Противолодочные корабли отрабатывают в полигоне атаку подводной лодки. На одном из кораблей работают дуэтом два джигита с Кавказа разной национальности. Один из них командир корабля, а другой гидроакустик. Выполнили атаку, как положено, потеряли после атаки контакт с лодкой и теперь развернулись, и началась работа по восстановлению контакта. При этом между командиром и акустиком по громкой связи происходит следующий диалог: Командир: «Гиде она?» Акустик: «Вот она, биляд, товарыш командыр!»
Тетрадзе Георгий Александрович - выпускник Тбилисского Нахимовского училища 1952 г.
Зуб политработника.
Командир СКА Жора Тетрадзе уселся на сидушку и ждал, когда радиометрист справится с неисправностью и радиолокатор заработает. Больше он не мог сделать ничего. Катер лежал в дрейфе, главные двигатели были остановлены. Зима, темнота, мороз около 20 градусов и совершенный штиль. Неизвестно откуда навалился туман. Парение от воды добавило плотности туману, и Георгий с трудом мог рассмотреть с мостика силуэт носовой пушки. Радиометрист доложил, что неисправность в одном из приборов в агрегатном отсеке и обещал по возможности быстро устранить неисправность. Как только погас экран выносного индикатора, Жора доложил о неисправности командиру поисково-ударной группы, (или ПУГ) и застопорил машины. Преследовать лодку в таком тумане с неработающим радиолокатором было невозможно. Три катера ПУГ продолжали поддерживать контакт, периодически атакуя ПЛ, и смещались к норду полигона, а СКА Жоры остался в южной части полигона и дрейфовал подавая туманные сигналы. Это была обычная противолодочная учебная задача, и замполит навязал Жоре на выход инструктора политотдела на проветривание. С самого выхода и до сего момента Жора его не видел и, честно говоря, не скучал по этому поводу. Боевой листок выпускать некому, все заняты, для политинформации тоже время не подходящее. Жора скучал и одновремённо отдыхал на мостике, краем уха слушая переговоры по УКВ из динамика на мостике. В основном это были команды и доклады кораблей его ПУГа о контакте с лодкой, команды на наведение и атаку. Тем временем инструктор политотдела отоспался, вернее, его разбудило отсутствие гула от главных двигателей. Возможно, он решил что уже «приехали» и по этой причине решил посмотреть, что делается наверху. С заспанной рожей, он вылез на мостик и спросил у Жоры, где мы и что случилось. Жора ему объяснил, что катера преследуют лодку, а у них поломка радиолокатора. Политработник потоптался на мостике, а переговоры на УКВ из динамика продолжаются, и тут он задал Жоре вопрос, который ввёл Жору в ступор. «Ты же слышишь их, так почему не идёшь на голос?» Стоит Жора на мостике и думает, что ответить, а в это время на мостик поднимается очередная смена, рулевой и сигнальщик и, как положено, спрашивают у командира разрешения зайти на мостик. Жора, конечно, разрешил. А затем обратился с речью к политработнику. Сказал, что времени на объяснение ему основ физики и радиотехники у него сейчас, к сожалению, нет, и что, как должен был заметить политработник, на мостик корабля заходят только с разрешения командира, а без разрешения могут зайти только командир дивизиона и командир дивизии. В заключение своей речи он порекомендовал ему спуститься вниз и попросить у помощника корабельный устав. После прочтения этого бестселлера он согласен продолжить беседу на военно-морские темы. На ближайшее время эта стычка Жоры с руководящей и направляющей силой осталась без последствий, однако года через два я встретил Жору в Чалм – Пушке на судоремонтном заводе. Он командовал торпедоловом и стоял в СРЗ в ремонте. Замечу, что в те времена командовать торпедоловами доверяли подготовленным мичманам из сверхсрочников.
Офицеры 62 Отдельного дивизиона сторожевых катеров на спардеке плавказармы, пришвартованной к отвесной скале в бухте Тихая. Слева направо: Борис Бурков, Белоусов, Юрий Сергеевич Петров, Х, Вадим Гаврилов, Дмитрий Чеботенко, Иван Петрович Зинченко, Василий Фёдорович Бессарабов (замполит), Левин (дивизионный штурман), Юрий Васильевич Плахотный (командир дивизиона), Николай Дмитриевич Ламакин, Георгий Александрович Тетрадзе, Григорий Суслин (дивизионный минёр), Николай Трошнев, В.П.Харькин, М.Д.Агронский. Город Полярный 1961 г.
Каждое утро мы выходили во двор, и старшина учил нас ходить в ногу, поворачиваться по команде — словом, всему тому, что должно нам понадобиться, когда мы выйдем на парад по случаю начала занятий. — Вы носите флотскую форму, — внушал нам Протасов, — и в строю пройдете через весь город. Не думаю, чтоб вам было приятно, если кто-нибудь скажет: «Нахимовцы, а строевым шагом ходить не умеют!» «Флотским» наука давалась легко, и если Протасов командовал: «Правое плечо вперед!», Фрол, Забегалов и Девяткин быстро и четко сворачивали налево. Но бедный Бунчиков обязательно делал все наоборот и сбивал весь строй, а когда Протасов терпеливо ему выговаривал — терялся и путался еще больше, и ноги у него начинали заплетаться. — Не стыдно ли вам, что малыши усваивают строй лучше вас? — укорял нас, случалось, Протасов, показывая на воспитанников младшего класса, маршировавших в другом конце двора.
И верно, у них получалось все как-то очень складно, и обучавший их матрос был ими доволен. Он покрикивал: — Четче шаг! Не слышу ноги! И тогда младшие так утаптывали мерзлую землю, что, казалось, их ноги налиты свинцом. У нас же все долго не клеилось, получалось плохо. И мы начинали злиться и на Протасова и друг на друга. К тому же Авдеенко завел манеру выходить из строя. — Вы что, Авдеенко? — спрашивал старшина. — Устал. — Отдохните. — Мамина дочка! — бурчал Фрол. — Разговоры в строю? — обрывал Протасов. И Фрол на секунду убирал голову в плечи, но сразу же снова принимал «бравый флотский вид» и шагал, стараясь чеканить шаг. Ну и выдержка была у Протасова! У одного развяжется шнурок на ботинке — нарушен строй. У другого живот заболит — и он просит разрешения удалиться. У третьего начнется икота. Четвертый оторвет на ходу подметку. Пятый... Ну, да что вспоминать! Во всяком случае к Новому году мы ненавидели старшину, считая его мучителем и извергом, но зато научились холить «флотским» шагом, что нравилось и нам самим, и Кудряшову, и нашему командиру роты. Сурков даже похвалил нас, правда, сдержанно, сказав, что по двору-то мы ходим хорошо, а что будет на улице, с оркестром, под знаменем — это еще неизвестно. И вот, наконец, настало первое воскресенье после Нового года. День был ясный, солнечный, чуть морозный. Снега не было, хотя над горами висели тучи: там, наверное, бушевали зимние бури.
Строй нахимовцев.
Впервые в жизни шагал я в строю, под оркестр, по улицам, в новенькой шинели, в начищенных до блеска ботинках и в бескозырке с черной муаровой ленточкой, на которой было написано золотом: «Нахимовское училище». Впереди шел наш адмирал, а перед каждой ротой шли командиры рот, офицеры, воспитатели и их помощники — старшины. Мы старались не сбиваться с ноги и не отставать. Ведь отовсюду смотрели тысячи глаз — из окон, с балконов, с тротуаров и даже с деревьев: на всех сучках сидели мальчишки! На углу офицер, опиравшийся на палку, показывал на нас мальчику — наверное, сыну. Несколько школьниц с сумками в руках глядели на нас во все глаза. Остановился трамвай, уступая нам дорогу. Два «зиса» зафырчали на месте. И ребята на углах повторяли хором: «На-хи-мов-ское у-чи-ли-ще!» Мы свернули на проспект Руставели. Пихты были седыми от утреннего мороза. Направо, на холме, белел Дом правительства. Мне казалось, что я в моей флотской шинели перестал быть тем, кем был раньше. Раньше я мог погнаться за кошкой, поиграть с собакой на улице или постоять с мальчуганом, который похвастает своим роллером. Теперь я стал одним из нахимовцев. Мы дошли до широкой квадратной площади, развернулись и построились лицом к мраморной трибуне. За сквером белело здание с серыми мраморными колоннами. — За горами бушует война, — сказал наш начальник. — Ваши отцы, братья и старшие товарищи отдают жизнь за ваше счастье и ваше будущее. Вы должны оценить заботу о вас, нахимовцы! Наша партия, наше правительство заботятся о том, чтобы вы спокойно учились и стали впоследствии офицерами Военно-Морского Флота. Вам предоставлена возможность не заботиться о завтрашнем дне. Вы сыты, одеты, вам есть, где жить, у вас есть пособия и книги. Вы должны учиться так, чтобы стать достойными ваших отцов и гордого звания «нахимовец». Вы должны высоко нести знамя училища и нигде, никогда и ничем не запятнать его...
Рыбалтовский Владимир Юльевич. Начальник Тбилисского нахимовского училища (1943-1944)
Подбородки сами собой поднимались кверху, и мы скашивали глаза на густые толпы на тротуарах. Множество людей собралось сюда ради нас, полюбоваться нашей формой, знаменем, нашим оркестром и адмиралом с золотым шитьем на фуражке. Когда мы возвратились в училище, по довольным лицам командиров и старшин мы поняли, что парад прошел хорошо. А когда Протасов в кубрике снял шинель, мы увидели на его парадной фланелевке ордена Отечественной войны и Красной Звезды и несколько медалей. Он надел их по случаю парада. Раньше он их не носил. Я подтолкнул локтем Фрола: и орденов и медалей у Протасова было вдвое больше, чем у него.
Глава восьмая. ПЕРВЫЕ ЗАНЯТИЯ
На другой день мы с Фролом очутились на одной парте. Кудряшов представил нам учительницу русского языка, немолодую женщину с очень бледным, одутловатым лицом; очки в черепаховой оправе прикрывали выпуклые глаза. Учительница была в синем кителе с серебряными пуговицами, без погон. Она поздоровалась и сказала, что хочет проверить наши знания. Кудряшов присел на свободное место на заднюю парту, а учительница, раздав нам тетради, достала из бокового кармана книжку в красном коленкоровом переплете и принялась медленно диктовать.
Преподаватель русского языка и литературы капитан Маргарита Михайловна Шахназарова, ТНВМУ, Тбилиси, работала с 1949-го по 1953 год.
Еще в Ленинграде, в школе, я писал без ошибок и хорошо разбирался в знаках препинания, поэтому для меня диктант был легким делом. Но Фрол вдруг запыхтел и, высунув кончик языка, с таким напряжением налегал на перо, будто выжимал тяжести. Его острый локоть задевал меня всякий раз, когда Фрол заканчивал строчку. Я увидел кривые буквы, разбросанные по бумаге, словно кто-то собрал их в горсть и потом рассыпал. Перья скрипели так громко, и все в классе так вздыхали и сопели носами, что учительница несколько раз удивленно поглядывала то на нас, то на Кудряшова. Но она продолжала диктовать — это был отрывок из «Капитанской дочки». Продиктовав до конца, сказала: — Ну что ж, на этом закончим. Надпишите фамилии и сдайте работы дежурному. Я просмотрю их сейчас же, — добавила она. — Мне любопытно знать, с кем я имею дело. Когда дежурный по классу Бунчиков положил на стол стопку тетрадей, учительница села за стол и принялась их просматривать. — Забегалов — неплохо, — сказала она. — Я сегодня не ставлю отметок, но могла бы вам поставить «четыре». Рындин — совсем отлично. Ни одной ошибки и хороший, четкий почерк. Поприкашвили тоже на «четыре». Девяткин — хорошо. Очень хорошо, Девяткин. Авдеенко... Авдеенко, вы абсолютно невнимательны. Вы пропускаете буквы. Пишете «поутру» в два слова, «» вместо «солнце» и «лижал» вместо «лежал». Как вы учились в Москве?
— На пятерки. — Почему же вы не хотите учиться на пятерки в Нахимовском? Он пожал плечами и состроил гримасу. — Садитесь! Учительница достала носовой платок и протерла очки. — Бунчиков — хорошо, только не надо в другой раз торопиться. Гордеенко, я бы вам поставила «пять». Живцов... — Она поднесла тетрадь к очкам. — Сколько вам лет, Живцов? — Скоро четырнадцать, — ответил Фрол поднимаясь. — Четырнадцать? Учительница, наверное, заметила его орден и медали, потому что спросила: — Давно не учились? — Как началась война, так и не учусь. — Вы воевали? — Да, дома не сидел.
— Видите ли, — сказала учительница, — ваш — самый невообразимый диктант, который я когда-либо видела. Ошибок здесь втрое... да, втрое больше, чем правильно написанных слов. Пожалуй, точнее будет сказать, что во всем вашем диктанте нет ни одного слова, написанного по-русски. И если бы я сегодня ставила вам отметки, единственной достойной оценкой была бы единица. Мне думается, вас, по вашим знаниям, лучше было бы зачислить в младший класс. Фрол побагровел от обиды. — Нет, нет, погодите. Командование училища несомненно поступило правильно, что не посадило вас на одну парту с малышами. Но вам придется много и упорно работать над собой. Способны ли вы всерьез заняться грамматикой? — Я упрямый, — сказал Фрол, поднимая глаза на учительницу. — Упрямство — неважное качество, но упорство — великолепная вещь. Надеюсь, скоро вы сами посмеетесь над вашей сегодняшней пробой пера, не так ли? Она вырвала из тетради листок с диктантом, сложила его пополам, потом перегнула еще раз надвое и спрятала в записную книжку.
* * *
На втором уроке Кудряшов познакомил нас с учителем математики, инженер-майором Бурковским, а на третьем — с капитаном второго ранга Горичем. Это был совсем седой человек, подтянутый, с аккуратно засунутым в карман пустым левым рукавом кителя. Горич окинул нас веселым взглядом из-под лохматых седых бровей и сообщил:
— Я буду преподавать морские науки. Я надеюсь, вам всем известно, что наша Родина — и что ее границы омывают два океана и четырнадцать . Море — вот ваше будущее, хотя сейчас вы находитесь довольно далеко о моря. Прошу поднять руки, кто умеет вязать морские узлы. Фрол и Забегалов подняли руки. — Отлично. Вы будете моими помощниками. Он выложил на стол целый ворох концов: — Разбирайте. Начнем. Своей единственной рукой он ловко завязал узел. Потом принялся обходить парты. Это было похоже на игру. Забегалов терпеливо учил Вову Бунчикова, который пыхтел, и помогал рукам языком, а Фрол, обучив вязать узел Гордеенко, перешел к Поприкашвили и от него к Авдеенко, возле которого надолго застрял, потому что Авдеенко не хотел понять Фрола. — Ну, мамина дочка, — потеряв терпение, вполголоса сказал Фрол, — вяжи как следует, а то я тебя сейчас... — Ну, к чему репрессивные меры? — сказал с улыбкой Горич и в несколько минут научил Олега завязывать узел. Фрол только плечами пожал, а Горич продолжал обходить всех и каждому помогал. Перед концом урока он нас порадовал: — У нас скоро будет морской кабинет. Мы получим модели кораблей, морские карты. Я покажу вам так много интересного, что, надеюсь, вы полюбите мой предмет и мы будем друзьями.
.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
