— Можно к нему? — спросил дрогнувшим голосом Фрол. — Он ждет тебя, милый, — поднял голову Фокий Павлович. Палата была маленькая, на отлете, в конце коридора, и Русьев лежал в ней один. Фрол сразу понял, почему Виталий Дмитриевич лежит один, на отлете... — Не показывай, Фролушка, виду, — шепнул Фокий Павлович. Фрол шагнул в палату. Виталий Дмитриевич лежал с высоко поднятой на подушках головой. Узнать его было трудно. Он был потрясающе худ — кожа да кости. Дышал страшно, хрипло, с трудом, боясь задохнуться. Высокий лоб его покрывал липкий пот. Сквозь вырез сорочки выступали ребра, прикрытые кожей. В глазах у Виталия Дмитриевича затаился ужас — он знал, что жить ему осталось недолго, и не хотел умирать. В бою встретить смерть было легче: слишком часто она смотрела в глаза. Сейчас, в это жаркое, мирное лето, она казалась 'бессмысленной. — Фро-луш-ка... — с трудом прохрипел Русьев.— Рад... тебя... видеть... Фрол опустился перед приемным отцом на колени, обнял изможденное, исхудавшее тело.
Он знал: убеждать Виталия Дмитриевича, что он поправится — нельзя. Да это и не в обычае моряков. Моряки смело смотрят в глаза опасности. В глаза врагу. Даже смерти. Зная, что Виталию Дмитриевичу тяжело говорить, Фрол принялся рассказывать о себе, о своем корабле, о Балтике, о выходах в море, учениях... Виталий Дмитриевич слушал, иногда мучительно, надрывно кашлял. Тогда Фрол бережно поддерживал его с одной стороны, Фокий Павлович — с другой. — А ты... уже... капитан...-лейтенант... сынок... — откашлявшись, хрипло прошептал Виталий Дмитриевич. — Да. Вскоре буду капитаном третьего ранга. — Молодец... шагай, Фрол... шагай... Глаза Русьева стали беспредельно нежными, и Фрол понял, как тот его любит; одинокий человек всю нежность души своей отдавал приемному сыну. Он вырастил его моряком, и был счастлив этим теперь, в свой последний час... — Шагай, Фрол... Шагай... — еще раз прохрипел Виталий Дмитриевич. Он откинулся на подушку и, казалось, заснул. Губы его нервно вздрагивали. Они были покусаны и запеклись. Фокий Павлович тронул Фрола за плечо: — Идем, милый. Пусть поспит наш Виталий Дмитриевич. Дойдя до двери, Фрол обернулся. Во что превратился веселый, здоровый, храбрый до безрассудства человек! Вернее, во что его превратили... Кто? Враги! Да, враги, потому что страшная болезнь, иссушившая его, — последствие раны в грудь! Будь они трижды прокляты! Фокий Павлович с нежностью взял Фрола за плечи и осторожно прикрыл дверь. Врач, встретивший их в коридоре, сказал, что Русьев проживет не больше недели.
Корабли в Батумском морском торговом порту. Юрий Абрамочкин/ РИА Новости. -
Выйдя из больницы, Фрол увидел удивительно синее море, мол с причалившими к нему кораблями, оглянулся, стараясь найти то окно, за которым умирал дорогой ему человек, подумал, что никогда больше Русьев ничего этого не увидит, — и горько заплакал. Через месяц Фокий Павлович прислал вещи, оставленные Фролу его приемным отцом, и письмо, очевидно, написанное в самом начале болезни. «Всегда будь честным, Фролушка, не поддавайся искушению завоевать славу кривым путем. Шагай напрямик». Письмо пришло как раз тогда, когда Фрол отказался, чтобы ему «создавали условия» и кривым путем выводили в передовые экипаж его корабля. Фролу пришлось тяжело. Но он терпел — его поддерживал Руеьев. Поддержал и Юрий Михайлович Крамской, с которым Фрол часто советовался. И он, и Никита, когда приходилось трудно, навещали Юрия Михайловича; навещали и в счастливые дни, — например, в тот радостный день, когда их приняли в партию и когда они стали командирами кораблей. И теперь всегда, принимая какое-либо решение, Фрол спрашивал себя: «А как бы на моем месте поступили мой приемный отец или Юрий Михайлович?»
Выпускники Тбилисского Нахимовского училища по случаю установки Памятной доски на здании училища, выступает Ченчик Н.Ф., он выпускал все выпуски.
Фрол встрепенулся. В репродукторе послышался голос старшины Орла. Эхо... контакт с подводной лодкой. Ну, Славушка, действуй! Подводники — тем лафа в шторм — ходят под водой в тишине и покое, а тут качайся — кишки выворачивает. Правда, Фрол к тряске привык: на торпедных катерах начинал службу, из него на первых порах чуть душу не вытрясло. Фрол знает, что Барышев сейчас прокладывает на карте курс — и свой, и подводной лодки. Хлипкий — хлипкий, а не хочет на берег (Фрол кое-что прослышал о настояниях Виктории). Для того мы и существуем, чтобы охотиться за лодками в любую погоду, для того и тренируемся со своими подводниками, чтобы никто чужой не забрел в наши воды... ...Славка выходит в атаку... Ну, держитесь, подводнички, сейчас мы вам жару дадим!
9
— Мама, Фролушка все еще не звонил? — спросила Стэлла, придя с работы. — Может быть, дочка, и звонил, да я уходила, — схитрила мать. Но Алешка разоблачил бабушку: — Я дома был. И ты тоже дома была. Зачем говоришь — уходила? Смышленый парень растет — весь в отца. Рыжий, веснушчатый — вылитый Фрол. — Беги-ка, сынок, погуляй.
Да, наверное, и сегодня Фрол не придет... Стэлла знала, что ей подолгу придется ждать мужа — такова жен моряков, но никогда не могла примириться... Фрол — однолюб, Фрол никогда не увлечется другой — охотницы до чужих мужей всегда терпели у него поражение. Но с одной соперницей ей приходилось делить мужа все эти годы. С Балтикой. Фрол ей предан, Балтика для него — дороже всего. Во всяком случае, он не поступится морем даже ради любимой жены... За окном шумел ветер, носились осенние листья. Невесело в море! А он не пришел и сегодня... Взгрустнулось... Стэлла взяла с полки альбом. Вот давнишние фотографии: два юных нахимовца, оба вытаращили глаза (наверное, фотограф сказал: «Спокойно, снимаю»), оба в бескозырках, на руках — белые перчатки. Такими Никита и Фрол приходили к Стэлле в Тбилиси. А вот два курсанта училища имени Фрунзе, два неразлучных друга — Никита и Фрол. На следующей странице — уже два молодых лейтенанта. Чувствуется, что они горды своими золотыми погонами, фуражками с «крабами», парадными тужурками, черными галстуками, завязанными с великим трудом... ...Фрол был задиристый, вспыльчивый; бывало, наговорит такого, что ей начинало казаться: нет, он не любит ее! Ну, и она не оставалась в долгу. Слово за слово — и они расставались почти врагами. Но вскоре — начинали скучать. И Стэлла, не дождавшись от Фрола весточки (он терпеть не мог писать письма), писала ему большое письмо: о себе, о матери, об отце, о Тбилиси. Она уже тогда понимала, что без Фрола жить ей невмоготу... Балтика далеко от Тбилиси. Стэлла надеялась, что Фрол выберет Черное море, а он выбрал — Балтику. Почему? Потому что ему понравилось это суровое море, когда он проходил на нем практику. Когда-то ради любви жертвовали всем. А Фрол со спокойным (спокойным ли?) сердцем ушел так далеко от Стэллы! За Стэллой ухаживали многие — и молодые франты и хорошие ребята, ее сослуживцы, но она решила: никто, кроме Фрола! И когда Антонина ее позвала на свою свадьбу с Никитой, Стэлла поехала, чтобы спросить Фрола: может быть, он вовсе забыл ее? Больше не хочет видеть?
На свадьбе Никиты и Антонины все было решено. Она приедет к нему через год. Пусть он поразмыслит как следует, по-настоящему ли он любит. Ведь обижал же ее, ссорился с нею! Через год Стэлла Гурамишвили приехала в маленький город на Балтике и стала Стэллой Живцовой. А еще через год на свет появился Алешка. Семь лет они живут вместе; если подсчитать, сколько дней они виделись за эти семь лет, выяснится, что женаты они два года, не больше. Служба флотская — нелегка. Стэлла сердцем чувствует, когда у ее Фрола неприятности. Он не любит делиться служебными новостями, как делятся другие. Она его и не расспрашивает. Фрол приходит домой почти всегда озабоченный. Его мысли там, в базе, на кораблях, и частенько он отвечает: «Прости, милая, я думал совсем о другом». Это уже не тот бесшабашный Фрол, которому, казалось, все нипочем. Остепенился. Когда он командовал кораблем, матросы любили его. А здесь? Любят ли командира дивизиона? Завоевать любовь — нелегко. Ростислав говорит, что его уважают. «Но любят ли?» — спросила она Ростислава. «Мне кажется, успели уже полюбить», — осторожно сказал Ростислав. — Стэлла, зови Алешеньку, будем обедать, — вышла из кухни мать и принялась накрывать на стол. Она поставила прибор и Фролу. А вдруг придет без предупреждения? Иногда так оно и бывает. Но чаще он не приходит. Сейчас он в море. Далеко ли? Здоров ли? Он и заболеет, не скажет. Однажды схватил тяжелую ангину. Домой не пришел, отлежался в каюте. Почему? — Что же я буду лежать здесь, еще награжу ангиной тебя и Алешку? В этом сказался весь Фрол. Алешка хлебает суп. Молодец парень, другие капризничают — того не хочу, другое есть не желаю, мамы упрашивают: ну еще ложечку, за папу, за маму, за бабушку, за кота Бишку. Алешка ест все подряд.
Подумать только, ему уже шесть лет. А давно ли на берегу Куры сидели Фрол, Никита, Антонина и Стэлла и мечтали о будущем? Оно им казалось таким далеким — они тогда были всего только школьниками. И вот оно, это будущее, пришло. Думала ли Стэлла, что будет жить далеко от родного Тбилиси, на берегу холодного моря? — Стэлла, ты ничего не ешь. Ты здорова? — забеспокоилась мать. — О да, я здорова, мама. И Стэлла ест, поглядывая на часы: а вдруг он все же придет и сядет на свое место? За окнами стемнело, зажглись фонари. Воет ветер. В море — шторм. В девять часов Стэлла окончательно теряет надежду. Нет, и сегодня Фрол не придет!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Все-таки Земля вертится, и мы смогли «сдвинуть» ГЛЫБУ московских чиновников от культуры с места. Я вчера получил копию полного текста Устава Государственного автономного учреждения культуры города Москвы «Музейно-парковый комплекс «Северное Тушино». Вот выдержка из пункта 2.3. Устава:
и так далее.
Таким образом, наше предложение о сохранении направленности деятельности парка «Северное Тушино» (опубликовано в статье «Гибель музея», газета «ВПК» от 31 июля 2013 г.) нашло свое подтверждение в самом первом подпункте статьи 2.3. Теперь создателей уникального музея – подводной лодки на «Севмаше» можно успокоить. У них появляется возможность и дальше работать с музеем, пополняя его фонды. Но почему чиновники не могли об этом сказать в СМИ и успокоить общественность еще летом? И что им мешает до сих пор сделать это? Непонятно… Поэтому мной были сделаны следующие шаги:
20 сентября я побывал в Общественной приемной Президента России и передал личное Обращение к нему с упомянутой проблемой. Меня приняли очень благосклонно, вникли в вопрос, и в этот же день состоялось Поручение Президента по нему (№ А26-13-816-53411 от 20.09.13). Текста у меня нет, но уже с 27 сентября по 18 октября проходит так называемая внеплановая выездная проверка Минкультуры РФ Парка культуры и отдыха Северное Тушино с точки зрения соблюдения МУЗЕЙНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА И ОБЕСПЕЧЕНИЯ СОХРАННОСТИ ТРЕХ БЫВШИХ ОБЪЕКТОВ ВМФ (подводной лодки, экраноплана, катера на ВП). Результаты выполнения Поручения Президента будут обязательно до меня доведены. Для меня уже нет в стране более высшей инстанции, остается подождать. Вы, конечно же, узнаете об этом.
Мне захотелось убедить вас не цифрами и фактами, которых у всех много, а логикой рассуждений и несколько необычным взглядом на происходящее.
Начнем с того, что значит жить в России. Россия сегодня — это экономика, некое социальное состояние, море информации, наша оценка происходящего, друзья России и ее враги. Если я чего-то не перечислил, то это не значит что больше ничего не существует. Скорее всего, и этого достаточно, чтобы что-то понять и сделать далеко идущие выводы. Хотим мы того или нет, но сегодня имеется некое равновесие, в котором все силы находятся если не в гармонии, то в равенстве, при котором государство остается государством, народ — народом, территория не распадается, и над ней удается обеспечивать суверенитет. Хотя равновесие это весьма шаткое, и многое может довольно быстро измениться. Естественно, изменения могут быть желанными и не очень. И тут для нас может очень кстати оказаться наша история, которую мы, к величайшему сожалению, не знаем. И не столько потому, что ее каждый день переписывают, сколько потому, что для многих невыгодно, чтобы мы ее знали. По крайней мере такой, какой она в первом приближении была. Во втором приближении мы ее уже не узнаем, даже если вдруг откроется множество новых фактов, потому что эти факты для нас звучат уже по-другому. Но обо всем по порядку.
Сначала об экономике. Она варится не в безвоздушном пространстве, и за последние двадцать лет глубоко проросла в мировую экономику, и в этом есть определенные плюсы и совершенно определенные минусы. Плюсы в том, что любое трансграничное перемещение товаров и денежных средств всегда несет прибыль, и неслучайно многие страны мечтают о том, чтобы через их территорию двигалось как можно больше товаров, а еще лучше — денег. Один современный пример: только по причине того, что Киргизия оказалась между Китаем, с одной стороны, и бывшим московским «Черкизоном», с другой, на ее территории ежегодно оседало от трех до пяти миллиардов долларов — прилипало к плодородной киргизской почве. Но это, так сказать, первичное присвоение чужих денег. Есть еще более существенное — вторичное. На самом деле, в мире существует два рынка для денег во всех их ипостасях и два рынка для товаров. Скажем, кто-то добывает 100 миллионов тонн нефти в год и выставляет всю ее на рынок. Но не все ее количество появляется в одно и то же время на выходе из какой-то трубы, где стоит конечный покупатель со своей наливайкой. От момента добычи нефти до ее использования обязательно проходит какой-то срок, в течение которого ее не просто продают, а перепродают в среднем до 200 раз. Получается, что на рынке вместо скромно добытых 100 миллионов тонн начинают циркулировать 20 миллиардов тонн. Это настолько привлекательно, что, если даже при каждой перепродаже добавлять к цене малую толику, то прибыль все равно будет такой, что у многих, как говорится, «сносит крышу». Понимаю, что вы пока находитесь в недоумении, даже не догадываясь, что сам факт продажи даже не нефти, а воздуха под названием «нефть», приносит баснословную прибыль. Поясняю: допустим, между добытчиком нефти и покупателем заключается контракт на поставку нефти с исполнением в несколько месяцев. Никто не мешает владельцу контракта в ожидании поставки перепродать свой контракт или некий юридический документ его заменяющий, который начинает свою собственную жизнь. И так многократно. С какого-то момента совокупная прибыл от «воздушной нефти» начинает превышать ту, которую кладет себе карман ее добытчик. Это все происходит, благодаря компьютерной технологии и новым финансовым инструментам, раздувающим воздушные пузыри. Такова судьба сегодняшней нефти — кормить собой не только реальный, но и виртуальный рынок. История с деньгами выглядит примерно так же. Самыми популярными являются два механизма — торговля на FOREXe и так называемое «управление рисками». В первом случае, трейдер на каждую тысячу своих денег может получить краткосрочный кредит в 200 раз больше (опять эти пресловутые «200 раз»). При этом банк не теряет ничего, отзывая свой кредит и принудительно закрывая сделку как только вероятный убыток приближается к величине собственных средств, используемых трейдером. В случае с «управлением рисками» происходит следующее. Допустим, вы обратились в банк с просьбой выдать вам кредит на техническое перевооружение предприятия. Просите 500 миллионов денежных единиц. Банк может их дать, но не готов брать на себя весь риск невозврата, поэтому он выпускает 100 бумажек, в соответствии с которыми сто покупателей этих бумажек несут риски по 1 миллиону невозврата, получая за это какую-то часть прибыли банка-кредитора. Но с этого момента бумажки живут своей жизнью — их можно продавать и покупать в надежде на определенную прибыль. Так или примерно так возникает виртуальный финансовый рынок, у которого есть плюс — во первых, он связывает, как цемент, огромное количество ничем не обеспеченных денег, а, во-вторых, обеспечивает баснословные прибыли очень узкому кругу лиц. Минус заключается в том, что коэффициент х200 обеспечивает прибыли, с которыми больше не сравнится ни одна реальная промышленность, что приведет сначала к деформации всей экономики (что уже произошло), а потом к ее очень красивому, трагикомическому коллапсу.
Есть три выхода: медленный вялотекущий военный конфликт, постепенно перетекающий в мировую войну; мировая война под надуманным предлогом сразу, без подготовки; и более гуманное самоубийство в виде постепенного списания всех долгов, которые не мы с вами наделали, но за которые нам с вами отвечать. Тут пора спросить: откуда берутся долги? Дело в том, что прибыль, которая формируется на виртуальных товарных и финансовых рынках, может превращаться в реальные деньги только после того, как она пересечет границу. Американскую виртуальную прибыль нельзя превратить в деньги в США, английскую. — в Англии, а немецкую — в ФРГ. Для выплаты этой прибыли нужно брать деньги за пределами этих стран. В списке жертв уже Испания, частично Италия (которую в очередной раз спасает Берлускони), частично Ирландия, пресловутый Кипр. На очереди, скорее всего, Лихтенштейн и другие офшорные территории, на которых вместо чьих-то денег останутся долги, которые всё равно спишут.
Во всем этом безобразии роль России сводится к товарному наполнению того,что называется «резервными валютами», и скрытой подпитке западных экономик. Подпитка осуществляется через очень элегантный механизма хранения денег в резервных валютах. Дел в том, что если взять всю денежную массу страны, то окажется, что национальная валюта теряет в своей покупательной способности ту часть, которая эквивалента денежной массе, хранящейся под разными предлогами за рубежом. Могу ошибиться, но для рубля этот показатель соответствует примерно 30%.. Другими словами, треть всего, что мы зарабатываем, тратит на свои нужды чужой дядя в процветающей западной стране. Товарное наполнение необходимо для того,чтобы деньги хоть в каком-то количестве оставались деньгами. Но есть еще один нюанс: если мы поставили товар, — нефть, газ, сталь, цемент, калийные удобрения и т.п., — на 100 миллиардов долларов, это означает, что те, кто имеет доступ к виртуальному рынку, могут выбросить на него в 200 раз больше денег, т.е. 20 триллионов долларов и стричь прибыль уже с них. Но до нас с вами эта прибыль никогда не дойдет — нас нет в числе избранных. Такова сермяжная правда, о которой, — увы!– вам никто, кроме меня, не расскажет. Есть еще один нюанс, о котором стоит рассказать. Вы, наверное, не раз слышали, как вам говорили, что укрепление рубля снизит конкурентоспособность российских товаров, себестоимость которых обязательно повысится. Это все миф. В структуре стоимости российских товаров трудозатраты составляют не больше 20%, или в три раза меньше,чем на Западе, тогда как затраты, которые ассоциируются у нас со словом «тарифы» необоснованно раздуты. Зачем нам нужны постоянно растущие тарифы? — Для того, чтобы инвестиционный климат России не терял своей привлекательности. Оказывается, если мы будем платить по прошлогодним тарифам, наши инвесторы могут потерять до полутора триллионов рублей прибыли и навсегда покинут Россию. Вот и получается, что сегодня все мы живем только для того, чтобы создать благоприятный инвестиционный климат.
Так выглядит та среда, в которой сегодня существует наша экономика. Эта среда для нас несправедлива и даже враждебна Чтобы немного поинтриговать, я отложил на другой день некоторые рассуждения о пользе бирж и о пользе мягкого противостояния. В нынешней ситуации обделенной является не только Россия, но и Китай и Япония. Очень интересно экономическое поведение Индии, которой удалось решить многие их тех задач, которые стоят перед Россией сегодня. Но это всё несколько позднее.
16 октября 2013 г.
Цветы на окне
Да, мы с тобой не можем быть другими – Тебя уж нет, а мне не по нутру… Октябрьская несбыточность — как иней, Растаять не успевший по утру.
Октябрьская несбыточность желаний, Смирение как медленный уход. И всё, что не случилось, — всё за нами, Всё, что случится, — не произойдет.
А потому, что просто не успеет, Сбылась лишь осень — за спиной Покров. Опять идут небесные купели, Лишая солнца и счастливых слов.
Несбыточность — когда конец скитаний Исполнится и завершит черёд. И потому украшу я цветами Своё окно, и осень не придет!
В этот же день, видимо, понимая неизбежность прорыва противника к побережью Финского залива, командир 10-го ск приступил к выполнению последней части этого приказа - о подчинении ему частей Таллинского гарнизона. 2.08 Военный совет СЗН приказывает Военному совету КБФ: «На ближайшие 3-4 дня обеспечить выполнение авиационных задач по требованию командира 8 армии, выделяя для этой цели ежедневно не менее половины бомбардировочной и истребительной авиации КБФ» [док. № 150]. А Военный совет СФ просит Военный совет КБФ поставить ВВС КБФ задачи: «Организовать разведку мото-мех. войск пр-ка на дороге Нарва - Гдов и восточном берегу реки Нарва в районе Скрягина гора, Малинцево, Радовели. Прикрыть перевозку по желдороге 118 сд на участке Нарва, Раквере, Кабала. Активно содействовать частям прикрытия 8А в отражении наступления пр-ка» [док. № 151]. При этом задачи по действиям на море, в частности в Рижском заливе, по пресечению снабжения группы армий «Север» с ВВС КБФ не снимались. 3.08 в командование 8А вступил генерал-лейтенант П.С.Пшенников, который принимает решение встречными ударами разъединенных противником войск 10-го и 11-го ск разгромить в районе Тапа наступающую немецкую группировку, после чего объединенными силами организовать упорную оборону на Нарвском перешейке. Его решение содержало предложение — «оборону Таллинского сектора возложить на КБФ» [док. № 152], о чем командующий 8А доложил командующему СФ.
Начальник ПВО КБФ Г.С.Зашихин
5.08, узнав об этом, Военный совет КБФ доносит главкому войсками СЗН: «Командарм 8 поставил ВС КБФ известность своем последнем решении стянуть на восток максимум сил и средств 10 ск, прикрывающего южное и юго-западное (видимо, имелось в виду юго-восточное. — Р.3.) направления на Таллин, целью нанести противнику удар. Случае неуспеха все силы отвести на восток... Своих сухопутных сил для сдерживания противника флот не имеет» [док. № 160]. Не ожидая ответа, Военный совет КБФ создал командование и штаб обороны Таллина, назначив командиром обороны главной базы начальника ПВО КБФ генерал-майора береговой службы Г.С.Зашихина. Во главе обороны г. Палдиски был поставлен комендант береговой обороны главной базы КБФ полковник И.А.Кустов. Были разработаны планы обороны г. Таллин и г. Палдиски только частями КБФ.
Комендант Береговой обороны ГБ КБФ И.А.Кустов
6.08 в ответ на приведенное выше донесение Военный совет КБФ получил директиву Военного совета СЗН, требовавшую: «Принять все меры для обороны Таллина» [док. № 169]. Примечательно, что командующему 8А эта директива адресовалась лишь в копии, т.е. не для исполнения, а для информации. Совершенно очевидно, что с этого момента ответственность за оборону Таллина фактически возлагалась на КБФ, что командующий 8А предлагал сделать еще 3.08. Поэтому именно этот день, 6 августа 1941 г., видимо, следует считать началом второго этапа Таллинской оборонительной операции. 7.08 высказанная выше мысль была подтверждена директивой штаба СФ, которую получил командующий 8А: «Считаю дальнейший отход как Ракверовской группировки, так и Николаева недопустимым и преступным... 10 ск должен не отходить на Таллин, а наступать на восток, с тем чтобы содействовать Вам в разгроме противника» [док. № 174]. 7.08 немецкие войска вышли на побережье Финского залива в районе Кунда. Главная база Таллин, находившиеся в ней силы, органы управления и тыловые органы КБФ во главе с Военным советом флота, а также 10-й ск 8А СФ оказались в тылу противника, отрезанными от «большой земли». 8.08 тем не менее 10-й ск по приказу командующего 8А вновь, как и 5.08, пытался воссоединиться с 11-м ск, но опять неудачно. В ответ на явное намерение увести 10-й ск из-под Таллина Военный совет КБФ обратился к главкому войсками СЗН, наркому ВМФ и заместителю главкома СЗН по морской части с предложением: «Остатки 10 ск подчинить непосредственно фронту с основной задачей обороны Таллина и не снимать войск с занятых 10 ск рубежей» [док. № 179].
Командующий КБФ В.Ф.Трибуц
Некоторые исследователи в официальных изданиях [библ. № 22] и даже сам бывший командующий КБФ адмирал В.Ф.Трибуц, лично написавший текст процитированной выше радиограммы, в своих воспоминаниях [библ. № 101] указывают, что Военный совет КБФ просил подчинить 10-й ск флоту. Но это ошибка! И в исходящей, и в расшифрованной входящей шифртелеграммах говорилось о подчинении 10-го ск фронту2.
2. См.: АО ЦВМА. Ф. 6. Д. 877. Л. 55-57; Автограф. Ф. 1. Д. 572. Л. 48,49. Подлинник.
9.08 в связи с продолжавшейся неопределенностью Военный совет КБФ доложил наркому ВМФ: «Задача, поставленная 8.08 командармом 8 к-ру 10 ск о его наступлении на восток, не дает нам уверенности, что и эта часть останется прикрывать Таллин... Своих, сухопутных сил КБФ имеет одну бригаду 2500 человек плюс отдельные команды, роты, формируемые из разных частей, до 2000 человек... Считаем, что даже при интенсивном огне судовой, береговой артиллерии сухопутных войск на таком широком фронте недостаточно... Районе ГБ имеется огромная техника: до 80 зенитных орудий, прожектора, сотни спецавтомашин ВВС, до 100 самолетов, все управление флотом. Для защиты ГБ флота нужны соответствующие силы и средства. Поэтому считаем своим долгом... доложить этот вопрос НКО» [док. № 184]. Через несколько часов нарком ВМФ ответил: «Немедленно доложу наркому обороны. Ставка знает о вашем тяжелом положении. От защитников Таллина ожидается, что они выдержат атаку» [док. № 185]. В этот же день, т.е. 9.08, Военный совет СФ отдал наконец 10-му ск приказ оборонять Таллин: «Не допустить дальнейшего продвижения противника ни на один шаг к Таллину. Важность удержания этого рубежа громадна и очевидна» [док. 186].
Быстро же изменилась точка зрения командования СФ на необходимость обороны Таллина! Кто-то помог. Скорее всего, Ставка «с подачи» наркома ВМФ. В течение четырех последующих дней корпус еще продолжал активные действия против немецких войск западнее Тапа. 14.08 10-й ск окончательно занял 160-километровый таллинский передовой оборонительный рубеж, протянувшийся дугой с северо-востока на юго-запад - от Сальмисту на побережье залива Колга до устья реки Казари, впадающей в Рижский залив. Корпус насчитывал в своем составе 14,5 тыс. человек, в том числе в боевых частях около 11 тыс. человек. Юго-Западную часть (около половины) этого рубежа с 3.08 занимал и сдерживал на нем войска противника сводный отряд под командованием помощника командира 1-й обрмп полковника И.Г.Костикова (3-й обмп 1-й обрмп, 8-й погранотряд, три роты 47-го и 91-го острб, 1, 4-й и 11-й эстонские истребительные батальоны; всего более 2 тыс. человек), поддерживаемый авиацией флота. Итак, 10-й ск, если оценивать события объективно, оказался в качестве обороняющего Таллин случайно, только потому, что командования 8А и СФ не сумели отвести его через Нарвский перешеек на восток вместе с 11-м ск. 11.08 Военный совет КБФ докладывает наркому ВМФ о том, что «в целях сохранения управления флотом в целом считал бы необходимым штаб, управления и отделы флота перевести теперь же в Ручьи» [док. № 199]. В строившейся в Лужской губе ВМБ Ручьи были подготовлены ФКП КБФ и помещения для размещения органов управления флота. Видимо, Военный совет КБФ не имел необходимой информации о положении на сухопутном фронте под Ленинградом, если хотел перебраться в Ручьи. А линия фронта на ленинградском направлении находилась от Ручьев примерно на таком же расстоянии, как и в Эстонии — от Таллина. 12.08 Гитлер дополнением к директиве ОКВ № 34 приказывает группе армий «Север»: «Как только позволит обстановка, следует совместными усилиями соединений сухопутных войск, авиации и военно-морского флота ликвидировать военно-воздушные базы противника на островах Даго и Эзель. При этом особенно важно уничтожить вражеские аэродромы, с которых осуществляются воздушные налеты на Берлин» [док. № 205]. Таким образом, оборона Таллина приобрела не только оперативное значение, отвлекая войска противника с ленинградского направления, но и политическую роль, заключавшуюся в обеспечении возможности продолжения налетов на Берлин.
В этот же день начальник штаба СФ в донесении начальнику ГШ КА просил для усиления обороны Таллина в ближайшие дни подать туда одну стрелковую дивизию (никакую дивизию в Таллин, конечно, не подали). Военный совет КБФ, в свою очередь, доложил наркому ВМФ свою оценку морской обстановки, отметив, что противник активизировал минные постановки, КБФ из-за недостаточного количества сторожевых кораблей не может помешать этому, а из-за дефицита тральных сил вытраливает мин меньше, чем ставит противник. Указывалось, что: «Противник широком масштабе засоряет минами устье Финского залива и наше побережье, часто тем самым усиливая наши заграждения. Исходя из обстановки на сухопутном фронте в Эстонии немцы не заинтересованы в данное время в производстве ДЕС через море или в поддержке фланга своей армии флотом. Беспорядочность и обилие мин в заливе дает основание предполагать, что появление в ближайшее время крупных подводных (так в документе; правильно — надводных. — Р. 3.) сил флота противника в Финском заливе - вряд ли возможно. Следовательно и объектов для действий наших КР и ЛД пока нет, а нахождение их в Таллине на рейде тактически поэтому мало обосновано и может быть объяснено только политическими соображениями, что не уменьшает большой риск от воздушных атак, которые несомненно будут иметь место по нашему флоту с приближением пр-ка к базе. Риск не оправдывается ни задачей, ни целями». Далее в донесении говорилось: «Армия стремится сохранить живую силу, технику, не считаясь с территорией, флот же рискует главными силами, не имея себе объектов. С переходом нашей армии в наступление следует ожидать появления флота немцев для помощи своей армии. Наша армия потребует тогда от КБФ десантов и прикрытия флотом фланга с выходом в море. К этому времени нужен будет боеспособный флот» [док. № 211]. Исходя из этого, Военный совет КБФ предлагал вывести из окруженной ГБ в Лужскую губу крейсер, два лидера и дивизион новых эсминцев, оставив в Таллине и Рижском заливе дивизионы старых ЭМ, СКР типа «Ураган» и КЛ, а также бригаду ТКА.
Торпедный катер типа Г-5
Подтверждалась необходимость переноса управления флотом из Таллина, но уже не в Ручьи, а в Кронштадт. 13.08 нарком ВМФ ответил: «Ваши последние телеграммы в конце сводятся к желанию перебраться на Восток. Буду докладывать Ваши телеграммы т. Сталину, но я лично против этого. Потому противник и не идет в Финский залив, что в Таллине стоят наши силы... Корабли надо беречь, но превращать это в самоцель не правильно. Решать такие вопросы может только Главком, которому Вы подчинены» [док. № 212]. Кстати, главком войсками СЗН в своих директивах ни разу не напомнил Военному совету КБФ о задаче недопущения крупных сил флота противника в Финский залив. Видимо, в отличие от наркома ВМФ, считал эту задачу неактуальной. Он держал половину КБФ во главе с Военным советом в Таллине в интересах отвлечения от Ленинграда трех немецких пд, нехватку которых Гитлер еще в июле возместил из резерва. Еще не получив сведений о результатах доклада наркома ВМФ И.В.Сталину, но, видимо, предполагая его содержание и решение по нему, Военный совет КБФ сам послал донесение Верховному главнокомандующему И.В.Сталину, главкому войсками СЗН и наркому ВМФ, в котором докладывал, что «считает своим долгом предложить следующее решение: немедленно перебросить с Ханко 20 тысяч бойцов с артиллерией, танками для защиты Таллина, значение которого много выше значения Ханко. Это мероприятие позволит удерживать Таллин до перелома на фронтах. Будут приняты все меры для сокращения потерь при переброске. Наличие транспортных средств в Таллине позволит провести операции за 3-4 дня» [док. № 217].
В помощь вдумчивому читателю. Приложения к книге Р.А.Зубков «Таллинский прорыв Краснознаменного Балтийского флота (август - сентябрь 1941 г.)»
А вот еще пример. Женщина (не называю фамилии) пишет нашему адмиралу об одном из моих нынешних сослуживцев: «Он недурен собой, здоровый, сильный, легко меня завоевал...» Вы понимаете? — поднял Фрол палец.— «Завоевал». Читаю дальше: «Но вскоре я поняла, как глубоко ошиблась. Я совершила роковую ошибку. Он не был искренним, погубил мою юность. Я не могу понять, как в советском обществе сохранились подобные типы... Они преступно относятся к жизни; издеваются над тем, что свято... Накажите его, и как можно строже!» Мы занялись нашим легкомысленным товарищем, — продолжал Фрол. — Он клялся, что всего два раза сходил с ней на танцы, да три раза — в кино. Потом узнал, что имеет соперников, и решил сыграть отбой. Я, признаться, ему не поверил. Обиженная побывала уже у командира корабля, в политотделе, у адмирала. У него-то я ее и встретил. Не первой молодости, сильно подкрашенная, озлобленная... Она обвиняла моего молодого сослуживца во всех смертных грехах. «А долго вы были знакомы?» — спросил я ее. «Месяц!» (Реплика из зала: «Космический век!») Да, завоевать эту женщину, видимо, можно было с космической скоростью! И вот ходит она теперь по инстанциям, отнимает у занятых людей время, требует наказать «не принявших соответствующих мер», жалуется, что наш герой «обесчестил, погубил ее юность». Я поинтересовался: «Простите, а сколько вам лет?» Она обиделась: «Культурные люди не спрашивают у женщины о ее возрасте!» (Веселое оживление в зале.) Но я-то прикинул, что ему — двадцать два, а ей много больше, чем тридцать... — Это наглая ложь! — нервно выкрикнул женский голос из задних рядов. Все в зале оглушительно захохотали.
— Сходясь с человеком, едва успев с ним познакомиться, — сказал Фрол, обращаясь туда, откуда послышался голос, — вы роняете собственное достоинство. Подобной «» не он вас, вы сами себя обесчестили!.. — Я буду жаловаться! Женщина выскочила из зала как метеор и хлопнула дверью. Все долго не могли успокоиться. Потом кто-то спросил: — А вы сами женаты, товарищ капитан третьего ранга? — Восьмой год. — Значит, опыт имеете... Редкий актер срывал столь дружные аплодисменты. Когда Фрол сел рядом со Стэллой, она тихо спросила: — Фрол, а кто он, ты скажешь? Фрол ответил: — Милая, я сплетнями не занимаюсь. — Но откуда ты знал, что эта женщина здесь? — Я был уверен, что ее заинтересует диспут на тему «Роковые ошибки». Но давай послушаем, Стэлла. Со сцены говорил молодой лейтенант:
— Хорошая, дружная семья помогает служить. А недружная? Офицер приходит на корабль с испорченным настроением, и это сказывается на отношении его к подчиненным. Решать такой важный вопрос, как брак, в две недели, в месяц — нельзя! («Правильно!» — поддержал зал раскрасневшегося от волнения юного оратора.) Ошибка, совершенная на берегу, может привести к неисправимым промахам в море. А если ошибаться в море — лучше тогда не служить... Диспут о «роковых ошибках» затянулся до позднего вечера. На кораблях долго о нем еще вспоминали; многие смеялись до слез, вспоминая злобный выкрик: «Наглая ложь!» «Ловко ее отчитал Живцов, век помнить будет, да и другие поостерегутся, — говорили в кают-компаниях. — А главное, и придраться нельзя: выступал, не называя фамилий!» Фрол умел хорошо хранить тайны — не только служебные. И никто от него не услышал ни слова, кроме Петра Ивановича, адмирала и самого героя этой истории — тому Фрол устроил хорошую взбучку.
8
Фрол вышел на корабле Ростислава и молчаливо одобрял поведение в море своего однокашника по училищу. Крамской и не заикнулся о том, что хорошо бы вернуться в базу; в море бушевал шторм, и, хотя современные противолодочные корабли — не чета прежним деревянным «охотникам», шторм все-таки швыряет их с волны на волну. Люди на корабле работали в тесных душных отсеках, скатывались по скользкой палубе к переборкам, — но тем не менее выполняли все, что положено, и не очень отчаивались.
Ростиславу не пришлось воевать, а Фрол хорошо помнил, как в войну и на деревянных катерах, боровшихся со штормовыми волнами, люди все же выполняли приказ; сжимаемые льдами, выполняли приказ; выполняли его и под огнем вражеских самолетов и кораблей. Фрол оценивал: «Молодец, Слава!» Это было высшей его похвалой. Нравился ему и другой однокашник его по училищу — Барышев, щупленький, в чем душа держится, но настоящий моряк. Прокладка курса была безупречна. Ростислав и его команда выдержали испытание с честью. «Марсофлоты», — с чувством оценил Фрол. Их одобрил бы и Крамской, первый командир Фрола, одобрил бы и Русьев, его приемный отец. Как жаль, что его нет на свете, Виталия Дмитриевича!
...Несколько лет назад Фрол получил письмо с юга: «Фролушка, милый ты мой, если сможешь, приезжай повидаться. И не задерживайся...» Была пора осенних учений, но Фрол понимал: раз Виталий Дмитриевич зовет, надо ехать во что бы то ни стало. Командир соединения отпустил его на несколько дней. Стэлла проводила до аэропорта. В самолете Фрол вспоминал, как впервые встретился с Русьевым. Сорок второй год, батумская набережная, и на ней — отставший от «Грозы» веснушчатый рыжий мальчишка в отцовской тельняшке. Веера пальм, зеленые столбики кипарисов, синее, совсем невоенное море, и только корабли у причалов — один с оторванной кормой, другой с оторванным носом — напоминали о том, что идет война. Фрол был так одинок и так голоден в этом жарком Батуми! Он очень обрадовался, когда усатый боцман с торпедного катера спросил его, кто он такой. Узнав, что Фрол — севастополец, Фокий Павлович (так звали боцмана) доложил о нем лейтенанту. Лейтенант Русьев был молод, белобров, светлоус — усики у него были крохотные, похожие на зубную щетку. Катер готовился к выходу, и разговаривать было некогда. Русьев выслушал боцмана, окинул быстрым взглядом Фрола, сказал: «В самом деле, не пропадать же севастопольцу! Грузись!»
Валька (Фрол) и Андрей Ефимович Черцов (Русьев). -
Лейтенант был слишком молод, чтобы заменить Фролу отца, а Фрол был еще мал, чтобы стать полноправным матросом. И все же воспитанник в море заменял рулевого, получил боевое крещение, попав под обстрел. Русьеву он был глубоко благодарен за то, что тот вызволил его из голодного прозябания в Батуми; но побаивался и уважал Фрол не лейтенанта, а боцмана. Боцман Сомов был старым, заслуженным моряком, к его советам прислушивался даже командир. У Русьева с Фролом сложились отношения дружеские, как у старшего брата с младшим. Русьеву и в самом деле казалось, что Фрол — его младший брат (младший братишка Русьева, Игорь, погиб под бомбежкой в Ростове). И только когда в одной из операций Фрол вывел катер из «вилки» и привел его в базу с тяжело раненными Русьевым и боцманом, Русьев, человек холостой, решил усыновить Фрола и послать учиться. Нельзя сказать, чтобы Фролу усыновление пришлось по душе. Он не забыл погибшего отца и пожелал остаться Живцовым. Фрол так и не стал называть Русьева отцом, а обращался к нему по имени-отчеству. Он чуть не взбунтовался, когда по настоянию Виталия Дмитриевича его откомандировали в Нахимовское училище. Еще бы, он хотел воевать! Но командир соединения запретил брать Фрола в море: «Живцову еще жить да жить, а в бою ухлопают, глядишь, ненароком парнишку». И Фрол подчинился. В училище он поехал вместе с сыном другого катерника — Никитой Рындиным. Они стали друзьями.
Тбилисские нахимовцы - фронтовики. -
Война кончилась. Фрол и Никита учились в Нахимовском, потом — в училище имени Фрунзе. С приемным отцом, присылавшим Фролу подарки и деньги, он переписывался, изредка они виделись. Фрол мужал, Русьев старел и болел — беспокоили старые раны. Фокий Павлович Сомов вышел в отставку и жил в Батуми, заведуя лодочной станцией. Шли годы. Фрол давно перестал брать у Русьева деньги — еще бы, сам стал офицером! Они встречались все реже; Русьев служил на Черном море, Фрол — на Балтике. Русьев стал капитаном первого ранга, командовал соединением катеров, потом по болезни вышел в отставку. Поселился он тоже в Батуми, поближе к своему старому боцману. Виталий Дмитриевич остался старым холостяком. Фролу он написал как-то, что его «обидели женщины»... Виталий Дмитриевич наставлял Фрола, когда тот был еще в Нахимовском: «Учись, Фрол, так, чтобы не осрамить черноморцев. Будь и в училище гвардейцем»; писал в училище имени Фрунзе: «Скоро и ты, как я, Фролушка, станешь морским офицером, и я буду счастлив: вывел тебя в открытое море!» А когда Фрол пришел на Балтику лейтенантом, Русьев огорчился: «Я очень жалею, что ты не попал на Черное, — написал он. — Но и Балтика хороша. Надеюсь, что ты, потомственный черноморец, станешь отличным балтийцем!» Он поздравлял Фрола, когда тот стал командиром тральщика: «Теперь ты твердо встал на ноги, Фролушка. Шагай дальше, милый...» А когда Фрол женился на Стэлле, Виталий Дмитриевич радовался: «Ты молодец, мой мальчик, опередил меня, да мне уже теперь и поздно о семье думать. Прожил всю жизнь в одиночестве. Тяжело бывает, Фролушка, сознавать, что никто не ждет тебя на берегу...» «Да, никто, кроме Фокия Павловича, да друзей-моряков не навестит Виталия Дмитриевича и в больнице. Ничья женская рука, кроме чужой руки санитарки, не поправит ему подушки под головой...» — с грустью подумал Фрол. Он задремал и проснулся, когда самолет, накренившись, садился в Тбилиси.
В Фрол решил поехать поездом. Поезд уходил вечером, и в его распоряжении был почти целый день. Фрол давно уже не был в Тбилиси и первым делом пошел на улицу Камо, хотя родного Нахимовского здесь давно уже не было. В знакомом красном здании помещалось какое-то учреждение. Фрол заглянул в окна, во двор — и духа нахимовского не осталось! Вот на этом плацу, бывало, проводили занятия, учились ходить строевым шагом, а седой адмирал зачитывал им приказы. С легкой грустью Фрол свернул с этой тихой улицы на другую. Вошел во дворик с тремя-четырьмя каштанами, с висящими над ним галерейками, увешанными бельем. Здесь раньше жили родители Стэллы. Фрол с Никитой приходили сюда в увольнение из Нахимовского, и Мираб угощал их вначале разбавленным водой, а когда они подросли — чистым кахетинским вином. В этом дворике, в день выпуска из Нахимовского, стоял празднично накрытый стол. Антонина и Стэлла были в белых платьях, а Мираб произносил цветистые тосты, восхвалявшие будущих моряков. Гости пели грустные и веселые песни, и на всех галерейках толпился народ. Теперь здесь жили незнакомые люди. Кура так же, как восемнадцать лет назад, бурлила под мостом, бешено стремясь к морю. Фрол зашел в картинную галерею взглянуть на картину, написанную Антонининым дедом. Когда-то эта картина потрясла его. Называлась она: «Их не остановит ничто». И сейчас он долго стоял перед нею. Из кружевной пены зеленого моря, высоко подняв винтовки и автоматы, к скалистому берегу устремились матросы. Матросы были похожи на товарищей Фрола. Он тоже высаживался с десантом. Ростом он был тогда мал и чуть не захлебнулся — море накрыло его с головой. Старшие взяли его под руки и вынесли на берег. Как давно это было!
Выйдя из галереи, Фрол поднялся по улице Шио Читадзе — здесь когда-то жила Антонина. И Фрол с Никитой приходили к ней в гости; в кресле у окна сидел старик с серебряной гривой — ослепший художник, дед Антонины. «Шумите, дети, шумите, — говорил Шалва Христофорович,— люблю, когда в дом входит молодость». Он тоже умер. Теперь и тут жили незнакомые люди; с недоумением оглядывали они моряка. Сейчас моряк — редкость, а во время войны на улице Шио Читадзе было полно черноморцев: на ней расположен был морской госпиталь. Фрол поднялся на фуникулере на гору Мтацминду, съел в ресторане шашлык, полюбовался цепочкой ярких огней, сверкавших внизу, по 'берегам быстрой Куры; взглянул на часы. Пора было идти на вокзал... Ярким солнечным утром Фрол, подхватив чемоданчик, вышел из вагона в Батуми. Он шел по широким улицам, обсаженным пальмами, среди цветов и счастливых людей, спешивших на пляж, на теплоход, уходивший в Одессу, на свидание с девушкой, и ему казалось немыслимым, что в такой чудесный день смерть входит в палату, где лежит его приемный отец, старший брат, друг и наставник... В вестибюле больницы Фрол наткнулся на Фокия Павловича. Боцман осунулся, постарел, как-то весь съежился и усох: старость — не красит... — Умирает наш Виталий Дмитриевич,— сказал Фокий Павлович, вытирая глаза. — Тогда, Фролушка, когда, помнишь, ты нас вывел из вилки, ему легкое осколком пробило. Ранение в рак перешло... Какой человек погибает! — Фокий Павлович всхлипнул и отвернулся к окну.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
