Таблица 93. Потери сил КБФ, прорывавшихся из Таллина, детализированные по подклассам кораблей и судов и причинам их гибели
Примечание: Если исключить из общего числа погибших кораблей и судов семь, погибших в результате аварий и захвата противником, а три, погибших по неизвестным причинам, считать погибшими от мин, то окажется, что потери от мин составляют 61,8%, от авиации — 34,5% общих боевых потерь. От общего количества вышедших из Таллина кораблей и судов потери, рассчитанные таким образом, составляют 15,1% и 8,4% соответственно.
Таблица 94. Распределение потерь в кораблях и судах между участвовавшими в Таллинском прорыве группировками сил
Из 44 потерянных боевых кораблей и вспомогательных судов КБФ пять малых кораблей и судов потеряны не в результате боевого воздействия, а из-за аварийных повреждений, полученных при штормовой погоде (четыре) и столкновении с буксирующим судном при уклонении последнего от бомб, сброшенных самолетом противника (один). Из 18 потерянных транспортов лишь девять погибли с большей частью находившихся на них людей сразу после подрыва на минах или попадания авиационных бомб. Другие девять были поначалу только повреждены, а затонули или были сожжены в последующем только после того, как в целом примерно 2/3 их пассажиров и членов экипажей были спасены. Аналогичная картина сложилась с тремя из шести погибших крупных ВСУ. При этом СС «Сатурн» затонуло через семь часов после повреждения, а ПМ «Серп и Молот», выбросившаяся на отмель у Южного гогландского маяка, только через день после этого была сожжена авиацией противника. А ШК «Вирония» потерял ход по вине командира БЧ-5, не имея повреждений от воздействия оружия противника, и, находясь в дрейфе, лишь через пять часов после потери хода затонул дважды подорвавшись на минах. Но с этих ВСУ удалось спасти лишь около 1/3 людей. 29-30.08 в Кронштадт пришли 146 кораблей и судов из состава сил, прорывавшихся из Таллина. Еще 16 кораблей и судов (13 кораблей, временно перешедших из состава прорывавшихся сил в состав гогландского ОПР, ТР «Казахстан», устранявший повреждения у о. Вайндло, и две ПЛ прикрытия — М-98 и М-102) пришли в Кронштадт в период с 31.08 по 7.09, а один — ТКА № 144 — остался в б. Сууркюлян на о. Гогланд. 132 боевых корабля и катера, прорвавшиеся из Таллина, составляли 43% количественного состава КБФ по состоянию на 30.08.1941 г. Подробнее о них — в табл. 90 и примечаниях к ней. Из общего числа кораблей и судов, вышедших 28.08.1941 г. из Таллина, 142 перевозили эвакуируемые войска, а также жителей Таллина и Палдиски. Из них 65 кораблей и судов приняли людей в Таллине и Палдиски, а еще 77 спасали в море и доставляли спасенных людей на острова Финского залива и в Кронштадт (в спасении участвовали также 22 корабля и судна из числа 65, принявших людей в Таллине и Палдиски). Кроме того, в спасательных действиях и перевозке спасенных людей с островов приняли участие 55 кораблей и судов из числа 80, выделенных командиром КВМБ (ОВР КБФ), включая гогландский ОПР. Итак, из 305 кораблей и судов, участвовавших в Таллинском прорыве, защитников и жителей Главной базы КБФ вывозили из Таллина, спасали в ходе прорыва и перевозили с островов Финского залива в Кронштадт 197 кораблей и судов (64,6%). Каждым из них были совершены с этой целью от одного до четырех походов. При этом было потеряно 34 корабля и судна (17,3%). Приведенные в двух предыдущих абзацах сведения подтверждаются табл. 28, 74, 78-80, 82, 83, 85, 86, 92, 100, 104 и документами прил. 13 настоящего труда. Силы КБФ в ходе Таллинского прорыва были ослаблены, но противнику не удалось разгромить их и выполнить приказ Гитлера о недопущении прорыва флота к Ленинграду. Хотя группировка транспортов, входившая в состав прорывавшихся сил, была уничтожена (потеряны 90% ТР), большая часть людей с них была спасена. Потеря 18 транспортов на деятельность Балтийского флота и Балтийского государственного морского пароходства в последующие периоды Великой Отечественной войны (по крайней мере до выхода Финляндии из войны) большого влияния не оказала. Им все равно на Балтике негде было плавать, а в осажденном Ленинграде трудно было поддерживать их в исправности и не допустить гибели при артиллерийских обстрелах и авиационных ударах противника.
в) результаты эвакуации и перегруппировки личного состава КБФ, 10-го ск, вольнонаемных служащих КБФ и части населения из Таллина
В разделе 2 главы 3 настоящего труда было установлено как общее число людей, вышедших из Таллина на кораблях и судах для прорыва в Кронштадт, так и их число по категориям (военнослужащих КБФ, 10-го ск и пограничных войск, вольнонаемных служащих КБФ, гражданских лиц) и по функциям при прорыве (пассажиры, личный состав кораблей и судов). В «Отчете о переходе флота в Кронштадт и эвакуации ГБ Таллин 28.08-29.08.1941» [док. Вместо введения] названо число доставленных в Кронштадт военнослужащих, но «из-за скромности» подписавших и утвердивших отчет не сказано, что в это число вошли и военнослужащие из состава экипажей кораблей и судов, комендантских команд и управлений корабельных соединений, прорывавшихся из Таллина. До сих пор ни в одном официальном документе или военно-исторической публикации не названо число гражданских лиц, принятых 28.08.1941 г. на корабли и суда в Таллине и доставленных в Кронштадт и Ленинград. Известно, что 30.08.1941 г. находившийся в Ленинграде нарком ВМФ послал донесение о Таллинском прорыве Верховному главнокомандующему, в котором доложил: «Эвакуировалось людей около 20 000 человек. На последний момент прибыло в Кронштадт и высадилось с подбитых кораблей на острова 12 225» [док. № 1310]. Из донесения можно было понять, что речь шла о военнослужащих пассажирах, из которых, можно предположить, 7775 человек погибли, но в явном виде об этом сказано не было. 7.10.1941 г. заместитель наркома Морского флота доложил своему наркому не подтвержденную никакими реальными сведениями оценку людских потерь в ходе Таллинского прорыва: «Погибло... по оптимальным подсчетам не менее десяти тысяч человек» [док. № 1367]. Надо полагать, замнаркома имел в виду и военнослужащих, и вольнонаемных, и гражданских лиц, поскольку разделить их он не мог. 13.04.1942 г. Военный совет КБФ утвердил «Отчет...», в котором вначале говорилось, что: «Всего на ТР ТР было посажено около 20 400 человек личного состава частей КБФ и 10 СК»Гэ, а затем было сказано: «Из всего состава погруженных войск и команд кораблей в числе 23 000 чел. в Кронштадт и Ораниенбаум прибыло 18 233 чел., т. о. погибло всего 4767 чел., главным образом из личного состава КБФ...» [док. Вместо введения].
В 1962 г. ГШ ВМФ издает том III военно-исторического очерка «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» [библ. № 22]. В нем можно прочитать: «Всего на транспорты и корабли было посажено 20 400 человек (эта цифра - из «Отчета...» [док. Вместо введения]. - Р.3.)... Вместе с судами погибло около 10 тыс. человек (эта цифра из докладной записки замнаркома Морского флота [док. № 1367]. - Р.3.)... В Кронштадт на кораблях и судах было доставлено почти 16 000 человек» (эта цифра появилась в [библ. № 22] неизвестно откуда. — Р.3.).
15 АО ЦВМА. Ф. 9. Д. 136. Л. 27 [док. Вместо введения].
В сноске к этому тексту говорится, что, по данным штаба КБФ, погибли около 9000 человек (видимо, речь шла об эвакуировавшихся военнослужащих пассажирах, и цифра эта совпадает с рассчитанной автором). Поскольку в военно-историческом очерке речь шла только о военнослужащих, непонятно, зачем взяты 10 000 человек из докладной записки замнаркома Морского флота, в которой речь шла обо всех пассажирах — военных и гражданских. Но главное заключается в том, что авторы очерка, видимо, не попытались решить уравнение 20 400-10 000 = 16 000 (?), уменьшаемое, вычитаемое и разность из которого продолжают «гулять» но военно-историческим публикациям. Такая нестыковка официальных данных, на которых зиждилась оценка выполнения КБФ поставленной задачи, вызвала у автора желание найти более близкие к истинным значения цифр, позволяющих справедливо оценить итоги Таллинского прорыва. Выполненное исследование позволило установить следующие людские параметры результатов Таллинского прорыва, представленные в табл. 95.
Таблица 95. Результаты эвакуации и перегруппировки личного состава КБФ, 10-го ск, вольнонаемных служащих КБФ и части населения из Таллина
Показанные в этой таблице цифры получены на основании следующих соображений: — всего в прорыве из Таллина участвовали 41 992 человека (табл. 30); — прибыли в Кронштадт, Ораниенбаум и Ленинград 26 881 человек. Это 9646 человек, принятых в Таллине и Палдиски на корабли и суда, а также спасенных во время прорыва кораблями и судами из состава прорывавшихся сил, а также кораблями и судами, высланными навстречу прорывавшимся из Кронштадтской ВМБ, и доставленных ими непосредственно в Кронштадт, Ораниенбаум и Ленинград (табл. 74). Это также 6180 человек личного состава прорывавшихся кораблей и судов, прибывших из Таллина непосредственно в Кронштадт, Ораниенбаум и Ленинград. Эта цифра получена следующим образом. Из Таллина вышли 8173+1179=9352 человека личного состава кораблей и судов (табл. 24, 29). Из этой цифры вычтем 1581 человека, погибшего с кораблями и судами в ходе прорыва, а также 1591 человека, спасенного с погибших кораблей и судов (табл. 96), поскольку последние вошли в общее число спасенных людей, упомянутых в предыдущем и следующем абзацах. Тогда получаем: 9352-1581-1591=6180 человек
На нас уже форма морских курсантов. Вместо красных якорьков на погончиках золотистые якоря, а вместо трех красных «угольников»на левом рукаве красуется одна «галочка»тоже золотистого цвета, над которой располагается того же золотистого цвета звездочка — первый курс Высшего военно-морского училища. Поскольку училище наше считалось тогда очень секретным, на ленточках бескозырок — надпись: «Военно-Морские Силы». Приняв присягу и водрузив свои винтовки в «пирамиды», строимся во дворе, против главного входа в училище, украшенного традиционными адмиралтейскими якорями и колоколом-рындой (мы отбивали на ней традиционные «склянки», неся службу рассыльных дежурного офицера по училищу). Сейчас перед нами составленный из нескольких длинный стол, покрытый зеленым сукном. На столе аккуратными стопками разложены аттестаты нашей «зрелости», рядом чернеют ножнами «морские шашки»— рудименты абордажных боев — палаши. Вызываемые по одному из строя получаем аттестаты и «шашки». Закрепив палаши на своих широких флотских ремнях и придерживая их левой рукой, четко печатаем шаг, равняясь на своего любимого Бориса Викторовича, маршируя мимо превратившегося в трибуну длинного стола. От переполняющей нас гордости практически не различаем лиц еще каких-то адмиралов и офицеров, стоящих рядом с ним...
Наступает новый период жизни. После уже упоминавшегося «Курса молодого бойца»в нахимовском лагере у озера Суло-Ярви и отгуливания месячных отпусков начинается учеба в Высшем училище. На первый взгляд, если судить по распорядку дня и некоторым общеобразовательным предметам, особых изменений в нашей жизни не было: та же математика, та же физика и та же химия, только высшие. Даже плавное перерастание химии в химическое оружие было не очень заметно. Показали нам и совсекретный фильм об атомном оружии, но и он как-то не произвел особого впечатления. Тогда мы еще не осознавали, что атомная энергетика скоро, не спрашивая, ворвется в нашу жизнь. Что многим из нас придется служить на подводных лодках с этой энергетикой, а еще через несколько лет — и командовать такими лодками. А уж то, что носить на своих «бортах»ядерное оружие придется всем, кто будет служить на кораблях, мы даже не представляли. Появились в программе нашего обучения и совсем новые общеобразовательные предметы: теоретическая механика, начертательная геометрия, ну и, конечно же, «Основы марксизма-ленинизма» (ОМЛ). Специальные же предметы, такие, как навигация, лоция, мореходная астрономия, теория и устройство корабля, устройство и управление подводной лодкой, тактика, история военно-морского искусства, военно-морская география, артиллерийское, торпедное, минное и противоминное оружие и их использование, приборы управления стрельбой и электронавигационные приборы, средства связи и связанные с ними электротехника, радиоэлектроника — изучались нами с интересом и даже с удовольствием, укрепляли наши романтические чувства и любовь к морской службе.
Было, правда, и несколько предметов, которые, видимо по нашему возрастному легкомыслию, воспринимались с большой долей юмора. Например, очень полезная в морском деле гидрометеорология именовалась «гидромутью», хотя многие используемые ею народные приметы, прогнозирующие погоду, запомнились на всю жизнь. Тут и чайка, которая села в , предсказывающая хорошую погоду, и та же чайка, ходящая по песку и сулящая моряку тоску, и многое, многое другое. Но вот «гидромуть» и все тут! А с высоты прожитых бок о бок с «личным составом» лет понимаю, что наука «Основы воинского воспитания» и вовсе не воспринималась всерьез. Впрочем, может быть от того, что читал нам этот курс «политрабочий»— полковник Макушкин. Он, правда, произнося свою фамилию, умышленно делал ударение на первом слоге. Но от этого было еще смешнее. На занятиях по общевойсковой подготовке уже упоминавшийся полковник Мочало и его подчиненные капитаны и майоры учили нас обороняться и наступать, как водится, на «ящике с песком». Это было, пожалуй, интересно. Особо хочется сказать о нашей строевой выучке. К ней мы питали привитое еще в «подготии» уважение даже... Воспитанники подготовительного и курсанты-балтийцы любили строй. Разве можно забыть лихие марши-переходы под оркестр и под барабан, со знаменем от училища по Лермонтовскому, Измайловскому и Майорова (ныне Вознесенскому) проспектам на предпарадовые тренировки и парады на Дворцовой? Я как-то сосчитал, и получилось, что «оттопал» я 14 парадов...
Помню, как перед последним броском через Невский под Арку Главного Штаба мы, сложив в «козлы», то есть в эдакие шалашики свои «винторезы», перекуривали и отдыхали на Исаакиевской площади, вокруг конной статуи Николая Первого. И что интересно, разбирая по команде перед построением эти «козлы»никто не путался: брал сразу только свою винтовку, которую знал «в лицо»! Вспоминается и выезд в Москву на майский парад в 1952 году. Перед этим выездом мы два месяца тренировались на площади перед Кировским исполкомом. Здесь, под сапогами Сергея Мироновича, мы ходили «гусиным шагом» одиночно под барабан и маршировали, держа равнение, под оркестр, в строю-«коробочке». Наконец, привезли нас в столицу где-то в первых числах апреля. И что же? На первой же тренировке на площади перед Речным вокзалом нашу строевую подготовку раскритиковал «в пух и прах» помощник начальника Главного штаба ВМФ адмирал с мрачной фамилией Могильный (Дмитрий Сергеевич). Между прочим, в конце своей службы мне довелось работать с его сыном — капитаном 1 ранга Могильным, в одном из управлений ВМФ в Москве. Но это к слову. А тогда разочарованию и досаде нашей не было предела. Мы же два месяца оттренировались в Ленинграде и считали себя вполне готовыми к прохождению по Красной площади! Мы-то надеялись (святая наивность!), что отдохнем в столице перед парадом... А нам адмирал бросил фразу: «Никуда не годится! Начинайте все снова, с одиночной подготовки!» И началась самая настоящая муштра. Но и в ней были «окна». Обедали мы в ресторане Речного вокзала. Ресторан был в то время почти загородным. Сюда частенько подкатывали «лимузины»с какими-то, очевидно, высокопоставленными мужчинами с очаровательными молодыми дамами, явно не женами. Их ждал конфуз. Ресторан работал только на обслуживание парадного Морского полка. Так что лимузины были вынуждены разворачиваться и уезжать... Как-то подкатил черный автомобиль, из которого выпорхнула известная уже в то время актриса с известным же колоритным актером. Это были герои «Кубанских казаков»: артисты Клара Лучко и ее будущий муж - ныне покойный Лукьянов. Они, узнав, что ресторан фактически закрыт, не уехали сразу, а немного поболтали с нами к нашему же «жеребячьему» восторгу: как же, познакомились с «живыми» артистами!
А однажды, на очередную тренировку с проверкой приехал всего Военно-Морского Флота страны, командовавший этим флотом всю войну, Николай Герасимович Кузнецов. Был он к тому времени возвращен из опальной ссылки на Дальний Восток усатым генералиссимусом, назначившим его военно-морским министром СССР (было тогда два министерства: Военное и Военно-Морское). Поскольку пребывал тогда Николай Герасимович в относительно странном звании «вице-адмирал»(будучи наркомом ВМФ имел он самое высокое звание на флоте - Адмирал Флота Советского Союза), титуловать его, отвечая на «Здравствуйте, товарищи курсанты!», следовало «Здравия желаем, товарищ военно-морской министр Советского Союза» вместо обычного «товарищ адмирал!». Ну, и, как это всегда бывает, перед самым приездом министра, то есть уже после того, как нами был отработан до автоматизма этот титул, какой-то начальник, прибывший из Главного штаба непосредственно перед приездом министра, сократил ритуальную фразу: следовало здороваться «Здравия желаем, товарищ военно-морской министр! »То есть произнести титул, не добавляя «Советского Союза». Все вроде бы поняли, но лишний раз потренироваться не успели. Николай Герасимович опередил такую тренировку. И вот, после слов «...товарищ Военно-Морской министр...»чей-то тонкий голосок попытался было по привычке прокричать «...Совет...», но опомнясь, захлопнул рот. К чести министра, он сделал вид, что не заметил оплошности, а мы, к нашей чести, не расхохотались. В ходе подготовки к параду была проведена традиционная строевая прогулка по улице Горького (ныне Тверской) от Белорусского вокзала до Манежной площади. Тут мы не подкачали! Четко печатая шаг, пели «Варяга» и после слов «Прощайте, товарищи, с Богом, ура!» дружно подбросили вверх свои бескозырки, аккуратно поймав их где-то на уровне штыков. После парада перед посадкой на голубые «форды»— грузовики, отвозившие нас в Алешинские казармы, в переулке, примыкавшем к площади Маяковского, мы, по традиции оторвав от своих парадных каблуков прибитые к ним металлические подковы, выложили ими прямо на проезжей части гигантский якорь со звездой, точно такой же, какой был изображен на наших бляхах! На самом же параде, равняясь на Мавзолей, мы смотрели только на легендарного вождя, сухощавого старика — Иосифа Виссарионовича Сталина. Культ личности был в своем апогее!
Любимцева Ирина Анатольевна в разные годы
Кстати, коль уже речь зашла о культе личности Сталина, хочу привести один весьма печальный пример «политической близорукости». В одном из классов еще Подготовительного училища на уроке истории произошел такой эпизод. Изучали «Историю ВКП(б)». Урок вела преподаватель Ирина Любимцева. Она, кстати, была довольно привлекательной, вполне соответствовала своей фамилии: все мы были в нее немножко влюблены. Один из воспитанников (фамилии его я, к сожалению, уже не помню) задал ей вдруг, как сейчас говорят, не вполне корректный вопрос: «Товарищ преподаватель! Вот Вы говорите, что Иосиф Виссарионович Сталин — очень скромный человек. Говорите, что «Историю Партии» написал он сам. Почему же тогда учебник этой «Истории» изобилует фразами, восхваляющими вождя? Как он мог такое допустить?» В классе воцарилась тишина... Ирина Владимировна помолчала, а затем, как можно спокойнее, пообещала ответить на этот вопрос на следующем уроке. В ту же ночь в кубрик (спальное помещение), как рассказал потом воспитанник, стоявший дневальным, прибыли командир роты, начальник особого отдела училища и старшина-баталер (заведующий «каптеркой», где хранились вещи). «Любопытного»воспитанника разбудили, попросили одеться и взять необходимые вещи, вывели из ротного помещения, и больше никто из нас никогда его не встречал... Такие были времена, как сказал бы ведущий телепрограммы Владимир Познер... Однако продолжим рассказ об учебе в высшем училище...
Курсант Р.Рыжиков
Практика тоже заметно отличалась от плавания по Финскому заливу на парусниках. Практиковались мы в основном на Северном флоте. Бывали и на крейсерах, и на эсминцах, и на тральщиках, и на противолодочных кораблях, и на торпедных катерах, и даже на самолетах морской авиации нас «облетывали»! Но, самое главное, выходили мы в море на подводных лодках. Это были «Катюши»(«К»), «Ленинцы»(«Л»), «Сталинцы»(«С»), и «Шуки»(«Щ»). Лодки были, конечно, старые. Большинство из них имели на своих рубках звезды, обозначавшие количество потопленных вражеских судов или сбитых немецких самолетов. Помню, что в Полярном, на практике, листая «Исторический журнал»одной из лодок, перешедших с Балтики на Север уже после войны, а в 1941 году зимовавшей в Ленинграде, я наткнулся на трагическую запись. Записано было примерно так: «Стоим у стены набережной, против Летнего Сада. Начался налет вражеской авиации. Ведем огонь по врагу из всех огневых средств. Налет окончен. Во время него убит верхний вооруженный вахтенный матрос Степан Кузьмин. Он до последнего вздоха стрелял по самолетам из своего карабина». Боже мой, что творилось в моей душе! Мое юношеское воображение рисовало героическую смерть этого матроса. И я ему всерьез завидовал! Случались, как всегда, и курьезные «приключения». Остановлюсь на некоторых, особо поучительных.
Практика в Полярном
Вместе с экипажем одной из лодок проходили довольно неприятную процедуру, обязательную для всех подводников — легководолазную подготовку. В специальном бассейне сооружен тренажер - отсек подводной лодки, из торпедных аппаратов которой, имитируя выход из потерпевшего аварию подводного корабля, следовало выходить в воду бассейна, а затем по буйрепу (специальному тросу, прикрепленному к выпущенному буйку) выйти на поверхность. Маски индивидуально-спасательных аппаратов, в которых это упражнение отрабатывалось, были для нас великоваты и, естественно, пропускали воду к нашим лицам. Я умудрился выпустить из своего рта загубник (приспособление, соединяющее рот с дыхательным клапаном аппарата) и ... ртом и носом хлебнул-таки порядочное количество воды. Естественно, спаниковал. Фактически утонул. Помню только зеленую воду перед глазами и все. Сознание потерял. Очнулся уже на стенке бассейна от того, что кто-то надо мной производил какие-то манипуляции, и из моего рта фонтаном била вода. Теперь-то я знаю, что меня откачивал мичман-инструктор. Этот же мичман, как только я пришел в себя, заставил меня вновь лезть в торпедный аппарат и повторить упражнение. «А то бояться будешь!» Сгоряча я выполнил неприятную процедуру и действительно больше никогда не боялся. Второй курьез был связан с извечной проблемой борьбы за живучесть подводных лодок. Дело было так. «Катюша», на которой группа курсантов и я в том числе дублировала торпедистов, отрабатывала одну из задач боевой подготовки в море. В ходе отработки выполняли упражнение «Покладка лодки на грунт». «Покладка»совершалась на глубине 60 метров, грунт — каменистый. На борту лодки был командир бригады лодок — Герой Советского Союза, капитан 1 ранга Калинин (он некоторое время спустя сменил на должности начальника кафедры тактики нашего училища известного подводника Петра Грищенко).
. Утро. Кораблей уже нет — ушли в море. Дед поднимается раньше всех. Он говорит, что старикам спится плохо — стариков стало много и снов на всех не хватает. Поэтому рано приходится вставать. А может быть, он не ложился? — Подъем! — командует дед. И мы вскакиваем как встрепанные. — А ну, живо в море! Оно желто-розовое — из-за леса на том берегу уже поднимается солнце. Солнце не греет пока — и тело покрывается пупырышками. Брр, как холодно! Один дед не чувствует холода. — Станови-ись! Мы выстраиваемся возле палатки, все еще дрожа от утреннего холодка. — Коровин Максим-младший! . — Есть! — кричу я как можно громче. — Кудеяров Олег! — Есть! — отвечает толстяк, икая от холода. — Куликов Вадим! — Есть! Деду нравится играть с нами в такую игру. Он играет и в свою молодость. — На фла-аг! Смирно!
Мы поворачиваем головы — в сторону, чуть наверх. И на высокой мачте-флагштоке взвивается военно-морской, голубой с белым . Этот флаг подарили деду моряки корабля, которым командовал он перед отставкой. После завтрака мы пошли в лес и засыпали рыхлой землей вырытую около камня яму, похоронив свои мечты и надежды: найти что-нибудь историческое, что пригодится музею. Когда мы, забравшись в тень, отдыхали, Ингрид вдруг заворчала. Мы услышали девичьи голоса. — Это девчонки из пионерского лагеря,— шепнул я. Мы притаились. «Ты тоже, Ингрид, не шевелись и помалкивай». Вот они, девчонки, четыре, с разноцветными лентами в волосах. Они не торопятся — курносенькая в веснушках читает им книжку. До нас долетает: — «Однажды утром в морской дали сверкнет алый парус... Тихо будет плыть корабль под звуки прекрасной музыки. «Здравствуй, Ассоль»,— скажет принц...» Да ведь это «Алые паруса», наша любимая книга! Курносенькая мечтательно говорит: — А что, если бы к нам пришел с моря корабль с алыми парусами? Другая, черненькая, воскликнула: — Я бы побежала к нему прямо в воду! — Ты веришь в сказку?
— Верю! Верю в сказку, в мечту! Я бы тоже хотела пойти с ними в море... под ... Ба-а, да ведь это «девочка с Ларсеном»! Я прячусь подальше, под прикрытие «кита». Она считает меня хулиганом. «Хулиганы нам не компания»,— сказала она тогда своему черному псу. Девчонки ушли. Мы смотрим им вслед. Вадим хватает нас за плечи. — Братцы, я такое придумал! Закачаетесь. Ему всегда в голову придет что-нибудь! — «Однажды утром,— читает он наизусть (он славится в школе тем, что может прочитать наизусть чуть не половину «Руслана» или «Вечеров близ Диканьки» — вот память-то!),— однажды утром,— читает он,— в морской дали под солнцем мелькнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, тихо будет плыть этот чудесный корабль без криков и выстрелов; на берегу много соберется пионеров, удивляясь и ахая...» Это «Алые паруса». Но при чем же тут пионеры? — «Корабль подойдет величественно,— продолжает Вадим,— к самому берегу под звуки прекрасной музыки»... «Здравствуй, Ассоль!» — скажу я, потому что я буду капитаном Греем. «Здравствуй, Грей!» — закричит та черненькая и войдет прямо в воду. — А почему это ты будешь Греем?—спросил я, поняв, что Вадим затевает. — Не толстяку же быть капитаном «Секрета». И не тебе... — Почему? — Ну, какой же ты Грей, Максим? Я знаю, что я некрасивый. Вадим куда красивее меня. Но капитан Грей еще красивее — таким я его себе представляю. — Ну ладно,— соглашаюсь я,— ты будешь капитаном Греем. Но где мы возьмем с тобой алые паруса?
. И правда, у капитана Грея (того, настоящего) были деньги, и он купил тысячи метров прекрасного алого шелка. А у нас нет денег даже на ситец. Я догадываюсь, что затеял Вадим. — Но если мы выкрасим паруса у «Бегущей», дед очень рассердится. — А мы сошьем парус из простынь, а спать не все ли равна каких — на красных, зеленых, коричневых с крапинами. Придумано здорово! — А кем же мы тогда будем? — Ты, Максим,— Летикой, моим преданным, славным, веселым матросом. А Олежка — Циммером, музыкантом. Ведь у нас с собой будет целый оркестр... — Оркестр? — Ну, магнитофон, как ты не понимаешь?! Техника шагает вперед!
. — Ребята, я умираю от голода! — скулит Олежка.— Вы слышите, как бурчит у меня в животе? Ингрид кладет полуобглоданную косточку ему на колени. мы хохочем до слез: — Эх, Олежка, Олежка, тебе только бы набить брюхо! Потом быстренько утаптываем землю вокруг «кита» и насыпаем сверху голубой мох. На этот раз мы не опоздали к обеду, доложили деду, что его приказание выполнили и «кит» опять в полном порядке. Дед что-то примечает по нашим лицам. — А еще что задумали? . Мы кривим душой: — Ничего. После обеда Вадим приносит из магазина несколько банок красной краски и прячет их под постель. Три дня мы заняты тайным делом. Разводим краску, достаем старый таз и, забравшись в дальний уголок сада, чтобы не попасться на глаза бабе Нике, красим сшитый из простыней парус. Вадим записывает на магнитофон замечательно красивую музыку для нашего представления. Недаром он славится в школе как режиссер и артист! Отныне мы — заговорщики. У нас своя тайна. Но у деда наметанный глаз. Он опять спрашивает: — Что вы, ребята, затеяли? Паруса еще сохнут в сарае. Мы говорим, что собрались на озеро. — Добро! — разрешает дед.— Приносите линей. Он не знает, что мы собираемся изловить гигантскую щуку. Толстяк облизывается, когда я рассказываю, как баба Ника зафаршировала щуку весом шесть килограммов.
Для примера. . Я выпрашиваю у Юхана старую сеть — ею покрывают ягоды, чтобы не склевали их птицы. Юхан не жадный. Он одалживает мне сеть, только просит ее не порвать. Хоть и старая, но она еще пригодится. Остается выпросить у лесника, что живет возле озера, лодку. Ингрид мы с собой не берем — она спугнет щуку лаем. Тут нужна тишина. Мы подберемся к ней втихомолку, как настоящие рыболовы. — А если она вырываться станет? — спрашивает толстяк. — Мы ее пришибем. — А если станет кусаться? — Да ну тебя, «вырываться, кусаться»! Одолеем, нас трое здоровых ребят. — Но в ней, ты говоришь, двадцать кило. Это значит — во! — широко раздвигает Олежка толстые руки. — Ты ляжешь на нее и придавишь ее животом! Среди деревьев поблескивает светлое озеро. Мы догоняем старушку, согнувшуюся под тяжелой вязанкой хвороста. Старушка скрючилась, как буква «Г». Это Герта, мать лесника. Я толкаю Вадима под локоть. И мы подходим к ней с двух сторон, подхватываем вязанку — ну и нагрузилась старая Герта! — и торжественно вносим хворост во двор лесника., «Помогай слабым, ни одно доброе дело не остается без награды», — убеждала меня баба Ника. Возможно. Но разница, в том, что иногда награду ты получаешь тут же, а чаще ее приходится ждать.
На крыльце стоит лесник Арво. Его окружают питомцы: , которого лесник подобрал в лесу умиравшим от голода, два нахальных кота, три собаки, довольно облезлая, с хитрой мордой лиса, поросенок и две глупые овцы. Собаки не лают на нас — они у лесника не кусачие. Арво благодарит за помощь старушке. И на просьбу одолжить лодку отвечает: — Берите. Вот весла... — Спасибо! На этот раз доброе дело вознаграждается сразу. Вода в озере очень прозрачная — в ней отражается лес. Юркие рыбки носятся стайками по всем направлениям. А вот гигантской той щуки, о которой народ говорит, что-то не видно. Может, она под корягу залезла и спит? Проходит час, другой, третий. Толстяк жалуется, что мы не взяли с собой провианта. Ничего, потерпи! Смотри лучше, может, щуку увидишь! Никого нет на озере — мы одни. Сюда запрещено ходить дачникам. Мы пять раз обошли кругом озеро. Раз десять пересекли его во всех направлениях. В шесть глаз всматриваемся в прозрачную глубину. Нигде и следов большой щуки! Скоро уж солнце зайдет. Оно подползло к верхушкам деревьев. Вот-вот скроется. Станет темно. — Вот она! — взвизгивает толстяк. Дьявол этакий, мы ведь договорились молчать, чтобы наших разговоров не услышала щука! А он орет во все горло. Черная тень скользит у самого берега, плывет величаво и медленно, словно линкор. Мы и понятия не имеем, как закидывать сети. Тут мелко — накроем ее, она в наших руках! Мы вываливаемся из лодки, держа в руках сеть. Воды здесь лишь по плечи. Бац! Накрыли! Меня кто-то больно хватил за коленку. Щука! — Ложись на нее, Олежка, ложись! Толстяк плюхается вперед животом. — Она в наших руках!—орет Вадим.— Держи, держи! Ой, кусается!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Глава 5. Итоги и оценки Таллинского прорыва, суждения о нем историков и писателей, его тайны и загадки
5.1. Итоги Таллинского прорыва
Наиболее наглядно итоги Таллинского прорыва можно подвести, показав количественные характеристики этой операции КБФ — ее масштаб и результаты. Понятие «операция» употребляется здесь в соответствии с его определением, приведенным в статье 7 «Временного наставления по ведению морских операций» 1940 г.: «Каждая операция является суммой боевых усилий (боев и маневров), направленных к достижению оперативной цели, являющейся этапом в достижении конечной цели войны» (прил. 10). При этом учитывались классификация и перечень типовых операций, установленные статьями 12 и 98 этого Наставления, а также важное указание его статьи 98: «Следует помнить, что в оперативном искусстве не может и не должно быть шаблона и слепого подражания. Поэтому указания об особенностях методов ведения типовых операций (за исключением категорически оговоренных случаев) не должны быть приняты как безусловный рецепт на все случаи жизни, тем более что комбинации типовых операций могут быть разнообразными; вместе с тем одна и та же типовая операция может быть предпринимаема для решения различных оперативных задач» (прил. 10). С этих позиций Таллинский прорыв КБФ может рассматриваться как морская операция, являвшаяся комбинацией операций по обеспечению своих морских сообщений, противоблокадной и тральной. Ее содержанием были эвакуация войск и перегруппировка КБФ из Таллина в Кронштадт. Нужно также иметь в виду и то, что статья 12 упомянутого Наставления все названные выше морские операции относила к обеспечивающим.
а) масштаб операции
Таллинский прорыв планировался как двухдневный (27-28.08.1941 г.) переход из Таллина в Кронштадт конвоев с эвакуируемыми войсками и боевого ядра КБФ. До сегодняшнего дня считается, что эта операция была проведена 28-29.08.1941 г., как указал в 1942 г. в своем отчете о ней Военный совет КБФ. Думается, что это не соответствует реальному развитию событий. Поэтому предлагается иной подход к оценке масштаба морской операции по прорыву КБФ из Таллина в Кронштадт. Дело в том, что операцию можно считать завершенной, когда решены поставленные задачи. Задачей, поставленной КБФ, была эвакуация в Кронштадт - Ленинград войск, защищавших Таллин. В ходе проведения операции обстоятельства потребовали высадить 29-30.08.1941 г. на острова Финского залива около 11 тыс. человек, спасенных с потопленных или поврежденных судов. Перевозка их, а это более 40% всех людей, доставленных из Таллина, с островов в Кронштадт, Ораниенбаум и Ленинград была завершена лишь 7.09.1941 г. В этот день, надо считать, и завершился Таллинский прорыв. Итак, продолжительность операции — 11 суток: с 28.08 по 7.09.1941 г. Операция включала три этапа: первый — прорыв Юминдской минно-артиллерийской позиции (28-29.08 ); второй — прорыв авиационного барьера, осуществление основной фазы спасательных действий и прибытие в Кронштадт большинства прорывавшихся кораблей и судов (29-30.08 ; третий — перевозка спасенных людей с о-вов Гогланд, Вайндло и Лавенсаари в Кронштадт, Ораниенбаум и Ленинград; возвращение в Кронштадт кораблей и судов из состава прорывавшихся сил, задержавшихся по различным причинам в море, а также подводных лодок прикрытия из районов к югу и юго-западу от Хельсинки (30.08-7.09). Глубина операции (от Таллина до Кронштадта по прямой) — 162 мили (300 км). Состав фактически участвовавших в операции сил и личного состава: — 305 кораблей и судов, в том числе 211 боевых кораблей и катеров, составлявших 64% от всех кораблей и судов, и 94 ВСУ и ТР. Из 305 кораблей и судов, участвовавших в операции, 225 — это непосредственно прорывавшиеся из Таллина, 35 — входившие в состав гогландского ОПР, 45 — выделенные дополнительно из КВМБ для усиления охранения прорывавшихся сил, спасательных действий и перевозки спасенных людей с островов Финского залива (прил. 1: табл. 99, 100, 103, 104); — 66 самолетов — 50 истребителей (включая резерв) и 16 морских ближних разведчиков в качестве самолетов ПЛО (48% и 34% исправных самолетов этих родов авиации соответственно, находившихся на восточных аэродромах ВВС флота), которые произвели 28.08 - три, а 29.08 - 144 самолето-вылета - ИА - 122 РА- 22 [док. №1017-1023]. 30.08.1941 г. в соответствии с директивой Военного совета СЗН половина самолетов-истребителей ВВС КБФ возвратилась в оперативное подчинение командующему ВВС Ленинградского фронта. В этой связи действия авиации флота в ходе третьего этапа Таллинского прорыва велись не в его рамках, а в порядке общего авиационного обеспечения боевой деятельности флота в восточной части Финского залива. При этом на прикрытие коммуникаций о. Гогланд - Кронштадт и Койвисто - Кронштадт в период 30.08-7.09.1941 г. произведено 177 самолетовылетов ИА (табл. 88 [док. № 1023]. - около 40000 военнослужащих, в том числе 20,4 тыс. эвакуировавшихся из Таллина, около 9 тыс. членов экипажей кораблей и судов, перевозивших эвакуируемые войска из Таллина и с островов и оборонявших их при этом; 7,6 тыс. человек личного состава частей ВВС и еще несколько тысяч человек личного состава частей, подразделений и учреждений береговой обороны (БО) и ПВО, разведки, тыла, медико-санитарной службы КВМБ, участвовавших в обеспечении прорыва.
б) результаты прорыва кораблей и судов из Таллина и действий сил КВМБ (ОВР КБФ), включая гогландский ОПР
Взяться за уточнение этого вопроса автора побудил разнобой в оценке количества и отсутствие полных данных о наименованиях кораблей и судов, участвовавших в Таллинском прорыве и погибших во время него. В более чем полутора десятках изученных источников называются следующие данные об общем количестве кораблей и судов, участвовавших в Таллинском прорыве: 126, 135, 146, свыше 150, 153, 155, 159,160,162, 167, 174, 180, 181, более 190, 193, 195, около 200, более 200. Иногда комбинируются такие цифры: 98, 107, 112, 114, 118, 124, 128 боевых кораблей и 26, 28, 36, 38, 39, 47, 56, 57, 67 разных судов, в том числе транспортов: 20, 25, 26, 28. В том и другом случаях не учитываются корабли и суда гогландского ОПР и дополнительно привлеченные от КВМБ для вывоза спасенных людей с островов Финского залива. Количество боевых кораблей, погибших в ходе Таллинского прорыва, определяется цифрами 8, 13, 15, 16, 19, а погибших судов - цифрами 19, 20, 27, 31, 33, 34,36,46,51. Общее количество кораблей и судов, прибывших в Кронштадт, оценивается цифрами: 127, 133, 135, 142. Весь этот разнобой хорошо виден из приведенной ниже табл. 89, для составления которой использованы наиболее информативные данные из восьми источников.
Таблица 89. Оценки количества кораблей и судов, вышедших из Таллина 28.08.1941 г. и погибших в ходе прорыва, содержащиеся в документах и исследованиях
* [док. № 1305, 1308, 1309, 1310, 1314, 1319, 1320, 1322, 1323, 1325]. Примечания: 1. Потопленный («добитый») 2.09.1941 г., т.е. в ходе третьего этапа прорыва, ТР «Шауляй» здесь и в дальнейшем учтен в потерях, понесенных в ходе второго этапа, поскольку 29.08.1941 г. он был фактически выведен из строя (потерял ход) в результате попадания авиабомбы. 2. в / п означает — вышли / погибли.
Но дело не только в количественном разнобое. Кроме этого, оказалось, что в шести источниках (со второго по седьмой), использованных для составления табл. 89, были названы поименно меньше половины участвовавших в прорыве из Таллина кораблей и судов. А без знания наименования каждого корабля и судна разговор об их количестве совершенно беспредметен. Это очевидно из того, что в этих шести источниках называется различное количество участвовавших в прорыве из Таллина кораблей и судов одних и тех же классов и подклассов. Например: СКР - 7, 9 и 11; ПЛ - 9,10 и 13; СКА- 14, 20, 21 и 22; ТР - 20, 25, 26 и 28; ГИСУ-4 и 5; БУК-1,8, 13 и т. д. Выполненное исследование позволило установить следующее. Вышли 28.08.1941 г. из Таллина 225 боевых кораблей, вспомогательных судов и транспортов, в том числе 151 боевой корабль (46,3% численного состава КБФ), 20 транспортов и 54 вспомогательных судна. Их распределение по прорывавшимся группировкам, классам, подклассам, соединениям, наименования и основные ТТД приведены в табл. 35, 36, 37, 99, 101, 102, 103, 105-115. Прибыли 29.08-7.09.1941 г. из Таллина в Кронштадт, Ораниенбаум, Ленинград и в б. Сууркюлян 163 корабля и судна (72,4% вышедших из Таллина), в том числе 132 боевых корабля и катера (87,4% вышедших), два транспорта (10% вышедших) и 29 вспомогательных судов (53,7% вышедших). Наименования этих кораблей и судов можно увидеть в табл. 72, 73 и 87.
Таблица 90. Количественный потенциал группировки боевых кораблей и катеров, прорвавшейся из Таллина в Кронштадт, в общем составе корабельных сил КБФ
Таблица 91. Состав вспомогательных судов, прорвавшихся из Таллина в Кронштадт
Необходимо заметить, что из 66 боевых кораблей и катеров, принявших участие в эвакуации гарнизона ВМБ Ханко, около 50% были из числа прорвавшихся из Таллина в Кронштадт. Без сохраненных в ходе Таллинского прорыва ЭМ и БТЩ вряд ли удалась бы эта эвакуация. Потеряны в ходе прорыва 62 корабля и судна, вышедших из Таллина (27,6%), в том числе: 19 боевых кораблей (12,6%), 18 транспортов (90%) и 25 вспомогательных судов (46,3%). Они показаны в табл. 49, 50, 53, 66, 67, 92-94. Корабли и суда гогландского ОПР и дополнительно выделенные из КВМБ потерь не понесли. Доля потерь от всех кораблей и судов, участвовавших в операции (62 из 305), составила 20,3%. Истребителями ВВС КБФ сбит один самолет Ю-88. ЗОС кораблей сбиты самолет Ю-88, самолет Ме-110, повреждены три самолета Хе-111. Потерпел аварию при посадке самолет Хе-59 С-2.
Таблица 92. Потери сил КБФ, прорывавшихся из Таллина
Примечания: 1. В перечень включены только корабли и суда, вышедшие из Таллинского залива 28.08.1941г. 2. В перечень не включены три ПКА и одна несамоходная баржа (№ неизвестны), потопленные СКР «Щорс» по приказанию из-за невозможности их буксировки на переходе в штормовых условиях из Палдиски в Таллинский залив в ночь с 27 на 28 августа 1941 г. В план перехода они не входили. В перечень также не включены три шхуны - «Атлантик», «Антоние» и «Лотья», которые, по сведениям эстонского историка В.Копельмана, якобы также участвовали в переходе из Палдиски на Таллинский рейд в эту же ночь, но из-за невозможности продолжать переход в штормовых условиях возвратились в Палдиски, где, видимо, захвачены противником. В план перехода они не входили. 3. В перечень не включены катера КЛТ-1 и КЛТ-2 из состава ОХР Палдиски, не прибывшие в Кронштадт по неизвестной причине. Они могли использоваться для перевозки подрывников на о. Суур-Пакри и потерпеть ночью, в шторм, аварию. В план перехода они не входили. 4. В перечень не включены также ПМШ — минные заградители «Раа» и «Минналайд». У первой во время погрузки войск вышел из строя мотор, вторая села на мель. Из-за невозможности справиться с этими авариями обе шхуны, согласно донесению, были приведены в негодное для использования состояние и оставлены у п-ова Виймси, где они, возможно, захвачены противником. В план погрузки войск они входили, а в план перехода — не входили. 5. Названные выше шхуны и катера типа КЛТ в справочнике потерь ГШ ВМФ [библ. № 288] в числе оставленных в Таллине и Палдиски не значатся. 6. Некоторые отличия данных настоящей таблицы отданных, указанных в «Потерях боевых кораблей и судов Военно-морского флота, транспортных, рыболовных и других судов СССР в Великую Отечественную войну 1941-1945 гг.» (М., 1959) [библ. № 288], в части причин и даты гибели отдельных кораблей и судов основаны на полученной автором дополнительной информации по этому вопросу.
Началась учеба. Ленточки наших бескозырок украшают золотистые буквы, на плечах погончики с красными якорьками, на левом рукаве суконок — красная «галочка»— 1-й курс «Подготии». Не получившие за неделю замечаний и двоек увольняются в субботу в город. В училище — обычные уроки по школьной программе 8-го класса... Но стоп! Все не совсем обычно. Вместо приготовления уроков в домашних условиях — самоподготовка, предваряемая тренировками по «клотику»— лампочкой наддос-кой, мигающей точками и тире азбуки Морзе, или фигурой одноклассника, манипулирующей флажками «семафора»... Ну, и конечно же чисто военно-морские предметы: морская практика, опять же уроки по зрительной связи, доскональное изучение парусов, такелажа и морских узлов, шлюпочные гонки, а летняя практика — на шхунах «Учеба» и «Надежда»! Разве можно забыть наши тренировки по постановке парусов «на глазах у изумленной публики»? Шхуна стояла обычно у правого берега Невы, вблизи 9-й линии Васильевского острова. Все.светлое время суток на возвышающемся над шхуной парапете набережной буквально висели ленинградские мальчишки и девчонки, с завистью и восхищением наблюдавшие наш «корабельный» быт.
А мы, гордо задирая свои еще не отросшие носы, старательно исполняли команды растатуированного в пух и прах, раздетого по пояс по случаю жары боцмана мичмана Голуба. Поглаживая огромный волосатый живот, ласково и гордо именуемый «военно-морской мозолью», он командовал: «На фалах и ниралах! Гафель-горденях и деррик-фалах! На топсель-фалах и оттяжках! »Тут следовала небольшая пауза, выдержав которую, артист-боцман завершал командой «Паруса поднять!» И паруса красиво поднимались под восхищенными взглядами ребят. А вот первое наше плавание по слегка штормившему заливу тоже глубоко сидит в памяти. Штормик был совсем небольшой. Шхуну, тихо и легко скользящую под парусами по совсем небольшим волнам, лишь слегка покачивало. Но для абсолютного большинства из нас этого было вполне достаточно, чтобы повесить свои стриженные головы над фальшбортом. Время от времени головы наши вздрагивали, рты открывались, и ... море получало очередную порцию недоваренного желудками флотского «харча»... Командир шхуны — коренастый, тучный капитан 3 ранга, — стоя рядом с рулевым, в перерывах между командами на руль, спокойно прихлебывал кофе! Смотреть, как он смачно откусывал от сложного бутерброда (белый хлеб, сало, сыр и колбаса) очередной кусок, было невыносимо! Молодой врач — слушатель Военно-морской медицинской академии, пытался пичкать нас аэроном, уверяя, что этот препарат избавит нас от мук морской болезни, но тут же опровергал сам себя. Проглотив очередную таблетку препарата, доктор сам начинал спазматически дергаться над забортными волнами.
Уверен, что многие из нас проклинали тогда тот день и час, когда решили стать моряками. Однако, прошли годы, и абсолютное большинство тех, кто «угощал »тогда Нептуна остатками своего обеда, превратились в самых настоящих «морских волков», не опозоривших ни на йоту флот и страну! Написал я это и опять, в который раз, задумался над вопросом о том, как так получилось, что я (и не только я: около четверти моих однокурсников были москвичами) скромный московский семиклассник решил связать свою жизнь и судьбу с морем и флотом? Неужели «сработало»предсказание того самого укачавшегося пассажира теплоходика-катера? Но, думаю, что к мистике в данном случае примешались и довольно реальные факторы. Как и многие мои сверстники любил я читать Стивенсона, Джека Лондона, Станюковича, Новикова-Прибоя, Соболева и полузапрещенного Колбасьева. Любили популярные в то послевоенное время фильмы: «Четвертый перископ», «Гибель "Орла"», «Подводная лодка "Т-9"», «Малахов курган», «Иван Никулин — русский матрос»... Даже кинокомедии, героями которых были то два краснофлотца, выздоравливающие от ран в «Близнецах», то два офицера-подводника в фильме «Поезд, идет на Восток»... А, возможно, сыграл свою роль и веселый бывший морячок, ухаживавший за сестрой моей матери. Несмотря на протез ноги (он оставил ее где-то под Керчью), морячок лихо отплясывал «яблочко»на единственном довольно просторном пространстве кухни коммунальной квартиры тетушки. Было в этом что-то героически-романтическое!
И, конечно же, немаловажную роль играла красивая морская форма, ловко сидевшая на мелькавших иногда на московских улицах матросах, или подвешенные на черных муаровых лентах, украшенных бляхами со свирепыми львиными мордами флотских офицеров... Так или иначе, но узнав, уже не помню каким образом, о том, что в Ленинграде объявлен набор ребят, окончивших семь классов, на первый курс Военно-морского подготовительного училища, я твердо решил в него поступить. А надо сказать, что сделать это для меня, учившегося весьма скромно, было не так уж просто. Пришлось, сдав школьные экзамены и отправив документы в Ленинград, еще раз повторить все билеты этих экзаменов, специально удалившись для этой цели к тетке на дачу в Химки. В третий раз проштудировал я ответы на вопросы билетов по более чем десяти предметам, экзамены по.которым приходилось сдавать, уже в Ленинграде в училище. Наконец, преодолев-таки громадный конкурс (12 человек на место) и тщательную медицинскую комиссию, я воплотил свою мечту в действительность: стал воспитанником Ленинградского военно-морского подготовительного училища, что располагалось на Приютской улице (ныне в Морском переулке) близ Обводного канала, против бывшего Николаевского кавалерийского училища, в стенах которого учились когда-то маршалы Рокоссовский, Баграмян и Жуков на Высших кавалерийских курсах. Учились там когда-то и композитор Мусоргский, и знаменитый путешественник Семенов-Тян-Шанский. А еще раньше в Школе гвардейских подпрапорщиков учился и Михаил Юрьевич Лермонтов. Таким соседством можно было гордиться!
, а позднее . Возвращаясь же к прозе учебных будней, следует сказать, что готовили нас к учебе в высших училищах и службе на флотах добротно, на совесть. Подъем в шесть ноль-ноль, физзарядка во дворе и пробежка по Лермонтовскому проспекту и Дровяной улице (тогда это был Дровяной переулок). Так начинался день. А заканчивался он строевой вечерней прогулкой по тому же Дровяному переулку. Впрочем, прогулка была не совсем строевой. Ходили мы в строю нестроевым шагом, хотя и с лихим исполнением песен, вроде: «Ладога, родная Ладога - дорога жизни», «Как прощались мы с Кронштадтом», «Джеймс Кеннеди» и т. д. Приучали нас, пацанов, и к несению караульной службы. Мы охраняли Знамя училища (как водится - «Пост № 1»), секретную часть, типографию, продовольственный и горюче-смазочный склады, а также «узилище» — карцер, куда любой из нас мог «загреметь»за ту или иную серьезную провинность. Правда, у часовых винтовки были не боевые — учебные, с просверленными на всякий случай казенными частями, но самые настоящие примкнутые к ним штыки придавали нам уверенность в надежности охраны. Не обходилось и здесь без смешных курьезов. Так, например, два моих закадычных дружка — Роня Горленко и Женя Фалютинский (ставший, между прочим, знаменитым на Севере лихим командиром лодки) - почти одновременно грубо нарушили «Устав караульной службы». Они уснули на своих постах. Один — у секретной части на кафельном полу, а другой - у двери типографии на полу цементном. Причем винтовки свои они из рук не выпустили! Обнаруживший такую вопиющую «крамо-лу»разводящий старшина-сверхсрочник привел обоих бедолаг к дежурному офицеру по училищу. Последний, не без армейского юмора, прежде чем отправлять нарушителей в карцер, вопрошал: «Почему спали на полу? У вас что, дома каменные постели?»
Воспитанник Рудольф Рыжиков
Юмор юмором, но дисциплина в училище была строгой. Например, курить воспитанникам разрешалось только со второго полугодия последнего - третьего курса (10-го класса), а короткие «прически мальчиков» разрешалось иметь только со второй четверти 1-го курса. Но даже эти коротенькие волосенки на наших головах были под постоянной угрозой. За курение, отлынивание («сачкование») от физзарядки, плохо заправленную постель или «бардак»в прикроватной тумбочке и тому подобные мелкие провинности воспитаннику вручался талон на бесплатную стрижку «под ноль», и бедняга отправлялся к Максу — нашему училищному парикмахеру. Кстати, несмотря на роль такого своеобразного «палача», Макс, этот вечно балагуривший со стригущимся и со своей напарницей и женой Марией, еврей, был нами весьма уважаем и любим. Он с нами даже на Север, на практику, уже в высшем училище ездил. Самовольные отлучки преследовались особенно жестоко. За них могли запросто отчислить из училища: несовершеннолетних — на «гражданку», а тех, кому исполнилось 18 лет — на флот, матросами (напомню, что служили тогда матросы по пять лет!). Но... Мы же были все-таки мальчишками! Так что свойственные нашему возрасту легкомыслие и лихость время от времени толкали нас на такого рода проступки. Останавливаюсь в связи с этим на еще одном курьезе, избавившем меня от «суеверий». Дело было так. Как-то, под влиянием острой необходимости свидания с девушкой, приехавшей, кстати, из Москвы и уезжавшей обратно, я сходил-таки в «самоволку». Метро тогда в Ленинграде еще не было, и наземный транспорт меня здорово подвел. К моменту, когда я должен был перелезть через забор и, спрыгнув на сложенные у него дрова, возвратиться в ротное помещение, ежевечерняя «поверка»должна была уже закончиться и я должен был неминуемо оказаться в «нетчиках», которого следовало искать, обнаружить его абсолютное отсутствие даже в гальюнах — туалетах и, соответственно, после возвращения примерно наказать, даже почти наверняка из родного училища выгнать... Можете себе представить мое настроение перед форсированием забора! Тем более, что у самого вышеуказанного забора дорогу мне с явной ленцой перешел... очень !
Упав духом окончательно, я приземлился на дрова и понуро побрел в роту... Рота уже укладывалась спать, но никто почему-то не высказывал удивления в связи с моим появлением. Сдерживая чувства, я поинтересовался: «Как прошла поверка? Я, кажется, опоздал?» И о радость! Получил ответ: «А поверки не было. Строд почему-то ее сегодня не провел, велел старшинам классов проверить нас по койкам». Вот с тех пор я и не верю ни в черных котов, ни в какие-либо другие суеверия. Но такого рода случаи были скорее исключениями. Порядок, организация и дисциплина, повторяю, в училище были ненавязчиво строгими. И это было традицией, заложенной первым начальником училища Н.Ю.Авраамовым. Этот, бывший еще в царском флоте блестящим офицером, моряк до мозга костей, не эмигрировавший за границу, безоговорочно принявший советскую власть, пострадавший в свое время от этой самой власти, но не предавший ее, активный участник как Первой так и Второй мировых войн, не говоря уже о войне Гражданской, был первым начальником Соловецкой школы юнг, и, как я уже упомянул, первым начальником нашего училища. К сожалению, наш последний набор в Ленинградское подготовительное уже не застал капитана 1 ранга Авраамова, получившего новое назначение. Зато три года подготовительного и три с половиной года высшего училищ нами командовал капитан 1 ранга, а затем контр-адмирал — Никитин. Бывший катерник, принимавший в США передаваемые по «ленд-лизу» катера и даже возглавивший их переход своим ходом (!) через океан в Россию, — был, без сомнения, врожденным педагогом. Кстати, факт его назначения свидетельствует о прекрасном знании кадров флота Николаем Герасимовичем Кузнецовым. Выбор был абсолютно верен. Мы бесконечно любили Бориса Викторовича и до самой его кончины поддерживали с ним связь и даже бывали у него в гостях...
Однако трехлетняя учеба в Подготовительном подошла к концу. Позади треволнения, связанные с экзаменами на аттестат зрелости. Особенно запомнился такой эпизод перед письменным сочинением. Мы, в белых праздничных форменках, нервно прогуливаемся по двору-плацу... Но что это? В оконном проеме расположенного над главным входом здания зала, в котором нам предстоит писать это самое сочинение, фигура одного из командиров рот. В его руках свернутые в трубки газеты. Он ловко манипулирует ими так, чтобы нам были видны сигналы флажного семафора, а членам экзаменационной комиссии, колдующим за его спиной в бумагах на длинном столе, ничего видно не было. Морская выручка! Офицер «диктует»нам темы сочинений! Несмотря на то, что до начала экзамена остается 15-20 минут, большинство из нас бросается в классы и «кубрики». Двор пустеет. Мы лихорадочно листаем десятки «первоисточников»— литературных произведений. Это сейчас выпускники средних школ имеют право пользоваться литературой во время написания сочинений. А тогда не только это, но даже выходво время экзамена по нужде не разрешался! Не знаю, сыграл ли этот «семафор» решающую роль, но факт остается фактом: на двести, без малого, выпускников получилось 40 медалей. Следует сказать, что выпускник «подготии», получивший медаль, имел право выбора любого высшего военно-морского училища. К чести нашего выпуска нужно отметить, что пожелали продолжить учебу в других училищах только единицы. Один пошел учиться на гидрографический факультет училища им. Фрунзе (впоследствии он стал известным гидрографом), это был Ратмир Беркутов, пара человек (один из них — сын Героя Советского Союза, будущего начальника ВВМУПП им. Ленинского Комсомола — Египко) пожелали стать инженерами и пошли в «Дзержинку», один ушел в Училище радиоэлектроники им. Попова, два человека (один из них — по здоровью) продолжили учебу в Медакадемии.
Наверное, и еще кто-то ушел. Сейчас я уже не помню. Но, повторяю, таких было мало. Абсолютное большинство осталось в , поскольку эти стены стали стенами Высшего военно-морского училища: в 1948 году на базе ЛВМПУ было создано ВВМУ по тому же профилю, что и Училище им. Фрунзе, то есть выпускавшее вахтенных офицеров, а с 1952 года — специалистов штурманов, артиллеристов и минеров. Бесконечно влюбленные в подводные лодки, мы в 1953 году искренне обрадовались, что училище было преобразовано в Училище подводного плавания. Но это было потом. А 20 июня 1950 года, то есть на следующий день после исполнения мне восемнадцати лет (как подгадал!) стоял я вместе со своими товарищами в фойе клуба училища, сжимая в правой руке уже боевую, не учебную, винтовку и, держа в левой руке текст Военной Присяги, громко прочитав который и перехватив винтовку в освободившуюся левую руку, расписался в какой-то толстой книге. Отныне я — полноценный воин — защитник Родины!
