Друзьям-подготам 46-49-53 от примкнувшего к ним выпускника ЧВВМУ им.Нахимова 1957 года Сильвестрова О.В.
Глава 1. МЕЧТА СТАТЬ МОРЯКОМ – СБЫЛАСЬ
Путь в Черноморское ВВМУ (часть первая)
После 60 лет все мы, так или иначе, начинаем вспоминать о своей молодости. При этом начинаем думать, почему в нашей жизни случилось всё так, а не иначе… Что мы сумели сами сделать в своей судьбе, а в чём это игра случая, судьбы, рока, провидения, – назовите как угодно. Я родился 4 сентября 1930 года в Брянске. Мои предки никогда не видели моря. Никто из них и не помышлял о море и морской службе. Откуда же у меня с малого детства такая тяга к морю? Почему романтика морских плаваний начала манить меня почти с 5-ти летнего возраста? Где-то в 1935 году родители для нас – детей (нас было трое) выписывали журнал «Пионер». И однажды я увидел на цветной вклейке в журнале картину советского художника. На ней были изображены крупным планом летящие белые дикие гуси, они летели в голубом небе высоко над морем. Море тоже было голубым. А вдали виднелся берег, горы были почти фиолетовые с жёлтыми мысами, а, по мере удаления , берег голубел, светлел и, наконец, растворялся в голубой дымке моря. Картина называлась
Много лет спустя я увидел её в Третьяковской галерее. Слева, вдали от берегов, был нарисован маленький – с высоты птичьего полёта – корабль под прямыми парусами. Именно корабль, а не яхта или шхуна… И от всей этой картины веяло призывом улететь вместе с этими птицами куда-то в неизведанную даль. От этой картины у меня впервые защемило сердце, и я понял, что море – это огромное безбрежное пространство. Дорога в неведомые страны и дали. А потом, в том же журнале «Пионер», через какое-то время, на двойном развороте была цветная картинка. Изображён на ней был учебный 4-х мачтовый барк-парусник «Товарищ» под всеми парусами. И тогда я понял, что парусные корабли не только в прошлом, что они существуют в реальности. Это дало новый толчок мечтам о море и далёких плаваниях.
А потом однажды, мне было лет 6, когда отец принёс от букиниста подшивки журнала за 1904 и 1905 год. Читал я ещё неважно, а вот картинки смотрел в них с огромным интересом. А это были снимки кораблей Порт-Артурской эскадры, портреты С.О.Макарова и других офицеров. Затем были снимки всех уходящих кораблей 1-й, а затем и 2-й Тихоокеанской эскадры. На некоторых снимках были групповые парадные фотографии экипажей кораблей. Обычно в середине снимка в кресле сидел командир корабля в эполетах, с орденами, часто с бородой, как у адмирала Макарова, руки его покоились на эфесе парадного морского палаша, который стоял у него между колен, а вокруг рядами стояли офицеры, старшины и матросы экипажа корабля. У всех них были хорошие волевые лица, наполненные чувством собственного достоинства. Это были лица людей, уходящих в бой. А потом были картинки, которые изображали бой «Варяга», Цусимский бой. На всех картинках развевались Андреевские флаги наших кораблей. Под картинками описывались подвиги наших моряков. Всё это дало мне чувство особенной гордости и уважения к бесстрашию наших моряков. Песня «Варяг», которой научил меня отец, стала для меня символом мужества и верности долгу, любви к Родине. В 1937 году отец решил показать мне море. В сентябре мы прибыли в Севастополь.
Это было незабываемое впечатление. Ослепительное солнце, белые здания, голубые бухты. Мы смотрели «Панораму», четвёртый бастион, чугунные орудия на нём. В Морском музее стояли большие модели всех кораблей эскадры Нахимова. Целый день мы провели в ожидании теплохода. Шли учения Флота, и теплоход не пускали в бухту. Мы бродили по Приморскому бульвару, любовались памятником затопленным кораблям. Под ногами хрустела мелкая ракушка, которой были посыпаны дорожки на Приморском бульваре. К вечеру пришёл теплоход «Аджария». Ночь я проспал, устав за день, и не видел ни берегов, ни Ялты. А рано утром проснулся и побежал на верхнюю палубу. Матросы на баке скатывали её из шлангов и лопатили. Теплоход подходил к Феодосии. Солнце всходило по носу корабля. А слева было синее море и фиолетовые горы Крыма. Солнце золотило мысы, это были берега у мыса Меганом, горы Кара-Даг и мыса Илья. Всё это было наяву, но совсем как на картине «В голубом просторе». Мечта стать моряком с новой силой овладела мною.
Наступил роковой 1941 год. Мне было 11 лет. Война застала нас в Ленинграде. Как и мои любимые писатели-маринисты Валентин Пикуль и Виктор Конецкий, страшную блокадную зиму 1941-1942 года я провёл в блокаде. Жили мы на Пушкинской улице, в старинном доме №16. Во время дежурств на крыше осенью 1941-го, обнаружил на чердаке среди хлама огромный сундук. В нём лежали старые письма, открытки с видами Египта, Ливана, Палестины. Кто-то в 1911 году путешествовал по Ближнему Востоку и писал о своих впечатлениях любимой девушке. Пару открыток с видами пирамид и развалин дворцов я в 1942 году увёз в Сибирь в эвакуацию. Жаль, что по молодости я их потом потерял… Но главное богатство в сундуке были старинные ветхие журналы «Мир приключений». Это были большие журналы вроде «Вокруг света», но за 1910-1912 годы. Я их унёс домой. Читал их запоем. Там были моря, океаны, путешествия. Помню картинку – моряк с секстаном в руках определяет место по Солнцу. Но, к сожалению, после прочтения все журналы были преданы огню в крошечной самодельной «буржуйке». Мне их было очень жаль. Но надо было греть чай (чай – это кипяток с солью). Потолок в комнате был белым от инея, окна покрыты толстым слоем льда. Летом 1942 года все лишние рты были эвакуированы из Ленинграда. Да мы и не пережили бы вторую блокадную зиму. Ладогу пересекали на «тендере». Это была маленькая коробка-катер, сваренная из листов железа. Она имела двигатель и магнитный компас. Экипаж – рулевой и моторист.
На дно этого «плавсредства» садились 40 человек на свои узлы и чемоданы. Помню тёмный берег, Осиновецкий маяк, он не горел. А дальше от берега к берегу у села Кобоны по компасу.
Я сидел рядом с рулевым и смотрел на картушку компаса, которую освещала масляная лампа-коптилка. Шли всю ночь без огней. Дважды прошёл над нами низко самолёт «У-2», он как бы показывал курс катерам (их было много). Так я очутился в Сибири, в г.Бердске.
В 5-м классе в Сибири я испытал горькое разочарование и стыд, когда на уроке физкультуры ребята-сибиряки могли влезть на одних руках 3 метра по канату вверх, а я не одолел и 1 метра. – Эх! – думал я, – а ещё хочу стать моряком! (В то время у меня была дистрофия, и сил совсем не было!!!). С тех пор, несмотря на страшную худобу, я начал «качать» руки. К 10 классу, уже в Краснодаре, я мог подтянуться на турнике 15-18 раз, влезть на одних руках по канату на 5 метров. Научился прилично плавать, и мог проплыть 2-3 километра. Это мой рекорд на Старой Кубани. Словом, в 1950 году я кончил 10 классов и думал, что теперь я смогу стать моряком. Судьба вроде улыбнулась мне. В военкомат прибыл капитан-лейтенант в тужурке (с кортиком) из Каспийского военно-морского училища и начал набор абитуриентов. Я вместе с другими оформил комсомольскую путёвку, сдал ему документы и начал ждать вызова. Увы! Вызова никому в Краснодар не пришло. Даже не объяснили, почему. Говорили, что вроде в Баку прибыла большая группа выпускников-нахимовцев, и их приняли без экзаменов, а число абитуриентов сильно сократили. Военком полковник Платкин предложил мне на выбор несколько училищ, но я упорно твердил, что хочу быть только моряком. Наконец, он сказал: «Воля твоя, иди на Флот». Со спецкомандой я прибыл в Севастополь. Это было в октябре 1950 года. Затем был учебный отряд, и я стал штурманским электриком. Впереди было 5 лет срочной морской службы. Но я был счастлив.
Осень 1952 года. Я уже старший матрос. Штурманская рубка Идём в Севастополь в открытом море. 2 часа ночи. Штурман отдыхает. Прокладку ведёт мичман-стажёр из ЧВВМУ Лёня Кудин. Он похож на молодого Лермонтова, его лицо украшают маленькие бакенбарды. Я записываю ему отсчёты лага. В штурманской темно. Горит только настольная лампа на подвижном кронштейне над картой. Сонливо и монотонно поют свою песню сельсины в штурманских приборах. Работает автопрокладчик «Путь-1». Крошечное светящееся перекрестье ползёт по карте. Это включена подсветка карты на автопрокладчике. Лёня Кудин настроен благодушно. Вдруг он ни с того, ни с сего спрашивает меня: «А ты женат?». Я отвечаю, что нет.
На смену Афанасьеву неожиданно, как снег на голову среди жаркого лета, прибыл неизвестный и таинственный капитан 1го ранга Иван Иванович Тетерников. Однако кое-какие сведения о нём всё-таки просочились, и нам стало сразу понятно, что Иван Иванович здесь долго не задержится. Предыдущая его офицерская служба для нас была полностью скрыта и не обсуждалась. Тем не менее, появились разговоры, что он из особистов, и это было вероятней всего. Окончил Высшую школу КГБ. Вызывало некоторое удивление то обстоятельство, что контрразведчику с высшим образованием не нашлось места в органах комитета государственной безопасности. Неужели, как нам думалось, что не может жить без флота? Вскоре стала известна другая, ещё более шокирующая новость: оказалось, что Тетерников является зятем самого Н.К.Байбакова, в ту пору бессменного председателя Госплана СССР. Теперь наконец-то прояснилось – Иван Иванович метит в адмиралы!
При посещении с проверками нашей части начальник 2-го отдела каждый раз беседовал с оперативными офицерами. У меня в памяти о Тетерникове сохранилось впечатление как о весьма интеллигентном, вежливом, деликатном, даже чересчур скромном для своей должности и положения человеке, в котором не было, как мне показалось, ни капельки нахрапистости, самоуверенности и безаппеляционности суждений. Чувствовалось, что он имеет опыт работы с агентурой, но подходы, методы и оценку деятельности он давал, основываясь на привычной для него позиции контрразведчика. Другим моментом, который меня несколько удивил и насторожил, это новаторская попытка Ивана Ивановича внедрить в разведывательную деятельность сетевое и перспективное параллельное планирование, о котором в те годы среди хозяйственников с позиций Госплана велись широкие дискуссии. Долго не задерживаясь на дальневосточных рубежах нашей Родины и не оставив о себе ничего заметного и значительного, кроме удивления, Иван Иванович Тетерников, наверное, предполагая, что приобрёл значительный практический опыт руководства разведывательными частями, убыл к благодатным, тёплым и лазурным берегам на новую более ответственную должность Начальника Разведки Черноморского флота. Мне не известно, дослужился ли Иван Иванович до адмиральского звания. Но то, что у него на новом месте в скором времени возникли какие-то неприятности, так эти инфинитивные сведения к нам доходили. К слову сказать, за весь период с 1969 года моего пребывания на Тихоокеанском флоте сменилось пять начальников Разведки. Контр-адмирал Николай Петрович Сотников – временщик, получив звание «контр-адмирал», сразу же перевёлся в Москву. Контр-адмирал Виктор Александрович Домысловский оставил о себе добрую память на флоте и на завершающем периоде своей службы перевёлся в Ленинград. Контр-адмирал Геннадий Фёдорович Леонов, самый энергичный, толковый, на мой взгляд, из числа руководителей этого уровня, к великому сожалению, трагически погиб в авиакатастрофе в феврале 1981 года, о которой я ранее упоминал. У капитана 1-го ранга Лопатина Э.П. служебная карьера в этой должности по неизвестной мне причине совершенно не сложилась. Прослужив чуть более двух лет, он по собственной инициативе уволился с военной службы.
Контр-адмирал Максименко Юрий Спиридонович
Очередным начальником Разведки неожиданно для многих сослуживцев оказался молодой сорокасемилетний капитан 1-го ранга Юрий Спиридонович Максименко, вскоре получивший звание «контр-адмирал», закалённый дальними морскими походами, инициативный, резкий, амбициозный, с повышенным самомнением, но не злопамятный и не обидчивый, с большим опытом службы на разведывательных кораблях. Преимуществом перед другими кандидатами для назначения на эту должность послужило наличие у него академического образования. Скажу откровенно, что по агентурному профилю деятельности разведки у него не то что знаний, но, как мне казалось, вообще никакого представления не было. Это создавало, мягко говоря, некоторые трудности в принятии окончательных решений, поскольку требовалось великое терпение, чтобы убедить в важности того или иного мероприятия, преодолевая при этом его любимые лихие командирские навыки «махать шашкой» и «рубить с плеча», что было на первых порах его характерной чертой поведения в новой для себя должности начальника Разведки.
Разведкой Военно-морского флота в эти годы руководили, как я отмечал в первой книге, с 1965 года вице-адмирал Иванов Юрий Васильевич, а затем с 1978 года на этой должности также успешно выполнял обязанности вице-адмирал Хурс Иван Кузьмич.
Вице-адмирал Иванов Ю.В. Вице-адмирал Хурс И. К.
23. Коллеги по второму отделу.
Мои коллеги в отделе, с которыми мне вместе довелось прослужить пять лет, встретили меня поначалу несколько сдержанно и, как мне показалось, даже настороженно, но в целом дружелюбно. По возрасту, они были младше меня от трёх до пяти лет. Имея хорошую специальную подготовку, они уже приобрели необходимый и достаточный практический опыт работы на должностях оперативных офицеров, что позволяло им грамотно осуществлять руководство определёнными направлениями деятельности. Мне хочется кратко рассказать о каждом из них. Поскольку у каждого у нас был свой участок работы, и наши интересы по вопросам специальной деятельности не пересекались, то, естественно, не было никакой профессиональной конкуренции. Это, на мой взгляд, создавало достаточно спокойную, даже доброжелательную обстановку. Каждый из моих коллег имел свой характер, свои взгляды, и поэтому мне все они были интересны по своему. Вот, например, Николай Демьянович Жигалин. Родился он перед самой войной в Пушкино под Ленинградом. Родители пережили блокаду. Николай не часто вспоминал о том тяжелом периоде, да, видимо, ещё был мал, чтобы самостоятельно что-либо запомнить. После окончания десятилетки поступил в Высшее Военно-морское инженерное училище и через пять лет стал инженер-лейтенантом, по специальности – инженер корабельных силовых энергетических установок. По его словам, он учился в училище на одном курсе вместе с будущим космонавтом Валерием Ильичем Рождественским, с которым, кстати говоря, через несколько лет вновь встретился уже в Звёздном городке в отряде космонавтов.
Капитан 1-го ранга Николай Демьянович Жигалин. Владивосток. 1980-е годы.
Жигалин в приватных беседах после одного или другого стаканчика с водочкой уверял нас, может для красного словца, что он успешно проходил все проверки, в том числе и барокамеру, и «вертушку», он так называл центрифугу, и что-то ещё значительно лучше Валерия Рождественского, но в конечном итоге, как он с горечью констатировал, в постоянный состав космонавтов не попал. Я помню, мы слушали, развесив уши и раскрыв рты, его увлекательные рассказы из неизвестной для широких народных масс жизни космонавтов и гордились своим коллегой, который находился какой-то период, пусть даже и короткий по времени, среди первых известнейших людей космической элиты. Вообще, надо сказать, Николай Демьянович был не только отменным рассказчиком, но и слыл весьма хозяйственным человеком и по этой причине за глаза получил, на мой взгляд, незаслуженную кличку «куркуль». Он любил зимнюю рыбалку, которой, как мне казалось, увлекалась, чуть ли не половина мужского приморского населения. На своём автомобиле совершал дальние поездки в уссурийскую тайгу за грибами, ягодами, кедровыми орехами, молодым папоротником орляком и ему даже удавалось находить корни женьшеня. В своём гараже он оборудовал погреб, где хранил бесчисленные банки, бутыли, канистры с разными соленьями, маринадами, настоями и другими заготовками собственного изготовления. Поскольку всё это замечательное разнообразие являлось великолепной закуской, его жена, видимо, исходя из приобретённого опыта и женского разумения, весьма предусмотрительно и строго контролировала, чтобы Николай слишком долго не задерживался в своём гараже, посетить который он иногда приглашал и нас.
Необыкновенно ценное лекарственное растение.В Японии орляк настолько знаменит, что его причисляют к национальным блюдам. Японцы ценят этот продукт за омолаживающий эффект, повышающий иммунитет к заболеваниям, как эликсир долголетия!
В профессиональном отношении Жигалин имел хорошую подготовку, окончил Третий факультет нашей «консерватории» с «золотой медалью», прилично владел английским и японским языками, неоднократно выезжал в зарубежные командировки. По своему служебному положению выполнял обязанности заместителя начальника отдела и, вероятней всего, надеялся в перспективе стать во главе его. Всё было бы хорошо, но, на мой взгляд, в поведении Николая Демьяновича порой проявлялись, особенно при отсутствии начальника отдела, черты характера угодничества, подобострастия, приспособления перед вышестоящим начальством с нескрываемым желанием непременно подстроиться под руководящее мнение и настроение. К счастью, в мою бытность в отделе это не создавало сложности во взаимоотношениях между сотрудниками и не приводило к конфликтным ситуациям. Но, сужу на основании опыта предыдущей службы, такая линия поведения не могла служить гарантией длительной благоприятной обстановки в коллективе. Другой сотрудник нашего 2-го отдела В.П.Турандин, как помнится, был назначен не намного позже меня на освободившуюся должность после перевода в Разведку Балтийского флота Михаила Язовских. Хотя за точность последовательности произошедших событий в хронологическом порядке из-за давности времени, я не могу ручаться. Да это и не столь важно. Мои личные воспоминания о Владимире Павловиче ограничиваются только периодом совместной службы в отделе. О прошлой жизни он вспоминал весьма редко и неохотно. Мне известно очень мало, только то, что иногда сам рассказывал. Родился он в Ленинграде, там же окончил ВВМИУ по инженерно-механической части надводных кораблей. Женился. Служил механиком на кораблях. После окончания Третьего факультета «консерватории», по неизвестным мне причинам, его жена с сыном не последовала за мужем на Тихоокеанский флот и осталась в Ленинграде. Владимир Павлович оформил развод и стал на сына выплачивать алименты. Во Владивостоке женился вторично, вскоре родилась дочь. В этом отношении у него было всё хорошо. Да и по служебной линии не было претензий. Вскоре ему присвоили звание «капитан 1-го ранга». По характеру он был прямолинеен, убедителен, твёрд и напорист в высказывании своих взглядов, принятии решений, определении оценок, и никогда не юлил, не подстраивался ни под какое чужое мнение. Возможно, некоторых, особенно московских начальников, не устраивала такая его независимая позиция. В то же время свои ошибки, если они случались, он имел смелость признавать и исправлять.
Капитан 2-го ранга Владимир Павлович Турандин. Владивосток. 1980-е годы.
В нашем 2-м отделе, организационно входившем в состав Управления Разведки штаба КТОФ, были и другие сотрудники, с которыми приходилось общаться в процессе выполнения своих функциональных обязанностей. Со всеми из них у меня были нормальные рабочие отношения. В нашем сравнительно небольшом коллективе в целом была уважительная, доброжелательная и спокойная обстановка, что обеспечивало продуктивную и успешную деятельность. По правде сказать, на моей памяти произошли два или три момента, которые оставили у меня, в частности, неприятный осадок на душе. Вот, например, на одной из первых ознакомительных бесед в Политическом отделе после моего назначения ,помимо общих, так скажем, стандартных установочных вопросов, политработник в ранге заместителя начальника политотдела упорно и настойчиво интересовался не только моим отношением к событиям в Чехословакии и Афганистане, но и въедливо допытывался, ухищрённо выспрашивал о том, какие разговоры по этому поводу ходят среди моих сослуживцев. Что же это я буду за других отвечать? Помню, что я тогда попытался уклониться от развёрнутого и обстоятельного ответа на эти вопросы, сославшись на необходимость направлять свои устремления, прежде всего на качественное выполнение своих непосредственных обязанностей, а не расспрашивать у своих коллег, кто, о чём думает и как оценивает происходящие события. Вообще-то говоря, внутренняя жизнь в стране и внешняя политическая деятельность нашего государственного руководства на начало 1980-х годов уже вызывала много недоумения, непонимания и необъяснимого чувства надвигающейся тревоги. Во всяком случае, для меня это было особенно заметно, когда приходилось совершать длительные командировки в разные концы Советского Союза. Однако даже в страшном сне было трудно предположить, что с такой лёгкостью огромная страна рухнет сама собой, без блокады и войны. Думалось, что придут новые инициативные, энергичные, молодые руководители и уведут страну от надвигающейся неминуемой катастрофы. Но этого, как оказалось в реальности, не произошло. Другой момент, который также случился в первые месяцы моего пребывания на новом месте, был ещё более неприятный, гадкий, подлый и оскорбительный как в обыденном человеческом понимании, так и с позиции моего нынешнего военного статуса. Дело было в следующем. Однажды в расположении Управления Разведки флота появился представитель Особого отдела, который мне был лично хорошо знаком по прежнему месту моей службы. Не более двух лет тому назад в Особом отделе, сотрудники которого осуществляли соответствующий контрразведывательный режим на дивизии речных кораблей в Хабаровске и одновременно тщательно следили за нашей «конторой», появился молодой, высокий, статный, энергичный, бесцеремонный, нахальный офицер в звании старшего лейтенанта, с ярко выраженными чертами амикошонства в поведении. Вскоре выяснилось, что новый назначенец, являясь лицом чеченской национальности, называл себя Александром Андреевичем Жириковым. Подлинная или легендная для удобства личного общения была его фамилия, мне не известно. Но жена его черкешенка по национальности, очень красивая женщина, имела своё национальное кавказское имя.
Вот этот так называемый Александр Андреевич развернул на дивизии речных кораблей такую кипучую деятельность по разоблачению иностранных шпионов, врагов и предателей, что начальство его заметило и направило во Владивосток на повышение. Став уже к тому времени капитан-лейтенантом, он появился в нашем служебном расположении Разведывательного управления штаба флота в роли нового куратора. В скором времени произошло самое неожиданное для меня происшествие. Мне уж неизвестно, с каких позиций исходил этот молодой контрразведчик, но только он, выбрав благоприятный момент или специально подготовив удобную для себя ситуацию, когда мы оказались одни в кабинете, вдруг ни с того ни с сего стал меня брутально вербовать в число своих доносчиков. От такой наглости я был обескуражен, крайне ошеломлён и дико возмущён. С великим терпением, сдерживаясь, чтобы не послать «открытым текстом» его куда-нибудь подальше, туда, например, куда «Макар телят не гонял» или ещё дальше, я всё-таки злорадно поинтересовался, как же так случилось, что он остался без своей агентуры. Видимо, не рассчитывая на мою резкую реакцию, наглый Жириков, заявил, что, если я не изменю своего решения, он, используя свои неограниченные возможности, распустит слух о том, что я все годы службы якобы являлся сексотом и занимался доносами на своих сослуживцев. Не выдержав такого грубого шантажа, я саркастически рассмеялся и добавил, что таким бредням никто и никогда не поверит. На этом наш «душещипательный» разговор завершился, содержание которого, естественно, во всех деталях и красках доложил начальнику отдела. Такие факты или подобные им случаи, нередко происходившие в нашей жизни, лишний раз свидетельствовали, что соответствующие инстанции и контрольные органы могли шельмовать людей, делать всё что угодно и, вероятней всего, практически без угрызения совести совершали всевозможные действия, в том числе и сомнительного характера, даже в отношении лиц, имеющих определённое служебное положение. О каких правах человека тогда могла идти речь? Примеров тому – бессчетное количество. К счастью, в дальнейшей моей успешно складывающейся служебной деятельности в Управлении Разведки флота, которая объективным образом подходила к завершению, других ненормальностей не происходило. Своевременно без всяких задержек, буквально день в день к окончанию установленного срока выслуги лет в прежнем звании, мне присвоили последнее офицерское звание «капитан 1-го ранга».
Капитан 1-го ранга Николай Александрович Верюжский. Владивосток. Октябрь. 1981 год.
Кстати говоря, в скором времени пришло сообщение, что представление к награждению медалью «За боевые заслуги», о чём упоминал ранее, «переработали» для награждения орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» Ш степени. Этот орден мне вручил Командующим Тихоокеанским флотом адмирал Владимир Васильевич Сидоров на общем торжественном собрании офицерского состава штаба флота накануне праздника 23 февраля 1985 года – Дня Советской Армии и Военно-Морского флота. Попутно в порядке общей информации скажу, что за весь период моей службы на дальневосточных рубежах с 1969 года сменилось четыре Командующих Тихоокеанским флотом: адмиралы Н.И.Смирнов, В.П.Маслов, Э.Н.Спиридонов и В.В.Сидоров. Место же Главнокомандующего ВМФ незыблемо в течение почти тридцати лет оставалось за С.Г.Горшковым, который взошёл на этот пост ещё в далёком 1956 году, сместив Адмирала Флота Советского Союза Н.Г.Кузнецова.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
