В одно время на 1-м факультете, или спецфаке Севастопольского ВВМИУ, готовящем инженер-механиков на атомные подводные лодки (из-за большого числа курсантов на факультете нас звали «китайцами», в свою очередь ребят со второго факультета (электротехнического) звали «утюгами», а с третьего – дизельного, конечно же, «маслопупами»), служил офицер, которого из-за его больших габаритов и оттопыренных ушей курсанты между собой звали его Акустик Ушастый. Будем и мы дальше его называть в рассказах просто – Акустик. Акустик знал об этом и всячески старался пресечь все злодеяния в свою сторону, тем самым нарушив правило: не обращай внимания на шутки и дразнилки, и они сами собой отпадут. Как правило, услышав звучание своей клички от курсантов, он сразу же бросался за ними. Отбили мы у него охоту следующим образом. Акустик спускался по училищному трапу на развод дежурно-вахтенной службы училища. По тому самому знаменитому училищному трапу – от спальных корпусов до учебных, в 283 ступеньки, почти как Потемкинская лестница в Одессе. Обгоняющий его курсант обронил тихо слова: «Акустик! Ушастый!» – и побежал вниз. Акустик и рванул за ним с воплем: «Стойте, товарищ курсант! Я вас узнал!». Курсант бежал быстрее лани (как никак был кандидатом в мастера спорта по легкой атлетике), но очень умно, держа бегущего за ним Акустика на расстоянии вытянутых двух рук. В итоге догоняющий увидел, как курсант забежал в подъезд казарменного помещения. Акустик вбегает на третий этаж (первые два были закрыты) и спрашивает дневального: «Где и куда?». Дневальный молча показывает на сушилку. Все тот же Акустик, срывая дверь, врывается в сушилку и, конечно же, никого там не обнаруживает. Взор его падает на открытое окно, к которому он подходит, выглядывает и видит распростертое тело курсанта на асфальте внизу в форме № 2 и лужу крови вокруг головы. Хватаясь за сердце, со словами «Убил! Убил!» он, ничего не видя вокруг себя, побрел к начфаку докладывать о происшествии по перечню № 1. Как только он скрылся за поворотом казармы, курсант встал, отряхнулся, выбросил пузырек с красной тушью в кусты и убыл в ротное помещение, где все молодые балбесы смеялись от души. Вот так курсанты и отучили Акустика бегать за ними и обращать внимание на клички (она потом от него все равно отпала). А обрати он внимание, что курсант убегал от него в робе, а в форме № 2, надетой для контрастности с разлитой красной тушью, изображавшей кровь, лежал другой курсант, совершенно по другому сценарию прошло бы это веселенькое мероприятие.
Прикол для акустика
Акустик также первый попался на очередную курсантскую забаву при ежегодном получении вещевого аттестата. Получали мы его на складе, расположенном в здании учебного корпуса, как раз перед верхним плацем. Как известно, ботинки хромовые получают в картонных коробках. Курсант решает просто: ботинки связывает шнурками – и через плечо, а в коробку – как минимум пару кирпичей и оную – на плац плашмя. От роты обычно остается коробок 30, не меньше. И, как всегда, топающий на развод вахты Акустик, увидев это безобразие, с воплем «Опять спецфак аттестаты получал!», со всего разгона и размаха, почти как бьет правой ногой по коробке и тут же в горячке левой по другой коробке.
В итоге – перелом пары пальцев на ногах и лазарет или костыли. Акустик всегда выбирал второе, но попадался не один раз. Профессорско-преподавательский состав училища на такие шутки не попадался – все-таки кандидаты и доценты!
Кто сейчас помнит этот модный портфель из тех времён, такое чудо с ручкой? А тогда его носило население всех стран, в том числе и советский народ.
Очень удобная была вещь – плоский ящик обшитый кожей, дерматином или отделанный черным пластиком. В наше время вытеснили его полиэтиленовые пакеты. А жаль. Вначале он появился в руках сотрудников наших посольств. Поэтому, скорее всего, этот портфель и получил название – И завезли моду на «дипломаты» работники МИД. Поскольку поначалу это была очень дефицитная вещь, наш народ - умелец насобачился изготавливать «дипломаты» кустарным способом. Стоила эта халявная продукция намного дешевле, чем импортная, но и вид у неё был довольно-таки неказистый. Мичман Храмов, привез из Таллинна, тогда еще советского города, импортный шведский «дипломат», настоящий, кожаный, с кодовыми замками. Эстония уже тогда напоминала заграницу: туристы из братских социалистических республик импортными шмотками отоваривались именно там. Саша Храмов, после автономки, гостил у своей тёти в Таллинне, отпускных денег у него хватило еще на пять бутылок знаменитого ликера «Вана Таллинн» и шесть керамических флаконов не менее знаменитого рижского бальзама. Всё это богатство, по прибытию из отпуска, он вывалил из чемодана на свою койку в каюте атомной подводной лодки.
Его дружок и коллега по специальности – шифровальщик – Петя Немыкин, очарованно осматривал кучу. - Петя, когда в «шило» добавляешь немного бальзама, получается очень вкусный и благородный напиток, довольный произведённым на сослуживца эффектом, сказал Храмов. Потом Саша вытащил из коробки этот модный шведский чемоданчик. - Вот это, да! – ахнул друг Петя. - Настоящий! Я завтра еду во Владивосток, дашь поносить? Мичман Храмов потускнел. Он никогда и никому ничего не давал ни в долг, ни напрокат. - Нет, пока не могу, - сказал Немыкину, - сам собираюсь прошвырнуться во Владик. Не дал он «дипломат» дружку, а уж остальным братьям по оружию отказывал без всякой причины. Отомстили ему за жадность мерзкие вездесущие корабельные существа – крысы. Сослуживцы только немного помогли ускорить процесс – тщательно смазали на ночь Санин «дипломат» салом. И пропал храмовский чудо-портфель в безразмерных крысиных желудках. Только ручка и осталась. Твари и её бы слопали, но когда мазали, за ручку «дипломат» держали, и свиным жиром она не пропиталась.
Дорогие друзья-питоны! Российский Флот и Отечественная культура понесли большую утрату. Великая скорбь вошла в сердца членов Совета ветеранов-нахимовцев г. Москвы и Московской области. Ушла в самое дальнее плавание наша Мама - Маргарита Анатольевна Кочетова.
Здесь подходит, наверно, только одно слово: "осиротели!" Кажется, совсем недавно мы приглашали нашу Маму в Москву отметить с московскими ветеранами-нахимовцами ее восьмидесятилетие.
Стоя, овациями и цветами встречали мы Маму, которая шла по проходу Клуба бывшего штаба Объединённых вооружённых сил стран-участниц Варшавского договора.
Ее волнение было так велико, что она не могла сдержать слез. Помню, что в конце своего творческого вечера она сказала: "Ребята, нахимовцы, то, что Вы пригласили меня в Москву и так замечательно организовали мой юбилей, на это скажу одно: "Вы прибавили мне еще пять лет жизни!"
Горько сознавать, что эти слова оказались пророческими. Готовя материалы к тому вечеру, я с удивлением прочел, что уже в блокадном Ленинграде она в составе группы художественной самодеятельности активно выступала в госпиталях перед ранеными воинами, сама служила в прожекторной роте на аэродроме, потом в частях связи ВВС ВМФ. Маргарита Анатольевна всегда с гордостью носила морскую форму, и мы гордились, что у нас такой преподаватель. С ее благословения я начал вести концерты как ведущий - конферансье. На каких только сценах мы не выступали, включая ленинградское и московское телевидение. Работая уже около сорока пяти лет на ниве военно-морской культуры: от нахимовской сцены до отдела культуры МО РФ, я горжусь тем, что в моем звании "Заслуженный работник культуры РФ" есть огромный вклад этого светлого человека - настоящей Нахимовской Музы!.
Ее имя будет жить не только в наших сердцах. Написанные ею более 60 песен о флоте, море, нахимовцах, городе на Неве навсегда останутся в музыкальном арсенале Российского Флота. Их будут петь моряки Великой Морской Державы.
Всеобщий кумир питонов - 2004 год - празднование 60-летия ЛНВМУ
Теперь, когда на своих ежегодных встречах москвичи-нахимовцы по традиции в конце запоют "Марш нахимовцев", то перед нами обязательно в воспоминаниях явится образ нашей дорогой Мамочки с дирижерской палочкой в руках, будет звучать ее голос с хрипотцой, и вновь мы станем мальчишками, носящими с гордостью на своих бескозырках два слова "Нахимовское училище".
Хор нахимовцев исполняет песни М.А.Кочетовой - лучшее, что создано ей на века.
Прощайте Маргарита Анатольевна, прощай дорогая Мама, мы будем любить тебя всегда!. От имени Совета ветеранов-нахимовцев г. Москвы и Московской области Ответственный секретарь Совета ветеранов-нахимовцев, Заместитель председателя РОО "Морское собрание" г. Москвы, Заслуженный работник культуры РФ Капитан 1 ранга Михаил Краснов (выпуск ЛНВМУ, 1971г.)
Аркадий Иосфин: Нижайший поклон памяти Маргариты Анатольевны. Никогда не забудем, всегда помним!
Антон Сотнийчук: Соболезную нам всем. Нахимовцы всегда были остры на язык и практически у каждого учителя было какое-то прозвище. А у нее не было, только "мама"..
Дмитрий Вакал: Жизнь конечна, но дела человека живут в людях. Мама нас учила не только петь, она нас готовила к трудностям нашей профессии. И в радости и в горе мы пели и поем так, как нас научила Мама. Тысячи голосов флота - это ее голос. В нас всегда будет звучать ее песня, песня жизни. Светлая память о Маргарите Анатольевне, Маме всех питонов!.
Павел Русанов: Очень грустное сообщение! Уходят из жизни наши воспитатели, люди, которые стали для всех нас такими родными! Вот и Мамы не стало... Но в сердцах наших она осталась, помнить её мы будем, пока бьются наши сердца! Пусть земля ей будет пухом! Покой вечный подай ей, Господи, и свет вечный ей да сияет. Да упокоится с миром!
Сергей Ерасов: ... когда поздно вечером пришла эта скорбная весть, рыдал, как пацан. Сегодня - ни до чего. С уходом МАМЫ, ушла в историю еще одна прекрасная страница нашей Большой Питонской энциклопедии. Уверен, все те, кто МАМУ знал близко, до конца дней своих будут хранить память об этом человеке, величайшем музыканте и педагоге. Каким чудом была та незабываемая встреча на ее 80-летии, этот её ПОСЛЕДНИЙ КОНЦЕРТ был великим концертом. Скорбь, просто, переполняет сердце. МАМА, ВЕЧНАЯ ТЕБЕ ПАМЯТЬ, ПУСТЬ ЗЕМЛЯ ТЕБЕ БУДЕТ ПУХОМ.
Александр Калиниченко: Одесса скорбит вместе со всеми, кто разделяет горечь утраты такого светлого ЧЕЛОВЕКА, как Кочетова Маргарита Анатольевна. В 1969-1971 годах с ее легкой руки функционировал ВИА ГАРДЕМАРИНЫ, где пел, кроме меня, и Валерий Пекарев. Пусть земля ей будет пухом и я не ошибусь, если скажу что это боль не только России, а всех стран в которых живут "питоны" ЛНВМУ.
Наши искренние соболезнования родным и близким Маргариты Анатольевны. Скорбим, помним. Питоны, преподаватели, командиры.
Наш «чудильник» и его метаморфозы в описываемое время
Поступление в любое учебное заведение можно уподобить посадке в поезд дальнего следования, когда каждый трезвый пассажир знает и конечный пункт назначения, и хотя бы основные промежуточные станции. Не берусь утверждать, что в сорок шестом году я правильно представлял себе конечную цель военно-морской учёбы (сведения о погонах и нашивках – не в счёт) и, тем более, – все предстоящие нам перипетии курсантской жизни. А впоследствии выяснилось, что всех последующих обстоятельств нашей училищной эпопеи не знал никто, включая и самых высоких начальников. Такая неопределённость с последствиями человеческих планов и поступков теперь представляется мне обычным делом. Но, пожалуй, будет несправедливо, если мы поставим в такое же «полузрячее» положение бесправного читателя и займёмся описанием училищной жизни, не ознакомив его с основными ориентирами на предстоящем семилетнем отрезке времени. Ещё перед войной руководившие страной партия и правительство сообразили (если этот глагол применим к данным почтенным объектам), что время плохо образованных командиров безвозвратно ушло в прошлое, и принялись навёрстывать упущенное в деле подготовки грамотных офицеров (слово это ещё было не в ходу), в первую очередь, – для артиллерии, авиации и флота, которые в большей степени, чем другие войска, насыщены техническими средствами. И, среди прочего, были созданы военизированные специальные школы названных выше трёх разновидностей, в которых ученики 8-10 классов, переодетые в соответствующую форменную одежду, готовились для поступления в «настоящие» военные училища. Иными словами, была возвращена к жизни старая идея кадетских корпусов и военных гимназий, которые выполняли подобную роль в дореволюционной России. Во время военного лихолетья спецшколы, сосредоточенные, в основном, в столичных городах, сначала эвакуировали на восток, а, начиная с конца 1944 года, стали возвращать к местам своего постоянного размещения.
При этом военно-морские спецшколы преобразовали в подготовительные училища, курсанты которых находились на казарменном положении, как и другие военнослужащие срочной службы. Итак, мы должны были за три года получить среднее образование, привыкнуть к казарменной жизни и военной дисциплине, а также познакомиться с основами военно-морского дела. К этому перечню следует добавить и более широкие замыслы привить нам навыки «светской» жизни, включая свободное владение иностранными языками, умение танцевать на балах, пользоваться столовыми приборами, то есть, в общем, – освоить все атрибуты былого дворянского обихода. Слова о дворянстве я употребил совсем не случайно: после войны, введения в обращение золотых и серебряных погон и самого термина «офицер» (генералы и адмиралы появились ещё до войны), всем интуитивно было ясно, что новая империя не обойдётся без дворянской касты. Правда, был не ясен вопрос с «технологией» её образования. Частичный ответ на него дало появление элитных суворовских и нахимовских училищ: из числа сирот погибших воинов. Но потребности многократно превышали численность данной группы населения. Поскольку мы формально очень немногим отличались от нахимовцев, новых дворян принялись воспитывать и из нашего брата. Затея эта оказалась весьма неблагодарным делом. К четырнадцати-пятнадцати годам человек обычно уже полностью формируется как личность, а нас ещё, вдобавок, так или иначе «обкатывала» Война. Большинство моих однокашников ранее было жителями городских советских коммуналок, где в качестве салонного и часто используемого языка выступала матерщина, за столом употреблялись только ложки, а танцы вообще были весьма редким занятием: эпоха радиол, магнитофонов и танцплощадок ещё не наступила. Конечно, в закрытом военном заведении можно приказать очень многое: мы кушали кашу-размазню с помощью вилок (скорость поглощения при этом падала ненамного), тяжко топая грубыми ботинками, танцевали друг с другом на специальных уроках разные па-де-катры, но эти детали быта уже нисколько не могли поменять нашего образа мыслей и поведения. Чтобы убедиться в этом, достаточно было послушать «травлю» (бытовые разговоры) в любой роте и в любой день недели. Так что тайна воспитания благородных рыцарей для меня так и осталась за семью печатями. Впрочем, я не думаю, что упомянутые рыцари действительно были более достойными, верными и надёжными людьми, чем мои товарищи. Что уж там говорить о возвышенных этических проблемах офицерского сословия. Не меньшие неожиданности ждали нас на, казалось бы, простом маршруте нашей военной карьеры. При поступлении в подготовительное училище предполагалось, что большинство из нас после завершения среднего образования перейдёт либо в «командное» училище имени Фрунзе (бывший Морской корпус), либо в инженерное училище имени Дзержинского (оно готовило, в основном, корабельных инженеров-механиков). Ну а самые слабые могли попасть и в средние училища, например, – в интендантское. И поначалу так оно и было. Но в 1948 году, в связи с планами строительства «большого флота», было принято решение развернуть на базе нашей «Подготии» 1-е Балтийское высшее военно-морское училище такого же профиля, как и училище имени Фрунзе, но только без гидрографического факультета. Естественно, все продолжающие учёбу по командной линии (тогда под этим термином понимались корабельные офицеры артиллерийской, минно-торпедной и штурманской специальностей, способные нести ходовую вахту на мостике, а впоследствии, – и претендовать на должность командира корабля) были оставлены для продолжения учёбы в новообразованном заведении всё на той же Приютской улице. Хотя дореволюционной постройки здание училища почти не претерпело внешних перемен, и межэтажные перекрытия его продолжали прогибаться под тяжестью строя обитателей, внутри закипела бурная работа по созданию базы для высшего учебного заведения. Главное – коллектив преподавателей в культурной и морской столице страны – Ленинграде – был сформирован, на мой взгляд, без особых трудностей. Может быть, заявляя это, я и ошибаюсь, но курсанты относились к появлению квалифицированных преподавателей как к само собой разумеющемуся событию. Больше нас поражали видимые перемены в оборудовании училища. В наше, и без того не слишком просторное для многочисленного коллектива курсантов, здание, начали завозить громоздкую военную технику (причём, – новейших тогда образцов) и обустраивать разного рода кабинеты. Буквально толпы чертёжниц изготавливали разнообразные плакаты для новых курсов наук, вся эта продукция, естественно, была секретной. Повсюду перестраивали, красили, грузили и перегружали, монтировали и ремонтировали. Даже уследить за всеми переменами было непростым делом, а ведь кто-то планировал и организовывал эту работу. Не меньшие перемены последовали и в моральной атмосфере училища (не считая естественного повзросления его воспитанников). Одним из косвенных результатов изменения статуса нашего заведения было полное отсутствие старшекурсников для бывших «подготов» выпуска 1948 года, а «над» нами три года был только один старший курс. Отсутствие многоступенчатой возрастной иерархии (обычной в традиционных морских училищах с их длительными четырёх- и пятилетними сроками обучения) придавало нашему «чудильнику» особый моральный колорит. Я не берусь «дегустировать» все его оттенки (мне ведь не пришлось учиться в другом месте), но и отрицать значение этого фактора для всех нас не стоит. Думается, что внимательный читатель найдет некоторые подтверждения этому высказыванию в последующем тексте. Следующая перемена в содержании и организации учёбы ожидала нас осенью 1951 года. По возвращении из отпуска нам объявили о разделении курса на три факультета (артиллерийский, минно-торпедный и штурманский) и дали три дня на размышления о выборе конкретной военной профессии. Двадцатилетние парни с опытом пяти лет какой-никакой службы и почти годового общения с морем (вы о нём прочтете несколько позже) – это уже не та «мелюзга», которая ломилась в подготовительное училище в 1946 году. Проспорив с друзьями отведённые три дня (у кого были отцы, – и с отцами), мы очередной раз изменили номера классов и начали новое наступление на крепости военно-морской науки. Поскольку освоение общеобразовательных дисциплин (высшей математики, теоретической механики, физики и химии) к концу второго курса уже было, в основном, закончено, о нашем «универсальном» военно-морском образовании (сразу по всем трём специальностям) было вроде бы забыто, и мы начали штудировать всё те же дисциплины, но в более подробном изложении. Поскольку до этого никто таких «революций» в содержании военно-морского обучения не производил, «поворот» был выполнен, конечно, не без некоторых изъянов. Но не успели мы как следует приспособиться к новым условиям учёбы на раздельных факультетах, как грянули новые перемены. В 1952 году было принято решение ориентировать училище на подготовку офицеров-подводников (позднее из названия училища убрали прилагательное «Балтийское» и добавили слова «подводного плавания»). При этом артиллеристов доучивали по старому профилю, а штурманам и минёрам даже дипломы потом выдали с указанием «подводной» специфики. Конечно, смена названий и надписей представляла не самую сложную часть новых перемен. Например, чтобы принять решения о демонтаже только-только завезённого оборудования для тренировок в управлении огнём артиллерийских кораблей, в училище приезжал даже военно-морской министр Н.Г.Кузнецов. А с кадрами преподавателей-подводников поступили так. Поскольку в училищах такого профиля специализации до этого просто не существовало, к нам направили часть преподавателей Высших офицерских классов, которые имели соответствующий опыт. Думается, что всем нам повезло с таким поворотом дела. Объёмы курсов специального обучения подводников за неимением времени и опыта тоже не стали особо пересматривать (по сравнению с программами офицерских классов). Мы занимались по 8 классных часов в сутки, но полученные основательные знания очень пригодились нам впоследствии. А о замечательных наших боевых наставниках я обязательно расскажу в своё время... Надеюсь, читатель простит мне достаточно «сухой» реферат о части истории училища подводного плавания. Но без него все остальные рассказы о нашей учёбе рискуют потерять некоторый магистральный курс и окончательно превратиться в трудно усваиваемый винегрет.
Памятная медаль в честь 60-летия нашего Училища
Отцы-командиры
Вряд ли стоит описывать семь лет училищной жизни в виде подробной последовательной хроники. Многие детали событий тех лет затянуты такой плотной дымкой времени, что точного воспроизведения действительности мы всё равно не получим. Вдобавок, читатель утомится и, не дай Бог, потеряет уважение к флотским порядкам и заведениям, а это уж совсем не совпадает с намерениями автора. Поэтому мы постараемся нарисовать картину жизни послевоенного мальчика, попавшего на Флот, отдельными фрагментами (соответственно «перескакивая» по времени с года на год), благо мудро устроенная человеческая память автоматически оставляет нам для последующего употребления, как правило, только и именно то, что стоит вспоминать и не забывать. А начнём мы с тех, кто возглавлял строй курсантов на многочисленных парадах, – с наших начальников, которые действительно были нашими отцами, без малейшего отступления от смысла этого высокого звания. Не берусь утверждать, что нам как-то особенно повезло, или имело место редкое счастливое совпадение случайностей, но в течение семи училищных лет нами командовали три очень разных офицера, которых ныне уже нет в живых, но в любое время дня или ночи я представляю каждого из них в безукоризненно подогнанной морской форме конца сороковых годов, безмолвно стоящими рядом и одним своим существованием не дающими нам совершить что-то недостойное и, наоборот, довольными, если у нас что-то получилось в жизни. Судите сами, ведь после окончания училища прошло более сорока лет, но буквально сыновние чувства благодарности к этим достойным людям и какого-то не отданного долга не убывают, а, пожалуй, и становятся сильнее со временем. Сказанное вовсе не означает, что штатное расписание нашего училища состояло всего из трёх «единиц», нет, конечно, в нём числилась изрядное количество других деятелей по строевой и политической части. О некоторых из них нам поневоле придётся вспоминать при описании разного рода событий. Но о большей части этих людей в нынешнем своём виде я совершенно не способен ничего написать – ни хорошего, ни плохого: в моей памяти они бесследно остались в том времени, как безымянные полустанки на пути в долгожданный отпуск, когда думаешь только о будущих встречах и даже не фиксируешь в памяти ничего из временного дорожного бытия. У меня нет никакого морального права да и душевных сил для сравнения между собой моих Настоящих Начальников (впрочем, для этого нет ни малейшей необходимости), поэтому я возьмусь за их описание без лишних хлопот с составлением какого-то табеля о рангах. Командиром нашего курса в течение всех семи лет был сначала капитан-лейтенант, а в конце этого срока – капитан 2 ранга Иван Сергеевич Щёголев. Родился он 7 ноября 1917 года в питерской рабочей семье, что давало обильную пищу для пропагандистских статей к годовщинам революции. Перед войной Иван Сергеевич окончил военно-морское училище имени Фрунзе и воевал на Балтике на катерах-охотниках за подводными лодками. На деле охоты за вражескими субмаринами, наверное, случались не часто (настоящая немецкая подводная война шла далеко – на просторах Атлантики), а вот все перипетии и опасности блокадной жизни и прибрежного взаимодействия с сухопутными братьями по оружию наличествовали в изобилии. Так что, кроме орденов, наш «Батя» получил в наследство от Войны изрядный шрам на спине и не совсем устойчивую психику. Впрочем, последний недостаток в основном проявлялся в виде несколько излишней эмоциональности речи. Женат он был на вдове погибшего товарища, и это обстоятельство усиливало наше романтическое уважение к герою войны. С виду это был очень красивый рослый белокурый офицер, с шиком носивший морскую форму в любое время года (всё-таки фамилии присваиваются людям не зря).
И.С.Щёголев. Наверное, 1946 год. Все ордена – боевые, а не за выслугу лет.
Командовать тремя сотнями сорванцов, даже облачённых в морскую форму, уверяю вас, – весьма непростое дело. Одиннадцать месяцев в году беспокойные (и, опять-таки, не забудем, – многочисленные) подчинённые постоянно преподносят командиру разного калибра «подарки», от обычной пьянки в увольнении до массовых драк и выстрелов в собственное сердце. Всё это нужно пережить (в дополнение к разнокалиберным «фитилям» от начальства), не озлобиться на беспокойное «семейство», не потерять чувство меры и справедливости. Я не помню ни одного случая предвзятого отношения к любым нарушителям дисциплины и порядка, а, положа руку на сердце, многие из них делали всё возможное, чтобы вызвать неприязнь воспитателей. И при этом выдерживался достаточный уровень требовательности к малолетним подчинённым без каких-то поблажек. Я уже не говорю, что общественное положение родителей (если они были), национальность, уровень общего развития и всяческие «шероховатости» характера принципиально не имели никакого значения для служебных отношений. А было-то нашему «Бате» поначалу всего 29 лет! (Сами мы, конечно, не понимали, что это ещё не возраст). То, что наш курсовой командир «продержался» на своей беспокойной должности все эти семь лет, знающему человеку говорит само за себя. Но и отдано за это время нам было немало: впоследствии Иван Сергеевич не раз признавался нам, что такого выпуска в его жизни уже не было. При кажущейся «конвейерной» схеме процессов обучения каждый год даётся воспитателям по-разному: и они сами, и их подопечные меняются со временем. Я не помню никаких особых педагогических приёмов, впечатляющих нотаций, сентенций или проповедей (шумные «разборки» провинившихся «разгильдяев» перед строем – не в счёт), но именно поведение Ивана Сергеевича и его отношение к подчинённым в любых ситуациях научило нас поприличнее переносить будущие превратности и всяческие тяготы службы. Сказанное относится и к другим нашим командирам, так что рассчитывать, что данное сочинение будет вкладом в педагогическую науку, – напрасный труд. Начальник курса – достаточно высокопоставленный офицер, так что никаких особых контактов с ним у меня не случалось (я был отличник и тихоня), однако об одном случае персонального отношения ко мне Ивана Сергеевича стоит рассказать отдельно. В 1950 году, уже в конце первого курса высшего училища, мне в голову взбрела идея перейти во вновь формируемое училище инженеров оружия. Командовал этим заведением Герой Советского Союза капитан 2 ранга Свердлин, как и наш командир, тоже балтийский катерник. В качестве штатного отличника я никакой обузой для начальства не был, скорее мой перевод был нежелательной потерей. Но Иван Сергеевич лично повёл меня к своему бывшему сослуживцу, организовал вместе с ним всё необходимое для перевода, и только сбои в канцелярской машине Управления военно-морских учебных заведений, по счастью, сорвали эту затею. Урок этот я подсознательно запомнил на всю свою службу и всегда старался помогать своим подчинённым в переводах по их желанию, как бы ни хотелось мне удержать дельного человека на привычном месте. После окончания училища вся наша братия постоянно навещала «Батю» при появлениях в Ленинграде. Поскольку эти визиты, разумеется, не обходились без приёма некоторого количества спиртного, жена и дочери внешне сердито смотрели на такие мероприятия (нужно ещё не забывать о числе и непредсказуемости шумных посещений), но стойко переносили данные тяготы флотской службы. Нечего и говорить, что Иван Сергеевич был центром наших сборищ по случаю кратных пятилетию годовщин выпуска, которые с размахом проводились, начиная с 1973 года (может быть и раньше, но тогда я на них не присутствовал).
Наш Иван Сергеевич в день семидесятилетия.
Наш ротный командир – в ту пору (1946-1953 годы) капитан Семён Павлович Попов в определённой мере был противоположностью блестящему начальнику курса. Начнём с того, что он пришел в училище «из пехоты», то есть не имел военно-морского образования, свидетельством чему были его «красные» погоны и не изменившееся за семь лет «береговое» воинское звание. Если не ошибаюсь, офицером он стал на войне, имея за плечами только довоенную десятилетку да, наверное, какие-нибудь скоротечные курсы подготовки командиров. В то время мы не знали, что во время войны Семён Павлович побывал командиром штрафной роты и батальона на Карельском фронте. Сейчас бы я сказал, что там он и окончил свои педагогические университеты. Среднего роста, черноволосый, до синевы выбритый Семён Павлович, казалось, всегда был в помещении роты, ходил вразвалочку, был немногословен, и воспринимался нами обыденно (ну, конечно, – какой может быть герой из «берегового» офицера). По молодости мы не могли ещё ценить добродетели повседневного труда наших воспитателей, связанного с мытьём в бане, увольнительными, нарядами и прочей воинской рутиной. Хотя, когда дело дошло до нашего первого расставания с Семёном Павловичем после окончания «Подготии», что-то в нас сработало, и мы решили преподнести командиру роты на память редкостные тогда серебряные часы «Победа». Необходимые для этого рубли были собраны, а выполнять непосредственно общественное поручение (при полном собрании всей роты) почему-то поручили мне. Промямлив соответствующие слова, я попытался передать коробочку с часами, но Семён Павлович преподал нам очередной урок высокой морали. Он явно разволновался, и, по-моему, у него на глазах появилась влага. Но нам было сказано, что принять подарок от подчинённых он может только после рапорта и разрешения начальства (конечно, такое разрешение, безусловно, последовало). Увы, впоследствии с подобными прецедентами я не сталкивался, хотя, правда, на флоте никаких преподношений начальству в то время просто не практиковалось, очевидно, в виду частой его смены или по другим причинам.
Семён Павлович Попов. 1946 год.
Ну, а у «береговых» людей (даже в морской форме) свои порядки: здесь складчина к дням рождения начальства оказалась в моде. Как и Щёголев, Попов о своём участии в войне никогда особенно не распространялся, хотя «обычный» набор из военного ордена (ещё без колодки, то есть полученного в начале войны) и медалей у него имелся, впрочем, подобные награды были практически у всех наших офицеров. С учётом сказанного выше о штрафном батальоне, понятно, что о такой войне ничего рассказывать и нельзя было. И ещё один характерный штрих. Брат нашего командира – генерал-полковник Виктор Павлович Попов служил в Москве. И нам были известны случаи, когда ротный обращался к брату с просьбами о помощи своим подчинённым. Но, как легко убедиться и по внешним атрибутам военной карьеры, – в отношении самого себя такие просьбы исключались. Как и в училищные времена, на юбилейных встречах никаких речей Семён Павлович не говорил, сидел со своим коллегой – тоже ротным командиром Афанасием Петровичем Моргуновым – в сторонке, но помнил всех нас досконально, сопереживал нашим делам в не очень понятной послеучилищной жизни. Какое-то время я даже писал ему письма. Он переоценивал мои возможности и считал, что нужно добиваться всё больших научных чинов и званий. Сейчас мне кажется, что письма мои были негодными, может быть данное сочинение невозвратно запоздалым образом как-то поправит этот мой грех... В отличие от начальника курса, ротных командиров достаточно часто меняли местами (С.П.Попова в конце нашей учёбы перевели на кафедру общевойсковой подготовки), и из высшего училища нас выпускал другой «краснопогонный» капитан – Данилов, пожалуй, постарше возрастом Щёголева и Попова. Наверное, это тоже был достойный офицер, просто, за краткостью совместной службы, мы не успели оценить этого человека. Мне он запомнился своим серьёзным отношением к опасным тогда бумагам: выпускным анкетам и автобиографии. Детально ознакомившись с моим куцым жизнеописанием и тщательно выверив тексты соответствующих документов, он велел оставить себе копии и рекомендовал не отклоняться от них при последующих подобных упражнениях. При составлении бумаг, с учётом моего «нечистого» национального происхождения, он (как мне показалось) значительно посмотрел на меня в том месте, где надо было это происхождение описать, заключив словами «считаю себя русским». Вот я вполне серьёзно и осознанно считаю себя русским с тех времен... В конце 1946 года училищем командовал старый морской офицер ещё «царских» времён – капитан 1 ранга Н.Ю.Авраамов, потом около года главным начальником был контр-адмирал К.М.Кузнецов. Этого адмирала сменил также вскоре ставший контр-адмиралом Борис Викторович Никитин. На этом посту он и оставался до нашего выпуска в 1953 году. Поэтому должность начальника училища у меня прочно ассоциируется именно с этим человеком. Адмирала мы видели далеко не каждый день и далеко не каждую неделю. Он для нас был чем-то вроде императора (в соответствующие времена). Тем более, что своей «непроницаемой» внешностью (коричневого цвета кожа лица в сочетании с восточным разрезом глаз) начальник училища и вправду походил на владыку азиатского государства. На самом деле, ничего похожего на царственное самодурство за нашим главным командиром и близко не водилось: это был в высшей степени выдержанный и культурный офицер, ещё в те далёкие времена написавший кандидатскую диссертацию по тактике боевых действий катеров, что было редкостью в среде тогдашнего начальства Будучи курсантом, лично я столкнулся с Борисом Викторовичем только дважды: первый раз, в 1949 году, он вручил мне аттестат зрелости с золотой медалью, а также пачку книг с дарственными надписями, а во второй раз, в 1953 году, – лейтенантские погоны и кортик. Надо ли говорить, что все перечисленные предметы имели и имеют для меня непреходящую ценность, некоторые из них и сейчас находятся в моей сухопутной «каюте». Но столь малочисленными актами личного общения (даже при наличии упомянутых материальных свидетельств) вряд ли можно объяснить воздействие нашего Адмирала на одного из тысячи своих подчинённых. Между тем воздействие это, без всякого сомнения, имело место...
Вот примерно с такого расстояния я и наблюдал Начальника Училища.
Летом 1951 года, на так называемой «практике», мы находились на Северном флоте. Поскольку наше училище ещё не обрело свою нынешнюю подводную специализацию, нас поочерёдно «перебрасывали» с одних кораблей на другие. Каждый из таких «семестров» включал сдачу экзаменов по устройству корабля. Напомним, что дело происходило в послевоенные годы, и многие корабли, особенно малого водоизмещения, были из числа поставленных американцами по «ленд-лизу». Очевидно, офицеры, принимающие эту технику от союзников, по-разному относились к выполнению своих обязанностей, что практически начало сказываться к описываемому времени, когда матросов и старшин, принимавших участие в приёмке кораблей, начали уже увольнять в запас. В частности, во время стажировки на американских тральщиках типа «АМ» именно по причине плохого знания правил обращения с иноземным резаком металлов, работающем на бензине, на наших глазах произошёл взрыв и пожар с человеческими жертвами (описания злополучного бензореза на данном корабле просто не было). А на малых охотниках за подводными лодками типа «SC-110» мы обнаружили подробнейшие описания этих неординарных деревянных кораблей с дизель-генераторными силовыми установками и весьма совершенным, по тем временам, зенитным и прочим вооружением. Подписаны эти великолепные документы были капитаном 2 ранга Б.В.Никитиным. Добавим к сему и тот факт, что он же руководил переходом этих небольших кораблей из США в Россию через Атлантику. Казалось бы, ну какое воспитательное значение может иметь инструкция, даже хорошо составленная. Но когда вы так наглядно видите истинную цену хорошо выполненного долга, даже инструкции становятся мощным инструментом воспитания... Запомнилось ещё как уважительно здоровался с нашим начальником Н.Г.Кузнецов, который приезжал в училище для решения на месте вопросов, связанных с переориентацией на подготовку подводников. Наверное, адмиралы были знакомы по первым годам деятельности училища имени Фрунзе. Спустя четыре года после выпуска из училища меня направили в Высшие офицерские классы для подготовки к должности командира подводной лодки. В этом солидном учебном заведении контр-адмирал Никитин, к этому времени не очень здоровый человек, занимал должность заместителя начальника по научной работе. Меня в это время «распирали» разного рода новаторские идеи. Одна из них сводилась к предложению приладить к не очень совершенным тогдашним гидроакустическим станциям немецкое изобретение военных времён – механический интегратор (он применялся в ночном секстане, скопированном с трофейного образца), который позволял несколько повысить достоверность конечного результата группы недостаточно точных измерений. Дело это (как и многое другое, так и не доведённое до конца) требовало определённых разрешений, материальных затрат и привлечения сторонних исполнителей, и по этой причине я попал в кабинет заместителя начальника. Адмирал никак не показал, что он знает меня, и в достаточно сухой деловой манере рассмотрел все необходимые вопросы. И только потом, косвенным образом – от моего друга Сани Винокурова (тоже нашего выпускника, только годом старше), я узнал, что всех нас Борис Викторович не только помнит поимённо, но и очень доволен моей изобретательской деятельностью. Такие вот «пироги» с расстоянием между курсантом и адмиралом в служебной иерархии... Умирал Адмирал тяжело. Сначала ему ампутировали ноги, и уж потом наступил конец... Не открыл я секретов, как стать отличным командиром роты и начальником курса, и уж подавно не способен характеризовать работу достойного начальника училища. Просто эти годы (1948-1953) были для нас временем Адмирала Никитина. Во многом благодаря этому мы не почувствовали ни рядом происходящего «ленинградского дела», ни борьбы с «безродными космополитами», ни многих других «прелестей» тогдашней действительности. А, как я сейчас понимаю, вполне могли почувствовать, будь нашими начальниками другие люди. И ряд косвенных подтверждений этому читатель найдет в последующем тексте (если, конечно, захочет).
1958 год. Фрагмент выпускной фотографии Высших офицерских классов ВМФ. Второй слева – контр-адмирал Б.В.Никитин. (Мы ещё не раз вернёмся к этой фотографии).
В заключение этой главки, для некоторой характеристики нашего училища и его офицеров (в том числе, и упомянутых выше), я решил поместить рассказ о судьбе подполковника морской авиации Гриштинского, который, как выяснилось позже, собственно и не имел отношения к данному славному роду сил ВМФ. Поскольку эта часть сочинения представляет, в основном, пересказ сведений, полученных от И.С.Щёголева, мы напечатаем её выделенным шрифтом.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Похороны Кочетовой М.А. состоятся 27 августа 2010 года на Смоленском кладбище Санкт-Петербурга (Васильевский остров, ул. Камская, д. 3). Сбор питонов, желающих проститься с Кочетовой М.А. - в 11.45 у церкви Смоленского кладбища.
В 12 часов дня 24 августа 2010 года перестало биться сердце Маргариты Анатольевны Кочетовой, Заслуженного деятеля искусств Российской Федерации, композитора и дирижера, учителя, майора в отставке.
Невозможно осознать этого - не стало нашего Учителя, Друга, Наставника, не стало нашей Мамы! Для тысяч мальчишек-питонов, прошедших Её школу постижения музыки, искусства, жизни, она стала второй мамой, ибо многие из нас бежали к ней со своими бедами и радостями, слушали ее и рассказывали сами. Маргарита Анатольевна учила умело и настойчиво, ласково и жестко, достигая при этом основной цели обучения – осознания обучаемым индивидуумом вопроса, темы, предмета. Это относилось ко всему, особенно мы любили задавать вопросы о жизни – настоящей, будущей – обо всём. Ответы и советы были такие, что многие из нас пользовались и пользуются ими всю жизнь.
Придя в 1949 году в Маргарита Анатольевна осталась в нем на всю жизнь. Так в жизни случается, что мы планируем поговорить с любимым человеком чуть позже, вспомнить былое, рассказать о нынешнем, забывая, что «…наши годы летят, их не воротишь назад», что нельзя откладывать встречи с родителями, учителями, надо стремиться обнять их, обогреть своим вниманием и заботой сейчас. Особенно в нынешнее время, когда наши «водители» в светлое никуда только на словах говорят о человеческих ценностях, а на деле шибко всё не так. Вот, и мы, планируя встречу на 11 сентября, по случаю годовщины выпуска, ждали возможности посетить Маму. Нет слов для описания этого состояния глубокой печали, охватившего многих из питонов при вести о кончине Маргариты Анатольевны. Ведь это она одной из первых подняла голос в защиту Питонии и питонов, будущего нашего флота. Президенты, премьеры, министры приходят и уходят, некоторые сами, некоторых уходят. А для того, чтобы нами не руководили троечники и двоечники, нужны лидеры, способные вести народ и страну в действительно светлое будущее. Одним из таких лидеров можно без сомнения назвать Маргариту Анатольевну.
Большой поддержкой для всех, кто встал на защиту Нахимовского училища, было открытое обращение композитора, заслуженного деятеля искусств РФ Маргариты Анатольевны Кочетовой ко всем, кто ее знает, кто на протяжении 55 лет называл ее мамой.
Дети мои, выпускники-нахимовцы!
Вы живете в разных уголках нашей Родины. Более полувека я отдала нашему легендарному училищу и частицу сердца каждому из вас, кто учился здесь с 1949 года. Впервые я обращаюсь к вам за помощью. Не для себя. Защитить прошу честь Дома, в котором вы делали первые шаги к морю, к своей профессии. Защитить прошу мальчиков, которые (как и вы когда-то) мечтают стать морскими офицерами. По злому умыслу космополитов начался подкоп под последние острова русской государственности, какими являются суворовские училища и единственное в мире — Нахимовское.
Я знаю каждого из вас, знаю каждого и из теперешних моих учеников. Стараниями борзописцев подравшихся детей лишили возможности самим разобраться в конфликте. Наступление космополитов на армию и флот продолжаются. Искажается смысл службы в Вооруженных Силах, даже начальная военная подготовка в школе, которая могла бы сплачивать ребят, закалять, оказывать друг другу помощь, подвергается обструкции.
В этих условиях я обращаюсь ко всем, кого воспитало Нахимовское училище: поднимите свой голос в защиту чести и достоинства всего морского, офицерского братства и нынешних 700 мальчишек, обучающихся в нашей Нахимовке.
Мой возраст и педагогический опыт позволяет предположить, что если общество не осудит клеветников, то учебным заведениям, где воспитывают настоящих мужчин и защитников Родины, будет нанесен непоправимый ущерб. Надеюсь на ваше внимание, участие и мужество.
С любовью и уважением, ваша учительница Маргарита Анатольевна Кочетова.
Эпоха, да целая эпоха замечательных хоров Нахимовского училища разных лет, которые с успехом выступали под руководством Маргариты Анатольевны на различных сценах – от Нахимовского училища до Большого Кремлевского дворца съездов и Колонного зала Дома Союзов. Более детально публикации о Маме можно прочитать на
Среди ее учеников - тысяч мальчишек-нахимовцев - командиры кораблей и подводных лодок, экипажей самолетов и других войсковых частей, командиры соединений и объединений, адмиралы и генералы, Герои, Лауреаты, академики и профессора, писатели и поэты, артисты и просто достойные сыны Отчизны. - «Маргарита Анатольевна была для нас, мальчишек послевоенного времени, не только учительницей музыки. Она дарила нам материнскую заботу и ласку, которых в ту пору нам так не хватало. За это мы и звали ее мамой», – это слова благодарных учеников. -
(и по многим другим адресам) вы можете просмотреть фильм Ильи Казанкова «Мама», который действительно берет за душу и возвращает в те далекие годы нашей учебы. Конечно, фильм посвящен Маргарите Анатольевне. Вот несколько отзывов о фильме: 1. Спасибо за фильм! Что касается сюжета - абсолютно без лажи. Это не морализаторская история с натянутой на нее для разнообразия морской формой. Поступки, типажи, детали - все как есть. Смотрел и думал: это же первый настоящий фильм про курсантов ВВМУ (сейчас - ВВМИ) за все время СССР и России. А уже и ВВМИ эти уходят в никуда... Спасибо, Илья, спасибо тебе, брат, за этот фильм от всех курсантов и офицеров ВМФ! Даже если бы ты снял в своей жизни только эту короткометражку, то для нас ты уже оставил свой след в Кино (Кино Для Зрителя). И отдельное спасибо за образ Мамы-руководителя хора! 2. Илья Казанков, создатель фильма. Спасибо огромное за теплые слова! И принятие фильма. Очень трепетно к этому отношусь. И рад, что "не лажа". Спасибо. Ура Маргарите Анатольевне Кочетовой! 3. Очень пронзительно добрый, светлый и хороший фильм. Даже удивительно случайно наткнулся на него. Был в шоке, узнав, что сделан он молодыми людьми! Фильм - как светлый луч среди потока мерзких развратных гадостей, льющихся сейчас на нас. Снимай фильмы, Илья, и дальше только о вечных человеческих ценностях!! Это твоё дело на Земле... 4. Низкий поклон Автору и всем создателям фильма. Удивительные чувства любви и нежности, светлой радости и веры несёт этот фильм. Мы окончившие училища 40 лет назад легко вернулись в то одно, прекрасное время юности честных открытых и порядочных людей, неразрывно соединившее наши поколения. Жаль вот только, что среди груды хлама, мерзости и пошлости наших экранов мы его не увидим никогда.
"Не секрет, что и у каждого воспитанника, и у всех педагогов и офицеров в училище были свои прозвища. Они были очень меткими и приклеивались к людям надолго. Порой и фамилию человека не вспомнишь, а прозвище остаётся в памяти. К примеру, была у нас начальником клуба прекрасная женщина Маргарита Анатольевна Кочетова, и все нахимовцы любя называли её Мамой. Так и запомнилась она мне на всю жизнь Мамой."
В парадном строю капитан 1 ранга А.К.Заика (командир 10-й ДиПЛ), капитан 1 ранга Ю.Ю.Бердников (заместитель командира дивизии), капитан 1 ранга В.Н.Рыбалко (заместитель командира дивизии по воспитательной работе). Вилючинск, 23 февраля 2004 г.
"Немало внимания уделялось и таким вопросам, как культура, этика и эстетика, которым были посвящены специальные занятия, где обучали правильным манерам, правилам поведения в общественных местах и за столом, искусству общения, танцам и многому другому, без чего не может получиться по-настоящему культурного человека. Вели эти занятия лучшие в своих областях специалисты. Музыку и пение, например, преподавала замечательный ленинградский композитор Маргарита Анатольевна Кочетова, которая давала ребятам не только основы музыкальной грамоты и знание творчества множества композиторов, но и учила их разбираться в музыке и отличать зерна от плевел. У Нахимовского училища был постоянный абонемент в лучшие театры города – Кировский, Пушкинский, большой драматический, музыкальной комедии, оперетты, эстрады, центральный концертный зал и многие другие, где они не пропускали ни одной премьеры, прекрасно знали все идущие в городе спектакли, а классические оперы и балеты знали просто наизусть". - Форум
"На следующий день радостное настроение сменяется скребущими в душе кошками. Ты едва сдерживаешь себя, когда видишь, как твои чудные локоны поверженными падают под лезвием электрической машинки на пол, а голова становится похожа на синюшного вида деформированное яйцо. А потом ты почему-то поешь, читаешь стихи и даже показываешь какие-то танцевальные движения. Так проверяют твои творческие возможности на предмет участия в училищной художественной самодеятельности. И почему-то эту властную женщину называют мамой. Ты завидуешь, что у этого чуть постарше тебя парня мама работает в Ленинградском НВМУ, а твоя осталась за воротами этого училища, да и живет так далеко от Питера, что даже страшно подумать. Это потом становится известно, что Маргариту Анатольевну Кочетову так называют все «питоны». Немного обвыкшись, ты и сам потом произнесешь это дорогое для тебя слово по отношению к другой женщине. Капитан 2 ранга Дмитрий МАКАРОВ, выпускник ЛНВМУ 1987 года". -
Маргарита Анатольевна учила не только слышать музыку, видеть прекрасное, разбираться в искусстве. В учеников она вкладывала душу, кого-то ругала, на кого-то ворчала, переживая и волнуясь за всех. Для сотен ее выпускников музыка стала постоянным спутником жизни. Из множества фотографий ее личного архива можно составить фотолетопись страны, Российского флота.
Нахимовцы М.Бадаев и А.Станкевич под руководством старшего преподавателя М.Кочетовой овладевают азами скрипичной музыки. (капитан медицинской службы Алексей Станкевич, начальник медицинской службы на атомной подводной лодке «Курск»)
14-16-летние мальчишки – народ взрывной, увлекающийся. Главное – сплотить их вокруг любимого дела, для чего нужно терпение, умение подобрать ключик к юношеским душам. У Маргариты Анатольевны это всегда получалось. Весь свой талант, всю теплоту материнского сердца учительница отдавала ребятам.
Всю энергию и опыт Маргарита Анатольевна воплощала в делах. Концерты нахимовцев под ее руководством с успехом проходили в Большом Кремлевском дворце, Колонном зале Дома Союзов, в зале им. Чайковского, городке космонавтов. Помогала она и хору ветеранов при Ленинградском Доме офицеров.
За большой вклад в развитие культуры и искусства руководителю творческих коллективов нахимовского военно-морского училища композитору М.А.Кочетовой в 1999 году присвоено звание заслуженного деятеля искусств Российской Федерации.
«Помним, любим, боготворим». Под этими словами могут подписаться многие сотни учеников Маргариты Анатольевны Кочетовой, благодаря которой они навсегда породнились с искусством. Склонив головы в память о нашей Маме, любимом учителе Маргарите Анатольевне Кочетовой, мы клянемся, что ее дела и имя будут в наших сердцах всегда. Будем помнить и чтить, питоны, командиры и преподаватели Нахимовского училища разных лет.
Уважаемые командиры, преподаватели и нахимовцы. Похороны М.А.Кочетовой состоятся 27.08.2010 на Смоленском кладбище Санкт-Петербурга. Время будет определено дополнительно. Телефон для связи +79052885741 Боронин Владимир Алексеевич
