Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Итоги форума Армия-2024: решения для ВКС

Итоги форума "Армия-2024": решения для ВКС

Поиск на сайте

Вскормлённые с копья - Сообщения за 25.03.2013

Аида Корсакова-Ильина. ПОНИМАЕШЬ, НАМ НЕ ПОЗДНО ДОБРУЮ ОСТАВИТЬ ПАМЯТЬ ... Атланта – Санкт-Петербург, 2012. Часть 3.

Замечательно, что мы были из одного гнезда Детства, и привязанность к нему была наша судьба.



Первый состав Юношеского театра. Нам 5 лет!

В начале семидесятых интерес ребят к жанру художественного слова стал снижаться. Розе Николаевне требовалось неимоверных усилий сохранить искусство – силы слова. Она постепенно шаг за шагом, без напора, прививала любовь к поэзии, к литературе, учила их образному мышлению, становлению их духовно-эмоциональной жизни, учила четко доносить авторскую мысль.
С лихих девяностых Роза Николаевна для меня – Символ Противостояния.
Оставались без работы, во дворце шло массовое сокращение коллективов, все помещения ДК сдавались в аренду под шопы, бани, гостиницы. Театральный зал уничтожили вместе с креслами, всеми люстрами, вазами и сердцами всех его почитателей. Театр превратили в бильярдный клуб, что там театр, весь ДК стал Боулингом, а если совсем откровенно, то и конференц-зал был отдан в аренду под красные фонари. Желающие ухватить кусок в аренду шарились в темных ободранных лабиринтах умирающего дворца, открывая заколоченные двери разрушенных классов, малых сцен, кинотеатра и других помещений, пытались реанимировать хоть пядь под свои нужды. С конца восьмидесятых методично уничтожали Дворец, а вместе с ним судьбы людей, детей. Уничтожили духовно-нравственное развитие не одного поколения. Непонятно, как этот вандализм допустил Обком профсоюза торговли и хозяева города. Сатана там правил бал. Вот ужас-то! Надо же было так расправиться со своим детищем – ГЕНИЕМ МЕСТА, превратив его в руины – КОТЛОВАН, как пишут его почитатели.



«Гений места» – разрушенный ДК Первой пятилетки. Котлован.

«До основания разрушим!..»
Вот и разрушили опять,
Разрушили и наши души....
А кто их будет возрождать?

Легко идею погубить –
Большую, чистую, святую –
И веру на безверье заменить,
Разрушив жизни подчастую.

Ирина Живописцева.

Оперный театр не каждому доступен.
А Дворец Просвещения – символ СОЗИДАНИЯ, стал Юсуповским дворцом-музеем, благодаря титаническому труду Директора Галины Ивановны Свешниковой и ее дружному коллективу, который работает и процветает сегодня.
Но вернемся к Розе Николаевне, даже в лихолетье, она не могла отказать себе в покупке абонемента в Государственную Филармонию.



Большой зал филармонии.

В большом зале Филармонии в глазах зарябило от красно-зеленых пиджаков сидящих в партере, в ложах тоже они, впереди своих дам. В руках мобильники, под креслами банки с пивом. Трудно сказать, что привело их в этот зал. По общему гулу и лицам, было понятно, они далеки от классической музыки, но надо.
И над всем этим «НАДО» в девятом ряду – со спины – грациозно возвышается седая голова. Вся стать этой Дамы бросала вызов новым хозяевам ее жизни. Она-то знала, почему она в храме музыки, которой служила всю жизнь.

Здесь – страшная печать отверженности женской
За прелесть дивную, – постичь её нет сил,
Там – дикий сплав миров, где часть души вселенской
Рыдает, исходя гармонией светил.
Вот – мой восторг, мой страх в тот вечер в темном зале!

Сама себе закон – летишь, летишь ты мимо,
К созвездиям иным, не ведая орбит,
И этот мир тебе – лишь красный облак дыма,
Где что-то жжет, поет, тревожит и горит!
И в зареве его – твоя безумна младость...
Все – музыка и свет: нет счастья, нет измен...
Мелодией одной звучат печаль и радость.

Женщина, удивительно светлых чистых идеалов, посвятила свою жизнь интересам своих учеников и студентов. Автор стихов всех наших капустников и тематических мероприятий. Она балует нас и сегодня своими поэтическими поздравительными портретами, у нее их более шестисот!
Такие люди были примером нашего времени. У нас сохранилась картотека с именами людей, которые ярко жили, по-бойцовски действовали, они были постоянными нашими гостями. Циклы мероприятий были посвящены в их честь.



Со старшеклассниками нашей Театральной гостиной – детище Софьи Михайловны, которую возглавлял Народный артист Владислав Стржельчик, – мы инсценировали повесть «У войны не женское лицо», пригласили женщин – ветеранов войны и тех профессий, что описаны в книге И.Алексеевой. После спектакля наши ветераны – девушки «суровых профессий, мужественных судеб» рассказывали о своей работе в годы войны. Я не описываю эмоции ветеранов, исполнителей и зрителей, но энергетика зала была удивительной.

У русских женщин
Есть такая сила;
К ним надо приглядеться не спеша
Чтоб в их судьбе
Тебе могла открыться
Красивая и гордая душа.

Под стать поэту Некрасову воспела русскую женщину и Людмила Татьяничева.
У меня такое впечатление, что она близко знала нашу Марию Антоновну Полковникову – преподавателя флористики. Не помню, кто сказал: «Флористика считается самой счастливой профессией на земле». Эта маленькая, жизнерадостная женщина была действительно счастлива в своем далеко не молодом возрасте. Да и ее военная молодость, под стать ее фамилии, отличалась счастливым характером – в любых ситуациях не падать духом. Даже в блокадном Ленинграде, работая в конструкторском бюро над проектом знаменитого танка Т-34, замерзая в сорокаградусный мороз, она выдерживало всё, что невозможно выдержать в мирное время. Только в 1942 году они были эвакуированы на большую землю, оттуда их танки шли в бой.
Уйдя на пенсию, работала с детьми, с большой любовью к ним и к её счастливой флористике. Не картинки, а произведения искусств, творили дети под ее руководством, разглаживая каждую соломинку, чем немало удивляли посетителей выставок.
Удивительно боевая семья! Её муж-летчик, испытатель Полковников Владимир Борисович, прошел всю войну, работал у нас в Пятилетке. Мария Антоновна была примером женственности, в сочетании мужества и мудрости. Она, как наша русская природа, – чем больше смотришь, тем она милей.
Педагоги музыкальных классов, умеющие концентрировать разум, развивать эмоции – им цены не было, но и сил, и терпения иногда не хватало. Эта элита старалась держаться как-то в сторонке от всех наших массовых дел, что не совпадало с нашими задачами – ТВОРИТЬ ВСЕМ И НЕ ПИЩАТЬ!



Александр Буздыкалов. Репетиция к отчётному концерту.

Как-то наш опытнейший педагог по классу баяна и аккордеона – Александр Буздыкалов, под предлогом «низких» творческих способностей решительно отказался оформить выступления своего коллектива несколько художественнее, отойти от формальности. После многих уговоров, на очередном педсовете я не выдержала и стала набрасывать фрагменты песен, вырисовывая тему войны. Начиная с мирного времени – «Рассвет над Москвой-рекой» Мусорского, закончив «Днем Победы», пропустив лейтмотивом через все песни «Вставай страна огромная». Получилась всем на удивление и на радость Буздыкалову, приличная музыкальная композиция. Дописав тексты для чтеца, сделав аранжировку нашими шефами – студентами консерватории, оформив кинокадрами и всякими техническими штучками, наша совместно вымученная оратория выдержала не один конкурс, плюс – вернули терявшийся интерес к баяну и аккордеону. А детям, какая радость была на репетициях!
Может быть действительно, чтобы отразить правдивую историю, нужно дойти до крайности.
Начиналась новая музыкальная эпоха – ГИТАРА. Нет, класс гитары у нас тоже был, и интерес к незатейливому инструменту возрастал с каждым днем, хотя педагогов по этому предмету еще не готовили, сами росли как грибы.
Мы же старались сохранить всё истинно великое и прекрасное, что помогает людям черпать в них силы для жизни.



Первый состав Юношеского драматического театра. В центре снимка крупным планом: слева – Зиновий Борисович Подберезин, а справа – Роза Николаевна Сафронова.

Юношеский драматический театр – год рождения сентябрь, 1957-й, создатели его Роза Николаевна Сафронова и Зиновий Борисович Подберезин – уникальнейший педагог, легендарный «ОТЕЦ» всей "шпаны" Октябрьского, Василеостровского и других районов нашего культурного города в послевоенное время. Увлеченные театром мальчишки и девчонки работали из последних сил, создавая новые свои детища, ежегодно выпуская по два и даже три спектакля в год: «Девочка в Гостях у медведя» – первый спектакль, «Тристан и Изольда» А.Бруштейн, «Моцарт и Сальери» А.Пушкина.
Любимый жанр – сказки: «Деревянный король» В.Зимина, «Снежная королева» Е.Шварца, «Серебряное копытце» Е.Пермяка – оставили приятные воспоминания у зрителей.



Зиновий Борисович Подберезин – основатель и руководитель Юношеского драматического театра.

Уже в преклонном возрасте Зиновий Борисович страшно переживал, что у ребят пропадает интерес к театру, дошло до того, что для спектакля по сказке Братьев Гримм «Храбрый портняжка» на главную роль не было исполнителя. Такая ситуация его страшно огорчала, сдавать спектакль без главного героя невозможно, сроки выпуска спектакля поджимали.
Пришлось просить своего Игорька сыграть эту роль. Согласился с одним условием: в последний раз выполнит просьбу, связанную с моей работой – он будущий подводник, а не артист.



Да, но ведь Народный артист Иван Краско – бывший военный моряк, никогда не отказывал в помощи нам, участвовал в наших мероприятиях, за что мы ему очень благодарны.

«В морях твои дороги». И.Г.Всеволожский. КУРСАНТЫ. В МОРЯХ ТВОИ ДОРОГИ. Часть 8.

Переправившись на катере в город, мы встретили на пристани чернобородого моряка в белом кителе.
— Поприкашвили! — шепнул мне Фрол.
Это был знаменитый подводник, отец Илюши. Навряд ли он узнал нас: прошло четыре года с тех пор, как мы, нахимовцы, побывали в гостях на его легендарной «щуке». Но он остановил нас, стал расспрашивать об училище и о сыне и вспомнил о нашем «подводном крещении».
— Я еду на днях в Зестафони, — сообщил он на прощанье. — Там встречусь с Илюшей. А вы на катерах проводите отпуск? У Рындина? Ну, желаю успехов.
Фрол повел меня на ту улицу, где он жил до войны; теперь на месте разбитого бомбами жилища родителей Фрола стоял новый дом. Возвращаясь в Южную бухту, мы встретили Юру.
— Юрка! Давно приехал?
— А я вас ищу! Ходил на «Дельфин». Где вас носит, друзья? Идемте к отцу!
Капитан первого ранга Девяткин, узнав, что я рисую, показал мне свою коллекцию морских картин — среди них были две или три хорошие копии с Айвазовского.



Мы вышли на веранду; отсюда хорошо была видна бухта.
— Какая красота! — сказал Фрол, глядя на корабли. — Даже жаль, что придется с осени засесть в классы!
— Зима пройдет, поедем на практику...
— А там — третий курс и четвертый. А потом — выпуск и флот!
— Да, Фролушка, флот!
— Как бы нам, Кит, и на флоте не расставаться?
— Постараемся.
— Будем, как отец с Русьевым, служить в одном соединении!
Мы до позднего вечера просидели с Девяткиными; не хотелось от них уходить. Мы пели «Варяга», читали стихи...
Когда возвращались на корабль, было темно; перемещались огоньки в бухте, с Матросского бульвара слышалась музыка. Мы спустились по трапу к причалам, перепрыгивая через протянутые повсюду тросы. Тихо плескалась вода, и с того берега бухты доносился никогда не стихающий гул морского завода.
Наконец, мы увидели ярко освещенный «Дельфин», взошли по трапу на палубу, доложили о прибытии и спустились в свою каюту.

* * *



Советский торпедный катер Г-5

Под руководством Фокия Павловича я старался выполнять всю черную работу, и Фокий Павлович удовлетворенно покрякивал: он терпеть не мог белоручек.
На первом небольшом выходе боцман стал приучать меня к штурвалу. Какое огромное удовлетворение сознавать, что умная, стремительная морская птица, высоко задравшая нос на ходу и оставляющая за собой пенящийся бурун, послушно повинуется малейшему твоему движению!
Фокий Павлович все время был начеку. Он знал, что малейшая неосторожность неопытного рулевого — и может случиться авария.
И все же боцман заменил меня у штурвала лишь тогда, когда мы, возвращаясь, входили малым ходом в бухту, забитую кораблями и снующими во всех направлениях яликами и морскими трамваями.
Меня растрясло, я с трудом стоял на ногах с непривычки, но Фокий Павлович сказал, что я управляю катером не хуже Фрола. Я принял это, как высшую похвалу.

* * *

«У вас здесь будет много свободного времени, — сказал отец. — Советую побольше читать». Мы читали запоем, в книгах не было недостатка. Романы о Нахимове, Ушакове, сочинения Головнина, гончаровский «Фрегат Паллада»... С увлечением читали стихи флотских поэтов — Алымова, Лебедева. «Он меня за сердце зацепил, — говорил Фрол о Лебедеве. — И учился он в нашем училище. Теперь я не хуже Юрки могу наизусть...» И он начинал читать стихи Лебедева.



Фрол за последнее время стал одобрять мое увлечение живописью — после того, как узнал, что Верещагин участвовал в сражениях и погиб на «Петропавловске» со своим другом — адмиралом Макаровым, а Нахимов ценил Айвазовского, отважившегося приехать в Севастополь в дни его обороны.
— Расти, расти, Никита, быть тебе Айвазовским, — говорил мой друг покровительственно.
По вечерам мы заходили с разрешения начальника штаба Андрея Филипповича в пустовавшую кают-компанию. Свет был притушен, Андрей Филиппович играл, будто не замечая нас, для себя — Чайковского, Грига, Рахманинова, Шопена, Сибелиуса — он музыку очень любил и играл хорошо. Фрол забирался в угол дивана, притихал, становился задумчивым, молчаливым — и только когда Андрей Филиппович закрывал, наконец, крышку инструмента, говорил: «Нда-а...» или спрашивал: «А вы сами тоже сочиняете музыку?», на что Андрей Филиппович отвечал весело: «Для этого, друг, надо быть Римским-Корсаковым. Это не каждому дано. Но каждому дано — любить музыку, понимать ее...»
— Это он здорово сказал, — заметил Фрол, когда мы вернулись в каюту. — Каждому дано — любить музыку...

* * *

Два катера шли в поход. Фрол пошел с лейтенантом Челышевым, а я — со своим старым знакомым, капитан-лейтенантом Лаптевым. Отец пожелал нам счастливого плавания.
В Ялте, прижавшись к молу, стоял теплоход «Украина». С борта на нас смотрели тысячи любопытных глаз; ребята, взрослые перегибались через фальшборт. На «Украине» играла музыка. Немногим, наверное, теперь приходило в голову, что недавно такие красавцы, как «Украина», были перекрашены в серый цвет, перевозили войска и раненых и за ними охотились торпедоносцы и подводные лодки. А Ялта была разрушена и пустынна.
— Ты помнишь, меня сняли с катера еле живого? — спросил меня Лаптев, когда затихли моторы. — Мы ведь тогда сюда, в Ялту, ходили. Ворвались в порт, торпедировали транспорт с боеприпасами... было дело!



Экипаж торпедного катера в Ялте. 1944 г. Фотография очень хорошо иллюстрирует характерную кожаную униформу советских катерников.

Снова вышли в море.
Гудели моторы. Над головой дрожала выгнутая полоска антенны. Из воды выскочил дельфин, кувыркнулся в воздухе.
Лаптев показал на белевшую вдали Феодосию и что-то прокричал. Что? Разве в оглушительном вое моторов разберешь что-нибудь? «Новый год!» — послышалось мне. Я понял, что он хотел мне сказать — он участвовал в новогоднем десанте. Фашисты никак не могли предположить, что наши высадятся во время январского шторма.
Остался позади Керченский пролив; в войну здесь не оставалось непристрелянного местечка и все было заминировано. И все же моряки переправлялись в Эльтиген, в Керчь на плотах, сейнерах, мотоботах и не давали гитлеровцам в Крыму ни минуты покоя...

* * *

Вошли в Цемесскую бухту. Здесь на горе во время войны стояла батарея Матушенко. Артиллеристов в шутку прозвали «регулировщиками уличного движения». Ни один фашистский корабль не мог войти в занятый врагом порт — батарейцы не пропускали.



Герой обороны Севастополя, командир артиллерийского дивизиона, гвардии майор Вадим Михайлович Матушенко. Новороссийск. Заветный утес бессмертия, памяти и скорби.

Катер замедлил ход. «Адмирал Нахимов» стоял на якоре, великан среди букашек — катеров и буксиров.
Сколько воспоминаний у нас связано с «Нахимовым»! Плавая на своем крейсере, мы видели берега, скалы, бухты, где происходили бои, где высаживались десанты. И сам «Нахимов» живо напоминал о тех днях, когда каждый выход корабля в море был подвигом...
— Крейсер-то твой? — спросил Лаптев.
— Наш, нахимовский!
— Простоим два часа! Заправляться будем! Пойди, навести!
Удача сама нам шагала навстречу! Я соскочил на пирс, позвал Фрола. Мы вышли на набережную — и сразу нашли нахимовцев, окруживших скромный белый памятник. Они слушали Николая Николаевича.
— Нам, черноморцам, запомнился навсегда, — говорил Сурков, — командир батальона морской пехоты Герой Советского Союза майор Куников. Он воевал и учился, обучал бойцов бить врага наверняка, выходить победителями из любого положения...
Из-за широкой спины Николая Николаевича вдруг выдвинулся Протасов. Старшина высаживался когда-то на эту самую набережную. По морякам стрелял каждый камень, но командир сказал, что обратно дороги нет. И Протасов водрузил над городом флаг корабля.
Протасов показал нахимовцам на клуб имени Сталина. Его заняли куниковцы. Трое суток отбивали они вражеские атаки. Протасов вспомнил погибших товарищей — санитарка Женя Хохлова первой ворвалась в немецкий штаб с автоматом... В комсомольский билет, который нашли у погибшей девушки на груди, была вложена записка: «Иду в бой за Родину. Погибну — не забывайте меня». Это было вот здесь, на набережной, на углу, в этом сером доме... И похоронили Женю на набережной, в братской могиле...



П.Я.Межирицкий. Товарищ майор. — М.: Политиздат, 1975. Цезарь Львович Куников.

Тут Николай Николаевич увидел нас и, раздвинув нахимовцев, обнял, расцеловал. Младшие товарищи пожимали нам руки, расспрашивали об училище: они должны прийти туда осенью.
— Жду вас на крейсер, — приглашал Николай Николаевич.
— В другой раз — обязательно! — обещали мы. Пора было возвращаться на катера.
Мы поспели на пирс как раз вовремя. Лаптев поглядывал на часы. Я легко перескочил с пирса на катер. Фрол опрометью кинулся к своему.
Через несколько минут мы вышли из бухты. Слева промелькнули серые прямоугольники, трубы, вышки — цементные заводы, где проходила когда-то линия фронта.
Потянулась горная цепь; по снегу, лежавшему на вершинах, скользили темные тени. Горы то удалялись, то приближались к морю вплотную. Катер несся, как птица. Навстречу попадались небольшие торговые пароходы, катера, шхуны; мы обгоняли медленно пробиравшиеся под берегом корабли. Оглушительно ревели моторы, катер едва касался воды, и казалось, что мы летим над водой на крыльях.
Наконец, мы вошли в глубокую овальную бухту и увидели город у подножья гор. Дома стояли один над другим, как большие белые кубики. Зелень пальм ярко выделялась на желтом песке.

Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru


Главное за неделю