Седые космы облаков, Крутые волны – все знакомо! Недаром, видно, “В море – дома!” – Девиз военных моряков».
Ст. матрос Л.Рудковский, курсант В.Лавров. Фото 14.09.1956 г. УПС «Седов»
С первых дней нашего пребывания на «Седове» у курсантов завязываются дружеские отношения с матросами и старшинами и личным составом, прикомандированным на поход. Э.Парамонов сошелся с боцманской командой и с удовольствием в свободное от обязательных занятий время помогает плести маты и кранцы. Ю.Егоров активно участвует в работах прикомандированной партии гидрологов. Н.Чешенко нередко заглядывает в кубрик оркестра. А я почему-то сошелся с радистами из группы ОСНАЗ Леней Рудковским и Толей Радченко. Оба – старшие матросы с бригады шхерных кораблей (БШК).
Ст. матрос Л.Рудковский на полубаке.
Общение с каждым из них доставляло удовольствие. С каждым потому, что вместе не получалось: они меняли друг друга на вахте. Запись, посвященная этим ребятам, была сделана в дневнике 57 лет назад. Когда я сейчас, на 76-м году жизни, прочитал ее, она потрясла меня не только содержанием, но и собственным выводом, сделанным в том юном возрасте. Из дневника: «…Сколько полезного дали мне знакомство и разговоры с матросами. Все это нужно хорошенько запомнить, обдумать, все пригодится… И такое впечатление производят почти все. Так неужели я не найду с ними общего языка в будущем? Неужели не найду золотой середины между панибратством и солдафонством? Не может этого быть. Нужно только никогда не забывать, что перед тобой человек. И еще нужно много знать, уметь, понимать. Как это сложно, очевидно трудно, но иначе служба не пойдет. Даже в этом практика дает много!»
Ст. матрос А.Радченко на полубаке. Фото сентябрь 1956 г. УПС «Седов»
После того, как повернули к родным берегам, разговор стал чаще заходить о доме, о тех, кто нас ждет. Рудковский принес тетрадь и почитал свои стихи. Стихи мне понравились. Я попросил разрешения их переписать. В том, что и сам пытаюсь что-то сочинять, не признался, так как понимал, что эти «сочинения» никому показывать нельзя. Из дневника:
«К пирсу быстро я шагаю, На морской простор гляжу. А о чем сейчас мечтаю, Если хочешь, расскажу. Сколько раз, над картой сидя, Я мечтал уйти в поход, А сегодня бронекатер Понесет меня вперед. Он стремителен, как птица, Как над морем альбатрос. В безопасности – граница, На своем посту – матрос.
Старший матрос Рудковский Бронекатер “N”»
По мере продвижения на север все больше ощущается приближение осени. Свежие западные ветры приносят дожди. Становится все холоднее и холоднее. 23 сентября 1956 г. входим в Английский канал. Берега не видно – традиционно закрыт туманной дымкой. Море спокойно. Из дневника: «Вечером на юте в который раз крутят картину “Земля и люди”, но желающих посмотреть много. Шкафут по левому борту облюбовала другая группа. Под неверным лунным светом особенно задушевно звучит аккордеон Коли Чешенко, и какой-то первокурсник проникновенно выводит: “И как я додумался, братцы, понять до сих пор не могу…”. Постоял, слушая песню, любуясь луной…». 27 сентября. Северное море. Прошли Доггер-банку, оставив ее западнее. Я стоял сигнальщиком в третью смену. Дождь и пронизывающий ветер заставили вспомнить о домашнем уюте. Где-то в эти минуты два самых дорогих мне человека? Чем заняты? Барометр продолжает падать. Прибавили парусов.
28 сентября в 20.00 сыграли «Аврал»– все на верхней палубе в спасательных жилетах. Справа – мыс Скаген и обширная отмель. «Седов» несет только два нижних брамселя, при этом ход 12 узлов. Судно управляется плохо, а предстоит выполнить крутой поворот, обходя мыс, Скаген. А тут еще впереди по правому борту обнаружился какой-то лесовоз.
Страха не было. Скорее всего, потому что по неопытности трудно было представить последствия столкновения. В полной темноте достал записную книжку и нацарапал на листочке: «Сейчас будет столкновение. 20.52. 28.09.56 г. В.Лавров».
Эта записка была на следующий день дополнена: «Записано в полной темноте, в указанное время на курсантском мостике, когда лесовоз был в 70 м».
Столкновения удалось избежать. К моменту открытия маяка Скаген сила ветра достигает 11 баллов. Отдельные порывы – до 30 м/сек. Это уже настоящий ураган. «Седов», несущий уже только один парус, идет в бакштак со скоростью 14 узлов. Ветер – от вест-зюйд-веста. Пока это хорошо. Но что будет, когда обогнем мыс Скаген? Чертова дырка! Обогнули, легли на курс 100О, потом 125О. Скорость резко упала до 2-х узлов. Возникает сильнейший дрейф, неумолимо сносящий судно в направлении берега, где вода буквально кипит и пенится на камнях береговой отмели. Никакой возможности удерживать заданный курс нет, как нет и возможности встать на якорь – глубина места превышает 100 м. Жуткие мгновения! Ощущение своей полной беспомощности перед стихией. Можно себе представить, что чувствовал командир! Только его мастерство, выдержка и воля в такие минуты решают судьбу корабля и судьбу всего экипажа – более 400 молодых жизней! В данном случае сыграло свою роль и мастерство марсовых штатного экипажа. Им удалось поставить два нижних марселя. Скорость судна возросла до 4-5 узлов. Этого было достаточно, чтобы погасит чрезмерный дрейф и удерживать «Седов» на заданном курсе. К концу суток – отбой авралу, команде – отдыхать не раздеваясь. Засыпая, вспомнил поговорку деда Окуловского Федора Ивановича: «Кто на море не бывал, тот Богу не молился!». 29 сентября, пройдя проливы Скагеррак и Каттегат, «Седов» встал на якоря в 10 милях от острова Анхольт. Балтика тоже штормит, но это уже мелочи по сравнению с тем, что пришлось пережить в Северном море и в проливе Скагеррак. Из дневника: «04.10.1956 г. 00.35. Балтийское море. Сегодня будем в Балтийске. 03.45. “Аврал! Все наверх, паруса убирать, на якорь становиться!” Так и не поспали. Последний раз слазил на свое место по авралам – на левый нок верхнего грот-брам-рея второго грота. Кончили авралить в 05.00. Радисты включили на палубу трансляцию, крутят “Чубчик”». 09.35. Буксир у борта. Мгновенная погрузка курсантов. Даже с друзьями матросами не успел попрощаться. Не поблагодарил Леонида Рудковского за подарок – самодельный складной нож. Прощай, “Седов”. Поход окончен.
На память о длительном штурманском походе 1956 г. каждому участнику выдали фотографию.
Расставаться с «Седовым» было немного грустно. На снимке, сделанном у выгородки по правому борту под полубаком, видно, что я окреп физически и закалился психологически.
Слева направо: курсанты В.Лавров, В.Компанеец,…?. Фото сентябрь 1956 г. УПС «Седов»
Кто бы мог подумать, что на следующей встрече с «Седовым» через 53 года на том же месте меня сфотографирует мой старший внук Лев Буданцев!
В.Н.Лавров на том же месте через 53 года. Фото июнь 2009 г. УПС «Седов». В.Н.Лавров С дочерью Еленой Буданцевой и старшим внуком Львом.
Еще через два года (в 2011 г.) я получил красивую открытку с приглашением принять участие в юбилейных торжествах, посвященных 90-летию барка «Седов».
Оповестил своих однокашников. Мы назначили встречу у памятника Адмиралу Крузенштерну, а затем всей группой приняли участие в юбилейных торжествах на борту «Седова».
Слева направо: В.Лавров, С.Федоров, Э.Плоом, Э.Быков, В.Колесаев, В.Порохов, И.Пастухов перед посещением барка «Седов»
Слева направо: Э.Плоом, В.Порохов, В.Лавров, парусный мастер И.Г.Евдокимов, В.Колесаев, С.Федоров, Э.Быков. Фото 09.07.2011 г., СПб, борт «Седова»
Подводная лодка «С-264»
Но вернемся в 1956 год. Поход на «Седове» завершен, но практика продолжается. Буксир, на который мы перешли, с сердитым пыхтением, как бы нехотя, приближается к стенке. 4 октября в 10.30 ошвартовались в Балтийске. Но команды выходить нет, а так хочется перемахнуть через низкий борт и почувствовать под ногами твердую землю, свою родную. В Балтийске – осень: листья деревьев совсем желтые и наполовину опали. Около 14 часов нас перевели на новенький десантный корабль (СДК), который сразу вышел в море. Переход занял немного времени. 5 октября в аванпорту Либавы мы перешли с СДК на торпедолов, который доставил нас к причалам подплава. В ковше напротив завода Тосмаре стояли подводные лодки и плавбаза «София». Курсантов распределили по кораблям. Я попал на новую подводную лодку 613-го проекта «С-264» (в/ч 09665). Лодкой командовал молодой командир капитан-лейтенант Ю.А.Сысоев. Все офицеры были также молодые. Даже обязанности старпома временно исполнял лейтенант (по второму году) Ермаков. Лодка готовилась к призовым торпедным стрельбам, и всем было не до нас. Правда, меня сразу посадили в каюте на плавбазе за корректуру карт и пособий. Отрываясь только на прием пищи и короткий сон, я откорректировал весь комплект карт и пособий.
Экипаж ПЛ «С-264» построен на подъем Военно-морского флага. В первой шеренге – командир капитан-лейтенант , рядом с ним замполит ст. лейтенант Попов
17 октября 1956 г. лодка по тревоге вышла в море… без меня. Командир бригады капитан 1 ранга Васильев приказал курсантов в море не брать. Я жутко расстроился. Но 18 октября объявили боевую тревогу по флоту – начинались, так называемые, венгерские события. Обстановка была тревожная. Васильев был участником Великой Отечественной войны. Конечно, он понимал, что повторения 1941 г. не может быть, но, видимо, и забыть не мог, сколько курсантов сложили свои головы в районе Лиепайских озер, пытаясь задержать фашистские орды под Лиепаей (Либавой). Нас собрали с лодок и поездом отправили в Ригу.
Уважаемые товарищи! Ветераны Черноморского высшего военно-морского училища им. П.С. Нахимова! Преподаватели и выпускники!
Правление Союза офицеров выпускников ЧВВМУ им. П.С.Нахимова поздравляет ВАС с Великой исторической победой – возвращением на Родину! 23 года назад все, что было создано нашими отцами и дедами в одночасье стало принадлежать украинским олигархам и чиновникам. 23 года вдали от матушки России мы ни на день не прекращали вести борьбу за русский язык, русскую культуру, русских героев и православную веру! За эти годы мы не приняли унизительную украинизацию, всячески отторгая бандеровскую идеологию, защищая души наших детей и внуков, сохраняя российский дух, историю, культуру и морские традиции. И мы выстояли, мы победили, мы возвращаемся домой. И на последнем этапе этой борьбы, в период открытого противостояния с киевскими властями, выпускники ЧВВМУ им. П.С.Нахимова были в первых рядах защитников города, проявляя образцы выдержки, мужества и стойкости на площадях, улицах и блокпостах. И результаты сегодняшнего референдума, когда более 85% жителей города-героя высказались за вхождение в состав Российской Федерации, явились итогом нашей борьбы. Дорогие друзья поздравляем Вас с победой!
Председатель правления «Союза офицеров выпускников ЧВВМУ им. П.С.Нахимова» полковник В.Б.Иванов. 16 марта 2014 года. г. Севастополь.
Дорогие выпускники и преподаватели Черноморского Высшего Военно-Морского училища им. П.С. Нахимова. Черноморское Высшее Военно-Морское училище им. П.С.Нахимова возрождается! 19 марта 2014 года в академии ВМС Украины им. П.С.Нахимова состоялось встреча командного, профессорско-преподавательского состава академии и ветеранов ЧВВМУ с Заместителем Министра Обороны России генералом армии Панковым. На встрече присутствовал заместитель ГК ВМФ вице-адмирал А.Н.Федотенков (выпускник ЧВВМУ 1981 года), офицеры штаба ЧФ. Предложение генерала Панкова о возрождении Черноморского Высшего Военно-Морского училища было встречено бурными овациями. ВРИО начальника академии ВМС Украины им. П.С.Нахимова капитан 1-го ранга П.Д.Гончаренко (выпускник ЧВВМУ 1991 года) написал заявление об увольнении из рядов ВС Украины. Спуск флага ВМС Украины и торжественный подъем флага ВМФ Российской Федерации намечен на 20 марта. Поздравляю Вас, дорогие выпускники с возрождением ЧВВМУ им. П.С. Нахимова.
Председатель Правления «Союза офицеров выпускников ЧВВМУ им. П.С. Нахимова», полковник/о В.Б.Иванов. г. Севастополь. 19 марта 2014 г. 21.00
Однажды, придя в штаб базы, я узнал, что командующий и член Военного совета флота только что отбыли в Ленинград вместе с флагманами корабельных соединений. Фёдор Владимирович Зозуля, доверительно сообщивший мне об этом, добавил, что там, в Ленинграде, должно состояться важное совещание, связанное с тяжелым положением на фронте. Обстановка, сложившаяся в те дни, не исключала и самого худшего. Что это так, что надо считаться с возможностью прорыва немцами нашей обороны, подтвердило и то спешное совещание командиров и комиссаров соединений, собранных в здании Военно-морской академии. О нём рассказал мне потом Николай Павлович Египко и другие товарищи. Совещание было недолгим. Вице-адмирал В.Ф.Трибуц, сдерживая замеченную всеми взволнованность, огласил директивную телеграмму Ставки, подписанную И.В.Сталиным и Н.Г.Кузнецовым. В ней говорилось, что ни при каких обстоятельствах ни один корабль Балтийского флота не должен попасть в руки врага, и предписывалось подготовить корабли к уничтожению на случай, если это окажется необходимым. История этой директивы изложена в мемуарах Н.Г.Кузнецова. Читавшие их помнят, чего стоило Николаю Герасимовичу её подписать, и почему он считал невозможным отправить телеграмму за одной своей подписью. Не из-за нежелания или боязни взять на себя ответственность, а потому, что Кузнецов, как истинный моряк, понимал, что под таким приказом, самым страшным для всех моряков, которые его получат, подписи наркома недостаточно. Потрясённые и подавленные, слушали командиры соединений указания командующего, последовавшие за оглашением телеграммы. К закладке на корабли взрывчатки приказывалось приступить немедленно. Командир каждого корабля должен был получить пакет, который надлежало вскрыть по специальному условному сигналу, и тогда узнать, где взрывать корабль и куда выводить команду. Все моряки, которые сошли бы на берег, включались в сухопутные части, чтобы сражаться за Ленинград до конца. Были назначены, как требовала того Ставка, ответственные исполнители директивы в каждом корабельном соединении. В нашей бригаде эта миссия выпала на начальника штаба Н.С.Ивановского. Дополнительно на него возлагалась персональная ответственность за подготовку к уничтожению сосредоточенных в Ленинграде транспортов и вспомогательных судов, а также некоторых объектов в городе. Для этого создавалась особая команда минёров, размещённая в здании Военно-морского училища имени М.В.Фрунзе. Все подлодки, находившиеся в Ленинграде, в том числе и не введённые ещё в строй, начали минировать немедленно. В центральный пост и в концевые отсеки закладывали доставленные с арсенальных складов глубинные бомбы или боевые зарядные отделения торпед. Невесёлое это было занятие. Моряки выполняли приказ, стиснув зубы. Но каждый наверняка надеялся и верил, — не понадобится включать разрушительную силу этих зарядов, не дойдёт до того... Лично у меня возможность потери Ленинграда и гибели Балтийского флота в его последних портах не укладывалась в голове ни тогда, ни потом, в другие трудные дни. Всегда что-то поддерживало твёрдую уверенность, — этому не бывать! Подлежали минированию и подводные лодки «кронштадтской группы». Подготовка к этому велась, но с фактической закладкой взрывчатки на корабли тут не спешили. Если всё подготовлено, умелые специалисты способны сделать это очень быстро. Кронштадт же всё-таки стоит на острове, и пока залив не замёрз, сюда никому не ворваться с ходу. А приказ о том, чтобы ни один корабль не достался врагу, балтийцы при всех условиях выполнили бы свято. Забегая вперёд, скажу, что часть подлодок, стоявших в Кронштадте, минировать не понадобилось. Самые критические для Ленинградской обороны дни пришлись на 11–17 сентября. В ту грозную неделю борьба за город достигла такого напряжения, что судьба его, вероятно, могла зависеть от событий каждого часа. Начались массированные, ещё небывалые налёты на Ленинград фашистской авиации. Одни группы самолётов сбрасывали тысячи зажигательных бомб, другие — крупные фугасные. Из Кронштадта были видны клубы чёрного дыма, а ночью — багровые отсветы ленинградских пожаров. Южнее Кронштадта немецкие бомбардировщики прокладывали путь пехоте и танкам, рвавшимся к побережью залива. Мы видели, как кружат большие группы «юнкерсов» над Петергофом, слышали доносящийся оттуда гул разрывов. Беспокойно было за корабли, стоявшие в Ленинграде. Чтобы сделать подводные лодки незаметнее с воздуха, над ними натягивали маскировочные сетки, но при массированных налётах легко попасть и под бомбу, сброшенную наугад. А для кораблей, имевших на борту заряды взрывчатки, бомбёжки были ещё опаснее.
Заминированные лодки лежат на грунте
В поздний час одного из тех тревожных дней состоялся очередной телефонный разговор с командиром бригады. Осведомившись о положении дел у нас, Египко дал понять, что, видимо, назрела необходимость перевести из Ленинграда подлодки, способные дать ход. Николай Павлович советовался со мною об этом, однако чувствовалось, что вопрос им уже решён, и дело является неотложным. Я понимал, речь идёт о переводе лодок не в кронштадтские гавани, которые могли подвергнуться таким же массированным налётам, как районы стоянки кораблей в Ленинграде. И высказал мнение, что есть смысл расставить лодки на Большом и Красногорском рейдах, где они смогут на день погружаться, проводить светлую часть суток на грунте. Египко ответил, что так он это себе и представляет. В заключение разговора мне было поручено немедленно готовить диспозицию и обговорить практическую сторону дела в штабе Кронштадтской военно-морской базы. Получить добро от командования флота, естественно, входило в компетенцию комбрига. Окончательное решение последовало быстро, и подводные лодки, приняв необходимые запасы, стали 12 сентября уходить с Невы. Группами по три-четыре они проходили Морской канал. На Восточном Кронштадтском рейде мы с Тюренковым и Чаловым встречали на катере каждую лодку, и командир получал координаты назначенного ей места на Большом или Красногорском рейде. Мы то и дело поглядывали на небо, нервы у всех напряглись. Группы лодок выводились с интервалами, чтобы не угодить под бомбёжку всем вместе. Предусматривалась и приостановка всего движения, если обстановка сделает его слишком рискованным, и готовность каждой лодки к погружению. Произвести его удалось бы, конечно, не везде. Враг, по-видимому, не заметил наших действий. Проводив на рейды последнюю лодку, мы вздохнули с облегчением. С тем тревожным и хлопотным днём связалась в памяти одна ярчайшая батальная картина, которая и сейчас так и стоит перед глазами. Когда мы уже заканчивали расстановку подлодок, в открытую часть Морского канала вышёл стоявший с недавних пор в Ленинграде линкор «Октябрьская революция». Заняв позицию примерно напротив Петергофа, могучий корабль открыл огонь главным калибром по каким-то невидимым целям в расположении противника, пробивавшегося от Красногвардейска и Красного Села к побережью. Мне, конечно, доводилось видеть стрельбы крупных артиллерийских кораблей в открытом море, но тут всё выглядело как-то особенно. Может быть, потому, что фоном линкору служил угадывавшийся на горизонте Ленинград, и тяжёлые стволы орудийных башен были направлены не в морские дали, а на близкий берег. Имея там корректировщиков, «Октябрьская революция» уже не раз открывала огонь по заявкам фронта, и армейцы высоко оценивали эту поддержку с моря. А у нас тогда поднял настроение сам гром линкоровских орудий.
Линейный корабль «Октябрьская революция» ведёт артиллерийский огонь орудиями главного калибра по позициям фашистских войск
Разойдясь по рейдам, двадцать восемь подводных лодок погрузились в назначенных им точках и легли на грунт. Отданные перед тем якоря гарантировали, что лодки никуда не снесёт, и они не столкнутся друг с другом. Всплывать разрешалось с наступлением темноты. Связи с погруженными лодками не было, а после вечернего всплытия командирам надлежало донести о нём на «Иртыш» по УКВ и держать радиовахту до утра. Ночью подзаряжались дизелями аккумуляторные батареи, вентилировались отсеки. На рейды были выведены и лодки, находившиеся в Кронштадте. Несколько ремонтировавшихся, которые нельзя было вывести из гаваней, расставили так, чтобы нигде не стояли две рядом. Держать большую группу подлодок на рейдах с каждодневной покладкой их на грунт понадобилось не двое и не трое суток, а дольше. Думается, это уберегло не один корабль бригады. Лодки оставались в боевой готовности. В течение большей половины суток, — с сумерек, наступавших уже рано, до позднего осеннего рассвета, — можно было мгновенно связаться с каждой по УКВ. За понадобившимся в штабе командиром посылали катер, и он на несколько часов или до следующей ночи оставлял корабль на старпома. Если требовалось, лодка могла в ночное время за полчаса подойти к борту «Иртыша». Для экипажей «вылёживание» на грунте не было, конечно, отдыхом. В чём-то их жизнь напоминала походную, хотя действовать требовалось мало. Это всегда тяготит молодых и здоровых людей, которым и подвигаться-то негде в тесных лодочных отсеках. На дне рейдов подводники слышали и разрывы вражеских бомб, и залпы корабельных орудий. По доносившимся с поверхности грозным звукам войны, они старались представить развёртывающиеся там события. Надо понять состояние моряков, знавших, что в критический момент им, может быть, придётся всплыть лишь для того, чтобы навсегда оставить свой корабль, привести в действие заложенные на нём заряды. Все с нетерпением ждали наступления темноты, когда можно было подышать свежим воздухом, размяться на палубных надстройках, узнать новости. Ночью на рейды доставлялись газеты, подводные лодки навещали командиры дивизионов, работники политотдела. 15 сентября немецкие войска вышли к Финскому заливу в районе Стрельна–Петергоф, в результате чего Ораниенбаум с прилегающей территорией, включавшей и форт Красная Горка, оказался на изолированном плацдарме. А Кронштадт и основной фарватер, связывающий его с Ленинградом, которые уже обстреливались дальнобойной артиллерией, пока ещё не очень интенсивно с северного берега, попадали в зону возможного артобстрела также и с юга. Эти изменения в обстановке наблюдались из Кронштадта невооружённым глазом. Сведения о других участках фронта доходили до нас нередко с опозданием. Совинформбюро освещало события под Ленинградом скупо, и недостаточная ясность обстановки подчас мучила. Шла та критическая неделя, когда непосредственная опасность для города Ленина достигла крайнего предела.
Враг остановлен под Пулково
Ленинградским фронтом уже командовал генерал армии Г. К. Жуков. Было известно, что принимаются экстренные дополнительные меры для укрепления оборонительных рубежей. На некоторых участках врагу наносились контрудары.
Батальон морской пехоты сражается с врагом под Пулково
Смелая и решительная атака моряков-подводников
Невыразимую радость вызывали первые сообщения об активных действиях наших войск на Синявинском направлении, известия о том, что немцы остановлены под Пулково.
Артиллерия кронштадтских фортов непрерывно бъёт по фашистским войскам
Газета «Красный Балтийский флот», из которой кронштадтцы узнавали новости, рассказывала о том, как геройски дерутся на сухопутном фронте моряки. Она выходила тут же, на нашем острове, и никогда не запаздывала. Под Ленинградом действовало уже несколько бригад морской пехоты, и формирование их продолжалось. Подводники знали о боевых делах ушедших на берег товарищей, гордились ими. С огневых позиций в самом Ленинграде, в Невской губе и у Кронштадта поддерживала фронт корабельная артиллерия. Не смолкали залпы кронштадтских фортов, бивших по боевым порядкам гитлеровских войск и их тылам.
Подготовка к действиям в новых условиях
Но в боевых действиях на море наступила пауза. К середине сентября за пределами Финского залива, на морских коммуникациях противника не оставалось ни одной нашей подводной лодки. Так было впервые с начала войны. Посылать лодки в море на смену вернувшимся с позиций штаб флота пока не разрешал. Понятно было,что от активных действий на Балтике флот не откажется, но командование не хотело чрезмерно рисковать ценнейшими кораблями, не выяснив подетальнее обстановку, создавшуюся в Финском заливе после оставления Таллина. Велась разведка, укреплялась оборона островов, развёртывались там службы, без которых не могли теперь обойтись и подводники. По-новому требовалось организовать всю систему проводки лодок с неизбежным отказом от эскортирования их до устья залива, — это становилось невозможным. Задержка боевых выходов была не очень долгой. Но в те дни нелегко было мириться с тем, что боеспособные подлодки стоят на рейдах, да ещё подготовленные на случай крайних обстоятельств к уничтожению, тогда как по Балтике идёт снабжение фашистских войск, штурмующих Ленинград.
Разведка боем
Но вот командира бригады вызвали в Кронштадт. 19 сентября ему было приказано явиться к командующему флотом вместе со мной, флагманским штурманом, оператором и командирами дивизионов. Я почти не сомневался, что речь пойдёт о выводе в море значительной группы лодок. Массированные удары по вражеским морским коммуникациям могли помочь Ленинградскому фронту, да, пожалуй, и не ему одному. Лишь бы удалось вывести лодки из залива! В старинном здании штаба флота царила обычная, казалось, неподвластная никаким событиям, строгая тишина. На лестничной площадке невозмутимо тикали высокие напольные часы, стоявшие тут с незапамятных времён.
Владимир Филиппович Трибуц
На флоте была известна пунктуальность вице-адмирала Трибуца. И он минута в минуту назначенного времени вышёл к нам в сопровождении начальника штаба флота контр-адмирала Ю. А. Пантелеева, начальника оперативного отдела капитана 1-го ранга Г.Е.Пилиповского и начальника отдела подводного плавания капитана 1-го ранга А.М.Стеценко. Вслед за ними вошли член Военного совета флота дивизионный комиссар Н.К.Смирнов и незнакомый мне полковой комиссар.
Начальник отдела подводного плавания штаба Балтийского флота Андрей Митрофанович Стеценко
На длинном столе лежала крупномасштабная карта Финского залива, а стены небольшого зала закрывали карты разных районов моря. Трибуц подошёл к столу, опёрся на него обеими руками и начал прямо с сути дела. — Мы приняли решение развернуть на боевых позициях до пятнадцати подводных лодок на срок полной их автономности. Сейчас начальник штаба познакомит вас с данными разведки, представляющими интерес для подводников. Это были сведения о том, где наблюдается движение неприятельских морских конвоев и, следовательно, есть цели для атак, а также о новых минных постановках противника в Финском заливе. — Теперь о самом главном, — вновь заговорил командующий. — Вы, Лев Андреевич, — обернулся он ко мне, — записывайте. Потом снимите, что нужно, с этих рабочих карт. Они у нас пока в одном экземпляре, а Вам надо немедленно приступать к подготовке боевых приказов командирам лодок.
Юрий Александрович Пантелеев
Переходя от одной из развешанных по стенам карт, к другой, командующий показывал, очерченные синим, границы намеченных боевых позиций. Они включали обширные районы в южной части Балтики и на неприятельских коммуникациях, идущих вдоль побережья к Либаве, Виндаве, в Рижский залив, а также в порты Финляндии. Как всегда при постановке боевой задачи, вице-адмирал Трибуц говорил очень отчётливо, немного отрывисто и ничего не повторял. В заключение он подчеркнул, что Военный совет требует от командиров подводных лодок большой активности при поиске целей, большой настойчивости и решительности в преследовании обнаруженных транспортов или боевых кораблей противника. Затем член Военного совета представил пришедшего с ним полкового комиссара. Оказалось, что это новый военком и начальник политотдела нашей бригады И.М.Майоров. Ушли мы из штаба флота не сразу. После того, как командующий, закрыв совещание, удалился, началась работа у карт. С нами остались начальник штаба и начальник отдела подводного плавания, к которым возникало по ходу дела много вопросов. Прощаясь, контр-адмирал Пантелеев сказал командиру бригады: — Ещё вот что, Николай Павлович. Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы подводные лодки, которые остались в гаванях, меняли место после каждого пролёта воздушных разведчиков. Их активность беспокоит командующего. Массированные налёты на Ленинград продолжались, а Кронштадт пока бомбили мало. Но командующий беспокоился не напрасно. И.М.Майоров отправился вместе с нами на «Иртыш», на ходу знакомясь. Но прослужил в бригаде он недолго, получив довольно скоро другое назначение. В штабе бригады, точнее, в кронштадтской его группе, где нас было всего несколько человек, сразу засели за разработку боевой документации для лодок, которые предстояло отправлять в длительные походы. Делали это с сознанием возросшей своей ответственности. После того, как все подводные корабли были сведены в одно соединение, стало ненужным не только разделение театра на операционные зоны бригад, отпавшее уже раньше, но и управление каждой подлодкой из штаба флота. Оно полностью передавалось в рамках поставленной задачи командованию бригады, включая и право переводить лодку на другую позицию. В штабе Кронштадтской военно-морской базы у Фёдора Владимировича Зозули, к которому вызывался командир охраны водного района (ОВРа) капитан 2-го ранга Ю.В.Ладинский, детально обсуждалась организация проводки лодок по Финскому заливу. В новых условиях проводка за тральщиком в сопровождении сторожевых катеров стала возможной только до острова Гогланд, а это меньше половины всего пути до устья залива. У Гогланда же планировались рандеву возвращавшихся лодок с катерами, которые должны были выходить им навстречу. Форсировать западную часть залива каждой лодке предстояло самостоятельно, в подводном положении. Путь в открытое море сделался намного труднее и длительнее. Помочь командиру лодки за Гогландом мы могли лишь рекомендацией курсов, которые, по имевшимся данным о минной обстановке, представлялись менее опасными. Корректировки рекомендуемых маршрутов на основе последних разведданных и опыта самих подводников сделались с тех пор одной из главных забот нашего штаба. Считать, что об обстановке за Гогландом нам известно всё, нельзя было никогда. Минирование залива противником продолжалось, имелись также сведения, что он базирует в финских и эстонских портах специальные поисково-ударные группы противолодочных кораблей. В те сентябрьские дни вообще ещё требовалось удостовериться, что в условиях, какие реально сложились, подводные лодки действительно могут проходить западную часть Финского залива, где и раньше, при эскортировании, их подстерегало много опасностей. Поэтому сперва надлежало проверить проходимость намеченного маршрута одной-двумя парами лодок, произвести своего рода разведку боем. Первую пару мы проводили уже на следующий день после совещания у командующего, 20 сентября. Это были «Щуки» из дивизиона капитана 2-го ранга В.А.Егорова: Щ-319 и Щ-320. Командира Щ-319 капитан-лейтенанта Н.С.Агашина я раньше не знал, и познакомиться с ним по-настоящему после объединения бригад тоже не успел. Из Ленинграда лодка проследовала прямо на рейд, где и провела последнюю неделю, погружаясь на день и всплывая на ночь. Командир второй «Щуки» капитан 3-го ранга Иван Макарович Вишневский был старым балтийцем, пришёл на флот по первому комсомольскому набору, до училища с десяток лет проплавал на линкоре, начав там сигнальщиком и кончив боцманом (моряки знают, какая это практическая школа), а в подплаве начинал со штурмана. Командиром он считался опытным, в боевых походах уже бывал, имел орден.
Командир подводной лодки Щ-320 Иван Макарович Вишневский
Вызванные с рейда в Купеческую гавань две «Щуки» дозаправились топливом, водой, сжатым воздухом, пополнили прочие запасы, зарядили от береговой станции батареи, и, конечно, с них была удалена взрывчатка, заложенная в отсеки на случай чрезвычайных обстоятельств. После докладов комдива и флагманских специалистов о готовности кораблей к походу, я побывал на обеих «Щуках», обошёл их отсеки от носа до кормы. Напутственный визит старшего командира на подводную лодку, изготовленную к походу, может быть и пустой формальностью. За несколько минут вряд ли заметишь какие-то серьёзные упущения, а из-за бросившихся в глаза мелких недоработок выход откладывать не будешь. И если даже старший начальник, как делали некоторые комбриги, при быстром обходе отсеков пожмёт каждому члену экипажа руку, желая боевого успеха, такое посещение мало что даст личному составу лодки, да и ему самому. Но всё может быть и иначе. Будучи начальником или заместителем начальника штаба бригады, я относился к посещению лодки перед её выходом в море так же, как и тогда, когда командовал дивизионом. Приходил не за считанные минуты до отдачи швартовов, а так, чтобы было время побыть в каждом отсеке столько, сколько понадобится. Никогда нелишне самому выборочно проверить, насколько уверенно находит матрос среди окружающих его рычагов и механизмов тот, который нужен сейчас, или определённый предмет из аварийного инструмента, насколько быстро переключается подводник с одних своих обязанностей на другие, а их у каждого на лодке немало. И если обнаружится у кого-то слабинка, не поздно потренироваться и после выхода из базы. Совсем нелишне напомнить именно перед походом что-то поучительное из опыта других подлодок, происходившее точно в таком же отсеке. Всегда можно понять, почувствовать, как настроены люди, уходящие в боевой поход, где судьба всех может зависеть от каждого. И не для того, чтобы у самого стало спокойнее на душе, — этого всё равно не будет. Повлиять на настроение экипажа, поднять его, если это необходимо, тоже в силах старшего командира, когда он, провожая подводников в море, не слишком спешит из отсека в отсек.
Тральщики и катера охранения проводят подводные лодки до Гогланда
В тот раз посещение «Щук» оставило хорошее впечатление, и я смог уверенно доложить командиру бригады, что обе лодки готовы к выполнению боевого приказа. «Щуки» ушли в сопровождении тральщиков и сторожевых катеров. В воздухе в тот час было спокойно, но на случай, если понадобится прикрывать лодки от вражеской авиации, на кронштадтском аэродроме Бычье Поле истребители были в готовности к немедленному вылету. Проводка лодок до островов в Финском заливе обошлась без помех. Е щё до возвращения эскортных кораблей командование ОВРа сообщило, что «Щуки» погрузились на Восточном Гогландском плёсе. Конечно, уже не вместе, а раздельно, со значительным интервалом по времени. В подводном положении, до всплытия за пределами Финского залива, им предстояло идти около суток. После этого надлежало первый раз выйти в эфир и передать условные сигналы (каждой лодке — свой особый), означавшие: «Вышли в Балтийское море». Наступило время, когда эти сигналы должны были поступить, но их не было. Истекло затем и время, добавленное к расчётному на возможные задержки лодок в пути. Однако ни одна не давала о себе знать...
Воздушные налёты на Кронштадт
Тем временем начались массированные налёты фашистской авиации на Кронштадт, — продолжение ударов, наносившихся по Ленинграду. Враг явно задался целью уничтожить корабли, мощный огонь которых поддерживал наземные войска. 21 сентября, в первый день тех яростных бомбёжек, не сравнимых ни с какими прежними, группы «юнкерсов» и «хейнкелей» (около семидесяти, как подсчитали на наших постах) появились незадолго до полудня. Как обычно при сигнале воздушной тревоги, я вышел на верхний мостик «Иртыша», к сигнальщикам, чтобы видеть, что происходит вокруг. Бомбардировщики были замечены, когда они приближались волна за волной, находясь ещё на большой высоте. В воздух поднялись истребители. Потом открыли огонь береговые зенитки всех калибров и другие орудия, способные бить по воздушным целям. Но самолёты прорвались к гаваням и со свистящим воем начали пикировать. Гигантские всплески от разрывов бомб заслоняли и корабли и берег. Вышедшие из пике бомбардировщики проносились почти над самыми мачтами. В этой обстановке трудно было, даже имея всё перед глазами, сразу оценить результаты налёта, понять, какой нанесён нам урон. Вскоре на «Иртыш» донесли: одна из бомб разорвалась вблизи подводной лодки Щ-306, стоявшей у Морзавода в ремонте, есть повреждения корпуса, на борту один убитый и несколько раненых. Как выяснилось потом, только решительные действия командира капитан-лейтенанта Н.И.Смоляра, мгновенно организовавшего борьбу за живучесть корабля, удержали лодку на плаву. Других потерь бригада не понесла. Можно было надеяться, что лодки, лежавшие на грунте на рейдах, не пострадали. Так и было, хотя людям, слышавшим грохот налёта на дне, он казался ещё страшнее. Боялись, что в гаванях не уцелеет ничего. Урон, нанесённый другим соединениям и объектам на берегу, также оказался меньше, чем можно было ожидать. Но через шесть-семь часов налёт повторился, а на следующий день — снова. Очевидно, аэрофотосъёмка показывала немцам, что намеченные цели не уничтожены, и 23 сентября они бросили на Кронштадт ещё больше бомбардировщиков. Видел я и этот налёт... Как и в прошедшие дни, бомбардировщики появлялись с южной стороны. Наши «ястребки» (старенькие И-15 и И-16, — других для прикрытия Кронштадта ещё не было) дерзко атаковывали их, и небезрезультатно. За тот день и два предыдущих истребителями и зенитчиками было сбито над островом Котлин и рейдами больше фашистских самолётов, чем за три первых месяца войны. Однако и потери флота оказались в конечном счёте тяжёлыми. Не более чем в сотне метров от «Иртыша», ошвартованного с западной стороны Усть-Рогатки, стоял линкор «Марат» на своём обычном месте в Средней гавани. Переводить его после первых больших налётов куда-нибудь ещё, очевидно, не имело смысла: такую громадину в Кронштадте не спрячешь. Линкор, разумеется, являлся одной из главных целей каждого налёта, но его прикрывало много зенитных средств. Под их же защиту попадала и наша плавбаза.
Командир подводной лодки Щ-306 Николай Иванович Смоляр
Поразить «Марат» немецким лётчикам долго не удавалось. А 23-го крупная авиабомба всё-таки попала в носовую часть линкора, и там сдетонировал боезапас в погребах первой орудийной башни. Нac ослепило мощным выбросом огня, оглушило громом, всё вокруг сотряслось. Оглянувшись, я увидел побелевшее лицо вахтенного сигнальщика, вцепившегося в поручни мостика. Парень вряд ли думал о себе, его ужаснуло, что у него на глазах разламывается «Марат» — бронированная плавучая крепость, казавшаяся несокрушимой. Незадолго перед тем на палубе линкора, стоявшего тогда на огневой позиции в Морском канале, разрывались шестидюймовые немецкие снаряды, не причиняя крепчайшему кораблю существенных повреждений. А теперь мы увидели, как отвалилась чуть ли не треть его корпуса, словно отрезанная по боевую рубку, как падает, ломаясь на куски высоченная стальная фок-мачта, обросшая ярусами надстроек и мостиков, с которых срывались в воду люди... Картины, страшнее этой, мне не привелось видеть за всю службу.
Линейный корабль «Марат» перед Великой Отечественной войной
Линкор не затонул. Он осел на грунт носом, а три из четырёх башен главного калибра и палуба между ними оставались над водой. Но прежнего «Марата», флагманского корабля Балтийского флота, больше не существовало. То, что осталось, могло служить впредь лишь плавбатареей. Уцелевшие башни «Марата» уже через несколько дней вновь вели огонь по заявкам командования фронта. Лишить защитников Ленинграда этой поддержки враг не смог. На «Марате» погибло около пятой части его многочисленного экипажа. Погиб на своём посту в боевой рубке и командир линкора капитан 2-го ранга П.К.Иванов, мой однокурсник в военно-морском училище. В тот же день был потоплен в гавани лидер «Минск», который с таким трудом привели из Таллина, а на Восточном рейде — эсминец «Стерегущий». На случай продолжения сильных налётов было решено вывести на рейды и немногие лодки, остававшиеся в гаванях, прервав на них ремонтные работы. Это касалось, в частности, «Лембита», на котором заканчивалось устранение повреждений, полученных в последнем походе. При бомбёжке 23 сентября подводный минзаг был весь залеплен илом и песком, взметёнными со дна гавани. Экипаж не отходил от боевых постов, готовый бороться за жизнь своего корабля, но лодке посчастливилось: её не задел ни один осколок.
Носовая часть линкора «Марат» оторвана до второй башни
Комдив минзагов В.Л.Полещук, продолжавший по совместительству командовать «Лембитом», активно готовил к самостоятельному управлению кораблём своего помощника старшего лейтенанта Матиясевича. Потом выяснилось, что он давно уже капитан-лейтенант. Приказ о присвоении нового звания застрял где-то в канцеляриях при передислокации штаба флота из Таллина. Военкомом на эту лодку вместо Собколова, ставшего заместителем начальника политотдела, назначили старшего политрука П.П.Иванова. Е го перевели из сухопутных войск, прямо с фронта, и к исполнению своих обязанностей он приступил в полевом армейском обмундировании. Комиссар в защитной гимнастёрке и галифе выглядел на подлодке несколько странно, но самого его это, кажется, не смущало. А обстановка просто не позволяла потратить день на хождение по вещевым складам и подгонку формы. Хочется сразу сказать, что Пётр Петрович Иванов освоился на лодке быстро. Человек с немалым военным и житейским опытом, твёрдый духом, вдумчивый, он по праву считался потом одним из лучших политработников бригады.
Военком подводной лодки «Лембит» П.П.Иванов
24 сентября все средства ПВО с рассвета были в повышенной готовности, вся служба начеку. Однако таких налётов, какие кронштадтцы только что пережили, больше не последовало.
Второй штурманский поход на УПС «Седов» (14.08 – 12.10.1956 г. Курсантов сняли раньше, 04.10.1956 г., в Балтийске)
Летне-осеннее плавание 1956 года было восьмым дальним походом «Седова» под военно-морским флагом СССР и вторым походом в навигацию 1956 г. Поход планировался по южному маршруту: Кронштадт – Английский канал – побережье Португалии – побережье Африки – Канарские острова – остров Мадейра – Английский канал – Балтийск – Кронштадт. Ходовое время – 58 суток, пройдено 7620 миль. Поскольку курсантов сняли в Балтийске, то для них ходовое время – 50 суток, и пройдено около 7500 миль.
Слева направо: Шнейдер И.Г., Иванов И.Г., Митрофанов П.С. Фото август 1956 г. Борт УПС «Седов»
Командовал судном по-прежнему капитан 2 ранга П.С.Митрофанов, но старшим помощником был уже другой офицер – капитан-лейтенант И.Г.Шнейдер. Новым был и руководитель похода – контр-адмирал И.Г.Иванов. По какой причине в этот поход не пошел наш начальник училища контр-адмирал К.А.Безпальчев, мне не известно. Хотя логично было бы видеть в этой роли именно его, так как на этот раз в поход шли курсанты 1-го, 2-го и 3-го курсов только нашего училища. Правда, кроме курсантов-практикантов на корабле была гидрографическая партия, группа ОСНАЗ и еще какие-то специалисты. Погрузку имущества и размещение личного состава закончили 13 августа. В сохранившейся тетради (что-то вроде дневника) – первая запись, которую приведу полностью: «14.08.56 г. в 9.45 залились колокола громкого боя. Вылетел на палубу и занял свое место в строю по сигналу “Большой сбор”. Замерли шеренги матросов и курсантов. Строй обходит зам. командира Кронштадтской крепости, желает счастливого плавания. 10.00. “По местам стоять, с якоря и швартовых сниматься”. Все пришло в движение. Мгновенно убраны сходни. Натужно ревет брашпиль, выбирая якорь-цепь. “Седов” медленно отходит от стенки. Плывут назад рядом стоящие боевые корабли, команды которых выстроены вдоль борта, на стенке гремит оркестр, немногочисленные женщины, вероятно жены офицеров, машут платочками. А над постом СНиС уже взвились разноцветные флажки: “Добро на выход”, “Счастливого плавания!”». Весь переход от Кронштадта до предпроливной зоны отдается ознакомлению курсантов с кораблем. Каждый курсант расписывается по боевым и повседневным расписаниям и дублирует матроса или старшину. Проводятся тренировки и парусные учения. Легче и проще все навыки восстанавливаются у курсантов, окончивших второй курс, совершивших поход на «Седове» в 1955 г. Труднее первокурсникам и курсантам, окончившим третий курс. Для них все это – впервые. Но и для них вскоре обретают свой смысл диковинные названия снастей: «фор-бом-брам-браса» или «второго грота бом-брам-гитов». Быстро уходит страх высоты при подъеме на реи и работе с парусами. Командование и преподаватели не забывают и о штурманской подготовке: курсанты ведут прокладку, делают зарисовки, получают практику в определении места судна различными способами.
Курсант В.Лавров на зарисовках острова Лангеланд. Фото 24.08.1956 г. Проливная зона.
Корабельные работы и штурманские вахты не оставляют времени для праздных размышлений, не имеющих отношения к выполняемому в данный момент заданию. Другое дело – вахта сигнальщика, да еще «на собаку» (с 00.00 до 04.00). Море пустынно. Вахтенный офицер изредка запрашивает курс. «На румбе – 272О» – доносится с палубы от штурвала. И снова плавно и бессвязно текут мысли. Откуда-то возникают строки:
Опять на румбе градусы похода, Опять осталась ты на берегу, Но пронесу сквозь шторм и непогоду Твою любовь я свято сберегу…
Чистые медные звуки рынды, отбивающей «склянки», словно висят в неподвижном воздухе. На вахту заступает вторая смена. Впереди – два часа сна. С подъемом в 6.00, 25.08.1956 г. прошли мыс Скаген. Здравствуй, Северное море! Дальше – обычный субботний день, главным действом которого является четырехчасовая большая .
На всех кораблях ВМФ СССР, где бы они ни находились, – все моется и драится. «Седов» – не исключение. Основной организатор – главный боцман Калинин. Только с окончанием приборки подключаются старший помощник капитан-лейтенант Шнейдер и наши ротные командиры – для проверки результатов. Из дневника: «26.08.1956 г. Воскресенье. Северное море. Погода хорошая. Ночью второй раз перевели часы. Теперь живем по нулевому поясу плюс декретный час, т.е. позднее Москвы на 2 часа». В выходной день учебных занятий нет. Несется только вахта. Пользуясь этим, нашел укромный уголок («шхеру») и достал записную книжку:
Опять на румбе градусы похода… Опять на берегу осталась ты. И пенят в Северном море воду К разлукам равнодушные винты. В туманной мгле седые тают скалы. Разносят ветры моря мерный звук. Ты в этот раз меня не провожала, Далекий мой и неизменный друг. Ты мне сейчас привиделась и, глядя На чаек, что летят за мной, паря, Я вспоминаю тот далекий садик, Дом, где отдало сердце якоря.
Оказалось, что потребность каким-то образом выразить свои чувства и эмоции, возникала не только у меня, но об этом ниже. Перед ужином час досуга был занят спортивными мероприятиями. На флоте издавна самым «интеллектуальным» видом спорта считается перетягивание каната. Соревновались команды, выставленные от каждой роты. Главным судьей был назначен капитан 3 ранга Г.И.Лемеш. Судил он честно и беспристрастно. Но, разумеется, выиграла команда нашей 13-й роты: не могли же мы подвести своего командира.
Главный судья соревнований капитан 3 ранга Г.И.Лемеш. Фото 26.08.1956 г. УПС «Седов». Северное море
Команда 13-й роты – победитель. Слева направо: Ю.Устинов, А.Белов, А.Иголкин, В.Гурьянов, Г.И.Лемеш, Ю.Гурин, Л.Слотинцев, Ю.Егоров, С.Федоров. Фото 26.08.1956 г. УПС «Седов». Северное море
К вечеру 31 августа 1956 г. «Седов» проходит Английский канал вблизи берегов Великобритании и ложится на курс в Бискайский залив. Из дневника: «01.09.56 г. ТС – 00.00, ОЛ – 2175 миль, Курс – 208О, V – 6 узл., Ш – 47О53’ N, Д – 5О52’ W. Ветер – 5 баллов. Море – 3 балла. Атлантический океан. Входим в Бискай. Ночь, хоть глаз коли: на палубе в двух шагах ничего не видно. По левому борту – гроза в нескольких десятках миль. Молнии самые причудливые – змеевидные и шаровые – ярко освещают горизонт, затем следует удар, напоминающий сильнейший взрыв. Воздух насыщен влагой, ветер усиливается, начинается дождь. В Риге 2.00. Через шесть часов в школе прозвенит первый звонок нового учебного года. Сколько ребят, как я когда-то, сядут за парту, не задумываясь над тем, куда их забросит жизнь и сколько штормов выпадет на их долю. Кажется, совсем недавно и я был школьником, но вот уже второй учебный год встречаю в море. Никогда не думал, что так буду вспоминать учителей и ребят, что все это будет так дорого. И все-таки моя мечта сбылась. После этого похода можно с уверенностью сказать, что стал моряком и не жалею об этом. ТС – 01.03. Определился по всенаправленным радиомаякам Плонейз (Фр.) и Бушмилс (Англ.). Невязка C = 3,5 мили по курсу. ТС – 04.00. Сменился со штурманской вахты. Низкий подволок кубрика слабо освещен синими ночными лампочками. Бросают неверные тени раскачивающиеся подвесные койки. Тихо. Только в открытые люки доносятся всплески волн, взлетающих на шкафут. А за 2200 миль отсюда в небольшой побеленной комнатке звенит будильник, поставленный на 6.00. Я ложусь, ты встаешь, ведь сегодня первый день занятий. Сколько будет встреч, сколько радости, сколько хлопот. Вспомнишь ли меня за всем этим? Вспомнишь, обязательно вспомнишь! Высохшая веточка полыни, которую сорвал в Петровском парке Кронштадта, почти утратила свой горьковатый запах, но еле уловимое благоухание напоминает запах твоих волос, и засушенный цветок тоже напоминает все… Как бы хотелось поздравить тебя с Новым учебным годом, увидеть хоть на минуточку, но… Здесь только засохший цветок, что был приколот у тебя на груди.»
1 сентября ознаменовано еще одним событием – встречей нашего крупнейшего в мире учебно-парусного судна «Седов» и крупнейшего в то время пассажирского лайнера «». Эта встреча произошла на выходе «Седова» в океан. Лайнер изменил свой курс, чтобы разойтись на минимальной дистанции. Ответив на запрос прожектором и обменявшись семафорами с добрыми пожеланиями, мы с любопытством рассматривали махину водоизмещением 83700 тонн, длиной 314 м, с мощностью главного двигателя 200 тыс. л.с., обеспечивающего скорость хода до 30 узлов. На этот раз Бискайский залив встретил нас довольно миролюбиво. 02.09.1956 г. к ужину легли в дрейф у мыса Финистерре, на котором расположен одноименный маяк. В прошлом (1955) году я видел его в разрывах полосы тумана, теперь же хорошо рассмотрел маячную башню на обрывистых скалах. 4-го и 5-го сентября ветер совсем скис. «Седов» под машиной медленно двигался, пересекая Бискайский залив в меридиональном направлении.
На полубаке
Жара! Форма одежды на верхней палубе – трусы, берет! Ночи тихие и душные – спать в кубрике невозможно. Но в море всегда нужно быть готовым к сюрпризам, тем более в океане. На исходе ночи 05.09.1956 г. в 5 часов утра неизвестно откуда налетел шквал, в клочья разорвал апсель и грот-стень-стаксель. И снова – штиль! Яркое солнце. Зеркальная поверхность океана отбрасывает сотни солнечных бликов. Старшины выделяют людей в распоряжение боцмана Калинина. Под его руководством на шкафуте из брезентов сооружается бассейн – шириной 6 м длиной 9 м, глубиной 1,2 м. Бассейн через пожарную магистраль заполняется проточной забортной водой. Матросы и курсанты рады освежиться. Отдельным скептикам, предлагавшим организовать купание с борта, сразу объяснили, что акулы в этих краях не такая уж большая редкость.
Импровизированный бассейн
Как указано в Лоции, граница норд-остовых пассатов в восточной части Атлантики в сентябре начинается от параллели Лиссабона. Траверс Лиссабона прошли, а желанного ветра нет. 07.09.1956 г. около 13 часов прошли траверз Гибралтара, а ожидаемого пассата все еще нет. Специалисты-метеорологи предположили, что прошедшая серия глубоких циклонов разрушила Азорский максимум летнего режима. По этому вопросу наш преподаватель Гидрометеорологии и океанографии высказал другое оригинальное мнение. Он предположил, что необычные явления этого года: снег в Африке, слабые вестовые ветры в данном районе, которых не наблюдалось в это время многие десятилетия, нарушение образования циклонов и тому подобное, – могут быть следствием экспериментальных взрывов водородной бомбы в ноябре 1955 г. Над этим стоило задуматься. К вечеру 09.09.1956 г., наконец-то, задул слабый северо-восточный ветер. Это был просыпающийся пассат. Он наполнил паруса «Седова», находящегося в 7-8 милях от берега. Слева по борту проходят берега Марокко, Испанской Сахары. И хотя до экватора достаточно далеко, да и пересечение его не предусмотрено планом похода, испытание жарой продолжается. Днем жара и духота, ночью к этому добавляется высокая влажность. «Седов» спускается южнее 30-й параллели. Уже близки Канарские острова, но открываются они неохотно. Их вершины покрыты плотными облаками. Первым с дистанции 20 миль открывается остров Лансароте. Затем по левому борту последовательно проплывают острова Канарской группы: Фуэртевентура, Гран Канария, Тенерифе, Ла Гомера. Оставив далеко слева остров Ла Пальма и другую островную мелочь, 11 сентября 1956 г. в 22.04 «Седов» ложится на обратный курс. Самая южная широта, которой мы достигли, – 28О45,5’ N.
Остров Мадейра с дистанции 7 миль. Фото 14.09.1956 г. УПС «Седов»
Маршрут возвращения не совпадает с тем, по которому шли на юг. Предусмотрен подход к острову Мадейра. Жаль, что без захода в форт Фуншал.
Курсанты на зарисовках о. Мадейра. Второй слева В.Лавров. Фото 14.09.1956 г. УПС «Седов»
Командир похода контр-адмирал И.Г.Иванов принял решение провести шлюпочные учения вблизи Мадейры. «Седов» ложится в дрейф. Спускаются шлюпки. На океанской зыби это тоже не просто. Учения проходят без неожиданностей. Шлюпки поднимаются на борт. Аврал! Курсанты разбегаются по мачтам и реям. Те, кто расписан на палубе, разбирают на руки снасти бегучего такелажа. Через несколько минут «Седов» одет в белоснежные паруса, которые сразу наполняются ветром. Поход продолжается. Сутки уходят на то, чтобы обогнуть остров Мадейра, а затем воспользоваться господствующим юго-западным ветром и лечь на курс, приближающий нас к дому. Предполагалось, что «Седов» должен пройти восточнее Азорских островов. Мог ли я тогда предположить, что через 11 лет примерно в этом же районе стану свидетелем страшной трагедии – гибели американской атомной подводной лодки «Скорпион», унесшей жизни 90 подводников? А пока курсантам готовилось серьезное испытание. От острова Мадейра до входа в Английский канал нужно было провести судно, не имея береговых ориентиров, только по счислению и астрономическим обсервациям. Из дневника: «16.09.1956 г. 22.00. В море месяц и один день. Месяц чувствую под ногами упругую податливую палубу. Месяц, а впереди – еще столько же…
А пока возможности самого выхода подлодок в открытое море, обстановка в Финском заливе всё ощутимее зависели от неблагоприятного для нас развития событий на суше. 7 августа фашистские войска, продвигавшиеся к Ленинграду, прорвались на южное побережье Финского залива восточнее Таллина, — между ним и Нарвой. Это позволяло противнику усилить воздействие на наши коммуникации в заливе, в том числе и артиллерией. Южный прибрежный фарватер, которым до того пользовались как основным, стал простреливаться немецкими орудиями, установленными на мысе Юминда, и с 12 августа был закрыт. А Таллин, где базировались главные силы Балтийского флота и находились его командование и штаб, оказался отрезанным с суши. Одновременно гитлеровцы вышли с нескольких направлений на подступы к столице Советской Эстонии, создав непосредственную угрозу городу.
Средняя подводная лодка третьей серии типа «Щука»
Глава четвёртая
В СТАРЫХ БАЗАХ
Обстановка менялась стремительно
14 августа стал известен приказ о том, что руководство обороной Таллина возложено на Военный совет Балтийского флота с подчинением ему действующего на отрезанном с суши плацдарме 10-го стрелкового корпуса. Знакомые командиры с приходивших из Таллина кораблей рассказывали, что настроение там твёрдое, — Главную базу отстоять. На боевые участки под городом выводились спешно формируемые подразделения морской пехоты, войска поддерживала корабельная артиллерия, тысячи таллинцев участвовали в строительстве оборонительных рубежей. Через Кронштадт проследовал отряд ленинградских коммунистов и комсомольцев-добровольцев из Народного ополчения, направлявшийся на оборону столицы Советской Эстонии. Просились туда и многие моряки с «Иртыша» и «Смольного», с ремонтирующихся подлодок, — все сознавали, как нужен Таллин флоту.
Прекрасный город Таллин — главная база Балтийского флота
В Кронштадте снова побывал Николай Павлович Египко. Он говорил, что положение под Таллином трудное, враг близко и имеет перевес в силах. Но, как я понял, командир бригады не думал, что вот-вот придётся уходить из Главной базы. К тому времени фронт под городом удалось стабилизировать, и это давало надежду на возможность длительной обороны. Как обычно, мы обсуждали наши текущие дела. Я докладывал о состоянии ремонта кораблей и подготовке лодок к новым походам. Мы расстались, не зная, что снова встретимся раньше, чем предполагали, и при довольно драматических обстоятельствах. Подтянув подкрепления, гитлеровцы возобновили натиск на таллинские рубежи, прорвались в пригороды, и события стали развиваться стремительно. 26 августа я узнал от контр-адмирала А.Т.Заостровцева, что есть приказ главкома Северо-Западного направления об эвакуации Таллина и переходе его гарнизона и кораблей в Кронштадт и Ленинград. Было понятно: это решение Верховного Главнокомандования и оно, вероятно, принято, не только исходя из положения под самим Таллином, но и с учётом осложнившейся обстановки под Ленинградом. В те дни немцы захватили Лугу, продвинулись у Красногвардейска (Гатчины) и Пушкина. Становилась всё реальнее опасность окружения Ленинграда. Над Кронштадтом гремели залпы фортов, поддерживавших наши войска на южном берегу залива. И неспроста командование только что образованного Ленинградского фронта, которому в оперативном отношении был подчинён флот, потребовало направить эсминцы на Неву. А в Таллин отправлялись из Кронштадта все находившиеся здесь тральщики и сторожевые катера. Предстояла операция, требовавшая сосредоточения всех обеспечивающих плавсредств: из Таллина надо было вывести без малого две сотни кораблей и транспортов.
Таллинский переход
Подготовка перехода велась в сверхспешном порядке, в условиях, когда рейды Таллина, как и сам город, были уже под вражеским огнём. А в Финском заливе разыгрался шторм. Он давал себя знать и в Кронштадте, а у Таллина, как сообщала метеослужба, был гораздо сильнее. Наш флагштурман капитан-лейтенант Тюренков, находившийся там вместе с командиром бригады, рассказывал потом, что подводная лодка, возвращавшаяся из боевого похода, не могла из-за шторма войти в гавань и отстаивалась в бухточке острова Нарген. Комбриг и военком бригады со штабной группой ещё раньше перебрались с «Виронии», где они размещались, на стоявшие в базе подлодки. Капитан 1-го ранга Н.П.Египко и бригадный комиссар Г.М.Обушенков решили идти на подводной лодке С-5, которой в походном ордере отряда главных сил назначалось место в кильватере крейсера «Киров», шедшего под флагом командующего флотом, и с правительством Эстонской ССР на борту. За С-5 должны были следовать C-4, «Лембит» и «Калев». Другие подлодки включались в состав отряда прикрытия, а две занимали позиции в заливе на случай появления кораблей противника.
Таллинский переход. Картина художника А. Блинкова
Ввести в Финский залив крупные надводные корабли для преследования нашего флота, отводимого в восточные базы, гитлеровцы не решились. Они рассчитывали, что наш флот не прорвётся через минные поля, будет уничтожаться авиацией, торпедными катерами, да и огнём артиллерии с южного берега. Е щё до того, как корабли начали покидать таллинский рейд, берлинское радио поспешило возвестить: «Красный Балтийский флот больше не существует». Не мне, находившемуся в Кронштадте, рассказывать, как проходил переход-прорыв, осуществлённый балтийцами в последние дни августа 1941 года. Да и написано об этом уже немало. Кронштадтские старожилы вспоминали в те дни знаменитый Ледовый поход 1918 года, когда из того жe Таллина (тогда Ревеля) и Гельсингфорса (Хельсинки) пробивался на восток Балтфлот, которому грозил захват кайзеровской Германией. Вспоминали потому, что переход сорок первого года сравнить было больше не с чем. Но в восемнадцатом году кораблям противостояли лишь сковавшие залив льды. Теперь же на половине примерно 160-мильного пути оба берега залива находились в руках врага. Значительная часть маршрута проходила по районам, весьма опасным в минном отношении, и на всём переходе корабли могла атаковать фашистская авиация. Наши же истребители, лишившиеся вслед за базами в Эстонии передового аэродрома Лигово, который только что захватил противник, были в состоянии прикрыть корабли лишь на последнем этапе перехода. О многом волнующем, прежде небывалом, довелось потом услышать от участников прорыва, добравшихся до Кронштадта. О том, например, как моряки руками со шлюпок и катеров отводили в сторону плавающие мины, которые подсекались тралами и параванами в таком количестве, что их не успевали расстреливать. В числе кораблей-героев перехода оказался и «Ленинградсовет», бывший «Воин», на котором мои сверстники и я постигали когда-то азы морской практики на Петергофском рейде. Этот старый корабль, всё ещё остававшийся в строю, отбил свыше ста налётов бомбардировщиков противника и остался цел.
Учебный корабль «Ленинградсовет»
Ушли все корабли и суда. Порт и рейд Таллина 1 сентября 1941 года
Но всё это узнавалось потом. Ждать корабли в Кронштадте пришлось дольше, чем думалось. Ночью они вынуждены были отстаиваться на якорях из-за невозможности двигаться в темноте по узкому фарватеру. Для расчистки более широкого фарватера не хватало тральщиков. С пирсов Купеческой гавани, с мостиков «Иртыша», подводники с утра 29 августа с надеждой и тревогой смотрели в сторону Большого Кронштадтского рейда. Помню, как кто-то из наших штабистов крикнул остававшимся в каютах: — Показались эсминцы! Все поспешили наверх. Очертания кораблей, появившихся на горизонте, быстро крупнели. Казалось, они прямо летят, вырвавшись, наконец, на относительно безопасный плёс. Многие надводные корабли отдавали якоря на Большом рейде. Они не могли, не мешая друг другу, с ходу разойтись по гаваням. И кронштадтцы издали опознавали и пересчитывали их, радуясь каждому узнанному и беспокоясь за тех, которых недоставало. Вздыхали с облегчением, разглядев крейсер «Киров» ещё задолго до выхода его на рейд. Узнали лидеры эсминцев «Ленинград» и «Минск», не заметив сперва, как осел «Минск» на нос: он был сильно повреждён при подрыве на мине. Обнаружилось, что не хватает «Якова Свердлова» — эсминца, чей силуэт нельзя было спутать ни с каким другим. Сначала надеялись, может, ещё подойдёт. Нет, не подошёл. Как и другой эсминец — «Калинин». Как и «Вирония» — наша соседка по базе в Усть-Двинске.
Эскадренный миноносец «Яков Свердлов»
Из 195 боевых кораблей, транспортов и вспомогательных судов, вышедших из Таллина, не дошли до Кронштадта 53. Но разгрома флота, во что самонадеянно уверовал враг, не произошло. Большая часть потерь пришлась на транспорты. Фашистской авиации не удалось потопить на переходе ни одного боевого корабля. Корабли охранения снимали с тонущих транспортов бойцов сухопутных частей, многих подбирали из воды. Спасённые исчислялись тысячами. Часть их была высажена на остров Гогланд, и уже оттуда переправлялась в Кронштадт.
Гибель С-5. Спасение комбрига
Подводные лодки, не задерживаясь на Большом рейде, шли прямо в Купеческую гавань. Они тоже дошли не все. Мы чуть не потеряли комбрига и военкома бригады. Капитан 1-го ранга Египко сошёл на пирс с катера-охотника. Я привык видеть его неизменно подтянутым, в безупречно сидящей форме, а теперь на нём был реглан явно с чужого плеча, не по росту. Он двигался как-то неуверенно, его поддерживали под руки. Подойдя к Николаю Павловичу и заговорив с ним, я сразу понял, что он меня не слышит. И я не очень хорошо разбирал то, что говорил он. Катерники объяснили, что капитан 1-го ранга был поднят из воды почти без сознания, хотя руками крепко держался за какой-то деревянный предмет. Он, очевидно, контужен, но медика на катере-охотнике нет, а передать спасённого на другой корабль не было никакой возможности. Я повёл Николая Павловича на «Иртыш», приказал вызвать врача. Постепенно выяснилось, что произошло в море. С-5 шла за «Кировым», строго держа курс по крейсеру. Перед тем, как случилась беда, непосредственной опасности не ощущалось: корабли в тот момент не атаковались самолётами, не видно было плавающих мин. Внезапно под лодкой произошёл взрыв: должно быть, магнитная мина, над которой благополучно прошли эсминцы и крейсер, сработала под очередным кораблём согласно заданной её взрывному устройству кратности.
Подводная лодка С-5 во время Таллинского перехода
Лодка затонула мгновенно, какие-то шансы спастись были лишь у находившихся на мостике, откуда всех сбросило в воду. Николай Павлович рассказывал потом, что самым трудным для него было освободиться от застёгнутой на все пуговицы шинели. Он справился с этим, несмотря на контузию, только потому, что был отличным пловцом. Египко помнил, как сбросил висевший на шее тяжёлый бинокль, — свой любимый, с которым воевал в Испании, как уцепился из последних сил за подвернувшийся деревянный брус. А очнулся уже на подобравшем его катере. Катера из охранения главных сил подобрали также бригадного комиссара Г.М.Обушенкова, командира лодки капитан-лейтенанта А.А.Бащенко и ещё семерых моряков из её экипажа. В числе погибших на С-5 были: флагманский связист штаба бригады капитан-лейтенант Н.Г.Тарутин и командир 3-го дивизиона подлодок капитан 3-го ранга А.К.Аверочкин, у которого я три с половиной месяца назад принимал штабные дела.
Александр Аркадьевич Бащенко. Командир подводной лодки С-5
Египко особенно переживал гибель Аверочкина, который должен был идти не на этой подлодке. Вызванный к комбригу с докладом, он из-за шторма не смог вернуться на свои подводные минзаги, стоявшие за пределами таллинских гаваней...
Иван Васильевич Грачёв. Командир подводной лодки Щ-301
Других потерь наша бригада не понесла. 2-я бригада потеряла подводную лодку Щ-301, старейшую балтийскую «Щуку». Она только что вернулась из боевого похода, шла в отряде арьергарда и, как и С-5, подорвалась на мине. Командир лодки капитан-лейтенант И.В.Грачёв и ещё несколько членов экипажа были спасены.
Ленинград и Балтийский флот в блокаде
Мало с чем за войну можно сравнить драматичность событий, развёртывавшихся под Ленинградом в сентябре сорок первого. Угроза великому городу, существовавшая уже несколько недель, сделалась в начале того месяца самой непосредственной, зловеще нависла над ним. Заняв станцию Мга, фашистские войска перерезали последнюю железнодорожную линию, связывавшую Ленинград с остальной страной. А последовавший за этим захват Шлиссельбурга означал, что весь Ленинградский фронт, а вместе с ним и последние базы Балтийского флота вообще отрезаны от суши, и могут сообщаться с тылом, получать снабжение, только через Ладогу или по воздуху. О том, что впереди длительная блокада Ленинграда, никто тогда не думал, этого мы просто ещё не могли себе представить. Гитлеровское командование явно рассчитывало не на осаду, а на быстрое овладение городом.
Линейный корабль «Октябрьская революция» ведёт огонь главным калибром по наступающим фашистам. Кронштадт, сентябрь 1941 года
Неотделимо от судьбы Ленинграда решалась и судьба Балтфлота, который сосредоточился, как сжатый кулак, в восточном уголке Финского залива у своей Кронштадтской твердыни, чтобы вместе с армейцами отражать вражеский натиск. 4 сентября в Кронштадте стало известно, что в некоторых районах Ленинграда на улицах разрываются немецкие снаряды. Под обстрелом оказались и Морской канал, и выход из него на Кронштадтские фарватеры. А наши линкоры, имея корректировщиков на южном берегу залива, в это время били через Ораниенбаум и Петергоф по атакующим ленинградские рубежи фашистским танкам. В общую систему огня, направляемого на береговые цели, были буквально на следующий день включены и корабли, пришедшие из Таллина. На Неве действовали эсминцы и батареи с флотским личным составом, вооружённые пушками, снятыми с кораблей. Была среди них и батарея, оснащённая орудиями «Авроры». Как всегда бывало, когда судьбы Родины решались на суше, тысячи моряков вливались в боевые порядки сухопутных войск. Уходили в морскую пехоту и подводники, — те, кого можно было отпустить, сохранив боеспособность соединений. Первый стрелковый батальон из доброволъцев-подводников был ещё раньше сформирован на ленинградской береговой базе бригады Заостровцева и вошёл в состав 2-й бригады морской пехоты, сражавшейся на южном побережье Финского залива. Помню, товарищи, провожавшие батальон до вокзала, рассказывали, как оркестр бригады, который возглавлял строй, пока шли по городу, сыграл перед поданным эшелоном последний марш, а затем сложил свои трубы и флейты в возвращавшуюся на базу машину и разобрал винтовки и вещевые мешки. Музыканты одними из первых подали рапорты с просьбой послать их в морскую пехоту, и комбриг отпустил весь оркестр на фронт. Тот батальон был вверен командиру недостроенной подводной лодки Л-21 капитан-лейтенанту Н.Н.Куликову, служившему когда-то раньше в армии, и старшему политруку Н.В.Шершнёву. Вместе с командиром ушли с той подлодки в морскую пехоту ещё 36 человек, — две трети экипажа. Отказывали лишь тем, без кого остановились бы монтажные работы в отсеках «Ленинца»: ведь рабочие-судостроители тоже уходили защищать Ленинград. Так было и на других не плавающих кораблях. Подводники смогли выставить батальон, насчитывавший около 800 штыков. Роты и взводы возглавили командиры лодочных подразделений, бывалые сверхсрочники. Теперь из добровольцев-подводников, в основном из нашей бригады, сформировали ещё один батальон. В него вошли моряки с тех ремонтирующихся лодок, которые заведомо не могли выйти в море до ледостава, из служб береговой базы, с «Иртыша» и «Смольного», чьи экипажи сократились до предела. Комбатом назначили командира лодки капитан-лейтенанта Б.В.Иванова. Новые морские пехотинцы отправились в Ленинград. Там предстояло сколотить подразделения, получить оружие, освоить на коротких занятиях начальную грамоту сухопутного боя. На всё это могло быть отведено два-три дня, поскольку бои шли на ближних подступах к городу. Все уже знали, что первый батальон подводников отличился в тяжёлых августовских боях, отбил на своём рубеже натиск превосходящих сил врага, но понёс большие потери. Знали, что в тех боях пал смертью храбрых капитан-лейтенант Н.Н.Куликов, а оставшиеся в строю моряки, чтя его память, стали называть себя «куликовцами». Верилось, однако, что подводники ещё смогут помочь Ленинграду не только так. Гитлеровские войска, осадившие город, по всем данным, снабжались в значительной мере по морю, через порты, захваченные в Прибалтике. Потопить транспорт, следующий из Германии в Либаву или Ригу, означало отправить на дно подкрепления, снаряды, танки, предназначенные для новых атак на Пулковские высоты, на оборонительные рубежи у Невской Дубровки или под Красным Селом. Об этом приходилось тогда напоминать морякам, которые, тревожась за Ленинград и горя желанием его защищать, просились в морскую пехоту также и с лодок, способных плавать.
Батальон моряов-подводников уходит в морскую пехоту на сухопутный фронт. Ленинград, сентябрь 1941 года
Но выводить лодки в море после оставления Таллина стало ещё труднее. Теперь каждой лодке надо было форсировать весь Финский залив в условиях, когда оба его берега находились в руках врага, а у нас оставалась лишь группа островов примерно на полпути между Кронштадтом и Таллином: Гогланд, Большой и Малый Тютерсы, Сескар, Лавенсари. Удерживалась, кроме того, оказавшаяся в неприятельских тылах военно-морская база на полуострове Ханко и прилегающих островах в устье залива. Красный Гангут стали называть эту базу. А южнее, уже за пределами Финского залива, и, значит, в ещё более глубоком тылу противника, вели тяжёлые бои гарнизоны островов Моонзундского архипелага. Большое значение имели на Балтике эти острова, особенно главные из них: Саарема (Эзель) и Хиума (Даго). Они прикрывали дальние морские подступы к Ленинграду и давали флотским лётчикам возможность бомбить Берлин. Тут находились самые западные из всех аэродромов, какими располагала в то время советская авиация. А для подводников, уходящих в дальние районы моря, жёлтый известняковый берег Эзеля был всё это время местом расставания с родной землёй и местом встречи с нею на обратном пути: здесь лодку ждали сторожевые катера и тральщики, чтобы эскортировать в базу. Ещё в самом начале войны, когда мы вынуждены были оставить Либаву и Ригу, в приказах флотского командования подчёркивалось, что острова Моонзунда должны отстаиваться до последней возможности. Защитники островов геройски сражались вдали от баз флота, за сотни километров от линии фронта. Они сковывали значительные вражеские силы, и поэтому много значил каждый выигранный ими день. Теперь, однако, становилось ясным, что долго удерживать дальние острова не удастся. Планируя новые походы подводных лодок, рассчитанные на несколько недель, уже нельзя было, как прежде, назначать им рандеву с встречающими катерами и тральщиками у бухточки Т риги на западном побережье Эзеля. Да и не могли теперь туда добраться верные боевые друзья подводников: малые надводные корабли охраны водного района. Новая оперативная обстановка в Финском заливе требовала перестройки сложившейся за первые месяцы войны системы проводки лодок в районы боевых действий и возвращения их из походов. И это была непростая задача.
Реорганизация Балтийского подплава
Стала необходимой и перестройка организационной структуры подводных сил флота. Опыт уже показал, сколь сложно в условиях Балтики координировать боевые действия нескольких соединений подплава. А когда все подводные лодки сосредоточились в Кронштадте и Ленинграде, нецелесообразность сохранения этих соединений в прежнем виде сделалась бесспорной. Сразу после прорыва кораблей из Таллина в старые базы, когда потребовалось многое на флоте изменять и перестраивать, у балтийцев побывал нарком Военно-Морского Флота Н.Г.Кузнецов. В Кронштадте он пробыл недолго, у нас в бригаде не был. Как стало известно, нарком направился с командующим флотом на южный берег залива, на форт Красная Горка, к которому подступал фронт. Назревшие вопросы Николай Герасимович умел решать быстро. 1 сентября последовал его приказ, согласно которому три бригады подводных лодок и Отдельный учебный дивизион расформировывались, и вместо них создавалась одна (и потому без всякого номера) бригада, подчинённая непосредственно командующему и Военному совету флота. Так возникло очень крупное подводное соединение, действовавшее на Балтике без дальнейших реорганизаций до конца войны. Вероятно, оно могло бы именоваться и дивизией или даже Подводными силами Балтийского флота. Бригад такого состава в подплаве ещё не бывало, но дело не в названии. В объединённую бригаду вошли все имевшиеся на Балтийском флоте 58 подводных лодок (вместе с достраивающимися), береговые базы в Кронштадте и Ленинграде и шесть плавбаз. По сравнению с началом войны лодок стало меньше не только из-за понесённых потерь. По решению Верховного Главнокомандования группа подводных кораблей была отправлена на усиление Северного флота через Неву, Ладогу, Свирь и Беломорско-Балтийский канал. На заполярный морской театр, связанный с открытым океаном, перебрасывались в первую очередь самые мощные подлодки: крейсерские типа «К», ещё не действовавшие на Балтике, и новейшие, последней, ХIII серии, «Ленинцы». А затем лодки типа «С», из самых новых. Из 1-й бригады подлежали передаче Северному флоту три подлодки. Две из них — C-101 и С-102 успели провести по рекам и каналу до того, как враг начал перехватывать этот водный путь. Третья, C-7 капитан-лейтенанта Лисина и ещё две лодки из бригады Заостровцева, дошли лишь до села Рыбацкого на Неве. Когда они стояли там, уже введённые в плавучие доки (необходимые для форсирования порожистых мест), немцы прорвались на Невский берег близ Ивановских порогов. Лодки удалось вывести из-под обстрела без существенных повреждений. Несколько моряков были ранены, дальнейшая проводка лодок на Север стала невозможной.
Командир объединённой бригады подводных лодок Балтийского флота Герой Советского Союза Николай Павлович Египко
Узнав о предстоящем слиянии бригад ещё до приказа, я старался представить себе, кому поручат командовать всеми подводными лодками Балтфлота? Могли вверить их старейшему балтийскому и тихоокеанскому подводнику Алексею Тимофеевичу Заостровцеву или командиру 2-й бригады Александру Евстафьевичу Орлу. Но контр-адмирал Заостровцев, как выяснилось, отбывал за пределы Балтики, а капитан 1-го ранга Орёл переводился в штаб флота. Командиром объединённой бригады был назначен капитан 1-го ранга Н.П.Египко, и я, предупреждённый, что тоже остаюсь в бригаде, не мог этому не обрадоваться. Хотелось и дальше служить с ним вместе. К тому времени Николай Павлович почти совсем оправился после контузии, слух у него восстановился. Военком бригады сразу назначен не был, и мы знали, что Георгий Михайлович Обушенков им не станет: он, тогда ещё лечившийся после того, как был спасён в море, получал другое назначение. Начальником штаба назначили капитана 1-го ранга Н.С.Ивановского, возглавлявшего штаб 2-й бригады. А меня — заместителем начальника штаба. В объединённой бригаде появилась такая должность, которой в прежних бригадах не было. «Большая бригада» состояла из семи дивизионов, и каждый имел своё особенное лицо.
Начальник штаба бригады Н.С.Ивановский
1-й дивизион, куда вошли шесть оставшихся на Балтике лодок типа «С», — главная ударная сила бригады, сформировали на основе прежнего дивизиона капитана 2-го ранга А.В.Трипольского и под его же командованием. Так что Александру Владимировичу не понадобилось никуда переносить свой комдивский брейд-вымпел со «Смольного».
Заместитель начальника штаба Л.А.Курников
2-й дивизион, базирующийся на «Иртыше», составили пять подводных минных заградителей (вместе с ремонтировавшимися). После гибели Аверочкина для минзагов потребовался новый комдив. Им стал капитан 3-го ранга В.А.Полещук, остававшийся пока также и командиром «Лембита». В помощнике Полещука, старшем лейтенанте А.М.Матиясевиче, успевшем хорошо себя зарекомендовать, виделся будущий командир лодки, но вверять ему корабль было ещё рано.
Командир 1-го дивизиона Александр Владимирович Трипольский Командир 2-го дивизиона Владимир Антонович Полещук Командир 3-го дивизиона Владимир Александрович Червинский
В однородные по составу 3-й и 4-й дивизионы вошли 16 подводных лодок типа «Щ» с плавбазами «Полярная звезда» и «Ока». Как уже говорилось, «Щуки» уступали по своим боевым возможностям более новым лодкам среднего водоизмещения. Но они оставались надёжными подводными кораблями. Тёплые чувства к «Щукам» испытывали, наверное, все, кому довелось на них послужить, не исключая и нас с Николаем Павловичем Египко. 3-м дивизионом командовал капитан 2-го ранга В.А.Червинский. 4-м — капитан 2-го ранга В.А.Егоров, смелый и очень инициативный, имевший за плечами боевую службу во флоте республиканской Испании. Во 2-й бригаде, откуда дивизион Егорова перешёл в прежнем составе, он пользовался репутацией лучшего по сплаванности экипажей. 5-й дивизион под командованием капитан-лейтенанта Н.К.Мохова был «малюточным», — состоял из восьми подлодок типа «М». 6-м стал бывший Отдельный учебный (фактически давно уже боевой) дивизион капитана 2-го ранга Н.Э.Эйхбаума. В него входили пять «Щук», две огромные подлодки типа «Правда» (не очень удачные по конструкции для условий Балтики), а также старейшие лодки флота, каждая по-своему знаменита: бывшая английская L-55 и последняя из дореволюционной серии «Барсов» — Б-2, отличившаяся в Гражданскую войну под названием «Пантера». Обе последние, впрочем, уже не являлись боевыми кораблями и использовались как зарядовые станции.
Командир 4-го дивизиона Владимир Алексеевич Егоров Командир 5-го дивизиона Николай Константинович Мохов Командир 6-го дивизиона Николай Эдуардович Эйхбаум
7-й дивизион, который возглавил капитан 2-го ранга Е.В.Швецов, самый большой по списочному составу кораблей. Но ни один из них пока не мог выйти в море. В него вошли все подводные лодки, поставленные на капитальный ремонт или достраивавшиеся на заводах, имевшие уже командиров и ядро команды. Этот дивизион был нашим боевым резервом, служил залогом того, что бригада сможет восполнять свои потери. Все комдивы, безусловно, являлись опытными подводниками. Штабов в дивизионах по штату не полагалось, хотя, к слову сказать, дивизион подводных лодок по огневой силе намного превосходил, например, стрелковый или танковый батальон. Но полагались дивизионные специалисты: дивштурман, дивмин, диварт, дивмеханик, дивсвязист. Они, по существу, и составляли фактический штаб дивизиона, где за начальника был сам комдив. Подобрались дивизионные специалисты удачно, почти все они были не просто знатоками, но и энтузиастами своего дела.
Плавбаза подводных лодок «Полярная звезда»
Штаб бригады укомплектовали лучшими штабными работниками прежних соединений. По сравнению с нашим старым, он казался очень большим — двадцать пять человек, не считая опытнейших старшин, находившихся в распоряжении флагманских специалистов. Правда, сперва был только большой список, а люди — кто где, и вместе они собрались не сразу. Рассказывать о составе штаба не буду, — с кем необходимо, читатель познакомится по ходу дальнейших событий. Скажу лишь, что флагманский минёр 1-й бригады С. И. Иодковский остался таковым и в новом штабе. А наш флагманский штурман А.Н.Тюренков был назначен на появившуюся в штатах должность старшего оператора, фактически — начальника оперативного отделения. Флагштурманом стал капитан-лейтенант В. П. Чалов, превосходный специалист, до того — дивизионный штурман подводных минзагов. Про себя должен сказать, что особых изменений в своём служебном положении и характере работы, я не ощутил. Начальник штаба Николай Степанович Ивановский находился в Ленинграде на плавбазе «Полярная звезда», переведённой туда из Таллина ещё до августовского перехода-прорыва других кораблей. Поскольку в Ленинграде сосредоточилась большая часть подлодок, туда отбыл и Николай Павлович Египко, обещав наведываться по мере надобности в Кронштадт, где находился тогда Военный совет и штаб флота. Мне комбриг приказал оставаться на «Иртыше», и в его отсутствие «править всеми нашими кронштадтскими делами». Таким образом, я, как и в ту пору, когда командир бригады был в Таллине, являлся старшим начальником для командиров и экипажей всех подводных лодок, которые стояли в Кронштадте в ремонте или готовились тут к походам. Но тогда здесь могли быть одновременно максимум три-четыре подлодки, за которые я отвечал. Теперь же после объединения бригад их было гораздо больше. Ни одна лодка не могла миновать Кронштадт: ни когда уходила в море, ни при возвращении. Старшим политработником в «кронштадтской группе» (под этим имелись в виду все лодки, находящиеся в Кронштадте в данный момент) и моим соседом по каютам на «Иртыше» стал немного спустя батальонный комиссар Н.Н.Собколов.
Заместитель начальника политотдела Н.Н.Собколов
Бывший военком «Лембита», назначенный заместителем начальника политотдела бригады, побывал уже в трудных походах. Он глубоко понимал специфику подводной службы. Работалось с ним хорошо. В Кронштадте всё было близко, под рукой. Вообще же лодки, только что сведённые в одно соединение, стояли очень разбросанно: и у невских набережных, и в «ковшах» нескольких заводов, а какое-то время и в Ораниенбауме. Быстро наладить управление всем этим «хозяйством» из одного штаба было непросто. Представляя, сколько забот у Ивановского, я не удивлялся тому, что Николай Степанович, видимо, полагаясь на меня, практически не занимался «кронштадтской группой». Получалось, что я, как и прежде, «замыкался» прямо на комбрига, который не раз на дню соединялся со мною по оперативному телефону. А в общей обстановке — тоже, как и раньше, — ориентировал начальник штаба Кронштадтской военно-морской базы капитан 2-го ранга Ф.В.Зозуля и его подчинённые. Главными были, конечно, новости о положении на Ленинградском фронте, а они становились всё тревожнее. Подробная сухопутная карта, которая велась теперь в штабе Кронштадтской базы, наглядно показывала, какую опасность представляют новые атаки вражеских сил из-под Красногвардейска и в направлении Колпино. Да и многие другие участки фронта могли в любой день стать решающими.
