Важное
Первое судно для подготовки палубных вертолетчиков ВМФ вышло на испытания
50 тысяч километров кабеля в год 
|
Вскормлённые с копья - Сообщения за 29.03.2014Мероприятия, посвященные 70-летию Нахимовского военно-морского училища.29.03.201400:4329.03.2014 00:43:00
К сведению участников и гостей юбилейных торжеств! Информацию о праздновании и изменениях в ней см. на сайте
Л.А.КУРНИКОВ. ПОДВОДНИКИ БАЛТИКИ. - Санкт-Петербург, 2012. Часть 17.29.03.201400:3129.03.2014 00:31:35
Щ-304 бомбили семь раз
Вернусь к действиям «Комсомольца» — лодки капитана 3-го ранга Афанасьева. Через день после своей первой победы она могла одержать вторую. В том же районе, близ финских шхер, был обнаружен транспорт, шедший без охранения (ещё одно подтверждение того, что потопление плавбазы двое суток назад сочли подрывом на мине). Но эта атака Афанасьеву не удалась. Заторопившись, он ошибся в расчётах, и обе выпущенные торпеды прошли мимо цели. Когда дело дошло до разбора похода, вспомнили, конечно, сколь важно уметь «торопиться не спеша». Однако говорить на разборе пришлось не только об этом промахе. Командир лодки не смирился с неудачей, а может быть, и подумал, что кто-нибудь упрекнёт его в нерешительности, если транспорту будет дано уйти. Он скомандовал всплытие, намереваясь преследовать противника в надводном положении и топить артиллерией. На старой «Щуке» одно 45-миллиметровое орудие. Транспорт же, чего сперва не доглядели, оказался вооружённым, причём артиллерией более крупного калибра. Не успев нанести ему существенных повреждений, лодка сама попала «в вилку». После этого Афанасьев не замедлил вновь уйти под воду, и правильно сделал. Но оторваться от противника было не так-то просто. Лодку быстро нащупала катерная поисково-ударная группа (очевидно, вызванная транспортом), и началось преследование, продолжавшееся не час и даже не сутки, а несколько дней. Иногда вражеские катера теряли лодку, но она вынуждена была всплывать для зарядки батареи, и противолодочные корабли, рыскавшие вокруг, снова её обнаруживали. Стояли белые ночи...  Подводная лодка Щ-304 ведёт огонь по транспорту. Управляет огнём старший лейтенант В.А.Виноградов Семь раз «Щуку» принимались бомбить. В общей сложности на неё было сброшено больше ста пятидесяти глубинных бомб. К повреждениям, полученным при бомбежках, прибавились другие от удара о каменистый грунт, когда надо было быстро уходить на максимальную глубину. Появились трещины в прочном корпусе, и полностью восстановить его герметичность не удавалось. В отсеки проникало до тонны воды в час. А помпа, откачивавшая её, выдавала лодку шумом и съедала драгоценную электроэнергию. Иногда «Щука» не могла всплыть по двое суток и больше. В сумме её вынужденное лежание на грунте составило свыше десяти суток. Люди подолгу испытывали кислородное голодание, работали в полузатопленных отсеках, но держался экипаж стойко. 26 июня от Афанасьева поступила радиограмма, из которой мы узнали о происходящем. Командиру Щ-304 было приказано возвращаться в базу. Следующая ночь выдалась туманной, и это позволило зарядить батарею перед форсированием Гогландского рубежа. Когда Яков Павлович Афанасьев сошёл на пирс в Кронштадте, первые его слова были о мужестве подчинённых, которых он называл героями. Отличившиеся были представлены к наградам, в том числе девять человек к ордену Красного Знамени. Кавалером его стал командир электромеханической боевой части инженер-капитан 3-го ранга А.И.Крамаренко, недавний адъюнкт Военно-морской академии, добившийся перевода на подлодку. Он показал себя прекрасным организатором борьбы за живучесть корабля. Не был обойдён наградой и капитан 3-го ранга Афанасьев, и не просто потому, что его «Щука» принесла бригаде первую в кампании победу, а «победителей не судят». Нельзя было не признать: командир искусно управлял лодкой при нарушенной поступлением воды дифферентовке и хладнокровно искал способы отрыва от преследующих её катеров. Двадцать два раза за этот поход он успешно пересёк линии неприятельских заграждений. Вот что значит скрытность! Но штаб позаботился, чтобы были извлечены уроки из того факта, что командир Щ-304 поставил лодку в невыгодное положение, опрометчиво всплыв при крайне малых шансах потопить уходящий транспорт. Главным преимуществом подлодки являлась скрытность её нахождения здесь, которую удалось сохранить при первой атаке. И это было тогда преимущество не одной только «Щуки» Афанасьева. Ведь до её всплытия в районе маяка Порккалан-Калбода враг мог вообще не знать о том, что какая-либо советская лодка форсировала Гогландский рубеж. Такое неведение не могло быть долгим, но каждый лишний его день работал на нас. В Финский залив выводились следующие лодки. Одна из них Щ-320 капитана 3-го ранга И.М.Вишневского уже приближалась к его устью. Узнав, что «Щука» Афанасьева показала себя, мы немедленно оповестили об этом остальные лодки. На информационные радиограммы «лодкам в море», содержавшим последние данные об обстановке и репетовавшиеся за ночь по три-четыре раза, квитанций давать не полагалось. Но в штабе надеялись, что предупреждение дошло и до Егорова с Моховым, которые после сигнала о прибытии в назначенный район не сообщали о себе ничего. А для Вишневского предупреждение быстро устарело: в течение тех же суток его лодка сама была обнаружена противником, когда всплыла, чтобы подзарядить батарею в нерекомендованном для этого районе. Заметили её с воздуха. Атакованная тремя самолётами, «Щука» прямо из-под дизелей, мгновенно застопоренных, произвела срочное погружение. От близких разрывов бомб, сброшенных довольно точно, вышел из строя гирокомпас, пострадало рулевое управление. Но все повреждения экипаж сумел устранить. Читая радиограмму с борта Щ-320, я подумал, что, не будь капитан 3-го ранга Вишневский обязан известить нас (а мы — командиров всех лодок, находящихся в море) об обнаружении его «Щуки» фашистскими самолётами, он, наверное, не стал бы выходить в эфир ради донесения о повреждениях, раз с ними уже справились.  Командир подводной лодки Щ-320 Иван Макарович Вишневский Так поступил бы, впрочем, не только Иван Макарович, старейший по возрасту и морскому стажу среди командиров лодок всей бригады. Вишневский любил говорить, что главным качеством подводника должно быть умение сохранять спокойствие при всех обстоятельствах. И сам он, обладая изумительной выдержкой, служил в этом отношении лучшим примером. Неизменное спокойствие командира прекрасно действовало на личный состав, определяло всю атмосферу на лодке. Нетрудно было представить, как помогло это экипажу справиться с повреждениями, полученными в самом начале похода. Щ-320 и Щ-406 прорвались в Балтику Через двое суток Вишневский снова вышел в эфир, чтобы донести о боевом успехе, достигнутом ещё до прихода на назначенную позицию. Вблизи одного финского острова был обнаружен крупный транспорт, стоявший на якоре. Ещё ближе к острову стоял миноносец, но атаковать его мешало мелководье. К транспорту же лодке удалось скрытно подойти на 12 кабельтовых (чуть больше двух километров). Двухторпедный залп с такой дистанции по неподвижной цели был ударом наверняка. «Щуку» долго искали в том районе противолодочные корабли, но их бомбы, сбрасываемые наугад, разрывались не очень близко и повреждений лодке не нанесли. Выжидая пока всё успокоится, Вишневский сутки продержал её на грунте, прежде чем продолжить движение к Либаве и Мемелю, куда держал курс. Тем временем в Финский залив вышла Щ-406 под командованием капитан-лейтенанта Евгения Яковлевича Осипова. Коренной ленинградец и потомственный моряк, он был сыном Якова Осиповича Осипова, который когда-то помогал мне в учебном кабинете командирских классов приобретать навыки торпедной стрельбы. Эта «Щука» вступила в строй перед самой войной. Её первый боевой поход оказался безрезультатным. Осипов тогда был ещё старпомом. Позже 28-летнего капитан-лейтенанта назначили командиром уже знакомого нам корабля. Самый молодой из командиров средних и больших лодок, ещё почти не обстрелянный, он тем не менее выделялся подготовленностью в тактическом отношении, организаторскими способностями и волевой натурой. В нём угадывалась способность дерзать. Комиссаром Щ-406 (вместо прежнего, ушедшего в морскую пехоту и там оставленного) назначили старшего политрука В.С.Антипина, который работал в политотделе бригады и настойчиво просился на плавающий корабль. По плану обеспечения прохода подлодок через Финский залив, флотская авиация и торпедные катера произвели в начале июня минные постановки перед базами неприятельских противолодочных флотилий, в частности, у порта Котка, близкого к Гогланду. После гибели М-95 и в дни, когда вражеские катера преследовали «Щуку» Афанасьева, «Илы» 57-го штурмового авиаполка дважды атаковывали противолодочные корабли, обнаруженные на Западном Гогландском плёсе. Активность поисково-ударных групп противника в районе Гогланда на какое-то время поубавилась. Наша разведка сообщала, что неприятельская флотилия даже ушла из Нарвского залива. Но над морем действовало всё-таки мало наших самолётов. Как раз в это время Военный совет Ленфронта подчинил авиацию флота в оперативном отношении непосредственно заместителю командующего фронтом по ВВС, и морские лётчики были в ещё большей мере, чем раньше, задействованы над сушей. Не хватало самолётов и для того, чтобы пресечь продолжавшееся минирование с воздуха фарватеров между Кронштадтом и Лавенсари. Еженощное контрольное траление уже не обеспечивало надёжность проводки. Командованию ОВРа приходилось закрывать то одни, то другие участки фарватеров, где вновь и вновь появлялись мины. В результате этого подводная лодка капитан-лейтенанта Е.Я.Осипова, вышедшая из Кронштадта в ночь на 14 июня, дошла до Лавенсари не к следующему утру, как планировалось, а лишь на четвёртые сутки. Пришлось пережидать на грунте у Шепелёвского маяка, пока очистят фарватер. Установив, очевидно, прибытие этой «Щуки» на Лавенсари, фашистская авиация не оставляла её в покое. Бомбила бухту Норе-Капелахт, когда лодка лежала там на грунте. Повреждений лодка не получила, был лишь легко ранен торпедист, находившийся на берегу. Уступив просьбам этого краснофлотца, хорошего специалиста, командир взял его из островного госпиталя обратно на лодку с забинтованной рукой, и моряк долечивался в походе. Вывести Щ-406 на Восточный Гогландский плёс, откуда она самостоятельно пошла дальше, удалось лишь через десять дней после выхода из Кронштадта. А за Гогландом «Щуку», всплывшую ночью для зарядки батареи, атаковал противолодочный самолёт. Маневр срочного погружения был выполнен без заминок, но сброшенные самолётом глубинные бомбы разорвались довольно близко. Лодка легла на грунт без света в отсеках, с неуправляемыми вертикальным и кормовыми горизонтальными рулями. Стали выявляться и другие повреждения, Самым неприятным из них было то, что не действовали подъёмные механизмы обоих перископов. Тяжело командиру, когда обстоятельства заставляют подумать: «Неужели придётся возвращаться для ремонта, только что преодолев основное препятствие на пути в открытое море — Гогландский рубеж, и не израсходовав ни одной торпеды? И это в первом самостоятельном боевом походе!.. Да и как вернёшься без перископа?» Но не зря подводники всех специальностей перенимали зимой у заводских мастеров приёмы и навыки «лечения» корабельной техники. Через некоторое время штурманский электрик старшина 2-й статьи Лапшонков доложил, что одним перископом пользоваться уже можно. За сутки с небольшим, трудясь без сна и отдыха, лодочные умельцы справились и с остальными повреждениями. Имей лодка возможность всплыть, справились бы, очевидно, ещё быстрее, но она сперва должна была лежать на грунте, а потом, когда перестали прослушиваться шумы искавших её катеров, возобновила осторожное движение на большой глубине. Если считать и первую задержку у Шепелёвского маяка, форсирование Финского залива растянулось на две недели. Активность неприятельских противолодочных сил ощущалась и в устье залива, где враг предпринимал последнюю попытку не пропустить наши подлодки в открытое море. Правда, Осипов миновал устье залива спокойно и без дальнейших помех достиг назначенного ему района на северо-западе Балтики. А «Щуку» Вишневского, выходившую из залива несколькими днями раньше, здесь ещё раз обнаружил противолодочный самолёт. Последовала бомбёжка, вызвавшая повреждения в двух балластных цистернах. Обе цистерны использовались в этом походе как добавочные топливные, чтобы дольше пробыть в море. Стремясь сохранить топливо, командир пошёл на риск ремонтных работ белой ночью. Трюмные машинисты перебирали пропускавшие соляр клапана вентиляции, а орудийные расчёты стояли у пушек. Но добиться, чтобы соляр совсем не просачивался, не удалось, и за лодкой тянулся по поверхности, выдавая её, маслянистый след. Ивану Макаровичу Вишневскому пришлось, скрепя сердце, расстаться с запасным топливом. Противник уже знал, что в море не одна наша подлодка, и перестраивал организацию своих перевозок. Морские конвои, как уже было год назад, жались к побережью, старались держаться на мелководье. Маневрируя на подходах к Мемелю и Либаве, Вишневский с 22 июня по 5 июля не обнаружил вообще ни одного судна, которое могло бы стать целью для торпед. И Осипов, прибыв на свою позицию, восемь дней не встречал в море никого. Тревожась уже за Егорова с Моховым, долго не выходивших в эфир, мы объясняли и их молчание тем, что доносить, вероятно, не о чем: нет целей — нет атак... Но обойтись без морских перевозок гитлеровцы не могли, и настойчивый поиск встречи с противником в конце концов приводил к ней. Боевые успехи Вишневского и Осипова Днём 5 июля с Щ-320 обнаружили в перископ транспорт, сопровождаемый двумя тральщиками. Он шёл в северном направлении, к прифронтовым базам вдоль Курше-Нерунг — знаменитой Куршской косы, привлекающей в мирное время стольких любителей природы. Малые глубины крайне осложняли маневрирование, и стрелять с такой дистанции, как хотелось бы Вишневскому, оказалось невозможно. Однако выручила точность расчётов, — торпеды настигли цель. После войны установили, что потопленный немецкий транспорт назывался «Анна-Катерина Фритцен». Выходя в атаку, командир отдавал себе отчёт, что без преследования лодки тут не обойдётся. До больших глубин далеко, а базы вражеских катеров рядом. Катера и самолёты действительно появились быстро, и Вишневский решил, что пытаться уйти из этого района, когда противник уже ищет лодку, означало бы помочь ему её найти. Поэтому «Щука» легла на грунт, в отсеках выключили все механизмы. Конечно, катера, прочёсывавшие район атаки, могли обнаружить и неподвижную подлодку. Но глубинные бомбы рвались не очень близко: бомбили наугад. Всего было сброшено около сотни бомб. Лодке пришлось пролежать на грунте почти двое суток, у людей началось кислородное голодание. Но экипаж выдержал, а «Щука» не получила никаких повреждений. Когда, наконец, предоставилась возможность удалиться от берега и всплыть, капитан 3-го ранга донёс короткой радиограммой о своей победе и о том, что продолжает поиск противника в заданном районе.  Командир подводной лодки Щ-406 Евгений Яковлевич Осипов Днём позже, 6 июля, дождался первой цели для своих торпед и капитан-лейтенант Осипов. В море был обнаружен конвой в составе двух транспортов с сильным охранением. Транспорты имели осадку ниже ватерлинии, значит загружены основательно. Здесь пролегала коммуникация, по которой немцы завозили к себе скандинавскую руду. Можно представить, как переживал молодой командир, начиная первую в жизни самостоятельную атаку. Сближение с целью и выход на боевой куре осложнялись маневрированием сторожевиков охранения. Приходилось сокращать до ничтожных мгновений время, на которое приподнимался перископ, и всё равно подчас казалось, что какой-то сторожевик, заметив его, повернул на лодку. В таких условиях в прошлую кампанию у одного командира атака не доводилась до залпа. Но Осипову его первая атака удалась: в крупнейший из двух транспортов попали обе выпущенные торпеды! Удался и маневр отрыва от противника. Акустик долго слышал шумы винтов сторожевых кораблей, но запеленговать «Щуку» они, очевидно, не смогли. Атака получилась «чистой», — без преследования лодки, без бомбёжки. Обычно подводная лодка не остаётся там, где только что потопила неприятельское судно. Но Осипов, рассудив, что, вероятно, гитлеровцы так и подумают про него и будут ждать новых атак не здесь, решил далеко не уходить. Это позволило через день потопить в том же районе ещё одно транспортное судно. И опять Щ-406 довольно быстро оторвалась от вражеских сторожевиков. Триумф и трагедия Щ-317 А в штабе всё напряженнее ждали известий от Егорова и Мохова. Щ-317 так и не выходила в эфир. Между тем были все основания полагать, что именно она совершает в юго-западной части Балтики боевые дела, сведения о которых, может быть, не очень точные, уже дошли до нас окольным путём. Капитан 1-го ранга А.Е.Орёл, командовавший раньше 2-й бригадой подлодок, был теперь заместителем начальника разведотдела штаба флота. Он поддерживал с комбригом Стеценко постоянный контакт, и существенные для нас сведения мы получали обычно раньше, чем очередную сводку радиоперехвата. И вот Александр Евстафьевич сообщил: шведское радио передало сенсационную новость, что советская подводная лодка, появившаяся у берегов Германии, потопила два транспорта. Если информация соответствовала действительности, то это могла быть работа только Егорова и Мохова. Долгожданная радиограмма с Щ-317 была принята 10 июля. Командир дивизиона и командир лодки доносили о потоплении уже не двух, а пяти судов противника. А также о том, что лодка, израсходовав торпеды, возвращается в базу. Почему донесение отстало от сообщения шведского радио, понять было нетрудно. Обстановка у берегов Германии могла быть такой, что лишний выход в эфир представлял неоправданный риск. А эта радиограмма с кратким отчётом обо всём, сделанном за три с половиной недели пребывания на позиции, была уже весточкой из открытого моря, с обратного пути. Всегда радостны победные вести с моря. Но той радиограмме все в штабе радовались особенно. Новость быстро распространилась по бригаде. Ночью её несколько раз повторили в наших информационных депешах «лодкам в море». Однако в назначенную ей точку рандеву, с вышедшими навстречу катерами, Щ-317 не пришла. На наши запросы она не отзывалась, в эфир больше не вышла. Словом, исчезла бесследно. Тогда мы полагали, что по всей вероятности лодка подорвалась на минах где-нибудь в устье Финского залива. Но теперь можно утверждать: она вошла в залив и преодолела большую его часть вплоть до подходов к Гогландскому рубежу. Послав донесение о потопленных судах, «Щука» шла на север, а затем на восток ещё пять дней. Что происходило с ней в пути, что задерживало, — неизвестно. Но анализ оперативных документов и карт военно-морских сил Финляндии, ставших доступными после войны, и сопоставление с нашими данными убеждают: именно Щ-317 является той подводной лодкой, которая подорвалась на мине в подводном положении, а затем была потоплена самолётами и катерами 12 июля 1942 года западнее острова Вайндло в центральной части Финского залива. По финским данным большое масляное пятно, образовавшееся на месте гибели лодки, держалось на поверхности около двух месяцев, — до осенних штормов. Взглянув на карту, можно понять, что Е горов и Мохов намеревались обходить Гогланд с юга — по маршруту, считавшемуся наиболее спокойным. Капитан-лейтенант Мохов не смог представить отчётной документации о своих атаках, и мы не узнали об их конкретных обстоятельствах. Известно, что результаты торпедной атаки командир не всегда наблюдает визуально, а косвенные признаки, в том числе и звук взрыва торпеды, способны подвести. Бывало, что судно, которое командир считал потопленным, оказывалось лишь поврежденным или даже оставалось невредимым, и выяснялось это много времени спустя.  Командир подводной лодки Щ-317 Мохов Николай Константинович Но то, что говорилось в радиограмме с борта Щ-317, полностью подтвердили немецкие трофейные документы. Именно там и тогда (а никакой другой подлодки в том районе не было) потоплены суда противника «Орион», «Арго», «Райн», «Ада Гортон», «Шарлотта Корде». Известен и тоннаж каждого из них. Абсолютная точность краткого радиодонесения с моря прекрасно характеризует и капитана 2-го ранга В. А. Е горова, возглавлявшего этот поход, и молодых командира и комиссара лодки капитан-лейтенанта Н. К. Мохова и старшего политрука Г.Л.Незамая. Никаких предположительных, достоверно не установленных успехов, они к своему счёту не прибавили, донесли о том, что сделано наверняка. Весомым предстаёт последний вклад сорока шести балтийцев с подводной лодки Щ-317 в нашу общую победу над врагом, за который все они посмертно были удостоены боевых наград. Владимира Алексеевича Егорова представляли к званию Героя Советского Союза. Работая над этой книгой, я нашёл подготовленное в августе 1942 года представление. В документе указывалось, что корабли дивизиона В.А.Егорова в 1941–1942 годах потопили 13 транспортов противника. В. А. Е горов лично участвовал во многих походах, проявил мужество и боевое мастерство. Однако награждение по каким-то причинам не состоялось.  Командир 4-го дивизиона проводит тактическое занятие с командирами подводных лодок. Слева направо: Ф.И.Иванцов, А.Г.Андронов, И.М.Вишневский, В.К.Афанасьев, В.А.Егоров, П.А.Морозов. Кронштадт, весна 1942 года Указом Президента СССР от 23 октября 1991 года за боевые отличия в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов капитан 2-го ранга Егоров Владимир Алексеевич награждён орденом Ленина (посмертно). Так по ходатайству ветеранов-подводников через пятьдесят лет восстановлена справедливая оценка подвига командира «щучьего» дивизиона. Третья победа Щ-320 Возвращаюсь к боевым походам наших подводных кораблей. Передо мною два малоформатных плаката, которые давно стали музейными экспонатами, а летом 1942 года встречались на Балтике повсюду — на кораблях, батареях, у авиаторов, а у нас на бригаде занимали почётное место на каждой подводной лодке и в кубриках плавбаз. Их экстренно выпустило политуправление флота в честь экипажей двух «Щук», вернувшихся с моря с наиболее значительными боевыми успехами. «Так выполнять боевой приказ!» озаглавлен плакат, посвящённый походу Щ-320.  Плакат, выпущенный в честь побед Щ-320 Крупная надпись оповещает: «Подводная лодка под командованием капитана 3-го ранга Вишневского потопила три транспорта противника водоизмещением 22 тысячи тонн». Цифры (они, конечно, приблизительные, — точного тоннажа потопленных судов мы знать ещё не могли) даны особенно крупно. Рядом — портреты И.М.Вишневского и военкома лодки старшего политрука М. Д. Калашникова. Изображена и сама «Щука», рассекающая волну. Краткий текст знакомит с тем, как была достигнута каждая из трёх её побед. О двух я уже рассказывал. А третья была одержана, когда истёк расчётный срок автономного плавания — 28 суток, и подходили к концу все корабельные запасы. Но у Вишневского ещё оставались две торпеды. Экономя, как только можно, энергетические ресурсы и пресную воду, командир не спешил уходить со своей позиции. На тридцать третий день похода, 16 июля, при крейсировании в районе маяка Акменьрагс (он стоит на мысу немного севернее Либавы) было обнаружено крупное судно в охранении нескольких сторожевых катеров. Шло оно под берегом, по фарватеру, окружённому мелководьем, что весьма осложняло атаку. И всё же Вишневский сумел выпустить торпеды с дистанции всего 10 кабельтовых (менее двух километров), уверенно поразив цель. Удался и отрыв от противника.  Командир подводной лодки Щ-320 Иван Макарович Вишневский Когда представилась возможность выяснить, что именно потопила в тот день «Щука» Вишневского, оказалось, что это плавбаза «Мозель» (около восьми с половиной тысяч брутто-регистровых тонн), использовавшаяся для перевозки войск и боевой техники. Это судно в 1941 году подорвалось в том же районе на минах, выставленных нашей подлодкой «Калев». Немцы подняли его с небольшой глубины и вернули в строй. Потопленное вторично, оно выбыло из строя окончательно. Поход Щ-320, закончившийся благополучным форсированием Гогландского рубежа, длился полтора месяца. Командир и экипаж сумели существенно продлить «штатный» срок автономности, несмотря на то, что из-за повреждения двух цистерн был утрачен добавочный запас топлива. Не продержись лодка в море сверх нормативов, не было бы её третьей победы.  Митинг на Щ-320, посвящённый награждению экипажа орденами и медалями. Кронштадт, август 1942 года Выдающийся по результатам поход был поучителен также упорством командира в поиске противника, искусным маневрированием при атаках на малых глубинах, нешаблонными решениями при отрыве от преследования после атак. Такой поход заслуживал не просто разбора. По поручению командования Иван Макарович Вишневский выступил с докладом о своём плавании и атаках перед командирами и военкомами подлодок второго и третьего эшелонов. Предметный рассказ старейшего командира лодки послужил для них авторитетным свидетельством того, что прорываться в море и топить там фашистов нам под силу. За этот поход капитан 3-го ранга Вишневский был удостоен ордена Красной Звезды. Получил боевые награды и весь личный состав корабля. Военный совет флота представил подводную лодку Щ-320 к ордену Красного Знамени. Пять побед Осипова А «Щука» капитан-лейтенанта Осипова, вернувшаяся в Кронштадт через десять дней после лодки Вишневского, достигла ещё большего боевого успеха. На плакате, выпущенном политуправлением, подведён итог её похода: потоплено пять транспортов общим водоизмещением 40 тысяч тонн. Последняя цифра авторами плаката дана округлённо и, скажем прямо, завышена. С плаката смотрят Евгений Яковлевич Осипов с отросшей в море бородкой, военком Василий Степанович Антипин и особо отличившиеся члены экипажа. Среди них акустик Кучеренко, на доклады которого командир полагался при маневрировании под водой, боцман Зименков, управлявший горизонтальными рулями при всех атаках. Такие подводники были достойны того, чтобы вся Балтика знала их в лицо.  Плакат политуправления КБФ в честь побед Щ-406. Кронштадт, лето 1942 года После того, как Щ-406 потопила два транспорта в начале июля, ей было приказано перейти на другую позицию. Флот получил предписание наркома держать лодки подальше от шведских берегов. Осипов перешёл Аландское море, которое смыкает собственно Балтику с уходящим на север огромным Ботническим заливом. Западный берег Аландского моря шведский, а восточнее начинаются финские острова, потом — шхеры. Здесь пролегла одна из морских дорог, по которым шло снабжение немецким войскам в Финляндии. В этом районе и прибавил Осипов в двадцатых числах июля к двум своим первым победам ещё три. Каждая из них по-своему примечательна, почти каждая приносила какую-то неожиданность. Объектом первой атаки Щ-406 в Аландском море явился очень крупный четырёхмачтовый транспорт. Обнаружили его ночью, когда всплыли для зарядки батареи, но в атаку лодка шла в подводном положении. Для надводного маневрирования лунная ночь была слишком светла. С транспорта, по-видимому, успели заметить лодку, когда она погружалась. Судно резко изменяло курс, и атака едва не сорвалась. Однако командир успел перестроить свои расчёты, и был настолько уверен в них, что решил обойтись одной торпедой. А взрывов последовало два, — это и явилось неожиданностью. Второй взрыв был сильнее первого и отличался по тону звука, — так взрываются боеприпасы. Вспышка огня осветила транспорт, и в это мгновение можно было разглядеть, что середина корпуса вырвана, а обломки мачт отлетают в стороны. Много значило для фронта, когда удавалось пустить на дно такой груз. А для Евгения Яковлевича Осипова, этот день был знаменателен ещё и тем, что исполнялся ровно год его службы на Щ-406, начатой в должности старпома. Следующая атака была, пожалуй, самой рискованной. Два транспорта шли в охранении четырёх быстроходных сторожевых кораблей, а для успеха атаки требовалось стрелять с короткой дистанции. Понадобилось заботиться о том, чтобы не столкнуться с ближайшим сторожевиком, приспосабливаться к его маневрированию. Едва вышли торпеды, лодка ушла на предельную глубину, — в Аландском море её хватало! Слитный гул двух взрывов (попали в цель обе торпеды) донёсся и туда. Но Осипов хотел видеть результаты атаки собственными глазами и улучил по докладам акустика момент, когда положение ищущих лодку сторожевиков позволяло подвсплыть и приподнять перископ. И тут опять неожиданность: там, где затонуло крупное судно, сновали шлюпки, спущенные, очевидно, вторым транспортом. Они явно подбирали из воды людей, во множестве барахтавшихся вокруг. Это означало, что на потопленном транспорте следовала к фронту какая-то воинская часть, либо маршевое пополнение. 27 июля, после потопления ещё одного судна, капитан-лейтенант Осипов донёс, что израсходовал все торпеды. Он не добавил (в таком донесении это было неуместно), что ни одна из выпущенных им торпед не прошла мимо цели. Не часто так бывает при таком количестве атак. Читатель уже знает, что подлодка Осипова благополучно вернулась в Кронштадт. Но благополучно — лишь в конечном счёте. По пути из Аландского моря Осипов должен был при очередном всплытии для зарядки сообщить своё место, чтобы мы могли спланировать выход встречающих катеров и назначить ему рандеву с ними. Но сроки, когда следовало ожидать выхода лодки в эфир, прошли, а от Щ-406 никаких известий не поступало. Вахту на волне «лодки–берег» несли и радисты штаба флота. Но командующий Владимир Филиппович Трибуц, тревожась вместе с нами, сам звонил в штаб бригады: — От Осипова ничего? — и, помолчав, успокаивал себя и нас: С ним ничего не должно случиться. Уверен, ни в какую ловушку он не попадёт! Было понятно, что на уме у командующего трагедия подводной лодки Щ-317, которая всего три недели назад, передав донесение о своих успехах, исчезла бесследно. Трибуц хорошо знал отца Осипова, благоволил к молодому командиру-подводнику, симпатизировал возникавшей морской династии. А с лодкой Осипова произошло, как потом выяснилось, вот что. Когда она всплыла для зарядки батареи, поблизости оказался немецкий эсминец, не услышанный до всплытия акустиком, может быть, из-за шума наката у недалёкой отмели. Эсминец, если он начнёт преследовать лодку, намного опаснее катеров. «Щука» вновь ушла под воду, однако незамеченной не осталась. И первые сброшенные на неё бомбы разорвались угрожающе близко, хотя и не причинили больших повреждений. Осипов расчётливо маневрировал и, казалось, сбил врага со своего следа. Но, всплыв на исходе ночи (наступала крайняя необходимость подзарядить батарею), командир «Щуки» увидел тот же эсминец, стоявший без хода, словно поджидая лодку. Немного дальше он заметил и катера. Преследование «Щуки», снова ушедшей на глубину, возобновилось. Как повелось у подводников, сброшенные врагом глубинные бомбы считали по спичкам: при каждом разрыве вынималась из коробки ещё одна. В тот раз «учётчикам» одного коробка не хватило. И всё же от противника в конце концов оторвались. Только после этого Осипов смог вновь дать о себе знать. Но после того, как «Щуке» была назначена встреча с нашими катерами в ночь на 4 августа, её ещё ждала вражеская засада. Обходя Гогланд самым южным маршрутом, через Нарвский залив, Щ-406 уже преодолела последние линии заграждений. Т ам, откуда должны были появиться встречающие катера, только несколько раньше, чем ожидал Осипов, проглянул в темноте тихой ночи неяркий огонь. С лодки, находившейся в позиционном положении, дали опознавательный сигнал, ответа на который почему-то не последовало. Осторожно сближаясь, командир стал различать смутный силуэт катера, а немного в стороне — другого, которому был также передан опознавательный сигнал. Сомнений в том, что это свои, ещё не возникло. Но ответа опять не было. Почувствовав неладное, Осипов начал разворачивать лодку, и в этот момент, как он рассказывал, скорее угадал, чем разглядел, очертания корабля, похожего на немецкий сторожевик. В ту же минуту тот дал ход, устремляясь на лодку. Последовало срочное погружение с покладкой на грунт. Глубина в этом месте составляла всего 19 метров, и спустя несколько минут, при начавшейся уже бомбёжке, командир решил, пока лодка практически невредима, уходить в северном направлении на большие глубины. За обстановкой на Гогландских плёсах постоянно следили наши дозоры, особенно когда ожидалось возвращение подводных лодок. А тогда, помимо лодки Осипова, была на подходе ещё и Щ-303 капитана 3-го ранга И.В.Травкина. Донесения с Лавенсари о том, что в северной части Нарвского залива, за Большим Тютерсом, что-то происходит, поступили не только на КП нашей бригады, но и на флагманский командный пункт флота. Командующий тотчас же приказал флотским ВВС нанести удар по вражеским противолодочным кораблям на возможных маршрутах возвращения подлодок. После того, как встречу Щ-406 с катерами сумел упредить противник, для повторной встречи лодки 5 августа с Лавенсари выходил целый отряд кораблей в составе трёх базовых тральщиков, четырёх катерных тральщиков и пяти катеров-охотников. Вот какие события предшествовали возвращению капитан-лейтенанта Осипова из первого самостоятельного боевого похода, длившегося ровно полтора месяца от выхода из островной бухты Норе-Капелахт до прихода туда же. Первый боевой поход Щ-303 Вслед за тем была встречена и возвращавшаяся из похода Щ-303, а 6 августа обе «Щуки» отконвоированы в Кронштадт. Щ-303 считалась в бригаде «старушкой», будучи одной из самых первых лодок советской постройки. Однако после капитального ремонта, из-за которого лодка не участвовала в кампании 1941 года, она мало в чём уступала «Щукам» более молодым. Первым боевым явился этот поход и для командира Щ-303 Ивана Васильевича Травкина, с которым счёл нужным пойти в море командир дивизиона Г.А.Гольдберг. Молодой по стажу командования лодкой, да и по возрасту, Травкин являлся старожилом корабля: вся его служба после выпуска из училища шесть лет назад проходила на этой «Щуке». Сперва штурманом, затем старпомом. Это был хороший моряк и своеобразный, самобытный человек, простоватый по виду и манере держаться, однако мысливший самостоятельно и смело. Щ-303 посылалась на позицию, недалёкую от устья Финского залива и в то же время от устья Ботнического, в район островного маяка Утэ, к которому выходили суда, следовавшие в порты Финляндии с запада. Трижды лодка выходила в торпедные атаки, две из которых закончились потоплением вражеских транспортов. Одна атака к боевому успеху не привела, и, судя по всем её обстоятельствам, потому, что Травкин пожалел боезапас на двухторпедный залп, понадеялся, что обойдётся одной торпедой. Тактичный комдив Гольдберг не вмешался в действия молодого командира, и, может быть, дал ему этим памятный урок. Свою ошибку Травкин понял.  Командир подводной лодки Щ-303 Иван Васильевич Травкин Щ-303 не избежала ударов противника, неоднократно попадала под бомбёжки с самолётов и катеров. Дважды выходило из строя рулевое управление, были и другие повреждения. При одном из срочных погружений лодка сильно ударилась носом о подводную скалу. Карта показывала там глубину 50 метров, а до скалы от поверхности было вдвое меньше Оказался свёрнутым набок форштевень лёгкого корпуса, смяты волнорезы торпедных аппаратов. Экипаж не успел ещё полностью обследовать корабль после этого происшествия, как был обнаружен очередной конвой противника, и Т равкин начал атаку. В последний момент, однако, обнаружилось, что передние крышки торпедных аппаратов открыть нельзя. После этого лодка получила приказание возвращаться в базу. Продолжение следует На румбе - океан. Р.В.Рыжиков. СПб, 2004. Часть 19.29.03.201400:2129.03.2014 00:21:53
 Однако, как это всегда бывает, как черт из табакерки, выскакивает с докладом внешне очень незаметный, низенький, толстенький инженер-капитан третьего ранга, представитель Аварийно-спасательной службы флота. Он говорит, что в принципе, лодка к борьбе за живучесть готова, но... Командир отделения рулевых не умеет пользоваться линеметом (своеобразным ружьем для подачи линя — тонкого троса, служащего «проводником» швартова на спасательное судно в условиях шторма или при других обстоятельствах, препятствующих сближению судов на расстояние, позволяющее просто подать швартов с помощью обычного бросательного конца). Честно признаюсь, я и сам-то не часто видел этот линемет. Лежал он где-то у боцмана в выгородке, никто про него, до поры до времени, не вспоминал. Далее «каптри» наносит удар ниже пояса: заявляет, что нужно провести не менее десяти тренировок по пользованию линеметом, затем вновь проиграть учение по подготовке лодки к буксировке, а уж потом он сможет сделать вывод о нашей готовности к несению боевой службы. Возмущению моему нет предела! Это только теперь я до конца понимаю смысл фразы, что в деле борьбы за живучесть мелочей не бывает. Мысленно проклинаю «несчастного аварийщика» и жду, что же скажет председатель комиссии. Разумеется, Иридий Александрович не может после такого замечания дать положительную оценку нашей готовности. Расходимся из кают-компании подавленные. Еще одни сутки выпали из отдыха. Назавтра предстоит тренироваться, вновь проигрывать учение и снова предъявляться толстяку-спасателю... Утром, после проверки механизмов учиняем тренировки по выстреливанию линя. Готовимся к контрольному учению. Иду на плавказарму к старпому, у него в каюте наш «спасатель», будь он неладен! Вхожу в каюту и застаю представителя АСС в весьма благодушном настроении (в каюте острый запах хвойного экстракта). Старпом показывает запись в Журнале боевой подготовки свидетельствующую о том, что учение по буксировке аварийной лодки проиграно повторно и действия личного состава оценены на «хорошо». От такого упрощения обстановки я даже как-то теряюсь.  «Давай, старпом, отбой». «Механизмы в исходное», команде — отдых. Пусть как следует соберутся в море. Обязательно — баня и кино. Пусть «Зам» подберет фильм повеселее! Буквально бегу докладывать комдиву, что все в порядке, замечания по линии Аварийно-спасательной службы устранено. Часам к семнадцати прощаемся с офицерами штаба флота, получив от председателя комиссии положительную оценку готовности. Прошу нашего корабельного нештатного умельца-парикмахера остричь меня наголо: в автономке проще будет мыться. Назначаю время начала приготовления «к бою и походу» на 6.00 из расчета ошвартоваться на техпозиции для погрузки оружия (она рядом — на другой стороне бухты), где-то после восьми, с девяти — начать погрузку. Время — двадцать первый час. Иду отдыхать домой. Итого — вместо трех суток, несколько часов отдыха... Уходим далеко и надолго Последняя ракета с водородной боеголовкой — в шахте, последняя торпеда с атомным зарядом — в аппарате. Пока идут регламентные проверки оружия, неутомимый старпом, организовав бригаду добровольцев, из числа незанятых проверками, ловит красную рыбу. Берут ее почти голыми руками. Когда-то близ пирса, у которого сейчас стоим, была река. Теперь это пересыхающий летом ручеек. Рыба же, «запрограммированная» на века, продолжает пытаться пролезть в этот ручей на нерест. Рыбнадзора здесь нет (в зону технической позиции ход посторонним «заказан»), ловля, то есть браконьерство, идет хорошо. Вечером лакомимся «пятнадцатиминуткой» — икрой, приготовленной за пятнадцать минут. В лодке «чесночный дух»: матросы нарвали и нанесли с берега много витаминов — черемши, обильно растущей здесь же у пирса. Лично я чеснок терпеть не могу, запах его переношу плохо. Потерплю пару суток, думаю про себя, а потом все эти «запасы» — за борт. Дышать под водой «прочесноченным» воздухом — пытка. Между прочим, к своему удивлению обнаруживаю, что почти весь экипаж, включая офицеров — лысый. Подстриглись, черти, «под меня». Пользуюсь, значит, кое-каким авторитетом!  Догорает нежаркое камчатское майское солнце. Небо - красное. Завтра в море будет неплохо. Прикидываю - вернемся в августе. Здесь будет — благодать. Успеем в «Паратунке» прогреть свои бледные тела. Неисправимые мы оптимисты... Ночью идем в океан. Покрутимся немного возле входа в Авачинскую губу. Изобразим для «супостата» обычную боевую подготовку. Затем «нырнем» и... Около двадцати суток будем « ковылять» до района патрулирования. Именно — ковылять, особенно если ночью идти не в надводном положении, а под РДП. Про день и говорить нечего: под водой «экономичным» ходом электродвигателя далеко не уплывешь. Первые два дня плавания — никаких занятий, учений и тренировок. Всем подвахтенным — отдыхать! С облегчением ощущаем, что, наконец, сами себе хозяева. Оторвались от берега с его бесконечными проверками и хлопотами по приготовлению к плаванию. Вот оно — плавание началось. Особой грусти от расставания с берегом нет. Привычка, наверное. Впереди вполне обычное автономное плавание в родном Тихом океане. Интересно, пройдет ли оно без «чепушек»? Надо бы, чтобы обошлось без них! Сеанс связи Сквозь тяжелую дрему — осторожный стук в дверь. В каюте душно и жарко. Кажется, только-только закрыл глаза... «Товарищ командир! Через 15 минут — сеанс связи!» Еще толком не проснувшись, нарочито бодро: «Спасибо, я уже встал!» Одновременно с раскрытием глаз, высвобождаю ноги из узкого пространства — ниши между прикрепленным к переборке, узеньким платяным шкафом и койкой. Сую ноги в сандалии, бросаю налицо пригоршню тепловатой «мытьевой» воды из-под крана (у меня в каюте — привилегия командира — «собственный» умывальник), набрасываю на плечи синюю рабочую куртку. Стучал и докладывал командир БЧ-4-РТС лейтенант Станислав Демин. Человек этот довольно интересный. Выпускник прошлого года ВВМУРЭ им. А.С.Попова.  Сын фронтовиков: родители поженились на фронте. Очень музыкален, играет, наверно, на всех существующих музыкальных инструментах. Даже сейчас, в море, с ним его любимая пианола. Быстро вошел в корабельную жизнь. Досрочно сдал все положенные для допуска к самостоятельному управлению боевой частью связи и радиотехнической службой зачеты. Как специалист по радиоэлектронике ходовую вахту нести не обязан, но, по собственной инициативе, сдал все зачеты и получил допуск. Сейчас стоит ходовую вахту наравне с помощником командира, командиром БЧ-2, командиром группы управления (ракетчиками) и командиром БЧ-3 (минером). Очень быстро освоил довольно сложную систему связи (не все командиры ее так быстро осваивали), а ведь в училище его готовили, в основном, как специалиста гидроакустика. Ну, об акустике и радиолокации говорить не приходится: знает свое дело «туго». Все это я прокрутил в голове пока с грохотом задвигал и запирал на ключ двери своей каюты. Ее стоило запирать: кроме сейфа со святая святых «Заданием на боевую службу» и совсем уж секретным пакетом с координатами возможных, в случае боевых действий, целей (точек на карте куда могут полететь наши баллистические ракеты с водородными боеголовками), ну и еще с кое-какими очень важными документами. В специальной пирамидке хранится личное оружие офицеров — пистолеты Макарова и обоймы патронов к ним. Под диваном - чеки от взрывателей загруженных в аппараты торпед. Неплохой «набор» для одной каюты? Проверив двери на закрытие, привычно ныряю через переборочную дверь-люк в третий отсек и оказываюсь в центральном посту. Приказываю старпому, правящему «командирскую» вахту, объявлять тревогу, поднимаюсь в боевую рубку, задраиваю за собой нижний рубочный люк. В лодке — резкий, берущий за душу, - ревун. В центральном, отодвинув в сторону вахтенного офицера, щелкает тумблерами внутренней связи, принимая доклады из отсеков, старпом. «Лодка к бою готова!, - это он уже докладывает мне. «Есть!» «Товсь на «быстрой»! (Цистерна быстрого погружения. Заполняется для ускорения погружения лодки в случае необходимости) «Всплывать на глубину 30 метров!» (Глубина, на которой лодка еще не подвергается опасности таранного удара, находящимися на поверхности моря кораблями и судами, так называемая "безопасная" глубина), — командую почти автоматически. На глубиномере и по докладу снизу — глубина 30 метров. «Акустикам! Прослушать горизонт!» «Шумов и сигналов гидролокаторов нет!» «Есть!» «Боцман, всплывать на глубину 13 метров!» «Три мотора средний вперед!» Проскакиваем быстро опасную глубину. На глубиномере перископная ( 13 метров) глубина. «Стоп бортовые! Третий малый вперед!».  Поднимаю перископ и быстро осматриваю горизонт. Он чист. Ни силуэтов, ни дымов. Яркое солнце. Почти голубое море. Приказываю отметить чистоту горизонта и погоду (бальность моря, видимость) в журнале вахтенного центрального поста. Поднимаем необходимые выдвижные устройства. Теперь над поверхностью Тихого океана «торчат»: головка перископа, выдвижная радиоантенна «ВАН», на которую мы принимаем адресованные нам радиограммы, а группа радиоразведки пытается поймать и расшифровать радиопереговоры «супостата», радиопеленгаторная антенна «Рамка» (с ее помощью штурманы уточняют место лодки) и довольно крупная, напоминающая рогатый бочонок, антенна радиолокационного пеленгатора. Именно это устройство позволяет принимать и анализировать сигналы самолетных, корабельных и судовых радиолокаторов, которые могут нас обнаружить. Пока все спокойно. По внутрипереговорной связи прослушивается писк «Морзянки» в радиорубке. Море — не более одного балла. Видимость — отличная. Вдруг: «Боевая рубка! Слева 30 работает самолетная станция, работает «Орион»! Сигнал слабый!» — это радиометристы. Бросаю взгляд на часы. До конца связи — три минуты. К счастью, радисты докладывают, что в наш адрес радиограмм нет. Опускаем выдвижные устройства, уходим на глубину, выбранную для патрулирования на эти сутки. Объявлена вторая боеготовность. Ухожу в каюту досыпать. С наступлением вечерних сумерек будем становиться под РДП, заряжать аккумуляторы. Нужно выспаться - ведь ночью моя « командирская» вахта. «Орион»? Впрочем, то, что сигнал был «слабый», еще ни о чем не говорит. Известно, что «Орион» может изменять силу своего радиолокационного сигнала в целях дезоринтирования подводных лодок. Будем надеяться, что он пролетал через нашу позицию случайно... Случайно ли?  Это был июнь семидесятого года. В нашей дивизии дизельных ракетоносцев еще кровоточила рана шестьдесят восьмого — гибель лодки «К-129». Трудно было свыкнуться с мыслью о том, что нет уже на свете Володи Кобзаря, с которым недавно, за год до трагедии, «обмывали» мое командирство во владивостокской «Волне». Его лодка выходила из ремонта, а моя становилась в ремонт. А с Сашей Журавиным — его старпомом нас тоже довольно близко сводила жизнь. Он был помощником командира соседней «Б-68». Даже на уборку картошки в военный совхоз, куда я был командирован старшим, а он моим помощником, мы ездили вместе на моем мотоцикле. Знал я хорошо и их механика Колю Орехова, помнил и всех остальных офицеров... Мысленно я все время, как бы со стороны, оцениваю свои решения и действия, исходя именно из опасности расслабиться. Экипаж по пустякам не дергаю, но в некотором напряжении все-таки держу. Грамотный и требовательный Василий Васильевич Кравцов, мой старший помощник, находит время и для ухода за механизмами (в результате чего вероятность поломки сводится почти к нулю) и для совершенствования знаний рядового и старшинского состава по их специальностям. Никаких отступлений от распорядка дня, разработанного на поход, как правило, не допускается. Я же постоянно тренирую вахтенных офицеров по ППСС (Правила предупреждения столкновения судов в море), НБЖ (Наставления по борьбе за живучесть), знанию «вероятного противника» и управлению кораблем. Одним словом, вот уже третью неделю плавания, включая переход в район, нам ничто не мешает, как говорится «оттачивать свое боевое мастерство». На очереди были учения по ракетной стрельбе и по выходу в торпедные атаки. Идет обычный день «автономки». Приближаются вечерние сумерки. Готовясь к всплытию под перископ, я все время возвращаюсь к сигналу РЛС «».  Самолет этот для подводной лодки очень серьезный противник. С его помощью американцы контролируют практически все возможные маршруты развертывания наших лодок. Встретиться с «Орионом» можно в любой точке Тихого океана. Ранее используемые для целей противолодочного патрулирования «Нептуны» американцы к тому времени передали японцам. «Засветить» — раскрыть позицию ракетоносца — значило сорвать возможность нанесения внезапного ракетно-ядерного удара. В этом случае подводный ракетоносец был бы превентивно уничтожен противолодочными силами, возможно, еще до официального начала войны. В этом и состоит смысл скрытой боевой службы на морях и океанах. В этом великое противостояние стран и систем. Но как же обеспечить при этом самую скрытность? Вот тут-то и вступают, как говорится, в силу такие факторы как подготовка командира, вахтенных офицеров и всего экипажа. На ум приходит анекдотический рассказ одного из командиров лодок нашей дивизии. Продолжение следует
|
