Неблагоприятная обстановка сложилась с замещением должностей командиров дивизионов тральщиков. Половина дивизионов либо не имели командиров, либо их возглавляли командиры, не имевшие опыта организации противоминных действий. Очень образно обрисовал автору эту картину командир ТТЩ № 47 Н.И.Шаповалов (впоследствии контр-адмирал, флагманский штурман КСФ). По выпуску из ВВМОЛКУ им. М.В.Фрунзе в июне 1941 г. он был направлен на КБФ. В штабе флота получил назначение штурманом и по совместительству помощником командира одного из ТТЩ (таким был штат ТТЩ). Прибыв в штаб КВМБ, он узнал, что назначен на другой ТТЩ, но уже... его командиром. Прибытие в штаб ОВР КВМБ сопровождалось очередным карьерным скачком - лейтенанта назначили исполняющим по совместительству должность командира дивизиона ТТЩ. В тот же день в последней должности он возглавил ПМО конвоя, отправлявшегося из Кронштадта в Таллин.
в) система контролируемых фарватеров военного времени (ФВК) (карта-схема 2)
К началу войны на КБФ отсутствовала система фарватеров военного времени. Несмотря на ясно понимаемую серьезность минной опасности, созданной противником с первого дня войны, а также указание начальника ГМШ ВМФ об организации плавания на Балтике по ФВК, отданное им уже 22.06 [док. № 258], лишь к 3.07 оперативным отделом штаба КБФ были разработаны и объявлены распорядительным порядком фарватеры военного времени. Тогда же командующий КБФ отдал приказание о плавании кораблей и судов только по этим ФВК [док. № 265]. Только к началу августа на соединения поступил документ типографского издания, объявлявший систему ФВК. В средней части Финского залива, от Таллина до о. Гогланд, эта система включала ФВК № 14 ТБ, № 20 ТМ-а, № 10 ТБ и № 10 КБ, № 13 ТБ и № 12 ТБ, № 8 ТМ и № 8 КМ, № 11 КМ.
Заместитель (помощник) начальника штаба КБФ Н.А.Питерский
Фарватеры военного времени в Финском заливе в значительной части совпадали с фарватерами мирного времени, что объяснялось местными географическими условиями. 4.08 штаб КБФ закрыл колено ФВК № 8 ТМ-и [док. № 294]. На нем еще 27.06 при проводке за тралами КРЛ «Максим Горький» было обнаружено минное заграждение» (И-74), на котором 4.07 подорвался ТР «Раусма». Но в данном случае поводом для закрытия этого колена стал факт постановки, предположительно, двух мин немецким самолетом вблизи точки поворота с колена ФВК № 8 ТМ-и на колено ФВК № 12 ТБ-б [библ. № 45]. В этот же день, опять же на основании предположения о постановке двух мин самолетом противника в пяти милях западнее о. Вайндло, было закрыто колено ФВК № 8 ТМ-ж [док. № 293]. Ранее, еще 30.06, при проводке за тралами ЛК «Октябрьская Революция» здесь тоже было обнаружено минное заграждение (И-75), на котором, предположительно, подорвался 6.07 ТР «Эвероланд». Оба заграждения ТТЩ вытралили в июле [библ. № 45]. Но прибрежный ФВК на участке от о. Мохни до губы Кунда был закрыт для плавания. 5.08 штаб КБФ ввел в действие ФВК № 63 ТБ и № 64 ТБ, обходящие с севера район пролегания колен ФВК № 8 ТМ-ж, -з, -и [док. № 295]. Фактически это были не ФВК, а просто рекомендованные курсы, поскольку не проверялись контрольным тралением. 7.08 штабом флота были получены донесения об обстреле артиллерией противника с берега наших ТР, КЛ и ЭМТЩ в районе Кунда, а также о подрыве на минном заграждении (И-3) транспорта «Аксель Карл». Стало очевидным, что в связи с выходом немецких войск на побережье Финского залива прибрежный ФВК для перехода из Таллина в Кронштадт и обратно использовать в дальнейшем будет невозможно.
Начальник штаба КБФ приказал командиру МО БМ силами БТЩ в течение трех дней протралить ФВК № 13 ТБ-а, № 10 ТБ-е, № 10 ТБ-д на ширину одной мили [док. № 300]. Длина этого участка составляла 46 миль. Но это приказание в тот же день было им отменено на основании доклада командира МО БМ контр-адмирала Ю.Ф.Ралля, который высказал опасение, что противник вскроет направленность наших тральных действий и в короткое время поставит новые минные заграждения вместо вытраленных, а также сообщил о наличии в Таллине только двух БТЩ. Кроме того, хотя это нигде не отмечается, фарватер № 13 ТБ мог в ближайшие дни оказаться в зоне обстрела полевой артиллерией с п-ова Юминда. 9.08 было получено второе донесение об обстреле артиллерией противника с берега наших ТР и КЛ в районе Кунда. Поэтому 10.08 Военный совет КБФ издал директиву о закрытии для плавания колен прибрежного ФВК № 8 КМ-а, -е, № 8 ТМ-ж, -з, -и, № 63 ТБ-а (тем самым оказалось невозможным использование и ФВК № 64 ТБ). Этой же директивой Военный совет КБФ определил Корабельный фарватер, т. е. ФВК № 10 КБ и № 10 ТБ, основным для плавания по маршруту Кронштадт — Таллин, но с переходом с колена ФВК № 10 ТБ-е на колено ФВК №13 ТБ-а [док. №304]. Интересно, что в директиве Корабельный фарватер назван «северным». Это лишний раз подчеркивает, что никакого северного ФВК, о котором говорили некоторые историки, севернее ФВК № 10 ТБ не было. Тем не менее здесь уместно коснуться одного оперативно-терминологического вопроса, связанного с неоправданным употреблением некоторыми исследователями понятия «северный фарватер». В литературе, касающейся минно-тральных действий Балтийского флота в Первую мировую войну, фарватер, проходивший примерно посередине Финского залива, называется Центральным (в Лоции Финского залива его восточную часть называют Большим корабельным фарватером). С ним примерно совпадали ФВК № 10 ТБ и № 10 КБ, о которых идет речь в настоящем труде. Финляндия в те годы входила в состав Российской империи, и шхерный фарватер, проходящий вдоль северного берега Финского залива, в упомянутой литературе называли северным. После 1918 г. северный фарватер России и СССР не принадлежал, а центральный (Большой корабельный) фарватер стали иногда называть северным в противоположность прибрежному (также имевшему такое наименование со времен Первой мировой войны и иногда в документах называвшимся южным), проходившему вдоль южного берега Финского залива.
Тогда же штабом КБФ были введены в действие дополнительные ФВК № 65 ТБ, № 73 ТБ, № 75 ТБ (реально это были рекомендованные курсы, как и в случае с ФВК № 63 ТБ и № 64 ТБ), назначение которых понять не удалось [док. № 304]. Тем более что для выхода на ФВК № 75 ТБ конвои должны были следовать по ФВК № 12 ТБ - самому близкому к м. Юминда и м. Пурикари, где были развернуты, правда позднее, 17-18.08, вражеские артиллерийские батареи. Неужели командование КБФ не предвидело установку противником артиллерии на мысах, наиболее выдвинутых к середине Финского залива, по мере их захвата? Разве на это не указывали случаи обстрела наших кораблей и судов артиллерией противника с берега, из района селения Маху 7.08 и 9.08? О принятых мерах по использованию ФВК в связи с выходом немецких войск на побережье Финского залива и обстрелом их артиллерией с берега наших кораблей и судов, следовавших по ФВК № 8 КМ, Военный совет КБФ доложил замглавкома войсками СЗН по морской части: «Прибрежный фарватер закрывается... Корабли будут ходить корабельным фарватером проложенным новыми коленами через Родшер Гогланд Хайлода также Гогланд Лавенсари» [док. № 306]. 11.08 в ответ последовала директива Военного совета СЗН, которая предписывала: «Изыскивать и оборудовать новый фарватер от Таллина до меридиана 28° вне обстрела южного берега. Фарватер через Родшер иметь как второй» [док. № 308]. Эта директива была подготовлена на основе предложений замглавкома войсками СЗН по морской части, который должен был отлично понимать, что таким фарватером, обходящим мысы Юминда (Юминданина), Пурикари (Пурикаринеэм), Лоби (Лобинеэм) и Летипеа вне зоны артиллерийского обстрела с них, является именно ФВК № 10 ТБ. Возможными вариантами нового фарватера могли быть: 1) фарватер, проходящий в нескольких милях севернее колен ФВК № 10 ТБ-ж, -е, -д с выходом на колено ФВК № 10 КБ-г; 2) фарватер, проходящий между островами Родшер и М. Тютерс, Гогланд и Б. Тютерс; 3) фарватер, проходящий от восточной оконечности колена ФВК № 10 ТБ-е между островами М. Тютерс и Пыхья — Ухтью. В двух последних вариантах новые фарватеры проходили бы через свои минные заграждения, которые в этом случае требовалось частично вытралить.
Военный совет СЗН должен был также понимать, что оборудование нового ФВК по одному из названных или подобных вариантов потребует выполнения большого объема тральных работ, продолжительного времени, которого не было, такого количества ТЩ, сил для их охранения и тралов, которых неоткуда было взять, вызовет невосполнимые потери ТЩ! Неужели там не осознавали надуманность самой идеи нового фарватера? Почему, наконец, обеспечение безопасности коммуникации Таллин — Кронштадт — Таллин связывалось только с недопущением обстрела кораблей и судов артиллерией противника с южного берега Финского залива, но не связывалось прямо с недопущением минирования противником действующих ФВК, с необходимостью уничтожения ЗМ противника и выставленных ими минных заграждений? С 15 августа, после вытраливания двух мин на повороте с колена ФВК № 13 ТБ-б на колено ФВК № 13 ТБ-в, ФВК № 13 ТБ больше не пользовались. Когда же противник установил артиллерийские батареи на Юминданина и Пурикаринеэм и начал обстреливать наши корабли и суда, штаб КБФ 18 августа закрыл для плавания и ФВК № 12 ТБ [док. № 328], и проводка конвоев на участке Таллин - о. Гогланд стала осуществляться только по ФВК № 10 ТБ и колену ФВК № 10 КБ-г.
г) система конвоев
Особое значение в системе мер по защите своих морских коммуникаций имеет конвоирование транспортов и вспомогательных судов с войсками и грузами. Но утвержденного плана конвойной службы на КБФ к началу военных действий не существовало, а с их началом обстановка настолько быстро менялась, что этому вопросу в первые дни войны серьезного внимания уделено не было. Силы для конвоирования не были распределены между пунктами формирования конвоев (правда, и распределять было нечего!), что приводило к назначению в конвои случайных кораблей без учета их подготовленности к выполнению задач конвоирования. Собственно, они и не могли быть подготовлены к их выполнению, так как в ходе предвоенной боевой подготовки эти задачи не отрабатывались. Командиры ВМБ и ОВР считали себя ответственными только за формирование и своевременную отправку конвоя из своей базы. Управление конвоями на переходах в этот период производилось по отдельным письменным или устным приказаниям замначштаба КБФ командиру ОВР ГБ, командирам ВМБ и БО БР.
16.07 начштаба КБФ была утверждена «Инструкция по организации конвойной службы и действиям кораблей конвоя». Ею, в частности, были установлены следующие положения: «Конвой и караван формируются командиром ОВРа базы, который персонально отвечает за организацию отправки, безопасность следования и своевременное прибытие в порт назначения... О маршруте следования организуемых конвоев командиры ОВРов самостоятельно информируют друг друга и держат между собою связь...» [док. № 271]. 10.08 Военный совет КБФ решил: «Для увеличения маневренности караванов использовать максимально скорость хода, для чего тихоходные транспорта (имеющие скорость менее 14 узлов. — Р. 3.) с быстроходными не объединять, обеспечивая их соответственно проводкой БТЩ или ТЩ» [док. № 305]. 19.08 командующий КБФ возложил ответственность за организацию конвоев, выходящих из главной базы КБФ, и их проводку в пункт назначения в пределах Финского залива на командира МО БМ. Такая же ответственность в отношении конвоев, выходящих из Кронштадта, возлагалась на командира КВМБ. В качестве кораблей охранения в конвоях использовались: для ПМО — БТЩ и ТТЩ из мобилизованных судов; для ПЛО и ПВО - главным образом СКА типа «МО», как обладавшие сравнительно мощным вооружением и хорошими маневренными качествами (скорость, поворотливость и мореходность), а также СКР из мобилизованных судов или ТТЩ, поскольку СКР не хватало. ЛД, ЭМ и СКР специальной постройки привлекались главным образом к охранению ЛК, КР и лишь изредка (попутно, одновременно выполняя другую задачу, например переход из Таллина в Кронштадт на ремонт) - к охранению особо ценных ТР и ВСУ. Главными недостатками системы конвоирования транспортов и вспомогательных судов являлись: 1 Формирование конвоев слишком больших по составу судов и слабость назначаемого в них охранения (ПМО, ПВО, ПЛО), из-за чего безопасность проводки конвоев не обеспечивалась. 2. Назначение в состав охранения кораблей из разных дивизионов, имевших разный уровень подготовки к плаванию в строях (ордерах), а иногда и разное понимание правил такого плавания. 3. Организационно-штатная неготовность к плаванию в конвоях. На флоте не было штатных командиров, специально подготовленных для командования конвоями. Назначение командирами конвоев не постоянных, а случайных и в каждом случае разных лиц, часто не знающих возможностей и порядка применения вооружения кораблей охранения. 4. Неподготовленность охраняемых судов к совместному плаванию в единых строях (ордерах) как с кораблями охранения, так и друг с другом, особенно при проводке их за тралами. 5. Недисциплинированность отдельных капитанов судов в исполнении правил плавания в конвоях, сигналов (приказов) командиров конвоев. Эти недостатки особенно ярко проявили себя с усложнением минной обстановки и усилением активности авиации противника на море. А порождены они были тем, что в мирное время в ходе боевой подготовки отработкой плавания судов Морского флота и вспомогательных судов ВМФ в конвоях или совсем не занимались, или занимались очень мало. На то, наверное, были важные причины, но война «не приняла их во внимание».
д) противовоздушная оборона
Противовоздушная оборона морских коммуникаций осуществлялась путем отражения атак авиации противника прикрывающей конвои истребительной авиацией (НА) и зенитными огневыми средствами (ЗОС) кораблей охранения и охраняемых кораблей и судов из состава конвоев. Нанесение ударов бомбардировщиками ВВС КБФ по аэродромам противника и базирующейся на них авиации, как правило, не было связано непосредственно с проводкой конвоев. Нужно заметить, что в архивах не удалось обнаружить никакого руководства или наставления по ПВО конвоев на КБФ, в то время как имелись, например, «Наставление по ПВО эскадры», «Наставление по ПВО военно-морских баз КБФ». Воздушная угроза морским коммуникациям на Балтике возрастала по мере приближения наступающих немецких войск к Финскому заливу и Ленинграду. Это хорошо видно из данных о потерях ТР и ВСУ от ударов немецкой авиации (боевые корабли потерь на коммуникациях по этой причине не имели). С 22.06 по 31.07 самолетами противника были потоплены на коммуникациях три судна, причем два - в районе Моонзундских островов, одно - в восточной части Финского залива, из них одно - на переходе в море, два - на рейдах. С 1.08 по 19.08 самолеты противника потопили четыре судна: три в районе - Моонзундских островов, одно - в восточной части Финского залива, из них два - на переходе в море. С началом штурма Таллина реализуя приказ Гитлера о недопущении прорыва сил КБФ и эвакуации наших войск в направлении Ленинграда, вражеская авиация за восемь дней, предшествовавших началу Таллинского прорыва, потопила восемь судов. Четыре судна были потоплены в средней части, четыре - в восточной части Финского залива, из них - пять крупных и средних, в том числе четыре - на переходе морем. На них погибло не менее тысячи военнослужащих и гражданских лиц. Возрастание воздушной угрозы морским коммуникациям в Финском заливе определялось рядом обстоятельств. Во-первых, захватывая новые территории, противник лишал ВВС КБФ и СФ аэродромов, расположенных на побережье Финского залива или вблизи от него, сначала в Прибалтике, а затем и в Ленинградской области. При этом сам приобретал возможность использования этих аэродромов (Ягала, Тапа, Раквере, Кахула, Кингисепп, Липово) своей авиацией и выделения возрастающей доли летного ресурса для действий на морской коммуникации в Финском заливе, несмотря на большую занятость авиации на сухопутном фронте. Тем более что расстояние от аэродромов противника на южном и северном побережьях Финского залива до любой точки на нашей морской коммуникации составляло не более 100 км (с учетом аэродромного маневра). В то же время аэродромы базирования ИА ВВС КБФ к моменту Таллинского прорыва оказались на расстоянии 120-300 км от районов наиболее активных действий бомбардировщиков противника на коммуникации Таллин — Кронштадт (табл. 63). Во-вторых, вследствие разгрома ВВС СЗФ и тяжелых потерь ВВС СФ командование Красной армии было вынуждено привлекать к действиям на сухопутном фронте значительную часть морской авиации. Сначала это делалось в форме просьб, а с 14.08 путем переподчинения в оперативном отношении командующему ВВС СФ 126 самолетов ВВС КБФ (32 из 44 бомбардировщиков, всех 18 штурмовиков и 75 из 212 истребителей) [док. № 220]. В число 32 бомбардировщиков и 18 штурмовиков вошли и те, которые поддерживали защитников Таллина.
Он видел такие глаза — недобрые, немигающие, как у змеи, у следователя в тридцать седьмом, когда многих его друзей и сослуживцев заклеймили «врагами народа». Он смотрел в недоброжелательные, пустые глаза и понимал, что и ему грозит такая же участь, которая постигла товарищей, и никто не сможет вырвать его из рук этого убежденного в своем превосходстве чиновника. Казалось диким, что этот тупой человек наделен такой неограниченной властью. Следователь, стуча пистолетом по столу, требовал подтвердить чей-то наговор на друга детства Митю Кузьмина, якобы продавшегося врагам. (Через два года Митя погиб, защищая Родину, погиб подо льдами, как герой.) Он встречал в те годы подобных людей и задумывался: неужели этот, с недоступным лицом, всегда и везде такой? И дома? И с друзьями своего детства? И с таким же лицом он подходит к кроватке ребенка? К жене, которая его ждет, к матери, если она еще есть у него? Или дома он представляется близким совсем другим — веселым, добрым, приветливым? И вдруг вспомнился славный старик с седыми усами, председатель военного трибунала, у которого Крамской учился любить людей и ненавидеть предателей... Навсегда он запомнил эти суровые, беспощадные и в то же время добрые глаза питерского рабочего — ему партия поручила бороться с подлецами и негодяями и искоренять на земле зло и подлость. Говорят, глаза — зеркало души...
— Вы знаете, капитан, — прервал молчание Желчный Старик, — что улитка забирается в свою раковину, чтобы скрыться от всего света? Вот и я заполз в свою раковину — со своими в ту ночь простреленными ногами, с запущенными ранами, превратившими ноги моряка в тряпки... В тряпки, черт их возьми! Зачем вы стараетесь выковырнуть меня из моей раковины, капитан? — Затем, что вы настоящий Человек, Яанус! — Высокопарно, капитан Крамской, высокопарно! Я убежден, вы на моем месте не поступили бы иначе. И той осенней ночью в сорок первом, и через двадцать лет не дай вам бог иметь подобного братца... А насчет того, будто бы я еще человек, вы ошибаетесь, капитан. Я лишь тень человека, доживающая в «кикитоле». «Как обрадуется и оживет Яанус, — подумал Крамской, — когда к нему придут моряки и с ними — мичман Несмелов, которого Хаас прятал когда-то в пещере!»
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ПОЙМАНЫ!
1
На крышке гроба, когда его вывезли из ворот больницы, лежали бескозырка и осенние астры. Машина двигалась медленно, за ней шли две пожилые женщины, убитые горем, и девушка, как-то странно державшая голову. За ними шагали два моряка в черных бушлатах, Илья Ураганов и Василий Гужов.
Как вспышка молнии, пришла на корабль скорбная весть о бессмысленной гибели Орла, душевного друга и отличнейшего моряка. Возник митинг, перебросившийся на соседние корабли. Моряки в гневе требовали: «Найти убийц героя-балтийца!», «Очистим грядущий коммунизм от подонков!» Приехав в Ленинград, моряки пришли в морг и долго стояли молча, глядя в лицо товарищу. Лицо было спокойное и как будто чуть удивленное. Им показалось надругательством, что их друг раздет и изрезан, и они бережно обрядили его во флотскую форму, которую он носил несколько лет. Друзья видели безысходное горе матери, еще совсем не старой женщины. Жалели Машеньку, о которой Евгений им рассказывал так много хорошего. Они знали, что у Машеньки скоро родится ребенок — Орел был уверен, что сын, — и еще на корабле всем экипажем решили, что станут заботиться о сыне своего боевого товарища. И он долгие годы будет напоминать им об их погибшем друге. Они, моряки, будут мужать, стареть, а Евгений останется всегда молодым, таким, каким уехал от них навстречу своей трагической гибели.
Несмиян Константин Владимирович родился в 1947 году в семье военного моряка. В 1963 году поступил в Ленинградское нахимовское военно-морское училище, по окончании которого в 1966 году был распределён для продолжения учёбы на II-й факультет (радиосвязи) ВВМУРЭ им. А. С. Попова. Погиб 14 августа 1966 года в Анапе при задержании опасных преступников. Будучи в каникулярном отпуске, смело вступил в борьбу с группой пьяных хулиганов, вооружённых малокалиберным пистолетом и ножами. Своими решительными действиями и ценой своей жизни помог обезоружить распоясавшихся бандитов и оградил отдыхающих людей от опасности. Похоронен с воинскими почестями на Серафимовском кладбище города Санкт-Петербурга. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 ноября 1966 года посмертно награждён медалью “За отвагу”.
Гужов с Урагановым сходили в милицию, где следователь допытывался у матери Жени, не было ли у него врагов и соперников. — Не было, не было, — повторяла мать, захлебываясь от слез. — Никогда врагов никаких не было. От Гужова и Ураганова следователь узнал, что Евгений увез чемодан с подарками матери и невесте, и отметил, что при убитом чемодана не оказалось. На их вопрос, разыскан ли убийца, следователь сказал, что, поскольку приметы убийцы или убийц известны одному лишь убитому, дело весьма осложняется. Собаку привели поздно, следы уже были затоптаны и размыты пролившимся ночью дождем. — Значит, эти гады так и останутся безнаказанными! — возмутился Гужов. — Мы вам поможем разыскать подлецов! Следователь ответил, что в доморощенных Шерлоках Холмсах милиция не нуждается, даже если они носят всеми уважаемую флотскую форму.
— У нас есть криминалисты, они разберутся, — заверил он их. Вечером, накануне похорон, балтийцы связались по телефону со своим командиром. Голос капитан-лейтенанта Крамского сорвался, когда он выслушал их доклад. — Адмирал разрешил вам обоим задержаться еще на семь суток, — ответил он, — помочь семье и принять самое горячее участие в поисках. Адмирал созвонился с флотским экипажем, нашему Орлу будут отданы воинские почести. Я жалею, что не могу оставить корабль и быть вместе с вами. Действуйте... И вот в печальное дождливое утро флотские музыканты играли траурный марш, и процессия медленно вытягивалась на Большой проспект, на проспект, по которому бегал Женька в школу, по которому ходил в кино с Машенькой. Народу все прибавлялось, потому что слух о том, как погиб тот, чья бескозырка лежит на обитом красной материей гробе, распространился по городу. За гробом шли женщины, сыновей которых так же могли убить на улице темным вечером, шли мужчины — почтить память воина, погибшего в мирное время в бою с врагом, да, со злейшим нашим врагом. Шли молча, и только откуда-то спереди доносились торжественные и грустные звуки духового оркестра. Бедная Машенька! Она вместе с Зиной пекла пироги с капустой, с мясом и ватрушки. Накупила настоек, наливок, вина, достала астры у знакомой старушки, разрешившей обобрать сад для украшения свадебного стола. Свадебный стол стал поминальным! Машенька как следует не понимает, что его нет, ей кажется, что там, в гробу, лежит кто-то другой, а он... он придет и скажет... Нет, ничего Женя больше не скажет! Все, что осталось от него, — его сын. Или дочь. И для него, для ребенка, она должна жить, будет жить! На кладбище, когда открыли гроб для прощания, Маша вдруг поняла, что сейчас Женю засыплют землей; она припала к нему, холодному, мертвому. Мать потеряла сознание. Друзья Жени сильными руками подняли ее. Каждый сказал о друге своем несколько слов. Раздался салют из винтовок.
И вдруг какая-то девушка неподалеку от могилы отчаянно вскрикивает: — Это из-за меня, из-за меня он погиб! — кидается на колени, плачет, а парень в сиреневой кепке пытается ее увести, но она кричит: — Пусти, это из-за меня он погиб! И Гужов с Урагановым не дают парню увести эту девушку... ...Таким образом раскрывается та трагедия, которую до сих пор знал только Женя Орел. Девушка рассказала, как к ней пристали на улице двое в присутствии ее кавалера. «Ты слякоть, слякоть, ты мразь,— плюет она в лицо перепуганному, отводящему глаза трусу, — из-за тебя погиб такой парень!» (Она слышала, что говорили Женины друзья у могилы.) Но когда ее спрашивают, знает ли она убийц, она замолкает, глаза ее бегают, она озирается, будто боится, что увидит тех, кого так опасается встретить, и бормочет: «Нет-нет, я их не знаю, видела в первый раз». Труса и спрашивать нечего. Ему дорога только его драгоценная шкура. Но теперь — известна причина. И, поссорившись со следователем, отказавшимся от их помощи, друзья идут на площадь, в угрозыск, где их принимает полковник. Он берет телефон, отдает распоряжения, ругает следователя, вызывает людей в милицейской форме и в штатском и говорит: — Ну и вы помогайте, друзья-моряки. Будем вам благодарны...
Юрий Георгиевич Панферов - выпускник Ленинградского нахимовского училища 1953 г., подполковник милиции, последняя должность - начальник областного отдела управления охраны общественного порядка УВД Леноблгорисполкомов. Автор повести "Хроника дежурства майора Орлова". Ее помог издать друг, также нахимовец (1954 г. выпуска), ставший профессиональным писателем, Михаил Сергеевич Глинка под своим именем.
2
Какие чудесные есть у нас ребята! Они пришли к своей учительнице — матери Машеньки — и дежурят у нее в комнате, убирают, спрашивают, не нужно ли сходить в магазин, и готовы сделать все, чтобы только облегчить ее горе. Моряки ночуют у матери Жени, на Жениной кровати, вдвоем; они уедут, и кровать его вынесут— мать так и не дождалась сына. Они спрашивают Машеньку: — Что будешь делать? Она отвечает: — Конечно поеду к себе. Ее дом теперь там, в маленьком городке, она там работает, и любимое дело поможет ей продержаться. — Не могу же я бросить своих четвероногих друзей, — говорит Маша сквозь слезы. — Женя тоже любил их. О да, ведь это он приволок на корабль Вертолета, за что матросы были ему весьма благодарны!
Моряки говорят Маше о решении экипажа, она вспыхивает: — Воспитаю сама! Но они убеждают ее, что это делается в память о Жене. И она соглашается. — Он хотел сына! А если родится дочь? — Она будет дочерью Балтики, Ночью Илья и Василий говорят шепотом — они убедили Женину мать принять большую дозу снотворного, и она крепко спит, но они все же боятся ее разбудить. Они добьются от этой напуганной девчонки признания во что бы то ни стало, убедят ее, дуру! Не захочет же она, чтобы мерзавцы ходили спокойно по городу и убивали людей! Моряки засыпают тревожным сном; каждому снится, что он ловит преступника, гонится за ним, догоняет — и тот ускользает, как уж.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Конечно, во всем вышеописанном сказалось и отсутствие у командования и штаба флота опыта руководства боевыми действиями столь крупного масштаба, тем более в совершенно неожиданной обстановке. С первых минут войны противник начал широкомасштабную минно-заградительную деятельность, сковывая минной опасностью действия сил КБФ. Более половины главной ударной силы флота — авиации — было переключено с морского направления на сухопутное. Руководство обороной оказавшейся в окружении ГБ флота было возложено на Военный совет КБФ, из-за чего до ряда морских вопросов у него и штаба флота либо вообще не доходили руки, либо доходили с большим опозданием. Возможно, до середины августа серьезным препятствием для организации противодействия немецко-финским минным постановкам и борьбы с уже выставленными минами был настрой командования КБФ на скорейший перевод органов управления флота и его боевого ядра (КРЛ «Киров», двух ЛД, шести новых ЭМ и около 10 ПЛ) из окруженного Таллина в Кронштадт. Ради этого берегли базовые тральщики (БТЩ). Итак, воспрепятствовать минно-заградительной деятельности противника КБФ не смог.
Финский минный заградитель «Руотсинсалми»
А что же еще делалось или могло делаться для снижения минной опасности при плавании по коммуникации Таллин — Кронштадт, что еще мешало эффективному решению задач противоминной обороны (ПМО)? Руководящие документы ВМФ — временное НМО-40, временный БУ МС-37, НТЩ-40 (заменившее его НТЩ-41, изданное в июле — августе, поступило на соединения флота лишь после Таллинского прорыва) — в общем случае предписывали следующий порядок действий при преодолении МЗМ: разведывательное траление и / или аэрофотосъемка с целью определения границ обнаруженных заграждений; проделывание прохода в заграждении на заданную ширину путем уничтожения мин по намеченному маршруту; проводку кораблей за тралами по проделанному проходу. Только таким образом гарантировалось преодоление МЗМ без потерь. Однако определение границ ЮМБ и проход в нем заблаговременно сделаны не были. А попытки командования КБФ сделать это натолкнулись на острую нехватку ТЩ и недостаток времени (выше отмечалось, что ЮМБ был создан фактически за 21 день, с 8 по 28 августа). При оценке готовности КБФ к поддержанию благоприятного оперативного режима в противоминном отношении нужно иметь в виду, что на флоте к началу войны не было строго разработанного плана траления (и в целом плана ПМО). Предполагалось, что в военное время в каждой ОВР будут выполняться систематические тральные действия в пределах зоны ее ответственности, исходя из наличных тральных сил. Но в большинстве ОВР наличных сил было недостаточно даже для проведения повседневных тральных действий - разведывательного траления всей сети фарватеров в зонах их ответственности. Отсутствовал резерв для выполнения внеочередных задач: уничтожения минных заграждений, проводки кораблей за тралами. Война потребовала от ОВР гораздо больше того, что они могли сделать для флота. Вот конкретные оперативные показатели, подтверждающие это. 17.07 командир ОВР ГБ доносил начштаба КБФ о том, что, согласно расчету, для поддержания в безопасном от мин состоянии ФВК общей протяженностью 170 миль ему необходимо ТТЩ — 24 для траления и БТЩ — 12 для сопровождения конвоев [док. № 273]. Таким образом, каждому ТТЩ условно досталось бы для траления около 7,1 мили ФВК. Примем эту условную цифру за норматив.
29.07 Военный совет КБФ утвердил план траления на Балтийском море [док. № 286]. Для траления 710 миль основных ФВК (были еще 532 мили не тралившихся запасных ФВК) КБФ имел 50 ТТЩ. При таком раскладе сил каждому ТТЩ доставалось условно по 710: 50 = 14,2 мили ФВК, а не 7,1. По существу, нужно было выделять в два раза больше сил — 100 ТТЩ, а для обслуживания всех 1232 миль основных и запасных фарватеров — 175 ТТЩ. С учетом того, что 25% постоянно находились в ремонте, флоту требовалось около 220 ТТЩ, а для проводки конвоев только по основным фарватерам БТЩ — около 70, всего 290 тральщиков. Для справки: по предвоенным расчетам, произведенным ГМШ ВМФ, для решения задач противоминной обороны КБФ нужно было иметь 300 ТЩ [библ. № 45]. Реальное положение было еще хуже. Дело в том, что по довоенным взглядам и планам тральные силы должны были осуществлять: - проводку за тралами больших кораблей — эскадренными тральщиками (ЭТЩ), ни один из которых не был окончен постройкой в 1941 г.; - проводку за тралами ПЛ и КОН между ВМБ - БТЩ, количество которых считалось нужным иметь примерно равным количеству боеспособных подводных лодок (в июне - августе 1941 г. в боевых действиях участвовали 40 ПЛ, в этот же период было проведено 195 межбазовых конвоев, а БТЩ в начале войны в составе КБФ было 17, к концу августа их осталось только 10); - разведывательное траление (обследование и контроль фарватеров, обнаружение минных заграждений и определение их границ) и уничтожение минных заграждений - тихоходными тральщиками, т. е. призванными по мобилизации или сохранившимися в составе флота со времен Первой мировой войны, в основном портовыми, речными и озерными буксирами, в том числе даже колесными (в начале войны в составе КБФ было 16 ТТЩ, а к концу августа, с завершением мобилизации и с учетом потерь, — около 60).
Фактически же БТЩ, помимо проводки за тралами ПЛ и КОН, привлекались к выполнению несвойственных задач: несению дозоров, постановке мин, а накануне эвакуации войск и прорыва флота из Таллина - к перевозке авиабомб для самолетов, совершавших налеты на Берлин с о. Эзель. Что касается ТТЩ, они только тем и занимались, что выполняли несвойственные им задачи: проводили за тралами межбазовые КОН (не хватало предназначенных для этого БТЩ), выполняли функции СКР при конвоировании транспортов и несении дозоров (не хватало не только ТЩ, но и СКР). Но главное заключалось в том, что мобилизованные ТТЩ обладали очень низкими мореходными качествами, позволявшими им буксировать тралы при состоянии моря не выше трех баллов, а тралы, которыми они были вооружены, могли применяться при скоростях буксировки, не превышавших 10 узлов. Ограниченные запасы топлива и воды требовали частого их пополнения, а изношенность корпусов и механизмов ТТЩ (среди них были даже корабли постройки 90-х гг. XIXв.), использование морской (вместо пресной) воды в качестве котельной вызывали необходимость частых ремонтов и щелочения котлов. В результате ТТЩ две трети времени проводили в базах. Поэтому на один ТТЩ реально приходилось гораздо больше условных 14,2 мили фарватеров, и КБФ, естественно, требовалось в несколько раз больше ТТЩ, чем имелось в его составе и даже чем предусматривалось предвоенными расчетами. Хотя часть нагрузки по тралению ФВК принимали на себя КАТЩ, их возможности по производительности траления и по мореходности были гораздо ниже возможностей даже ТТЩ (табл. 43, 44). К тому же тральщики несли существенные потери. При подведении итогов первых шести месяцев Великой Отечественной войны на сборе руководящего состава КБФ отмечалось: «За 6 месяцев 1941 г. КБФ было потеряно, по меньшей мере, втрое больше ТЩ и в процентном отношении вдвое больше личного состава, чем дивизией траления БФ за весь период Первой мировой войны» [док. № 1396]. Нарком ВМФ и Военный совет КБФ пытались решить проблему нехватки тральщиков организационными мерами. 29.06.1941 г. нарком ВМФ приказал тральные силы организовать следующим образом: тральщики, предназначенные для обеспечения маневра соединений кораблей и отдельных тральных работ в море, свести в бригаду траления флотского подчинения; тральщики, предназначенные для обеспечения подходов к базам, числить в составе ОВР баз [док. № 262]. 25 июля, после завершения отмобилизования ТЩ, на КБФ создается бригада траления (два днбтщ, один днттщ, два днкатщ к В ОВР ВМБ осталось по одному днттщ и днкатщ. 31 июля Военный совет КБФ с разрешения наркома ВМФ приступил к формированию нового соединения — Минной обороны Балтийского моря (МО БМ), на которое были возложены две противоминные задачи: а) траление существующей системы ФВК (кроме ФВК, контролируемых ОВР ВМБ); б) проводка боевых надводных и подводных кораблей за тралами [док. № 289 298].
Помимо задач ПМО на МО БМ было возложено планирование постановок активных минных заграждений и сетевых заграждений на театре. В качестве единственной противоминной силы в МО БМ вошла сформированная бригада траления. Естественно, от перемены мест слагаемых, т.е. дивизионов БТЩ, ТТЩ и КАТЩ, общее количество тральщиков в них не увеличилось, эффективность их действий не повысилась, а организация управления ПМО усложнилась. Да и времени для того, чтобы проявить себя, МО БМ не было дано. Сразу после прорыва сил КБФ из Таллина она была расформирована, просуществовав менее месяца. Не лучше обстояло дело с тральными средствами. Фактически флот был вооружен слегка модернизированными контактными тралами, созданными до или во время Первой мировой войны. Тралов для борьбы с неконтактными (магнитными, акустическими) минами вообще не было. Контактные тралы могли применяться лишь на очень небольших скоростях (4-10 узлов), кроме параван-тралов, которые могли применяться при скоростях буксировки от 14 до 22 узлов (табл. 44). Отсутствовали необходимые для обеспечения проводки кораблей ночью сетевые тралы. Очень коварным средством оказались параваны-охранители надводных кораблей: в 50% случаев мины не подсекались ими, для чего охранители и предназначались, а застревали в них и взрывались в нескольких метрах от борта корабля или сначала подтягивались ими к борту, а потом взрывались, приводя к серьезным повреждениям или гибели корабля. К тому же тралов постоянно не хватало. Вопрос об увеличении количества тральных сил, совершенствовании тральных средств и способов решения задач ПМО Военный совет КБФ неоднократно и до войны, и после ее начала ставил перед правительством, наркомом ВМФ и Военным советом СЗН [док. № 7, 259, 282, 310, 333]. Но летом 1941 г. решить этот вопрос было невозможно, поскольку работа оборонной промышленности и система перевода на Балтику построенных в глубине страны кораблей были нарушены войной. 10 августа 1941 г. Военный совет КБФ решил отказаться от предварительного траления ФВК и проводить КОН только за тралами [док. № 306]. Отказ объяснялся стремлением не допустить раскрытия противником используемых ФВК. Пожалуй, это надуманная причина, так как для разведки противника выявление наших ФВК не представляло труда, поскольку она постоянно наблюдала переходы конвоев по ним, что подтверждается расположением минных заграждений в ЮМБ. Фактически такое решение определялось нехваткой ТЩ и опасением больших их потерь в ходе предварительного траления. И если уж отказались от предварительного траления, то, естественно, об определении границ ЮМБ с использованием ТЩ не могло быть и речи.
Определение границ ЮМБ с помощью аэрофотосъемки не выполнялось, хотя в предвоенное время проводились опытовые учения по аэрофотосъемке минных заграждений, давшие положительные результаты. Но имевшиеся к началу войны полторы сотни самолетов МБР-2, оборудованных аэрофотоаппаратами выполнять аэрофотосъемку без истребительного прикрытия не могли, а истребителей остро недоставало. Самолетов, способных выполнять аэрофотосъемку без прикрытия, на флоте было только семь (три бомбардировщика СБ и четыре истребителя), но на них возлагался широкий круг других задач. К тому же к середине августа, когда противник начал массированное минирование средней части Финского залива, около половины всех этих самолетов было уничтожено в ходе боевых действий. Возможно, еще большее значение имело невнимание командования и разведывательных отделов штабов КБФ и ВВС флота к этому виду минной разведки. Решения о проделывании прохода в ЮМБ (с учетом того, что он частично был разрежен в ходе проводок нескольких КОН) для повышения минной безопасности плавания по ФВК № 10 ТБ-д, -е, -ж (Большому корабельному фарватеру) и подходам к нему принимались дважды — 7.08 и 24.08, но по причинам, о которых будет сказано ниже, они не были реализованы. К тому же флот не обладал силами для обеспечения боевой устойчивости ТЩ. СКР и СКА типа «МО» не хватало для конвоирования и несения дозоров. Наши ТКА из-за слабости вооружения не могли противостоять немецким ТКА и даже КАТЩ. Не было возможности использовать ЭМ для охранения ТЩ из-за отсутствия сил для обеспечения их надежной ПМО и ПВО. А рисковать ими тоже было нельзя: нарком ВМФ указывал Военному совету КБФ, что флот противника лишь потому не идет в Финский залив, что в Таллине находятся наши корабли (КРЛ, ЛД и ЭМ). О малочисленности самих ТЩ уже говорилось. Что касается авиации, основные усилия ее частей, базировавшихся в районе Таллина, были направлены, как известно, на поддержку войск 8А Северного фронта, оборонявшейся в Эстонии, и в частности 10-го ск и флотских частей, защищавших Таллин.
В конечном итоге Военный совет КБФ был вынужден 12 августа 1941 г. доложить наркому ВМФ свою пессимистическую оценку борьбы с минами на театре: «Ми тралим меньше мин, чем ставит противник» [док. № 211]. Большое влияние на эффективность противоминных действий на КБФ оказало то, что в предвоенной оперативной, боевой и мобилизационной подготовке этому вопросу, может быть по объективным причинам, не уделялось должного внимания. В частности, отсутствовала практика ночного траления; не отрабатывалось совместное плавание вспомогательных и гражданских судов с боевыми кораблями, в том числе с ТЩ, а также друг с другом как днем, так и в особенности ночью. На организацию совместного плавания тральщиков с проводимыми кораблями отрицательно влияли не только отсутствие опыта у командного состава, большая часть которого была призвана из запаса и не имела военно-морского образования, но также нехватка и слабая специальная подготовка тральных расчетов и сигнальщиков. Первые подолгу меняли поврежденные тралы, из-за чего проводимые корабли вынуждены были останавливаться, а ветер и течение выносили их из протраленной полосы на мины. Вторые не могли своевременно и безошибочно передавать и принимать сигналы и приказания, что могло приводить к неправильному маневрированию и подрыву на минах. Причиной этих недостатков были просчеты в мобилизационном планировании и организации мобилизации. Многие хорошо подготовленные специалисты запаса, получившие опыт боевого траления после окончания Советско-финляндской войны, в ходе мобилизации были направлены в части береговой обороны, ПВО и ВВС флота, в морские бригады, формировавшиеся для усиления Красной армии. Значительная часть моряков запаса имела подготовку лишь в объеме программ Осоавиахима. Возможно, проявлялось и стремление военкоматов в ходе мобилизации 1941 г. в первую очередь удовлетворить потребности Наркомата обороны, которому они подчинялись, а потом уж Наркомата ВМФ, не считаясь при этом со специальностями мобилизуемых. Безусловно, сказалось и то, что немногочисленные балтийские тральщики (на 22.06.1941 г. имелось: БТЩ - 12, ТТЩ - 16, КАТЩ - 14 единиц) были заняты тралением минных заграждений, поставленных в ходе Советско-финляндской войны, а вопросы мобилизационной подготовки гражданского флота лишь согласовывались, причем с большим трудом, между наркоматами ВМФ и Морского флота. Этот наркомат и вместе с ним Балтийское госморпароходство были озабочены экономическими проблемами своей деятельности, а не проблемами военной подготовки и поддерживались в этом руководством страны. Пароходства прибалтийских республик не могли заниматься военной подготовкой, поскольку лишь в конце 1940 г. стали советскими.
Он взглянул в уже потемневшее окно, и ему показалось, что поезд тащится слишком медленно, хотя он знал, что курьерский мчится со скоростью сто километров. Мать, наверное, уже накрыла на стол, истомилась, ждет, поглядывая на часы. И Машина мама отложила тетради учеников, и они обе сейчас сидят вместе и говорят о нем и о Маше. А может быть, вспоминают своих погибших мужей и вздыхают: «Не дай бог нам еще войну, в которой придется воевать Женечке, не дай бог, если и Машенька потеряет его, как мы потеряли своих — ведь мы были в Машенькином возрасте тогда и были полны надежд, как она...»
Вот беда, еще только Гатчина, ее проскочили на полном ходу. А хочется уже поскорее быть дома, пить чай из чайника, заботливо прикрытого вязаным теплым футляром, говорить с милой мамой, а завтра... завтра прийти в свой новый дом вместе с женой — как непривычно называть Машу женой! Маша, славная девочка, подружка детства, как вихрь проносившаяся по коридору на кухню, и вдруг — жена! Может быть, когда-нибудь ей удастся приехать в Эстонию, и он покажет ей улицы, по которым ходил, гавань, в которой стоял и, наверное, еще будет стоять его корабль; и он попросит разрешения зайти к командиру, представить жену, которой командир послал коробку конфет, повидаться с товарищами, которые еще служат... и им тоже сказать: «Познакомьтесь, друзья: моя Машенька!» Но вот поезд замедляет ход и ковыляет по стрелкам. «Значит, приехали, значит, сейчас я выйду на площадь, увижу свой Ленинград, за который, сражаясь, погиб отец. Город, за который и я, если понадобится, отдам свою жизнь». «Поезд прибывает в город-герой Ленинград», — объявили по радио. Евгений вышел на платформу, окутанную туманом, в котором расплывались огни. Промозглая осень охватила его, когда он вышел на площадь. Ленинград, Ленинград! Ему было весело, хотелось петь и плясать. Поскорее на улицу Скороходова! Автобус был пуст и заполнился только на Невском людьми, возвращавшимися из театра. Кто-то упомянул его фамилию, он оглянулся. Потом догадался: говорят об отце. Наверное, в театре шла та пьеса, которую играли еще в Доме пионеров. Ну да, так и есть... говорят о разведчице Тосе, землянке... — Как жаль, что они погибли, не дожили до наших дней! — сожалела девушка в вязаной шапочке. — Мне думается, правильно, что эту пьесу показывают сегодня... Она учит жить, бороться и противостоять любому врагу... — сказал длинноносый студент в очках. — Я бы поставил им памятник, — подхватил еще кто-то.
— В Музее обороны — вы видели? Висят их фотографии. — А Петр Орел был моложе нас... Евгений спохватился: пора выходить! Он выскочил, ему показалось, вовремя, но, оглянувшись, сразу понял: проехал. Он очутился на углу Большого и Кировского проспектов. «Эх, пронесло! Теперь пешком возвращайся, а мама с часов глаз не сводит». Евгений зашагал в обратную сторону. Под ближайшим фонарем спорили какие-то черные тени. До него донесся тот отвратительный жаргон подонков, с которым боролся он в школе, с которым так дружно боролись на корабле и который ни один уважающий себя русский писатель не перенесет в книгу, ибо этот жаргон ничего общего с русским языком не имеет. Евгений хотел было пройти мимо, но вдруг увидел освещенное фонарем испуганное девичье лицо. Потому, как она наклонила голову — так же, как Маша, — ему показалось, что это она, его Маша, стоит под фонарем и именно к ней пристают двое в узконосых ботинках и в красных носках. Девушку некому защитить — ее спутник трусливо подался в тень от наглых хулиганов и отступал все дальше и дальше, оставляя девушку на произвол судьбы. Да, теперь Евгений ясно услышал, что они пристают; услышал циничную ругань, увидел, как один из подонков грубо взял девушку за грудь. Она вскрикнула: — Да что же это?! — В чем дело? — спросил Орел, останавливаясь. — Топай, топай, клеш, не задерживайся, — ответил тот, что повыше, и на него сверкнули пьяные глаза. — Оставьте в покое девушку.
В ответ Евгений услышал мерзкую ругань. Его сильно толкнули в грудь; девушка взвизгнула и побежала через улицу к трусливо прятавшемуся в темноте кавалеру. (Эх, тюфяк, а наверное, хвалился: «Я, я».) Евгений взял толкнувшего за пиджак, тот рванулся, пуговица осталась в руке. И тотчас же его чем-то твердым ударили около виска по щеке, и щека, он понял, рассечена. Евгений поставил чемодан на панель и стал защищаться. Он хорошо знал приемы самбо, услышал, как хрустнула рука и его противник матернулся от боли и стал отступать. Как назло, никого не было, ни одного прохожего, а те, кого он защитил, убежали, трусливо, подленько убежали, ну, девушка — та не в счет, а вот парень... Кто-то ударил его ногой под ложечку. Женя согнулся от боли, но выпрямился, нанес ответный удар в подбородок и вдруг почувствовал, что падает, падает лицом на мокрый асфальт и сейчас разобьет лицо. Он хотел протянуть вперед руки, но руки не подчинялись ему, и он упал, уже ничего не чувствуя: ни боли, ни злости, только услышал, словно во сне: «Ловко! По самую рукоятку!» И последнее, что заполнило до отказа уши и мозг, — был пронзительный милицейский свисток, оглушавший и дребезжавший; это было последнее, что слышал Евгений в своей жизни. Орел так никогда и не узнал, что на него напали предательски, подло, ударив сзади ножом под лопатку, опытным приемом убийц — в самое сердце. Убийца в красных носках с шеей, закутанной красным шарфом, поднял его чемодан, оглянулся трусливо, шагнул и расплылся в тумане вместе с тем, другим, с вывихнутой рукой и разбитой мордой, прежде чем залился запоздалой трелью свисток милиционера, молодого, насмерть напуганного убийством.
...Помните ли вы о том, как за триста метров от Орла были очищены пирсы и стенка и все было пусто кругом, только маячили дежурные с красными флажками опасности — на случай, если у Орла взорвется в руках противотанковая мина?... Подумали ли вы о том, что если бы мина взорвалась, то от Орла не осталось бы и клочка? ...и адмирал пожал ему руку и назвал героем мирного времени и вспомнил его отца, который погиб, уничтожив триста, да, не менее трехсот гитлеровцев... ...и товарищи считали Орла храбрецом, а газета «Страж Балтики» назвала его правофланговым балтийцем... ...и он знал, что если начнется война и на нас нападут, то будет насмерть стоять, и, коль суждено ему будет погибнуть, дорого отдаст свою жизнь... ...какой кары заслуживает подонок, оборвавший жизнь Евгения Орла, у которого все было впереди, и если бы у него была не одна, десять жизней — он бы все десять отдал за счастье будущих поколений?.. Но у Орла отняли единственную жизнь— только потому, что у него билось в груди великодушное и благородное сердце...
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. НЕИЗВЕСТНЫЙ ЭСТОНЕЦ
Первый иней осел на деревянных ступеньках крыльца, покрыл пудрой яблони и съежившуюся сирень.
Но из-за бухты поднимается солнце — и все оживает. Иней оставляет на ступеньках влажные следы. Седая трава зеленеет. Цветы поднимают головы. Над бухтой рассеивается туман. Море обнажило дно, усеянное белесыми валунами. Елена Сергеевна возвращается с почты: — Газеты, Юра. От Славы письмо. — Наконец-то! — Он был очень занят. Экипаж его корабля стал отличным, — торопится сообщить Елена Сергеевна. — Сегодня же пошлем поздравление. — И еще Слава прислал вырезку из «Стража Балтики». — А ну-ка, прочти... Она читает: — «Разыщите героя. Дорогие товарищи! Иногда я читаю родную флотскую газету балтийцев, и, хотя я давно не моряк, но остаюсь балтийцем в душе. Я прочел в вашей газете историю, рассказанную гвардейцем-мичманом Иваном Несмеловым, как неизвестный эстонец спас нас, моряков, когда наш «охотник» потопила подводная лодка в бухте Киви. Как скрывал тот эстонец нас в пещере в лесу под огромным камнем и потом вывел к морю, чтобы мы могли уйти подальше от гитлеровцев. Все описано правильно. Когда мы уже погрузились в шлюпку, приготовленную эстонцем, гитлеровцы открыли из автомата огонь, убили Васина, Шингарева, Золотова, и спаситель наш тоже упал на берегу как подкошенный. А мы отгребли и исчезли в тумане. Двое суток носились по морю, и наконец нас подобрали свои. А пишу я вам потому, что хочу исправить, дорогие товарищи, вашу ошибку. Вы пишете, что имя эстонца никому не известно. Это неверно. Он говорил мне, что он капитан дальнего плавания, звали его — он сказал мне — Янусом. А вот фамилию его я не запомнил. Надо узнать фамилию того эстонца и назвать его именем рыбацкий колхоз и написать на том камне в лесу — а камень похож на кита, — что под ним в пещере Янус такой-то спас команду катера МО вместе с его командиром Николаем Павловичем Грошевым. Бывший моторист МО-205 Иван Зубарев, проживаю ныне на Курилах, работаю мотористом в рыбохозяйстве имени Тихоокеанского флота».
— Яанус! — привстал Крамской в кресле. — Знаешь, Леночка, да ведь это... — Желчный Старик? — догадалась Елена Сергеевна. — Но ведь тут написано, что тот Яанус умер... — Ошибка! Я всегда подозревал, что он что-то скрывает. Не пойму, почему. Ущемлено самолюбие? Скромность? Пойду к нему, Леночка. — Пойди, — согласилась Елена Сергеевна. Крамской уже надевал шинель и фуражку: — Буян, неси поводок! Он пришел берегом к зеленому дому Хейно Клаамаса, где жил теперь Желчный Старик. Рядом колхоз строил новый дом Яанусу Хаасу. Хейно не было — ушел на лов в море; Желчный Старик покачивался в качалке. — Ваш новый дом, я вижу, скоро будет построен, Яанус, — сказал Крамской. — Настроение? — Скверное. Как видите, сижу в чужом «кикитоле». И ноги как плети. А ваши глаза, капитан? — Не лучше ваших ног, Яанус. Хотя и стабилизировались. Во всяком случае, я могу прочитать вам газету, в которой говорится о вас. — Обо мне? — Скажите, почему вы молчали... — О братце-то? Поверьте, никому не доставит удовольствия говорить о том, что твой родной брат обернулся волком.
— Не о нем. С этим покончено. В газете говорится о большом камне в лесу, о пещере под ним, о матросах с потопленного морского «охотника»... О Яанусе — его фамилия неизвестна, — убитом фашистами как раз тогда, когда он вывел матросов к приготовленной шлюпке... — Убитом? — Я вижу, он жив, — говорит, улыбаясь, Крамской. — Значит, они все же спаслись? — спросил, сжимая сильными жилистыми руками поручни кресла-качалки, Желчный Старик. — Почему вы-то_ молчали, Яанус? — А по-вашему, я должен был кричать об этом на всех перекрестках? — Но, может быть, если бы это было известно тогда, когда... — Когда меня сочли «лесным братом» — по милости некиих добровольных доносчиков, которые сами были хуже всех «лесных братьев», но им верили больше, чем честному капитану дальнего плавания? Вы встречали когда-нибудь взгляд пустых, ничему не верящих глаз, капитан Крамской? — Встречал, Яанус. Не раз... ...Да, к сожалению, не раз он встречал холодные глаза чиновника, убежденного в своем превосходстве...
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru