Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Как избежать простоя цеха в летнюю жару

Как избежать простоя цеха в летнюю жару

Поиск на сайте

Вскормлённые с копья - Сообщения за 07.04.2014

Л.А.КУРНИКОВ. ПОДВОДНИКИ БАЛТИКИ. - Санкт-Петербург, 2012. Часть 26.

Подготовка к новым походам

В течение августа и сентября в восточную и центральную части Финского залива, отгороженные от западных его районов Нарген-Порккалаудским рубежом, неоднократно посылались подлодки «Малютки» из 3-го дивизиона капитана 3-го ранга П.А.Сидоренко.
Это были разведывательные походы, необходимые, чтобы следить за обстановкой. С некоторых лодок высаживались по заданию штаба Ленфронта разведгруппы на побережье и острова.
Подводной лодке М-90, которой командовал капитан-лейтенант Ю.С.Руссин, при выполнении задач разведки представился случай атаковать быстроходную десантную баржу противника, и она предположительно была потоплена.
Из этих недальних, но тоже непростых походов, все лодки вернулись без потерь и серьёзных повреждений.




Штурманы «Малюток». Слева направо: Г.А.Жигалов, Л.П.Ефременко, Ю.С.Руссин, А.М.Капитонов, В.М.Филаретов. Кронштадт, 1943 год

Две «Малютки» были перевезены по железной дороге на Ладожское озеро в помощь действовавшей там военной флотилии. Они также использовались для разведки, высаживали разведгруппы на побережье и острова, занятые противником, участвовали в высадке тактических десантов.



Командир подводной лодки М-90 Юрий Сергеевич Руссин

Очень тяжёлым оказался для подводников Балтики 1943 год. Самым тяжёлым за всю войну. Но в общем её ходе как раз в тот год наступил полный перелом.
Мы слушали по радио торжественные приказы Верховного Главнокомандующего и всё новые московские салюты. С нетерпением ждали, когда включится в наступление Ленинградский фронт, изменится обстановка в Финском заливе, и для подводников вновь появится возможность вырваться в море.
А пока нажимали на боевую подготовку, на осмысление и освоение накопленного в бригаде опыта.
Для отработки учебных задач был приспособлен тщательно протраленный Красногорский рейд у западного края Ораниенбаумского плацдарма, прикрываемый береговыми батареями. Т ам всё-таки было больше простора, чем между мостами на Неве. В штабе возникла идея (в дальнейшем осуществлённая) использовать в качестве учебного полигона также и южную, относительно удалённую от фронта, часть Ладоги.




Средняя подводная лодка десятой серии типа «Щука»

Глава одиннадцатая

СИЛА ПОДВОДНОГО ОРУЖИЯ

Как вывести лодки из Финского залива?


Осенью 1943 года, после того, как была свёрнута драматически неудачная для балтийских подводников кампания, обернувшаяся большими потерями без реальных боевых результатов, никто не смог бы определённо сказать, когда наши подводные лодки смогут снова выйти в море.
Это нелегко для военных людей, — оказаться в разгар войны перед фактом, что твоё соединение, хотя оно не отводилось в резерв или на переформирование, выключается в силу сложившихся обстоятельств из активных боевых действий.
И всё же мыслей о том, что война может завершиться без нас, не возникало. Коммуникации на юге Балтики и в западной её части не могли утратить значения для Германии до самого конца, и, значит, подводников ждала там боевая работа, очень важная для фронта. Но как всё-таки вывести лодки из Финского залива?
Все понимали: расчистка надёжных проходов в созданных противником мощных заграждениях — дело долгое, даже если бы никто этому не мешал. Но, если фронт продвинется на запад, стало бы возможным, не дожидаясь очистки залива от мин и сетей, обойти основные противолодочные рубежи под берегом, — с севера или с юга. С севера было бы предпочтительнее: там хорошие шхерные фарватеры.
Однако разговоры об этом, постоянно возникавшие среди офицеров, до поры до времени оставались отвлечённо-теоретическими. Многое должно было измениться, чтобы стали доступны для нас финские шхеры.


Освобождение от блокады

Но события на фронтах развивались быстро. Новый, 1944 год, Ленинград встречал ещё в осаде под вражеским огнём. А незадолго до этого корабли флота скрытно перебросили на Ораниенбаумский плацдарм соединения Второй Ударной армии генерала И. И. Федюнинского.



Командующий Второй Ударной армией генерал Иван Иванович Федюнинский

Оттуда, с Ораниенбаумского пятачка, продержавшегося почти два с половиной года, был нанесён в январе главный удар по фашистским войскам, осаждавшим Ленинград. И в то же время — другой удар, из района Пулковских высот.



Разгром немцев под Ленинградом. Снятие блокады и дальнейшее наступление Ленинградского и Волховского фронтов. Январь 1944 года

Одновременно с Ленинградским перешёл в наступление Волховский фронт. Балтийский флот поддерживал войска корабельной и береговой артиллерией и морской авиацией.



Салют на Неве в честь снятия блокады. Ленинград, 27 января 1944 года.

27 января в Ленинграде прогремел салют в честь окончательного освобождения города от 900-дневной блокады.
К тому времени был уже освобождён Новгород. И вскоре советские войска вступили на землю Эстонской ССР. А в начале лета была взломана оборона противника на Карельском перешейке, врага выбили из Выборга.
Коренным образом изменились условия базирования флота. Ещё зимой в Ленинграде, а затем в Кронштадте отпала для кораблей постоянная угроза попасть прямо у причала под огневой налёт. Вышли из зоны непосредственного наблюдения и обстрела противником фарватеры между Ленинградом, Кронштадтом и Лавенсари. Когда с уходом льда началось траление Невской губы и других акваторий в восточной части залива, можно было уже не опасаться, как прежде, что на месте мин, обезвреженных сегодня, завтра появятся новые.


Планомерная боевая подготовка

Впервые за войну бригада получила в протраленных районах западнее Кронштадта морские учебные полигоны, где экипажи подлодок могли отрабатывать хотя бы начальные задачи курса боевой подготовки. Но для торпедных стрельб они всё же не годились.
В этом отношении выручала Ладога, куда сначала были переведены три «Малютки» дивизиона капитана 3-го ранга П.А.Сидоренко: М-90, М-96 и М-102, а затем три «Щуки», — дивизион капитана 2-го ранга Г.А.Гольдберга: Щ-307, Щ-309 и Щ-310. Корабли-мишени для практических торпедных стрельб выделяла Ладожская военная флотилия. Тренировки в торпедной стрельбе на полигоне в южной части озера прошли многие командиры подлодок, базировавшихся в Кронштадте и Ленинграде.
Во второй половине лета дивизионы Сидоренко и Гольдберга были возвращёны в Ораниенбаум и Ленинград. Е щё не зная, как сможем вывести подводные лодки в море, мы планомерно готовили их к боевым походам, чему уделяло много внимания и командование флота.




Григорий Алексеевич Гольдберг Пётр Антонович Сидоренко


Переформирование дивизионов и экипажей

Условный первый эшелон бригады для ведения боевых действий в Балтийском море, к которому мы относили наиболее подготовленные корабли, составляли в это время десять средних и больших подлодок: пять «Щук», две типа «С», Д-2 и два минзага, Л-3 и «Лембит». Несколько лодок находилось в ремонте. А на подходе было мощное пополнение: готовились вступить в строй четыре крейсерские лодки и минзаг Л-21, достройку которого, как помнит читатель, задержали тяжёлые повреждения при артобстрелах завода.
Надо сказать, что в 1943 году, когда А.М.Стеценко вновь стал начальником отдела подводного плавания, дивизион достраивавшихся подлодок был подчинён непосредственно ему и был выведен из состава нашей бригады.
От нас отошли заводские дела и заботы, трудно совместимые с обычной работой командования и штаба соединения. Но этот дивизион не стал для нас отрезанным ломтем. Боевую подготовку экипажей новых лодок, начавшуюся задолго до подъёма на них Военно-морского флага, направляли флагманские специалисты нашего штаба.




Начальник отдела подводного плавания штаба КБФ Алексей Михайлович Стеценко

Поскольку новые подводные лодки должны были иметь на вооружении и мины, их предстояло по мере вступления в строй включать в наш второй дивизион.
Вторым дивизионом теперь командовал уже не В.А.Полещук, откомандированный по приказу Наркома на учёбу в Военно-Морскую академию, а капитан 2-го ранга Евгений Георгиевич Шулаков, в прошлом тихоокеанец, назначенный сперва командиром одной из строящихся крейсерских лодок.
Ещё раньше сменился командир первого дивизиона, куда входили все лодки типа «С» и Д-2. Комдивом тут стал вернувшийся в подплав из штаба флота капитан 1-го ранга Александр Евстафьевич Орёл, командовавший в начале войны второй бригадой подлодок.
Укомплектование новых экипажей вызвало большие перемещения личного состава. Подводные крейсера вверялись лучшим нашим командирам, таким как И.В.Травкин и Д.К.Ярошевич. На средние лодки были переведены некоторые командиры «Малюток», пошли на повышение и многие старпомы.
Группа командиров прибыла с Тихоокеанского флота. Эти офицеры (с ними читатель познакомится по ходу дальнейших событий), хотя ещё и не воевали, но прошли хорошую школу. Знакомясь с каждым из них, я особо интересовался огневой подготовкой (тем, что в наших условиях наверстать было трудно) и узнавал с удовлетворением, что у всех есть опыт торпедных атак в усложнённых условиях по быстроходным целям. Дальнейшее подтвердило, что с Тихого океана прибывали командиры умелые, способные быстро освоиться в боевой обстановке.




Командир 1-го дивизиона Александр Евстафьевич Орёл Командир 2-го дивизиона Евгений Георгиевич Шулаков



Командир ПЛ К-52 Иван Васильевич Травкин Командир ПЛ К-53 Дмитрий Клементьевич Ярошевич

С замещением некоторых офицерских должностей на новых лодках возникали трудности. Не хватало опытных штурманов. А то, что и в «старых» экипажах примерно каждый четвёртый матрос был из молодого поколения, и на лодках ещё не плавал, заставляло держать под неослабным контролем практическое обучение в подразделениях, на боевых постах. Мы форсировали боевую подготовку, веря, что выход в море близится.

Наступление на суше меняло обстановку на море

Наступающие советские войска очищали от фашистских оккупантов материковую часть Эстонии. 22 сентября был освобождён Таллин. У гитлеровцев больше не оставалось ни морских баз, ни аэродромов на южном побережье Финского залива. Исчезли из залива их катерные дозоры. Но это ещё не означало, что вдоль освобождённого побережья можно пройти кораблям. Даже на рейдах Таллина, которому вновь предстояло стать Главной базой Балтийского флота, и на подходах к нему, таилось огромное количество мин, и туда ещё долго нельзя было провести крупные корабли.
Враг, вытесняемый из Финского залива, особенно заботился, чтобы залив оставался непроходимым для наших подводных лодок. Летом 1944 года к существовавшим заграждениям были добавлены ещё тысячи мин. Над основными участками Нарген-Порккалаудского рубежа повисли в воздухе аэростаты, — помеха для самолётов, если бы они попытались бомбить сети с малой высоты.
В результате новых минных постановок противника возросла опасность плавания на Восточном Гогландском плёсе, — «предполье» первого большого противолодочного рубежа. В этом мы удостоверились, предприняв в первой половине сентября разведку «Малютками» между Лавенсари и Гогландом. Лишь одна из трёх подлодок, — М-90 под командованием капитан-лейтенанта Ю.С.Руссина, закончила разведывательный поход благополучно.
Другая «Малютка» М-102 вернулась с серьёзными повреждениями.
А третья, М-96, погибла со всем экипажем. Ею командовал раньше капитан-лейтенант А.И.Маринеско, переведённый на С-13, а теперь капитан-лейтенант Н.И.Карташов.


Путь через финские шхеры открыт

Но воспрепятствовать выходу наших подводных лодок в море гитлеровцы всё равно не смогли. Под ударами советских войск начал разваливаться блок агрессоров. Признало за благо порвать с фашистской Германией и выйти из войны правительство Финляндии. 19 сентября, когда на южном берегу залива ещё шли бои за Таллин, с финнами было заключено перемирие.
Его условия предусматривали, в частности, базирование кораблей Краснознамённого Балтийского флота в портах Хельсинки, Т урку и Ханко, а также арендование Советским Союзом территории для военно-морской базы на полуострове Порккала-Удд. Возвращались нам острова в Финском заливе, в том числе Гогланд, с которого ещё пришлось выбивать пытавшихся закрепиться там немцев. Финское командование предоставляло Советскому Союзу данные о минных постановках, о системе фарватеров. Военно-морские силы Финляндии немедленно приступали к тралению Финского залива и Аландского моря.
Так открылся для нас путь в море через территориальные воды Финляндии, вчерашнего противника, в обход перегородивших Финский залив противолодочных рубежей.


Сразу десять подводных лодок вышли в море

Действия подводников на Балтике были с самого начала войны подчинены интересам сухопутного фронта, направлены на срыв перевозок для фашистских армий. А теперь победы наших войск на суше позволяли балтийцам снова выйти в море и опять помогать фронту.
Десять подводных лодок, — наш первый эшелон, были в полной готовности к боевым походам, и вывод их в море начался безотлагательно. Три «Щуки» — Щ-310, Щ-318 и Щ-407 — вышли из Кронштадта уже 28 сентября. Повёл эту группу лично командир бригады С.Б.Верховский. Остальные семь лодок должны были следовать за ними двумя группами с интервалами в два-три дня.
В новых условиях путь в открытое море пролегал так. От Кронштадта, как и прежде к Лавенсари, а затем — на север, до входа в Хаапсарские шхеры, откуда ещё недавно прорывались к нашим фарватерам неприятельские торпедные катера. На рейде острова Улькотамио лодки принимали на борт финских лоцманов, обязанных обеспечивать их проводку внутренними шхерными фарватерами дальше до рейда острова Утэ. Т ого самого рейда, который столько времени служил важным узлом на морских коммуникациях нашего противника, и куда через многие преграды прорывались советские подводники в сорок втором году.
Теперь рейд острова Утэ становился для наших подлодок примерно тем, чем был для них раньше Гогландский плёс. Отсюда начиналось их самостоятельное плавание в любые районы Балтики.
Проводка первых трёх лодок до острова Утэ прошла без осложнений. 3 октября они уже находились в открытом море.


Новые боевые успехи балтийских подводников

Вторая группа ещё только выходила из финских шхер, когда командир Щ-310 капитан 3-го ранга С.Н.Богорад радировал, что 6 октября им потоплен в районе Виндавы немецкий транспорт.



Командир подводной лодки Щ-310 Семён Наумович Богорад

Это была первая победа балтийских подводников после осени 1942 года, открывшая боевой счёт бригады в новой кампании. Она начиналась в необычные для балтийцев календарные сроки, но теперь, получив временные базы в Финляндии, наши лодки могли действовать и зимой.

Обстановка на Балтике осенью 1944 года

Прежде чем рассказывать о боевых делах подводников, каснусь обстановки, сложившейся на Балтике в октябре 1944 года, когда наши лодки снова появились за пределами Финского залива.
Очистив от врага материковую часть Эстонии, войска Ленинградского фронта начали во взаимодействии с флотом операцию по освобождению островов Моонзунда. Была уже освобождена восточная часть Латвии, завязывались бои за Ригу. Тем временем 1-й Прибалтийский фронт вышел на побережье южнее Либавы, а затем на другом участке — южнее Клайпеды, которая называлась у немцев Мемелем.
На Курляндском полуострове, между Рижским заливом и морем, оказалась отрезанной крупная группировка немецко-фашистских войск, включавшая и соединения, стоявшие ещё недавно под Ленинградом. Морские пути стали единственными, связывающими её с Восточной Пруссией и остальной Германией.
В таких условиях приобрело первостепенное значение нарушение перевозок между немецкими тылами и Либавой, Виндавой и ещё удерживаемым гитлеровцами Мемелем, а также островами Моонзунда и Ригой. В борьбу на морских коммуникациях вступили соединения флотской авиации, перебазировавшиеся в Прибалтику. Как только наши войска вышли на побережье Литвы, там, ещё до освобождения Паланги, отбитой у врага 10 октября, было организовано базирование торпедных катеров.
Но на подводные лодки, которые могли подолгу находиться в море и блокировать используемые врагом порты, командование флота возлагало особые надежды. Потому и форсировался их выход из Финского залива, как только открылся для этого путь.
Три «Щуки», выведенные в море первыми, посылались именно к «курляндскому котлу» с задачей уничтожать суда противника, следующие из Либавы, Виндавы, Мемеля или в эти порты, а также пресекать перевозки из Риги через Ирбенский пролив. Каждой лодке назначался свой район боевых действий, в пределах которого она могла вести активный поиск противника.


Богорад досрочно выполнил боевое задание

Транспорт, потопленный «Щукой» капитана 3-го ранга Богорада 6 октября (как потом установили — «Нордштерн»), был атакован на подходах к Ирбенскому проливу. Он направлялся или к острову Сааремаа, где вёл бои наш десант, или, может быть, в Ригу.
Подводная лодка Щ-310 упоминалась в моих записках, когда речь шла о походах 1942 года. Тогда ею командовал Д.К.Ярошевич, готовившийся теперь вывести в море один из подводных крейсеров. Новый командир «Щуки» Семён Наумович Богорад, в прошлом моряк торгового флота, окончил командирские классы Учебного отряда подплава перед самой войной, но в данное время он уже по праву считался опытным подводником. Плавал на Д-2 помощником командира у Р.В.Линденберга, а походы этой лодки были такими, что её офицеры прошли не школу подводной войны, а, можно сказать, целый университет. И когда понадобилась замена Ярошевичу, Богораду без колебаний вверили «Щуку» с отличным, сплочённым экипажем, с которым он прошёл полный курс боевой подготовки на Ладоге.
Октябрьский поход через финские шхеры в район Виндава–Ирбенский пролив был его первым неучебным самостоятельным плаванием. А успешная торпедная атака на вторые сутки по прибытии туда, — его командирским боевым крещением.
Прошло ещё двое суток, и командир Щ-310, курсируя ночью вдоль побережья близ Виндавы, обнаружил сильно охраняемый конвой противника. Плохая видимость позволила скрытно сблизиться с конвоем в позиционном положении. Торпедами «Щуки» были потоплены транспорт и морской буксир. Как затем выяснилось, на борту транспорта находились полторы тысячи немецких солдат и груз боеприпасов, в том числе морские магнитно-акустические мины.
После атаки подводная лодка, избежав преследования, отошла мористее. Т рудно было представить, что гитлеровское командование не знало о начавшемся развёртывании наших лодок в море, особенно, если учесть, каким путём теперь они выводились из Финского залива. Тем не менее, появление «Щуки» Богорада на коммуникации, где шли довольно интенсивные перевозки, судя по всему, застало противника врасплох.
Тем временем поступили разведданные о скоплении немецких транспортов и других судов в Виндаве. 12 октября командиру Щ-310 было приказано держаться в районе этого порта. Находясь там, Богорад обнаружил вышедший из Виндавы конвой и произвёл ещё одну успешную атаку, потопив транспорт «Карл Цейс». Донося об этом, он сообщал, что израсходовал последние торпеды и возвращается в базу.


Приказано лично встретить Щ-310

Должен признаться, мы не ожидали, что поход какой-нибудь из подлодок, выведенных в море в начале октября с запасами на полный срок автономности, окажется таким коротким. В финских портах, которыми мы только начинали пользоваться, ещё не было ни наших обеспечивающих служб, ни плавбаз. В Хельсинки, как мы знали, перешла пока лишь канонерская лодка «Красное Знамя», назначенная кораблём-стационаром при Союзной контрольной комиссии по соблюдению условий перемирия. Да и не была ещё отлажена организация встречи и дальнейшей проводки подлодок, возвращающихся с моря.



Канонерскя лодка «Красное Знамя». Финляндия, осень 1944 года

Обеспечение наших интересов и нужд в портах и водах вчерашнего противника, который сумел выйти из войны, сохранив свой государственный суверенитет, понятно, не входило в компетенцию командования бригады. Но докладывать о затруднениях и неясностях, возникавших в связи с непредвиденно быстрым возвращением «Щуки» из похода, никому не понадобилось: этим уже занялся командующий флотом.
Как бывало и в некоторых других случаях, адмирал В.Ф.Трибуц позвонил в Кронштадт прямо мне.
— Доложите своему комбригу, что я приказал вам сегодня же вылететь в Хельсинки, — сказал Владимир Филиппович. — Вам нужно будет самому встретить Богорада у острова Утэ, чтобы не получилось никаких накладок. Пойдёте на финском катере. За помощью по всем вопросам обращайтесь в Контрольную комиссию.
Объяснив мою задачу, командующий добавил, что приказание готовить для меня самолёт уже отдано.
Вылетели мы с Кронштадтского аэродрома Бычье Поле, откуда раньше доводилось летать лишь на ближние острова. Меня посадили в истребитель Ла-5, имевший вторую кабину. Другой истребитель, одноместный, нас сопровождал. Долетев до середины залива, сели на южном берегу где-то под Т аллином и дозаправились, чтобы лётчикам хватило горючего на обратный путь. А оттуда — прямо на север, в Финляндию.




Истребитель Ла-5

На аэродроме близ Хельсинки у самолёта сразу появился финский полковник. Корректно доложил по-русски, что прибыл «встретить и сопровождать господина капитана первого ранга». Ждала и машина. Ехали молча. Сопровождающий с разговорами не навязывался, а я не знал, о чём с ним говорить. Смотрел на аккуратненькие пригороды, потом — на удивительно чистые улицы Хельсинки, по которым расхаживали прилично одетые люди, где трудно было заметить следы разрушений. А думал о том, что у финнов хватило ума не разделить судьбу Германии, выйти из войны, не доводя дело до боёв за свою столицу. И ещё думалось, как несопоставимо то, что здесь, с ранами, нанесёнными Ленинграду, с его страданиями.
Переночевав на ошвартованной в гавани канлодке «Красное Знамя», следующим утром поднялся на финский сторожевой катер, на котором предстояло идти к острову Утэ.
Странно было находиться на его борту: давно ли этот катер с той же командой, под тем же флагом, охотился за нашими подлодками! А теперь он был назначен для встречи одной из них и проводки её в базу. В поведении команды я не замечал явной враждебности ко мне.




Финские шхеры



В шхерах Финляндии нет войны

Командир выказывал официальную почтительность и готовность выполнить полученное задание.
Вылетая из Кронштадта, я захватил пару банок консервов. Раз уж оказался на этом катере, надо было садиться за стол с его офицерами. На кораблях иначе не бывает. Банку тушёнки отдал в общий котёл. Приняли охотно, — с продуктами, как я понял, тут было небогато. Из тушёнки приготовили с какой-то добавкой второе блюдо.
Весь день шли шхерами по причудливо извилистым проливам между бесчисленными островами, очень красивыми даже глубокой осенью.
На фоне скал и тёмной зелени сосен выделялись яркие черепичные крыши ухоженных домиков. Вновь и вновь начинало казаться, что здесь не было никакой войны.


Продолжение следует

Рыцари моря. Всеволожский Игорь Евгеньевич. Детская литература 1967. Часть 28.

Рассказы неплохи, я над одним от души посмеялся. Вообще юмор неплох. Но вот повесть вашего двоюродного братца, Коровин-второй. В этой повести незаслуженно ошельмован ваш воспитатель. Вы подумали, прежде чем этот пасквиль печатать? Что вы знаете о товарище Кирсанове? Вы не знаете, как он воевал, как убили его сына и дочь, как погибла жена, как он отдал сердце и душу воспитанию молодежи. Разве таков он на самом деле, каким описан Коровиным-первым? «Строгач»! Да, Дмитрий Сергеевич строг. Коровин Валерий на это в обиде. «Краснонос». Да, у Кирсанова красный нос. От контузии. «Колченогий». Он ранен. Я считаю, что это дешевая месть. Дмитрий Сергеевич прочел повестушку. Вы знаете, злобное слово может сразить человека. Он болен.
Мне становится стыдно. Обидели хорошего человека.
— Вы способны пойти извиниться?
— Мы пойдем, товарищ капитан первого ранга. С вашего разрешения, сегодня же. Разрешите идти?
— Да.— Бенин отдает нам журнал. — Кстати,— спрашивает Алексей Алексеевич, когда мы переступаем порог кабинета,— вы собрали материал на второй номер журнала?
Вадим вспыхивает:
— Я думал, товарищ капитан первого ранга, что следующего номера не будет.
— Отчего же?
Майор Ермаков подскакивает на стуле.




— Да бросьте вы, Афанасий Иванович! — говорит капитан первого ранга. — Ребятам сил девать некуда. Смотрите — талант из них так и прет. Надо направить эти таланты в правильное русло... Вот что, Куликов. Ваш журнал был пока только сатирическим и критическим. А почему бы не стать ему и политическим? Тогда он большой силой станет. И знаете что? Почему он должен быть только злым? Он бы мог стать и добрым. И, конечно, литературно-художественным. Художественным!— подчеркивает Алексей Алексеевич.— Это вас ко многому обяжет. Разборчивее будете, юные редакторы. Почаще вспоминайте Толстого, Пушкина, Чехова... Добро!
— Ну что? — спрашивают с тревогой ребята. Они ждут нас в коридоре.— Пропесочили?
— Разрешили!
— Что разрешили?
— Журнал. Политический, сатирический и критический. И литературно-художественный.


***

В тот же день мы едем к Дмитрию Сергеевичу. Не так-то легко себя чувствуешь, когда знаешь, что ты кругом виноват. Мы свою вину на Валерку не взваливаем. Писать что угодно можно, но печатать?..
Печатать нельзя! В самом деле, обидели человека. Он строже других, на сделку с совестью не пойдет: любители выпрашивать снисхождение успеха у Дмитрия Сергеевича не имеют. И злятся. Оттого у него немало недоброжелателей...




Бушует вьюга, снег заносит трамвайные пути. Пересекаем Кировский проспект. Уже смеркается, в окнах трамваев зажглись огни. Дмитрий Сергеевич живет в доме, где жил когда-то Алексей Максимович Горький. Старый, унылый дом с полутемной подворотней и плохо освещенными лестницами. Поднимаемся на третий этаж, стряхиваем с шинелей снег, не сразу звоним. Открывает сердитая старуха:
— Вам кого?
— Дмитрия Сергеевича. .:
— Пройдите в конец коридора. Да ноги бы вытерли, наследите!
Кирсанов сидит, поджав ногу, в кресле с высокой спинкой — кажется, такие кресла называются вольтеровскими. Сидит в пижаме, на коленях альбом, в руке — пинцет.
— Что же вы? Раздевайтесь, садитесь! Очень рад, что пришли. На дворе пурга? А я вот расхлюпался. Сердце пошаливает... Да садитесь, садитесь!
Он радушный хозяин.
— Я уже много лет занимаюсь марками. Увлекался в детстве, потом забросил альбомы за шкаф. А сейчас опять вернулся к ним. Сидишь здесь один в кресле и путешествуешь по всему миру. Чаю выпьете флотского? Наливайте. Чайник — там, на столе.




И тут я замечаю у стены что-то странное: это нога, искусственная нога. Никто у нас в классе и представления не имел, что Дмитрий Сергеевич передвигается на протезе! Вижу, что и взгляд Вадима прикован к этой страшной, одиноко стоящей ноге.
— Ешьте печенье, ребята. Отличное, по-моему, печенье!
Заметил ли он, что нас потрясла его искусственная нога? Я стараюсь не глядеть на нее. Отвожу глаза. Но они, как нарочно, скашиваются на протез — он особенно страшен, когда стоит отдельно от человека.
Мы пьем чай, и печенье действительно вкусное. И марок у Дмитрия Сергеевича тысячи, и он ими очень гордится. Наконец Вадим решается сказать, зачем мы пришли. Что я... что все мы... что весь класс признаёт, что мы сатиру нацелили не туда, куда нужно, соломинку мы увидели, а бревна в своем глазу не заметили. Что больше всех, разумеется, он виноват. Как редактор. И если Дмитрий Сергеевич сможет забыть и простить...
— Вы знаете,— говорит он, помешивая ложечкой черный чай,— мы в юности часто бываем несправедливы к людям старше себя. Мы плохо их понимаем; разумная строгость кажется нам ущемлением наших прав и достоинства. Сам бывал в этом грешен. Я бунтовал, а взрослые очень чувствительны. Они на меня обижались за то, что я относился к ним с пренебрежением, скидывал со счетов годы, прожитые ими в гражданской войне. А теперь я, вспоминая своих воспитателей и начальников, благодарю их за непримиримость, за то, что одергивали, вправляли мне мозги. Без них мне бы была грош цена...
Я через голову Дмитрия Сергеевича вижу на полочке фотографию молодой женщины удивительной красоты; рядом — двое ребят: вихрастый мальчишка и темноглазая девочка с бантом в волосах. Его семья. Теперь ее нет. Он инвалид, одинок, и почтовые марки — его утешение.
«Строгач»! «Колченогий»! Какие мы в самом деле одры!
Мне попалась в библиотеке книжонка, похожая как две капли воды на Валеркино рукоделие. Какой-то бывший нахимовец, так и не ставший никогда моряком, сводил счеты с нахимовским: воспитателей называл «Дубоносами» и другими неблагозвучными кличками. Все они обладали отвратительными характерами и симпатии вызвать никак не могли. Мне показалось, что злобный «писатель» нечист сам душой.
Зачем же мы выпустили в свет, хотя и всего в десяти экземплярах, Валеркину «повесть»? Ведь не могли же мы не заметить того, что заметил начальник политотдела?




В дальнейшем мы опубликуем и эту книгу, в вы сами сможете решить, прав ли автор в своих оценках.

«Мы за вас воевали», - говорит «Строгач» в повести.
«А нас тогда и в живых вовсе не было»,— отвечает Калерий Воронин, Валеркин герой. Нам, мол, наплевать на то, что вы воевали.
Воронин сродни тем типам, которые считают родителей «вымирающим поколением»; войну вспоминать им до смерти скучно. Зато в буги-вуги они влюблены.


***

Готовили второй номер. Вадим описал очень весело, как мы ловили гигантскую щуку, как тюленя приняли мы за диверсанта и вообще все наши похождения в Кивиранде. Валерка отказался от участия в журнале. Но и без него материала хватало — стихи, поэмы, рассказы, воспоминания Бунчикова о первых нахимовцах...
Пришлось крепко сцепиться с Аркашкой Тарлецким. Он принес серию шаржей.
Отвратительная змея с наглой рожей обвилась кольцом вокруг помертвевшей девчонки. Подпись: «Питон развлекается». А на голове у питона — подумайте только! —бескозырка с ленточкой: «Нахимовское училище».
«Питон плачет». Та же змея в бескозырке в зубах держит двойку. Из глаз текут слезы.
«Питон отъедается». Теперь у змеи физиономия Маслюкова. Он припал к миске и пожирает кашу. На физиономии полное довольство. И опять же на голове бескозырка!
«Питоны, смирно!» — целый строй змей в бескозырках. И крокодил в офицерской фуражке стоит перед строем, оскалив острые зубы.
— При чем тут змеи? — спрашиваю я Аркашу.




О вечном. Юрий Юрьев, нахимовец выпуска 1968 г.

Он пояснил: когда-то существовало в училище змеями пахнущее словечко «питон» (от слова «воспитанник», а училище иногда называли «Питонией»).
Ну подумайте, если шарж дружеский, то кому же приятно обернуться эдакой мерзкой змеей? Крокодил — еще туда-сюда, а змея... брр, увольте! Аркашка настаивал. Я возмущался. Позвали ребят, обсудили. Решили: долой этих змей! Аркашка обиделся, дулся дня два или три, потом сам сообразил, что зарвался. И принес новые шаржи.
Курильщик, исхудалый, истошно кашляет над урной, и его сторожит смерть с косой. А некурящий, заложив руки в карманы, бодрой походкой, с развевающейся бородой наступает на смерть. Она бежит от столетнего бодрячка, подобрав фалды.
И еще: «Военный совет в умывалке». Командир роты Кирсанов и длинный мичман обнюхивают найденную в умывалке бутылку. На этикетке нахально написано: «Ин вино веритас» (в вине, мол, истина!). Подпись: «Кто опорожнил?» И огромный вопрос. С вином не шутят в училище. Выпьешь — вылетишь в отчий дом, как ракета.
Когда журнал был готов, я попросил Валерия снести его к машинистке. Он взял материал, но вскоре принес обратно.
— Она не будет печатать.
— Почему?
— Заболела.
— Надолго?
— Надолго.
— И не выздоровеет?
— Не выздоровеет.




Юрий Юрьев.

— Ты что-то крутишь.
— А чего тут крутить? Не будет печатать — и все!
— Ты знаешь, Валерка, мне небезразлично, с какой «компашкой» ты водишься. Выкладывай!
— Что?
— Все выкладывай! Мигом...
— Чего захотел!
Я схватил его за плечи и потряс. И вдруг я понял, что я сильнее Валерки и могу вытряхнуть из него душу.
— Так к кому ты шляешься в дни увольнения?
— К одному ху...художнику.
— Кто такой этот художник?
— Молодой и талантливый. Ты интересуешься как комсорг или как родственник?
— Если хочешь, как родственник.
— Могу познакомить. На днях открывается выставка.




Юрий Юрьев.

— Как фамилия?
— Василий Фазан.
— Не слыхал.
— Очень жаль. Отстаешь от жизни, Максим. Он почти знаменитость.
— Выходит, отстал...
Я пошел к начальнику политотдела и рассказал о своих затруднениях с машинисткой.
— Ну, это не беда,— улыбнулся Алексей Алексеевич. — Пройдите в канцелярию к Марии Федоровне и скажите, что я прошу ее отпечатать журнал.


Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru


Главное за неделю