Подводная лодка С-240 следует из Владивостока в надводном положении под дизелями. «Скрытность – главное оружие подводной лодки», – гласит неписаный закон. Но нам пока не надо ни от кого скрываться – мы в своих территориальных водах. Это пока, а дальше, вне территориальных вод, наш поход в район боевой службы в Жёлтом море должен быть скрытным. Это предполагает – в светлое время суток находиться только в подводном положении, а в тёмное время возможно нахождение на перископной глубине или в надводном положении при зарядках аккумуляторных батарей. При этом, тоже всемерно должна соблюдаться скрытность, непременно следует расходиться с надводными целями на максимальных дистанциях, а обнаружив сигналы самолётных РЛС, немедленно уклоняться срочным погружением на безопасную глубину с последующим маневрированием.
В наступающей темноте всё больше отдаляются родные берега, теряют свои очертания хорошо знакомые мысы и сопки. Скоро они скроются с глаз, маяк на Аскольде тоже пошлёт свой прощальный сполох и скроется за горизонтом. Ритмично набегающие на носовую надстройку волны, плавно перетекают на корму, заливая газовыхлопы дизелей, от чего они блаженно «фыркают».
Все береговые страсти улеглись, волнения успокоились, наступила привычная походная жизнь, исполнение каждым членом экипажа возложенных корабельным расписанием должностных обязанностей. Вахта несётся по «Готовности № 2, надводная».
В наступающей темноте я – командир подводной лодки капитан 2 ранга Калинин – уже продолжительное время стою на мостике под козырьком ограждения боевой рубки, молча всматриваясь в горизонт, прислонившись к тумбе магнитного компаса. У меня за спиной, за штурвалом вертикального руля, матрос Слепков. На левой подножке, у переговорных устройств, вахтенный офицер старший лейтенант Тригорлов. В выгородке ограждения боевой рубки – сигнальщик, старший матрос Боловнёв. Уже закончился ужин, подвахтенным матросам разрешён выход ограниченным количеством наверх для перекура и пользования надводным гальюном.
В мыслях всплывают разрозненные эпизоды предшествующих выходу в море дней. Выход на боевую службу был плановым, готовились к нему в бухте Постовая, по месту базирования, строго по графику. Всё шло своим чередом – размеренно, без спешки. Экипаж укомплектован, отплаван, сплочён. Материальная часть исправна, надёжна, но вот с ЗИПом (запасными деталями механизмов и инструментом) – вечная проблема, всегда чего-то не хватает и, что самое обидное, у тыловских служб не выбьешь.
Старпом капитан 3 ранга Филиппов В.О.
Пока под руководством старпома лодка доводилась до соответствующего состояния к несению боевой службы в своей базе, я целую неделю работал в штабе флота во Владивостоке – готовил «Решение командира» на боевую службу, в соответствии с «Боевым распоряжением».
Трудиться мне довелось под руководством первого заместителя начальника Оперативного отдела флота контр-адмирала Сперанского Николая Борисовича. Сперанский очень тепло встретил меня, по-отечески заботливо руководил работой, хотя ранее мы ни разу не встречались и, наверное, не виделись. До Совгавани большая часть моей службы прошла во Владивостоке на 19-й БПЛ, а в Совгавань, в 90-ю ОБПЛ, я был переведен на постоянное базирование в сентябре 1968 года. Сперанский же с 1961 года до весны 1968 года командовал 90-й ОБПЛ, знал там «всех и вся», хорошо знал и подводную лодку С-240, и её офицеров. Видимо, этим и объяснялась его доброжелательность. Кстати, у офицеров 90-й ОБПЛ, да и у большинства жителей посёлка Заветы Ильича, в котором проживали семьи офицеров и сверхсрочников, остались о Сперанском очень хорошие воспоминания. Пожалуй, он был один из наиболее успешных и уважаемых военачальников соединения подводных лодок. А на смену ему пришёл капитан 1 ранга Клитный Николай Гаврилович, который и провожал нас на боевую службу.
Николай Борисович Сперанский Николай Гаврилович Клитный. _
Всплывает в моей памяти и такой эпизод. По истечении установленного срока «Решение командира» подготовлено к докладу: на оперативной карте прочерчены все маршруты перехода, установлены скоростной режим движения, контрольные сроки прохода важных рубежей, сроки плановых донесений, обозначены районы и вероятные противодействующие силы и средства в них, и т.д.
Командующий ТОФ адмирал Смирнов Николай Иванович в отпуске. Маслов Владимир Петрович – 1-й заместитель командующего (1968- 1974 гг.) – где-то на Камчатке, в командировке. Заслушивать доклад будет начальник штаба флота.
В назначенное время Сперанский вводит меня в кабинет начальника штаба флота вице-адмирала Бондаренко. Я чётко представляюсь, с его разрешения развешиваю на стенде в кабинете свою карту, испрашиваю разрешение делать доклад.
– А где ваша указка? – возмущается начальник штаба. «Чёрт побери, – сквозит в моей голове обидная мысль. – И никто не подсказал, что потребуется указка. Тут же вот пальцем достаточно дотянуться. Мог бы из Совгавани привезти».
– Виноват! – только и вымолвил.
– Вот, возьмите! – Бондаренко вынул из своего кармана какой-то штырёк, растянул его, «штырёк» превратился в телескопическую указку и вручил мне.
«Таких устройств в Совгавани я не видел», – отметил я про себя и начал чётко излагать свой доклад.
– Ваши действия при обнаружении работы самолётной РЛС! – прервал доклад Бондаренко.
– Произвожу срочное погружение, на безопасной глубине …
– Что вы тут мне рассказываете? – резко обрывает адмирал. – Вы командуйте!
«Что ж ему надо? Вроде бы, ясно излагаю последовательность своих действий, – мысленно проносится в моей голове. – Да я уже 10 лет, как допущен к самостоятельному управлению подводной лодкой, за спиной уже 4 автономки, сколько этих срочных погружений сделал – не счесть… Ах, была не была!»
– Стоп дизеля! Срочное погружение! Задраен верхний рубочный люк! Боцман, ныряй на глубину 100 метров! Право на борт!.. – взревел властным «командирским» голосом с нотками металла.
– Ну вот! Можете же командовать!? – удовлетворился Бондаренко. И, задав ещё несколько малозначащих вопросов, одобрил «Решение командира».
По завершении всех предпоходовых мероприятий, уже после моего доклада «Решения», получил приказ привести ПЛ С-240 в главную базу ТОФ для проверки готовности к боевой службе комиссией штаба флота. В содержании лодки комиссия недостатков не выявила, за некомплект ЗИПа пожурили, но из центральных складов главной базы, по нашим заявкам, под брюзжанье чинов интендантских служб, мы все ЗИПы пополнили!
Итак, мы в походе! В 20.00 на вахту заступила очередная смена. В 22.00 по распорядку прошёл вечерний чай, подвахтенные офицеры и матросы устраиваются спать на штатных местах, некоторым уже часа через полтора придется заступать на очередную вахту.
Я всё ещё на мостике, мне спешить некуда, моя вахта – все 24 часа суток, и моё спальное место – каюта командира – тоже занято. С нами в поход прикомандирован капитан 2 ранга, который только что прибыл из академии в наше соединение на должность заместителя командира бригады по подготовке командиров. До появления его на бригаде, я с ним не был знаком. Квартиру в посёлке он ещё не получил, семья к новому месту службы тоже пока не приехала. На борту он находится в качестве старшего на походе. Что это за должность, я не знаю – ни в «Корабельном уставе» она не прописана, ни по опыту предыдущей службы не приходилось встречаться. Понятное дело, когда старший начальник прибывает для очередной проверки или обучения: проверил, сделал замечания, научил – и удалился, а ты продолжаешь командовать. А здесь этот начальник всё время при тебе, и непонятно, кто же есть кто? Каюту командира он сразу же присвоил себе, пребывал там большую часть времени по своему усмотрению. Распорядился, чтобы я все свои действия претворял с его разрешения. Сам же подавал себя, как бы помягче выразиться, несколько «барственно». Странное положение.
На лодке во была и вторая каюта – старпома, но я счёл неправомерным её занимать, у старпома нагрузка в море не ниже командирской и ему также требуется своё место отдыха. Кстати, во время очередного заводского ремонта лодки в Совгавани, мне за «эквивалент» в центральном посту, между ТАСом (торпедным автоматом стрельбы) и гирокомпасом, сделали удобное сидение, с которого, обычно, торпедный электрик работал на своём «автомате». Вот это сидение, с приставкой «раскладушки», я и стал использовать в качестве спального места.
Уже впоследствии, проходя службу на Балтике, мне довелось быть участником 2-х автономок в Балтийском море и одной в Северной Атлантике в качестве второго командира. Каждый раз я договаривался с основным командиром: командирскую вахту несём поровну, по 12 часов, или – по его усмотрению.
К рассвету закончили подзарядку аккумуляторной батареи, пополнили запасы воздуха высокого давления, уточнили положение подводной лодки астрономическим способом и радиопеленгованием, хорошо провентилировали отсеки, батарею и погрузились на безопасную глубину. Затем произвели гидрологический разрез моря промерами температуры забортной воды до рабочей глубины, определили оптимальную глубину погружения, на которой продолжили движение по маршруту экономическим малошумным ходом, тщательно обследуя шумопенгованием водную среду.
На подводной лодке установился размеренный распорядок по «Готовности № 2, подводная». В установленные распорядком дня сроки чередовались вахтенные смены, производился приём пищи, велись занятия и тренировки на боевых постах, делались приборки в отсеках.
Ко времени вечерних сумерек готовились к всплытию в надводное положение. Гидроакустиками тщательно обследовался горизонт на предмет обнаружения шумов надводных целей. На перископной глубине горизонт обследовался визуально в перископы, затем подключались радиометристы: к/о старшина 2-й статьи Бабич Владимир, и старший матрос Куликов Анатолий, – выявляли своими поисковыми станциями работу радиолокаторов надводных и воздушных целей, группа ОСНАЗ (радиоразведка) контролировала информационный обмен в радиосетях противолодочных сил.
Если первая ночь прошла совершенно спокойной, никто нам не встретился на пути, то во вторую ночь, уже на дальних подступах к Корейскому проливу, стали всё чаще попадаться рыболовные сейнеры.
С рассветом мы снова погрузились на заданную глубину. Основной стала задача выявления возможного патрулирования на подходах к проливу, маршрутов дозорных кораблей, их количества, регулярность рейсов. В следующую ночь нам надлежало форсировать Корейский пролив в надводном положении. И это надо было сделать скрытно!
Тот день, накануне форсирования пролива, остался памятным ещё тем, что он был целенаправленно посвящён просветительской работе и патриотическому воспитанию членов экипажа. Наша подводная лодка подходила к исторически-памятным и так болезненным для нашей страны местам – Корейскому проливу, где в мае 1905 года произошло знаменитое сражение российской 2-й Тихоокеанской эскадры с японским флотом. Мы подходили к тем местам, где сражались наши предки, где гибли наши офицеры, матросы и корабли, остатки которых, возможно, ещё находились на грунте.
Все заботы в этом вопросе легли на моего заместителя по партийно-политическим вопросам капитан-лейтенанта Ващенко Николая Андреевича.
Зам. командира по политчасти капитан-лейтенант Ващенко Н.А.
Подготовку к этому историческому экскурсу инициировал я. Мне ранее, ещё в статусе старпома, доводилось ходить дважды этим маршрутом в ту и другую стороны, и у меня имелся определённый опыт. Поэтому подготовку начали ещё в своей базе – исследовали возможности своей библиотеки и Дома офицеров, обращались в политотдел ВМБ. Но, кроме исторической эпопеи Алексея Силыча Новикова-Прибоя «», других достойных исторических, литературных или наглядных материалов мы не нашли. Вот и стал нашим основным научным руководителем и экскурсоводом по историческим местам.
Ващенко заранее распределил темы рассказов каждому офицеру, и вот они поочерёдно, в свою смену, по корабельной трансляции начали изложение эпизодов прошлых баталий. Я уже не помню конкретно, кто на какую тему рассказывал или зачитывал из книги, но охватили, может, и не во всех деталях, но многое.
Вкратце рассказали о политической предпосылке конфликта между Россией и Японией, о формировании 2-й Тихоокеанской эскадры, переходе её с Балтики южным путём на Дальний Восток под командованием вице- адмирала Рожественского Зиновия Петровича, всячески его критиковали, упрекая в «бездарности», как было принято в те времена, и, естественно, замалчивая достоинства.
Рассказали об отваге наших моряков, о трудностях ведения морского сражения, о наших боевых успехах в отдельных эпизодах и, естественно, о боевых потерях, в том числе – невозвратных.
.
По нынешним временам, при современных средствах массовой информации и компьютерных возможностях, можно легко, быстро и полно получить нужные исторические документы, справки, описания, фотографии по любому интересующему вопросу, в том числе и по Цусимскому морскому сражению. А тогда, в августе 1970 года, пришлось пользоваться только трудами Новикова-Прибоя. Но личный состав экипажа получил хорошую информацию о той большой героической битве, о доблести российских моряков, самоотверженно сражавшихся за великую Родину, за честь своего Андреевского Военно-Морского флага. Одновременно расширили свои познания о районе плавания и трудностях, которые нам в ближайшие часы придётся преодолевать. В предстоящую ночь мы должны были форсировать Корейский пролив в надводном положении, соблюдая все меры скрытности.
На перископную глубину всплыли заблаговременно, сразу после расчётного времени захода солнца, и до наступления вечерних сумерек находились в этом положении. Нам крайне важно было тщательно исследовать не только визуальную обстановку на водной поверхности, но и выявить присутствие и активность работы радиолокационных станций сил ПЛО в зоне Корейского пролива. За время пребывания под перископом, установили: интенсивность судоходства – незначительная, рыболовных судов на близком расстоянии тоже не очень много, сильных и направленных радиолокационных излучений в нашу сторону также не наблюдалось.
С наступлением темноты мы всплыли в надводное положение, не включая ходовые огни. Пока продували главный балласт выхлопными газами работающего дизеля с ходом, я и сигнальщик старший матрос Шалимов внимательно озирали водную среду визуально.
Нашим взорам предстала дивная панорама – весь горизонт, особенно в юго-западном направлении, в Цусимском проливе, был озарён огнями рыболовных судов, ведущих промысел сайры кошельковыми неводами.
«»
Таким же способом ведут лов и наши сейнеры: ночью, на якоре или в дрейфе, опускают «кошельки» на глубину, сильными фонарями и прожекторами освещают водную поверхность у бортов. Сайра устремляется на свет, и когда, по наблюдениям, у борта скапливается большой «косяк», кошельковый невод выбирают на палубу.
Пока мы с сигнальщиком озирали горизонт, старпом Филиппов продолжал наблюдение в перископ, радиометристы и гидроакустики контролировали окружающую среду своими техническими средствами.
Предстояло пройти самый трудный и самый опасный участок пути.
После продувания главного балласта я объявил боевую тревогу. У штурвалов, пультов управления дизелями и станциями главных гребных электродвигателей встали самые опытные и подготовленные специалисты.
Впереди по курсу – несчётное количество рыболовных судов, а по своему опыту и данным разведки, я знаю, что японцы в промысловые районы – места скопления своих добывающих судов, непременно направляют 1–2 сторожевых корабля, даже в нашу экономическую зону, где ведут рыбный промысел по лицензии.
И вот мы в Корейском проливе!
соединяет Японское и Восточно-Китайское моря. Длина пролива 324 км (175 миль), наименьшая ширина 180 км, наименьшая глубина на фарватере 73 метра. Острова Цусима делят Цусимский пролив, составную часть Корейского пролива, на Восточный и Западный проходы. Мы идём Восточным проходом. Ночь безлунная, тёмная, видимость хорошая, волнение моря в пределах трёх баллов. То, что мы слегка нарушаем МППСС (Международные правила предупреждения столкновения судов) – идём без ходовых огней – только способствует нашей скрытности, меньшая заметность, а если кто и обнаружит нас радиолокатором, то вряд ли опознает в этом скопище сейнеров, да и отражающая площадь корпуса нашей ПЛ весьма незначительная. А вот наши включённые ходовые огни по своему расположению – весьма характерные для опознания подводной лодки. Кстати, мы были не единственными нарушителями МППСС. В этом скопище рыболовов дважды удачно «увернулись» от столкновения с какими-то небольшими рыболовецкими баркасами или катерами, которые были тоже без ходовых огней. В первый раз благодаря бдительности боцмана, мичмана Померанцева, нёсшего сигнальную вахту. Во второй раз, благодаря своевременно обнаруженной опасности старшиной 2 статьи Зеленковым, командиром отделения рулевых-сигнальщиков.
Только часа через два, когда разрядилась внешняя обстановка, мы перешли на «Готовность № 2, надводная». За 9 часов тёмного времени ходом 12.5 узлов мы прошли в надводном положении порядка 110 миль (около 210 км), т.е. 2/3 всего пролива. За это время электрики произвели зарядку аккумуляторной батареи, трюмные машинисты пополнили запасы воздуха высокого давления.
