Огромный ущерб был нанесен городу. Разрушено и уничтожено 14 фабрично-заводских предприятий, 2147 жилых домов и строений из общего числа 7618, 9 школьных зданий. Из 128 тысячей жителей Ярославля 40 тысяч осталось без крова. Сгорел и Демидовский юридический лицей. Многие памятники древней архитектуры, живописи, стенописи оказались разрушенными или серьезно поврежденными. Демидовский лицей стоял на мысе стрелки, был хорошо виден из Коровников, большое красивое здание его главного корпуса. И вот... мы наблюдали как он горел, выбрасывая огромные «языки» огня, периодами закрываемые черным, густым дымом. Народ говорил: «Горит библиотека». Признаками этого были мощные потоки, приносимые ветром обрывков кусков обуглившейся бумаги, формировавшие над Волгой и слободой буквально тучи. Куски обуглившейся бумаги ложились черными пятнами на поверхность Волги, на крыши домов слободы, на землю ее переулков и набережной. Через несколько дней шли разговоры, что эти черные листы бумаги «долетали» до селений, расположенных в 10-15 верстах от Ярославля.
А в Лицее была самая большая библиотека со множеством ценнейших и древнейших изданий из всех библиотек русских высших учебных заведений.
– главарь мятежа был судим.
В конце 1919 года при окончательном разгроме колчаковских войск в Сибири Перхуров был опознан среди арестованной свиты «Верховного правителя и главнокомандующего сухопутными и морскими силами России», как величали царского адмирала Колчака интервенты-империалисты и белогвардейцы. Перхуров был уже в чине генерал-майора. Суд над ним состоялся летом 1922 года в Ярославле в зрительном зале драматического театра им. Ф.Г.Волкова. Процесс был открытым, длился несколько дней при переполненном зале, слушателями которого были рабочие ярославских предприятий.
В то время я уже работал учеником-электриком на Ярославской городской электростанции (ЯГЭС) и с одной группой рабочих присутствовал на судебном процессе.
Члены трибунала и общественные обвинители, прокурор и адвокат, обвиняемый Перхуров сидели в положенном порядке на сцене. Около Перхурова была охрана. В зале, как говорится, звенящая тишина. Через несколько дней узнали, что Перхуров приговорен к расстрелу. Приговор был встречен всеобщим одобрением ярославских трудовых коллективов.
... (стр. 52-60 – описание истории Ярославля после гражданской войны до 1990-х годов, упоминание известных личностей, которые родились в Ярославле, среди них поэты Н.А.Некрасов, Л.Н.Трифолев, А.А.Сурков, скульптор , певец , композитор , флотоводец Ф.Ф.Ушаков, маршалы , , генерал , создатель Т-34 , космонавт и др.)
Ярославль как место постоянного жительства я оставил в 1924 году, но никогда не порывал и не порываю с ним связь. При наличии возможностей почти ежегодно посещал родной город. И каждый раз непременно посещал родную слободу Коровники и Заводской переулок, на котором проходило, ныне далекое, мое беспечное, бездумное детство.
Глава II. Слобода Коровники.
Слово «слобода» происходит от слова «свобода», поскольку жители таких поселений в далекие времена освобождались от княжеской повинности. Даже в мое коровницкое время часто приходилось слышать, когда некоторые лица, как правило, провинциального происхождения, вместо «свобода» говорили «слобода», вместо «свободный» - «слободный». «Место слободное, аль занято кем?».
Слободы возникли в Русском государстве в XI–XVII веках, как правило вблизи городов и монастырей. Исторические источники сообщают, что слобода Коровники появилась в XVI веке. По переписи 1631 года она имела 42 двора.
Каждая слобода имела свое собственное имя, даваемое по характеру деятельности: Рыбацкая, Гончарная, Ямская и т.д. Жители Коровников занимались скотоводством в торговых целях, торговали рыбой и одновременно славились производством гончарных, кирпичных, изразцовых изделий для строительства церквей, монастырей, жилых домов. Место, окружавшее Коровники, даже в годы моего проживания там, было весьма благоприятным для занятий скотоводством – луга, ежегодно заливаемые вешними водами рек Волги и Которосли, прекрасные пастбища, но уже не было ни малейших признаков тех видов занятий, которые выше упомянуты.
Коровники – небольшой поселок. Представляя сейчас мысленно план слободы в то время, полагаю, что она насчитывала 60-70 домов с населением 500-600 человек, которое увеличивалось, наверное, на сотню человек в летнее время за счет прибытия сезонных рабочих. Слобода была деревянной, преобладали домишки в 3-4 окна. Принадлежали они служащим, квалифицированным мастерам, машинистам паровозов, пароходов. Дома несколько больших размеров принадлежали хозяевам домовых лавок, различных мастерских (сапожной, слесарной, столярной). Больших, в смысле крупных богатеев в Коровниках не было. Но была небольшая группа, в частности Сырейщиковы, Кубаловы, Серебрянниковы, имевшие в городе небольшие торговые заведения, в слободе – жилые дома для себя, а другие – двухэтажные – для сдачи жилплощади в наем. К этой же группе надо присоединить промысловиков – Лаврентьева и Веденеева. Первый имел деревянную, несамоходную баржу, грузоподъемностью тонн 40-50. Брал подряды на доставку строительных материалов: песка, гравия, кирпича, пиломатериалов. Имел четверых наемных рабочих, выполнявших роль грузчиков, бурлаков, матросов. Перемещалась баржа бурлацким способом и упорами в грунт реки – длинными деревянными шестами. Ни разу не видел, чтобы тянул ее буксир. Для хозяина такой способ перемещения, видимо, дорого стоил, рабочая бурлацкая сила – гроши. А Веденеев имел небольшую конюшню – 2-3 лошади. Занимался гужевым, грузовым извозом. Не помню, была ли у Веденеева жилплощадь, сдаваемая в наем. Лаврентьев же имел в своем дворе два флигеля, сдаваемые под жилье, кстати в одном из них проживала наша семья. Каменных жилых домов в Коровниках было лишь два – попа Малиновского и одного из братьев известных ярославских купцов-фабрикантов Вахрамеевых. Но он бывал здесь редкими наездами. Его резиденция находилась в центральной части Ярославля, в большом богатом доме.
Магазинов в слободе не было, не было и рынков. За промтоварами, предметами домашней утвари, вплоть до кастрюли, а также за овощами, приходилось ходить в город. Правда, крестьяне ближайших деревень иногда, в летне-осеннее время, доставляли лошадьми капусту, картофель, морковь, огурцы. Также иногда заходили китайцы и татары с тюками тканей за спиной и металлическим аршином. Громко голосом предлагали свой товар, редко, правда, удовлетворявший потребности хозяек. В слободе заметны были домовые лавки. Только в нашем Заводском переулке, на котором по обе его стороны стояло общим числом 14 домов, было 4 домовых лавки: Серебренникова, Пятакова, Полоскина, Жаркова. Они были своеобразными «универмагами» с контрастирующими товарами. На прилавке, на полках, на полу в тесном соседстве располагались: постное масло и замазка, сахар и селедка, колбаса и мыло, бочка с патокой и керосином, с селедочной икрой и дегтем, лопаты и ученические тетради, карандаши и лапти, топоры, гвозди, хлеб собственной выпечки хозяев лавки и т.п. Никаких деликатесов: ни стерляди, ни лосося, ни красной, ни черной икры. Правда, красной селедочной икры было вдоволь. Все эти товары имелись до начала первой мировой войны. А в ходе войны, уже к середине 1915 года, их не стало. Развивалась спекуляция. Лавки также, как и магазины в городе, часть которых, кстати сказать, принадлежала иностранцам, и булочные закрывались.
С центральной частью города Коровники были связаны двумя сухопутными дорогами. Одна из них до ледостава на реке Которосль была сопряжена с переездом через эту реку на лодке в районе ее устья. За переезд надо было платить семитку (2 копейки) с носа. Поход одного человека в оба конца создавал в бюджет семьи минус 4 копейки. А если пошли 2-3 человека!. Отношение к семитке было уважительным. За 2 копейки до войны можно было купить белую, сдобную, сладкую булочку, за пяточек – белую французскую булку (после революции была переименована в «городскую»), за 10 копеек меру (ведро) картошки – 6-8 кг. (в то время килограммов не знали, были пуды, фунты, золотники). Поэтому большинство слободан в город ходили другим путем, хотя и был он длиннее первого. Второй путь вел по тому же полю, что и первый, но в обход перевоза с выходом на дамбу и на мост через реку Которосль.
Дамба – это искусственное сооружение, довольно высокое, насыпное, земляное сооружение, предназначенное чаще всего для защиты территории от наводнений. В нашем случае она была создана в качестве транспортной магистрали.
Помехой транспортной связи с упомянутыми районами были наводнения, ежегодно заливавшие вешними водами поля – низины, которыми характерна долина реки Которосль в черте города. Наводнения обрывали до полумесяца сухопутную связь между центральной и закоторосольной частями города. Деревянный мост через Которосль, построенный в 1821 году, на деревянных сваях, был узок и тесен для поезда. А кроме того, его ежегодно разрушал ледоход. В 1831 году началось строительство земляной насыпи-дамбы шириной 13 и длиной 1200 метров, закончившееся в 1833 году. Был построен новый деревянный мост через Которосль, который в 1853 году заменен железным и был назван «Американским мостом». Он уже был высоко расположенным, под ним проходили суда малого водоизмещения, а по мосту еще в первые годы XX века пошел трамвай. В 1930-е годы дамба была значительно расширена. В 1962 году вместо американского, был воздвигнут новый, ныне действующий, добротный, широкий мост через Которосль.
Слобода Коровники стоит на относительно высоком правом берегу Волги. Была окружена значительными по размерам полями. В направлении от берега ее территория чуть заметно снижается, сливаясь с уровнем окружающих полей. Снижаются и оба фланга ее относительно высокого берега также до уровня полей. Поэтому каждую весну до 1930-х годов слобода заливалась вешними водами. Оставалась сухой лишь полоса-кромка земли берега, ближайшая к реке Волге, длиною, наверное, с полкилометра и шириною 50-60 метров. Проживавшие на том сухом островке не испытывали не только неудобств, но и лишений, приносимых наводнениями, которые выпадали на долю жителей, затопляемых водой домов. А таких было преобладающее большинство. Одни жители перебирались на чердаки, другие вовсе покидали дома до спада уровня воды. Нередкими были простудные заболевания, порою заканчивающиеся смертельным исходом.
Флигель, в котором проживала наша семья на Заводском переулке, отстоял от берега Волги в 50-55 метрах. Редкую весну мы не выкладывали на полу «помосты» - доски, чтобы ходить «по суше». Урез воды, прибывавшей с тыла слободы, всегда был перед окном и под полом. Прыгну бывало в комнате, и вода широкими, плоскими струями вырывалась через многочисленные щели между половицами. Флигель был худой, дырявый, в аварийном состоянии. Сообщение с городом и соседними домами в дни наводнений осуществлялось на лодках и самодельных плотах. Из-за наводнений поля, окружающие Коровники, и не застраивались. Застройка началась лишь после того, как прекратились наводнения. И сейчас тех полей практически уже нет. На них «посажены вторые Коровники».
