Вскормлённые с копья - Сообщения за 25.04.2010

Почти повсеместно, особенно в центре города и других многолюдных местах было много киосков, магазинчиков, лавочек, маленьких закусочных и кафе, где продавались всякие вкусности и сладости: разных сортов конфеты и печенье, всевозможные булочки, слоёночки, пирожки, от вида которых и особенно от невероятно приятного запаха кружилась голова.



В продовольственных магазинах лежали горы сосисок, сарделек, шпикачек и груды разных сортов колбас, а всевозможных молочных изделий и перечислить затруднительно. Меня, приехавшего из голодной провинциальной глубинки, потрясло такое изобилие. Живут же люди!
Меня крайне впечатлило огромное, как мне тогда казалось, наличие на улицах, площадях и в парках Риги разномастных голубей: сизых, белых, коричневых, тёмных.

Во время войны на сеновале я смастерил клетку, где держал парочку голубей, которых выменял у одного голубятника на семейную коллекцию старинных марок, не задумываясь об их ценности. Интерес и желание иметь собственных голубей было выше, чем альбом с марками. Но вскоре я пережил великое разочарование. Соседский хитрющий голодный котяра однажды ночью пробрался на голубятню и слопал моих замечательных сизарей. Так я остался без великолепного набора марок и без любимых голубей, которых кормил, делясь по-братски в тайне от мамы, своим скудным суточным хлебным рационом.



Первые в истории Латвии состязания почтовых голубей состоялись в городе Лиепае | Fermer.Ru - Фермер.Ру

Место, где проживала Женя, находилось почти на окраине в северо-восточной части города на улице Мiеrа (Мира), по которой ходил один маршрут трамвая.
Молодому, но уже семейному лейтенанту флота Захарову М.А., прибывшему после выпуска из военно-морского училища к первому месту службы, была предоставлена для проживания ведомственная жилплощадь в виде отдельной комнатки с печным отоплением и другими удобствами во дворе в деревянном домике со светёлкой, в котором проживало ещё две или три семьи. Вход в комнатку со стороны двора был отдельный через тёмный коридорчик. В апартаментах этого коридорчика Женя меня и разместила на несколько дней. Настоящими и безраздельными хозяевами дома и прилегающей к нему территории, как я сразу же заметил, были огромных размеров серые, рыжие, чёрные облезлые и лохматые с голыми длиннющими хвостами, но наглыми и смелыми глазами крысы. Соседство в течение нескольких дней и ночей с таким агрессивным и непредсказуемым сообществом у меня до сегодняшней поры вызывает воспоминание полнейшего отвращения.



Панорама центральной части Риги. В правой части снимка просматривается комплекс зданий училища: Пороховая башня и учебный корпус.

В назначенный день с утра 11 июля 1947 года сестра Женя сопроводила меня по заранее установленному адресу Нахимовского училища на улицу Smilshu (Песчаная), дом 20 и передала ответственным лицам, осуществлявшим приём абитуриентов, которые продолжали приезжать для поступления в училище. Приём проводился уже не первый день. Ежедневная партия прибывавших по десять-двадцать, а то и более человек формировалась в поток. Помнится, я оказался один из первых в четвёртом потоке. Большинство приезжавших мальчиков были с родителями или с родственниками, которые, передав своих дорогих и ненаглядных чад в надёжные руки принимавших командиров, не расходились, толпились, суетились, постоянно задавали бесконечные вопросы, тем самым, безусловно, мешая чёткой работе администрации.
Четвёртый поток, в который я был поначалу определён, формировался в течение нескольких часов по мере поступления новых кандидатов. Нас отвели в отдельное помещение, оболванили (подстригли, как овец, ступеньками, а по-модельному эта причёска называлась «нулёвка»), от чего мы как-то сразу стали похожи друг на друга и это был первый шаг к объединению. К слову сказать, такую причёску мы носили вплоть до 10-го класса.
Нам наставительно запретили куда-либо уходить, разбегаться и не путаться с другими потоками, которые уже проходили другие этапы процедуры поступления. Но усидеть долгое время на одном месте было затруднительно. Ребята знакомились между собой, интересовались, что и где находится в казарменном здании и на большой отгороженной высоким забором территории всё было ново, незнакомо и интересно. Дело, однако, близилось к полудню, но кормить нас и не думали. Прошло ещё какое-то время, когда поднакопилось новеньких около двух десятков человек, нам объявили, что вскоре четвёртый поток поведут в баню.
В этот короткий и регламентируемый временем период произошёл запомнившийся случай. Неожиданно для меня, без предварительной договорённости, вдруг снова приехала Женя, проявившая ко мне в тот момент поистине материнскую заботу, родственное сочувствие и просто человеческую поддержку. Приехала она не с пустыми руками, а с только что сваренной пшённой кашей. Хочу спросить, вы ели когда-нибудь пшённую кашу? Нет, отвечу, вы никогда не ели такой пшённой каши! Это был, как мне показалось, подлинный шедевр кулинарного искусства!  



Небольшая стеклянная баночка ещё хранила тепло только что изготовленной каши, от которой шёл невообразимо приятный и вкусный запах настоящего сливочного масла, а не солидола или колёсной мази, которые, как мне помнится, преобладали в столовых тогдашнего времени. Первая ложка с кашей тут же растаяла у меня во рту, а затем вторая, третья, четвёртая и... вдруг прозвучала громкая и требовательная команда:
Четвёртому потоку построиться для следования в баню!
Надо было бежать со своим узелком личных вещей на построение, а я никак не мог оторваться от баночки с кашей, которой там было ещё достаточно много. Очередная команда на построение настоятельно требовала срочно поторопиться. Проглотив очередную ложку с кашей, я побежал на построение, но, сделав несколько шагов, непроизвольно вдруг возвратился и ещё хватанул несколько ложек с кашей. Да!.. Такой вкусной пшённой каши, с таким аппетитом, братцы мои, мне больше никогда в жизни не приходилось пробовать.
Наконец, полностью удовлетворённый произошедшим, я выбежал уже к построившемуся четвёртому потоку. Это было моё первое, вроде как по уважительной причине, но, как показала дальнейшая жизнь, не последнее опоздание в строй.
Старшина ещё раз сделал перекличку по списку, пересчитал всех по головам и, убедившись в полном наличии, повёл нас в баню. Расположенная на окраине города, куда мы плелись долгое время, а старшина частенько покрикивал, чтобы мы не растягивались и не отставали, оказалась не простой баней, а учреждением для проведения санитарной обработки или, попросту говоря, «вшивобойкой». Для меня лично такая процедура оказалась в диковинку, хотя, по всей видимости, такие профилактические меры были необходимы. По правде говоря, в те годы военного лихолетья, да и после войны, чего греха таить, детский педикулёз, разные лишайные и кожные заболевания, хроническая диарея, анурия, всевозможная инвазия и ещё чёрте что были не редкость. Но что касается меня, честно скажу, что мама, как бы трудно ни было, всегда была аккуратна, поддерживала в семье необходимый санитарный режим и особенно, как я помню, была излишне внимательна и следила за соблюдением моей личной гигиены.
В эту спецбаню нас водили ещё раза два в течение организационного периода вплоть до окончательного решения вопроса о приёме. Для меня лично такие повторные переходы оказывались очень затруднительными, поскольку приходилось дополнительно тащить на себе свои постельные принадлежности: тяжеленные и неудобные для переноски ватный матрас  с подушкой, одеяло с простынями и узелок со своими вещичками.



Баня была большая и просторная, видимо, сравнительно недавно построенная, пахнущая свежим деревом и предназначенная для санитарной обработки одновременно значительного числа людей. В раздевалке абсолютно всё с себя снимали, и все вещи сдавали в жаровню, где они проходили термообработку. Из раздевалки, в которую больше не возвращались, шли в помывочный зал, где мылись и плескались до изнеможения, а затем переходили в другое помещение. Здесь получали свои прожаренные вещи.
Последнее посещение спецбани, для тех, кто успешно прошёл все этапы поступления и был принят на учёбу, оставило более приятное и даже радостное воспоминание. Нас заранее предупредили, что на этот раз после прохождения санитарной обработки нам дадут форменное обмундирование. Это оказалось очень забавно и интересно, о чём я расскажу чуть позже.
Впереди ожидали главные события: предстоял строгий медицинский осмотр, не менее строгие вступительные экзамены и прохождение мандатной комиссии, на которой и должно было произойти окончательное решение о поступлении на учёбу.
Нас, прошедших предварительный отбор и обязательную «вшивобойку», разместили на первом этаже казармы в просторном помещении, который стали называть по-флотски «кубриком», где каждому определили своё место это была железная кровать с так называемой сеткой, роль которую выполняло металлическое полотно с чётким и красивым узором пустот от выдавленных специальным прессом при массовом производстве ложек и вилок. Такая сетка, естественно, не пружинила, поэтому попрыгать и покачаться на ней было бесполезно. Выдали ватные матрасы и такие же комковатые и твёрдые подушки, две чистые, хотя и бывшего употребления, шитые-перешитые простыни, наволочку, байковое одеяло и вафельное полотенце.  Тумбочка для хранения туалетных принадлежностей и своих нехитрых личных пожиток была рассчитана на двоих.



Для многих приехавших мальчишек, как я вспоминаю, такие скромные армейские условия показались поистине царскими: некоторые были удивлены тем, что выдали две простыни, и они не знали, как ими распорядиться, происходили и другие недоумённые или смешные казусы, лишний раз подтверждавшие, что в военное время существование для большинства детей не только являлось мало комфортным, но было на грани выживания.
В этом году, как впрочем, в предыдущие и последующие годы, основным контингентом среди поступающих были дети из Ленинграда, многие из которых пережили блокаду, некоторым удалось быть эвакуированными и пережить её в других местах, но после прорыва блокады они возвратились в свой родной город. Всем им пришлось натерпеться горя и страдания. Многие ребята, которые в силу объективных причин не смогли учиться в этот период, оказались старше для своих лет для обучения в классах, соответствующих их возрасту.
Согласно существующему тогда положению, о чём я напишу более подробно, предусматривался приём учащихся для обучения в пятый класс в количестве 100 человек, что составляло четыре параллельных класса по 25 учащихся. Однако случилось так, что в год предшествующий моему поступлению, помимо принятых в пятый класс согласно общих требований, в порядке исключения было дополнительно сформировано ещё два класса числом 50 человек, которые стали обучаться по программе четвёртого класса. Успешно прозанимавшись целый год, естественно, они стали пятиклассниками и являлись всесторонне подготовленные для продолжения учёбы. Таким образом, для поступавших летом 1947 года оставалось вакантными только два взвода по 25 учащихся пятого класса до полного укомплектования роты. В связи с этим для нас, поступающих в этом году, конкурс увеличился, и вероятность поступления значительно усложнилась. Желающие, тем не менее, ежедневно прибывали подобно снежной лавине: нескончаемо и всё в большем количестве.
В эти августовские дни, в самое напряжённое время работы приёмной комиссии, в училище неожиданно для нас появились нахимовцы, которые участвовали в спортивном параде в Москве.



Офицеры Рижского Нахимовского Военно-Морского училища, принимавшие участие в физкультурном параде в Москве. Капитан-лейтенант В.С.Штепа (в форме № 1) – командир сводной роты нахимовцев. Слева: старший лейтенант В.И.Усович. Старший лейтенант П.С.Века (стоит в центре снимка). Справа: капитан-лейтенант П.М.Монастырский. Москва. Лефортово. Август. 1947 г. (Снимок из фотоархива Штепы Виктора Степановича.)

Значительно позже мне стало известно, что для участия в параде в День физкультурника в Москве из нахимовцев, успешно окончивших 4-й, 5-й и 6-й классы, была сформирована сводная рота, командиром которой был назначен капитан-лейтенант Штепа Виктор Степанович. Нахимовцы были размещены в Лефортовских казармах. Усиленно тренировались в ближайшем парке. Парад проходил на стадионе «Динамо». На правительственной трибуне находился Сталин. После парада в Кремле для руководителей делегаций, принимавших участие в спортивных торжествах, был устроен грандиозный приём.

Рижские нахимовцы получили высокую оценку за прохождение перед руководителями государства. По всей вероятности, это положительно повлияло на то, что Рижское Нахимовское училище в последующие годы регулярно выезжало в Москву для участия в первомайских и октябрьских военных парадах.



Сводная парадная рота Рижских нахимовцев. Лефортово. Москва. 1947 г. Знаменосец нахимовец Владимир Фадеев. (Снимок из фотоархива Виктора Степановича Штепы.)

Весёлые, радостные, энергичные, загорелые, упитанные, организованные, одетые в белую морскую форму № 1 (белые брюки, белая форменная рубашка с синим воротником и маленькими погончиками на плечах с буквой «Н», белые полуботинки и бескозырка с белым верхом и надписью золотыми буквами на ленточке «нахимовское училище») выглядели молоденькие моряки потрясающе великолепно!
Они располагались в другой части казармы и с нами, кандидатами на поступление, не общались, но даже кратковременный визуальный контакт на меня произвёл огромное эмоциональное впечатление. С некоторым сомнением подумалось: «Куда мне до них? Сидел бы дома, в своём Угличе и никуда не дёргался». С большим трудом пришлось себя настраивать на мысль, что, если уж приехал в такую даль, то надо пройти все этапы и дождаться окончательного решения.



Нахимовцы Рижского Нахимовского Военно-Морского училища. Участники физкультурного парада летом 1947 года в Москве. Слева направо: Заико Р.А, Шаров И.М., Соколов В.А., Евсеев, Стригин, Тараканов, Саенко Б.И., Золотов А.Н., Леонтьев Э.Г., Агронский М.Д.

Продолжение следует.

Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.

Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.



Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru