылки. Там обязательно - хороший чай, индийский «Три слона», и конфеты «Кара-Кум», «Белочка» или «Трюфеля». А последний раз прислала свежие куриный яйца, упаковав их в почтовый посылочный ящик, заполненный пшеном. Самое удивительное, что ни одно яйцо не разбилось. «Дорогая любимая мама! Спасибо тебе. Твой сын подводник Алексей Игольников никогда тебя не подведет».
10. Еще полчаса интенсивной лыжной гонки, и Алексей в наступающей темноте видит огоньки Оленей губы. «Ну, слава богу», - как говорят атеисты». Еще небольшое усилие и демонстративно спокойно подъезжает к своей плавбазе. Как будто ничего не случилось. Снимает не спеша лыжи, рукавицей тщательно очищает их от снега (правая рукавица оказывается вся разорвана). Завязывает лыжи сверху и снизу специальными шнурочками, посередине вставляет пробковую распорку. На каждую лыжу надевает палку и закрепляет их лыжными креплениями. Все готово! Оборачивается – рядом стоит и укоризненно смотрит на него старший лейтенант Лев Краснов с юморным прищуром: «Где ты пропадаешь, сэр Алекс? Я уже дважды кипятил в своей каюте чайник. Хочу чая с твоими конфетами!» Алексей обнял своего друга: «Пока патриции нежатся в постелях, гладиаторы готовятся к боям. Понятно, отчего пала Римская империя!», - рассмеялся и побежал на плавбазу: «Накрывай! Через пятнадцать минут будем пить «аква вита»! Прихвати черного хлеба с консервами. Есть хочу, как Рабиндранат Тагор». Да, жизнь прекрасна! За нее стоит бороться! Тем и хороша молодость!
Июль 2012 года.
Центр юных моряков города Бреста. День открытых дверей.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Море было спокойно. Командир это чувствовал, внимательно следя за медленно ползущей влево стрелкой глубиномера. - Поднять перископ! Перископ беззвучно скользнул вверх. Откинуты рукоятки. Неулыба вдавил бровь в резину окуляра. По мере всплытия толща воды приобретала темный, затем светло-бутылочный цвет и, наконец, становилась ярко-изумрудной. Головка перископа осторожно выскользнула из воды. Ровно настолько, сколько требовалось: двадцать сантиметров. «Молоток, боцман! Ювелирно горизонталишь», - мысленно похвалил командир. Искусство подводников - не зарываться в бурун и не высовываться, высота головки более полуметра уже считалась топорной работой. В ряби убегающих волн на западе хмурнела вечерняя заря. Приближался самый нужный момент, когда высыпают первые звезды, а горизонт еще различим в ночной мгле. Лодка остро нуждалась в обсервации, ибо уже двое суток шла по счислению. Береговые радиомаяки из-за дальности практически не прослушивались. Выждав положенное время и убедившись в отсутствии в обозримом пространстве «двуногих», лодка выбросилась на поверхность. Откинув массивный рубочный люк, Неулыба взбежал по вертикальному трапу на мостик. Вокруг, в ограждении рубки и на невидимых уже оконечностях корпуса, с шумом обрушивалась белая кипень воды. Остро пахло солью и йодом. - Штурманскому расчету наверх! Расчет в три человека, с обезьяньей цепкостью балансируя на ограждении мостика, в быстро густеющей темноте начал взятие высот звезд. В жесткие временные нормативы. - То-овсь!.. Ноль! - Есть, ноль!
- Сириус. Тридцать два градуса, ноль восемь минут и две десятых... Арктур. Сорок три градуса, шестнадцать минут и три десятых... Пока расчет производил астрономические наблюдения, по команде с мостика отсечные «шустрики», выстроившись цепочкой в центральном и на рубочном трапе, начали вышвыривать за борт скопившийся за сутки лодочный мусор - в основном консервные банки, обязательно продырявленные. Дабы не задерживались на поверхности. Выброс мусора в ночи казался грохотом. - Внизу! Веселее с мусором! Главная опасность для подводной лодки в море - базовая патрульная авиация. Эта сволочь имеет привычку подкрадываться на малых высотах и неожиданно включать в «однообзор» радиолокатор. А «засвеченная» подводная лодка - это уже не лодка, а беззащитная каракатица. Выручить ее в этом случае могли только глубина и бешеный маневр с целью выскользнуть из поля радиогидроакустических буев или магнитометра, а в боевой обстановке - вывернуться и от парочки самонаводящихся двухплоскостных торпед. Недаром американское командование выплачивало солидные доллары всякому самолету, кораблю и даже рыболовному судну, обнаружившему в море подводную лодку. Будь то силуэт, бурун или хотя бы след. Но сейчас было тихо. Воздушный и корабельный супостаты шарили где-то там, на подходах к проливам, куда прокладывала скрытный маршрут Неулыбина субмарина. Спустя некоторое время лодка погрузилась на перископную глубину и стала под РДП. Поднята воздухозаборная шахта, снабженная поплавковым клапаном от внезапной волны, запущен дизель, который с натугой и глухим урчанием начал засос воздуха и выброс газов через отдельный газопровод за борт.
ПЛ пр.877 с работающим под РДП дизель-генератором. Наука плавания под РДП была весьма сложной: обмерзание зимой или перекос поплавкового клапана, внезапная остановка дизеля и сброс давления на газовыхлопе всегда чреваты опасностью приема больших масс воды в дизельный отсек и провалом лодки на большие глубины из-за резкого нарастания отрицательной плавучести. Кроме того, идущая под РДП лодка демаскировала себя шумом дизеля и газовыхлопом в воду, сама оставаясь практически глухой. Существовала и другая опасность: попасть под таран судна или влезть в сети. Скверный режим. Но согласно тогдашним тактическим канонам, утвердившимся с времен 2-й мировой войны, он считался «скрытным». Он имел и другой недостаток: зарядка аккумуляторной батареи сильно растягивалась по времени - дизель работал с перегрузом, второй запустить было невозможно. Для рулевых-горизонталыциков удержание лодки на строго заданной глубине требовало идеальной подготовки и подчас становилось сущим проклятьем: на встречной волне лодка зарывалась, на попутной резко возрастала опасность придавливания и провала, на бортовой лодку мотало, как маятник. Для наблюдения за горизонтом и небом выставлялась двойная офицерская вахта - на зенитный и командирский перископы. Эта вахта выматывала офицеров до рези в глазах, хотя центральный пост и затемнялся до предела. Но он имел и преимущество: возможность «курцам» поочередно шмыгнуть в дизельный отсек и хватануть табачной гадости. Как правило, «на троих». Неулыба тоже был заядлый курильщик. Подводной лодке везло - трехсуточный переход в пустынном море втягивал экипаж в режим. Но он таил в себе и опасность привычки. Той самой, которая погубила К-129 пять лет спустя - лихачески плавать под РДП даже в штормовом океане.
К-129 в родной базе - М.Н.Авилов. Полет из морских глубин (из истории создания ракетного комплекса Д-4. - Военно-технический альманах «Тайфун» №4/2000. На четвертую ночь везение закончилось. - Лодка тяжелеет, - глухо доложил боцман, манипулируя штурвалами рулей и неотрывно следя за стрелкой глубиномера. - Товарищ командир! Поступление воды в газопровод, - с заметной тревогой доложил механик. - Стоп дизель! Срочное погружение! Боцман, держать глубину семь метров, - скомандовал Неулыба. Застопорен дизель, сработали воздушные и газовые захлопки. Глухо взвыли электромоторы, переключенные на средний ход. - Лодка тяжелеет на корму, - с завораживающим спокойствием, как о чем-то постороннем, докладывал боцман Михалыч. - Боцман, всплывать! Продуть среднюю! Лодка с шумом выброшена на поверхность. Командир выбежал на мостик, ослепленный непроглядной темью. Горизонт пустынен. И это успокаивало. Пущен дизель на продувание главного балласта, лодка переводилась в крейсерское положение. Неулыба всплыл на подходах к проливной зоне, где (он ощущал это всей кожей) трудились противолодочные силы. И принял первое отступающее от боевого распоряжения решение - повернул лодку на обратный маршрут. В пустынный район моря...
- Товарищ командир, - высунулся в рубочный люк механик Ильич, - необходимо вскрыть газопровод в надстройке. Не держит двубойная газовая захлопка. - М-да! И сколько времени на все это? - Если прогорела резина, до рассвета управимся. - Работа дизеля? - Нежелательна. - Но ведь будет разгерметизирован прочный корпус? - Да, до устранения будем лишены способности погружаться. - Что ж, готовьте ремонтно-аварийную группу. Фонарики. Прожектора не будет. До рассвета газопровод закрыть. - Ясно. Внизу! Подготовить группу мотористов и трюмных для работ с газопроводом. Аварийный набор, фонарики, страховочные пояса, - прокричав это, механик Ильич скользнул вниз. Лодка под электромоторами уходила на север. Верхняя ходовая вахта - офицер, сигнальщик - настороженно рассматривала в бинокли предполагаемый в темени горизонт. Потеряв возможность уйти в спасительные глубины, люди на мостике чувствовали себя крайне неуютно. В кормовой проницаемой надстройке стучали и глухо бормотали мотористы, в вырезах шпигатов время от времени мелькали лучики фонаря.
Шпигат - отверстие в фальшборте или палубном настиле судна (примечание автора)
На исходе ночи механик Ильич вскарабкался по скобтрапу на ходовой мостик и вплотную приблизил чумазое лицо к командиру: - Неважные дела, товарищ командир. Погнута ось двубойной газовой захлопки. Под тарелку на комингс при срабатывании попала блуждающая в трубопроводе гайка. Какая-то сволочь из «гегемонов» бросила ее там во время заводского ремонта. - Заменить ось невозможно? - Что вы? Фигурная, такой в ЗИПе и вообще на лодке нет. Нужна правка кувалдометром в нагретом состоянии. - М-да! Приятная новость. В отсеке? - На месте. Будем греть газосваркой докрасна. Но для этого - еще одна ночь. - Газопровод закрыт? - Загерметизирован. Прижата захлопка. Домкратом. - Погружаться сможем? - Сможем. Но не больше, чем на тридцать метров. - Убирайте людей и инструмент. Осмотрите все сами. - Есть, осмотреть самому...
Кувалдометр он же ликвидатор (в советское время применялся в т.ч. на гражданских судах. В случае, если корабль тонул, с помощью ликвидатора уничтожалась секретное оборудование).
- Старшину Дикого на мостик! ; - Есть! Старшину команды мотористов к командиру! - Прибыв, товарыщ командыр, - в темноте просматривались только белки глаз, старшина Дикий за время службы так и не смог избавиться от западноукраинского акцента. - Что ж, Андрей? Твое ведь хозяйство, а? - Мое, товарыщ командыр, - мрачно подтвердил Дикий. -Тильки у то врэмя, як тэ работы, я быв у госпытали. Головы б порубав утим гадам! Гегемонам! - и Дикий ожесточенно сплюнул за борт. Неулыба знал: вечно замасленный труженик Андрюша Дикий врать не будет. Человек очень сложной судьбы, настрадавшийся вместе с «маткой», малолетними братьями и сестрами на Станиславщине в годы войны от полицаев и бандеровцев, Дикий люто ненавидел «кривду жизни» и подлых людей. Неулыба без объяснений чувствовал, как трудно переживал Дикий случившееся. - Ну, иди, отдыхай. В утренние сумерки лодка, как раненый зверь в берлогу, с великими предосторожностями уползла на безопасную глубину. Но удостоверившись, что лодка «глубину держит», вода в газопровод и отсеки не поступает, Неулыба все равно мрачнел: плотность батареи таяла, ее следовало жестко беречь - предстояла по крайней мере еще одна беззарядочная ночь. А это исключало маневр подвсплытия под перископ, резко возрастала опасность попадания в сети. К исходу дня лодка попалась-таки в сеть, боцман это почувствовал сразу. К счастью, акустик упорно твердил: «Шумов нет». Следовательно, сеть предполагалась неохраняемой. Японская сеть. В сумерки лодка всплыла. На заливаемый набегающими волнами форштевень и отвалы носовых рулей вышла с аварийными топорами боцманская группа. Опутавшая нос и рули сеть под дружными взмахами топоров разрублена и, шурша вдоль корпуса, скользнула под корму. Вздох облегчения: запущенный на «самый малый» электромотор показал нормальную нагрузку на винт. В ночь снова началась каторжная работа мотористов в надстройке. В лежачем положении, в мокряди набегающих волн. Подводная лодка на «стопе» утробно фырчала дырчатым легким корпусом. Маневрировать ходом было опасно, всюду мерещились сети. К утру работа в надстройке была приостановлена - фигурная тяга упорно не поддавалась правке.
Дрифтерные сети и одна из их жертв. С рассветом лодка вновь ушла на глубину. Теперь уже перископную. Неулыба боялся вновь попасть в сети; наблюдение в перископ давало сомнительную, но все-таки гарантию обнаружения поплавков сетей. Торчать день под перископом при ясном небе и спокойном море было невыносимо. Черное тулово субмарины под тонким слоем воды мог видеть любой самолет. «Хоть бы туман, что ли!» - заклинал Неулыба. Но обычно столь ненавистного морякам и столь желанного сейчас тумана не было. Море и небо невинно ясны, как улыбка спящего младенца. К исходу дня наконец наполз спасительный туман. Субмарина всплыла, воспользовавшись подарочным выигрышем времени. Неулыба и дублер Шепот третью ночь торчали на мостике, настороженно прислушиваясь к ударам и лязгам в надстройке, периодическим докладам акустиков и радиометристов. «Шумов нет. Работающих РЛС не обнаружено» - эти доклады звучали слаще симфоний Чайковского. В конце ночи Ильич вскарабкался на мостик и, как шахтер сверкая зубами и белками глаз, выдохнул: - Все, товарищ командир. Можем погружаться! - Надежно? - Надежно. Все на месте. - Внизу! Замполита на мостик!.. - Прибыл, товарищ командир, - появилась в красном полусвете люка голова Хорта - В голосе чувствовалось: вспомнили-таки! - Алексеич. Объяви по трансляции: «Устранена крупная неисправность, связанная с разгерметизацией прочного корпуса. В работе особо отличились - командир БЧ-5, старшина команды мотористов. Однако обращаю внимание всего личного состава - неисправность двубойной газовой захлопки возникла из-за халатности тех же мотористов, один из которых плохо проконтролировал ремонт газопровода в Дальзаводе и прием его на закрытие от рабочих. В газопроводе оказалась бросовая гайка, на вибрации попавшая под комингс захлопки. Подобные вещи могут дорого обойтись подводной лодке и всему экипажу. Поход только начался, расследование проводить не буду. В первую очередь нам всем нужны доверие и силы. Командир». Требовались еще одна ночь - на форсированную зарядку батареи, и день - на скрытный подход на глубине к охраняемому проливу. Брошенная кем-то из «гегемонов» гайка обошлась лодке в четверо суток болтания у пролива: «как г... в проруби» - по мрачному резюме подводных остряков.
Выпускники на борту шхуны «Лавена». В центре - руководители практики: капитан 3 ранга Мищихин А.М.(слева), капитан Сиротин В.Ф. и капитан Дубницкий А.С.(справа).
Пять лет назад нынешние выпускники пришли в Нахимовское училище ребятами пионерского возраста. Они покидают училище комсомольцами. У них разные вкусы и склонности. Юрий Гузев – страстный спортсмен, он чемпион республики по гимнастике среди юношей. Константин Согомонян и Владимир Мациевский – гимнасты второго разряда. Владимир Тужилкин увлекается парусным спортом, он чемпион училища по парусу. Эдуард Назаров – страстный зоолог. Лев Скарабевский и Александр Шауров все свободное время отдают живописи. Лев Скарабевский написал картину «Штурм Зимнего дворца». Борис Макшанчиков, Рувим Друскин и Генрих Петров – способные музыканты. Евгений Александров пишет стихи. А Евгений Кулаков – неутомимый центр нападения, его страсть – футбол. Но всех их объединяет одно – любовь к морю, горячее и определившееся желание стать хорошими морскими офицерами. Офицер советского Военно-Морского Флота. Он должен быть разносторонне образованным, культурным. Любить и понимать музыку, стихи, живопись. Увлекаться спортом, чувствовать всю прелесть чеканных пушкинских строф и гениальных мелодий Чайковского... В учебное практическое плавание с воспитанниками пошел командир роты – капитан Валентин Федорович Сиротин. Он хорошо помнит, как они пришли в училище – слишком робкие или чересчур развязные. На его глазах и во многом благодаря нему, они становились все более дисциплинированными, грамотными, умелыми. И вот позади училище. А теперь первое учебное плавание. Ночные вахты. Постановка парусов. Может быть, и шторм. Прекрасная морская романтика.
Незаметно прошли пять лет жизни в Нахимовском. Надеты курсантские ленточки на бескозырки, пришиты погоны с золотым якорьком. Пройдет еще несколько лет. Молодые офицеры наденут первые лейтенантские золотые погоны с черным просветом, пришьют на рукав кителя первые офицерские нашивки, отправятся в большое плавание. Но юность, замечательная юность в Рижском Нахимовском училище, не забудется никогда.
Приказ начальника училища № 251 от 1 сентября 1951 года с объявлением строевого расчёта училища на 1950/1951 год.
Распределение офицерского и старшинского состава по ротам и классам воспитанников на 1950/ 1951 учебный год.
«Лавена». Нахимовец у вертушечного лага. Нахимовец Борис Буфетов у штурвала.
Офицер-воспитатель капитан 3 ранга Михалевский И.Г.
Примечание. Биографическую справку на Михалевского представил его внук Андрей в октябре 2011 года после ознакомления с материалами о Рижском Нахимовском училище на блоге «Вскормлённые с копья»:
«Мой дедушка, Михалевский Иосиф Георгиевич, родился на Украине, в селе Мохночка в 1920 году. С детства мечтал стать учителем (учитель в то время, да ещё на селе, был одним, если не самым, уважаемым человеком). С отличием окончил педагогический техникум (одна «четвёрка» по русскому языку), но по совету военкома вместе с ребятами-односельчанами в 1939 году поступил в Бакинское ВМУ. А в 1941 началась война. Их курс в это время находился на практике в Таллинне. Их не эвакуировали до самой оккупации немцами. Когда немцы заняли город. как раз шла посадка последних подразделений на транспорт. Так получилось, что немецкие мотоциклисты разделили курсантов на две части – одна смогла под прикрытием погрузиться, а вторая осталась на пирсе и была уничтожена. Дедушка рассказывал, что всё происходило на глазах и зрелище было ужасное (он был в группе, которая смогла спастись). Первый курс училища был отправлен матросами на фронт. Третий курс был досрочно выпущен и отправлен на флот офицерами. Второй курс, на котором учился дедушка, оставили доучиваться. Закончил училище в 1942 году и был направлен на Волгу в Сталинград (на катере обеспечивал прикрытие переправы войск). Потом Чёрное море, командир катера (по-моему, тип катера – «малый охотник»). Ходил в Ванкувер за катерами по ленд-лизу и переправлял их по железной дороге. На этих катерах продолжал воевать на Чёрном море. Был назначен командиром звена. Во время одного из боёв катер был потоплен авиацией и, пока шёл бой, дед держал на себе раненного товарища – того, с кем они поступали из одного села (дед до конца жизни с ним переписывался. Это был, по-моему, его единственный друг). Потом дедушку назначили на тральщик. В конце войны с Чёрного моря его перевели на Балтику. Сразу после войны помогал полякам в создании флота (что-то им, видимо передавали). Ну, может, не в создании, но учил обращаться с корабельным вооружением. После этого была Рига, потом Калининград. Потом Вольск. Потом Ярославль - кафедра морской тактики в Ярославском финансовом училище. Закончил службу в Ярославле в 1968 году в звании капитана второго ранга. Сын и дочь. Сын – закончил школу с серебряной медалью, уважаемый человек в Ярославле, доктор (сейчас уже на пенсии). Дочь – закончила школу с золотой медалью, химик (моя мама, тоже на пенсии). После службы работал руководителем Морского клуба в Ярославле в системе ДОСААФ. Вот, в принципе, коротко.
С уважением, Андрей Михалевский. 10 октября 2011г.»
С.Банк. Под парусами. - Советская молодежь. 1950, 3, 4, и 7 Сентября.
1. «Лавена» уходит в море
Вот и настал этот долгожданный день – старшеклассники Рижского Нахимовского училища – две роты 10-го – 9-го классов отправляются в двухнедельный морской поход. ...Теплый вечер. Яркие августовские звезды над головой. Кружево Валдемарского моста, Черная тихая вода. Горят на носу и корме якорные огни. Шлюпка беспрерывно курсирует между учебным судном «Лавена» и пристанью. Это возвращаются воспитанники. Ловко поднявшись по штормтрапу на шкафут, нахимовцы докладывают: – Товарищ лейтенант, воспитанник второй роты Тихомиров из увольнения прибыл. За время увольнения никаких замечаний не имел. Ночь. Команда спит. Только вахтенные бодрствуют в кубриках и на палубе.
Ярким солнечным утром «Лавена» выбирает якорь и, развернувшись вниз по реке, уходит в поход. И пока проплывают вдоль бортов причалы рижского порта, судоверфь, зеленый берег полноводной Даугавы, познакомимся поближе с нашим судном. «Лавена» – трехмачтовая шхуна с бермудским косым вооружением. Свыше 700 квадратных метров – такова площадь ее парусов. Ее водоизмещение – 626 тонн. Дизель мощностью 225 сил в сочетании с парусами, хорошая устойчивость и великолепные морские качества обеспечивают шхуне неограниченный район плавания. «Лавена» вошла в Рижский залив. Жаркое солнце, легкий ветер, тихая синяя вода. – Команде до пояса раздеться! – кричит с мостика вахтенный офицер. Мигом сняты синие рабочие блузы (форменки). Десятки загорелых и крепких юношеских фигур разбегаются по кораблю. Идет будничный, но увлекательный первый день похода.
В походе. Руководитель практики старший лейтенант С.И.Сергеев объясняет нахимовцам Челищеву (слева) и Хиноверову обстановку на море. Фото капитана В.Заворуева.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
«Принципиальная оценка» факту была задержана до срока: подводная лодка заканчивала экстренное приготовление к выходу в море. Причиной задержки заинтересовался КП флота. По требованию оперативной службы Неулыба и Хорт побежали на пирс. - Подводная лодка к бою и походу готова, - рапортовал у сходни, забросив «лапу к уху», старпом. - Личный состав на борту. Помощник заболел, обострение язвы, отправлен в санчасть. - Старпом, а где же та регенерация? Почему на партактиве я узнаю, что она валяется в кустах? Старпом Халваныч ссутулился и преданно молчал. - Ну, этого я вам и помощнику не прощу, - зло пнул сапогом сходню Неулыба...
По программе контрольного выхода лодка шла по «красной строке» подготовки к боевой службе. Прокуратура флота заминала «это дело». Вслед за ней - и районная. Вешать на себя «собак» и зарабатывать головную боль никому не хотелось.
***
Замполит Хорт, молодой белобрысый энтузиаст, с деланным оживлением ворвался в каюту командира. - Товарищ командир. Вам велено ехать домой. Отдыхать. Неулыба сумрачно оглядел своего «комиссара»: молод, зелен, увлекающийся. Перевел глаза на разбросанные бумаги: -У меня уйма дел... - С делами управимся. - С моими-то делами? Управитесь? - криво усмехнулся Неулыба. - Управимся, товарищ командир. Езжайте и ни о чем не думайте. -А кем это, интересно знать, велено? Хорт неопределенно пожал плечами и возвел глаза к потолку: сверху приказано. - А вам, что... отдыхать не надобно? Хорт усмехнулся. Вопрос командира звучал глуповато. Без слов ясно - в походе от командира зависело все... А мы успеем. «Выгоняют на подзарядку», - мелькнуло в голове Неулыбы. Он окинул взглядом «комиссара» и криво усмехнулся во второй раз: - А пить... дозволяют? - Это можно. - И с девочками можно? - И с девочками. В пределах, разумеется, - принял тон командира Хорт. - Ну ладно. Если ты уж, комиссар, такой хороший... Передай мои приветы тем, кто обо мне так трогательно заботится...
И нахлобучил фуражку с позеленевшим крабом. В лесу отцветала, исходила жизненными силами весна. Нашумливал верховой ветер. Тихо тренькали невидимые пташки. В просветах меж дерев стремились куда-то невесомые облака. В лесу - трое. Соседка, жена и он, Неулыба. Неулыбина жена, жизнерадостная хохотушка, чувствовала: на мужа что-то давит тяжелое. И он об этом не скажет. И преувеличенно весело бросила: - Ну, вы тут посидите без меня. А я за цветочками. Коньяк, отпущенный в неограниченном количестве, Неулыбу не забирал. Он, улегшись на спину, глядел на облака. Бегущие, легкие, белоснежные. Наползала тоска. Тяжелая, каменная. Пестренькая букашка выползла на руку и, сердито шевеля усиками, уставилась на Неулыбу: а ты чего тут? «Эх, ты, дурашка! Я ведь и раздавить могу. Однако живи. Не на меня смотри. На облака. Дыши ветром». Мысли Неулыбы были там, в неведомом, полном неожиданностей и опасностей враждебном мире. Как предугадать? Что сделать, чтобы обойти эти опасности? Этого он не ведал. Знал одно: за ним пятьдесят пять душ. При мысли об этом сердце сжималось от загнанного вглубь, но упорно выползающего страха. А за этими душами? Сколько их там еще, надеющихся, не догадывающихся о Неулыбиных страхах? Уверенных, что он, командир, все может - не подведет, вывезет, возвратит. Не догадывающихся, что Неулыба тоже слаб и, может быть, больше других. Уповающих на его знания, волю, мудрость, которых, казалось ему, не хватало. Тоска давила. А наверху бежали такие легкие-прелегкие, красивые и равнодушные облака. Неулыба обнаруживал в себе нестерпимое желание - скорее туда, пройти через все, что должно быть пройдено. Предстоящее уже завораживающе тянуло к себе. Как лягушку взгляд змеи. - Вот вам, голубки, - и жена осыпала лежащих ворохом цветов. «Хоронишь, что ли?» - с досадой подумал Неулыба.
- Ну, еще по одной. И домой. Детки плачут, с голоду умирают, - пропела она речитативом, видимо, поняв настрой «голубков». Соседка кусала травинку и молчала. Она думала о своем Володьке, тоже командире, который в это время советником в далекой Индонезии зарабатывал рупии и тропический тиф. Впрочем, про тиф она еще не знала. А облака все плыли. И шумел верховой ветер. Только букашка куда-то скрылась, озабоченная своими букашкиными проблемами.
***
- Ну-с, командир. Доложите предварительно ваше решение, которое будет утверждать ваш командир эскадры. Поясняю, я действую по указанию командующего флотом, - суховатым тоном распорядился представитель штаба флота. Присутствующие - Хороший Мужик, Тетя Фрося, Белогад, начальник разведки эскадры - глядели на Неулыбу и выжидательно молчали. - Мое решение регламентируется выполнением статей НПЛ-59. Переход совершаю в смешанном режиме, с максимально возможной скрытностью... - Что значит с максимально возможной? Поясните, - перебил представитель флота. - Днем на глубине, где возможно - под слоем температурного скачка; на сеансы связи подвсплываю, тщательно обследовав горизонт пассивными средствами. Ночью, если метеообстановка сложна, - в надводном положении, в тихую погоду и хорошую видимость - под РДП (режим работы дизеля под водой). Уклоняться от обнаруженных огней судов на дальности видимости горизонта, приведением их за траверз. - Уточняю, - перебил представитель флота. - Надводное положение - только в проливных зонах. В открытом море - только под РДП. Комфлот ставит дополнительную задачу - за поход наплавать не менее 90% времени в подводном положении.
Принципиальная схема РДП. 1 - автоматический поплавковый клапан; 2 - воздух к дизелю; 3 - выхлопные газы от дизеля; 4 - воздух на вентиляцию.
Кроме основной задачи, вам ставится вторая, не менее важная - использовать до предела технические возможности по скрытности подводной лодки своего проекта. - А почему об этом не сказано в боевом распоряжении? - с деланной наивностью спросил Неулыба. - Вопросы задаю я, отвечаете вы, - сухо отпарировал представитель флота. - Совершенно верно. Совершенно верно, - вмешался активный Белогад, в присутствии начальства он предпочитал необычно демократический тон. - Скрытность - основа успеха в выполнении задачи. Командир, я же вас учил - уважать режим РДП! «А без вас я и не догадывался, что скрытность - главное оружие лодки. Спасибо за подсказ, товарищ начштаба. Но черта с два. Ночью, в кромешной тьме под перископами и при грохоте дизеля? Слеп и глух, как мычащая корова», - подумал Неулыба, но вступать в дискуссию не стал... Он еще не мог знать, что пять лет спустя скорые на прозвища янки назовут этот режим советских подводных лодок «ревущая корова», а после гибели ПЛ К-129 (лодка Кобзаря) в океане главком ВМФ своей директивой вообще запретит плавание подводных лодок под РДП на боевой службе... - А как вы будете действовать, обнаружив работу низкочастотных гидролокаторов? - как репей вцепился в Неулыбу представитель флота.
В природе репей и лопух - это одно и то же... - Разработанная на эскадре инструкция регламентирует: уклоняться расхождением на дистанции не менее 60 кабельтовых. Обнаружить шумы винтов корабля своей ШПС (шумопеленгаторная станция) я могу на дистанции тоже порядка 60 кабельтовых. Следовательно, обнаружив работу низкочастотных ГАС (гидроакустическая станция), я должен предполагать, что и сам уже обнаружен противником. Как выйти из создавшегося положения, подскажет обстановка... - А как вы будете вести слежение за главными объектами, находясь внутри ордера кораблей охранения? Как выполнять такую задачу, имея шумопеленгаторы с дальностью, меньшей «зон освещения» низкочастотных гидролокаторов кораблей охранения авианосцев, Неулыба не знал. Он молча пожал плечами: «Это называется - и рыбку съесть, и на крючок не сесть». Впрочем, он догадывался: товарищ из штаба флота, вероятный творец боевого распоряжения, не знает этого и сам. Но то было время, когда было модным «ставить задачи», не задумываясь о возможностях их выполнения. По формуле: «Что значит не могу, когда партия приказала?!» - А как вы намерены форсировать Корейский пролив? - В боевом распоряжении указано однозначно - ночью, в надводном положении, - удивленно ответил Неулыба - представителю следовало бы знать об этом. И добавил: полным ходом, без ходовых огней. - Вот именно. Пролив проскочить в кратчайший срок, - безапелляционно резюмировал представитель флота. - Кроме всего прочего, при погружении вас понесет обратно в Японское море сильное встречное течение. - Главное, командир, спокойствие и осмотрительность. Не спешить, - внес свою лепту Хороший Мужик. - Семь раз отмерь, один раз отрежь. Неулыба покосился на комбрига, но смолчал. - Не забывайте требований НПЛ-59. Меньше отсебятины. Учитывайте мои рекомендации, - вклинился вездесущий Белогад.
- При всем том помните, командир, - опора на коммунистов. Правильная постановка партийной работы в походе - основа основ, - добавил Тетя Фрося. Против столь четких указаний Неулыба возражать не стал. Он еще не знал, но чувствовал, что будет вынужден действовать как раз наоборот. Когда считанные секунды будут решать все. - Ну, а теперь - на доклад к командиру эскадры... - подытожил Хороший Мужик. - Обращаю внимание на четкий, уставной доклад. Глубокой ночью подводная лодка закончила приготовление к бою и походу. Сообщение экипажа с берегом прервано. Список экипажа, заверенный гербовой печатью, оставлен на КП эскадры. Получена прибрежная обстановка. Запрошен флот. Флот приказал «ждать». Лодка стояла у пирса в полной темноте. Неулыба смолил сигарету под телефонным грибком и сдержанно чертыхался. Эта задержка ничего хорошего не сулила. Наконец заверещал телефон. Оперативный дежурный: - К вам направляется представитель из академии. Пойдет с вами. - Какой еще представитель? Что я с ним буду делать? У меня и без него как селедок в бочке! - разозлился Неулыба. - Не какой-то, а капитан 1 ранга. С кафедры военно-морского искусства. Горит желанием набраться практического опыта. Гордись - у тебя! В учебники попадешь, - перешла на «ты» трубка. - А вообще приказы не обсуждают. С прибытием «академика» на борт - доложить и «добро» на выход. - А сколько ему лет, этому «академику»? - рявкнул Неулыба. - Судя по чину, от сорока до двухсот, - ядовито отпарировала трубка. - Да он в ящик сыграет в субтропиках! А у меня досок нет. - Корми отборным овсом, пои ключевой водой, авось не сыграет. А вообще-то это уже твои трудности, - завершила дебаты трубка. Неулыба сплюнул в темноту: вот идиоты! Ни холодильников, ни кондиционеров, ни свободных койко-мест на лодке не было.