Вскормлённые с копья

Первый (торпедный) отсек подводной лодки.

Когда замполит подошел к выходу из отсека, старпом занял освободившееся место, извинился и сказал, что он пошутил.
Вообще, наш безобидный, спокойный и тихий замполит капитан 3-го ранга Сапаров частенько становился объектом для шуток и розыгрышей, которые сносил довольно спокойно. Даже молодые лейтенанты над ним подтрунивали, когда ему пришлось временно стать вахтенным офицером, вместо выбывшего из строя Мухтарова.
Я, спустя годы, понял насколько был нелеп и даже постыден был мой розыгрыш Сапарова при всплытии Б-36 рядом с американским эсминцем. Он находился у шахты рубочного люка рядом со штурманской рубкой, как и все мы, в заношенном разовом белье и в тревожном ожидании развития событий. Я, в качестве шутки, посоветовал ему переодеться, так как с эсминца потребуют прибыть на борт командиру и комиссару с вахтенным журналом. Я-то понимал, что этого не может быть, а ведь Сапаров мог принять эту шутку за правду. Но и в этом случае он никак не среагировал.
Все-таки один раз я увидел его возмущенным. При возвращении в родную базу замполит активизировал свою деятельность и организовал массовый приём матросов в кандидаты в члены КПСС. Собрания зачастили, что не вызвало восторга у коммунистов, сменявшихся с вахты. Вместо заслуженного отдыха им приходилось дремать на очередном приёме. На одном из них Сапаров зачитал заявление матроса с просьбой принять кандидатом в члены КПСС и спросил: «Какие будут предложения?» Копейкин, услышавший вопрос сквозь дрёму, предложил: «Принять». Замполит возмутился и стал горячо протестовать против приёма без обсуждения. Но окончательно проснувшийся старпом потребовал не нарушать внутрипартийную демократию и поставить его предложение на голосование. Все дружно проголосовали за предложение Копейкина и довольные разошлись по койкам.
Я хорошо запомнил этот случай и понял, что если проводишь какое-либо демократическое мероприятие, то первое предложение выдвигай сам. В своей дальнейшей жизни и деятельности именно так и поступал, избегая неприятных сюрпризов.



20.10.1987. Контр-адмирал В.В.Наумов на СМП объявляет о подписании акта государственной приемки серийной ПЛ 667 БДРМ проекта в состав ВМФ. Слева директор предприятия Д.Г.Пашаев, справа командир корабля В.А.Хандобин.

Ну и, наконец, меня приятно удивила и понравилась невозмутимость старпома во время моей попытки определить в отсутствии светил, какой из гирокомпасов корабля показывает курс с ошибкой в десять градусов. После того, как я заметил расхождение в показаниях носового и кормового гирокомпасов в десять градусов, я около трёх суток ждал появления на небе хоть какого-нибудь светила. Параметры работы у обоих компасов были в норме и свидетельствовали об их, вроде бы, исправной работе и выявить ошибку одного из них можно было, только сравнив расчётный азимут любого светила на момент взятия пеленга на это светило в пеленгатор репитера на мостике. Но все светила прятались за облаками.
Тогда я предположил возможность рассогласования в схеме одного из компасов текущей широты места корабля и принял решение согласовать эту широту на стопорах. Решение по идее правильное, но реализовано оно было, мягко говоря, не лучшим образом. Подумав, с какого компаса начинать это согласование, я, чтобы не затягивать эту операцию, которая требовала около 3-4-х часов на приход в меридиан каждого компаса, решил согласовать на стопорах оба компаса одновременно. Это обеспечивало выход из меридианов примерно на сорок пять градусов в обе стороны обоих компасов и движение подводной лодки по постепенно уменьшающейся синусоиде стремящейся к нулю.
И всё бы ничего, этот грех остался бы на моей совести, но тут в облаках появился просвет и старпом вызвал меня на мостик. Когда я поднялся на мостик, Аркадий Александрович спросил меня: « Штурман, почему это мы всё время держим курс 45 градусов, а Полярная звезда недавно была у нас слева 45, а сейчас почти по носу?» Я ответил, что провожу согласование компасов на стопорах и прошу держать Полярную примерно на курсовом 45 градусов левого борта и что скоро это безобразие кончится. - «Хорошо», - спокойно сказал старпом.
Вскоре гирокомпасы пришли в меридиан, взяв пеленг на Полярную звезду, я убедился, что ошибается кормовой гирокомпас и на этом всё закончилось. В базе специалисты гидрографии выяснили, что произошло рассогласование гиросферы компаса с его следящей системой, но причины объяснить не могли.
Поворот на курс 270 градусов мне удалось откорректировать за счёт линии положения, полученной при измерении высоты звезды Регул при подсветке горизонта полярным сиянием и обеспечить проход Б-36 севернее Норвегии, не приближаясь к её побережью ближе 30 миль.
Последнее, что меня порадовало, как штурмана, работоспособность антенны Рамка, несмотря на то, что она ещё в Саргассовом море была залита морской водой. С ее помощью я уверенно привязался к берегу по норвежским радиомаякам, получив невязку 7 миль.
Возвращение из похода в губу Сайда торжественным не назовёшь. После швартовки мне запомнился только один встречающий, кто-то из инженерно-механической службы, спросивший, все ли дизеля на Б-36 в строю. Получив ответ, что один дизель сломан, безнадёжно махнул на лодку рукой и удалился.
Я не присутствовал ни на одном из разборов похода 69-й бригады, но, из рассказов очевидцев, разбор на 4-й эскадре был довольно странным. Когда офицеры групп командования подводных лодок эскадры были собраны для заслушивания доклада представителя вышестоящего штаба, их предупредили, чтобы вопросов не задавали и докладчика не перебивали. В докладе командиры кораблей 69-бригады обвинялись во всех смертных грехах. Не зная истинного положения дел, слушатели молчали, но когда докладчик обвинил командиров в том, что они всплывали при достаточно высокой плотности электролита в аккумуляторных батареях 1,050, по залу пронеслись возгласы негодования и недоумения, так как, каждому подводнику с юных лет известно, что ниже этого значения плотность просто не может быть. «Не перебивать!» раздался окрик, докладчик дочитал доклад и быстро удалился.
При разборе у заместителя министра обороны маршала А.А.Гречко, по воспоминаниям присутствовавших, было ещё больше странностей. Оказалось, что критикуя действия командиров 69-й бригады, маршал Гречко был уверен, что они командовали атомными подводными лодками и никак не мог понять, почему они всплывали для зарядки аккумуляторных батарей. Узнав, что к всплывшим подводным лодкам американские эсминцы приближались на дистанцию до 50 метров, маршал спросил, почему же подводники не закидали их гранатами. Когда же он понял, что в мирных условиях всплытие было неизбежно, то сказал, что он лучше бы утонул, чем так позориться. В итоге всё кончилось благополучно и участников похода не наказали.



В.В.Наумов - командир АПЛ.

Для меня главным результатом этого похода стало убеждение, что для успешного противодействия противолодочным силам капиталистических стран и прежде всего их надводным кораблям, подводным лодкам необходимо обладать большим диапазоном скоростей и возможностью находиться в подводном положении неограниченное время. Поэтому через три месяца после возвращения из похода, я продолжил службу на подводных атомоходах.



Жены, боевые подруги (слева направо): Алла Мухтарова, София Андреева и Людмила Наумова.

Воспоминания бывшего командира БЧ-3 подводной лодки «Б-36» капитана 1-го ранга в отставке Мухтарова Аслана Азизовича об участии в Карибском кризисе.



В августе 1962 года по прибытии из очередного отпуска, я узнал от командования ПЛ, что началась интенсивная подготовка к длительному походу. Экипажу нашей ПЛ была поставлена задача: подготовить ПЛ к переходу в базу одного из дальних дружественных государств. Страна прибытия не называлась. Хотя мы предполагали, что это может быть Африка или Куба! Естественно, разговоры об этом велись не только на службе, но и в семьях. К этому времени на Северном Флоте приступили к формированию нового соединения - бригады подводных лодок. Создаваемая бригада получила тактический номер 69, в ее состав вошла и наша ПЛ. Все подводные лодки, которые вошли в бригаду, прошли предпоходовый ремонт и докование. По-видимому, из-за этого и для соблюдения скрытности подготовки, по приказанию командующего флотом, в начале сентября окончательно укомплектованные и подготовленные лодки были перебазированы в губу Сайда (п. Гаджиево), где и начали окончательную погрузку боезапаса, топлива и продовольствия. Подготовку лодок к походу курировал лично командующий флотом со своим штабом.
Его интересовали готовность подводных лодок к длительному автономному походу, надежность механизмов, приборов, аппаратуры, наличие ЗИПа, надежность оружия.



Касатонов Владимир Афанасьевич

Минно-торпедная боевая часть (БЧ-3) состояла: командир БЧ-3 – капитан-лейтенант А.А.Мухтаров; командир торпедной группы - лейтенант В.М.Кутьин; старшина команды - мичман Л.Н.Мартынов; командир отделения торпедистов, командир отделения торпедных электриков. Весь личный состав боевой части был допущен к управлению соответственно боевой части и боевыми постами. Боевая часть была допущена к приему, хранению и боевому использованию ядерного боезапаса.
Подготовка ПЛ к переходу завершилась 30 сентября 1962 года погрузкой на лодку 21-ой торпеды с обычным зарядом и одной торпеды с ядерным зарядом.
Обычно на ПЛ, торпеда с ядерным зарядом грузилась в первый или второй аппарат, для удобства ухода и обслуживания, нами было предложено загрузить ее в средний торпедный аппарат, в чем мы убедили представителей шестого управления. После этого у нас на все подводные лодки торпеды с ядерным боезапасом стали загружать в средние торпедные аппараты.
Перед личным составом выступил первый заместитель ГК ВМФ адмирал В.А.Фокин и сказал, что бригаде предстоит выполнить специальное задание Советского правительства: совершить скрытый переход через океан и прибыть в новый пункт базирования в одной из дружественных стран. О стране базирования личному составу разрешалось сообщить только с выходом подводных лодок в море.
Выход подводной лодки на операцию был осуществлен в 4 часа утра 1 октября 1962 г.
Выйдя из Сайда-губы, мы развернулись по своему маршруту. После выхода из Кольского залива командир ПЛ вскрыл пакет, и мы узнали распоряжение. Переход ПЛ совершить скрытно. Оружие на переходе иметь в готовности к боевому использованию. Обычное оружие применять по указанию ГК ВМФ или при нападении на ПЛ. Ядерное - только по специальному указанию МО или ГК ВМФ.



Министр обороны Р.Я.Малиновский, Н.С.Хрущев, Главком С.Г.Горшков.

Конечная цель маршрута - бухта Мариель, на Кубе.
В это время в Атлантике, особенно в северной - штормовой ветер. Используя штормовую погоду, мы сравнительно легко преодолели все три противолодочных рубежа в Северной Атлантике и вышли в Центральную Атлантику.
7 октября, стоя на вахте на мостике, в штормовых условиях я не успел увернуться от набегавшей волны, и был прижат ею к планширю рубки, в результате чего сломал два ребра. Но благодаря заботе доктора ПЛ капитана Буйневича через 12 дней встал в строй.
Через полторы недели мы были в Саргассовом море.
В ходе похода личным составом БЧ-3 проводилась проверка торпедного оружия согласно правилам минной службы. Проводились тренировки по приготовлению торпедного оружия к применению. Личный состав был готов в любую минуту произвести залп.
До бухты Мариель, пункта назначения, оставалось 150-200 миль. Командир ПЛ решил форсировать пролив Кайкос скрытно.
В это время в лодке стояла страшная жара. К действиям в тропических условиях ПЛ была не приспособлена: отсутствовала системы кондиционирования, не было системы охлаждения аккумуляторной батареи при ее зарядке. Температура на отдельных боевых постах (гидроакустиков, электриков, мотористов) доходила до 50-60 градусов.



Дизельный отсек.

Все это приводило к выходу из стоя материальной части, а также к тепловым ударам и обморокам подводников. Ограничение запасов пресной воды не позволяли выдавать более 250 граммов воды в сутки на человека. Невозможность смыть пот и грязь привели к 100% заболеванию личного состава потницей в особо тяжелой, гнойной форме. Только в носовых и кормовых отсеках, где располагалось БЧ-3, температура держалась 35-40 градусов.
В таких условиях лодка находилась почти три недели.
23 октября командир получил шифровку с приказанием МО - быть готовым к применению торпедного оружия с обычным боезарядом.
29 октября, в отсеке, мы услышали работу ГАС в активном режиме, затем взрывы гранат. Гоняли нас долго, вынудили ПЛ всплыть. В надводном положении мы находились около 36 часов в сопровождении американских противолодочных сил. За это время была сделана зарядка аккумуляторной батареи, отремонтирован ВИПС. Исправили все повреждения. Провентилировали ПЛ. Дали отдохнуть личному составу. Окончив зарядку ПЛ, на глазах сопровождавших американцев, срочно погрузилась и оторвалась, оставив их в недоумении. До конца пребывания в Саргассовом море американцы нас больше не обнаружили.
14 ноября 1962 года получили приказание скрытно возвращаться в Кольский Залив. В последних числах декабря возвратились в базу - губу Сайда. Встречал нас начальник штаба бригады капитан 2 ранга В.А.Архипов и 6 матросов для приема швартовых концов, а затем на катерах нас отправили в город Полярный.
За данный поход я был награжден орденом Красной Звезды.

Капитан 1 ранга в отставке Мухтаров



Андреев Анатолий Петрович, Мухтаров Аслан Азизович, Наумов Владлен Васильевич.

Продолжение следует.

Пресная вода на корабле была дефицитом, но если удавалось перехватить лишний стаканчик, то можно было на своем теле проследить странное явление. Когда я выпил залпом доставшийся мне стакан холодной водички, то через несколько секунд ощутил шевеление буквально всей кожи. Обратив на неё внимание, я увидел, что по всему телу под тонким прозрачным слоем кожи появились светлые мелкие пузырьки воды. Они легко ликвидировались полотенцем, имевшимся у каждого в руках для борьбы с потом. Полотенце изрядно промокло, его пришлось отжимать, к слякоти на палубе центрального поста добавилась лужа. На этом всё и кончилось, я остался таким же разгоряченным, потным и мучимый жаждой, каким и был до стакана воды.
Несмотря на всю неблагоприятную обстановку, весь экипаж безропотно выполнял свой долг, на постах, где температура приближалась к 70 градусам, электрики, гидроакустики, даже при сокращённой продолжительности вахты, были вынуждены нести её с нашатырём из-за нередких случаев потери сознания. Тем временем, американскому эсминцу надоело крутиться вокруг неподвижной Б-36, и он начал взрывать сигнальные гранаты, очевидно, приглашая нас к всплытию.
У меня был опыт прослушивания взрывов гранат, имитировавших взрывы глубинных бомб, на совместных учениях С-178 и противолодочных кораблей Камчатской Военной Флотилии ТОФ, но взрывы американских гранат по интенсивности не выдерживали никакого сравнения с тем, что я слышал на ТОФе. Они гулко отражались на корпусе лодки, вызывая мигание лампочек и осыпание крошек пробковой изоляции с подволоков отсеков.
Когда Б-36 дала ход моторами, взрывы прекратились, а разрядка аккумуляторных батарей ускорилась, неизбежно приближая момент вынужденного всплытия. Наконец, этот момент наступил. На Б-36 был продут весь главный балласт сразу, как только эсминец прошел наш траверз и оставил лодку за кормой. Одновременно началась передача на ЦКП ВМФ радио о всплытии лодки и ее преследовании противолодочными силами США.
Прежде чем отдраить рубочный люк, через шахту вдувной вентиляции пришлось сравнять давление в отсеках с атмосферным. Это действие вызвало в отсеках шипение испарявшейся с палуб слякоти, на короткое время появление сиреневого тумана, с исчезновением которого палубы отсеков оказались совершенно сухими.
Люк отдраивал помощник командира капитан-лейтенант Анатолий Андреев. Прежде чем подняться на мостик, он через рубочный люк просунул радиоантенну «Штырь» с привязанным к ней военно-морским флагом СССР, а затем вышел на мостик, держа антенну с флагом высоко над рубкой.



Нахимовцы А.Андреев, Ю.Осипов и В.Кустарев на уроке ВМП. Двое из них стали командирами подводных лодок.

К этому моменту «Чарльз П.Сессил» приближался к лодке с её кормовых углов, а очень низко над рубкой чуть ли не задевая поднятый на штыре флаг, пролетел противолодочный самолёт базовой патрульной авиации ВМС США типа Нептун. На эсминце был поднят сигнал из четырёх флагов Свода сигналов, который мы долго не могли разобрать, пока не разглядели, что такие же флаги нарисованы на его боевой рубке. Тут мы догадались, что это международные позывные эсминца, которые он поднял на мачте в качестве представления при знакомстве.
Следующий сигнал из трёх флагов, поднятый эсминцем, я легко нашел в Международном трёхфлажном своде сигналов (МСС). Он означал запрос с эсминца: «Что случилось? Нужна ли помощь?» Содержание сигнала я доложил на мостик, где уже были командир и старпом Б-36, а в ответ услышал переданное приказание командира: «Не отвечать». Вероятно, он принял мой доклад за доклад от радистов.
После неоднократной передачи радиограммы на ЦКП ВМФ о вынужденном всплытии, мы получили все необходимые квитанции на радио, но никаких указаний не получали, пока не донесли об успешном отрыве от преследования и слежения. Плавание в сопровождении американского эсминца оказалось на редкость спокойным, и если бы не моральные терзания о проигрыше в своеобразной дуэли с ПЛС ВМС США, его можно было бы назвать комфортным.
На Б-36 непрерывно вентилировались отсеки свежим воздухом, шла полноценная зарядка аккумуляторной батареи, был удалён весь мусор и испорченные продукты, на верхней палубе перебирались оставшиеся овощи и шел ремонт отдельных механизмов. Трюмные ремонтировали верхнюю крышку устройства ВИПС, мотористы что-то делали с газоотводами дизелей, а я на мостике ремонтировал залитый водой пеленгаторный репитер гирокомпаса. Одновременно все, кто имел отношение к маневрированию подводной лодки, продумывали и разрабатывали план предстоящего отрыва от слежения. Б-36, продолжая зарядку аккумуляторной батареи, имела ход не более 4-х узлов.



Destroyer Photo Index DD-835 / DDR-835 USS CHARLES P. CECIL

Такая маленькая скорость для эсминца США была затруднительна, поэтому он постоянно маневрировал вдоль левого борта подводной лодки, не удаляясь от неё более чем на 5 кабельтов. После прохода вдоль корпуса Б-36 параллельным курсом на траверсном расстоянии от неё около 50 метров и удалившись от неё на 5 кабельтов, эсминец поворачивал влево на обратный курс и проходил контркурсом, не удаляясь от лодки далее 5 кабельтовых, после чего опять ложился на параллельный курс. Такое, я бы сказал деликатное маневрирование, соответствующее высокой морской культуре, продолжалось непрерывно до самого погружения Б-36.
Этого нельзя было сказать о действиях вертолётов и самолётов ВМС США. Они периодически пролетали над лодкой на очень малых высотах, выполняя телевизионную и фотосъёмку.
Незадолго до завершения всех необходимых мероприятий по подготовке Б-36 к длительному подводному плаванию, как всем нам показалось, представился удобный случай для осуществления погружения и отрыва от слежения. В вечерних сумерках показалось судно с огнями, дававшими возможность предположить, что это танкер. Когда танкер подошёл к нам на одну милю, эсминец направился к нему. Памятуя, каким не простым процессом в советском ВМФ, являлась приёмка топлива в море на ходу, командир дал команду «Приготовиться к погружению». Каково же было изумление всех подводников, когда ещё до выполнения этой команды на подводной лодке, эсминец отошел от танкера, а наша радиоразведка перехватила его донесение на берег о приёме с танкера 150 тонн топлива.
Закончив все работы, для выполнения которых было необходимо находиться в надводном положении, экипаж Б-36 встал перед необходимостью осуществить отрыв от слежения. Надо сказать, что к этому моменту возможность успешного отрыва значительно возросла. В отсеках установился нормальный микроклимат, всё, что требовало неотложного ремонта, было отремонтировано. После ремонта верхней крышки устройства ВИПС, лодка получила возможность выстреливать приборы помех корабельным гидроакустикам и погружаться до рабочей глубины 240 метров, а полностью заряженная аккумуляторная батарея позволяла использовать весь диапазон скоростей подводной лодки.
Но, пожалуй, самым главным фактором успеха в отрыве от слежения в кратчайший срок явилось решение командира корабля капитана 2 ранга Дубивко Алексея Федосеевича применить технический приём подавления гидролокатора эсминца, предложенный мичманом Панковым. Дело в том, что во время всего совместного плавания эсминец непрерывно работал радиолокатором и гидролокатором. Мичман Панков, определив частоту работы гидролокатора, заметил, что она входит в диапазон частот нашей станции гидроакустической связи «Свияга», и предложил настроить её на частоту гидролокатора эсминца, чтобы сделать его в нужный момент бесполезным с помощью непрерывного направленного сигнала Свияги.



Успешность выполнения маневра отрыва превзошла все ожидания. Практически с момента погружения Б-36 эсминец не смог ни на минуту установить с ней контакт. Маневр был начат, когда эсминец, следуя параллельным курсом, ушел на 2-3 кабельтова вперёд. Лодка экстренно погрузилась на ходу 12 узлов, пересекая кильватерную струю эсминца, выставила на глубине 60 метров из устройства ВИПС имитационный патрон, создавший из пузырьков облако, имитировавшее для гидролокатора корпус подводной лодки, затем, продолжая погружение до глубины 200 метров, привела эсминец за корму и начала быстро удаляться. Одновременно, когда эсминец дважды начинал работать в сторону лодки гидролокатором, акустики Б-36 подавляли сигналом «Свияги» его работу, и эсминец выключал свой гидролокатор. При третьем включении гидролокатор эсминца работал в круговом поиске, был достаточно далеко и не опасен для лодки, поэтому решили ему не мешать и продолжали увеличивать дистанцию.
Помня об опыте предыдущего неудачного отрыва от эсминца, временно потерявшего акустический контакт с Б-36, я был озабочен необходимостью в этот раз как можно быстрее и больше её увеличить. А у командира корабля, зашедшего ко мне в штурманскую рубку, появилось намерение экономить заряд аккумуляторной батареи, поэтому мне пришлось при докладах ему значительно занижать текущую дистанцию до эсминца, чтобы продолжать отрыв. В моем намерении мне помог помощник командира капитан-лейтенант Андреев, вошедший в рубку после командира. Перекрыв своим телом выход из рубки и закрыв дверь, он также высказал мнение о необходимости продолжать отрыв. Убедившись, что Б-36 отошла от места погружения не менее чем на 12 миль, я доложил командиру об этом расстоянии и высказал предположение о возможности сбавить скорость.



Эсминец ВМС США Чарльз П.Сесил. Последний взгляд с Б-36 на конвоира перед погружением. Расстаемся навсегда.

С этого момента у Б-36 никаких встреч с кораблями ВМС США до конца похода не было. Об отрыве от слежения было немедленно доложено на ЦКП ВМФ и получена квитанция о приёме нашего донесения. Через короткое время нам поступило указание по связи, но командир ждал радио с распоряжением по нашим дальнейшим действиям, а о них на корабле ничего не было известно. И только по прошествии более суток, получив очередную служебную радиограмму, шифровальщик пришел к радистам и заявил, что, судя по его показательным группам, радисты пропустили одну радиограмму. Оказалось, что после приёма указаний по связи вскоре пришло второе радио с той же показательной для радистов группой, что и радио с указаниями по связи. Считая, что это повторение первого радио, радисты не передали его шифровальщику, а отправили его в корзину. Таким образом, по вине передающего радиоцентра в Москве (и невнимательности радистов?) Б-36 более суток оставалась без управления с ЦКП.
Когда шифровальщик расшифровал извлеченную из корзины радиограмму, оказалось, что для Б-36 была назначена новая позиция, находившаяся в пятистах милях к северо-востоку направлении от нашего местонахождения, занять которую мы уже опаздывали. Пришлось всплыть и выполнять полученное приказание полным ходом.
К общему удивлению и удовольствию первые 400 миль этого перехода проходили при полном отсутствии противодействия со стороны противолодочных сил противника. В то же время в районе позиций, назначенных подводным лодкам 69-й бригады, наша радиоразведка зафиксировала наличие американского вертолётоносца «ТЕТИС-БЕЙ» с кораблями охранения и усиленное патрулирование района силами базовой противолодочной авиации. С приближением к своей позиции на 50-40 миль, мы прочувствовали их противодействие сполна. О нахождении в надводном положении не могло быть и речи из-за не прекращавшихся сигналов самолётных и корабельных радиолокаторов.



Четвертый отсек. Рубка радистов.

У офицеров корабля появилось предположение, что такая своевременная концентрация противолодочных сил в районах позиций, назначаемых для подводных лодок, невозможна без наличия шпиона в системе управления силами ВМФ СССР. И хотя многое объяснилось работой системы «СОСУС», о существовании которой, в том походе мы не знали, всё равно эти предположения развеялись не полностью. Если был Пеньковский, то могли быть и другие ему подобные.
Вскоре после занятия заданной позиции нас подстерегала ещё одна неприятность. 7-го ноября при попытке запустить левый дизель для работы на винт под РДП, в результате гидравлического удара, он был выведен из строя из-за попадания забортной воды в его цилиндры. В правом дизеле во всех цилиндрах также оказалась вода. Следовательно, до выполнения в походных условиях сложных, трудоёмких работ по вскрытию крышек и осмотру всех цилиндров с выяснением причин попадания воды в них и он был не работоспособен. В распоряжении командира Б-36 оставался только средний дизель, не приспособленный к работе под РДП. Значит, длительное пребывание Б-36 на позиции грозило полной разрядкой аккумуляторной батареи и неминуемым повторным всплытием среди противолодочных сил ВМС США.
В этой обстановке командир принял единственно правильное решение - приступить к вводу в строй правого дизеля, а на время работ выйти из района на 60 миль, с возвращением в него с окончанием работ. С удалением из района на 60 миль обнаружили сравнительно спокойную обстановку, позволявшую находиться ночью в надводном положении без хода, в дрейфе, а днём в подводном положении.
Ещё до окончания ревизии правого дизеля мы получили команду на возвращение в Сайда-губу. Возвращение проходило тоже в спокойной обстановке. Противолодочные силы вероятного противника отдыхали после разрешения Карибского кризиса, да и погода была неблагоприятной для интенсивных полётов авиации стран НАТО. Море изматывало нас качкой, а меня, как штурмана, невозможностью надёжно определить место корабля в связи с ненастной погодой без солнца и звёзд.
Практически весь переход был совершён в надводном положении. В начале перехода командир принял решение возвращаться под РДП, но после того как вахтенные офицеры пару раз показали ему обнаруженные в кормовом секторе неизвестные суда, которых акустики не слышали, решение изменил, и лодка всплыла в надводное положение. В штормовом море следование в надводном положении значительно надёжнее обеспечивало безопасность корабля.



Капитан 3 ранга Алексей Дубивко

Осталась одна общая забота о расходе топлива, которого по всем расчетам могло не хватить до родной базы. Для меня эта забота стоила самой большой невязки при определении места в океане за всю мою девятилетнюю службу на штурманских должностях. Перед определением места над моей головой двое суток стоял с логарифмической линейкой флагманский механик 69-й бригады капитан 2 ранга Любимов. Он сверял замеряемый расход топлива и сравнивал с пройденным расстоянием подводной лодкой за время замера расхода топлива. По результатам замеров принималось решение о запросе помощи в виде танкера для дозаправки топлива. Сложность моего положения заключалась в том, что зная из опыта, что гидравлические лаги при оголении носового штевня хватают воздух динамическим трубопроводом и дают заниженные показания скорости, я, испытывая психологическое давление, учитывал осреднённую лагом скорость 4 узла, которую он получал раскачиваясь в диапазоне от нуля до восьми узлов. При определении места невязка составила 67 миль точно вперёд по курсу, что свидетельствовало о фактической скорости, с которой двигался корабль - 5,4 узла. Не прибегая к каким-либо ухищрениям, я полностью занёс эту невязку в навигационный журнал и в отчёты о походе, считая её психологической.
На берег было отправлено радио о необходимости пополнения топлива, которого действительно не хватило. Но кто-то предложил остатки топлива, смешанного морской качкой в балластных цистернах с водой, перекачивать в расходный топливный бачок, из которого сливать отстоявшуюся воду и добавлять в бачок моторное масло. На этой смеси Б-36 вошла в Баренцево море, а вот уже в Кольский залив пришлось входить на моторах за счёт аккумуляторной батареи. Впрочем, танкер встретил нас в Норвежском море, но бушевавший шторм не дал никакой возможности принять от него топливо.
При возвращении было примечательное событие, находясь на мостике, я наблюдал за попыткой мотористов осмотреть трубопроводы дизелей в кормовой надстройке лодки. Моторист вышел на осмотр трубопроводов в сопровождении страхующего матроса и был надёжно обвязан бросательным концом. Но как только он дошел до середины кормовой надстройки, волна смыла его за борт, но, к счастью, следующая волна вернула его обратно с помощью поданного мотористу бросательного конца. Операция осмотра трубопроводов была немедленно прекращена, а я обратил внимание на старшего помощника командира капитана 3 ранга Копейкина Аркадия Александровича, руководившего этой операцией и сохранявшего спокойствие на всем её протяжении, как человек всё вовремя предусмотревший и ко всему подготовившийся.
Вообще он отличался хорошей выдержкой, умением сохранять спокойный тон в отношениях с подчиненными в любых ситуациях, не теряя чувство юмора и не упуская возможности розыгрыша. Я уже упоминал эпизод в тёмном жарком и душном отсеке, когда отчаявшемуся офицеру, требовавшему всплыть и дать бой, потому что в отсеках, по его мнению, люди гибнут, старпом спокойно ответил, что некоторые спасутся, чем успокоил офицера. Из розыгрышей в походе, мне запомнились два.



Аркадий Александрович Копейкин - подгот "46-49-53", в дальнейшем занимал должность начальника отдела подводных лодок Управления боевой подготовки Северного флота. На фото третий слева в третьем ряду.

Первый коснулся офицера 6-го отдела, прикомандированного к нам на время перехода в кубинский порт с одной лишь целью, чтобы следить за целостностью французской проволоки, которой был опечатан торпедный аппарат с загруженной в него ядерной торпедой, и пломбы на ней. Капитан-лейтенант ревностно выполнял эту обязанность и регулярно проверял сохранность пломбы. Однажды после ночной командирской вахты Аркадий Александрович за завтраком как бы невзначай сказал, что не понимает, почему все так трясутся с этой торпедой, как мы убедились прошедшей ночью, осмотрев её, ничего в ней особенного нет. Офицер 6-го отдела побледнел, выскочил из-за стола и бросился в первый отсек к аппарату с торпедой проверять наличие пломбы.
Второй розыгрыш был достаточно корыстный, но оправданный необходимостью. В те часы, когда над Б-36 продолжал маневрировать американский эсминец и обстановка в отсеках по их обитаемости была экстремальной, единственным местом на корабле, где можно было забыться в полудрёме после вахты были окрашенные стеллажные торпеды в первом отсеке. На них постоянно лежали люди, сменившиеся с вахты. Но на подводных лодках были предусмотрены должности, не связанные с несением корабельных вахт в сменах, а, следовательно, имевшие больше возможностей в выборе времени и места для отдыха. К ним относилась и должность заместителя командира корабля по политической части, которую на Б-36 занимал капитан 3 ранга Сапаров. Сменившись с командирской вахты с небольшой задержкой, старпом вошел в первый отсек и обнаружил, что все места на торпедах заняты, в том числе и замполитом. Оценив обстановку, чтобы не поднимать людей, только что сменившихся с вахты Аркадий Александрович сказал Сапарову, что его вызывает командир в центральный пост.

Продолжение следует.