10 апреля, то есть традиционно, во Вторую субботу апреля, в 15.00 у Памятника "Стерегущему" состоится юбилейная, пятидесятая встреча первобалтов "49-53" .
"Из книги Первобалтов "Перископ-Калейдоскоп - 1". - Санкт-Петербург, 1996.
В 1946 году 14-15-летние подростки, воспитанные войной и безотцовщиной, впервые встретились в стране - Подготии. Вступительные экзамены... их более 10... диктанты, написанные полудетским почерком и вожделенная троечка — оценка по тем временам вполне достаточная, несмотря на конкурс 13 человек на одно место... За длинными столами полуподвальной курсантской столовой призывный запах горохового супа и макарон по-флотски, дарованных нам авансом... А семь лет спустя новоиспеченные флотские лейтенанты, ставшие почти братьями, обнялись на прощание и разъехались по всем флотам и флотилиям страны. Первые 10-15 лет массовых встреч не было, общение носило регионально-компанейский характер. Оно и понятно — корабельная служба, на день вперед не угадаешь то ли в море тебя выпихнут, то ли посадят в готовность, то ли уестествят в дежурство по кораблю или по гарнизону... А в начале 1960-х, когда первые ласточки уже возвратились в родимый город, у каждого из трех «подготско-первобалтийских» выпусков появился оргкомитет по организации и проведению встреч — и это без сговора, без взаимных консультаций, по зову сердца. У Оргкомитетов «45-52» и «46-53» (назовем их так по годам поступления в подготию и выпуска из высшего училища) регламент встреч оказался весьма сходным: МАЛЫЕ ЕЖЕГОДНЫЕ, посещаемые теми, кто в Ленинграде или неподалеку (Новгород, Москва, Прибалтика) и ВСЕОБЩИЕ ЮБИЛЕЙНЫЕ, организуемые через каждые пять лет. Первые же «всеобщие» оказались просто блистательными и по количеству собравшихся, и по впечатлениям, сохраняющимся, как нам пишут, «аж до следующей встречи». Слухи о достижениях в этой области распространились по всей флотской Руси, а прежде всего заинтересовали «ленкомовцев», то есть более поздних выпускников из альма-матер. И появились ходоки разного возраста, с разным количеством звездочек на погонах: «Поделитесь-ка, друзья-корифеи, опытом и руководящими документиками».
Мы делились и будем делиться. Но носители информации, увы, не бессмертны, с каждым годом это становится все более очевидным. И если уж высунулся из глубин времени «Перископ-Калейдоскоп», грешно было бы не включить в сектор его обзора некоторые сведения о наших встречах — и самим приятно вспомнить светлые деньки, и для грядущих курсантских поколений что-нибудь может пригодиться. Чтобы не распыляться и не повторяться, расскажем только о встречах 2-го выпуска, тем более, что документики оргкомитета «46-53», вот они, под рукой, — тут тебе и методичка, и лирическая повесть, и даже исторический роман, если умеешь фантазировать.
«2-я СУББОТА АПРЕЛЯ» — ЕЖЕГОДНАЯ ВСТРЕЧА
Ежегодные встречи не требуют подготовки, в этом величайшее их достоинство... для оргкомитета, разумеется. Народ раз и навсегда знает день, час и место встречи: 2-я суббота апреля, 17-00, у памятника «Стерегущему». Никаких оповещений и напоминаний. Никаких звонков с нелепыми вопросами: «А в этом году встречаемся?» Ни сбора денег, ни президиумов, ни накрытых столов, ни тамады, отвлекающего от цели. А цель четкая: посмотреть друг на друга, пообщаться и между этими приятными делами послушать оргкомитетовские новостишки. Пришел — хорошо, не пришел — тебе же хуже. Принес с собой — спасибо, рюмки у кого-нибудь обязательно найдутся. И не только. Бывают маринованные грибки, соленые огурчики. Хлеб с солью тоже хорошо идет на вольном воздухе. Мирный люд обходит памятник стороной — думают мафиозная разборка. А ветераны иной раз подходят: «Вы из ополчения? Какая дивизия?» Наливаем и ветеранам. Столь любезная оргкомитетовцам простота выкристаллизовалась далеко не сразу — регламент упрощался с усложнением жизни. Заглянем в историю. В начале 1963 года., в зимнюю стужу, на «Авроре» (старпом-то, Юрий Федоров, из наших был!) прошли две организационные встречи. В том же году состоялась и третья — во 2-ю субботу апреля у «Стерегущего».
Командир крейсера "Аврора" капитан 1 ранга Федоров Юрий Иванович с нахимовцами выпуска 1976 года Федоровым Сергеем, Баткиным Владимиром, Вартаняном Олегом.
В оттепельные 1960-е и в застойные 1970-е бесхлопотной и необременительной простоты не было и в помине. Денег, правда, и тогда заранее не собирали и никого не оповещали, разве что друзья-приятели между собой перезванивались: «Увидимся?». Но при всем при том представители оргкомитета и добровольцы-заложники за час-полтора до встречи отыскивали какой-нибудь полупустой ресторан и начинали игру, подобную русской рулетке. «Места есть? Отлично! (уверенный вид, потирание рук, ослепительная улыбка). Составьте столики в один ряд, сейчас наши придут, человек 38... возможно, 42... накройте на всякий случай на 45. Оставляем двоих ответственных, они кое-что закажут, а остальное по прибытии, поскольку среди наших есть вегетарианцы». Последнее разило наповал: вегетарианцы не могут быть фармазонами. Как ни удивительно, гадальщик (один из многоопытных членов оргкомитета) почти безошибочно определял количество и финансовое состояние будущих едоков, и не было случая, чтобы ресторанные заложники остались не выкупленными. Дальше все шло по накатанным рельсам. Оргкомитетовский гонец мчался к памятнику, называл ресторан, сообщал оптимальный маршрут — и вперед, пешком или на трамвайчике. Обещанный рестораторам «дозаказ» всегда свидетельствовал о компромиссе, достигнутом между мясоедами и вегетарианцами: «Будьте любезны, еще пять бутылок водочки и десять порций селедки». Затем подбивали итог и скидывались. Если не хватало, пускали по кругу шапку, всегда оказывавшую воздействие на щедрых и гипертрофированно совестливых. Дамы на 2-ю субботу не приглашались, хотя и просились. Исключение делалось только для комрадтыч — милых подготских преподавательниц, удивительно не стареющих с годами. Отцы-командиры приходили к «Стерегущему» до последних дней своих, долее всех Иван Сергеевич Щеголев...
От стародавних времен, когда у нас были рестораны (потом кафе, потом столовые), а значит, были и тосты, в архиве оргкомитета кое-что сохранилось. Так, например, 13 апреля 1963 г., при закладке традиции апрельских встреч, автор этих строк (Н. Загускин. Примеч. ред.) был избран тамадой и с удовольствием приступил к исполнению обязанностей, еще не ведая, что удовольствие растянется на четыре десятилетия. Исторический тост сохранился в магнитной записи: «Вы спрашиваете, почему апрель и почему именно вторая суббота?.. Апрель потому, что в каждом из нас бродит и ищет выхода весеннее половодие чувств; встреча с друзьями — выход наименее опасный для семьи и общества. А вторая суббота потому, что она никогда не приходится на первое апреля, а значит, и ответы на вопрос: «Ты меня уважаешь?» будут исключительно правдивыми. Кроме того, совсем рядом Пасха, и если кто-нибудь явится домой с некоторыми частями тела, измазанными губной помадой, есть шанс оправдаться, отмазаться... А теперь всерьез. Ровно десять лет назад мы окончили училище, где локоть к локтю провели семь лет. И это были совершенно особенные, предельно насыщенные годы. Мы редко ссорились и никогда между собой не дрались, разве что на боксерском ринге. Единодушно радовались и возмущались. Честно делили за столом послевоенные «бигус» и «пенсак». Дружно грузили уголек, копали канализационные траншеи, обустраивали набережные Обводного канала, перекидывали дрова с барж на старенькие полуторки, копали и перебирали картошку и выполняли еще 33 вида различных хозяйственных работ — время было такое. Вместе приняли мы морское крещение под парусами «Учебы» и «Надежды». Вместе бились с Крестовской шпаной, сражались с дзержинцами за верховодство в «Швейнике», стояли в караулах, чеканили шаг и на Дворцовой, и на Красной площадях. Вместе саковали от больших приборок на крейсере «Красный Крым» и линкоре «Севастополь», знакомились с навигацией и астрономией на борту «Волги», в девичестве именовавшейся «Дои Хуан Себастьян элькано», играли в преферанс, закрывшись в кубриках «Наездника» и «Грозы», тралили мины на «амиках»... Да мало ли что еще мы делали вместе за эти семь необыкновенных лет!.. И всё или почти всё мы знаем друг о друге. Один при забавных обстоятельствах вывалился на ходу из товарного вагона... другой пострадал за то, что ваял из слоновой кости лик Христа... а некоторые, помнится, собирались ночью на училищном чердаке и читали друг другу стихи, написанные днем, на лекциях. Все мы были разными, но в каждом из нас жил неписанный подготский моральный кодекс — мы знали, что праведно и что дурно, что можно и чего нельзя. И мы умели дружить. Жизнь и служба разбросали нас, но не разъединили. Эта встреча, как и встречи грядущие, — свидетельство нашей общности. Давайте же выпьем за нашу дружбу и за нашу встречу!»...
Тост оказался столь пространным потому, что собравшиеся не виделись десять лет, при последующих встречах тамада был лаконичней. Вот первый тост в апреле 1971 г.:
Когда-то в Риме был сенат, У новгородцев было вече, А чем же славен Ленинград? В нем происходят наши встречи!
Мы в письмах не оповещались, Нет круглой даты напоказ - Мы и без этого собрались Уже в одиннадцатый раз.
Сошлись, как в годы молодые, На ком - пиджак, на ком - мундир, И самовольщики седые, И их любимый командир.
Такого мощного наплыва Апрельский клуб еще не знал. Поднимем с возгласом «Аыа» Традиционный наш бокал:
За все хорошее, друзья, За нашу дружбу - особливо! Сейчас «Аыа», - крикну я, А вы поддержите: «Аыа»!...
Вернемся, однако же, из стародавних ресторанных времен в день сегодняшний. Принесенное с собой ставим на неширокий (к сожалению) парапет с тыльной стороны памятника. Зрители, милиция и тем более ОМОН нам вовсе ни к чему... Ежегодные встречи практикуются и в других городах, населенных подготами-первобалтами — в Москве, Риге, Севастополе...
Продолжение следует - фоторепортаж - отчет о встрече, порукой тому подготы-первобалты, овладевшие высокими технологиями, и Академик Владимир Вениаминович Брыскин!
Верюжский Николай Александрович, Горлов Олег Александрович, Максимов Валентин Владимирович, Карасев Сергей Владимирович.
И вот однажды, незадолго до выхода в море на боевое задание, наш корабль стоял в Ваенге у причала, а на другой стороне причала стоял эсминец «Деятельный». И буквально за несколько часов до выхода я увидел Сашу на «Деятельном», когда он проверял антенное хозяйство. Я вихрем взлетел на палубу «Деятельного» и мы обнялись с Сашей как старые добрые друзья. Он мне рассказал, как ему удалось вырваться и попасть на боевой корабль, и буквально светился от счастья, что его мечта наконец осуществилась — он на боевом корабле и намечавшийся выход в море был его первым боевым походом. И вот мы в море. Вскоре соединились с транспортами для их конвоирования. Идем с погашенными огнями. Глубокая темная ночь. Сильный мороз. Море штормит и корабль постепенно обледеневает. Покрылись сплошным льдом леерные ограждения, обледенели и отяжелели, грозя оборваться, провода антенн. Все свободные от вахт на верхней палубе обкалывают лед. Я на вахте, на внутриэскадренной связи, при которой работаю на УКВ радиотелефоном. Прошло более 8 часов, как мы в море. В радиорубке мягкий свет, тепло и уютно. Ничего не напоминает о том, что творится за бортом. В наушниках радиостанции негромкий шумок. И вдруг в этой, казалось, мирной, спокойной обстановке раздался как бы сильный металлический удар по нашему корпусу. Мы уже знаем — значит, где-то недалеко произведен подводный взрыв, ударная волна от которого ударила по нашему корпусу. Через короткое время в наушниках раздался, я его сразу же узнал, взволнованный голос Саши: «Внимание. Корабль торпедирован, торпеда попала в район второй турбины, пытаемся укрепить водонепроницаемые переборки и завести пластырь, чтобы закрыть пробоину». Я тут же обо всем этом доложил на мостик командиру. Посыпались указания запросить информацию о положении дел на корабле. Я постоянно вызываю но никто мне не отвечает. Я понял, что Саша побежал сам посмотреть, какие меры принимаются по обеспечению живучести корабля. Продолжаю вызывать. Прошло почти двадцать долгих минут. Рация «Деятельного» молчит. И вдруг снова голос Саши в эфире: «Внимание, водонепроницаемая переборка не выдерживает напора воды, пластырь завести не удалось, вода поступает очень интенсивно, корабль потерял ход и погружается. Начинаем спускать спасательные плавсредства. Прощайте, товарищи». Это были последние слова Саши, больше в эфир он не выходил. Потом мы увидели, как на одном из спущенных катеров зажгли огонь, чтобы их было видно, но корабли, не обнаружив подводной лодки, продолжали ходить противолодочными курсами. Остановиться для спасения было смерти подобно, корабль сразу же становился мишенью для необнаруженной и находящейся где-то рядом и, возможно, не одной немецкой подводной лодки. Через некоторое время этот огонь погас и все погрузилось в сплошную темноту. На всех кораблях работают радиолокационные и акустические установки, но лодку обнаружить не можем. В чем дело, почему ее не слышно? Возможно, она легла на грунт и ждет, пока какой-нибудь из кораблей не остановится и не приступит к спасательным работам. Но боевым корабельным уставом кораблям запрещена остановка, пока не обнаружена и не уничтожена вражеская лодка, иначе может быть поражен любой остановившийся корабль. Радиолокатором наблюдаются только корабли конвоя. Через 50 минут после торпедного поражения локатор прекратил показывать «Деятельный». Все ясно, это конец, корабль пошел ко дну. И все же одному из наших кораблей удалось спасти 7 человек, всего семерых из двухсот членов экипажа.
Это были сигнальщики, рулевые и старший помощник командира корабля, то есть те, кто ушел с корабля самыми последними. Они были на мостике до тех пор, пока корабль не стал погружаться почти вертикально, и тогда они сбросили спасательный понтон, сели в него и отошли от борта погружавшегося корабля. Командир с мостика не ушел и утонул вместе с кораблем. Сесть на понтон он отказался, считая это бесполезной мерой, но оказалось, что, когда они на понтоне немного отошли от тонущего корабля, мимо, выполняя противолодочный зигзаг, проходил один из наших эсминцев, который услышал крики находящихся на понтоне моряков, рискнул остановиться и поднять их на борт. Так, в первом же походе погиб Саша Иваненко, который так рвался на боевые корабли, так хотел защищать свою Родину, сделал все, что мог в той обстановке, и остался в нашей памяти навсегда. А жизнь продолжалась, до конца войны было еще далеко и еще много боевых эпизодов отложилось в памяти об этих грозных годах. Однажды в составе экипажей эсминцев «Разумного» и «Дерзкого» мне довелось участвовать в интереснейшей и уникальной операции, которая называлась свободным поиском вражеских подводных лодок. Представьте себе глубокую темную ночь. Идем с погашенными огнями, наш «Разумный» — ближе к берегу, а «Дерзкий» — чуть мористее. В чем суть операции? Почему решили ночью проводить поиск? Дело в том, что в это время суток вражеские подлодки обычно всплывали на поверхность для подзарядки своих аккумуляторов. Боевая задача состояла в том, чтобы имеющимися средствами радиолокации и акустики обнаружить их и уничтожить. Первым фашистскую лодку обнаружил «Дерзкий». В это время я находился на вахте и принял от «Дерзкого» сообщение по внутриэскадренной связи: «Вижу подлодку визуально на очень близком расстоянии. Выхожу на таран». Оказывается, случилось, что он обнаружил лодку перед самым своим носом и у него не было другого выхода для атаки, кроме тарана. И командир повел корабль на таран. Перед этим он дал команду повесить над лодкой осветительные ракеты и было хорошо видно, как корабль своим носом врезался в подводную лодку, сбавил ход и даже застрял в ней, хорошо были слышны автоматные очереди. Там шел настоящий ближний бой. Потом было видно, как «Дерзкий» дал задний ход и отошел от лодки, она сразу же скрылась под водой, а он снова пошел в атаку и теперь уже сбросил на протараненную лодку серию глубинных бомб, после чего на поверхности появились обломки этой лодки. В эту же ночь и нашему экипажу улыбнулось счастье. Запеленговали лодку локатором, она сразу же погрузилась под воду, тут же обнаружили ее акустической установкой, после чего вышли в атаку и сбросили несколько серий глубинных бомб. Вскоре увидели большое соляровое пятно и всплывшие обломки, что подтвердило, что наши бомбы достигли цели. Через некоторое время потопление лодок подтвердила и наша разведка. А чуть позже газета «Правда» сообщила, что «корабли Северного флота уничтожили две подводные лодки противника».
Потом было много еще других эпизодов, других ратных дней и память цепко держит события тех лет. День Победы я встретил в Мурманске, когда служил на американских тральщиках, которые мы привели на Северный флот из США в начале 1945 г. Для меня война в тот день не кончилась. С наступлением мирного времени началась боевая работа для тральщиков. Во время войны и нами, и нашими союзниками, и нашим противником на морских коммуникациях были установлены многочисленные минные заграждения. Причем все минные поля были строжайшим образом засекречены. И вот, после войны, все карты с минными постановками легли на стол победителей, районы минных заграждений были во всех международных лоциях объявлены запрещенными для мореплавания и каждая сторона победительница в своих территориальных водах должна была ликвидировать минные поля и открыть эти районы для мореплавания. Эту колоссальную работу должны были осуществить боевые тральщики, или, как их называли моряки, «пахари» моря. До самой моей демобилизации в 1950 г. долгих пять лет продолжалась эта напряженная работа. И после того, как я ушел на гражданку, эта работа продолжалась несколько лет. Очень много минных полей было на главных морских путях в Арктике. Это проливы Югорский Шар, Карские Ворота, Маточкин Шар, горло Белого моря, мыс Челюскина и т. д. Обычно мы уходили на траление в конце апреля и приходили на базу в конце ноября. Моряки называли наши тральщики «амиками» за оснащение их специальными тралами для акустических и электромагнитных мин. Вообще мины тех лет разделялись на обычные контактные, которые взрывались от чисто механического контакта боевого ударника с корпусом корабля, акустические, которые всплывали и взрывались от звуковых колебаний винта корабля, и электромагнитные мины, которые всплывали под воздействием магнитного поля корабля и взрывались у его корпуса. Самые сложные это, пожалуй, были многоимпульсные электромагнитные мины, то есть их устройство срабатывало только после определенного количества воздействий магнитного поля, после определенного количества проходов корабля над электромагнитной миной. Соответственно и методы траления были разные. Очень впечатляющее зрелище представляло собой траление группой кораблей минного поля с обычными контактными минами, когда группа кораблей с парованными тралами шла строем уступа. После их прохода то в одном, то в другом месте всплывали обрезанные от якорного каната мины. За тральщиками шли большие катерные охотники, которые расстреливали всплывшие мины. Совсем по-другому шло траление электромагнитных мин. В качестве трала использовался кабель, по которому пропускался ток, который создавал магнитное поле намного выше, чем магнитное поле самого корабля, и мины всплывали не под корабль, а под этот кабель. А так как мины были многоимпульсными, то тральщик с электромагнитным тралом должен был пройти одним и тем же курсом столько раз над миной, на сколько импульсов настроено минное устройство. И поэтому недаром моряки называли тральщики «пахарями» моря. Они действительно по много дней буквально круглосуточно «пахали» на море.
И это была не просто будничная мирная работа. Все пять лет для меня и моих товарищей после войны были ее продолжением, так как мы вели боевое траление, которое для нас, его исполнителей, несло смертельную опасность, создавая фронтовые будни, а для наших мирных, гражданских людей — это было упрочение мира на нашей многострадальной земле. Помню, поздней осенью в составе трех тральщиков мы заканчивали траление у острова Вайгач. Вот-вот должен был пойти лед и мы торопились выполнить свое боевое задание. Обычно на ночь мы уходили к небольшому причалу, а с утра начинали траление. Оставались считанные дни до конца работы и, чтобы сэкономить время на переходах от причала к району траления, командир группы принял решение на ночь становиться на якорь прямо в районе нашей работы. В полночь я заступил на вахту. И вдруг минут через двадцать прозвучала команда вахтенного начальника: «По местам стоять, с якоря сниматься», — и вскоре я услышал звук лебедки, поднимавшей якорь-цепь. Не успел подумать, в чем дело, куда мы уходим, как почувствовал, что корабль сел на мель, или, как моряки говорят, сел на банку. Тут же прозвенел звонок боевой тревоги, а затем через 15 минут и пожарной тревоги. Прибежавшие по тревоге в радиорубку мои товарищи радисты рассказали, что за бортом очень сильный ветер со снежным зарядом. Корабль вместе с якорем начал дрейфовать. Тогда вахтенный помощник решил выбрать якорь и перейти на другое место, но как только немного подобрали цепь, держащая сила уменьшилась и корабль из-за его большой парусности понесло и посадило на мель. При этом был пробит борт в районе второй машины. Началось интенсивное поступление забортной воды. Чтобы уменьшить поступление воды, завели в район пробоины в борту парусиновый пластырь и начали мотопомпой откачивать воду и заделывать пробоину с внутренней стороны борта. В это время загорелась мотопомпа, но ее очень быстро потушили и продолжали откачку воды. В общем, пока заделали пробоину, вода затопила все помещение второй машины. Вот сразу сколько событий произошло за короткое время моей вахты. Остальные два корабля обрубили якорь-цепи, оставили якоря и отошли далеко от нашей стоянки. Я поднялся в ходовую рубку, чтобы проверить работу радиостанции УКВ и услышал переговоры командиров других тральщиков с нашим командиром: «Как дела, Серега». —«Как видите, стою с пробоиной. С банки сняло волной. Для того чтобы усилить держащую силу, спустил тральные решетки. Пока не дрейфуем. Сзади по ветру подводная гряда. Если мы не удержимся на якоре, нас потащит на нее и расколотит корабль на мелкие части. Я прошу вас, зайдите и держитесь за этой грядой. Возможно, на самый крайний случай, придется подбирать людей». Они, конечно, его подбадривали как могли, но были бессильны, так как при первой же попытке спустить катер, он был разбит в щепки. В таком сложном положении мы простояли до утра. Утром ветер стих. Мы спустили водолаза, он осмотрел днище и доложил, что один винт полностью исковеркан, а кронштейн, поддерживающий вал, на котором сидел этот винт, вообще был оторван и висел на валу. В общем, одна машина была полностью выведена из строя. Поэтому, когда мы пошли на базу, наш корабль взяли на буксир.
До горла Белого моря все было спокойно, волна била в корму. Мы шли нормально, почти без качки, но, когда вошли в ветер изменился и усилился, переходя в штормовой, буксиры оборвались и мы остались с одной ходовой машиной наедине с 15—20-метровыми волнами. Два других корабля нашей группы повернули на север, чтобы идти на волну, а мы с одной машиной этот маневр выполнить не могли, и волна била нам в борт, укладывая корабль до 54°. Это была страшная ночь. Все, свободные от вахты, собрались в столовой и лежали на полу. Положение было критическим. Корабль клало на борт почти горизонтально, иногда казалось, что он не поднимется, но постепенно, дрожа мелкой дрожью, он поднимался, и все облегченно вздыхали, а он, перевалившись на другой борт, повторял все сначала. Мне за время моей службы пришлось, особенно во время воины, попадать в разные ситуации, но никогда я, даже в мыслях, не думал, что погибну. А в эту ночь эта мысль не покидала, и все это продолжалось довольно длительный период времени и, самое главное, что я был бессилен что-либо изменить. Эта ночь была длинная, как жизнь, и я много передумал о своем месте в этой жизни и, наверное, впервые подумал о том, каким я должен быть, если мне суждено будет жить дальше. 28 июля 1972 г., во время памятной встречи на Соловках, в один из счастливейших дней моей жизни, глядя на такие же счастливые лица моих товарищей - бывших юнгов, я понял, как вся эта флотская жизнь и закалила, и воспитала меня, сделала намного богаче, щедрее, добрее. И еще, тогда я подумал, и это чувство не покидало меня потом никогда, о том, что если бы мне пришлось выбирать свою судьбу заново, я выбрал бы только этот путь и никакой другой. А годы идут. Морская служба давно позади и, возможно, я что-то упустил, что-то забыл, но все это второстепенное. Главное же — события и люди, открывшие так много для меня как для человека, не забыты и навсегда останутся в моем сердце. На Соловках, в те памятные дни 1972 г., я встретился со своим прошлым, со своей юностью, увидел многих своих товарищей, услышал их рассказы о себе. Передо мной за короткое время пронеслись судьбы многих моих друзей и, может, только тогда, впервые я понял, что от самого человека зависит, насколько насыщенной будет его жизнь, какой курс изберет он для долгого жизненного плавания, как воплотит он все то, что было заложено в него флотом, морем, будет ли до конца он предан морю. А море — море не обманет. Оно должно сделать тебя Настоящим человеком. Соловецкие юнги выполнили свой воинский долг перед Родиной. Всюду, где бы не сражались юнги, они показывали образцы мужества и воинской доблести, в огне боев закаляли свои характеры, готовясь к новым подвигам в мирном труде.
По-разному сложились житейские судьбы моих юных друзей. Одни из них погибли, отдав свою жизнь «не ради славы», ради жизни на земле. Другие по окончании службы разъехались, кто домой на свою родину, кто на большие стройки страны, а кто и подался учиться уму-разуму в вузы и техникумы. Последняя наша встреча произошла в Мурманске, в Доме офицеров, куда со всех частей и кораблей привезли воспитанников школы юнг, отслуживших по 7—8 лет на флоте. Мы подлежали демобилизации и мурманский Дом офицеров был пунктом сбора для погрузки в эшелон для демобилизованных моряков. Многие из нас увидели друг друга впервые после окончания школы на Соловках. Почти сутки перед погрузкой провели мы вместе и это было прекрасное время для воспоминаний, подведения итогов всей нашей флотской жизни. И вот мы, как восемь лет назад, снова в теплушке с нарами и печкой посредине вагона, но мы уже не те, которые ехали сюда в далеких 1942-1943 гг. В эшелоне ехали домой бывалые матросы, знающие себе цену, ехали в незнакомое, но влекущее к себе будущее. Вот уже позади осталась Мурманская земля — земля великого мужества и героизма, героическая земля, земля работящих и думающих людей. Мне сейчас уже много лет, но, как прекрасно сказал о нас бывший юнга Валентин Пикуль: «До сих пор я иногда думаю о себе как о юнге. Это высокое и почетное звание дает мне право быть вечно молодым. Юнгам флота не угрожает старость». Несколько дней пути, и вот я сошел с поезда на станции Бузулук. Здесь живет моя мать и здесь мне суждено начать новую незнакомую мне гражданскую жизнь. Но на этом не окончились мои встречи с морем. Их было две и обе оставили в моем сердце свой след. Об одной мне хотелось рассказать в этой части моего повествования. Как хорошо, что у людей есть память сердца, которая делает нас чище, богаче и сильней. Июль 1992 г. Я весь в радостном ожидании. Мне предстоит новая встреча с юностью. Я приглашен на празднование 50-летнего юбилея школы юнгов. Наконец, подошел этот день. 24 июля 1992 года. Короткий перелет и я в Архангельске, городе моей юности. Процедура оформления и я, наконец, на где нам предстоит прожить эти три радостных дня.
У трапа нас встречают бывший комиссар школы юнгов капитан 1 ранга Сергей Сергеевич Шахов и сын нашего начальника школы юнгов вице-адмирал Ю. Н. Авраамов. Погода как по заказу — теплая, солнечная. Утром нарядно одетые юнги готовятся к праздничному построению. Наконец, колонна юнгов выстроилась на причале. Звучит команда и мы рассаживаемся по автобусам. Мы едем туда, где впервые столкнулись с флотской жизнью. Архангельский учебный отряд связи, бывший полуэкипаж. Здесь мы участвуем в торжественном открытии мемориальной доски, на которой золотистыми буквами высечены слова: «Здесь в 1942 г. была открыта школа юнгов ВМФ». Затем торжественное собрание в архангельском Доме моряков. В зал внесено боевое знамя школы юнгов. Никто не забыт и ничто не забыто. На призыв Сергея Сергеевича Шахова почтить минутой молчания павших героев-юнг зал отозвался звоном серебра и бронзы медалей — это встали те, кто носил высокое звание юнги флота. Вечером мы на судне идем на Соловки. Ночь в радостном волнении. Никто не спит. Разговорам и воспоминаниям нет конца. Утром торжественное построение на корме судна. Команда: «Матросам, старшинам, офицерам действительной службы и находящимся в запасе колени преклонить, флаг приспустить!» Все преклоняют колени, звучит траурная мелодия, под которую в море опускают два венка памяти. А потом на берегу, у каменной стены Соловецкого монастыря, там, где уже несколько лет стоял памятник погибшим юнгам, нам, бывшим морякам, бывшим флотским юнгам, воспитанникам единственной в нашей стране Соловецкой школы юнгов от имени российского правительства и президента России Б. Н. Ельцина были вручены боевые награды — медали Ушакова.
И всякий раз, когда я беру в руки эту самую дорогую для меня флотскую боевую награду и смотрю на якорь с цепью на лицевой стороне медали, я вспоминаю свои корабли, как будто вижу их наяву. Сегодня бороздят моря старые мои знакомые: «Разумный», «Гремящий», «Грозный», «Громкий», правда, это не те корабли, что были кораблями моей юности. Теперь это совершенно другие ракетные и противолодочные корабли, но и сегодня, когда я их вижу наяву, мне вновь хочется сказать словами Валентина Пикуля: «Как мальчишка, я снова хочу кричать от восторга: Это они... это они! Я люблю их, эти корабли. Любовь моя к ним неизбывна, как и все, что любишь по-человечески — чистым сердцем». Вторая встреча с морем была много позже, и о ней еще расскажу, мой дорогой читатель. А тогда, в далеком 1950 г., я стоял у дома моей матери в г. Бузулуке, а впереди передо мной был длинный жизненный путь с его извилистыми дорогами. * * * На этом обрываются воспоминания Ф. Г. Аржанова. В связи с преждевременной кончиной в начале 1994 г. рукопись его осталась неоконченной.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Мохов Николай Константинович, капитан 3-го ранга, командир ПЛ «Щ-317»
Родился 14 декабря 1912 года в городе Барнауле. Русский. В РККФ с 1932 года. Член ВКП(б) с 1932 года. После окончания ВМУ им. М.В.Фрунзе назначен командиром БЧ-1 на ПЛ «М-74». В июне 1938 года принял «М-74» под свое командование. По другим данным, Н.К.Мохов назначен командиром опытовой ПЛ «С-92», бортовый номер «Р-1», с энергоустановкой РЕДО (регенеративный единый двигатель особого назначения), работающей в подводном положении по замкнутому циклу, и командовал ей до своего назначения командиром дивизиона подводных лодок КБФ. С июля 1940 года Николай Константинович — командир дивизиона строящихся и ремонтирующихся кораблей. 30 ноября 1940 года военмору Мохову было присвоено воинское звание капитан-лейтенант, а в феврале 1941 года он назначен командиром 9-го дивизиона подводных лодок типа «М» VI-бис серии («М-72» — «М-76»). В этой должности капитан-лейтенант Н.Мохов встретил начало Великой Отечественной войны. Подводные лодки дивизиона находились в ремонте, а в августе 1941 года их поставили на консервацию. Дивизион был расформирован. В январе 1942 года капитан-лейтенант Мохов был назначен командиром ПЛ «Щ-317». 9 июня 1942 года лодка впервые под его командованием вышла в боевой поход, но обратно в базу не вернулась. Последний поход подводной лодки «Щ-317» и ее командира оказался высоко результативным. За проявленное мужество, героизм и волю к победе в этом же году Николай Константинович Мохов был награжден орденом Ленина (посмертно).
Лабецкий Станислав Никодимович, инженер-капитан-лейтенант, командир БЧ-5 ПЛ «Щ-317»
Родился в 1906 году в городе Смоленске. В 1937 году окончил дизельный факультет ВМИУ им. Ф.Э.Дзержинского. Получил назначение командиром БЧ-5 ПЛ «Л-2» Балтийского флота. В довоенный период служил командиром БЧ-5 ПЛ «Щ-318» и «Щ-302». В сентябре 1941 года инженер-механик Лабецкий был назначен командиром БЧ-5 ПЛ «П-2» («Звезда»), которую решили привлечь в качестве транспортной лодки для снабжения гарнизона Ханко, но после гибели ПЛ «П-1» решение отменили. Станислав Лабецкий начал настойчиво просить командование перевести его на боевую субмарину, но возможности не представлялось. Комдив Егоров, зная инженера-механика по предыдущей совместной службе, вышел с ходатайством на командира бригады, и в апреле 1942 года Лабецкий был назначен командиром БЧ-5 ПЛ «Щ-317». В августе 1942 года инженер-капитан-лейтенант Лабецкий исключен из списков начсостава ВМФ как погибший в боях за Родину.
Подводник Егоров
Владимир Алексеевич Егоров родился 20 октября 1908 года в городе Екатеринославе в семье русской интеллигенции. Получил прекрасное домашнее образование, отличался пытливым умом, смекалкой и общительным характером. Семья безбоязненно приняла новую власть, и после окончания общеобразовательной школы Владимир блестяще выдержал экзамены в политехнический институт. Со второго курса, в 1929 году, по комсомольскому набору Владимир Егоров был направлен в ВМУ им. М.В.Фрунзе, которое окончил в 1933 году по первому разряду и попросился по праву выбора места службы в подплав, где прошел все ступени служебного роста, зарекомендовав себя перспективным командиром подводных сил молодой республики Советов. За достигнутые успехи в боевой подготовке Владимир Егоров в 1936 году был награжден орденом Ленина. Боевое крещение подводник Егоров получил в боях с мятежниками, воюя на стороне республиканского правительства в Испании. В июне 1938 года Владимир Егоров, свободно владеющий испанским языком, в числе шести командиров-подводников, добровольно был откомандирован в Испанию и вступил в командование подводной лодкой республиканцев «С-2». Наши подводники, в отличие от других военных советников республиканского флота, официально были командирами в подводных силах республиканцев и, по существу, они и управляли экипажем как в море, так и на берегу при помощи переводчика. По-другому в подплаве поступать было нельзя.
Группа подводников КБФ: (слева направо) командир Краснознаменной подводной лодки «Щ-323» Ф.И.Иванцов, командир подводной лодки «Щ-317» А.Г.Андронов, командир подводной лодки «Щ-320» И.М.Вишневский, командир подводной лодки «Щ-318» В.К.Афанасьев, командир дивизиона подводных лодок В.А.Егоров, командир подводной лодки «Щ-407» П.А.Морозов, 1942 год
После возвращения из командировки В.Егоров продолжил службу во 2-й бригаде подводных лодок КБФ в должности командира 17-го дивизиона подводных лодок типа «Щ» X серии («Щ-317» — «Щ-320»). В этой должности комдив Егоров принимал участие в Советско-финляндской войне. Из-за болезни командира ПЛ «Щ-317» (капитан-лейтенант А.Г.Андронов) Владимир Алексеевич Егоров вступил в командование кораблем и руководил экипажем в двух боевых походах. Ни одного судна противника, правда, уничтожить не удалось, но заставить врага бояться удара из-под воды подводники под командованием Владимира Егорова смогли. Орден Красного Знамени стал заслуженной наградой комдиву. К началу Великой Отечественной войны капитан 3-го ранга Егоров успел послужить в штабе КБФ в должности начальника отделения отдела боевой подготовки подводных лодок, а после Таллинского перехода принял под свое начало 4-й дивизион бригады подплава КБФ, куда организационно входила ПЛ «Щ-317». 21 марта 1942 года комдиву Егорову было присвоено воинское звание капитан 2-го ранга. Лучшего наставника для Н.Мохова, чем его командир дивизиона, подобрать было трудно. Должность снова крепкими узами связала судьбу Егорова с 317-й, и не выйти в боевой поход на своей «крестнице» комдив-4 просто не мог. Со слов командующего Балтфлотом адмирала В.Ф.Трибуца, Егоров «живой, как ртуть», имел всегда «свежие мысли и после тщательного взвешивания... смело применял их на практике. Некоторые его коллеги иронизировали над ним. Ленивых мыслью было немало и в штабах, а Егоров аргументированно шел на риск. Будучи в должности начальника отдела боевой подготовки штаба флота, я убедился, что организационная работа не мешает Егорову совершенствоваться в знании оружия и углублять общее образование». После Испании и финской кампании Егоров скоро выдвинулся в «практической командирской работе». Зимой 1942 года капитан 3-го ранга Егоров, основываясь на изученном им опыте участия в боевых действиях русских подводников в Первой мировой войне и советских в первые месяцы Великой Отечественной войны, в беседе с командующим флотом смело отстаивал свою точку зрения о возможности форсирования Финского залива по мелководью и действий лодок вблизи вражеского побережья, о руководстве группой из трех-четырех лодок не с берега, а с одной из лодок, которая проводит разведку для всей группы. Идея об управлении тактической группой в море с флагманской подводной лодки актуальна и по сей день. Не случайно, что именно для выхода в первом эшелоне лодок на ПЛ «Щ-317» в качестве обеспечивающего и старшего на борту был назначен Егоров.
Егоров Владимир Алексеевич, капитан 2-го ранга, командир 4-го дивизиона ПЛ КБФ
Родился 20 октября 1908 года в городе Екатеринославе. Русский. В РККФ с 1929 года. Член ВКП(б) с 1929 года. В этом же году по комсомольскому набору со второго курса политехнического института направлен в ВМУ им. М.В.Фрунзе, которое окончил в 1933 году. После окончания училища военмор Егоров назначен командиром БЧ-3 подводной лодки «L-55» КБФ. В апреле 1935 года, после окончания минного класса спецкурсов командного состава ВМС РККА, Владимир Егоров назначен дивизионным минером 3-й бригады подводных лодок. В октябре 1936 года — флагманским минером 2-й бригады. Продолжая образование, Егоров экстерном сдал экзамен курса Учебного отряда подводного плавания им. С.М.Кирова. В ноябре 1934 года он принял под свое командование ПЛ «Щ-315». Боевое крещение подводник Егоров получил в июне 1938 года в боях с мятежниками во время Гражданской войны в Испании, воюя на стороне республиканцев в качестве советника командира на подводной лодке «С-2». Возвратившись в Советский Союз, Егоров вскоре становится командиром 17-го дивизиона 2-й бригады подводных лодок КБФ. В этой должности комдив Егоров принимал участие в Советско-финляндской войне. После окончания войны он недолгое время служил в штабе КБФ на должности начальника отделения отдела боевой подготовки подводных лодок. Начало Великой Отечественной войны Егоров встретил в воинском звании капитана 3-го ранга, командуя 7-м дивизионом подводных лодок, а в октябре 1941 года принял 4-й дивизион объединенной бригады подплава КБФ. 9 июня 1942 года в качестве обеспечивающего командира капитан 2-го ранга В.Егоров вышел в боевой поход на ПЛ «Щ-317» и погиб вместе с подводной лодкой. Представлялся к званию Героя Советского Союза, но ходатайство было отклонено. Награжден двумя орденами Ленина (1936 год, 1992 год— посмертно), орденом Красного Знамени (1940 год).
Победный поход
ПЛ «Щ-317» предписывалось к 0 часам 00 минутам 16 июня занять позицию на подходах к шведскому порту Карлскруна и у восточного побережья острова Эланд. Это была боевая позиция № II. В район Норчепингской бухты на смежную позицию № IV высылалась «Щ-405». Лодки должны были действовать в назначенном районе позиционным и крейсерским методами и имели задачу — уничтожение всех транспортов и неприятельских военных кораблей (боевые корабли шведского флота атаковывать запрещалось). Около 22 часов 00 минут 9 июня «Щ-317» вышла из Кронштадта к острову Лавенсари, через два дня покинула остров и начала переход на назначенную позицию. «Щука» X серии к этому времени находилась в составе КБФ около шести лет. Экипаж лодки составлял 42 человека: 7 офицеров, 14 старшин и 21 краснофлотец, 43-м шел в боевой поход капитан 2-го ранга В. Егоров. 16 июня, в 2 часа 00 минут, командир подводной лодки капитан 3-го ранга Мохов (перед выходом в море получивший очередное воинское звание) донес в штаб о форсировании Финского залива и выходе в Балтийское море. По предположениям командования флота, лодка форсировала залив южным прибрежным фарватером за 100 часов по варианту, предложенному Егоровым, но не утвержденному командованием бригады подводных лодок. Это было предпоследнее донесение командира 317-й, следующее он передал лишь 10 июля с позиции, находившейся в районе Карлскруны — восточное побережье острова Эланд. В тот же день, в 2 часа 30 минут, Николай Константинович Мохов донес радиограммой за № 0230 следующее: «Потопил 5 транспортов противника водоизмещением 46 тыс. тонн. Торпед не имею. Прошу сообщить позицию "С-4"». Таким образом, на утро 10 июля на «Щуке» были израсходованы все 10 торпед. Больше от «Щ-317» никаких сведений не поступало.
«Всемирный потоп»
19 июня в штабе Балтийского флота перехватили переданное шведским и датским радио сенсационное сообщение: советская подводная лодка потопила на Балтике два транспорта. В штабе предположили, что это результат атак Мохова. 22 июня 1942 года штаб КБФ получил разведданные о торпедировании и потоплении «Ады Гортон» у восточного побережья острова Эланд, а МИД Швеции заявил правительству СССР протест в связи с потоплением шведского судна советскими подводниками. Штаб королевских ВМС отдал приказ командирам кораблей о начале эскортирования транспортов на переходе морем в территориальных водах. Ежедневное патрулирование начали и военно-воздушные силы Швеции. Шведы беспокоились, не унимались и немцы. По их требованию 24 июня ВМС Швеции все же были проведены минные операции восточнее острова Готланд. А через два дня МИД Швеции распространил сообщение, в котором указывалось, что в их «терводах находилась неизвестная подводная лодка в состоянии, которое заставляет предполагать возможность предоставления ей права убежища». Ввиду того что у берегов Швеции из состава ВМФ СССР на тот период времени находилась лишь «Щ-317», есть основание считать, что данной «неизвестной лодкой» могла быть только она. Значит, либо ПЛ «Щ-317» получила серьезные повреждения от сил противолодочной обороны Швеции, либо вышли из строя иные механизмы. После этого 317-я еще дважды выходила в атаку на суда и транспорты противника. По ныне открывшимся архивным материалам шведов удалось установить, что 1 июля лодка Мохова атаковала шведский транспорт «Галеон», но торпеда прошла мимо и взорвалась на большом удалении. 4 июля подводники вышли в атаку на миноносец ВМС Швеции «Фортуна», но безрезультатно, а через два дня 317-я атаковала шведский патрульный катер «Капарен» в прибрежной зоне. Выпущенная по нему торпеда выскочила на шведский берег, и тут стало ясно, кому она принадлежит... С этого дня подводная война на Балтике приобрела новое качество. В боевые действия по защите судоходства втягивались военные корабли нейтральной Швеции. Главнокомандующий вооруженными силами Швеции генерал О.Ж.Тернелль отдал приказ командующему королевскими ВМС вице-адмиралу Ф. Тамму атаковывать все подводные лодки, появляющиеся около конвоев как в своих территориальных водах, так и вне их.
Шведская версия
В ночь на 10 июля, как уже было сказано, в штабе бригады подводных лодок получили последнее радио с 317-й, сообщавшей о своих пяти победах. Но нам, зная достоверно названия четырех потопленных Моховым транспортов, длительное время не удавалось установить пятое судно. По изученным послевоенным зарубежным данным, им, вероятнее всего, стал немецкий транспорт «Раин» (2 600 брт), потопленный в июне в юго-западной части Балтийского моря. Однако точная дата его потопления пока неизвестна. В тот же день вечером, в 23 часа 45 минут, командир бригады, зная из радиограммы Мохова, что на «Щ-317» торпед уже нет, приказал ей покинуть позицию и возвратиться в базу. Однако с тех пор никаких донесений, в том числе и об оставлении позиций, от ПЛ «Щ-317» не поступало. Следуя логике событий, командир «Щ-317» капитан 3-го ранга Мохов и старший на борту капитан 2-го ранга Егоров должны были принять решение возвратиться в базу. Однако лодка, имея два 45-мм орудия, могла сражаться с одиночными транспортами противника, сновавшими в шведских и прилегающих к ним водах. Эффективность артиллерии, как показали события, подводники-балтийцы в последующем доказали сполна. Командование и штаб бригады, предполагая, что «Щ-317» возвращается в базу, 12 июля дали разрешение ПЛ «С-4» занять на 10 суток позицию 317-й и перейти от Данцигской (ныне Гданьская) бухты в район Карлскруны — южная оконечность острова Эланд. В тот же день в точке с широтой 57°52' и долготой 16°55', севернее острова Эланд, в 100 метрах от конвоя шведский эсминец «Стокгольм» обнаружил характерный бурун от перископа и атаковал предполагаемое место нахождения подводной лодки глубинными бомбами. С того дня и по 20 июля в данном районе корабли шведских ВМС наблюдали большое масляное пятно. По мнению командующего береговым флотом Швеции, там была потоплена подводная лодка. Могла ли это быть «Щ-317»? Вероятно. Это первая версия исчезновения данной подводной лодки.
Финский след
Что же случилось со «Щ-317», так и не вернувшейся в базу? Есть еще одна версия ее исчезновения и гибели. В полученных после войны финских военно-морских документах указывалось, что 12 июля на широте 59°41' и долготе 24°06' наблюдательные посты отметили взрыв мины. Воздушная разведка в этом районе обнаружила масляный след, а затем, после бомбометания с кораблей, в этом месте всплыли куски дерева, матрасы и прочие принадлежности. В этот же день самолеты наблюдали маслянистое пятно и в районе острова Родшер. После произведенных бомбометаний 12, 13 и 16 июля в этой точке всплыли деревянные бруски, спасательные круги и другое имущество. По расчетным данным, «Щ-317» должна была прийти в этот район 13—14 июля. При сопоставлении имеющихся документов все же наиболее достоверным показался эпизод, относящийся к 15 июля, когда финские самолеты в 14 милях западнее острова Вайндло (Финский залив) в точке с широтой 59°53' и долготой 25°25' обнаружили лодку в подводном положении и сбросили на нее глубинные бомбы. Вызванные в этот район корабли подвергли предполагаемое место нахождения подводной лодки ожесточенному бомбометанию. В результате на поверхности воды появился масляный след, а затем образовалось пятно, продержавшееся до конца лета. Эти данные подтверждает и западный историк Ю.Майстер, утверждающий, что 15 июня 1942 года в районе банки Калбодагрунд авиабомбой с финского самолета и глубинными бомбами с корабля противолодочной обороны «Руотсинсалми» и сторожевого катера «VMV-6» (по другим данным, «VMV-16») была потоплена советская подводная лодка (без названия).
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
