1 сентября, в День знаний, на Петроградской набережной в училище состоялся торжественный ритуал «Посвящение в нахимовцы».
Каждый из 118 воспитанников, поступивших в училище в текущем году, принимая звание «нахимовец», перед строем сокурсников, в присутствии представителей главного командования ВМФ России и руководства училища, воспитателей, педагогов, ветеранов и родителей
принял на себя обязательства: «...быть преданным Родине…, дисциплинированным, честным и правдивым…, настойчиво овладевать знаниями…».
В проведении ритуала приняли участие выпускники Нахимовского ВМУ разных лет: Герой Российской Федерации контр-адмирал А.И.Опарин, контр-адмиралы В.В.Наумов, А.Н.Конеев, капитаны 1 ранга А.П.Андреев и Н.Н.Андреев, К.П.Державин и многие другие.
На митинге, посвященном этому знаменательному событию, выступили и поздравили нахимовцев: начальник Военно-морской академии им. Н.Г.Кузнецова адмирал Н.М.Максимов, выпускник училища 1973 года, глава администрации Петроградского района Санкт Петербурга Ю.Н.Гладунов.
Выступая на митинге, нахимовец Александр Ивлев выразил благодарность руководству училища за предоставленную возможность поступить и учиться в таком престижном учебном заведении.
«Воспитанники нового набора гордятся этим и приложат все силы, чтобы стать достойными преемниками и продолжателями славных нахимовских традиций», - сказал он. Слова признательности и благодарности педагогам и воспитателям за нелегкий, но благородный и плодотворный труд, высказала Виктория Илюшина, вице-старшина 1 статьи выпускного курса.
По решению правления Клуба военачальников РФ адмирал Н.М.Максимов за отличные показатели в учебе и примерное поведение в прошедшем учебном году вручил именные стипендии нахимовцам Ивану Бобкову, Александру Демидову, Денису Охотину и Алексею Репину.
Как символ начала нового учебного года прозвенел «первый звонок», который исполнили в рынду, проходя перед строем училища, нахимовцы 11 класса Александр Кондратенко, Андрей Лукин и 5 класса Виталий Федоров.
Под звуки марша парадные расчеты учебных курсов прошли по Петроградской набережной вдоль легендарного крейсера «Аврора» и трибуны с руководством училища и почетными гостями, а также педагогами, сотрудниками и близкими родственниками.
У бюста адмиралу П.С. Нахимову состоялось фотографирование на память.
Остров Врангеля находится на границе Восточно-Сибирского и Чукотского морей. Высокий. Полярная тундра. Полярная станция с 1926 года. Назван в честь Врангеля Фердинанда Петровича: русского мореплавателя, барона, адмирала, родившегося в 1797 году, скончавшегося в 1870 году. Почетный член Петербургской академии наук, один из учредителей русского научного общества. 1820-1827 годах – руководитель экспедиции, описавшей побережья Сибирской реки Индигирки до Колючинской губы. По опросным данным определил положение острова, названного впоследствии его именем. Установил, что к северу от Колымы и мыса Щелагского, где предполагалось существование суши, находится открытое море. Был главным правителем русских поселений на Аляске и на северной части тихоокеанского побережья до Сан-Франциска включительно. В 1867 году протестовал против продажи Аляски Соединенным Штатам Америки. В 1855-1957 годах был морским министром. Автор многих трудов по географии. Помимо острова, его именем назван мыс на Аляске.
Первой нашей остановкой был небольшой населенный пункт Уэлен, при выходе из Берингова пролива в Чукотское море. Живут здесь чукчи. Их жилищем были яранги, покрытые моржовыми шкурами. Чукчам и зимовщикам Уэлена мы доставили грузы. Причалов здесь не было. Ледокол находился в прибрежных льдах. Ночевали. А утром обнаружили, что ледокол зажат крупными, многолетними полями льда большой толщины, осевшими на грунт. Чтобы создать ледоколу минимальную возможность сдвинуться с места, пробовали колоть лед. Ничего не получилось. Пришлось прибегнуть к аммоналу – взрывчатому веществу, чтобы подорвать лед вокруг ледокола. После выхода «Красина» из ледового плена примерно полпути до острова Врангеля шли чистой водой, пользуясь большими полынями, пробивая ледовые перемычки между ними, обходя крупные поля пакового льда с нагромождениями льдин от сжатия ледовых полей, называемых торосами, высотою до 10-20 метром, длиною и шириною в несколько километров. Чтобы пробить себе «дорогу», «Красину» приходилось применять способ «утюжки» - отойти задним ходом, чтобы, разогнав ледокол вперед, войти на лед как можно дальше, раскалывать льдины и давить своим весом на лед. Бывало так, что мы сойдем с ледокола на лед и пойдем пешком с большей скоростью, в погоне с ружьями за белой медведицей, как это, к примеру, было однажды.
Погода стояла хорошая, солнечная, со слабым ветром. До острова дошли благополучно и вошли в его бухту, названной бухтой Роджерса, на южном берегу острова. Здесь располагалась полярная станция. Бухта была чистой ото льда. Быстро вынесли с ледокола на берег груз, доставленный для зимовщиков, оставили мастеров для строительства им дома, сняли с ледокола смену зимовщиков, побеседовали с теми, которые находились на острове 4-5 лет, сообщили им о времени нашего прибытия на остров после окончания научных работ, чтобы взять на борт ледокола всех предназначенных к снятию с острова. Программой научных работ предусматривалось: исследования на разных широтах советского сектора направления и скорости течений, температуры воды на разных глубинах, ее прозрачности, солености, взятие образцов планктона, исследования других процессов и явлений, а также проходим ли в данное время года для ледокола путь в Восточно-Сибирское море севернее острова Врангеля, дрейфа льдов в северных высоких широтах и т.п., а также все относящееся к метеорологии. Для выполнения таких работ на ледокол был взят небольшой самолет – летающая лодка с летчиком Рожанским. Самолет использовался для ледовой разведки, искал менее трудные курсы (маршруты) в высоких северных широтах, в том числе и вдоль северного берега острова Врангеля. Из бухты Роджерса ледокол направился на Восток, к кромке восточной границы Советского арктического сектора. Здесь стоит малый остров Геральд. Обошли его и убедились в хороших условиях для стоянки ледокола. Чистая вода, не льдинки. Встали на якорь.
На следующий день решили осмотреть «поглубже» этот островок. Обошли его кругом на шлюпке. Он круглый, с крутыми боками, местами размытыми руслами, видимо, зимними морозами, дождевой и талой водой, спадающей в море. По фигуре – конусообразный, с небольшой круглой площадкой, окруженной тоже конусообразными не толстыми и не высокими каменными столбиками. В общем виде, снаружи он был похож на готическое произведение. По высоте метров тридцать, может, чуть выше. Осмотрев его кругом, мы были едины в том, что на Геральде не было ноги человека, а потому решили подняться и посмотреть его верхние «этажи». Оказалось, что выполнить это пожелание не так-то просто, крутые подъемы. И все же нашли более или менее… Надо сказать, что верхняя половина острова была еще покрыта снегом. Первоначально два товарища поднялись, примерно на три четверти высоты, и закрепили за камни взятые с собой не толстые, но крепкие веревки ( диаметром 2 см). За них мы держались при подъеме и при спуске. Поднимались четыре человека. Четвертым взяли меня. У каждого был винчестер – американское оружие, похожее на винтовку с укороченным стволом. На всякий случай винчестер был заряжен и поставлен на предохранитель, висел на правом плече. В подобных действиях без происшествий редко что проходит. Так случилось и у нас. Впереди меня был корабельный доктор Саша Чечулин. Случилось так, что у меня осталась опора для одной ноги. Мы зашли уже в заснеженную зону. Я попросил Сашу поискать себе опору, а имеющуюся освободить для меня. Выполняя мою просьбу, он топнул в снег и… угодил в медвежью берлогу. «Хозяин Арктики» - белый медведь тут же цапнул его по ноге лапой и задрал ему голенище сапога и чуть поцарапал ногу.
Увидев на фоне белой медвежьей шкуры три черные точки: два глаза и нос, а были они на уровне моих глаз, я тут же вскинул винчестер и в упор выстрелил в голову зверя. Медведь мгновенно поник головой. Тут мы узнали, чем богат остров Геральд. От выстрела «потемнело» небо. Взметнулись тысячи различных птиц, поднялся никогда ранее не слышимый гвалт. Зрелище было удивительным и, пожалуй, тем, что все они летали односторонними кругами и вскоре совершили посадку, надо полагать на свои места. Медведя мы спустили вниз, на шлюпку, а сами продолжили подъем. Оказались на довольно ровной, круглой площадке с выбоинами, ямками, залитыми талой водой. Здесь увидели удивительное зрелище – стадо песцов, десятка, наверное, три, а может и больше. При этом – смирных, нас не боявшихся, не проявлявших никаких звериных жестов – поступков. Правда, и близко к нам не подходивших. На всякий случай за песцами установили надзор. Там же на высоте установили металлический флаг нашего государства, в основание которого заложили металлический пенал с запиской: «Заложен экспедицией ледокола «Красин» в июне 1934 года. Решая плановые научные работы, нам приходилось выходить в разные районы Чукотского моря. И в каждом районе мы наблюдали группы того или иного вида морских животных, чаще, лежащими на льдинах, а также птиц, других зверей – «жителей» Арктики. В те годы морж для чукчи был всем: и пищей, и одеждой, и обувью, и жильем, и топливом, и вечерним светом, и средством водного транспорта, и материалом для художественных изделий (клыки моржа). И мясо, и жир, и шкура, и кость – все шло в дело. Моржовыми шкурами они обтягивали корпуса своих лодок. И на них выходили в море на промысел.
Морж, пожалуй, самое дисциплинированное животное. Они группами в полтора-два десятка подолгу лежат на больших льдинах или на кромке ледового поля. Отдыхают, спят. Каждая группа имеет своего вожака. Вожак периодически, но частенько, поднимает голову и осматривает окружающую обстановку, нет ли опасности? Если голова вожака опустилась, все спокойно продолжают лежать. Если же вожак нырнул в воду, тут же все моржи быстро делают то же самое и уходят на глубину. У чукчей, можно сказать, выработана бесшумная дистанция подхода на шлюпке к лежбищу моржей. Подготовлены и снайперы, отличающиеся точной стрельбой с выработанной дистанции. Стрелок ожидает подъема головы вожака. Увидев, стреляет точно в голову вожака. Голова у него падает, вожак продолжает «спокойно» лежать. Его подопечные, видя поведение вожака, «полагают», что вокруг нет никакой опасности и продолжают оставаться на льдине. Чукчи быстро подходят на своей легкой лодке на короткую дистанцию и начинают отстрел моржей. Подстреленные моржи остаются на льдине, остальные ныряют в воду. Помнится эпизод. Ледокол шел на север. Милях в 5-6-ти, как моряки говорят: «Прямо по носу» - показалась черная, длинная, вытянутая поперек курса ледокола, полоса, явно обозначавшая кромку полярного льда. Сократив расстояние, мы увидели в биноклях лежбище моржей. Их лежало на льдине, наверное, плюс-минус сотня, среди них было немало малышей.
Поскольку в данных широтах и местах никогда не было транспортного движения, моржи не испытывали боязни ледокола, чего мы от них не ожидали. В нижних широтах Чукотского моря в таких ситуациях моржи своевременно бросались в воду. Здесь же они оставались на льду, что привело к гибели четырех моржей. Было у нас желание взять на борт парочку моржат-малышей для наших зоопарков. Но просвещенные товарищи сказали, что без матерей они не выживут. Кроме моржей, приходилось видеть нерпы – разновидность тюленей. Видеть и охотников на них – белых медведей. Нерпа находила в льдине трещины, отверстия и выходила через них полежать на льду. За такими выходами следили медведи – встанет над трещиной, отверстием во льду, и стоит длительное время, как вкопанный, не шевелясь, ожидая появления нерпы в ледовом отверстии. При малейшем появлении нерпы, медведь мгновенным, резким захватом лапой выбрасывает нерпу на лед. Дальше идет расправа с беззащитным животным. В выполнении научных работ участвовал и самолет, находившийся на борту ледокола. На нем нередко летал начальник экспедиции, знакомясь с ледовой обстановкой. В ряде случаев брал и меня с собой. Хочу изложить случай, имевший место с нами, характеризующий, кстати сказать, метеорологические условия в Арктике.
Ледокол стоял на якоре у острова Геральд. Утренняя погода была хорошая с чистым голубым небом. Зная ее северные капризы, начальник экспедиции решил лететь на самолете пораньше, утром, оценить ледовую обстановку в районах до 75 градусов северной широты и 170 градусов восточной долготы на предмет поиска путей для ледоколов севернее острова Врангеля. Он, как в большей части бывало, взял меня с собой. Осмотрели намеченный район: сплошь ледовые большеразмерные поля, во многих местах покрытые линиями высоких многолетних торосов. Словом, дорога данным маршрутом для ледокола трудновата. Развернулись и пошли к Геральду, где стоял «Красин». Приближаясь к острову, замечаем, что на нас наступает туман, становится плотнее и плотнее. Поднялись чуть выше. По счислению пора показываться и острову и «Красину». Но не видим ни того, не другого. На самолете радиостанции не было. Над нами голубое небо, а под нами густой туман. Не видим и южной кромки тумана. Горючее на исходе. Решили идти на остров Врангеля, в бухту Роджерса. Она была не особенно велика. Под нами всю дорогу сплошной туман, а над нами ласковое солнышко. Вскоре в тумане стали появляться «окна», через которые просматривался лед. Рожанский пробовал «нырнуть» в одно из них, но тут же «вынырнул» - «окно» закрылось.
По времени мы приближались к острову Врангеля. Он не был нам виден., закрыт туманом. Ныряние в окна становилось все опаснее. И все же через одно из окон мы вышли на «бреющий полет» с высотой 4-5 метров. И «О-о-о!!» замерли. Перед нами в метрах 25-30 черно-белая высокая стена – скала восточного окончания острова Врангеля. Рожанский не растерялся, тут же заложил самолет в левый вираж. В этот момент расстояние от самолета до береговых скал, наверное, можно было считать в сантиметрах. Еще немного бреющего полета вдоль острова и мы «приводнились» в бухте Роджерса. Связались по радио с «Красиным», сообщили, что мы на острове Врангеля и что с подъемом тумана возвратимся на ледокол.
— Я захожу к нему иногда, разговариваем, а чаще, когда он бывает не в духе, сидим и курим. Посидим, помолчим, разойдемся. В таком «разговоре» тоже есть своя прелесть, — засмеялся отец. До обеда они пошли в лес, и густые кроны деревьев сомкнулись над ними. С тревогой Ростислав наблюдал за отцом — хорошо ли тот видит? Иногда отец оступался и нащупывал дорогу своей палкой. Но когда Ростислав пытался поддержать его, отец высвобождал руку. В лесу было торжественно-тихо. Солнечные лучи струились то на полянку с заманчиво алевшими шляпками подосиновиков, то на песчаную просеку, уходившую вдаль. Чудовищные камни чернели за рыжими стволами могучих сосен; то тут, то там за песчаными дюнами что-то зеленело, синело и розовело — то была гладь пустынного моря. Пахло прелым листом и грибами. Дети собирали бруснику, Лиловый вереск мягко похрустывал под ногами. Где-то постукивал дятел и глухо куковала кукушка. Здесь было спокойно, и Ростислав выложил отцу все, что его волновало. Отец чувствовал, что творилось на душе у сына, старался успокоить его.
— Я, когда получил свой первый корабль, был моложе тебя на два года. Но запомни, сынок, — сказал он, когда они возвращались в поселок, — годы бегут незаметно. Ты чувствуешь себя молодым, полным сил, глядишь далеко вперед и вдруг в один прекрасный день встречаешь знакомого, которого не видел лет десять — двенадцать, и узнаешь его с превеликим трудом. Неужели это Колька Божаткин, командир «охотника», неуемно веселый герой? Лицо в морщинах, ноги волочит с трудом, в глазах — белесая муть... Окликнешь — он долго всматривается, прежде чем поздороваться. Вот тут-то и понимаешь, что и ты изменился и тебя не узнать... Поговоришь о старческих болезнях: гипертонии, склерозе, стенокардии, подагре — и осознаешь, что большая часть твоей жизни уже прожита, что ты уже не сможешь, как прежде, лазать по вантам, работать в сутки по двадцать часов, и захочется тебе оглянуться и посмотреть, что ты сделал за эти годы и удовлетворен ли тем, что тобой сделано. Вспоминаешь воспитанных тобой моряков— один командует кораблем, другой стал капитаном первого ранга, третий — гордостью флота. И опять задаешь себе вопрос за вопросом: а не покривил ли ты когда совестью, всегда ли был принципиален, ценил ли честь офицера? Сможет ли кто тебя упрекнуть? Подобные мысли часто лезут мне в голову. Скажу не хвастаясь, я много пережил, но не потерпел поражения. Я начинал свою жизнь, когда Ленин был жив, и дал себе слово — жизнь свою делать с него. И когда мне предстояло решать что-то серьезное, я всегда задавал вопрос: как бы поступил Он?
...Незаметно прошел летний день. Елена Сергеевна просила: — Приезжай, Слава, почаще. Ты сам видишь, какую доставил отцу радость. — Ну, ни пуха тебе, ни пера и побольше воды под килем! — пожелал на прощание отец. Отец для Ростислава был всем. У него давно уже не было матери.
6
Мать не любила Славу. Она обожала младшего — Глебика. Старший был заброшен и нелюбим. Мать почему-то всегда была недовольна и им, и отцом и постоянно их обоих сердито отчитывала. Материнская ласка вся без остатка доставалась одному Глебу. Подростки обычно с неохотой покидают семью. Ростислав же с радостью ушел в Нахимовское училище. Училище заменило ему родной дом. Своего дома вскоре и совсем не стало. Не предупредив отца, тайком, мать переехала с Глебом в Москву, к некоему Феде (человеку намного моложе ее), в которого влюбилась со всем пылом стареющей женщины. Глебка отлично ужился с Федей, почти забыв, что у него есть отец. Федя пристраивался третьим или четвертым соавтором в киносценариях, числился в какой-то кинокомиссии, хотя служебное время проводил в ресторанах Дома кино или Дома писателей, обязательно с пустой папкой, завязанной голубыми тесемками (символ занятости), а в неслужебное — встречался с «полезными людьми». Он не был жаден: делился с Глебом карманными деньгами, мало ношенными штанами, пиджаками, сорочками, почти модными галстуками, и Глеб прижился на улице Горького не хуже, чем на Васильевском острове в своем родном городе.
Мать была в восторге от кинофестивалей, гастролей зарубежных знаменитостей и посредственностей (Федя умел доставать контрамарки и пригласительные билеты); она вовсе забыла, что кроме Глеба существует и старший сын. Когда Ростислав раз или два в год появлялся на улице Горького, она спешила переодеться и уходила туда, где могла встретить народных, заслуженных и лауреатов. Она смертельно боялась потерять Федю, которого, видимо, действительно любила, и больше всего опасалась, что кто-нибудь из «ее круга» узнает, что ее старший сын — уже офицер (тогда обнаружатся ее годы). Поэтому мать всегда старалась отделаться побыстрее от взрослого Славы, заходившего ее навестить. — Ты уж живи, милый, сам, как умеешь, — торопливо сказала она, когда он, заехав в последний раз на улицу Горького, застал обширное общество. Его затолкнули в Федину комнату, оттуда вывели через кухню на лестницу. — А о Глебе я ничего не знаю и знать не хочу. Глеб украл у Феди из ящика стола деньги, портсигар и ценные вещи, за что «благодетель» отправил его в уголовный розыск, а суд — на год в тюрьму. Ростислав с тех пор не был у матери и ничего не слышал о ней. Но год назад она появилась вдруг в Таллине — нарядная, моложавая в свои пятьдесят шесть лет, бросилась сыну в объятия рыдая:
— Славик, Славик, Федя бросил меня, что мне делать, я погибаю, несчастная, я готова была отравиться. Пожалей меня, Славик, ты же мой сын! Он отстранился. Когда мать ушла от отца, разрушив семью, она не задумывалась ни об отце, ни о Славике. То, что случилось с ней, было запоздалым возмездием. Федя наконец сообразил, что Любовь Афанасьевна стара для него: люди стали называть ее Фединой матерью. Из беспорядочных фраз, прерываемых плачем, Ростислав понял, что Федя переметнулся к молоденькой, восходящей на кинонебосклоне звездочке, удачно сыгравшей роль в фильме, сценарий которого писал вместе с другими и Федя. Мать то ругала Федю, которому она принесла в жертву мужа и двух сыновей, то признавала Федино благородство — ушел из квартиры, забрав с собой лишь костюмы и сорочки. Оставил мебель, ковры, подписные издания и пачку приглашений на фестивали. — Но куда я пойду одна? Какими глазами стану в глаза смотреть людям?! И как я встречусь с ним, подлецом, когда он поведет под руку свою отвратительную девчонку? Сцена становилась совсем неприятной. Ростислав поспешил ее прекратить. Не находя искренних слов утешения, он спросил, не нуждается ли мать в деньгах. — Нет, не нуждаюсь. Федя мне оставил одну из своих сберегательных книжек. Воображаю, как взбесилась бы эта кинозмея, если бы только узнала! О, у Феди все же благородное сердце!
Встреча делегатов 3-го Всесоюзного съезда колхозников с советскими кинематографистами в Центральном Доме кино. Перед гостями выступает народный артист СССР В.В.Санаев. В президиуме встречи (слева направо): засл. артистка РСФСР Н.В.Румянцева, артист И.Г.Лапиков, И.В.Макарова, народный артист РСФСР С.А.Мартинсон, народная артистка РСФСР Л.Н.Смирнова, засл.артистка РСФСР А.Д.Ларионова, народная артистка РСФСР Н.В.Мордюкова, актриса Л.А.Чурсина и др.
Припудрив опухшее от слез лицо, мать попросила свести ее в Дом офицеров: ей надо развлечься, рассеяться. Ростислава покоробило, когда она стала кокетничать с его сверстниками. Господи, она с ними заигрывает и еще надеется на успех! Да ведь она почти старуха! Он поспешил проводить ее на вокзал. Мать уехала. Ростислав так и не понял, зачем она приезжала. Взыграли ли материнские чувства? Или не перед кем было поплакаться? Но она же знает, что Ростислав затаил неприязнь к ней, ведь она испортила жизнь отцу на долгие годы! Отец много лет любил Елену Сергеевну, но не развелся с матерью, стремясь сохранить семью. Мать уехала, расцеловав на прощание сына и испачкав ему щеки едко-красной помадой. А через несколько месяцев пришла телеграмма: «Немедленно вышли телеграфом пять тысяч очень нужны любящая мама». Любящая мама... вышли пять тысяч... Пяти тысяч у него не было, но, может быть, она действительно попала в беду? Он послал ей две тысячи и не получил ни ответа, ни благодарности...
7
11-й выпуск Ленинградского Нахимовского военно-морского училища.
Когда Ростислав стал командиром, в помощники ему назначили старого дружка по Нахимовскому — Игнашу Барышева. Оба были довольны и целый вечер вспоминали детские годы. Припоминали преподавателей, «дядек» — старшин, первые свои увлечения девочками, приходившими на балы в училище. — А помнишь тайный «чердачный штаб»? — Ну еще бы! «Чердачный штаб» был создан с самыми благими намерениями. Юные нахимовцы стремились к романтике и романтику эту видели в тайных собраниях. Хотя их сообщество было подобно тимуровскому, строгие воспитатели усмотрели в тайных собраниях на чердаке нечто совсем неприемлемое и, разгромив «штаб», еще долго производили расследования — не было ли в действиях юных романтиков чего-нибудь криминального?
Знак "тайного" общества, созданного в ЛНВМУ в 1945 г. в составе: Виталий Долгов, Игорь Дуркин (автор тату), Вадим Внуков, Евгений Скворцов. Долгов - самый начитанный: Лев Кассиль, «Кондуит и Швамбрания». Собирались в помещении под шпилем, там и наколки себе нанесли. Рисовали карты. Со временем нтерес иссяк, появились новые увлечения, а наколки остались. - Из воспоминаний капитана 1 ранга Вадима Дмитриевича Внукова, выпускника 1951 г.
— А помнишь наш первый выход в море? — Еще бы! — Я думал, у меня сердце вырвется... Вспоминали училище имени Фрунзе, бесконечные полутемные коридоры, зал Революции, сумеречный компасный зал, о котором так хорошо писал поэт-моряк Лебедев, картинную галерею, где на темных полотнах фрегаты палили из пушек желто-красным огнем. Друзья разоткровенничались. Игнаша сказал, что он счастлив служить под началом Ростислава. Он вовсе не чувствует себя ущемленным (Игнаша до сих пор старший лейтенант). Что делать, проболел целый год. Жестокий плеврит одолел, Игнашу хотели совсем списать с флота. Каких героических усилий ему стоило убедить эскулапов, что он флоту будет служить всю жизнь! Ростислав подумал, что передает должность штурмана и помощника в верные руки — человеку, трогательно и беззаветно любящему флот. «Сработаемся», — с нежностью посмотрел он на щупленького Игнашу. «Сработаемся», — решил и Игнаша, когда Ростислав сказал дружески: — Запомни только, что ты пришел на корабль, экипаж которого станет отличным. Во что бы то ни стало! Будем держаться! «Будем держаться!» — произносилось как клятва в Нахимовском перед экзаменами, перед первым выходом в море...
Нахимовцы 2-го выпуска Рижского Нахимовского училища (1950 г.) сдают экзамены. Справа сидит Александр Алексеевич Шауров, в дальнейшем контр-адмирал.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru