Ну наконец-то вроде все, что положено принято, что необходимо – погружено, что надо – выполнено, разрешение на выход получено. Отдав швартовы, мы вышли из Авачинской губы, оставив за кормой бухту с нежным названием Сероглазка, миновали мыс Поворотный, повернули налево и, пройдя немного, встали на якорь на Халактырском рейде. Сопровождающий нас тральщик, выполняющий функции корабля охранения, тоже встал на якорь и включил якорные огни. Я дал команду «Вахте заступить по-якорному» и разрешил выход наверх по два человека из отсека. На мостик стали подниматься мои матросы, усталые, грязные, замотанные до предела. Почти четыре недели мы были в море на флотском учении, потом три дня шла подготовка к выходу на боевую службу вместо положенных двух месяцев, а впереди - много дней плавания. За эти три дня надо было загрузить полный боезапас, в том числе специальный, пополнить запасы топлива, воды, провизии, патронов регенерации воздуха, выйти в море для замера физических полей, провести контрольный выход и выполнить массу других важнейших мероприятий, на которые времени практически не оставалось… Команда работала днем и ночью без отдыха. Все понимали ответственность момента. Я вспомнил утро прошедшего дня, когда на лодку прибыл для проверки готовности к выходу и передачи документов на поход заместитель командующего Тихоокеанским Флотом контр-адмирал Ярошевич.
Пройдя по заваленным ящиками, коробками и разным имуществом отсекам и посмотрев на серые лица матросов и офицеров, он сказал: «Знаю, что устали, знаю, что тяжело, знаю, что не было времени даже помыть людей в бане перед походом, но есть приказ выйти в море в установленное время и он должен быть выполнен». Приказ мы выполнили. Мытье команды перед дальним походом в береговой бане или в бане на плавбазе - эту установленную традицию, которую все всегда старались соблюдать, в этот раз выполнить не удалось. А в море, в походе на дизельной лодке, о бане можно только мечтать. Запас пресной воды на таких лодках ограничен, ее, как правило, хватает только на приготовление пищи. Обычно в дальних походах в качестве утреннего умывания и перед приемом пищи (правда, не всегда), доктор обходит все отсеки с алюминиевой миской, в которой в растворе спирта и воды плавают марлевые тампоны. Эти тампоны по одному выдаются каждому матросу и офицеру, при этом доктор лично следит, чтобы их использовали для протирки лица и рук, а не по другому назначению. Забортной соленой водой не помоешься, мыло, как известно, в ней не мылится… Правда, на лодке имеется опреснительная установка, но она потребляет слишком много электроэнергии, а ее надо беречь… … Я стоял на мостике в окружении своих подчиненных. В темноте мелькали огоньки сигарет. «А что, если…», подумал я и приказал сигнальщику передать на тральщик семафор прожектором: «Есть ли у вас возможность помыть в вашей бане команду. Плавсредств у нас нет. Командир». Я не сомневался, что флотская выручка поможет и здесь. Так оно и получилось. Вскоре мы получили ответ с тральщика: «Сделаем все, что можем. Шлюпка подойдет к вашему борту через двадцать минут. Готовьте людей» Команду по лодочной трансляции: «Личному составу приготовиться мыться в бане», многие восприняли как неуместную шутку. Я уж не помню, сколько раз обычный шестивесельный ял тихо подходил к борту лодки, забирал очередную партию наших ребят, доставлял их на тральщик и отвозил обратно на лодку. С последней партией в нарушение всех инструкций отправился на тральщик и я, захватив с собой бутылку спирта и две банки тарани. На тральщике, несмотря на глубокую ночь, весь экипаж был на постах: кто-то страховал поднимающихся по трапу, кто-то провожал до бани, кто-то провожал обратно. Командир тральщика – капитан-лейтенант, и его команда смотрели на нас, как на убывающих на другую планету.
Два рослых старшины помогли мне подняться на борт и проводили до бани. Я быстро помылся и прошел в каюту командира. Мы выпили налитое одним глотком и закусили бутербродом с красной икрой-пятиминуткой. Ее на тральщике готовили умело. Командир проводил меня до трапа, я поблагодарил его и команду тральщика и, пожелав друг другу счастливого плавания, мы расстались. Как его звали и фамилию я не запомнил. Перед отходом шлюпки он спросил меня: «Надолго?», «Не спрашивай», хмуро ответил я и отвернулся. Была еще полная темнота, лишь на востоке начали появляться первые признаки рассвета, когда мы снялись с якоря и начали движение по заданному маршруту. Нас молча провожал весь экипаж тральщика, выстроенный вдоль борта во главе с командиром… Отойдя немного, мы погрузились на глубину 60 метров. « Подвахтенным отдыхать. В отсеках соблюдать тишину», распорядился я, пусть ребята отдохнут от всей этой береговой суеты и неразберихи. Им еще многое предстоит впереди. Только я и замполит В.Д.Рыкалин читали боевое распоряжение и знали, что нам предстоит поход на полную автономность 90 суток и только до района боевой службы надо топать больше месяца. Перед погружением я вызвал командира группы радиотехнической разведки, прикомандированной на выход к нашей подводной лодке и ведущей наблюдение за радиопереговорами «вероятного противника» с момента выхода из базы. «Что слышно в эфире?» - спросил я. «Пока все тихо, как обычно»,- ответил он. «Два самолета базовой патрульной авиации США «Орион» ведут боевое патрулирование на противолодочном рубеже Мидуэй (Гавайские острова) - Кадьяк (Алеутские острова) с задачей поиска наших подводных лодок, идущих в сторону западного побережья Америки и два таких же самолета ведут поиск в Беринговом море севернее Алеутов. Юго-западнее Гавайских островов авианосно-ударная группа США в составе авианосца и восьми кораблей охранения направляются в Японию в Йокосуку на отдых после несения боевой службы. Офицерский состав просит на время отдыха заказать номера в лучших отелях города и вызвать из Штатов семьи. Для рядового состава запланировать ряд мероприятий в увеселительных заведениях на берегу. На смену этой авианосно-ударной группе из базы Сан-Диего вышла другая в составе девяти кораблей. На аэродроме острова Шемия (Алеуты) к вылету готовится очередная группа из четырех противолодочных самолетов «Орион». Не с ними ли нам придется встречаться?», - сказал он и улыбнулся. После погружения я прошел по лодке. Все загруженное имущество было уложено на свои штатные места и закреплено. Вахтенные отсеков с красными после бани глазами, увидев меня, тихо подходили и шепотом докладывали о состоянии отсека. Команда отдыхала.
Подготской юности прекрасная пора
Ленинград, ЛВМПУ, 2 февраля 1948 года. 211-класс. Слева направо. Первый ряд: Юра Назимов, Саша Згурский, Гена Мартынов, Валя Булатов, Толя Андреев. Второй ряд: Володя Воронцов, Юра Гашков, капитан-лейтенант Кузьмин, капитан Попов, Костя Макаров, ?, Толя Стефанович. Третий ряд: Юра Гладких, Рудик Кистанов, Владлен Гольдберг (Шумилин), Мануил Кириллов, Саша Савинский, Игорь Жильцов, Юра Макаров, Витя Хмарский. Четвёртый ряд: Викентий Викторов, Боря Смельяков, Игорь Краснёнок, Юра Фёдоров, Гена Дзержинский, Володя Евграфов, Гелий Верховцев, Серёжа Крюков
(фото из книги "О времени и наших судьбах". Сборник воспоминаний подготов и первобалтов "46-49-53". Книга 6. СПб, 2005. (Автор проекта, составитель и редактор сборников Ю.М.Клубков)
В юбилейный день рожденья Саше наши поздравленья! Скажет Флот: Савинский Саша - Наш оплот и гордость наша!
10.12.2010. Подготы-первобалты "49-53"
Поздравления и пожелания здоровья, счастья и благополучия от питонов.
Стоим в Полярном на ремонте. Воскресенье. Мой лучший корешок Валера заступил дежурным по ПЛ. Я старший на борту. Вечером сходил в город, купил кофе и коньячку (кто же кофе пьет без коньяка – сначала коньяк – потом кофе), вернулся обратно. Коньяк «Белый аист» тогда выходил на арену. Шутка с того времени пошла гулять : «Выпил пол-литра «Аиста» и пошел на бреющем!».
Ищем закуску. Открываем холодильник в кают-компании и видим там две жирнющие селедки, да еще и с икрой. Не такие мы и большие интеллигенты, и селедкой можем коньячок закусить. Посидели, послушали радио, покурили, поболтали и отдыхать до утра легли. Утром на подъеме флага командир второго отсека опрашивал всех, не брал ли кто его селедку, с таким трудом купленную в полярнинском военторге. Конечно, никто не брал. Убедили старлея, что это крысы-мутанты прогрызли жесть холодильника и утащили его селедку. Они всегда жрать хотят! Ты следи за матчастью в отсеке, а не бегай за продуктами.
Приносим извинения за перерыв в публикациях в ежедневном блоге в связи с регламентными работами. Редакция.
М.Ю.Ищейкин. ЮРИЙ МИХАЙЛОВИЧ ИЩЕЙКИН. Окончание.
Здесь будет уместно упомянуть и о том, что герой нашего повествования принимал активное участие в подготовке к 110-летнему юбилею кафедры, на которой Ю.М. прослужил больше тридцати лет. Мало того, по его инициативе был задуман и осуществлён выпуск альманаха «Творчество военно-морских операторов», ставшего приложением к очерку по истории кафедры «Оперативное искусство ВМФ». В самом очерке имя капитана I ранга Ищейкина упоминается по различным поводам больше тридцати раз. Увы, эти две книги вышли в свет из академической типографии только в 2006 году, но Юрий Михайлович в готовом виде их уже не увидел. Товарищи по оружию поместили в альманахе несколько его стихотворных сочинений, а также поздравлений разных лет к юбилейным датам и памяти ушедшего коллеги, обращенных к Ю.М. На первой же странице, в посвящении, мы уже встречаем его имя. Вот это посвящение:
«Светлой памяти Ищейкина Ю.М. и других членов нашей кафедры, преданных её традициям, ушедших из жизни, оставив нам частицу тепла своей души, посвящается этот выпуск»
Капитан 1 ранга в отставке, профессор кафедры «Оперативное искусство ВМФ» Юрий Михайлович Ищейкин до конца оставался на боевом посту, уже в 2004 году принимал активное участие в оперативно-мобилизационном сборе ВМФ России и ушел из этой жизни 17 октября 2004-го, успев отметить своё семидесятилетие. В памяти родных и близких, друзей и коллег, многих поколений выпускников Академии Юрий Михайлович остаётся выдающимся педагогом и замечательным Человеком, которому всё и всегда было по плечу.
Ведущий педагог и методист капитан 1 ранга Ю.М. Ищейкин постоянно побуждал слушателей к глубокому усвоению знаний на лекциях.
В день ухода Юрия Михайловича его соратник по кафедре И.И. Тишаков написал:
ПАМЯТИ ДРУГА (Ю.М.Ищейкину)
Поплакать мужчинам нельзя, Хоть скулы от горести сводит. Всё чаще родные, друзья Уходят. Из жизни уходят.
Вчера ещё с нами ты был, Сидели, шутили, смеялись... Сегодня из жизни уплыл - Лишь образ да память остались.
А мы будем все-таки жить, Хотя бы затем, чтобы к Богу Достойно друзей проводить — В последнюю эту дорогу.
Мы мучиться будем, страдать, Но хватит и воли и силы: Чтоб было, кому поминать, Цветы приносить на могилы.
В кулак своё сердце сжимаем, Иначе оно разорвётся... Сегодня тебя провожаем, Но память навек остаётся!
Подгот Юрий Ищейкин
Примечание. Подростками мы уже были мужчинами суровыми и, не обращая внимания на недоедания и недосып, постигали морскую науку, никому не жалуясь, а преодолевая невзгоды.
ОТЦУ
Так жизнь устроена извечно: среди мирского бытия Бросает в спор отца и сына - людей святых у алтаря Порой неведомая сила в концы их разные разводит И сын заблудший, словно странник, ища покой, по миру бродит.
Сбивает в кровь свои он ноги, одежды ветхие влачит, Заходит в древние чертоги и, в храм войдя, молясь, молчит. Спит у дороги под луною, туманом бережно укрыт, А утром моется росою, что на траве, блестя, лежит.
Людей встречает разной веры: кому - Христос, кому - Аллах, Кто за царя кричит без меры, ища давно пропавший прах. Мелькают суетные лица с печатью жажды роковой Богатством золота разжиться иль к власти встать любой ценой.
Дойдя порой до края света, где солнце за морем встаёт, Поймёт, что счастья там в помине нету, и, повернув назад, домой идёт. И снова дальняя дорога через простор Святой Руси Ведёт к отцовскому порогу - за всё прощения просить.
Он знает точно: его примет отец, давно уставший ждать, Седую голову обнимет и позовёт родную мать. Скупой слезой печаль скатится, морщины дрогнут у лица ... И спор извечный разрешится - Святою верою в отца.
Младший сын, «Серёгин братишка, из Питера Мишка» 28 апреля 1994 г.
Михаил Юрьевич Ищейкин закончил Ленинградское Нахимовское училище в 1977 г., ВВМУПП имени Ленинского Комсомола - в 1982 г. Службу проходил в 45-й дивизии подводных лодок КТОФ.
Примечание редактора: Все саратовские подготы, чьи воспоминания вошли в настоящий последний, третий выпуск о нашем славном СВМПУ, в один голос скажут, что Юра Ищейкин был славным парнем, честным человеком, хорошим другом и храбрым, умелым воином. Пока жив хоть один саратовский подгот, память о Юре Ищейкине будет жить на этой нашей благословенной отеческой земле.
«Не сотвори себе кумира, и всякого подобия, на небеси и земли, и в водах, да не поклонитися им, ни послужившим
Приходит время, когда сын, дожив до возраста отца, С главою, полною седин, вникает в заповедь творца: «Не сотвори себе кумира ни в небесах, ни на земли», Возьми себе для ориентира звезду, светящую вдали.
Холодный свет её не греет, и день скрывает ориентир, Она восходит, как стемнеет, взглянуть на этот бренный мир, С высот заоблачных взирает на день минувший свысока И разобраться помогает чуть заблудившимся слегка.
Моряк уверенно берется за чудодейственный секстант. За горизонтом скрылось солнце, не виден утренний туман. Рука прибор слегка качает, и вниз звезда идет к земле, На карте штурман отмечает, где он плывёт на корабле.
А где-то в Пулковских высотах в трубу взирает астроном. Годами смотрит. Видит что-то, ночь предваряя крепким сном. Там метеор, а там комета и Млечный путь туманом скрыт. Откроет он свою планету. Даст имя ей. А сам забыт.
Астролог судьбы выверяет по ставшим в ряд «Парад планет». Бывает так, что угадает. Бывает нет. Предскажет бред. Но человеку всё же надо взглянуть в заоблачную даль, Для сердца Пушкина отрада, а для Есенина «не жаль».
Звезду в душе своей храните. Пусть она светит даже днем. Не меркнуть ей с высот в зените. Жизнь озарит она огнём. Но если вдруг кумиром станет, сорвётся вниз, забрав с собой Что вас с надеждой к звездам манит, оставив в небе росчерк свой.
М. Ю. Разумовский Серёгин братишка из Питера Мишка. 16.11.2007.
«Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли» (заповедь пятая Митрополита СПб и Ладожского)
Кто-то должен принять эстафету от ушедших в могилу друзей, Воздать должное делу поэта в продвижении светлых идей. Ведь душа, отделившись от тела, устремляется ввысь, к облакам, И, когда уже суд претерпела, свысока устремляется к нам.
Дар поэта - тяжёлая ноша, в одиночестве трудно нести, Только если поэт был хороший, бог за многое может простить. Много званий при жизни вручают; их история свято хранит, Но одно написать забывают: «Это был настоящий пиит».
На мгновенье, ребята, замрите и взгляните на стрелки часов, Драгоценное время впустите в ваше сердце - основу основ. Пусть рубцом то мгновение ляжет. Не беда. Ведь ему не впервой. День придёт и отметина скажет: «Час пришёл, и черёд уже твой».
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
1979 год. Впервые нам выдали боны для отоваривания в валютных магазинах. В ближайший выходной рванули в Мурманск и накупили сигарет иностранных, виски и прочую иностранную лабуду. Все – «вдовцы» (так звали офицеров и мичманов, у которых жены выехали на лето в среднюю полосу).
В понедельник выходить на СБР (размагничивание). На пирс прибежал в 8.30. Лодку уже буксиры оттаскивают 102 градуса на норд. Вплавь не рванешь. Хоть и лето, но шесть градусов держится. Четыре минуты продержишься и становишься камбалой. Рядом со мной еще человек десять мичманов и офицеров экипажа, припозднившихся после пития иностранного пойла. Коля Агеев, смотря на нас, выдает фразу из кинофильма о разведчиках: «Мы с вами одинаково небрежны…». Лодку поставили на бочки, буксир пришел за нами, и вот мы в прочном корпусе. Попи *дели на нас для виду и разошлись по отсекам. Через час по «Каштану» зачитали список опоздавших и объявили: «Названным лицам выйти на верхнюю палубу для работы с судном размагничивания». Штанги таскать. В наказание за опоздание. Вендетта! Место кота Леопольда! Еще через полчаса наблюдается картина: на ракетной палубе атомной подводной лодки стратегического назначения вся вот эта опоздавшая группа, гоп-компания, сидит по пояс голая (жарко, лето все-таки!), потягивает виски из горла и курит «Мальборо». Канары! Экзотика! В отпуске в Севастополе мы потом с Колей на пляже в Камышовой (там валютный магазин недалеко был) сбрасывались по 25 копеек, и настоящая «Московская» у нас в руках.
Магазин "Альбатрос" в Питере, на Канонерском острове. Кроме сети магазинов "Березка", в которых товары приобретались на чети "Внешпосылторга", существовали "Альбатросы". В них торговали на чеки "Торгмортранса", иногда можно было купить колбасу, заграничный ликёр, виски, ром, сигареты Kent и Marlboro, фломастеры и фирменные джинсы. При входе проверяли документы - гражданские моряки предъявляли Паспорт моряка, военные - Удостоверение личности и справку из финчасти.
Так вот, возвращаюсь в июнь 1969 года. Наш экзамен, как стало известно чуть позже, посетил член Государственной экзаменационной комиссии, начальник одного из ведущих Управлений ГРУ генерал-лейтенант Константин Ефимович Сеськин, большой любитель охоты и рыбной ловли, начинавший ещё в 1930-е годы военную службу в кавалерии РККА. После окончания в 1940 году специального факультета Военной Академии имени М.В.Фрунзе генерал К.Е.Сеськин продолжил свою весьма успешную служебную деятельность в разведке. Он и задавал мне вопросы, касающиеся обстановки на советско-китайской границе. Суть их заключались в том, чтобы я проанализировал происходящие события и дал им политическую оценку. Возможно, на русском языке я смог бы доложить подробней и точнее с более глубоким анализом тех событий. На китайском же языке, естественно, мои ответы не могли быть в достаточной степени полными, чтобы правильно оценить моё представление по данному вопросу. Полагаю, что надо ещё принять во внимание, как этот подполковник переводил мои слова. В заключение генерал-лейтенант К.Е.Сеськин, как сейчас помню, категорично заявил: Я не могу оценить ваши знания китайского языка, но такое сообщение о событиях на советско-китайской границе нельзя признать полным и исчерпывающим. На тот момент эти слова генерала, могу честно сказать, не вселили во мне большой радости, не вдохновили и не устремили на победоносное завершение экзаменационной сессии. Вот так я попал под генеральский обмолот. Что ж поделаешь? И генералы, как я убедился, тоже делают ошибки. Зачем же ставить на один уровень разные ситуации? Например, важное заявление, равное, например, аналитическому докладу на сессии Генеральной ассамблеи ООН, и скромный экзамен по иностранному языку, пусть даже и в престижном военном учебном заведении.
В связи с такими рассуждениями мне хотелось бы сделать маленькое отступление, которое может быть, в какой-то мере составит представление, «что такое китайский язык». Однажды в ходе занятий Михаил Георгиевич рассказал одну интересную историю, свидетелем которой он оказался. В начале 1950-х годов в СССР приезжала многочисленная делегация из Китая под руководством президента Академии Наук КНР Го Мо-жо. Встречая высоких гостей, наш известнейший и непререкаемый авторитет в области китаеведения академик Т. решил блеснуть своими, как он считал, безукоризненными знаниями китайского языка и произнёс приветственную речь на родном для Го Мо-жо языке. После того, как академик Т. завершил своё приветствие, наступила длительная и неловкая пауза. Китайская делегация ожидала, что последует перевод, но его не было. Явный конфуз мог перерасти в международный скандал. Спас неловкое положение академик Го Мо-жо, который выступил с ответным заявлением, поблагодарив за «тёплую встречу», заметил, что из-за отсутствия перевода он не понял ни одного слова своего коллеги, но приятно удивлён, что «русский и китайский языки так похожи». Как бы там ни было, но учебный процесс объективно подходил к своему заключительному аккорду. Остальные государственные экзамены, как помнится, прошли для меня достаточно ровно, без эмоциональных всплесков. На одном из них пришлось раскритиковать в пух и прах все теории, течения и направления буржуазной философии. На другом экзамене я очень старался показать глубокие теоретические знания по специальной подготовке. В последних числах июня 1969 года государственные экзамены были сданы. В первых числах июля всё закончилось торжественным построением нашего выпускного курса, где зачитали приказы об окончании обучения в Академии и о назначении, что я ожидал с большим нетерпением, на новое место службы (Приказ Министра Обороны СССР № 0995 от 01.07.1969г.). На торжественное мероприятие поздравить выпускников прибыл начальник ГРУ генерал армии Пётр Иванович Ивашутин Выдали Свидетельства с указанием приобретённой специальности и новой квалификации (Дипломы об образовании на руки мы могли получить только через тридцать лет).
Кроме того, объявили, что на всех выпускников, которым положено получение очередных воинских званий по выслуге лет, отправлены соответствующие представления. В этом списке значилась и моя фамилия на присвоение звания «капитан 3-го ранга». Итак, только нас двое, военно-морских офицера, из всего выпуска я и Анатолий Погодин получили назначение в части Разведки Тихоокеанского флота. Все остальные выпускники направлялись в распоряжение Главного Разведывательного Управления. Это решение было окончательное и безоговорочное.
Николай Верюжский. Фотография для заграничного паспорта. Москва. 1969 год.
Затем был прощальный банкет в помещении столовой Академии, где присутствовало всё руководство, преподаватели, наставники, приглашённые гости. Сервировка столов и их наполненность были великолепны. Начальники говорили долгие и бесконечные речи с добрыми напутствиями, а выпускники не жалели ярких и эмоциональных слов благодарения и любви к своим дорогим преподавателям, наставникам и командирам. Случавшиеся во время учёбы временные трудности, непреднамеренные недоговорки, непредвиденное недопонимание – всё осталось позади. Кругом сплошное ликование и всеобщая радость! Играла музыка, кружились танцевальные пары, звучали задушевные песни, в том числе почему-то и о школьных годах, было и весело, и грустно, и расслаблено, и хмельно. Но я, помнится, свою норму в употреблении спиртного из-за нахлынувшего мрачного и тягостного настроения значительно превысил. Можно сказать, расслабился по полной программе, пытаясь залить душевный пожар полного разочарования! Со следующего дня после выпускного прощания начался мой последний московский отпуск, который открывал новый семнадцатилетний период службы на Тихоокеанском флоте.
Вспоминая длиной почти в 1000 дней период, наполненный напряжённой учёбой, целью которого было стремление приобрести твёрдые профессиональные знания, я в заключение хочу высказать тёплые, добрые, дружественные слова благодарности всем своим сокурсникам и в первую очередь слушателям нашей группы за наше единство, нашу преданность сознательно выбранному делу. С искренней признательностью обращаюсь ко всем педагогам, начальникам и руководителям, нашим опытным профессионалам-разведчикам за их терпение и нелёгкий труд, вложенный в нас по обучению и воспитанию. Всем желаю крепкого здоровья, счастья, радости и благополучия!
В жаркий солнечный день августа 1969 года скорый поезд «Москва-Хабаровск» медленно и плавно отошел от перрона Ярославского вокзала и постепенно, набирая скорость, увозил меня в неизвестность. Я понимал, что с этого момента начинается новый, пока неведомый этап моей жизни, который, как, оказалось, продлится долгих 17 лет. Неудовлетворенность оттого, что ничего нельзя изменить, глубокое и горькое разочарование от всего произошедшего разрывало мою душу. Казалось, что все жизненные планы безвозвратно рухнули, что полученные знания никогда не пригодятся, что опять на неизвестное время разлучаюсь со своей любимой мамой, которой тогда уже исполнилось 70 лет, было весьма тревожно, что личные семейные отношения становятся все более хрупкими и эфемерными. Тяжелей всего мне было расставаться с мамой, которая пришла на вокзал проводить меня в эту бесконечно длительную и, как казалось мне, бесперспективную поездку. Я чувствовал, что она понимает мое душевное состояние, больше молчала, была растеряна, нервно перебирая в руках сверточек с пирожками, специально испеченными мне в дальнюю дорогу, которые у неё, надо сказать, всегда получались преотлично. И надо же было такому случиться, когда поезд уже набрал скорость, мама обнаружила, что пирожки остались в её руках. Отчаянию и горю для мамы, как позднее мне стало известно, не было предела. Провожать меня в путь-дорогу пришла и моя сестра Женя, которая без умолку что-то щебетала, давая какие-то инструктивные указания: как мне себя вести в новых условиях, с кем и как строить отношения, не поддаваться на сомнительные знакомства, не брать в долг деньги и самому стараться их не давать, не снимать жилую площадь у хозяек, где проживают молодые особы, и другую всякую всячину, которая, в принципе, была разумной, но мной тогда реально не воспринималась. На перроне также была моя жена, но в памяти не сохранились подробности её присутствия на вокзале. Взять на вокзал с собой дочь Ларису она не разрешила, якобы, чтобы морально не травмировать ребёнка, хотя девочке исполнилось уже восемь лет.
Мой отъезд на Дальний Восток был обусловлен дальнейшим прохождением моей воинской службы и, естественно, для моих родственников и тем более для жены не был неожиданным. У меня с ней в течение многих лет и, особенно в последние месяцы, когда моё новое место работы определилось, велись продолжительные разговоры, которые сопровождались большим эмоциональным накалом. Моя позиция заключалась в том, что в силу сложившихся обстоятельств, когда меняется место службы мужа, тогда и его семья должна последовать вместе с ним. Её мнение было абсолютно противоположным, полностью исключавшим даже какие-либо компромиссные решения. Она категорически отказалась со мной ехать, нагло заявив, что «в гробу и белых тапочках я видела твой Дальний Восток». Вскоре нам пришлось расстаться навсегда. Инициатором в бракоразводном деле, разумеется, была она. Эту тему мне не хочется даже затрагивать воспоминаниями.
Поезд тем временем мчался на восток. Пролетали за окном вагона полустанки, станции, города, менялся пейзаж, но все это проходило как-то механически мимо моего сознания. Пожалуй, только на пятые сутки я постепенно стал приходить в себя и вдруг заметил, что в купе вместе со мной едут ещё трое пассажиров: на верхней полке надо мной − мужчина старше среднего возраста и на противоположных местах − две женщины. Вспомнились слова известного поэта:
«Нас в купе дремало четверо. Как нам дальше было жить? Что нам было предназначено – Кто бы мог предположить…»
Мне подумалось, что вынужденный отъезд в незнакомые края, работа не по профилю полученной подготовки, общение с новыми людьми в совершенно непривычных условиях – это неожиданный зигзаг, а может преднамеренный удар судьбы, который надо выдержать. Это было шестое назначение в моей офицерской службе. Но какие ещё «загогулины» могут встретиться на жизненном пути, мне невозможно было тогда даже вообразить. Внутренне я понимал, что как бы трудно ни было, нельзя опускать руки! Однако реализация этого тезиса в действительности потребовала от меня огромных душевных, эмоциональных, физических, психических сил, а также, может даже в первую очередь, конечно же, помогла искренняя поддержка любящих меня, так же как и я их, близких родственников и преданных друзей. И теперь, когда я пишу эти строчки, по прошествии более чем сорокалетнего периода, могу определенно сказать, что, безусловно, я не «железный», бесчувственный болван и у меня были мгновения слабости, неуверенности и даже срывы. Но я был всегда честен в поведении, откровенен и правдив, что, возможно, не всем нравилось, не льстил и не подлизывался, а самое главное никогда и никого не предавал. Самое главное, на мой взгляд, было то, что, оказываясь в сложных жизненных и служебных обстоятельствах, я многое понял, познал настоящих и искренних друзей, отбросив от себя «честных» предателей, двурушников, карьеристов и просто подонков, встречавшихся, к сожалению, и среди сослуживцев.
Между тем поезд приближался к Байкалу. Для тех, кто впервые проезжает по этому маршруту представляется замечательная возможность получить яркие впечатления от дикой красоты таёжных зарослей багульника на горных уступах, вплотную подступающих к кромке озера, и самого бескрайнего моря-озера, о котором сложены песни, истории, рассказы и легенды. Железная дорога тогда проходила прямо у уреза воды: с одной стороны горы, а с другой озеро. Поезд стал снижать свою скорость и вскоре совсем остановился вдали от приземистого барачного типа здания железнодорожной станции, которая, помнится, называлась «Слюдянка».
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru