Мичман Храмов, распространяя вокруг себя аромат одеколона «Шипр», весь сверкающий, – от надраенных черной ваксой ботинок до белоснежного чехла на фуражке – прибыл в каюту старпома подводной лодки. Во лбу его, над лаковым козырьком фуражки, красовался шитый «краб» - особый шик военного моряка. - Что с тобой, Храмов, - даже отшатнулся от него старпом, - никак жениться собрался? Саша Храмов улыбнулся до самых ушей. - Попали в самую точку, товарищ капитан 2 ранга! Иду просить руку и сердца у своей девушки.
Девушку Храмов нашел себе уже неделю назад, когда вместе со своим другом Петей Немыкиным гулял по набережной Владивостока. Рыжая красотка рассеяно ела мороженое и ни о чём плохом не думала. На неё сразу запал любвеобильный Немыкин, но почему-то серьезный и степенный Храмов девушке приглянулся больше. Встретиться снова Саня предложил ей через неделю и вот сегодня он собрался на любовное рандеву. - Твою маму! – изумился старший помощник Долгалёв. – Какой из тебя муж? Что ты умеешь делать, кроме, как с Немыкиным на берегу, пиво лакать? - Умею нежно обращаться с девушками, - ответил Храмов, - и вообще, уже пора мне завести семью. - А от меня чего тебе надо? – спросил старпом. «Шифрик» скромно опустил глаза в палубу, предчувствуя всплеск старпомовых эмоций после своего ответа. - Дайте мне десять суток отпуска по семейным обстоятельствам, - застенчиво попросил Саша Храмов. Долгалёв всплеснул руками и забегал по тесной каютке. - Вы хотите меня убить? Что я вам плохого сделал, враги? Нянчусь с ними, пестую их, донашиваю в утробе, а они ко мне приходят и суют ножик в рёбра! Жениться он собрался, ха!, отрастил женилку, бегает тут! Одеколоном вспрыснулся, завонял мне всю каюту! Лучше бы от тебя мазутом пахло! Бездельник! Вот где вы все у меня! Достали! Все норовят в отпуск, а кто работать будет? Вся команда паёлы драит, соляром механизмы моет безвылазно, порядок в заведовании наводит, выход через две недели, а он напомадился тут, напудрился и с корабля норовит! Никакого схода с «железа», пока дурь из головы не выйдет! Вон отсюда!!! Через час, остывший Долгалёв вызвал мичмана Храмова и вручил ему отпускной билет. - Иди к своей красавице, - мрачно сказал старпом «шифрику», - я очень надеюсь, что после твоего предложения она плюнет тебе в рожу, развернётся и уйдёт. Не сбылась надежда старшего помощника – Храмов предложил, а Танюша согласилась. Через неделю у них состоялась свадьба. Старпом тоже был приглашен в качестве гостя и по-своему оценил выбор Храмова.
- Требовательная и хозяйственная, - сказал Долгалёв, - настоящий Ну, держись, Храмов! Глаз у старшего помощника был намётанный, а характер любого человека за время службы в своей должности, он распознавал по отдельным фразам и телодвижениям. Командный голос у молодой жены прорезался сразу же после бракосочетания. Потом было прощание с семьями, автономка с плаванием «за три моря» и томительное ожидание встречи с родной землёй. На семейные дела выделили неделю срока, а потом экипаж отправили в подмосковный дом отдыха, для восстановления «живучести» организмов. - Отдохнёте, восстановите живучесть организмов и «снова в бой, покой нам только снится» - именно так выразился командующий флотилией подводных лодок. Жёны подводников засуетились – там ведь рядом Москва, а в Москве чего только нет! При нынешнем изобилии смешно представить: на периферии были пустые полки магазинов, что продовольственных, что промышленных. Молодожены Храмовы попрощались на две недели, и Таня дала своему мужу список товаров, которые необходимо было купить в столице. - Главное, купи, - наказала Саше супруга, - скоро Новый Год, хочу пить шампанское из хрусталя. Соседей позовём, чтоб обзавидовались.
Мичман Храмов по прибытии в здравницу моментально забыл о фужерах, колготках и списке парфюмерии. Не до этого было. Коллектив чисто мужской, суровый – флотские офицеры, мичманы. Поселили Храмова в восьмиместную каюту, в которой уже несколько дней расслаблялись подводники-атомщики с Северного флота. Новые знакомые тут же, разлили по стаканам «рябину на шиле» и полезли чокаться к Храмову. - За содружество наших флотов! Застолье продолжилось далеко за полночь… *** - Проснитесь, молодой человек, - приятный женский голос приплыл к Храмову из заоблачных далей, - пожалуйста, проснитесь! Мичман Храмов разлепил глаза. За плечо его трясла молоденькая медсестра в коротком белом халатике. За окнами было совсем темно. «Шифрик» машинально взглянул на наручные часы. Без десяти минут шесть. Одеяло посередине откровенно топорщилось - самое время. Девушка, довольно-таки симпатичная, стоит и ждёт у изголовья. Полусонный Храмов обхватил сестричку за талию и потянул её на себя. - Ну, хорошо, хорошо, иди ко мне, солнышко! Медсестра возмущенно оттолкнула Храмова и отскочила от кровати. - Что вы себе позволяете! Я пожалуюсь начальнику санатория! Храмов тупо уставился на
- А зачем же ты ко мне ночью пришла? – спросил он. - Вставайте и идите в процедурную, взвеш…ш…шиваться! Уже скоро ш..ш…шесть! – злобно прошипела медсестра и, вся пунцовая, выскочила из палаты. Всё военно-морское воинство храпело и видело десятые сны. «Что за фигня, почему меня одного взвешивать?» - подумал мичман Храмов. Щупленький «шифрик» сел на койке, машинально вставил ноги в тапочки и сонно пошлепал в процедурную. Там его взвесили, записали показания – 58 килограммов - в коленкоровую тетрадь и с миром отпустили спать дальше. Когда все проснулись, напились вдоволь воды от пуза, поскольку сушняк после «шила» давил жутко, Храмов пожаловался обществу на гнусные санаторные порядки. - Я думал, она ко мне с добрыми намерениями, а она «идите, взвешивайтесь!», скоро, мол, шесть часов! А вас чего не будила? Саня не знал, что в санаториях в первый день, до завтрака, всех вновь поступивших взвешивают. Потом в последний день перед отъездом тоже. Для чего это делается никто не знает. Самый толстый из всей компании, капитан-лейтенант оценивающе посмотрел на мичмана Храмова. - Тебя каждое утро до шести утра будут водить на взвешивание, пока не наберёшь человеческий вес. Кушай плотнее в столовой, чем быстрее поправишься, тем быстрее медперсонал от тебя отстанет, - сказал толстячок и загрустил, - а вот меня никогда не разбудит на рассвете лёгким касанием нежной руки.
Храмов рвал и метал. - Это что, отдых? Это реабилитация? Лучше бы я под боком у жены восстанавливался! На хрена я сюда приехал? В шесть утра, на весы! У…у…у… Слушая его причитания, все катались от смеха. Потом сознались, что пошутили. - Мы, ведь, раньше приехали, и нас в первое утро тоже взвешивали, - сказал толстый каплей Серёга, - ты случаем пульку не пишешь, Саня? Храмов когда-то учился играть в преферанс и имел некоторые навыки. Две недели за картами и «рябиновкой» пролетели очень даже быстро. Москва со всеми её культурными прелестями, ГУМами и ЦУМами была забыта напрочь. Пришло время и просвистели два зеленых свистка: «С вещами на выход!». Крепко сдружившиеся с Храмовым атомщики-северяне тепло попрощались с ним, разлив остатки «шила» на посошок, и уехали в аэропорт. Им – на Мурманск, а Храмову – на Владивосток. И только сейчас «шифрик» вспомнил наказ молодой жены: без хрустальных фужеров не возвращайся! Он вытащил из кармана помятую бумажку с перечнем необходимых покупок, прочитал и весь вспотел. До самолёта оставалось четыре часа времени. Регистрация объявлялась за час. А ещё в Домодедово из санатория не меньше часа. Короче Саня понял: не успевает он! Не успевает добежать до «хрустального» магазина и купить заветные фужеры, не говоря о духах, кремах, пудре, пищевых деликатесах, которые водятся только в столице и в провинции не показываются. Деньги, тоже, вроде особо и не тратил, закончились. В голове промелькнуло спасительное решение. Хотя бы что-то надо привезти. Саня Храмов оставил вещи в фойе у дежурной и побежал в санаторную столовую.
До обеда было еще далеко, но столики были уже сервированы. Храмов прошмыгнул в столовку и, воровато озираясь, покидал за пазуху шесть граненых . Зайдя за угол, он нашел два камня. На один он ставил стакан, а другим бил. Расколошматив все «гранчаки», Храмов сложил осколки в полиэтиленовый пакет и, довольный, пошел за вещами... - Санечка! Милый! Приехал! – радостно встретила его Танечка. После крепких поцелуев и жарких объятий, жена накрыла на стол. Мясо в кляре, кусочки палтуса горячего копчения, салат «Оливье» и запотевшая бутылка «Советского шампанского». Храмов с ужасом смотрел на шампанское, предчувствуя беду. - Санечка, доставай московские подарочки и фужеры, обновим с тобой хрусталь, - сказала Храмову жена. Несчастный «шифрик» полез в сумку и фальшиво запричитал. - Ой, беда-то какая, проклятый аэрофлот, побил все мои фужеры, бросают багаж, как попало! Я так и знал, что это произойдёт! Супруг издали предъявил ошеломлённой молодой хозяйке пакет с осколками своих стаканов. - Ну-ка, ну-ка, - недобро протянула она, - дай мне сюда свой пакет. Убедившись, что осколки восстановлению не подлежат и это совсем даже не хрусталь, Таня со всего маху надела пакет с останками «хрусталя» на бестолковую храмовскую голову, после чего избила Саню деревянной шваброй. Настоящий старпом семейного корабля!
У нас от изумления открывались рты и закрывались только по команде «Отбой учебно-боевой тревоги!» Когда наш крейсер стоял у стенки, нас водили по разным кораблям. Первым мы посетили стоящий рядом флагман Антарктической китобойной флотилии плавзавод «Юрий Долгорукий». Это судно (бывший немецкий лайнер «Гамбург», 40 тыс. т) периодически заходило в Кронштадтский Морской ордена Ленина судоремонтный завод, и отстаивалось рядом с крейсером у стенки военной гавани – Усть-Рогатки. Оно было вчетверо больше «Кирова» и давило своими размерами. Судов таких размеров мы больше за всю свою службу на флоте не встречали. Внутри оно было таким же огромным, но всех ошеломил запах рыбьего жира, которым это судно пропахло от киля до клотика.
В один из заходов в Кронштадт парусного барка «Седов» мы, конечно, побывали на палубе парусника, и все удивлялись, как это матросы успевали выучить мудреные названия многочисленных деталей такелажа. Экскурсию проводил командир корабля капитан 2 ранга П.С.Митрофанов. Барк «» (бывший «Командор Йонсен») и его собрат «Крузенштерн» (бывший «Падуя»), которые раньше использовались в качестве учебных, теперь служили в Атлантической океанографической экспедиции. Посещали мы и бригаду подводных лодок, стоящую в Купеческой гавани. На подводной лодке толстого Саню Сиротинского пришлось с силой пропихивать через люк.
*** Общими усилиями команды крейсера нас удалось кое-чему научить. Двое наших одноклассников: Н.Петров и М.Хрущалин, стали специалистами 3 класса уже в первую практику. Во вторую практику их уже было 28, а в третью ими стали почти все.
Карта похода УКРЛ "Киров". Лето 1963 года.
Практика 1963 года отличалась от первой обилием морских походов. Мы пропахали всю Балтику вдоль и поперек. Подходили к Таллину, Риге, Лиепае заходили в Балтийск. Ходили вокруг шведского острова Готланд, прошли мимо датского острова Борнхольм и подошли к проливной зоне. Но в открытом море вокруг – один горизонт, и если ты не ведешь прокладку на карте, для тебя важна не столько дальность плаванья, сколько его длительность. Интересную практику можно организовать и, не заходя далеко. Следующая, третья по счету практика, вероятно, ничего не дала нам нового и потому не запомнилась. Танцоры опять саканули, их отправляли на празднование 20-летия Нахимовского училища. Впечатлений от корабля много. Поэтому, чтобы не повторяться, разделим приобретенный опыт по боевым частям. Экипаж корабля, как известно, организационно разбит на боевые части пяти основных корабельных профессий (не считая служб и команд). БЧ-1 – штурманская. Корабль отходит от стенки. Это – и первое впечатление и первые метры, кабельтовы и мили, которые войдут в морской ценз офицера. Корабль вышел на Большой Кронштадтский рейд, последовала звучная команда: «На четыре бочки становиться». А после того, как осмотрелись и пополнили недостающее, начался поход. Мимо проплывают острова Финского залива. За ними мы наблюдаем в пеленгатор. Особое впечатление производит Гогланд. А еще через несколько часов хода вырастают на горизонте кирхи Таллина. Во время более длительных походов в открытом море мы вроде бы пробовали вести прокладку. Во всяком случае, мы знали, как это делается, и следили за вывешенной картой похода. Морская карта постепенно становилась родной.
Дмитрий Аносов измеряет высоту солнца с помощью секстана. 1963 год.
БЧ-2– артиллерийская. Современное её название по Корабельному уставу – ракетно-артиллерийская. Но на крейсере-ветеране она еще была просто артиллерийской. Предстояли учебные стрельбы главным калибром. На корабле все плафоны на это время снимали, чтобы они от встряски не лопнули. Это настораживало. А нас, будто специально (так оно, оказывается, и было) поставили на кормовом мостике, башня главного калибра – прямо под нами. Ухнул первый залп. Уши заложило, в голове звон. А, кто испугался? Очнувшись, все начинают друг перед другом хвастать: «Во, здорово!». Мы видели практически все виды артстрельб, которые только проводятся на крейсерах. Стрельба установленными на дула 45-мм стволиками. Стрельба по движущимся сетям. Тяжелее для ушей переносилась резкая и жёсткая, как звук огромного хлыста, стрельба универсальными (они могли стрелять и по летящим целям) 100-мм орудиями. После этих стрельб нахимовцам, расписанным по башням, доверяли банить стволы. Наконец, стрельба из 37-мм автоматов по шарам, наполненным гелием. Стрельба из этих автоматов, которые официально именовались солидно - зенитной малокалиберной артустановкой «В-11» - считалась верхом мечты. Потому что тем, кто на них был расписан, разрешали выполнить упражнение №5, то есть пострелять самостоятельно. К тому времени нам еще не было шестнадцати, но шестерым все же повезло: Е.Смирнов, В.Лебедь, В.Градосельский, В.Васильев, С.Мельниченко, А.Стражмейстер. Во время стрельбы вновь, как и в 1960 году на крейсере «Орджоникидзе», произошел казус. Когда после завершения упражнения стали собирать отстрелянные гильзы, то среди них обнаружили неразорвавшийся снаряд. У офицеров, которые были рядом, волосы на голове встали дыбом. После этой стрельбы два дня в ушах стоял звон.
Нахимовцы банят ствол 100-мм орудия крейсера "Киров". Слева направо: В.Градосельский, А.Сипачев, Д.Аносов. На заднем плане - ракетный крейсер "Адмирал Головко". Лето 1964 года.
Интересно, что производились эти автоматы в «КБточмаш» [3], где долгое время будет служить, а затем и возглавит Военную приёмку Минобороны, и сейчас еще работает заместителем директора Сашка Разговоров (бывший Стражмейстер). Может быть, с металлического сидения турели того автомата и начался его путь в мягкое кресло руководящего работника этого прославленного КБ. БЧ-3– минно-торпедная. На крейсере было два трехтрубных торпедных аппарата. Но, как они стреляют, мы не видели. Зато в 1962 году проводились ночные торпедные стрельбы, в которых наш крейсер служил мишенью. Торпеда, выпущенная эскадренным миноносцем, идущим чуть ли не у линии горизонта, прошла под самой серединой киля крейсера, разглаживая над собой пену волн. Восхищаясь точностью стрельбы, испытываешь и жутковатое чувство: а вдруг бы?! Видели мы и учение по постановке мин, но это скучновато. БЧ-4 – связи. В эту БЧ входят сигнальщики и радисты. В заведование БЧ-4 входили все радиопередатчики и радиоприёмники с антенными устройствами, организационно объединёнными в передающие и принимающие радиоцентры корабля. Но нас туда не допускали. Зато наши ребята неплохо семафорили. В марте 1964 года С.Мельниченко занял второе место в училище в состязании сигнальщиков. На корабле случалось, мы сдавали экзамены за проходивших практику курсантов высших училищ. Но, конечно, нам было далеко до корабельных сигнальщиков. Мало того, что они это делали быстрее, у них еще был свой почерк и стиль. Сигнальщики также могли «разговаривать» с помощью прожектора или же сигнальных флагов. Грамотный корабельный сигнальщик втихаря может даже набрать из этих флагов признание в любви своей девушке. Гражданским людям эти же самые флаги известны лишь как украшение, которое вывешивают на реях и стеньгах кораблей в дни государственных праздников и в день ВМФ.
Виктор Виноградов передает сообщение с помощью семафорной азбуки. Лето 1964 года.
Если у себя на озере мы пользовались Шлюпочной сигнальной книгой, в которой сигналы передавались одним или сочетанием двух флагов, то на флоте в сигнал входили четыре и более флагов – каждой композиции этих флагов соответствует определённая команда для эволюции (действия) кораблей. И для их обозначения служит Боевой эволюционный свод сигналов – целый гроссбух. Нас первым делом ознакомили с двумя сигналами. Вопрос: «К, Л, Ж?». Правильный ответ: «Н, Х, Т!». Для тех, кто владеет правильным произношением старославянских букв, предлагаем произнести эти сигналы, только, чур, не вслух. Сигнальный мостик находится поблизости от ходового, поэтому некоторым из нас пришлось видеть командира корабля Б.В.Викторова «в деле». Валера Иванов был свидетелем такого случая. Крейсер стоял на БКР и уже был готов к отходу, когда с башни Итальянского дворца, в котором находился штаб базы, просигналили распоряжение командования задержать выход и взять на борт кого-то из штаба. Борис Васильевич, нахмурился: «Напиши ему, что корабль – не велосипед, его на ходу не остановишь», а затем скомандовал вахтенному офицеру: «Трогай!». В машинное отделение полетела команда
БЧ-5 – электромеханическая. Все что на корабле крутится, светится, шипит и горит, входит в заведование этой боевой части. «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй» - это будто бы сказано о котельном отделении старого крейсера. Как утверждали матросы, на четырех котлах корабль в их бытность всё ещё умудрялся развивать 34 узла. Резвость даже на сегодняшний день приличная. Чтобы попасть к котлам, надо было пройти через шлюз, для выравнивания давления: наружного с давлением в разгоряченной котельной. И надо сказать, что желания появляться там лишний раз не было. Именно туда нас загоняли под пайолы (съемный дюралевый настил в трюме), чистить и убирать грязь. В этом - нормальная психология корабельного офицера: если на борту корабля есть практиканты, то на самые грязные работы лучше послать их, чем своих матросов. Вот и на нашу долю доставались скопившиеся водяные протечки, перемешанные с машинным маслом и различными видами смазок, короче грязь. Там мы изнутри и даже из «подполья» увидели, что значит на корабле эта самая электромеханическая боевая часть. Единственная привилегия механиков – это возможность дать на прощанье шапку дыма из трубы. В боевой обстановке это ведет к демаскированию корабля, поэтому за такие шапки дают «по шапке». Но традиция обязывает. Через котельную проходил путь «из носа в корму, не выходя на палубу». Пройти таким образом вдоль всего корабля - задача на засыпку салаге. Не всегда это удавалось сделать, потому что матросы перекрывали отдельные переборки, обычно это было в душевых команды. Душевые, а лучше сказать, вода в душевых – это особая статья. На корабле существует запас воды для разных целей: питьевая, мытьевая, техническая и прочая. Кроме того, есть малопроизводительные опреснительные установки. Как-то кораблю потребовалось зайти в гавань, чтобы пополнить запас пресной воды, и командир Б.В.Викторов запросил у штаба «Добро» (буква «Д» означает – Да, согласен, разрешаю). В ответном тексте, содержалось предложение запустить эти самые опреснительные установки. На что Викторов прорек через сигнальщика: «Крейсер – не корова, его ведром воды не напоишь!» Мытье на корабле, когда он в море, представляет трудность, так как из экономии пресной воды для мытья подают забортную воду, а она – соленая. Обычное мыло в такой воде не мылится. В походе давали специальное мыло (кстати, белого цвета), но и оно мало помогало. В душевых не только мылись, но еще стирали свое нательное белье и, конечно же, робу. Белая брезентовая роба. О ней надо бы сложить песню. Возможно, она была хороша во времена парусного флота. Но на современном корабле пачкается мгновенно. Корабельный способ стирки оригинален. Рубаху или брюки бросаешь на кафель душевой и трешь щетками до заданной чистоты. А сушить робу можно у вентиляторов, которые выдувают горячий воздух из котельных – несколько минут и все сухо. Тысячу таких премудростей мы и постигали во время практики.
А.Белогуб у корабельного вентилятора. 1964 год.
В заведование БЧ-5, точнее в состав ее второго (электротехнического) дивизиона, входила вся слаботочная телефония. Когда в 1962 году после окончания практики мы уже сошли с трапа корабля, нас остановили на стенке и обыскали вещмешки. Оказалось, что с нашим уходом на разных боевых постах корабля из телефонов исчезли 47 капсюлей-динамиков ДЭМШ-1. То есть 47 постов были лишены связи. Несмотря на наличие в наших рядах радиолюбителей, ни одного капсюля обнаружено не было. До сих пор не ясно, то ли наши так исхитрились, то ли матросы «смолотили» под наших. В общем, от БЧ-5 у нас остались неприятные воспоминания. Тем не менее, шестеро наших однокашников после Нахимовского пошли учиться в инженерное училище, именуемое в народе Дзержинкой – подходящая ассоциация.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
