Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Как сэкономить десятки часов при строительстве скважины

Как сэкономить десятки часов при строительстве скважины

Поиск на сайте

Вскормлённые с копья - Сообщения за 02.06.2013

Мои меридианы. Н.П.Египко. Спб.: «Галея Принт», 2012. Часть 21.

Моя семья на второй день после начала войны вместе с семьями подводников и других военнослужащих готовилась к отъезду. Я выделил группу из семи моряков под руководством офицера медицинской службы и дал задание обязательно добыть на станции паровоз с составом. Была паника, начались перестрелки. Приходилось применять силу. Эшелон был сформирован и отправлен из Риги во Псков. Состав был товарным и смог после нескольких авиабомбежек вырваться из кольца немецких войск, окружавших Ригу. Все обошлось благополучно, через десять дней прибыли в Ленинград.
А здесь, в Усть-Двинске, необходимо было срочно организовать борьбу с противником. Мой первый боевой приказ № 01 от 22 июня 1941 года гласил: «...неограниченной подводной войной нарушать коммуникации торговых и боевых кораблей противника».
В первую бригаду подводных лодок входило в то время 23 подводные лодки (из них С-1, С-3, М-71, М-80, «Ронис» и «Спидола» находились в ремонте на заводе «Тосмаре» в Либаве). Действующих подводных лодок оставалось 17. Они находились в строю и могли выполнять боевые задания.



С-1 в базе

Положение на флотском театре несколько осложнилось, когда 25 июня вступила в войну Финляндия. По приказу командира Либавской ВМБ подводные лодки М-79, М-81 и М-83 22 июня вели разведку на подходах к Либаве.
23 июня в 16 часов 00 минут в район Данцигской бухты ушла подводная лодка С-10.
28 июня с С-10 было получено сообщение: «Ухожу от погони, буду Либава». Передаю ей по радио: «Либаву не заходить. Идти Таллин». Ведь уже в этот день немцы были в Либаве. Но лодка и экипаж трагически погибли.
23 июня в 1 8 часов 00 минут в район Померанской бухты ушла подводная лодка С-6 под командованием В.Ф.Кульбакина. Утром 24 июня она была атакована самолетом противника. Были убиты два члена экипажа, командир и еще шесть человек — ранены.
24 июня в 16 часов 00 минут из Усть-Двинска в район Либавы была направлена подводная лодка С-8 под командованием капитана 3 ранга М.С.Бойко. Командир проявил трусость и панику. Увидел перископ подводной лодки, повернул обратно в Усть-Двинск и заявил командиру бригады, что в море идти не может, не подготовлен к войне. За невыполнение боевого приказа и трусость командир лодки был снят с должности и передан военному трибуналу.
Германские войска и танки двигались к Либаве, где находились ремонтируемые подводные лодки бригады и часть действующих малых подводных лодок. В борьбе за этот город героически проявили себя солдаты, матросы и курсанты военно-морских училищ, и в том числе из училища им. М.В.Фрунзе, находящиеся в то время на практике на кораблях флота.



Взорванная в Либаве подлодка С-1

Обидно и жаль, что ремонтируемые подводные лодки С-1, С-3, М-71, М-80, «Ронис» и «Спидола» остались на заводе «Тосмаре». Я дважды (в мае и начале июня 1941 года) докладывал командующему флотом В.Ф.Трибуцу, что доковые работы на заводе ведутся с затяжками, сроки докования увеличиваются больше чем вдвое. Рабочие и дирекция затягивают ремонт. Получилось так, что при отступлении из Либавы по приказу командира Либавской военно-морской базы М.С.Клевенского были взорваны подводные лодки С-1, М-71, М-61, «Ронис» и «Спидола».
Трагична судьба экипажей подводных лодок С-1 и С-3, я уже об этом говорил. По приказу начальника штаба флота подводная лодка С-3 вместе с экипажем подводной лодки С-1 должна была перебазироваться из Либавы в Усть-Двинск. Но поскольку на ней не была отремонтирована система погружения, она должна была идти в надводном положении. Пребывание подводных лодок в надводном положении и без прикрытия кораблей и авиации всегда приводило к их гибели. Так и случилось с С-3, она погибла от вражеской торпеды и унесла с собой жизни сразу двух экипажей подводных лодок. Целесообразно было бы при уходе ранее, в самом начале войны, из Либавы в Усть-Двинск и Виндаву отряда сил с подводными лодками С-9, М-77, М-78 «Калев» и «Лембит» и другими надводными кораблями взять с собой на буксир С-1, С-3 и другие лодки. Не было бы такой тяжелой потери.
Либава была сдана противнику 28 июня 1941 года. Нужно было думать о переходе сил флота из-под Риги в Таллин.
Враг еще до 22 июня выставил ряд больших минных заграждений. Свободным оставался пока пролив Муху-Вяйн (Моонзунд). Он был мелководным и не годился для прохода крупных судов и кораблей.



Оборона главной базы флота - Таллина И.И. Родинов

На сухопутном фронте противник уже подходил к Риге. Крейсер «Киров» находился еще в Усть-Двинске под Ригой. Необходимо было принимать срочные меры по выводу кораблей из Рижского залива. Было решено незаметно для противника углубить фарватер. Работали днем и ночью. Землесосы забирали со дна грунт и спешили завершить свою работу как можно быстрее. Проводку кораблей назначили на 29 июня, хотя общие работы еще не закончились. По приказанию командования я шел через пролив на плавбазе, имеющей максимальную осадку, первым. Со мной был начальник штаба бригады Лев Андреевич Курников, будущий вице-адмирал и заместитель начальника Военно-морской академии.
Стоим на мостике с командиром плавбазы. За нами другие корабли вытянулись в кильватер. Крейсер «Киров» шел несколько позже. Нужно делать крутой поворот. Ветер боковой и достаточно сильный. Видим — впереди стоят несколько землесосов на якоре, и цепи из-за ветра натянуты поперек нашего пути. Даем тревожные прерывистые гудки, чтобы предоставили нам дорогу и травили цепи. Но они боятся, что ветер их снесет на береговые камни. И только перед самым носом в нескольких метрах от нас преграды пошли на дно. Проходим, и чувствуется, что дном проползаем по донным камням. Командуем: «Полный вперед! Самый полный!»
При большой тряске проходим дальше и оказываемся на чистой воде. Серьезных повреждений не было. За нами прошли и другие корабли. Крейсер «Киров» несколько раз садился на мель. Его снимали с мели при помощи буксировки. В результате «Киров» к вечеру 1 июля пришел на Таллинский рейд. Требовался ремонт рулей, винтов и днища корабля. Дока в Таллине не было, но кое-что подлатали. «Киров» стал центром обороны города и защиты от нападающих немецких войск.



Крейсер «Киров» в обороне Таллина, август 1941 года. Я.Д.Ромас.

Обидно и жаль, что замыкающая уходящие из Риги корабли подводная лодка М-81 подорвалась на мине и погибла. Находящиеся на мостике были выброшены за борт. Их подобрали наши катера. Командир подводной лодки Ф.А.Зубов был мертв, командир БЧ-5 Б.И.Ракитин тяжело ранен, а старшина П.И.Сомов сильно контужен.
Прибытие в главную военно-морскую базу Прибалтики военных кораблей способствовало защите столицы Эстонии Таллина.
Подводная лодка Л-3 15 июля ушла в Данцигскую бухту. Я дал радиограмму: «Поставить заграждения на предварительно разведанных путях движения кораблей противника. Право выбора места постановки оставлено за вами». Давать командирам точные координаты постановки мин не оправдано. Этому учил нас опыт войны в первые месяцы.



Подводная лодка С-9

20 июля подводная лодка С-9 была атакована подводной лодкой противника. Смогла уклониться, отражала атаки с воздуха.
Если обобщить данные по атакам самолетов противника на наши подводные лодки, то получается: в 1941 году на С-4 было совершено 24 налета, на Л-3 — 14 налетов, и на другие лодки тоже немало. Отражение атак самолетов отпугивало летчиков, но за все время войны было сбито всего два самолета противника. Я говорил командирам подводных лодок о необходимости не создавать условий для атак самолетов и вступать в бой с ними только в безвыходных положениях. Многие подводные лодки находились на позициях и выполняли боевые задания. Подводная лодка С-4 под командованием Д.С.Абрамова потопила немецкий транспорт, были подорваны несколько кораблей противника. Были успехи, но были и поражения. Уже не было С-3, погибла в бою С-10, для того, чтобы не достались врагу, были взорваны нами в Либаве С-1, М-71, М-80, Ронис и Спидола.
Подводная лодка М-83 пришла в Либаву, когда бои шли на улицах. Лодка была повреждена авиабомбой и не смогла уйти из порта. Личный состав сошел на берег и сражался вместе с защитниками города.
Опыт, приобретенный мной в Испании и во время финской войны, требовал самостоятельности действий командиров подводных лодок при ведении подводной войны и решительности действий согласно поставленным боевым задачам. Я ходил во многие походы, выводил на позиции подводные корабли, приводил из Таллина в Кронштадт лодки для ремонта, привозил на кораблях мины и другое оборудование, необходимое для нормальной боевой эксплуатации подводных лодок.



Морской охотник МО-4. В.С.Емышев.

Однажды я возвращался из Кронштадта в Таллин. Я находился, как пассажир, на малом охотнике — так назывались корабли, «охотившиеся» за вражескими подводными лодками. Идем и видим плавающие мины черного и зеленого цвета. Маневрируем между ними. Выходим благополучно, но вдруг взрываются один за другим два тральщика. Я как старший по званию беру команду на катере на себя и направляю его в гущу плавающих людей. Спасаем людей и размещаем как можем. Вдруг докладывают, что на горизонте появились три вражеских катера, идут на нас на полной скорости. Что делать? Среди спасенных нами оказался артиллерист, а у нас две малые пушки по 45 мм. Решительно разворачиваемся и идем навстречу катерам противника, открываем огонь. Над одним из катеров противника появился небольшой дымок. Вроде попали. Не выдержав психологически отчаянной атаки, катера развернулись и ушли. Даю команду: «Право на борт», и идем в Таллин.
Город уже выдержал три яростные атаки сухопутных сил противника. Немцы находились около города. Необходимо было готовить корабли к уходу из Таллина.
Я уже понимал, что эта война будет долгой и трудной. Вспоминаю случай, произошедший в самом начале войны. После совещания у командующего Прибалтийским военным округом я ехал на «эмке» в Усть-Двинск. Шофер, главный старшина Бурачков, спросил меня, надолго ли эта война. Я ему ответил, что война будет тяжелой и долгой, но в конце концов мы победим, но не досчитаемся многих миллионов человеческих жизней.
На тот момент состав 1-й бригады подводных лодок сократился. В Либаве были взорваны пять подводных лодок, погибли от атак врага С-3, С-10, М-78, М-81, М-83, мы потеряли многих подводников, друзей и товарищей. Были потери и во 2-й бригаде — подводные лодки С-11, М-94 и другие тяжелые для нас потери.
Были трудности, связанные с плохим обеспечением и охраной подводных лодок при выходе на боевые позиции и возвращении в базу. Не хватало тральщиков и средств борьбы с минами различных типов. В отдельных случаях при сражении за Либаву возникали пораженческие настроения у некоторых подводников из-за интенсивного отступления сухопутных войск, нехватки оружия, в том числе и винтовок. Были случаи проявления трусости и паникерства. Но были и отдельные удачи. Мы приобретали опыт борьбы с врагом. Появление наших подводных лодок на путях движения транспортов, перевозящих необходимую для германской военной промышленности руду из Швеции, ограничивало перевозки врага.
Орудиями кораблей и, особенно, крейсера «Киров», мы отражали наступление противника на главную военно-морскую базу флота Таллин. Город еще держался. Но наступало время отвода всех военно-морских сил и кораблей в Кронштадт.



Лидер «Минск» - флагманский корабль Ю.А.Пантелеева

Верховное командование еще на что-то надеялось. Все мы ждали, когда И.В.Сталин даст «добро» на выход из главной базы флота. Только 27 августа В.Ф.Трибуц получил приказ об эвакуации флота и находящихся в Таллине войск в Ленинград. К тому времени Таллин был уже окружен противником.
Прорыв Балтийского флота из Таллина в Кронштадт начался 28 августа. Было образовано четыре конвоя из транспортов с войсками и беженцами. Первые два конвоя прикрывал командующий В.Ф.Трибуц на крейсере «Киров» с рядом других кораблей, а прикрытие третьего и четвертого конвоев осуществлял на лидере эскадренных миноносцев «Минск» и на других кораблях начальник штаба флота Ю.А.Пантелеев.



Ю.А.Пантелеев

Продолжение следует

Балтийские ветры. Сцены из морской жизни. И.Е.Всеволожский. М., 1958. Публикация. Часть 25.

Выводы: мечтал, что приду на корабль — сразу завоюю расположение начальников, дружбу товарищей, уважение и любовь подчиненных. А на деле? Расположение начальников — успел потерять. Товарищей — не приобрел. У команды — авторитетом не пользуюсь».
Фрол закрыл тетрадь, выглянул в иллюминатор. Никита все еще в море. Эх, Никита, Никита!
Раньше, бывало, каждый вечер встречались, койки — рядом, обсудим все, посоветуемся. А теперь? Видел его за три недели три раза. Говорит — у него все, как надо. И с командой спелся и Бочкарев его хвалит. Гладенько зажил Никита. Командир у него золото, с таким в люди выйдешь. А корабль — хоть и похож на мой, как две капли воды, ан тот, да не тот: модернизирован! А у нас — все по старинке. На камбузе сало пригорит — повсюду пахнет! Командир — сам еще только экзамен сдает... Без попечителей в море не ходит... А жениться — успел...
Фрол потянулся к репродуктору, включил радио. Передавали «Пиковую даму». Он уселся поудобнее и стал слушать, постепенно забывая о всех невзгодах.
Музыку Фрол любил с детства. Духовой оркестр привлекал его на Приморский бульвар золотым блеском труб, геликона, раздутыми щеками трубачей и эквилибристикой старого капельмейстера, на которого местные жители приходили смотреть, как на клоуна. Тишина большого зеленого зала Тбилисского оперного театра, разноголосая и таинственная настройка инструментов в полутьме — все это поразило Фрола, когда нахимовцы в сопровождении воспитателей пришли слушать «Евгения Онегина». Он в первый раз слушал оперу. Люди в странных костюмах пели, любили, ревновали, убивали друг друга, и он почувствовал, что готов целый век сидеть здесь — ему не хотелось никуда уходить. Музыка брала за душу.



Приморский бульвар 2012 г.

Впоследствии их довольно часто водили в оперу. В Ленинграде Фрол стал постоянным посетителем Кировского театра; он много раз слушал «Пиковую даму» и всегда уверял Никиту, что сегодня Герман вытянет не пиковую даму — туза; Лизу вытащат из Невы проходящие мимо матросы, и Герман на ней, безусловно, женится. Все это не мешало ему с упоением слушать музыку, пронимавшую «до самых пяток».
И сейчас, сидя в кресле и слушая, он даже поеживался от удовольствия.
К сожалению, передача уже подходила к концу, Герман спел «Пусть неудачник плачет, кляня свою судьбу», и Фрола опять одолели невеселые мысли — о его собственной невеселой судьбе.
Но тут он услышал зычную команду на палубе «Смирно!» и, надев фуражку, очертя голову выбежал из каюты.

Когда Коркин с мокрыми ногами добрался домой, он убедился, что в комнате темно и Людочки нет. Как гончая по заячьему следу, он устремился к Мыльниковым. Там он застал веселое общество. Нора в умопомрачительном платье пела «Два сольди». Ей аккомпанировал на гитаре режиссер драмкружка офицерского клуба Ясный, молодой человек с лицом киноактера. Среди гостей Коркин узнал рыхлого начальника военторга Валторнова, седого руководителя хорового кружка Снегирева, начальника библиотеки Юркина. Людочка увидела мужа, вскочила и поспешила к нему.



Полина Агуреева "Два сольди" из сериала "Ликвидация".

— В каком ты виде! — всплеснула она руками.— Смотри, наследил! И что на тебе за китель! Нет, нет, уходи поскорее! Вот, возьми, — она лихорадочно рылась в сумочке, ища ключ от комнаты,— переоденься, тогда приходи. Как не стыдно, так некультурно! Ну, иди, иди, ну, что же ты стоишь? Нет, нет, Виктор Павлович, он не останется,— со слезами на глазах говорила она подошедшему Мыльникову. — Он пойдет домой и переоденется, нельзя же так, в самом деле...
— Ла фамм, тужур ла фамм, милый Василий Федотыч, — вздохнул Мыльников, провожая его до лестницы. — Приходится подчиняться. Вы обязательно приходите, — взял он под руку Коркина, — обязательно. Я бы не должен был... терпеть не могу всяких сплетен, но мы с вами — офицеры, и если жены недооценивают наших погон...
— А? — не понял Коркин.
— Словом, смотрите в оба, — подмигнул Мыльников.
— Что вы хотите сказать? — продолжал недоумевать Коркин.
— Почаще надо дома бывать. Ну, поспешайте, Василий Федотыч.
Он захлопнул за Коркиным дверь.
Нет! Что он хотел сказать?
Задыхаясь, Коркин хотел было вернуться, позвонить, застучать в дверь кулаками, потребовать объяснения. «Почаще бывайте дома...» Что он хотел сказать этим? Люда... Да я же люблю ее!
На улице было холодно. Дул свежий ветер, раскачивая фонари.



Наступала поздняя осень. Коркин забыл застегнуть шинель, шел, не помня, куда он идет; наконец, сообразил, что повернул в противоположную сторону.
Придя домой, стал с лихорадочной поспешностью переодеваться.
Крахмальный воротничок отскакивал, запонка покатилась по полу и теперь надо ползать, искать. Запонка найдена, но нечем почистить брюки. Где щетка? Но вот и щетка нашлась, и брюки почищены. Пропали ключи. Он, уже одетый, в шинели, сел и постарался сосредоточиться. В конце концов, нельзя же так распускаться!
Когда он вернулся, наконец, к Мыльниковым, гости сидели вокруг низкого круглого стола, пили кофе и уничтожали крохотные бутерброды. Люда посадила Коркина рядом на пуфик и уже совсем другим тоном шепнула: «Ну, как же ты долго, Васечка! Я думала, ты ключи потерял». Нора пододвинула тарелочку с бутербродами. Прерванный разговор продолжался. Ясный говорил о постановке им «Трех сестер». Машу будет играть Нора Аркадьевна, сам он — Вершинина; еще не нашелся исполнитель мужа Маши, учителя. Коркин заметил, что Мыльников смотрит на него как-то странно, и мучительно пытался вспомнить, чем был примечателен Машин муж,
— Людочка,—говорил Ясный (как он смеет называть ее Людочкой?!), — сможет играть Ирину, младшую, не беда, что она никогда не играла на сцене, она возьмет внешностью.
Маслеными глазками он подмигнул, Люда потупилась. Коркин подумал в ужасе: «Неужели он?» И сразу вспомнилось, что Машин муж, учитель, был обманутым мужем...



Ясный, причмокивая, продолжал говорить о декорациях и костюмах, о Чехове, с которым его дед — артист — был знаком. Коркин почувствовал, что на него кто-то пристально смотрит; он обернулся. Незнакомый молодой человек отвел глаза на Ясного, тот обращался к нему:
— А вы, Глеб Юрьевич, могли бы сыграть Тузенбаха.
Чудесная роль.
— Ну что ж? Я сыграю, — улыбнулся молодой человек и из-за плеча Мыльникова потянулся за бутербродом.
— Кто это? — спросил Коркин Люду.
— Ты не знаешь? Крамской.
— Сын Юрия Михайловича?
— Да.
— Но у него сын — моряк. Мы с ним вместе учились.
— Глеб — младший. Он, кажется, хочет быть дипломатом, — безразличным голосом объяснила она. — Положи мне, Вася, печенья.
Коркину не давала покоя странная фраза Мыльникова: «Почаще дома бывайте». Он отвел хозяина в сторонку, к окну.
— Я прошу вас объяснить мне, Виктор Павлович...
— Потише, на нас с вами смотрят. Я хотел вас предупредить, что...



Но тут подошла Нора и сделала замечание: в обществе неудобно шептаться. И к тому же Палладий Пафнутьевич собирается петь. Седой руководитель хорового кружка отошел к стене, вздохнул, напружинился и рявкнул так, что задрожали все стекла: «О дайте, дайте мне свободу». Он просил свободу, вращая глазами и показывая лошадиные челюсти, и Коркину пришло в голову: «Эх, посадить бы его в желтый дом, пусть бы там взывал о свободе!»
Люда спросила:
— О чем ты шептался с Виктором Павловичем?
— Да так, вообще, ни о чем, — ответил рассеянно Коркин, потянувшись за бутербродом.
— Ты совсем себя не умеешь вести, — прошептала она сердито. — Положи бутерброд. Ты — не дома.
Он послушно положил крошечный бутербродик, хотя был голоден и знал, что дома, наверное, ничего нет.



Когда начали расходиться, Ясный взял с Люды слово, что она придет завтра утром на репетицию. Коркин хотя и хотел возразить, но не решился.
Они шли домой по лужам.
— Очень весело с тобой, нечего сказать, и поговорить не умеешь, — отчитывала его Люда недовольным голосом.
— А кто умеет? Может быть,. Ясный? Он сжал ее руку.
— Ты с ума сошел, ты мне делаешь больно! Дикарь! Отпусти!
— Мы с тобой — словно чужие, — проронил он тоскливо.
— Будешь пропадать на своем корабле — и совсем от тебя отвыкну, — непримиримо ответила Люда. — Никуда с тобой не пойдешь, никого к нам позвать невозможно. Тоска!
— Люда, ты должна понять, что у меня — служба...
— Не хочу я ничего понимать! Возьму и уеду...
— Куда?
— В Ленинград. Я понимаю, о чем ты шептался с Виктором Павловичем. Ты отвратительно подозрительный человек.



— Людочка...
— Ты не вздумай на репетиции приходить! Еще следить за мной станешь!
— Лучше бы ты туда не ходила...
— Да? — спросила она с ядом в голосе. — Ты, может быть, запретишь мне участвовать в художественной самодеятельности?
— Нет, я не запрещаю, но...
— Что «но»? Нет, ты скажи, что «но»? — наскакивала на него Люда.
— Ничего.
— Будешь запрещать, я в политотдел на тебя пожалуюсь. Скажи, пожалуйста, драмкружка испугался...
Он замолчал и молчал все время, пока, придя домой, Люда не бросила платья и, взглянув в зеркало, отразившее недоброе, подурневшее сразу лицо, не легла в неприбранную со вчерашней ночи постель. Коркин сидел на продырявленном кресле с вылезавшей пружиной, молчал.
— Когда будешь уходить, не забудь денег оставить.
Она погасила свет. Как он мечтал о своей боевой подруге, еще не зная, какой она будет; ему показалось тогда, в Ленинграде, что только Людочка может стать верной и славной женой моряка. А теперь она спит и будет спать, когда он уйдет рано утром, а потом отправится на репетицию, и этот Ясный станет, облизываясь, смотреть на нее, а кудрявый мальчишка блондин ей объясняться в любви. Ту-зен-бах и Ирина!



Иллюстрация Ю.Богатырева к пьесе А.П.Чехова "Три сестры". Ирина.

Пожалуй, куда спокойнее было провести вечер на корабле с Живцовым, поговорить по душам; Живцов ему симпатичен. И он потерял целый вечер: к экзамену надо готовиться. Он не имеет права растрачивать дорогие минуты!
Еще несколько минут он слушал в темноте ровное дыхание Люды; потом тихонько оделся, ощупью положил на стол четыре сторублевых бумажки и осторожно притворил дверь, стараясь не щелкнуть замком.

Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru


Главное за неделю