Валя Шаляпин несколько напоминал профессора Паганеля в молодости. К тому же по должности был он дивизионным связистом. Четыре малых охотника готовились выйти в море на отработку курсовой задачи с подводной лодкой. Рычали дизеля, шла обычная проверка техники перед выходом в море, когда Вале доложили, что на одном из катеров не работает передатчик УКВ. Валя взял исправный блок передатчика с другого катера и вставил в стойку вместо передатчика, вышедшего из строя. Радиостанция не хотела работать. Он побежал на другой катер, взял с него блок и повторил проверку. Результат тот же. А тут выяснилось, что оба блока, которыми он хотел проверить радиостанцию, вышли из строя. Так и вышла поисково-ударная группа, или ПУГ, на учения с радиостанцией работающей на передачу только на флагмане. И отработали нормально и даже хорошо. К тому времени сплаванность была достигнута. Комдив давал команды в эфир, а те, кого они касались, подтверждали понятность и исполнение светом. Что после возвращения в пришлось выслушать Вале Шаляпину, можно только предположить.
16 апреля 2006 г.
Придумал оказию.
По оперативным или стратегическим соображениям командования, на этот раз поисково-ударная группа катеров несла дежурство в Ура-Губе. ПУГ стал на одну из бочек и организовал все положенные мероприятия. Это называлось маневренное базирование. Периодически катера выходили на отработку плановых мероприятий боевой подготовки. Когда заканчивался срок дежурства, поступил запрос от ОД о запасах топлива на катерах. Доложили. Поступает команда заправить один из катеров «под завязку». Ларчик этих манипуляций открылся потом. По служебным делам в Ара-Губе в это время был помфлагмеха дивизии. Дела закончил и захотел попасть домой в Полярный, а оказии нет. Если нет, надо придумать. И придумал, заправить топливом один из катеров ПУГа с плавбазы подводников и на этом катере попасть в Полярный. Наименьший запас топлива оказался у моего катера. Мне и было приказано подойти к борту плавбазы под топливо. К этому времени помфлагмеха приехал из Ара-Губы на машине и был на борту плавбазы. Быстренько залили в бортовые цистерны топливо, а к этому времени пришла радиограмма о конце дежурства и приказание следовать в Полярный. Построились в кильватер, и побежали на выход из Ура-Губы. Мой катер был концевым в строю кильватера. Начинаю наращивать обороты двигателей, а они не наращиваются, а медленно и уверенно падают. Прямо фантастика какая-то. Заглохли кормовые машины. Заглохли носовые машины. Только дизель-генераторы, (вспомогачи) стучат. Но вот сначала комовой, а затем и носовой вспомогач замолкли. Катер полностью обесточен, радиостанции не работают, только на прожектор можно подать напряжение от аккумуляторов. И всё это на виду у целой эскадры подводных лодок. Приказал сигнальщику передать семафор командиру ПУГ о потере хода, а сам пошёл в машину посмотреть обстановку. А в машине пар валит от дизелей. Мотористы под пайолами крутят крантики, и помфлагмеха им помогает. Ясно, что здесь без моих указаний обойдутся, и пошёл на мостик. А сигнальщик докладывает, что на его вызов катера не ответили и скрылись за мысом. А между тем ветерок гонит катер к берегу, а у берега камни, а карта говорит, что у самого берега глубины около ста метров и более, и куда вынесет ветром и течением, ясности нет. Якорь хлипкий и цепи всего 75 метров. Проблемно зацепиться якорем. Дал команду готовить якорь к отдаче, а сигнальщику вызывать коллегу с лодки или с плавбазы и запросить помощи у ОД эскадры. Лето, хорошая погода, солнышко светит круглые сутки, дело происходит ближе к ужину. Стучит сигнальщик прожектором, а подводники как будто заснули, а вероятнее всего спешат откушать, и ни кто не хочет ввязываться в переговоры с каким-то катером, который болтается посреди залива. Никто не обращает внимания на вызов с катера. Ветерок всё жмёт и жмёт катер к берегу, уже осталось метров сто до скалы. Минут через 10-15 катер ветерком унесёт за мыс, и вызвать подмогу от подводников можно будет только сигнальными ракетами или стрельбой из пушки. А катера бегут домой полным ходом, все смотрят только вперёд, и только повернув в сторону Кольского залива, командир ПУГ обнаруживает, что нет одного катера. И в эфир катер не выходит. Послал концевой катер выяснить, в чём дело. Этот катер и взял нас на буксир и тащил на малом ходу до самого выхода из . За это время мотористы продули топливную систему и дизеля и запустили их от цистерны, в которую топливо не принималось с плавбазы. Оказалось, что топливо с плавбазы было наполовину с водой. На ПЛ топливо из цистерн вытесняется забортной водой. Эта вода попадает в топливо, когда его передают на плавбазу. На лодках и плавбазе есть сепараторы, да и дизеля не такие разборчивые как на катерах.
Он вышел из класса. Фрол сказал: — С этим не пропадешь. Видно сразу — весь просолился. Как ты думаешь, сколько ему лет? — Наверное, шестьдесят. — Да, не меньше — в японскую войну воевал. После короткой перемены Кудряшов представил нам преподавателя истории, Максима Петровича Черторинского, и ушел, оставив нас с учителем. Это был гражданский человек, несмотря на то, что на нем был флотский китель. Брюки, слишком широкие, обвивали его ноги винтом. Он был бы совершенно лыс, если бы темно-рыжий пух не прикрывал его виски. Из-под двух кустиков темно-рыжих бровей на нас с любопытством смотрели темно-карие глаза. — Ну-с, уважаемые товарищи, — обратился к нам преподаватель, — рад с вами познакомиться. Вы моряки и сыновья моряков и, конечно, знаете, что столица черноморских моряков — Севастополь. Я полагаю, многие из вас бывали в Крыму? — Будь спок, бывали, — отозвался Фрол. — Как вы сказали? — насторожился учитель. — Я сказал, что бывали. — Так. А может быть, кто-нибудь из вас и родился в Крыму?
— Кто-нибудь и родился, — ответил Фрол. — Вы, например? — Предположим. И еще есть, которые родились. — Судя по полученным вами наградам, вы воевали. — И воевал. — За Крым? — И за Крым. — А может быть, вы скажете мне, — спросил Фрола преподаватель, — знали ли вы, за что воевали? — То есть как «за что»? — возмутился Фрол. — Это каждый знает: за Родину. — Отлично, — одобрил учитель. — За Родину. А что такое Крым, за освобождение которого вот сейчас, когда мы с вами сидим тут в классе, воюют наши бойцы, матросы и офицеры?.. Вы не можете мне сказать, что такое Крым? — обратился преподаватель к Фролу. — Полуостров. — Отлично. А что это за полуостров? Почему гитлеровцы так яростно дерутся за обладание этим полуостровом и почему мы его не раз так мужественно защищали? — Севастополь в Крыму, вот почему! — Великолепно. А не скажете ли вы, давно ли возник Севастополь? — Нет, не знаю. — А не думаете ли вы, уважаемый товарищ, что полезно знать историю того уголка своей Родины, который ты защищаешь? «Уважаемый товарищ» ничего не ответил. — И не хотите ли вы все послушать, — обратился преподаватель к классу, — что такое Крым, для освобождения которого сейчас брошены десятки дивизий и кораблей и сотни самолетов? — Хотим, — сказал с места Девяткин. — Очень хотим. — Так слушайте же. Издавна было известно: тот, кто владеет Крымом, становится хозяином над обширным Черноморским бассейном. С древнейших времен Крым привлекал к себе многие народы. В глубокой древности Крым населяли скифы, которые создали сильное государство со столицей .
— А где был этот Неаполь? — спросил Фрол. — Близко от того места, где теперь стоит Симферополь... Класс притих, и даже Авдеенко перестал скоблить ножом парту. — Скифы вели с пришельцами — греками, римлянами — ожесточенные войны, — рассказывал Максим Петрович. — Киевская Русь была издавна связана с Крымом. В девятом-десятом веках в Крыму создавали свои поселения восточнославянские племена. Они вели торговлю через крымские города Сурож и Корсунь. Но сначала кочевники-половцы, а потом татаро-монголы не давали славянам жить мирно. Татары превратили Крым в настоящее разбойничье гнездо. Они совершали набеги на русские земли, продавали русских за море, в рабство, разлучали детей с матерями, братьев с сестрами... Но вот Московское государство освободилось от татарского ига, оно стало добиваться выхода к Черному морю. Несколько веков шла борьба за Крым. Только в конце восемнадцатого века Крым был окончательно присоединен к России и стал мощной крепостью на ее южных границах. Возле древнего Корсуня, на берегах Ахтиарской бухты, был построен Севастополь, что значит — величественный город. Он стал первоклассной крепостью, базой русского флота. Адмиралы Ушаков, Лазарев непрестанно укрепляли ее. Ведь завистливые, жадные руки тянулись к Крыму. Соединенный флот Англии, Франции и Турции пытался взять Севастополь штурмом... Теперь он рассказывал об адмирале Нахимове, о матросе Кошке, об одиннадцатимесячной славной обороне города. В классе стояла тишина, в которой гулко раздавался голос учителя, перелистывавшего перед нами страницы истории. И мы с сожалением услышали звонок, прозвучавший как раз в тот момент, когда историк рассказывал о Михаиле Васильевиче Фрунзе, который перехитрил белогвардейцев, окопавшихся в Крыму, и направил Иркутскую дивизию в Крым не там, где белые ее ждали, а вброд, через обмелевший Сиваш.
.
— Мы не пойдем на перемену, — поспешил предупредить Фрол Максима Петровича. — Заканчиваю, — улыбнулся учитель. — Сейчас та же дивизия опять идет выручать Крым. Сегодня мы снова наступаем на крымские берега, чтобы вернуть Крым нашему великому отечеству. Фашисты отрезаны, но борьба нелегка. И все же ваши отцы и братья скоро увидят перед собой лиловые Крымские горы, и снова красное знамя взовьется над Крымом. И я убежден, что вы, будущие моряки, тоже скоро побываете в городе славы, который освободят ваши отцы и братья! Он вытер платком выступившие на лысине капельки пота, сказал: «До свиданья, уважаемые товарищи!» — и пошел из класса, сутуловатый, в широких брюках, спадающих на старомодные ботинки. Мы сразу полюбили его и простили ему и глубоко «вольный» вид, и мешковатый китель, и то, что он высокопарно именовал нас «уважаемыми товарищами».
Глава девятая. БУДНИ
По утрам Протасов поднимался раньше всех. Он безжалостно сдергивал с любителей сладких снов одеяла, торопил умываться и чиститься и не допускал к завтраку неряху, пока тот не примет «боевого флотского вида». Старшина учил нас не всасывать с шумом и хлюпаньем суп, есть котлеты не ложкой, а вилкой и не облизывать соус с ножа. Фрол подсмотрел те книги, которые по вечерам читал старшина. Это были «Педагогика» и «Педагогическая поэма». Протасов никогда раньше воспитателем не был. Но когда ему приказали стать воспитателем, он не сказал: «Не умею», а принялся упорно учиться. После завтрака начинались уроки. Сразу выяснилось, кто учится лучше, кто хуже, кто трудолюбив, кто лентяй и лодырь. Приглядевшись к товарищам, я заметил, что Забегалов хотя и многое позабыл у себя на эсминце, но старается наверстать упущенное, на уроках не шелохнется, по вечерам, вместо того чтобы играть во дворе в бабки, сидит над тетрадкой — готовит уроки. Девяткину все дается легко, он все быстро запоминает, и учителя начали его отличать как лучшего ученика. Бедный Вова, когда его вызывают к доске, начинает от волнения заикаться. Но как ему хочется не отстать от товарищей! И как он бывает счастлив, когда вечерами старшина Протасов помогает ему готовить уроки! Часто он не понимает самой простейшей задачи. Протасов терпеливо ему разъясняет. Вова с усердием выводит цифры в тетрадке.
Поприкашвили учился в грузинской школе. И хотя он по-русски говорит хорошо, ему приходится трудно. Когда он стоит у глобуса, так и кажется, что он сначала думает по-грузински, а потом переводит на русский. Но он решил не плестись в хвосте. Он по пять раз переписывает письменную работу и едва успевает сдать ее к концу урока. У всех просит русские книжки и часто спрашивает, правильно ли он произносит русские слова. Однажды вечером, когда я, успев у кого-то списать от строчки до строчки заданное на завтра, увидел, как мучается Поприкашвили, и предложил ему тоже списать, Илико вдруг вскочил, нахмурился так, что его густые брови сошлись на переносице, и вспылил: — Кого я обманывать буду? Учителя обманывать буду? Не учителя — себя обману. Пятерку завтра получу — хорошо, да? А потом — что? Опять списывать? Вызовут Поприкашвили к доске — отвечай, пожалуйста, на доске пиши. Ай-ай-ай, что же ты так плохо пишешь? Как же в тетрадке ты на пятерку писал? Вот нехорошо как, Поприкашвили... Уходи! — прогнал он меня. — Мне таких пятерок не надо! Обидевшись на неблагодарного Илико, я отправился во двор играть в бабки, а Поприкашвили сел за стол в пятый или в шестой раз переписывать свою работу. Авдеенко, если бы захотел, мог бы давно догнать и Юру, и Забегалова. Но он никогда не готовил уроков и, когда его вызывали, смотрел в потолок, что-то мямлил, а потом говорил: «Я, знаете, этого не выучил». Когда ему ставили двойку, он утверждал, что к нему придираются. Особенно не ладил он с учительницей русского языка. А по вечерам, вместо того чтобы готовить уроки, он сидел на подоконнике и смотрел на улицу или писал письма. Труднее всех приходилось Фролу. Он все забыл, чему когда-то учился, все вылетело из головы, и, конечно, выпустить очередь из автомата или даже привести подбитый катер в базу для Фрола было гораздо легче, чем написать диктант хотя бы на тройку. Показать же на карте реки и города было для него настоящим мучением. Но что поделаешь, если Фрол отказывался от всякой помощи! Не раз подходил к нему Протасов, не раз я ему предлагал помочь, не раз Юра спрашивал: «Живцов, может быть, сядем вместе готовить уроки?» Фрол только отмалчивался и, забравшись на заднюю парту, сидел над книжкой, ничего в ней не понимая. Конечно, это было глупо. В Ленинграде к моему отцу, офицеру, приходили такие же, как и он, офицеры-товарищи, и они занимались вместе и помогали друг другу. И не считалось зазорным, что капитан-лейтенанту и командиру катера поможет подчиненный ему младший лейтенант. Фрол не хотел понять этого и продолжал хватать двойки и тройки. Четверки и пятерки у него были только по военно-морскому делу. Это был наш любимый предмет. Благодаря капитану второго ранга Горичу любой из нас мог без запинки рассказать о Чесменском или Синопском сражении и Севастопольской обороне. Мы знали русских флотоводцев — Сенявина, Ушакова и Лазарева, Нахимова и Макарова — и могли описать все их подвиги. Наш преподаватель мог быть нами доволен.
Но однажды Горич, нахмурясь, сказал: — И все же я от вас не в восторге. Класс замер от удивления. — Вы готовитесь стать моряками большого советского флота. Вы любите мой предмет, но этого — мало. Моряк должен быть грамотным и образованным человеком. Он должен знать в совершенстве, по меньшей мере, два языка. А вы пишете и по-русски с ошибками. Разве может стать морским офицером юноша, не владеющий родным языком? Мне говорили, что Каир вы ищете в Южной Америке. Моряк, плохо знающий географию, — не моряк. Разве вас не увлекает эта романтическая наука? Кто, как не русские моряки, положил на карту все северные берега Европы и Азии? Кто исследовал север Сибири? Разве не имена моряков носят море Лаптевых, мыс Челюскина? Кому, как не вам, будущим флотоводцам, отлично знать географию?.. А моряк без математики? Нуль! Без математики вы не сможете быть на корабле хорошим артиллеристом, механиком, штурманом... Я вами недоволен. Младший класс учится лучше вас. Я надеюсь, что в дальнейшем я буду иметь дело не с неучами, а с образованными людьми. Настоящий моряк должен учиться всю жизнь, чтобы не отстать, не плестись в хвосте, суметь выйти с честью из любого трудного положения. Я знаю великолепный пример, подтверждающий мои слова. Но не буду забегать вперед. Я расскажу вам об одном юнге, который родился здесь, в нашем городе, где мы учимся. Это было еще до революции. Отец его был машинистом. Иван — мальчика звали Иваном — учился неплохо. Но умер отец, и мальчику пришлось уйти из школы. Он сказал матери: «Я пойду в правление железной дороги. Попрошусь учеником машиниста на паровоз». — «Пойди, попробуй, — согласилась мать. — Может, ради отца примут». Но на паровоз мальчугана не взяли. Его сделали рассыльным, и он так уставал за день, что едва добирался до постели. Сын с матерью не могли прокормиться в городе. Они уехали в деревню, на родину матери. Иван нанялся пасти лошадей. Но он никогда раньше не имел дела с лошадьми и напоил холодной водой вспотевшую кобылу. Хозяин прогнал его. Тогда он стал писарем. Почерк у него был красивый, и бумаги он составлял ловко. Однажды он прочел объявление в газете: «В открывается школа юнг». «Поеду!» — решил он... Продолжать?
— Продолжайте, продолжайте! — закричали со всех сторон. — Продолжаю, — улыбнулся капитан второго ранга. — Приехал он в Петербург, разыскал Кронштадтскую пристань. На борту парохода толпилось множество ребятишек. В Кронштадте их встретил бравый унтер. Он привел их в казарму, где собралось две тысячи ребят. А мест в школе было всего лишь пятьсот. «Принимать будут только очень здоровых», сказал один из бывалых. Все ощупывали друг друга. «Ой, и тощий же ты!» — говорили про одного. «В чем душа держится!» — про другого. «Грудь, как у цыпленка!» «А ноги, ноги — гляди, сломаются!» «Нет, браток, не бывать тебе юнгой!» «А ну-ка, поглядите меня!» — предложил Иван, скидывая рубашку. Десятки рук сразу протянулись к нему. Щупали его мускулы. Кто-то тщательно ощупывал грудь. Заглядывали в рот, почему-то залезали холодными пальцами в уши. Здоровенный парень предложил: «А ну поборемся, кто кого?» Иван крепко уперся в пол, изловчился и уложил верзилу на обе лопатки. «Годишься! Примут!» — сказал тот, вставая с пола. Ивана приняли. Он был здоров и выдержал все испытания. В школе юнг он стал отличным учеником и начал зачитываться книгами о флоте. Береговое обучение было закончено, и юнги пошли на практику на крейсер «Богатырь». Старый боцман научил Ивана вязать койку. Артиллерийский унтер-офицер ознакомил его со сложным механизмом пушки. Через несколько месяцев юнга почувствовал себя заправским артиллеристом. Жизнь на корабле приучила юнг с ловкостью взбираться по трапам, влезать на мачты. Если на корабле играли боевую тревогу, юнга в несколько секунд оказывался возле своей пушки. Все были расписаны по специальностям, и когда «» вышел в поход, юнги-кочегары подбрасывали уголь в топки, рулевые стояли у штурвала и под руководством старших вели корабль, сигнальщики передавали сигналы.
Герою нашему повезло: он побывал в Средиземном море и в Атлантическом океане. Он стал цепким, как кошка. Руки у него покрылись мозолями. Лицо обветрилось, кожа с носа и со щек слезла, зато он гордо разгуливал по улицам чужих городов в матросской форме и в бескозырке. Окончив школу, он был списан в учебный отряд и, пройдя обучение, стал артиллерийским унтер-офицером...
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
