Здесь еще раз хочу отметить, что по моим личным наблюдениям и впечатлениям в те времена личный состав срочной службы жил и служил дружно и слаженно. Хоть субординация была и умеренной, но она была твёрдой и осознанной. Младшие слушались старших и – в то же время – с их стороны допускались некоторые возражения. Но – до определённых пределов. В этих случаях голос командира отделения или старшины команды приобретал металлической оттенок, и после слов: «ну хватит трепаться, выполняйте, что сказано», – подчинённый сразу прекращал все возражения, отвечая: «Есть!» И чётко выполнял, что приказано.
Так что имеющееся в запасе выражение: «Я вам приказываю!» мне ни разу услышать не довелось. По большому счёту недопустимых отклонений от уставных отношений я ни разу не наблюдал. Старшина для матроса был непререкаемым авторитетом и старшим товарищем по оружию. Единственно, что он мог допустить по отношению к подчинённому - это назидательный толчок, в сердцах, в не терпящем промедления случае или одёргивающее забористое выражение, опять же в сердцах. Но заслуженно, кратковременно и нечасто. Для матросов, служащих по последнему, то есть по пятому, году допускались некоторые послабления. Их, когда это было возможно, освобождали от грязных работ, и в повседневности младшие по сроку службы относились к ним уважительно, уступали место или дорогу при встрече в узкостях. И когда отслуживший матрос или старшина уходил с корабля, он что-нибудь оставлял на память своим младшим товарищам. Кому - тельняшку, кому - воротничок или перочинный нож, или фотографию. Однажды я спросил у наводчика Курунова, с которым сдружился до некоторой степени, как оказалось, что весь расчёт орудия – земляки. И он мне объяснил, что это прихоть командира крейсера капитана 1 ранга Уварова, который был убеждён, что мелкие подразделения на корабле должны комплектоваться, по возможности, по принципу землячества. Что это обеспечивает наибольшую слаженность боевых расчётов, ибо они чувствуют себя почти родственниками и всегда готовы стоять друг за друга и в работе, и тем более, – в бою. «Вот, к примеру», – сказал он мне, – «на соседнем с нами орудии все комендоры с Воронежской области, только заряжающий из под Курска». Котельные машинисты в основном с Николаевской и Херсонской областей, а среди сигнальщиков-наблюдателей двое калмыков и один бурят. То есть зоркоглазые степняки. Хорошо запомнился мне командир крейсера. Это был богатырского сложения и характера человек. С широченными плечами, толстой шеей, на которой сидит широколобая с квадратной челюстью голова, с приплюснутым и немного свёрнутым на бок носом. Голос его был низкий, глуховатый, но слышный и грозный. И выражение лица твёрдое и неулыбчивое. Но это было всё внешне. По сути же это был простой и добрый человек. И к младшим заботливый.
С большой теплотой и симпатией рассказывает Николай о П.В. Уварове, личности колоритной, а потому и незабываемой. Командир линкора «Севастополь» контр-адмирал Петр Васильевич Уваров был уникальным человеком. Как и П.С. Нахимов, жил на корабле. Неженатый, считал команду корабля своей семьей, жил интересами каждого члена команды. Свою зарплату он отсылал родителям матросов, которые особенно нуждались. Командиром он был строгим и требовательным, но свою флотскую братию любил до самозабвения. Команда платила ему тем же.
5.
Каждый, попадавший в эту школу, невольно и закономерно втягивался в ритм морской жизни и впитывал в себя все нюансы военной службы. Лично я, почему-то всегда примечал и запоминал все, что связано именно с живучестью корабля. Видимо глубоко в моём сознании запали рассказы о всевозможных авариях. Ещё в детстве я много перечитал литературы о морских сражениях и катастрофах. И с тех еще пор запомнились мне слова адмирала Ушакова: «Поражая других, не забывай, что сам поражаем». И ещё, не помню уже кем сказанное: «Море учит строго и ставит учащемуся только одну из двух оценок: или сохранился и поумнел, или так и пропал неучем». На первом ознакомительном обходе корабля коренастый усатый мичман подвёл нас к носовой орудийной башне главного калибра и указал на большую приваренную стальную заплату на её левом борту. Он рассказал нам, как во время феодосийский операции в это место ударил полутонного веса снаряд с немецкой береговой батареи. Из находящихся в башне комендоров в живых остался только один старшина 2 статьи. Начался пожар, который мог перекинуться вниз в помещения артиллерийского боезапаса. И тогда от его взрыва крейсер мог погибнуть. Этот старшина, будучи тяжело раненым, из последних сил открыл клапана орошения и затопления артиллерийского погреба. Он знал, что внизу ещё находятся живые люди, его товарищи, но своими действиями погубил их, спасая крейсер и весь остальной экипаж. Сам же потом не смог выжить, и не от ран, а от сознания того, что вынужден был погубить своих.
Позже, придя мичманом-стажёром в Балаклаву на бригаду малых подводных лодок 12-й серии, я сразу же обратил внимание на ржавый, местами даже оплавленный корпус приткнувшийся к берегу и служащий немым укором и предостережением всем, кто недооценивает возможности взрыва воздушно-водородной смеси в аккумуляторном отсеке. Что происходило в том кромешном аду, рассказывать мне не требовалось. Для этого у меня издавна было развито богатое воображение. При первом же присутствии на первичных мероприятиях по борьбе за живучесть я обратил внимание, как командир ПЛ «М-30» капитан лейтенант Пырков придирчиво наблюдает за их выполнением. Тогда, после вступительной разминки, начали поочерёдно каждому подводнику завязывать глаза чёрной повязкой и давать ему вводные: что-либо включить, или запустить какой-нибудь механизм. При этом минимум двое «зрячих» страховали каждое его движение. Помню, как через неделю я отважился попросить, чтобы и мне дали возможность поработать вслепую. Тогда, несмотря на страховку, я ухитрился пару раз стукнуться головой о маховики на подволоке и ушибить локоть о корпус распределительного щита. Но только так тогда приобретались необходимые навыки - через шишки, ссадины и мозоли. До того момента я как-то вовсе и не думал о подводных лодках, не замечал их. Да они и на глаза нам редко попадались. Предметом нашего восхищения были могучие красавцы крейсера и лихие проворные эскадренные миноносцы. Когда же я попал на ПЛ «М-30», а потом на ПЛ «М-35», то к своему удивлению обнаружил, что это и есть как раз то, о чём я, не догадываясь об этом, подсознательно, наверное, мечтал. В этом моём подсознании подводная лодка олицетворяла ловкого отважного дельфина. А этот морской зверь мне всегда нравился. А потом, не было таких сплочённых, мужественных и неунывающих экипажей, как на подводных лодках.
Во время той стажировки я не только освоил устройство ПЛ, но и в конце её, то есть под занавес, проявил себя способным штурманом, когда при выходе из строя гирокомпаса привёл «М-35» из Одессы в Балаклаву, полагаясь только на астрономические вычисления да знание звёздного неба и морского театра. Но об этом я уже как-то рассказывал. Помимо крейсера «Красный Кавказ» за время учёбы довелось получать знания и морские навыки и на линкоре «Севастополь», и на паруснике «Дунай», и на эскадренном миноносце, и на тральщике и подводных лодках типа «М». Последнее было особенно интересным и поучительным, так что я всего за месяц стал настоящим подводником, что подтвердилось, когда после трёхмесячных курсов офицеров-подводников в г. Ленинграде я прибыл на новостроящуюся ПЛ «С-142» 613 проекта в качестве командира рулевой группы. При первом же знакомстве с её офицерским коллективом механик инженер-капитан 3 ранга Осягин задал мне два вопроса, на которые безошибочно может ответить только бывалый подводник. Вопрос первый: сколько дырок на галете «Арктика»? И я ответил – 49. Вопрос второй: в чём суть технической задачи, над которой с изначальных времен безуспешно ломают головы подводники? И я ответил, что это задача про гуся, который сидит в 1-м отсеке на торпедном аппарате и лодка удифферентована с учётом его веса. И вот этот злосчастный гусь вспорхнул и начал летать по отсеку. Нарушится ли при этом дифферентовка, если все отверстия в прочном корпусе задраены? Решения до сих пор нет.
6.
Начав сие писание, я сначала «прошёлся» по поводу особенностей старческой памяти. Потом намекнул, что это была только присказка к тому, чтобы начать разговор о чём-то важном. И вот я уже на протяжении пяти глав всё приближаюсь к сути этого разговора, а он всё не начинается и не начинается. Удивляться не нужно. Начнётся разговор. А всё дело в том, что я командир дизельной подводной лодки, главная задача которого и сам смысл его бытия – поразить корабль противника хотя бы одной торпедой. А это быстро не делается. Ведь дизельная подводная лодка не в состоянии ни догнать, ни – тем более – обогнать боевой надводный корабль. Она должна его выследить и подкараулить. Действует так, как леопард во время охоты на стремительно несущегося буйвола, который должен угадать, где он ближе всего будет пробегать, чтобы настичь его в два-три прыжка.
А потом у лодки в этом случае проблем больше, чем у леопарда. Дичь леопарда физически слабее его, а дичь лодки, наоборот, сильнее. Во-первых, количества боезапаса лодки ограничено, так что промах недопустим, а второй возможности может не представиться, а если и представится, то поразить её нечем будет. И ещё ПЛ более уязвима. В боевых условиях надводные корабли не ходят поодиночке, и их группа – это не стадо антилоп, которые разбегаются, бросив атакованного сородича. Надводные корабли, обнаружив присутствие лодки в своём районе, предпримут все меры для её уничтожения. Даже попадание очереди крупнокалиберного пулемёта может её серьезно повредить, а попадание снаряда или торпеды или взрыв глубинной бомбы в десятке метров от её борта – потопит наверняка. В силу этих обстоятельств лодка вынуждена долго маневрировать. Сначала она обнаруживает и классифицирует цель, идёт точно на неё, чтобы установить в какую сторону эта цель движется. Установив сторону движения, ложится на так называемый курс одержания пеленга, чтобы не упустить цель и определить элементы её движения: курс, скорость, расстояние до неё. Затем ложится на боевой курс, чтобы занять точку залпа, из которой торпеды должны наверняка достать до цели. Вот, наконец, пришли в эту точку; ещё немного корректуры и – залп! После этого, в зависимости от обстоятельств, или другую цель лови или же делай ноги. Вот так и я сейчас поступаю, чтобы довести до полного понимания то, что пришло мне в голову на старости лет. Подводник, однако.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Виля был мальчик увлекающийся. Он с большим интересом занимался в техническом кружке: что-то паял, конструировал, собирал ламповые и даже транзисторные приёмнички, а потом однажды вдруг решил вмонтировать в корпус обычной гитары какое-то устройство, чтобы она звучала, как «гавайская». Он был одержим этой идеей и, надо сказать, у него реконструированная гитара издавала странноватые звуки, но ему, наверное, они казались поистине «божественными». Во время демонстрации опутанного проводами своего творения Виля неуверенно перебирал струны, всячески стараясь как можно сильнее трясти руками гриф, в результате чего, действительно, издаваемый гитарой звук начинал слегка дребезжать и переливаться. Было ли это звучание похожее на звук «гавайской» гитары, кто знает? Главное заключалось в том, что электронное чудо действовало! Как мне помнится, карманы брюк у Вили, содержащие бессчётное количество винтиков, болтиков, гаечек, кусочков канифоли, гвоздиков, монтажных проволочек, сопротивлений, диодов и множество других нужных, на его взгляд, деталей, были безразмерные. И, что очень ценно, когда-нибудь, кто-нибудь вдруг обращался к Виле за технической помощью, у него всегда на любой случай жизни находилась необходимая «шурушка» в его необъятных карманах. Мне известно, что после Нахимовского он учился на минно-торпедном факультете училища подводного плавания, где также был в тесном единении с техникой.
Выпускник РНВМУ, курсант Первого ВВМУ подводного плавания Виктор Щетников. 1954 год.
Учился в нашем классе Витя Щетников. Родом он был из маленького городка Лодейное Поле Ленинградской области и почему-то стеснялся этого. Но я бы сказал, что напрасно, потому как это место имеет славные традиции корабелов ещё с петровских времён. Во всяком случае, поводов для гордости своим местом рождения у Вити Щетникова было предостаточно. Может от того, как я полагаю, Витя избегал вести разговоры на тему о своём городе, поскольку в военные годы жилось-то уж больно тяжко и беспросветно. Так всем тогда было не сладко. Сам Витя поначалу учился не очень успешно: наверняка сказывались большие пробелы предыдущей школьной подготовки, а со временем всё вроде бы выправилось. Помнится, через пару лет в училище поступил его младший братишка. Но что интересно, Витя Щетников оказался прекрасным шахматистом. Командир нашей роты капитан-лейтенант В.С.Штепа являлся большим любителем и популяризатором шахматной игры. Многие воспитанники вместе с командиром роты играли в шахматы, на различных соревнованиях завоёвывали призы и дипломы, получали шахматные категории и спортивные разряды. Витя Щетников был в числе лидеров сборной училищной команды шахматистов, которая часто участвовала в соревнованиях, в том числе и во Дворце пионеров города Риги, где уже тогда особенно выделялся своей смелой беспроигрышной игрой пионер Миша Таль, ставший буквально через несколько лет, пожалуй, самым молодым чемпионом мира по шахматам, добившись сенсационной победы над гроссмейстером Михаилом Ботвинником.
Нахимовец Толя Швыгин. Рига. 1950 год.
Самыми лучшими учениками, традиционными отличниками в течение всего периода обучения, ставшими, естественно, медалистами, гордостью нашего класса являлись Коля Лавренчук и Толя Швыгин, о которых я уже ранее упоминал. По тем отрывочным сведениям, которыми я сейчас располагаю, Николай Яковлевич Лаврейчук (а я почему-то называю по старинке, как давно запомнилось Лавренчук) достиг в науке больших высот и стал профессором. Это замечательно! Поздравляю. Кстати говоря, вспоминаю, что запросто должны были стать медалистами, например, целеустремлённый, серьёзный, скромный и собранный Сеня Строганов или весёлый, энергичный и общительный Cлава Орлов, учившиеся также отлично, да и в других классах нашей роты были достойные нахимовцы на получение соответствующих наград за блестящие результаты в учёбе и примерную дисциплину. Ведь недаром тогда в училище ходили весьма неодобрительные разговоры, что республиканские «образованцы» урезали нашему выпуску количество медалей до позорного минимума.
Нахимовец Сеня Строганов. Рига. 1951и 1953 годы.
К сожалению, не много сохранилось в памяти интересных подробностей об остальных «питонах» нашего класса. Помню, что Володя Крылов из Ленинграда, очень подвижный и энергичный мальчик, любитель поиграть в футбол и в другие подвижные игры, учился весьма прилично, но из-за своей непоседливости частенько получал замечания. Саша Розов, о котором я уже упоминал, был родом из Кронштадта и очень этим гордился. Я, например, с уважением на него смотрел, чуть ли как не на родственника тех героических моряков, которые добровольно приняли гордую смерть, бросившись с высокого откоса в бушующее и грозное море с завязанными за спину руками и привязанными к груди огромными камнями, но не сдались врагу, из мощного по содержанию, а потому глубоко запомнившемуся, трагическому кинофильму «Мы из Кронштадта».
Боря Рапопорт проявил себя как хороший спортсмен, хотя, как мне помнится, учился средне, но благодаря своей общественной активности какой-то период являлся старшиной класса и носил на погонах лычки вице-старшины 2-ой статьи. После Нахимовского училища учился в Интендантском училище, которое окончил весьма успешно. Лёша Коржев запомнился мне своей не погодам для юного возраста уверенностью, серьёзностью и твёрдостью в поведении. Кажется, что он тоже в те годы выполнял какие-то командирские обязанности: то ли был командиром отделения, то ли в какой-то момент являлся старшиной класса. В шлюпочной команде нашего класса лучшего загребного было не сыскать. Мне совершенно было не удивительно, но даже, наоборот, с восхищением воспринято, как само собой разумеющееся известие, когда я через много лет узнал, что капитан 1 ранга Алексей Николаевич Коржев в течение многих лет успешно командовал атомным подводным ракетоносцем. Сравнительно недавно я с огромным интересом смотрел показанный по телевидению документальный фильм «НЛО. Подводные пришельцы» Владимира Ажажи бывшего «подгота», а затем офицера-подводника, ставшего известным исследователем неопознанных летающих объектов (НЛО), в котором бывший нахимовец, а на тот момент командир подводной лодки капитан 1 ранга А.Н.Коржев с телевизионного экрана рассказывал свои личные впечатления о загадочных, пока не поддающихся никаким научным объяснениям, явлениях, наблюдавшихся в Атлантическом океане вблизи берегов Африки.
Саша Смирнов, москвич, не долго проучился в училище. Причиной тому послужили неожиданно возникшие веские обстоятельства. Надо сказать, Саша Смирнов никогда не жаловался на своё здоровье, ничем ни отличаясь от других ребят, так же, как и все, принимал участие во всех мероприятиях жизни нашего класса, в том числе и в разных подвижных играх. Учился хорошо. Любил шутить, был ироничен, порой составлял едкие четверостишья-эпиграммы на своих товарищей и педагогов. Благосклонно и даже с удовольствием воспринимал похвалы в свой адрес, когда его в шутку называли: «Наш Александр Сергеевич», как бы намекая на поэтическое пристрастие и, в некотором смысле внешнюю портретную похожесть на великого поэта в детские годы. Хорошо помню, что во время наших московских тренировок к параду, когда колонна голубых «фордов» проносилась по Ленинградскому проспекту, он всегда напоминал: «Внимание! Проезжаем мимо моего дома!». Но однажды произошло невероятное событие: прямо на уроке с Сашей Смирновым неожиданно случился припадок эпилепсии. Преподаватель, увидев бьющегося в конвульсиях воспитанника, очень растерялся и не знал, как себя вести в подобной ситуации, да и мы все изрядно напугались. Кто-то побежал за врачом. Но, к счастью, припадок длился не долго и вскоре даже до прибытия медицинского работника, Саша сам по себе пришёл в сознание. Тем не менее, его сразу же отправили в лазарет, а вскоре после долгого и тщательного медицинского обследования Саша Смирнов был отчислен из училища по состоянию здоровья, и связь с ним оказалась утерянной. Пока в моей памяти ещё хранятся воспоминания и о других одноклассниках: Вадиме Цирульникове, Адике Сафронове, Вадиме Рахманинове, однако какими-либо интересными подробностями о них, к сожалению, не располагаю.
Нахимовцы Адик Сафронов и Коля Верюжский. Рига. 1949 год.
Возникающие всё чаще и чаще ощущения забывчивости может являться признаками начинающегося старческого слабоумия, о чём никоим образом не хочется думать. Вместе с тем, надо признать за объективную реальность, что это явление присуще, правда, в разной степени, всем пожилым людям, к которым я себя уже причисляю, независимо от общественного положения, уровня образования и интеллекта, неминуемо и постоянно подвергающегося агрессивному, воздействию безжалостной болезни Альцгеймера. Такие невесёлые мысли заставляют меня поактивней отнестись к написанию и быстрейшему завершению своих воспоминаний.
3. О себе.
Теперь, пожалуй, пора подробней рассказать и о себе, своих успехах и неуспехах, радостях и огорчениях. У каждого воспитанника, проходившего шестилетнее обучение в закрытом великолепно организованном и строго отлаженном по всем направлениям внутренней жизни училище, в большей или меньшей степени проявлялись свои индивидуальные черты характера и поведения. Наверное, я был несколько впечатлительный и эмоциональный мальчик и не всегда мог сконцентрировать своё внимание на главном, а именно на учёбе. Надо прямо сказать, что до седьмого класса, судя по всему, к учебным занятиям я относился поверхностно, не осознанно, не считая для себя посредственные оценки по тем или иным предметам подлинным показателем определённого уровня своих знаний и образованности. Мне вообще многое было интересно, и я как бы распылялся то на одно, то на другое, то на третье, а в итоге не хватало ни сил, ни эмоций, ни времени, чтобы тут же всё охватить. Если классные занятия ещё держали моё сознание в напряжении, и я более-менее нормально воспринимал и усваивал изучаемый материал, всегда думая о том, что вот что-то очень интересное и важное, к которому обязательно вернусь и прочту, запомню, изучу, но когда-нибудь потом. Во время самостоятельной подготовки старался в первую очередь выполнить письменные задания, как это привык делать ещё дома, до училища. Зубрить правила, заучивать теоремы, запоминать исторические даты и события мне казалось пустой тратой времени. Но наступал новый день, проходила неделя, затем месяц и даже целый учебный год, и я, с сожалением, вспоминал, что-то пропустил, а это так и осталось без моего внимания. Несколько успокаиваясь, что новое ещё более познавательно и интересно, которое, как я думал, теперь-то никуда от меня не уйдет, и я обязательно зароюсь, вгрызусь, вчитаюсь, и всё досконально буду знать не только ради оценок, а для себя, для своего общего кругозора. Это было наивное детское представление. Как показала дальнейшая жизнь, нельзя отвлечённых раздумий и абстрактных размышлений.
В училище в ходе повседневной деятельности очень большое внимание уделялось нашему культурному, эстетическому воспитанию и развитию, которое, так или иначе, осуществлялось: при посещении театров, например, Рижского театра оперы и балета, Русского драматического театра имени Яниса Райниса, Театра юного зрителя и даже концертов симфонической музыки в Домском кафедральном соборе; при проведении многочисленных по значимости и по содержанию собраний, встреч и вечеров со знатными и героическими людьми, военными и государственными деятелями, например, с Командующим Прибалтийским военным округом, Героем Советского Союза, Маршалом Советского Союза И.Х.Баграмяном (1897-1982); с Председателем Совета Министров Латвийской ССР и известнейшим писателем Вилисом Лацисом (1904-1966); Героем Советского Союза, защитником Брестской крепости майором Гавриловым; участником подпольной комсомольской организации «Молодая Гвардия» в годы Великой Отечественной войны в Краснодоне, одним из немногих, к счастью, оставшихся в живых Арутюнянцем; известным советским писателем, лауреатом Государственной премии СССР полковником Николаем Задорновым, автором многих романов об освоении Дальнего Востока, таких как, «Амур-Батюшка», «Капитан Невельской», «К океану», «Большие плавания», «Война за океан», а также со многими другими заслуживающего внимания людьми; при проведении значительного количества всевозможных массовых мероприятий.
Если принять во внимание, занятия в спортивных секциях и в кружках художественной самодеятельности или хорового пения. Ведь это так интересно и занимательно! Или, к примеру, как тут удержаться и не пойти в столярную мастерскую, чтобы дополнительно, помимо классных уроков по расписанию, не попробовать самостоятельно поработать с рубанком и стамеской. Но представьте себе, что из соседнего подвала слышен упоительный для мальчишеского слуха визг и рёв сверлильного и токарного станков. Нет, думаю, завтра пойду туда, вот только сейчас здесь, в столярке, выполню свою работу и сдам мастеру начисто отшлифованную шкуркой очередную доску для плавания, с помощью которой летом будут учиться плавать ребята из младшего набора.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
После разгрома немцев в 1944 году в Петсамо-Киркенесской операции на примыкающей к северной части Норвегии советской земле и около её берегов гитлеровские надводные корабли уже не смели приближаться к нашим заливам. Однако фашистские подводные лодки продолжали пиратствовать у наших берегов. Они охотились за транспортными судами около Рыбачьего, перевозившими оборонные грузы из портов Кольского полуострова. Экипажу катера МО-433, на котором служил радистом шестнадцатилетний Роберт Русаков после окончания Соловецкой школы юнг, часто поручали сопровождение и охрану этих транспортов от немецких субмарин. Роберту особенно запомнился первый для него выход в море. Когда катер проходил мимо Рыбачьего, на обращенном в сторону полуострова борту собрались свободные от вахты матросы, старшины. Как по уставу, поднятием руки к головному убору приветствовали легендарный полуостров. А самый эмоциональный, самый непосредственный среди них в проявлении чувств цыган, комендор с носовой пушки Николай Гуслев, сорвал с головы зюйдвестку и, размахивая ею, закричал: — Здравствуй, друже, здравствуй, дорогой! О Гуслеве говорили, что до катера он прошел огонь, воду и медные трубы. Служил на тральщиках, в береговой обороне. Из-за своего буйного цыганского нрава подрался с армейским патрулем и угодил в штрафную роту. В составе ее был отправлен на Рыбачий. Воевал там в самом опасном месте, получившем название долины смерти. Был ранен. После лечения в госпитале пришел на МО-433. Участвовал в высадке десанта на Рыбачий. И полуостров этот сделался для него настолько близким, родным, что он стал обращаться к нему, как к живому существу... — А теперь пойдем в кубрик, — сказал Николай после приветствия полуострова с палубы «охотника», — споем там песню о Рыбачьем. Внешне Гуслев, кроме обычной для его национальности смуглости и темных густых волос на голове, ничем не выделялся. Но, как и многие цыгане, имел кипучий темперамент. Обладал красивым, сильным голосом. Прекрасно играл на гитаре. И за это пользовался большой популярностью на катере.
В кубрике, взяв в руки гитару и лихо тряхнув своей кудлатой головой, Николай запел:
Прощайте, скалистые горы, На подвиг Отчизна зовет, Мы вышли в открытое море В суровый и дальний поход! А волны и стонут, и плачут, И плещут на борт корабля, Растаял в далеком тумане Рыбачий — Родимая наша земля.
Корабль мой упрямо качает Крутая морская волна, Поднимет и снова бросает В кипящую бездну она. Обратно вернусь я не скоро, Но хватит для битвы огня. Я знаю, друзья, что не жить мне без моря, Как море мертво без меня.
Нелегкой походкой матросской Иду я навстречу врагам, А завтра с победой геройской К скалистым вернусь берегам. Хоть волны и стонут, и плачут, И плещут на борт корабля, Но радостно встретит героев Рыбачий — Родимая наша земля.
Карл Юхан Фалкрантц (CARL JOHAN FAHLCRANTZ 1774-1861). Картина датирована 1830-м годом.
Песню подхватили сидящие вокруг Гуслева матросы, старшины. Их вдохновляло не только полное мужества и отваги её содержание, но и то, что вместе с чудесным звучанием цыганской гитары пению катерников о легендарном полуострове аккомпанировало и само омывающее его Баренцево море, волны которого плескались за бортом «морского охотника»... Роберт Русаков, как и положено радистам, имел хороший слух. В дополнение к этому у него оказался хотя и не очень сильный, но тоже неплохой голос. Уловив это, Гуслев сказал: — Слушай, юнга, ты нам очень подходишь. Так что обязательно приходи, когда мы собираемся для пения песен. И Роберт с удовольствием принял это приглашение. Если был свободен от вахты, вместе с не занятыми на ней моряками шел в находящийся на шкафуте «охотника» самый большой кубрик, вмещавший в себя всех собравшихся. И там они, усевшись вокруг Гуслева, пели песню о Рыбачьем, когда катер проходил около полуострова. Это стало традицией для МО-433, дававшей хороший боевой заряд его команде. И вместе с тем это вселяло в нее уверенность, что рейс катера пройдет успешно. ...МО-433, на котором Русаков воевал в Баренцевом море, имел водоизмещение всего лишь 56 тонн. Корпус его был деревянным (это старый, довоенный тип наших «морских охотников»). Кроме главного своего оружия — глубинных бомб, он имел только две 45-мм пушки, установленные на носу и корме, да пару крупнокалиберных пулеметов на шкафуте. И команда его состояла лишь из двух десятков человек... Условия жизни людей на больших и малых кораблях совершенно различны. Если на крейсерах, например, имеются медсанчасти с лазаретами, клубы с кинозалами, бани с ваннами, душем и прочий социально-бытовой комфорт, то катерники лишены всего этого. Когда катер выходит в море, оно захлестывает волнами его борта, обдавая солеными брызгами находящихся на палубе людей. Летом это не страшно. Люди стряхивают брызги со своей водозащитной одежды; а с палубы с закрытыми люками кубриков, машинного отделения вода сама скатывается в море.
Зимой положение сложнее. Баренцево море не замерзает из-за доходящего сюда теплого течения Гольфстрим. Но когда вода попадает на палубу катера, то от холодного полярного воздуха намерзает на ней глыбами льда. И если их не скалывать и не выбрасывать за борт, катер может погибнуть. Это очень тяжелая работа, которую выполняет вся команда «охотника». И не только тяжелая, но и опасная. Перемещаться по палубе качающегося на волнах катера и так не просто. А когда палуба становится скользкой от льда, опасность полететь за борт, в ледяную воду, еще более возрастает. Приходится обвязываться страховыми тросами... Но, несмотря на всю сложность, опасность зимнего плавания в Баренцевом море, команда МО-433 бесперебойно выполняла все поручаемые ей боевые задания. А их только с октября сорок четвертого по май сорок пятого года (до Дня Победы), когда на нем находился юнга Роберт Русаков, было 128, как гласят записи в бортовом журнале катера. Он не только встречал и провожал идущие у Кольского, Рыбачьего полуостровов наши транспортные суда, союзные морские конвои, но и охранял от немецких подлодок подступы к нашим заливам, бухтам в этом районе, расстреливал опасные для судоходства, сорванные с якорей плавающие мины, доставлял штабных работников в расположения воинских частей, куда не могли пройти корабли с большой осадкой корпуса. Бывали и экстренные выходы в море для оказания помощи попавшим в беду кораблям. Так, перед вечером 30 апреля сорок пятого года, когда после возвращения из очередного похода МО-433 устало покачивался на швартовых у своей плавбазы «Маяк» в бухте Кувшинка, настраиваясь на завтрашний первомайский праздничный отдых, вдруг прозвучала боевая тревога. И катер, взревев моторами, на полном ходу вылетел из бухты в Кольский залив. Там его команда увидела огонь и огромный столб дыма над водой. Это, как оказалось, наскочил на незамеченную им плавающую мину американский фрегат, шедший к нам в Мурманск с союзным морским конвоем. У фрегата взрывом была оторвана носовая часть, но он держался на плаву. На его борту находилось большое количество глубинных бомб, готовых в любую минуту взорваться oт распространяющегося по кораблю огня. Горело и разлившееся по воде топливо. Среди очагов огня и корабельных обломков плавало несколько спасательных плотов. На них находились уцелевшие члены экипажа фрегата. Многие из них были легко одеты. — Подойти к плотам! — приказал командир катера старший лейтенант Кутвинов. И «охотник», чтобы не повредить плоты, начал осторожно приближаться к ним. Пулеметчик Борис Машинин, парень богатырского, как у Гулливера, телосложения, стал на выступающий снаружи по борту привальный брус катера. И, нагибаясь, как подъемный кран, своими могучими руками начал переносить американцев с плотов на «охотник», где их сразу помещали в тепло кубриков.
В считанные минуты на «охотник» было поднято 22 пострадавших от взрыва моряка. И катер, выжимая из своих моторов всю заложенную в них мощность, понесся в Полярный (главная база Северного флота во время войны), где прямо на пирсе американцев приняли медики и увезли в госпиталь. Остальных уцелевших после взрыва от мины фрегата людей с плотов подобрали наши торпедные катера и со свойственной им вихревой скоростью доставили в тот же госпиталь. Своих союзников русские моряки нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах в беде не оставляли. * * * После войны Роберт Русаков окончил Калининградское высшее военно-морское училище, став штурманом и получив направление для службы на один из сторожевых кораблей Балтики. Но в конце 1953 г. уволился в запас в связи с сокращением численности Вооруженных сил страны. Далее были учеба в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова, работа в средней школе г. Искитима Новосибирской области, в новосибирском Академгородке. Там Роберт Сергеевич после защиты диссертации стал кандидатом исторических наук, старшим научным сотрудником. Вместе с академиком А.П. Окладниковым участвовал в создании 5-томного фундаментального труда по истории Сибири. Был ученым секретарем Президиума Сибирского отделения Академии наук СССР по гуманитарным и экономическим наукам. Читал лекции в университете. Перед выходом на пенсию возглавлял Сибирское отделение книжного издательства «Наука» АН СССР. И все время принимал активное участие в работе нашей организации юнг огненных рейсов 1941 — 1945 гг. по военно-патриотическому воспитанию молодежи!
При Р.С.Русакове началась "всеобщая компьютеризация" издательства. Стали широко применяться новые технологии.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Самый населенный и комфортабельный – первый, торпедный отсек, разделенный на три уровня двумя палубами. На самую верхнюю имеет доступ далеко не каждый член экипажа. Вход сюда возможен строго по списку, который утверждается старшим помощником командира. Здесь размещено главное оружие лодки – торпедные аппараты и боезапас к ним. Это могут быть противокорабельные и противолодочные торпеды, которые приводят в движение электрические, парогазовые и весьма небезопасные в обращении водородные двигатели. Есть ракеты, стартующие из-под воды, и мины - их субмарина может выставлять на путях движения кораблей и судов противника.
Средняя палуба – жилая. На ней каюты офицеров, кают-компания комсостава и душевая. Все помещения – кроме кают-компании, весьма скромных размеров – отделаны деревянными панелями, под ногами лежат ковровые дорожки. Офицеры живут по два-три человека в тесных каютах, напоминающих поездные купе. Минимум пространства для вещей, у всех на самом видном месте – ИДА, индивидуальные дыхательные аппараты, продержаться без которых при пожаре на подлодке можно не более 10 секунд. Тут же, по проекту, размещена каюта командира, что оказалось на практике достаточно неудачным решением. В аварийной ситуации он мог не успеть вовремя прибыть в центральный пост, поэтому большинство из нас предпочитало отдыхать прямо в кресле командного пункта подлодки, что в многомесячном походе было весьма утомительным делом. Выход нашелся во время первых плановых ремонтов. Под палубой центрального поста во втором отсеке удалось выгородить небольшую каюту, и теперь командир не рисковал быть отрезанным от КП задраенным по тревоге люком переборки. В трюме первого отсека располагается круглосуточно работающий камбуз и ДУК – специальное устройство для удаления мусора с подводной лодки, своего рода миниатюрный торпедный аппарат. На верхней палубе второго отсека, также разделенного на три уровня, находится центр управления субмариной. Здесь расположены пульт управления пространственным маневрированием подводной лодки «Шпат», система автоматического управления средствами борьбы с аварийными дифферентами и провалами по глубине «Турмалин» и пульт управления общекорабельными системами. Это мозг «К-438». Из центрального поста по вертикальному трапу можно подняться в боевую рубку, а оттуда – на ходовой мостик подлодки. Палубой ниже размещается разнообразная аппаратура контроля и управления, радиорубка и уже упоминавшаяся каюта командира. Место сомнительное с точки зрения радиационной безопасности – при выводе реактора на полную мощность, что обычно происходит уже под водой, радисты вынуждены покидать свой пост из-за угрозы облучения. На атомной субмарине приходится часто идти на осознанный риск.
1-активная зона реактора 2-трубопроводы первого контура 3-теплообменник-парогенератор 4-тепловыделяющие элементы 5-циркуляционный насос 6 и 11-экраны биологической защиты 7-паропровод второго контура 8-паровая турбина 9-конденсатор 10-питательный насос
Третий отсек – реакторный. На подавляющем большинстве советских лодок, в том числе и «К-438», в отличие от американских, установлены сразу две атомные паропроизводящие установки. Это существенно усложняет эксплуатацию, но подо льдом с двойным резервом чувствуешь себя гораздо спокойнее. В этой части подлодки моряки бывают только эпизодически. В запутанных «шхерах» этой части атомохода всегда хватает радиации, и без особой нужды сюда не приходят. Между реакторами проложен укутанный биологической защитой коридор, соединяющий носовые и кормовые отсеки. Следующий отсек является вместилищем главного двигателя – паровой турбины и двух электростанций – автономных паротурбогенераторов. Это самое жаркое место на корабле. Перегретый до температуры в несколько сот градусов пар вращает многотонные агрегаты. Четвертый отсек – главный источник шумов на субмарине, поэтому все оборудование помещено на специальные амортизированные фундаменты. Здесь же располагается опреснительная установка. В отличие от старых дизельных подводных лодок, где норма пресной воды составляла 3-4 литра в день на человека, воды теперь вдоволь, можно пользоваться даже такой немыслимой прежде для подводника роскошью, как пресный душ. Пятый отсек – электромеханический. Тут установлены преобразователи, пароэжекторные холодильные установки, где отработанный в турбине пар снова превращается в воду, и пульт управления главной энергетической установкой. На нем круглосуточную вахту постоянно несут два человека, которые управляют работой реактора. В верхней части отсека находится аварийно-спасательный люк – последняя надежда обитателей кормовых отсеков в случае катастрофы. У тех, кто окажется в этот момент в носовой части подлодки, возможностей больше. Они могут выбраться на поверхность через боевую рубку или торпедные аппараты.
Коша – любимая игра подводников
Предпоследний кормовой отсек – шестой, как и первый, предназначен для размещения экипажа. Здесь каюты инженеров – офицеров, обслуживающих главную энергетическую установку, врача, кают-компания старшин, которая в случае необходимости может быть переоборудована в операционную. По левому борту установлен аварийный дизель-генератор, требующий особого внимания. В критической ситуации автоматика прекращает работу реактора, субмарина получает электроэнергию от аккумуляторной батареи, находящейся в трюме первого отсека. Емкость АКБ ограничена, и после экстренного всплытия на поверхность вся надежда – на аварийный дизель. История катастроф в подводном флоте СССР знает немало примеров, когда запустить его не удавалось, и обесточенная субмарина оказывалась обреченной на гибель. И, наконец, седьмой, самый тесный, отсек, где расположены механизмы, приводы рулей и химический пост. Он необитаем, лишь время от времени его посещают вахтенные матросы. За кормовой переборкой отсека вращается пятилопастный саблевидный винт, способный под водой разогнать подлодку до скорости автомобиля. Всем хороша была наша подлодка, вот только вопросам бытового удобства на ней, как на подавляющем большинстве советских кораблей того времени, уделялось даже не второстепенное, а третьестепенное значение. Не знаю, о чем думали заказчики и проектанты субмарины, предусмотрев на добрую сотню человек всего несколько санузлов и душевых кабин. Может, они полагали, что очереди в места общего пользования способствуют сплочению экипажа ? Когда мне довелось побывать в музее подводного флота в Великобритании, я был поражен уровнем комфорта, который был обеспечен на подлодках, которые строились во времена второй мировой войны. Стоит ли упоминать об автоматах для приготовления попкорна, установленных в отсеках американских атомоходов? Впрочем, обо всем этом мы, пребывая за «железным занавесом», во времена нашей службы не знали, и потому все тяготы и неудобства воспринимали как само собой разумеющееся… Обход занимает добрых полчаса. Четкий доклад командира отсека, краткое общение с членами экипажа – и снова передо мной отдраивается тяжелый круглый люк. На первый взгляд на субмарине все в порядке. Но такое же внешние благополучие было и вчера, до сигнала тревоги. …День завершается небольшим торжеством. В команде электриков матросам Черкасову и Логинову вместе исполнилось 42 года. Как обычно, командир произнес краткую речь по корабельной трансляции, коки вручили именинникам торты собственной выпечки, а комиссар памятный адрес и арктические одноразовые рубашки.
Понедельник, 15 августа.
Из вахтенного журнала: «Глубина 150 метров. Над нами сплошной лед, под килем более 3 км. Ход 12 узлов». Уже много часов от акустиков поступают монотонные доклады: «Горизонт чист». Мы идем в мире полного безмолвия. Становится немного не по себе. Нигде прежде не приходилось встречать такой леденящей тишины за бортом. Временами кажется, что мы попали в какую-то временную призму и нас окружает первобытный океан, в котором только зарождается жизнь. Я, как, наверное, многие из офицеров «К-438», надеялся повстречать в этих водах субмарину американцев. Сколько раз твердили - наши «вероятные противники» активно осваивают район Северного полюса, преследуя свои агрессивные империалистические цели. Было известно, что до 1970 года атомные подводные лодки США 24 раза всплывали во льдах Арктики. В 1971 году здесь впервые побывала английская АПЛ «Дредноут». Однако десятки полярных походов советских подводных крейсеров заканчивались безрезультатно – контакта с американскими кораблями установить не удавалось. Приходящие с обычной боевой службы подлодки то и дело предоставляли командованию документальные свидетельства многочасового слежения за субмаринами блока НАТО, бывало, дело доходило до непреднамеренных таранных ударов, но околополюсные воды оставались самой спокойной зоной, где ничего и никогда не происходило. Привезти из похода доклад о встрече в районе Северного полюса с американской подлодкой было бы большой удачей, но, похоже, и на этот раз «историческая» встреча не состоится. Судя по расчетам штурманов, до вершины планеты остается не более 15 часов хода. В штурманской рубке Вагиф Кулиев непрерывно колдует над картой. Внезапно он появляется в двери и взволнованно сообщает: – Над нами полынья, и довольно крупных размеров. Предлагаю сделать разворот и повторить прохождение. Вагиф немного лукавит. Какое прохождение, если в этом районе американские спутники слепы, а значит, мы вполне можем попытаться всплыть почти у самого полюса. Правда, в боевом распоряжении о такой возможности ничего не сказано, но кто осудит командира, который сумеет выполнить такой важный для подлодки маневр?
Фотографии с телевизионного экрана системы наблюдения за поверхностью льда: полынья средних размеров с мелкобитым льдом, малая полынья в сплошном льду
– Анатолий, выходим на полынью, - командую я вахтенному офицеру, старпому Елькину. Он дублирует распоряжение сидящему на рулях боцману, и через мгновение субмарина плавно заваливается на левый борт, выполняя, словно истребитель, крутой вираж в черных водах спящего подо льдом океана. Через несколько минут она уже лежит на обратном курсе. Пока подлодка плавно замедляет ход, мысленно просчитываю варианты дальнейших действий. Для начала станем под перископ, а затем, если полынья действительно большая, попытаемся всплыть хотя бы в позиционное положение. Воображение уже рисует картину футбольного матча на льдине – как правило, подводники, которым удавалось всплыть в Арктике, не отказывали себе в удовольствии немного размяться после вынужденной гиподинамии в тесных отсеках. Однако этим планам было не суждено сбыться. Когда «К-438» вышла в зафиксированную штурманом точку, приборы показали наличие наверху обычного ледяного поля. Стало немного не по себе. Каждый из нас знал, что полынья вместе со льдами может под влиянием ветра и течений сдрейфовать в сторону, но слишком уж малый промежуток времени занял наш поворот на новый курс. Пытаясь найти просвет во льдах, мы сделали еще несколько галсов, но полынья исчезла, как
Вспомнился эпизод, описанный командиром американской атомной подводной лодки Джеймсом Калвертом. Ему удалось всплыть в полярных льдах, и после краткой прогулки по окрестностям, кто-то предложил заснять всплытие субмарины в полынье. Калверт, не разгадавший в то время коварный характер Арктики, отдал приказ погружаться, оставив на льдине несколько человек. Вернуться обратно он сумел лишь чудом, когда замерзающие наверху люди уже были близки к отчаянию… Субмарина снова легла на курс к полюсу. В центральном посту повисло тягостное молчание. Я хорошо понимал, о чем думали мои товарищи. Два дня назад нам, возможно, пришлось бы выходить на полынью, проделанную нашими «спасательными» торпедами. Безуспешный поиск пути наверх еще раз подтвердил – весь экипаж является заложником собственного корабля. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, я приказал поникшему Кулиеву рассчитать точное время прохождения полюса. Через минуту штурман сообщил – вершину планеты мы должны достичь завтра, около полудня. Стараниями замполита через час об этом знал весь экипаж.
Вторник, 16 августа. Северный полюс Земли.
Этот день начался с геофизических работ. Наших ученых интересовала обстановка в районе полюса. Сведения, которые привозили отсюда прежние экспедиции, зачастую были противоречивы, и поэтому исследователи использовали каждую возможность, чтобы перепроверить полученные результаты. Все свободные от вахты украдкой бросали взгляды на экраны подводных телевизоров, словно надеясь первыми увидеть там земную ось. Но картинка там оставалась прежней, не меняющейся уже многие сутки. Ледовое покрытие над лодкой, идущей на глубине 200 метров, представляло собой нескончаемый монолит толщиной 2-3 метра, и казалось, что субмарина скользит по поверхности какого-то огромного шара.
Район, в котором находилась наша подлодка, был единственным местом на Земле, не положенным на крупномасштабные карты, и штурмана чувствовали себя неуютно, прокладывая курс на чистом от всяких пометок листе. Нарисованная карандашом линия почти вплотную подошла к заветной точке схождения меридианов. Все с нетерпением поглядывали в сторону штурманской рубки. Наконец я услышал голос вахтенного штурмана, лейтенанта Сергея Монахова: – Товарищ командир, до полюса – одна миля. Сразу же последовала команда вахтенного офицера: – Турбине 60 оборотов! Боцман, держать глубину 120 метров. Лодка замедлила ход до 6 узлов. Через считанные минуты мы оказались на вершине Земли. В центральном посту собрались все свободные от вахты моряки. Вовсю щелкали фотоаппараты, стараясь запечатлеть исторический момент. Если быть до конца откровенным, то следует признать, что, оказавшись на полюсе, никаких особых чувств я не испытал. Позже, во время разговоров с сослуживцами, довелось узнать, что такая реакция была характерной для многих офицеров. Ожидания чего-то особого не оправдались. Наверное, так уж устроен человек, что ему необходимы хотя бы условные признаки долгожданного события. У нас же все оставалось по-прежнему – микромир внутри стальной сигары ничуть не изменился, и мы продолжали свое опасное плавание под толщей льдов. Единственным заслуживающим внимания событием стала новая прокладка на штурманской карте. Линия курса повернулась на 90 градусов. Нам еще предстояла многодневная работа по исследованию околополюсных районов, но само осознание того факта, что вершина уже пройдена, поднимало настроение экипажа. Слегка огорченными были лишь акустики – все их попытки услышать нашего попутчика на пути к полюсу, атомный ледокол «Арктика», оказались безуспешными. Его удалось запеленговать только у самой кромки льдов, на пути домой. Как и предполагали мы с Коржевым, совместным поход оказался только на бумаге.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Николай Евгеньевич Загускин – удивительнейший человек. В небольшой автобиографической повести «Я и Государственная безопасность» Николай Евгеньевич признается: «Смолоду я был склонен к авантюрам, которые многим осложняли жизнь, а то и причиняли прямой ущерб. Сейчас самое время покаяться…
Нет, я расскажу о событиях более острых, об эпизодах, в которых высвечиваются мои отношения с органами и службами, обеспечивающими правопорядок и государственную безопасность. Каковы же эти отношения в принципе, с каким они знаком – плюс или минус? Отвечу, не таясь: ни на Лубянке, ни возле питерского Большого дома памятника мне не поставят...»
Настанет время, посетители нашего дневника смогут целиком прочитать "БИОГРАФИЧЕСКИЕ ФРАГМЕНТИКИ" Н.Е.Загускина, как назвал их автор.
Капитан 2 ранга в отставке Н.Е.Загускин окончил Ленинградское военно-морское подготовительное училище в 1949 г., в 1953 г. - Минно-торпедный факультет 1-го Балтийского ВВМУ, В 1953-1957 гг. – ЧФ, БФ, СФ, ТОФ – командир БЧ 2-3 пл 613 проекта. При плавании по Северному Морскому Пути зимовал в Крестах Колымских.
На рейде острова Диксон, лето 1956 года. Когда командир БЧ пляшет, командир группы должен аплодировать… Пишу объяснительную записку особисту: «…Нерпы – симпатичные, добродушные животные…». Остров Диксон, 1956 год.
Лето 1957 года. На сей раз пролив Лонга пройден!
В 1957-1965 гг.– Петропавловск-Камчатский и Ленинград, разные должности в линейных органах Военных Сообщений. 1969-1975 гг. – Военная академия тыла и транспорта – преподаватель кафедры ВОСО, затем научный сотрудник Центральной научно-исследовательской лаборатории ВОСО.
В 1976 году в поисках свободного для творчества времени ушел в запас в 45 лет, с должности старшего научного сотрудника Академии тыла и транспорта. Инструктор-методист на туристских теплоходах, иногда и поездах Ленинградского бюро путешествий. Начальник агиттеплохода «Ленинградец» Бассейнового комитета профсоюзов. Уполномоченный Мингазпрома в Ленинграде и Выборге по контролю за морскими перевозками для газопровода Уренгой-Помары-Ужгород. Представитель Торгово-промышленной Палаты в Ленинградском порту.
Является одним из основателей Оргкомитета выпускников "46-49-53" и Морского клуба "Вторая суббота апреля" (ежегодные встречи у памятника "Стерегущему";). Автор большинства оргкомитетовских документов и бессменный тамада на юбилейных встречах однокашников. Ныне координирует обширную электронную переписку Первобалтов-53, организованную и технически обеспеченную однокашником капитаном 1 ранга в отставке Владимиром Вениаминовичем Брыскиным (Новосибирск, Академгородок), который собрал и установил компьютеры многим подготам.
Оставайтесь, Николай Евгеньевич, творческим, отзывчивым, изобретательным, неутомимым выдумщиком и созидателем. Крепкого здоровья Вам и Вашей Прекрасной Елене Владимировне!
В заключение слова просит Флей, компаньон Виталия Николаевича Ленинцева.
.jpg)
