Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Асинхронные электроприводы для тяжелых квадрокоптеров

Асинхронные электроприводы для тяжелых квадрокоптеров

Поиск на сайте

Вскормлённые с копья - Сообщения за 31.03.2014

Л.А.КУРНИКОВ. ПОДВОДНИКИ БАЛТИКИ. - Санкт-Петербург, 2012. Часть 19.

Орден Ленина за первый поход М-96

Сам тот факт, что подводная лодка М-96 смогла выйти в боевой поход в ту кампанию, следует считать делом необычным, в реальность которого немногие поверили бы месяца четыре назад. Ведь это была та самая «Малютка», которая на исходе блокадной зимы попала под артобстрел на своей стоянке близ Т учкова моста и получила такую пробоину, что её едва удалось удержать на плаву с двумя затопленными отсеками.
Восстановление лодки велось в основном силами её экипажа. Но командир лодки капитан-лейтенант Маринеско непоколебимо верил и внушал подчинённым:
— «Малютка» выйдет в плавание в этом году, если не в первом, то во втором эшелоне!
Непосредственным руководителем ремонта был талантливый и энергичный механик лодки инженер-капитан-лейтенант А. В. Новаков. Он же возглавлял партийную организацию корабля и по существу являлся нештатным политработником, так как военкомов «Малютки» не имели. Очень пригодилось (в этом случае, как ни в каком другом!) приданное бригаде спасательное судно катамаранного типа «Коммуна». Мощные подъёмные устройства «Коммуны» держали «Малютку» навесу, пока не закончились работы на корпусе, а нигде больше выполнить их тогда бы не удалось.




«Малютка» уходит в боевой поход



Командир подводной лодки М-96 Александр Иванович Маринеско

М-96 была испытана на Неве, экипаж сдал положенные учебные задачи, и лодка вошла в боевой строй. Сейчас она посылалась на ближнюю неприятельскую коммуникацию Таллин–Хельсинки с задачей, включавшей как разведку обстановки в заливе, так и непосредственные боевые действия.
Маринеско справился и с тем, и с другим. При форсировании Гогландской позиции лодку обнаружили и стали преследовать вражеские корабли. Глубинные бомбы рвались то с левого, то с правого борта. От близких разрывов вышли из строя гирокомпас и другие приборы, погас свет. И в этих условиях Маринеско отлично управлял кораблём и сумел оторваться от преследователей.
На третьи сутки похода, находясь в районе финского маяка Порккалан-Калбода (это там «Щука» Я.П.Афанасьева открыла два месяца назад боевой счёт бригады в новой кампании), М-96 потопила судно «Хелена». Боезапас был израсходован, а лодка, попав после атаки под бомбёжку, имела некоторые повреждения. Но разрешения вернуться в базу Маринеско не просил. Повреждения экипаж устранил, и «Малютка» ещё в течение недели маневрировала у обоих берегов залива. Она прошла 400 миль под дизелем и 380 под водой, пересекла 20 линий минных заграждений!
Командующий флотом, характеризуя этот поход М-96, сказал:
— Экипаж «Малютки» отличался выдержкой, мужеством, высоким пониманием воинского долга, а командир лодки Александр Иванович Маринеско был настойчив в поиске врага и искусен в торпедных атаках.
Лодка доставила ценные сведения о расположении прибрежных фарватеров противника, о режиме его дозоров. За этот поход А.И.Маринеско был удостоен ордена Ленина.


Дальнее плавание Л-3

А Л-3 тем временем пересекала Балтику, следуя в юго-западный её конец, за датский остров Борнхольм, в предпроливную зону. Иначе говоря, — в тыловой водный район Германии. Капитану 2-го ранга Грищенко предписывалось прежде всего произвести разведку, как следует сориентироваться, а уж потом ставить мины.
Л-3 являлась самым мощным нашим подводным кораблём из находившихся тогда в строю. Только она одна обладала аккумуляторными батареями, позволявшими пройти весь Финский залив без всплытий для подзарядки. Нам очень недоставало этой подлодки в первом эшелоне, к выходу в составе которого она не была готова. Фактически Л-3 оказалась нашим единственным действующим минным заградителем.
«Лембит» мог пока использоваться только как торпедная подлодка: английский боезапас, на который были рассчитаны минные шахты этого минзага, иссяк.
Тем большие надежды возлагались на поход Л-3. Недаром именно на эту подводную лодку попросился в её дальнее и длительное плавание и получил «Добро» от командования флота, писатель Александр Зонин, собиравшийся написать книгу о балтийских подводниках.




Писатель Александр Ильич Зонин

Капитан 2-го ранга Грищенко тщательно готовил корабль и экипаж к большому походу. Некоторым членам экипажа требовалось заново втягиваться в корабельную службу. Например, командиры рулевой и торпедной групп провели зиму в морской пехоте.



Командный состав подводного минного заградителя Л-3 сфотографировался перед выходом в боевой поход

Да и у остальных подводников ослабли навыки управления действующими механизмами, — лодка не выходила в море почти три четверти года. А «разминки» на Неве, при самом серьёзном отношении к этим учебно-тренировочным выходам, не могли в полной мере вернуть экипажу общую слаженность действий, боевую походную «форму».
Это так или иначе сказывалось в начале первого после той зимовки похода почти на каждой подводной лодке. Сказалось и на Л-3, когда она, ещё не дойдя до Борнхольма, встретилась с противником в центре Балтики. К югу от острова Эланд был обнаружен крупный немецкий конвой, — транспорты и танкеры в охранении эсминца, сторожевых кораблей и катеров. Грищенко атаковал смело, с короткой дистанции, потопив двухторпедным залпом танкер. Как потом установили, — «Лильевальд» грузоподъёмностью около пяти с половиной тысяч тонн.
После залпа, когда облегчился нос лодки, боцман упустил какие-то секунды при перекладке горизонтальных рулей, проявили нерасторопность и трюмные машинисты, и лодку выбросило наверх. Из воды выступили её рубка и носовая часть палубной надстройки. Командир быстро увёл корабль на глубину, но противник заметил лодку. Оторваться от преследования удалось лишь через четыре часа.
Когда Л-3 подвсплыла ночью, над морем ещё стояло зарево: горела вырвавшаяся из потопленного танкера нефть. На лодке имелись повреждения от разрывов глубинных бомб, но они поддавались устранению. Командира больше беспокоили обнаружившиеся недочёты в выучке команды. Донося о своей победе, Грищенко сообщал, что задержится в центральной части моря на несколько дней для отработки управления лодкой в подводном положении и тренировки рулевых-горизонтальщиков.
Это было вполне оправданно. Командирам лодок, вышедших в боевые походы после крайне сжатой и неполноценной практической подготовки к плаванию и атакам («полигон» на Неве не давал того, что приобретается учёбой в море), приходилось обучать и тренировать экипажи между фактическими атаками. Особенно, если выявлялась в чём-то слабина.
22 августа с Л-3 был принят сигнал о прибытии на позицию в западной части моря. Т еперь в штабе знали, что Грищенко «на месте» и начинает разведку для минных постановок.


У Щ-407 залило перископы

Развёртывание второго эшелона продолжалось. Через островную базу Лавенсари прошли на запад ещё три подводные лодки. Одна из них — Щ-407 попала при форсировании финского залива в очень трудное положение.



Командир подводной лодки Щ-407 Владимир Константинович Афанасьев

Это была самая новая из балтийских «Щук», достроенная в блокадную зиму. Командира капитана 3-го ранга В.К.Афанасьева и большую часть экипажа перевели на неё с подводной лодки Щ-318, которая стояла в капитальном ремонте, сохранив сплочённый боевой коллектив, испытанный в походах финской кампании.
Читатель уже знаком с Яковом Павловичем Афанасьевым, тоже капитаном 3-го ранга, командиром Щ-304. Е сли бы у нас сохранялся существовавший в старом русском флоте обычай присваивать сослуживцам-однофамильцам имя числительное, то командир Щ-407 Владимир Константинович Афанасьев именовался бы Афанасьевым первым, потому что служил на подлодках Балтики дольше и всё время на «Щуках».
Словом, командир и экипаж Щ-407 были достаточно опытными, но сама лодка до первого боевого похода в море ещё не бывала. Все испытания она прошла на Неве. В поход взяли дивизионного штурмана капитан-лейтенанта М.С.Солдатова по его настоянию, который словно чувствовал, что понадобится именно на этом корабле.
На Лавенсари Щ-407 и прибывшую туда вместе с ней С-9 пришлось задержать на целых пять дней. Вблизи острова были обнаружены новые минные постановки противника. Потребовалось проверять используемые для проводки лодок фарватеры. Западнее, в районе Гогланда, рыскали вражеские противолодочные корабли. Штурмовать их неоднократно вылетали наши ИЛы. Для оперативного руководства боевым содействием подводникам с воздуха на Лавенсари находился заместитель командующего ВВС флота генерал-майор авиации Г.Г.Дзюба. Ввиду напряжённой обстановки на Гогландских плёсах для сопровождения каждой лодки до точки погружения назначалась целая группа малых надводных кораблей, и их часто водил сам командир кронштадтского ОВРа капитан 1-го ранга Ю.В.Ладинский.
«Щуку» В.К.Афанасьева провожали за Лавенсари пять катерных тральщиков и три сторожевых катера. Они обеспечили лодке спокойное погружение в назначенной точке.
Из трёх возможных маршрутов форсирования Гогландского рубежа Афанасьев избрал «средний» — между Гогландом и Большим Тютерсом. 21 августа был принят сигнал о том, что Щ-407 вышла в открытое море. И только вслед за этим — радиограмма, из которой мы узнали: залив форсирован лодкой вовсе не благополучно. Неподалёку от банки Викола всплывшую для определения места лодку атаковал противолодочный самолёт. «Щука» срочно погрузилась, но разрывы бомб, сброшенных самолётом, основательно её сотрясли. В одном из отсеков появилась течь в корпусе, вышли из строя гирокомпас, электроприводы горизонтальных рулей.
Под руководством инженер-механика В.Г.Кудрявцева эти повреждения были устранены в течение суток. Однако имелось ещё одно, более серьёзное повреждение: вследствие нарушения герметичности оптических систем отказали оба перископа. Ко времени передачи радиодонесения обо всём происшедшем, когда Щ-407 уже подходила к назначенной ей позиции в районе Виндава–Либава, на лодке убедились, что вернуть перископы в строй своими силами невозможно. Тем не менее, командир «Щуки» и её военком старший политрук Ф.Ж.Мишин просили разрешить им продолжать боевой поход, ведя поиск противника в надводном положении в тёмное время суток.
Прежде чем ответить на эту радиограмму, командир бригады долго раздумывал, советуясь с полковым комиссаром М.Е.Кабановым и со мною. Лодка без перископа — это надводный корабль с не лучшими маневренными качествами и слабо защищённый, если не считать того, что она может скрываться под водой и ложиться днём на грунт.




Алексей Михайлович Матиясевич

Если бы Афанасьев донёс о состоянии корабля не из открытого моря, а ещё из залива, ему, конечно, было бы приказано возвращаться в базу. Но лодка уже дошла до своей позиции, её командир и экипаж стремились, несмотря ни на что, выполнить боевую задачу. И в конце концов, ночные надводные атаки не сложнее обратного перехода через Финский залив вслепую, который Афанасьеву всё равно ещё предстоял.
— Пусть остаются там и воюют, — решил Андрей Митрофанович Стеценко. — Может быть, что-нибудь и потопят, ночи сейчас уже длиннее. Хорошо, что пошёл Солдатов, — штурманская служба подвести не должна.
Решение оставить Щ-407 в море одобрил командующий флотом.


Продолжение развёртывания второго эшелона

А Финский залив уже форсировали Щ-309 под командованием капитана 3-го ранга И.С.Кабо и «Лембит» под командованием капитан-лейтенанта А.М.Матиясевича.
Обе подлодки перед проводкой их в Кронштадт проверяла комиссия штаба флота во главе с контр-адмиралом И.Д.Кулешовым, бывшим тихоокеанским подводником. По ходу проверки проводились общелодочные учения. Сноровка личного состава оставила хорошее впечатление, в чём я особенно и не сомневался, так как раньше сам учинил обоим экипажам основательную проверку.
«Щука» капитана 3-го ранга И.С.Кабо побывала в прошлую кампанию в трудном позднеосеннем походе. «Лембит» шёл в боевой поход уже в четвёртый раз. Для капитан-лейтенанта А.М.Матиясевича поход был третьим самостоятельным, и мы его не относили к молодым командирам. Успели получить признание его обстоятельность в принятии решений, отменная выдержка и прекрасная общеморская подготовка.




Исаак Соломонович Кабо

«Лембиту» планировалось действовать в районе острова Утэ близ устья Финского залива, на подходах к шхерным фарватерам. Здесь было довольно бойкое место на морских путях между Германией и её союзницей Финляндией. «Щука» Кабо направлялась в Аландское море.
Обе подлодки без особых осложнений прошли Финский залив. Затем, примерно в расчётное время, были приняты сигналы о прибытии их в назначенные районы. Большая карта на нашем командном пункте, где капитан 3-го ранга Тюренков делал соответствующие отметки, наглядно показывала, как всё шире охватываем мы Балтику активным поиском вражеских судов — целей для атак.


Немцы были самоуверенны и беспечны. Боевые успехи П. Д. Грищенко

Но гитлеровцы, оказывается, ещё верили, что есть на Балтике места, куда нам не добраться. На тыловых коммуникациях противника за Борнхольмом, где в это время находилась Л-3, она застала светившие, как в мирное время, маяки, а каботажные суда плавали с включёнными ходовыми огнями.



Торпедисты готовят торпедные аппараты для следующей атаки

Не гонясь за лёгкими, малозначительными успехами и стараясь не выдать присутствия подлодки (это удалось не вполне, её начали искать эсминцы, причём есть сведения, что немцы склонны были тогда считать лодку английской, прорвавшейся через проливы), капитан 2-го ранга Грищенко три дня кропотливо вёл разведку. Он выяснял, где пролегают и где пересекаются фарватеры, по каким маршрутам ходят морские паромы. 25 августа, командир Л-3 донёс, что на выявленных путях движения неприятельских судов выставлены тремя банками все 20 имевшихся на борту мин.
Это были самые западные из осуществлённых нашей бригадой минных постановок. В их координаты входил тот самый меридиан, на котором расположен Берлин.
Ждать действия своих мин в задачу Грищенко, естественно, не входило. Но они сработали. Как мы в своё время узнали, на них довольно скоро подорвались один за другим и затонули два транспорта, затем шхуна, а позже, в начале 1943 года — немецкая подводная лодка U-416. Всё это было занесено на солидный уже боевой счёт подводного минзага Л-3.
Сентябрь принёс немало добрых вестей с моря. Это был месяц, когда на коммуникациях противника действовал почти весь наш второй эшелон, а затем стал развёртываться и третий.
1 сентября об очередных своих торпедных атаках донёс Грищенко. Говорю «об очередных», потому что за три дня до того, 28 августа, Л-3 тоже выходила в атаку на крупный конвой, причём, как гласило донесение командира, четырёхторпедным залпом (атакуемые цели, очевидно, того стоили) были потоплены сразу два транспорта.
После атаки лодке удалось оторваться от противника, но он напал на её след позже, при переходе Л-3 в соседний район моря.
Преследование, подробности которого мы, как обычно, узнали лишь после возвращения лодки в базу, было длительным. Е го прервал жестокий шторм, который не выдержали и прекратили погоню лёгкие противолодочные корабли. Как рассказывал Грищенко, подводники ощущали шторм, даже находясь на грунте. Когда же волнение стало стихать, выяснилось, что немцы окончательно лодку не потеряли, и её караулит эсминец, не дававший ей ни всплыть, ни включать какие-либо механизмы, — тогда началась бы прицельная бомбёжка.




Во время отлёживания лодки на грунте посередь Балтики, писатель А.И.Зонин и старший лейтенант Л.В.Новаков увлечённо играют в шахматы

В такой ловушке на дне моря экипаж Л-3 провёл двое суток. Пользуясь данными гидроакустики, Грищенко (он раньше многих других командиров её оценил, привык на неё полагаться) улучил подходящий момент для всплытия под перископ, намереваясь атаковать эсминец, — другого выхода из положения он не видел, хотя и рисковал попасть под таран.
Это и была одна из атак Л-3, о которых радировал её командир 1-го сентября. Потоплен ли эсминец или, может быть, повреждён, осталось не вполне ясным. Во всяком случае, лодку он больше не преследовал. И она смогла в тот же день произвести ещё одну атаку. Шёл крупный конвой в составе нескольких транспортов с охранением, и Грищенко вновь поставил себе задачу поразить одним залпом две цели. Потому и не пожалел на этот залп последние четыре торпеды, выпустив их с семисекундными интервалами согласно таблицам Томашевича.




Немецкий транспорт «Гинденбург» тонет после торпедного удара подводной лодки Л-3

В потоплении одного очень крупного транспорта командир лодки был убеждён. Он видел в перископ, как судно тонуло.
Другой, тоже солидных размеров, остановился и стал стравливать пар, может быть, пытаясь предотвратить взрыв котлов. Это судно следовало считать торпедированным. Мы ввели в обиход такой термин для случаев, когда не было полной уверенности в том, что объект атаки уничтожен. В связи с полным израсходованием боезапаса Грищенко получил «Добро» возвращаться в базу.


А.М.Матиясевич, командир «Лембита»

4 сентября мы узнали о первом за нынешний поход боевом успехе канитан-лейтенанта Матиясевича. Несколько дней до этого его «Лембит» скрытно маневрировал в районе островов Утэ и Бенгшер на подходах к финским шхерным фарватерам, ведя разведку.
Ещё в Ленинграде, узнав, в какой район посылается лодка, Матиясевич задался целью проникнуть на внутренний рейд острова Утэ, где по имевшимся данным могли формироваться или отстаиваться конвои, следовавшие через шхеры в порты Финляндии или обратно.
Алексей Михайлович подолгу просиживал над картой, производил расчёты и сожалел, что на «Лембите» торпедные аппараты только в носу. Рейд Утэ имел узкий выход, разворачиваться после залпа трудно.
Но свой замысел он осуществил, — на рейде острова «Лембит» побывал, ничем себя не выдав. Атаковать там, правда, в тот день оказалось нечего. Однако полезно было уже то, что разведаны условия прохода на рейд, куда ещё никто из наших подводников не заглядывал. Остров Утэ, как я уже говорил, стоял на бойком месте. Мы не собирались обходить его вниманием и впредь.
А объектом атаки, о которой донёс командир «Лембита», явился конвой, приближавшийся к острову с запада. Матиясевич выбрал целью самый крупный транспорт, шедший вторым в походном ордере. В том, что цель поражена, подводники удостоверились не только по взрыву, который услышали через минуту после залпа. Обстановка позволила немного погодя подвсплыть под перископ, и командир увидел сновавшие на месте потопления транспорта катера, а остальной конвой, прибавив ход, удалялся к шхерам. После этой атаки корабли охранения лодку не преследовали. Очевидно, следа торпед никто не заметил, гибель транспорта объяснили подрывом на мине. Словом, командир и экипаж «Лембита» сработали отменно.
Когда я располагал потом всеми данными об этой атаке, искусно проведённой командиром, который меньше двух лет назад совершенно не был знаком с подводными лодками и вообще не имел опыта в применении морского оружия, захотелось вспомнить добрым словом командирские классы при Учебном отряде подплава, где за считаные месяцы гражданским морякам давали всё необходимое, чтобы они быстро становились квалифицированными военными моряками.
И Алексей Михайлович Матиясевич, рассказывая об этой атаке, говорил, что, убедившись в её успешности, ещё раз испытал глубокую благодарность к тем, кто учил его в командирских классах УОПП теории и практике торпедной стрельбы.
Однако гарантированных успехов на войне не бывает. Несколько дней спустя Матиясевич снова выходил в атаку на крупный конвой, наметил цель, произвёл все расчёты, довёл боевое маневрирование до команды «Пли!» и залпа... Но обе выпущенные торпеды прошли мимо цели. Может быть, дала себя знать крупная зыбь на море, может быть, в решающий момент атакуемое судно отклонилось от курса...
А шли уже последние сутки определённого лодке и обеспеченного корабельными ресурсами срока пребывания на позиции. Т оплива, пресной воды и продовольствия должно было остаться лишь на обратный путь, В штабе, естественно, помнили об этом, и комбриг, не дожидаясь особых докладов на сей счёт, приказал «Лембиту» возвращаться в базу.
На это последовал немного неожиданный, но вообще-то не удививший нас ответ. Командир корабля капитан-лейтенант А. М. Матиясевич и военком старший политрук П. П. Иванов доносили, что, подсчитав лодочные ресурсы, решают остаться в районе боевых действий ещё на сутки. Командира и комиссара можно было понять, ведь торпеды-то, в отличие от всего остального, лодка ещё не израсходовала. А позиция была такой, где цель могла появиться в любой момент.
Решение задержаться на позиции оправдало себя. Но оно привело экипаж «Лембита» не только к новой победе. Об этом я расскажу чуть позже.


Щ-309 стала гвардейской

Несколько раз за это время поступали донесения от находившейся на северо-западе Балтийского морского театра, в Аландском море, подводной лодки Щ-309. Она действовала в неразведанном ещё районе, и маршруты перевозок противника там были выявлены не сразу.
Но потом капитан 3-го ранга Кабо за короткий срок провёл серию атак. Их целями были крупный транспорт, эсминец из охранения того же конвоя, снова транспорт, и ещё один, и ещё. В одном случае Кабо заметил, что атакованному судну удалось уклониться от торпед. В остальных считал, что цель поражена, хотя удостовериться в этом имел возможность не всегда, так как преследующие лодку сторожевики заставляли уходить на глубину.




Командир гвардейской «Щуки» Щ-309 Исаак Соломонович Кабо

Так что боевой счёт Щ-309, как и некоторых других лодок, складывали из плавединиц противника, потопленных наверняка, и потопленных предположительно или торпедированных. При послевоенной сверке всех данных с использованием и документации противника часть боевых успехов этой «Щуки» подтвердилась, часть осталась под вопросом.
При всех этих оговорках поход Щ-309 на северо-запад Балтики бесспорно был успешным. Экипаж капитана 3-го ранга Кабо не только нанёс противнику ощутимый урон, но и создал вместе с лодками, действовавшими на соседних позициях, напряжение в морских перевозках гитлеровцев там, где они до тех пор чувствовали себя довольно вольготно.
Далось всё это нелегко. Только после одной атаки Щ-309 не преследовалась. От близких разрывов бомб не раз выходили из строя жизненно важные механизмы. И от того, удастся ли вновь ввести их в действие, зависела судьба корабля. При одном из срочных погружений под бомбёжкой заклинило горизонтальные рули, и «Щука» провалилась с сильным дифферентом на глубину, превышающую допустимую для её корпуса. Почти в любом другом месте Балтики она ткнулась бы в грунт, но в Аландском море глубины большие. Однако корпус выдержал сверхрасчётную нагрузку, как выдержал и личный состав лодки все превратности более чем полуторамесячного похода.
Признанием боевого мастерства и мужества экипажа Щ-309 явился последовавший вскоре приказ наркома ВМФ, которым эта подводная лодка включалась в морскую гвардию.




Командующий КБФ адмирал В.Ф.Трибуц зачитывает приказ наркома ВМФ о присвоении подводной лодке Щ-309 гвардейского звания



Экипаж подводной лодки Щ-309 после возвращения из боевого похода и присвоения гвардейского звания. Кронштадт, лето 1942 года

Продолжение следует

На румбе - океан. Р.В.Рыжиков. СПб, 2004. Часть 20.

«Взвод, на дерево!»

В прошлом году готовил этот командир свое «Решение на боевую службу» в штабе флота. Подошло время докладывать и утверждать это «Решение» командующим флотом. Командующий был в отпуске, а его первый заместитель и начальник штаба были то ли в Москве, то ли на каких-то ученьях. Одним словом, за комфлота остался адмирал (не буду называть его фамилию) — начальник одного из ведущих управлений штаба. Адмирал этот в лейтенантские свои годы некоторое время воевал на суше, в морской пехоте и даже командовал взводом разведчиков, чем немало гордился. Вот ему-то и предстояло утвердить «Решение» вместо комфлота. Доклад был уже окончен и ВрИО комфлота занес, было, руку с красным карандашом для утверждения, но, желая, очевидно «блеснуть» своей тактической эрудицией, задал вдруг не без ехидства «коварный» вопрос ... «А как вы будете уклоняться от обнаружения вероятным противником?»
— В соответствии с действующими документами, погружением на избранную глубину и отворотом от пеленга ..., начал было отвечать командир, но адмирал прервал его: «Что это у вас, у подводников, за шаблонный тактический прием — погружение да погружение? Не хотите вы ничего нового предлагать! Вот, когда я воевал в морской пехоте и командовал разведчиками... Идем лесом. Вдруг навстречу видим к лесу немцы подходят. Я командую: — Взвод, на дерево! Залезли мы на деревья, немцы прошли мимо — не заметили. А у вас «погружение» да «погружение», ничего нового!...» Командир внутренне расхохотался, но внешне сохранил «каменное лицо». Впрочем, адмирал, страшно довольный тем что «срезал» подводника, уже ставил свою замысловатую красную «закорючку» в углу огромной карты графического плана «Решения»...




И такие «флотоводцы» у нас бывают, думал я, поднимаясь в рубку к перископу. Но думай не думай, а, кроме ухода на глубину, ничего я этому самолету не противопоставлю...

Опять проклятый «Орион»!

Повторилась процедура всплытия под перископ. Наверху было уже довольно темно. Начали «зажигаться» звезды. Судов и кораблей не просматривалось. Море — почти штилевое. Можно становиться под РДП и заряжать батарею. Только бы небо было чистым! Даю соответствующие команды. Мотористы запускают дизель. Начинаем заряжать «подсевшие» аккумуляторы. Снижаю боевую готовность, уступаю место у перископа вахтенному офицеру - командиру группы управления БЧ-2 старшему лейтенанту Колиниченко. Сам спускаюсь в центральный пост, усаживаюсь в кресло, углубляюсь в чтение «Тактического руководства». Как всегда, почти неожиданно, звучит неприятный доклад радиометриста: «Слева 120, слабый сигнал самолетной РЛС! Предположительно работает «Орион»! Кричу вахтенному офицеру: «Пока с РДП не снимайся!» Спешу в радиолокационную рубку, благо она рядом — в левом кормовом углу отсека. Вахтенный радиометрист, прижимая к ушам наушники, впился взглядом в один из небольших экранчиков на пульте поисковой станции — радиолокационного пеленгатора. На экранчике пульсирует светло-зеленый лучик — сигнал чужого радиолокатора. — Ну, что сигнал? — с надеждой, что он исчезнет, спрашиваю у метриста. — Увеличивается, — с ноткой горечи, но твердо докладывает он. Вот досада, мелькает в голове, а сам уже спокойно командую по внутрепереговорной связи вахтенному офицеру: «Снимайся с РДП!». Звучат команды: «Срочное погружение!», «Стоп зарядка!», «Приготовить третью линию вала и мотор экономхода к работе!» и т.п. Мы опять на глубине. Минут через 20-30 попробую повторить весь маневр сначала. Но и через полчаса и через час, полтора, встать под РДП не удается. Совершенно ясно, что в воздушном пространстве над районом, определенным Главным штабом ВМФ для нашей боевой службы, барражирует патрульный самолет ВМС США «Орион».



Получив отраженный от наших выдвижных устройств радиолокационный сигнал, он обнесет место обнаружения радиогидроакустическими буями, вызовет себе на подмогу еще парочку самолетов уже с солидным запасом глубинных бомб, а то и призовет с ближайших баз отрядик противолодочных кораблей. Они, как волки вокруг загона для скота, будут рыскать над нами и вокруг нас день и ночь. Наконец, мы не выдержим и, разрядив аккумуляторы «до воды», задыхаясь отравленным углекислотой горячим воздухом (регенеративные установки (устройства, поглощающие углекислый газ и выделяющие кислород. При работе интенсивно выделяют тепло.) тоже имеют пределы работы), с позором всплывем. Это в настоящее — в мирное время. А во время войны нас просто разбомбят «глубинками». Впрочем, даже если нас не обнаружат в мирное время, то после взлета из-под воды первой же нашей ракеты, лодка будет запеленгована и уничтожена. Своей «черепашьей» скоростью — 3 узла (экономход) и 10 узлов только в течение одного часа (наш «парадный» подводный ход) мы далеко от точки обнаружения все равно не уйдем. Но тогда наша гибель будет оправдана тем ударом, тем ущербом противнику, который мы ему нанесем! Ведь в пределах досягаемости наших ракет крупные административно-политические и экономические центры США, например Сан-Франциско. А сейчас, во время холодной войны, дать обнаружить себя — значит нанести прямой ущерб обороноспособности Родины, значит, пустить на ветер огромные денежные средства, которые тратят на нас — подводников, солдат первого эшелона ее Армии. Зачем, в этом случае все наши ограничения условий нормального человеческого существования? Зачем, в конце концов, мы подрываем свое здоровье «ползая» на океанской глубине за тысячи миль от родных берегов? Никак, ну никак нельзя дать себя обнаружить!

Великое сидение

Советуюсь с механиком, старпомом. Прикидываем плотность электролита в батарее: как долго мы еще сможем обеспечить себя, так называемым, «экономическим » трехузловым ходом?
Сколько еще сможем дышать относительно чистым воздухом? Получается, что «по дыханию» мы сможем продержаться еще довольно долго, а вот по плотности электролита — суток пять-шесть, не дольше. Решаем ввести максимальный режим экономии электроэнергии. В душах наших — надежда, что в следующую ночь мы все-таки сможем зарядить аккумуляторы и провентилировать отсеки. Отменяю все занятия и работы, кроме связанных с ходом и плавучестью корабля. Подвахтенным приказываю отдыхать, лучше всего лежа в койках (так меньше расходуется кислород). Выступаю по лодочной трансляции перед экипажем с кратким обращением — разъяснением ситуации. Вообще замечено давно, что отсутствие информации резко отрицательно действует на людей, находящихся в замкнутом пространстве. Особенно напряжена психика моряков в изолированных друг от друга отсеках подводной лодки. Во время войны на некоторых лодках практиковали информирование экипажа о действиях командира и вообще главного командного пункта лодки с помощью нештатных комментаторов.




Видео "Командир счастливой щуки". :: альбом Художественные фильмы о Второй Мировой Войне, Фильмы онлайн

Ими обычно становились замполиты или фельдшеры, то есть наименее занятые управлением офицеры. Во всяком случае я находил упоминание об этом во вполне официальных источниках — бюллетенях о действиях наших подводных лодок в Великой Отечественной войне. Пишут о том же американцы. Со своей стороны, не упускаю случая пообщаться с людьми в отсеках хотя бы с помощью трансляции. В лодке наступает полная тишина, нарушаемая шумами работающих механизмов и короткими командами вахтенного офицера и вахтенного механика. Старпом отдыхает после дневной вахты, я занялся анализом температурно-плотностного режима воды на различных глубинах района патрулирования. «Маракую» над выбором глубины движения. Стараюсь, как всегда, решить трудноразрешимую задачу: выбрать такую глубину, на которой нас бы, по возможности, не слышал никто, а мы бы слышали всех, причем шумы «целей» обнаруживали бы, как можно дальше (на расстояниях, позволяющих уклониться от обнаружения под слоем «скачка» плотности). А может быть повезет и найдем «жидкий грунт» — слой с плотностью воды, позволяющий лечь на него, как на дно и отлежаться без движения, не затрачивая драгоценный запас электроэнергии до очередного подвсплытия на сеанс связи? Однако расчеты показывают, что мечты эти напрасны: жидкого грунта в районе патрулирования нет!
Как всегда, ограничение в кислороде вызывает сонливость... Время до наступления вечерних сумерек тянется долго...
Наконец, по моим расчетам наверху начало темнеть. Опять тревога. Опять перископная глубина. И опять неудача! Причем на этот раз не слабые, а сильные сигналы «Орионов»!
По характеру сигналов ясно, что над нами уже два патрульных самолета. Утешает, что ни всплесков, ни активных звуковых посылок не прослушивается. Стало быть, буи самолеты не сбрасывают, есть надежда, что лодка еще не обнаружена. Но поиск явно ведется! Почему? Впрочем, раздумывать времени нет, ухожу на глубину...




Проходят еще сутки. При очередной попытке встать под РДП обнаруживаем сигнал работы уже не «Орионов», а «Нептунов»! Ничего не понимаю. Откуда здесь снятые с вооружения американских ВМС базовые патрульные самолеты типа «Нептун»? Известно, что янки продали их японцам, а до Японии отсюда далековато... Продолжаем скрывать свое пребывание в районе на приличной глубине. Пересидим или нет?
В целях экономии электроэнергии приказываю отключить все, не связанные с обеспечением хода, механизмы. Отключаем даже камбуз, переходим на сухой паек. В таком режиме плаваем еще три дня...
Ура! На исходе пятых суток, всплыв под перископ, никаких сигналов работы радиолокаторов, силуэтов и огней судов не обнаруживаем! Неужели пересидели?
Встаем, наконец, под РДП, благо погода позволяет. Вентилируем отсеки, заряжаем батарею и пополняем запас сжатого воздуха.
Утром немного затягиваю погружение: глубоко разрядили мы батарею, время зарядки увеличилось. Погружаемся, когда солнце уже довольно высоко. Хотя океан по-прежнему пуст, риск быть обнаруженным есть.
Еще ночью, после расшифровки полученных в наш адрес радиограмм, стало понятно, почему над нами летали янки и самолеты «Страны восходящего солнца». Оказывается, именно в нашем районе бывшие союзники тренировали бывших своих врагов. Судя по тому, что район патрулирования нам командование не поменяло, поиск подводных лодок в районе успеха не имел. Ни «Орионы», ни «Нептуны» нас не обнаружили...
Во всяком случае, я так считаю.




Наслаждаемся горячей пищей. После трехсуточного употребления деликатесов типа паюсной икры, воблы, сгущенки, шоколада, галет, печенья, консервированных коровьих языков и рыбных консервов, даже сдобренных глотком сухого вина, горячий украинский борщ и жареная картошка со шницелем, величиной с подошву, здорово поддерживают наш боевой дух. Не беда, что борщ из консервов, картофель, мясо и хлеб тоже из специальных банок, главное они горячие!
Продолжаем галсировать в районе. Всему приходит конец. Время патрулирования истекает. Пора возвращаться на родную Камчатку! ,
Всплываем в надводное положение. Море, как любят говорить матросы — «горбатое». Двигаться под РДП можно, но не обязательно. Использую формальные ограничения для такого режима движения, указанные в Тактическом формуляре корабля, записываю в вахтенный журнал погоду и решаю до рассвета следовать в крейсерском положении.


Домой!

Честно говоря, не очень-то в тот вечер «горбатилось» это море. Но подводники поймут меня. Очень уж хочется очистить отсеки от накопившегося мусора, камбузных отходов и, самое главное, от взрывоопасных пластин регенеративного вещества, изрядно поработавших на очистке воздуха от углекислоты и пополнении его кислородом. Их, этих пластин, накопилось довольно много. При соприкосновении с маслом, которого в трюмах лодки бывает, к сожалению, тоже довольно много, они становятся крайне пожаро- и взрывоопасными.



Вид одной пластины – образование белого налета и шероховатостей после небольшого срока нахождения на открытом воздухе

Что такое пожар в изолированном пространстве отсека подводной лодки знают не только подводники. Отсек может выгореть вместе с людьми почти мгновенно!
Существует, правда, специальное устройство для «выстреливания» мешков с мусором на определенной глубине, но оно, как показывает практика, крайне ненадежно и может привести лодку в аварийное состояние. Я лично старался этим устройством не пользоваться, тем более на боевой позиции. А потому: «По местам стоять, к выносу мусора!» — знакомая каждому подводнику команда, звучит по корабельной трансляции. Любят подводники эту команду.
Интересное наблюдение. Самые заядлые курильщики почему-то попадают в «вверхустоящие» номера расчета расписания по выносу мусора. Это их маленькая хитрость. В то время, как у «нижних» номеров, чье место под нижним рубочным люком, старпом-придира проверяет готовность мусора к выбросу за борт — консервные банки должны быть пробиты, дабы сразу затонуть и не демаскировать лодку, среди мусора не должно быть газет, типа «Красной Звезды» или «Боевой вахты», «Правды» и т. д.— ловкачи из стоящих в ограждении рубки и на мостике, успевают сделать несколько сигаретных затяжек. Самые нахальные пытаются закурить даже в боевой рубке, но бдительные глаза старпома снизу и мои сверху не дают им этого делать. Тут нужен глаз да глаз: от искры, попавшей на пластину регенерации, может произойти черт те что! Поэтому, как только мусор из последней «кандейки» улетает за борт, я вздыхаю с облегчением. С моего разрешения старший помощник командира снижает боевую готовность на одну ступень: объявляется «Боевая готовность номер два — надводная» и свободные от вахты («подвахтенные») получают возможность по три-пять человек выходить на несколько минут наверх. Повесив на специальные крючки контрольные номерки, называемые с военных времен «секторами» (во время войны на них были обозначены сектора дополнительного наблюдения за горизонтом, все вышедшие наверх были обязаны в помощь сигнальщику и вахтенному офицеру следить за обстановкой; теперь они в основном, играют роль контроля за количеством вышедших в ограждение рубки. - При погружении на крючках не должно оставаться ни одного "сектора" ), доложив: «Сектор №..., матрос (старшина, лейтенант) такой-то вышел наверх!», они дышат океанским воздухом или дымом сигарет.
Я — некурящий и от всего сердца жалею курящих: не очищают они свои легкие даже при коротких всплытиях (в лодке курить нельзя). Затем, доложив: «Сектор №..., матрос такой-то спустился вниз!», «подышавший» спускается в центральный пост, где его с нетерпением ожидает очередной... Нахождение наверху большого количества людей затруднит срочное погружение, которое производится при обнаружении силуэта или огней судна (самолета), сигнала работы любого радиолокатора.




За считанные секунды лодка должна нырнуть на глубину. Никто не должен знать о нашем пребывании в океане, тем более определить маршрут развертывания или возвращения подводного ракетоносца. Война, как ее не назови «холодной» или «горячей», продолжается...
Настроение у нас приподнятое. Мы честно отслужили боевую службу и теперь: «Вперед на Запад!».
Среди офицеров распространена «бородатая» шутка: повести носом в корму и спросить у товарища чувствует ли он запах гниющего капитализма? Если не хохот, то улыбку такой вопрос, как правило, вызывает.
Одним словом, веселитесь проклятые империалисты в своих «Сан-Францисках», на этот раз обошлось — наш ракетоносец уходит к своим берегам! Но мы-то знаем, что на смену нам уже пришла следующая ракетная субмарина и мир по-прежнему балансирует над ядерной пропастью. Правда, думать об этом сейчас не хочется , хочется хоть немного расслабиться и послать все войны, в том числе и холодные, к чертовой бабушке! Однако опыт и здравый смысл подсказывают: расслабляться сейчас ни в коем случае нельзя! Опыт войны говорит, что вероятность гибели лодок при их возвращении с позиций возрастает по мере приближения к родным берегам. Сутки при возвращении кажутся длиннее. Стараемся заполнить свободное время тщательными осмотрами и, по возможности, ремонтом механизмов. Устраиваем соревнования-викторины по знанию корабля. Через день в подводном положении крутим в первом отсеке «картины». Это, как правило, комедии. За репертуаром слежу сам. Мой замполит — капитан 3 ранга Коля Соколюк, политработник хороший, обладает здоровым украинским юмором, но в кинофильмах, на мой взгляд, разбирается не очень. Тщательно слушаем глубину. Слежения за нами, вроде, нет. Зная плюсы и минусы нашей акустической аппаратуры, я не очень-то доверяю ей: ведь под РДП и над водой мы так гремим, что американцы, с их отличными гидроакустическими станциями, вполне могут сесть нам на хвост. Мы по их терминологии — «ревущие коровы», так они нас окрестили из-за шумности. Где-то в подсознании гложет тревожная мысль: а вдруг нас все-таки обнаружили на позиции?




Почему именно в этом районе океана проводилась американо-японская учеба? Может, американцы учили следить за лодками на примере именно «моей» лодки? Прячу эту «крамолу» подальше. Ведь если я на разборе похода выскажу эти мысли, мне наверняка снизят оценку за несение службы. А какой командир этого хочет? А пока приказываю собирать офицеров на очередное занятие. В конце занятия советую им начать составление отчетов за поход по их направлениям. Читатель, может быть, не представляет себе какие бумажные фолианты составлялись после каждой боевой службы? Так вот, это были многотомники в полном смысле этого слова. Офицеры тратили на их составление массу служебного и личного времени. Думаю, что и при современном уровне компьютеризации наш флот еще не отступил от привычки к писанине. Поход подходит к концу. До точки всплытия вблизи берегов Камчатки остается около двух суток.

Продолжение следует


Главное за неделю