Командир БЧ -1-4 (штурман) старший лейтенант Фролов В.Ф.
Остальную часть Корейского пролива форсировали в светлое время суток экономходом на безопасной глубине, а следующую ночь, как и обычно, в надводном положении. Обогнув с юга, за пределами территориальных вод, корейский остров Чеджудо, мы вошли в , только слегка задев Восточно-Китайское. В установленный срок подводная лодка заняла назначенную «Боевым распоряжением» позицию в центральной части Жёлтого моря.
Это окраинное, полузамкнутое море Тихоокеанского бассейна. Оно омывает северо-восточное побережье Китая, и западные побережья КНДР и Республики Корея. В северо-западной части Жёлтого моря находится Бохайский (Печелийский) залив, отделённый от моря Шаньдунским и Ляодунским полуостровами. На Ляодунском полуострове расположены крупные порты – Далянь (Дальний) и Люйшунь (Порт-Артур).
В Жёлтое море впадают крупные реки Хуанхэ, Хайхэ, Ляохэ (Силяохэ), Ялуцзян (Амноккан), Луаньхэ и ещё множество средних и малых, которые несут лёссовые, песочно-глинистые донные отложения и воды сбросов промышленных предприятий. Поэтому и своё название море получило по цвету воды. Прозрачность воды низкая, на северо-востоке она не превышает 10 метров, и только к югу улучшается до 45 метров. Цвет воды меняется от зеленовато-жёлтого на севере до зеленовато-голубого на юге. Температура воды в августе от 24 °C на севере до 28 °C на юге. У дна, на глубине 30-50 м, температура от 6 °C до 7 °C. Грунт – ил, песок.
Средняя глубина 40 м, максимальная 106 м. Глубины от побережий к средине бассейна увеличиваются равномерно.
На карте начала XX века в западной части прочерчена изобата, близкая к 50-метровой глубине. С востока она тоже далеко отстоит от беговой черты. Подводной лодке, так-таки, «разгуляться» по глубине остаётся мало простора. На таких глубинах (в большинстве 50 – 70 метров) оптимальная глубина погружений должна быть в пределах 30 метров. Низкая прозрачность вод способствует нам в скрытности от обнаружений с воздуха уже на такой глубине погружения.
Масштаб: 1 сажень = 2,16 метра.
А чего это мы туда подались? – возникает законный вопрос.
В разведку! – если ответить коротко, или, как деликатно означено в «Боевом распоряжении», – «выявлять деятельность иностранных ВМС».
Каждому суверенному государству небезынтересно знать: что же там, вблизи наших территорий, происходит? А агрессивных посягательств на территории государств, расположенных по побережью Жёлтого моря, было всегда предостаточно. Из истории мы помним, что и англичане туда стремились, пытаясь захватить китайские земли, пока в Чемульпо и Дальнем не обосновалась по договору с правительством Китая российская 1-я Тихоокеанская эскадра. А Япония оккупировала весь Корейский полуостров и часть китайских территорий.
Мы помним и до сих пор чтим память доблестных, героических подвигов крейсера «Варяг», канонерской лодки «Кореец», броненосца «Император Александр III», миноносца "Стерегущий", погибших моряков 1-й Тихоокеанской эскадры в 1904 году и 2-й Тихоокеанской эскадры, погибших в Цусимском сражении в 1905 году. В честь их подвигов были воздвигнуты известные памятники.
.
в память Гефсиманского борения и святителя Николая Чудотворца («Спа́с-на-Во́дах») – ныне несуществующий православный храм в Санкт-Петербурге на Ново-Адмиралтейском острове.
Храм «Спас-на-Водах» был построен в память моряков, погибших в Цусимском сражении. Храм был заложен в конце Английской набережной, невдалеке от верфей, где рождались корабли Русского флота. Место было освящено 19 февраля (4 марта) 1909 года.
В советское время храм был уничтожен, якобы из-за того, что мешал расширению Адмиралтейского завода. Сейчас на месте разрушенного храма стоит часовня в память о храме и его содержании. Восстановление рассматривается.
в Никольском саду у Никольского Морского собора в Санкт-Петербурге.
Этим событиям, этим героическим подвигам наших прославленных моряков, офицеры подводной лодки и посвятили лекции в очередных циклах просветительской работы. Но и не только. Вспомнили об итогах 2-й Мировой войны на Дальнем Востоке, изгнании японцев из оккупированных ими территорий, о Корейской войне, которую официально называли как «конфликт между Северной Кореей и Южной Кореей», длившийся с 25 июня 1950 по 27 июля 1953 года.
Вспоминали «агрессивные происки милитаристов», в том числе и инцидент с захватом северокорейцами в их территориальных водах американского разведывательного корабля «Пуэбло» – это случилось всего два года назад (в 1968 г.) и было ещё свежо в памяти. Да и бесконечные военные конфликты на внутрикорейской разделительной полосе, по так называемой 35-й параллели, боевые столкновения кораблей противоборствующих сил за обладание сопредельными островами и т.д.
С китайской стороны, там было всё тихо и спокойно. В то время мы с ними были ещё «братьями навек», хотя в «хрущёвские» времена отношения были подпорчены, тем не менее, своё оружие и военные технологии им поставляли, они строили по нашим чертежам подводные лодки 613 проекта. Но военная авиация у них была ещё слабой, боевой корабельный состав тоже незначительный. В море они нам никаких помех не оказывали, да и мы к их территориальным водам не приближались. Сколько помню, за всё время патрулирования в Жёлтом море, мы ни разу не обнаружили, ни одного их противолодочного самолёта, и ни одного боевого корабля. 2 – 3 раза отмечали проход транспортных судов в направлении Бохайского залива и обратно. Рейсового пассажирского судоходства не наблюдали. Рыболовных сейнеров, ведущих промысел, было много, но не столько, как в Цусимском проливе.
А вот «агрессивные империалисты», те не дремали – бесконечно создавали агрессивные блоки, часто проводили совместные военные учения то с южнокорейцами, то с японцами, в том числе и противолодочные.
.
Продолжительное время боевая служба шла размеренно и даже, в какой-то мере, буднично, строго по распорядку дня. Чередовались смены, проводились обязательные корабельные мероприятия, а вечером, после всплытия в надводное положение, непременно удалялся за борт мусор, скопившийся за сутки (в основном, это пищевые отходы), велись ночные зарядки аккумуляторных батарей с пополнением запасов воздуха высокого давления. И непрерывно велось наблюдение всеми доступными средствами за горизонтом, водной, воздушной средой и в радиосетях. Погода нам благоприятствовала, за всё время плавания сколь-нибудь заметных штормов не было, а волнение моря в пределах 3-4 баллов стало настолько обычным, что и не воспринималось.
Пища принималась своевременно, старший кок-инструктор старшина 2 статьи Вячеслав Спирин старался вовсю – закуски, первое и второе менялись каждый день, по заранее составленным на неделю меню. Только компот на третье оставался неизменным. Корабельный врач, лейтенант м/с Атанов сам руководил подготовкой недельных меню, сам контролировал ежедневно качество приготовленных блюд.
Первым помощником Спирину на камбузе был кок, матрос Холмирзаев Борис, который, после завершения «священнодейств» старшим коком над обедом и ужином, переходил вестовым в офицерскую кают-компанию во втором отсеке. Боря, как его все только и называли, был интересным человеком. Он держался спокойно, несуетливо и деловито. Накрывая стол в кают-компании, постоянно что-то мурлыкал напевно, подобно акыну – что вижу, о том и пою. Боря узбек по национальности. И в общем образовании у него были пробелы, и по-русски говорил плохо, но всегда добродушно откликался. Вот кто-то спрашивает:
– Боря, а ты чем занимался в колхозе?
– Я пас овец. У нас колхоз – миллионер, у нас много овец.
– А ты много зарабатывал?
– Много! Я и машину себе купил.
– Молодец, Боря! Вот демобилизуешься, приедешь на родину – и за руль! Будешь первым парнем в своём ауле.
– Нет, я машину сестре подарил… А себе купил мотоцикл.
А вот что вспоминает о Боре его сослуживец – командир отделения торпедных электриков, старшина 1 статьи Леонид Беляев:
«…Боря прибыл к нам весной 70-го, плохо понимал по-русски и, я подозреваю, не очень хотел службы подводной. Я был вахтенным электриком 2-го и 4-го отсеков, и в мои обязанности входило обучить молодого кока действиям, входящим в его обязанности, по знанию всей аппаратуры и механизмов отсека. А он никак не хотел запоминать, мне пришлось на все клапана, задвижки, механизмы и приборы («сжигания» водорода, регенерации воздуха и т.д.) вешать таблички с названием. Увидев табличку «БАТАРЕЙНЫЙ АВТОМАТ», наш Боря рассмеялся и говорит: «Товарищ старшина, я знаю автомат, не обманывай!»
. .
Весело было с Борей. К походу, за полгода, Боря уже всё знал, хорошо готовил под опекой Славы Спирина и достойно вел себя в походе…»
Ранее я отметил, что «боевая служба шла размеренно и спокойно». Это, конечно, так. С питанием всё было в порядке, продуктов было достаточно, приготовленные блюда подавались вовремя, и всё было вкусно – матросы не жаловались. А пресную воду, из-за недостаточного объёма корабельных цистерн под неё, экономили, её хватало только для пищевых целей – на первое, второе блюдо, компот, да на утренний и вечерний чай. Для мытья посуды, для утреннего и вечернего умывания использовали пресную техническую воду, которой перед выходом в море заполнили торпедозаместительную цистерну и цистерну кольцевого зазора торпедных аппаратов 1-го отсека.
Но длительная жизнь и деятельность в замкнутом пространстве была не сладкой. С момента выхода подводной лодки из своих территориальных вод, только 1/3 суточного времен, а иногда и меньше, экипаж имел возможность дышать чистым атмосферным воздухом, когда в надводном положении велась зарядка батареи и активно вентилировались отсеки мощными вентиляторами. Остальное время лодка находилась на глубине, дышали невентилируемым отсечным воздухом с повышенным содержанием азота и двуокиси углерода, с примесью окиси углерода, с кислотными испарениями аккумуляторных батарей. К ним прибавлялись «ароматы» камбузного производства и человеческой жизнедеятельности.
Благодаря системе регенерации, процентное содержание двуокиси углерода в какой-то мере удавалось снижать, а с остальными примесями приходилось мириться до всплытия.
.
Выход личному составу наверх, на мостик, кроме несущих там вахту в надводном положении лодки, был запрещён. Курение разрешили по очереди только в 5-м (дизельном) отсеке при работе дизеля, соблюдая меры противопожарной безопасности. Гальюнами пользовались только внутриотсечными – в 3-м отсеке (центральном посту) и 5 отсеке.
Вынос мусора производился только в вечернее всплытие, после продувания главного балласта. Это был своего рода ритуал. Старпом сформировал нештатную бригаду из добровольцев по одному человеку от отсека, которую прозвали «мусорной командой». По команде «приготовить мусор к выбрасыванию» они паковали в негерметичную тару все пищевые отходы, отработанные пластины регенерации, продырявленные консервные банки, отсечный мусор после приборки, добавляли какой-нибудь балласт – ничто не должно было всплыть, всё должно утонуть без следа! Затем, сосредотачивали мусор в центральном посту, и по команде вахтенного офицера, по цепочке, удаляли мусор за борт. От желающих попасть в эту «команду» – не было отбоя, поскольку по завершении, разрешалось перекурить на мостике, а иногда, с разрешения вахтенного офицера, при благоприятных условиях, и посетить по одному надводный гальюн.
Леонид Беляев вспоминает: «…я однажды попал в надводный гальюн при волнении моря, и меня там так окатило водой, что был весь мокрый! А вспомнить приятно…»
Ещё досаждала высокая температура воздуха в отсеках. В подводном положении, при температуре забортной воды до +28 градусов, в отсеках она доходила до +50, а в 6-м, электромоторном – поднималась и до +60 градусов. Влажность в отсеках достигала 95 процентов. Дышать было трудно, пот заливал тело, формой одежды объявлялись трусы.
Вот ещё эпизод из письма Леонида Беляева:
«…в 4-м отсеке доходило, наверное, до 50 градусов. Помню склонившегося у камбузной плиты кока, на спине Славы Спирина очень крупные капли пота. Мне кажется, я таких крупных капель больше не видел. Помню, как сам забегал на минутку в 1-й отсек, в котором и прохладнее не на много, обнимешь торпеду прохладную и бегом назад…»
У многих матросов на теле появлялись розовые пятна, возникал зуд кожи, и она покрывалась мелкими прыщиками, как у детей «крапивница». В дневное время наш корабельный врач лейтенант м/с Атанов со своим неразлучным помощником химиком-санинструктором старшим матросом Ивановым регулярно обходил отсеки подводной лодки.
Врач, лейтенант м/с Атанов.
У Атанова в руках пакет с тампонами, у Иванова – банка с «зелёнкой» – раствором бриллиантина, осматривают каждого, щедро разрисовывая «пострадавших».
Моё, командирское, «рабочее» место в надводном положении, почти всё время, – мостик. В подводном положении – центральный пост, сидя на банкетке у ТАСа. Или лёжа, там же, приставив раскладушку, для, так называемого, «сна», когда, вроде бы, и спишь, и всё слышишь – команды вахтенного офицера, вахтенного механика, доклады вахтенных отсеков, рулевых, акустиков, трюмных и т.д. И не только слышишь, но и воспринимаешь, а иногда и вмешиваешься. «Сон в одно ухо» – как у нас говорят.
Я не менее двух раз в сутки произвожу обход отсеков, стараюсь побывать и в ночное, и в дневное время, контролирую несение вахты, беседую с матросами, подбадриваю – большинству из них такое плавание впервые. То же делает и старпом, а замполит в отсеках частый гость, он, ведь, по своим обязанностям «пропагандист, агитатор и вдохновитель» – ему сам… (хотел сказать «Бог») политотдел велел! Да и долг обязывает.
