Ни у какой другой военной профессии нет такого преклонения перед женщиной, как у подводников. Никто не пережил столько горя и страданий, как эти великие женщины. Они заслужили не только награду, внимание и почет. Это наши трубецкие и волконские. Им можно ставить памятники.
"По центральной улице белорусского города Бреста шел рано поседевший мужчина средних лет, Игольников Алексей Иванович, в военной форме капитана 1 ранга. Многие прохожие оглядывались на стройного, подтянутого, несмотря на возраст, моряка в необычной для сухопутной Беларуси форме. Морская форма на нем сидела безукоризненно. Ботинки сверкали. Позолоченный кортик моряк аккуратно придерживал рукой. Мужчина был серьезен и целеустремлен. Он шел в церковь. Сегодня, 12 августа, трагический для всех подводников день - очередная годовщина гибели атомной подводной лодки «Курск». Это самая нелепая в новейшей истории катастрофа, самая необъяснимая здравым смыслом. Хотя любую трагедию трудно объяснить, но здесь - особый случай. Моряк знал, что официальная версия не соответствует действительности. Да, взорвалась торпеда, но, что послужило первопричиной, народу не сказали. Торпеды такого типа много лет находились на вооружении и никогда не взрывались. В случае каких-либо неполадок с торпедами каждый подводник знает, что надо делать, чтобы не случилась беда. Почему эта торпеда на «Курске» взорвалась, осталось тайной за семью печатями. Возможно, люди никогда не узнают правду. И не предпримут необходимых мер. Значит, трагедии могут в дальнейшем снова иметь место. Это раздражало опытного подводника. Из-под фуражки поблескивали его все еще молодые глаза, а крепко сжатые скулы выдавали сдерживаемое волнение... Сам Алексей Иванович не испытывал внутренней потребности ходить в церковь помолиться. Но уважал и ценил любую религию. Он глубоко сожалел, что огромный пласт человеческой культуры, который составляет религия, прошел мимо него. Смолоду его поколение, воспитанное комсомолом и КПСС, было лишено возможности хотя бы прикоснуться к истокам христианства и православия. «Религия - опиум для народа», -вот основной лозунг того времени (со ссылкой, что это сказал Карл Маркс). Хотя, как он узнал позднее, оказывается, в первоисточнике речь идет совсем о другом: «...Религия -это вздох угнетенной твари; сердце бессердечного мира. Религия есть опиум народа». У Карла Маркса взяли последнюю часть фразы. Но он не утверждал, что религия есть наркотик, распространяемый свыше. Он утверждал, что религию создают сами люди, удовлетворяя свойственную им потребность, насущность которой не отрицал... Как всегда, наши партийные руководители перегнули палку. Вообще, Алексей Иванович считал, что в вопросе с религией большевики совершили самую большую ошибку, что в конечном итоге наравне с другими причинами привело их к краху. Народу нужна отдушина. Ведь сколько катаклизмов за время существования человечества пережили люди, какие страшные природные явления пугали и до сих пор пугают их. Не имея возможности объяснить, понять, а тем более влиять на них, люди исторически обратились к религии. Как же прав французский поэт Пьер Жан Беранже, сатирик, юморист и оптимист: «Если к правде святой мир дорогу найти не сумеет, честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой». Пока существует человечество, будет существовать и религия. В этом был глубоко убежден Алексей Иванович. Он не осуждал новых руководителей, вчерашних партийных лидеров, стоящих в церкви в первых рядах на Пасхальной или Рождественской службе. Как говорится, бог им судья. Но считал, что вера у каждого должна быть не напоказ, а внутри человека, в его душе. Общение с богом - это очень интимное дело, не для чужих глаз... Алексей Иванович, как всегда, вначале подошел к памятному знаку, установленному возле церкви в 2005 году моряками Бреста. На камне красивым старорусским шрифтом выбито: «Морякам - участникам русско-японской войны 1904-1905 годов, их семьям с благодарностью за участие в создании храма и в память о 100-летии Цусимского сражения».
На открытие памятного знака приезжала делегация моряков из Москвы. Они высказали сожаление, что в России к 100-летнему юбилею Цусимы не установлено никаких памятных знаков, а в сухопутном Бресте такой знак уже есть. «Действительно, - с чувством гордости сказал про себя Алексей Иванович, - памятный знак стал святым местом для моряков Бреста. Они приходят сюда и в горе, и в радость. Даже молодожены стали возлагать здесь цветы. Значит, город принял памятник». Он на минуту приложил руку к головному убору, отдавая воинскую честь. Затем вошел за ограду церкви, купил две свечки и направился в храм. Каждый год 12 августа подводники, бросившие свой якорь в Бресте, в 10 утра собирались в Свято-Николаевской церкви, построенной в 1906 году на пожертвования моряков и вдов моряков, погибших в Цусимском сражении, чтобы почтить память всех своих морских братьев, которых поглотило ненасытное море. Несколько моряков в форме, четко по-военному поздоровавшись, присоединились к нему. Все были строги и сосредоточены. При входе в церковь справа и слева на мраморных досках золотом были написаны названия кораблей и фамилии моряков-брестчан, погибших в Цусимском сражении. Доски тоже были установлены к столетию битвы. На их открытие и освещение были приглашены родственники тех моряков-героев, чьи имена были указаны на них. Этому предшествовала большая поисковая работа. Зато как радовались моряки-участники поиска, когда выяснилось, что потомки «цусимцев» и сегодня проживают в Бресте. А как были счастливы девяностолетние дочери, солидные внуки и правнуки моряков с крейсера «Аврора», броненосцев «Орел», «Граф Суворов» и «Ушаков», что нашлись благородные люди, которые через столько лет забвения вспомнили об их героических предках! Моряки вошли под своды храма, взяли фуражки в левую руку, согнутую в локте, и каждый аккуратно зажег и поставил на огромный сверкающий серебряный подсвечник свечку «за здравие». Вскоре закончилась утренняя служба, и паства передвинулась к панихидному столику. Моряки зажгли свои свечи «за упокой» и держали их в правой руке. Это было красивое и торжественное зрелище. Начиналась панихида. Священник отец Игорь с лицом древнегреческого воина, в торжественном облачении, вышел из царских ворот и начал заупокойное богослужение. О» совершил литию по усопшим воинам-морякам, затем развернул заранее переданный ему список личного состава атомохода «Курск». Все 118 человек. Красиво поставленным голосом он начал поименно называть каждого. Первым, как и положено на флоте, шел командир - Геннадий. Геннадий Петрович Лячин, капитан 1 ранга. Герой России - посмертно. Перед мысленным взором Алексея Ивановича проплыло печальное лицо Лячиной Ирины Юрьевны, жены командира. Он познакомился с ней недавно, на последнем съезде Международной ассоциации моряков-подводников. Там ей в торжественной обстановке вручили именной орден Ассоциации - «Жена подводника». Красивый, цвета морской волны, знак с изображением подводной лодки. На нем написаны святые для каждого подводника слова: «Ваша любовь и вера сохранила нас». Ни у какой другой военной профессии нет такого преклонения перед женщиной, как у подводников. Никто не пережил столько горя и страданий, как эти великие женщины. Они заслужили не только награду, внимание и почет. Это наши трубецкие и волконские. Им можно ставить памятники. Священник продолжал называть имена, а Алексей Иванович видел своих товарищей, юными ушедшими из жизни. Вот, лейтенант Ваня Кирьяков. Только прибыл на Северный флот. Погиб на первом же выходе в море. На новой ракетной лодке «С-80» в 1961 году. Осиротели жена с красивым именем Изабелла и сын Волька. Вот, лейтенант Авилкин Владимир Николаевич. Взорвался на лодке «Б-37» в Полярном в 1962 году. Это была самая тяжелая трагедия, тогда погибли две лодки: «Б-37» и «С-350» и 126 человек. У лейтенанта Авилкина остались жена и два сына. Всех несчастных невозможно перечислить. Тот сгорел на «К-19», этот утонул на «Комсомольце». Отец Игорь называл имена, и казалось, им не будет конца. Невольные слезы наворачивались на глаза Алексея Ивановича. Его душа рыдала: «Ведь это были живые юноши. Молодежь, цвет нации. Специально отобранные для службы на подводных лодках - самые здоровые, самые сильные. Какое мощное потомство могло быть от этих прекрасных мужчин! Сколько красивых детей не родилось! Сколько молодых женщин оказались не востребованы!» Алексей Иванович вслушивался в имена моряков и мысленно представлял подводников, утонувших вместе с подводными лодками; сгоревших заживо по отсекам в объемных пожарах на К-3, К-19 и К-47; погибших на боевой службе на новейших атомоходах-ракетоносцах. Не обошла печальная участь и наших земляков! Старший помощник командира капитан 2 ранга Дудко Сергей Владимирович, из города Пинска, сгорел в огненном смерче на «Курске» в 2000 году вместе с командиром и десятками других подводников. Старшина 2 статьи Марач Казимир Петрович из городка Ружаны Брестской области погиб, обеспечив ценой своей жизни всплытие горящей «К-19» в 1972 году. Этот белорусский двадцатилетний юноша похоронен в холодных водах Северной Атлантики с глубиной места пять тысяч метров. Страшно сказать, специалисты подсчитали, что за годы холодной войны, то есть в мирное время, погибли 817 подводников, пятнадцать подводных лодок нашли свой последний причал на дне океанов. И эти цифры еще не окончательны. Поиск продолжается, потому что много аварий и трагедий было засекречено. Тяжела, очень тяжела участь подводников - этих гладиаторов двадцатого века. Священник закончил читать список имен моряков «за упокой» и провозгласил им густым раскатистым баритоном «Вечную память». Вдруг откуда-то сверху с клироса раздалось нежное пение женского хора. У Алексея Ивановича защемило сердце, создалось ощущение, что души погибших моряков медленно уплывают наверх, под своды храма. Печальное пение способствовало настроению: «Спасибо тебе, господь, что я остался жив. Мы все были в одинаковых условиях. Мне повезло. Я живу. Вам, мои дорогие морские братья, не посчастливилось. Но мы помним о вас. Вы в наших сердцах. Пока мы живы, мы всегда будем помнить вас». Женщины проникновенно запели на жалобной ноте. Алексей Иванович глубоко задышал, еле сдерживая рыдания, но все-таки слеза невольно выкатилась и поползла по изрезанному морщинами лицу ветерана-подводника. Он еще раз глубоко вздохнул, пересилил свою слабость и вдруг почувствовал сильное душевное облегчение, стало легче дышать, словно камень, тяжелая ноша упала с плеч. Как будто душа очистилась. Священник, завершая этот красивый и печальный ритуал, сказал добрые напутственные слова, и люди потянулись к нему поцеловать крест. Моряки поставили свои свечи на подсвечник у панихидного столика и подошли к отцу Игорю. Он благословил морскую братию серебряным крестом, и каждый подводник поцеловал крест. Алексей Иванович поблагодарил священника за теплые слова в адрес служивых людей, отдавших свою жизнь Родине. Отец Игорь скромно сказал: «Это мой долг. Мы все перед вами в долгу. Господь с вами». Моряки вышли из храма. Надели фуражки. Траурный ритуал еще не закончился. Алексей Иванович повел своим командирским взглядом, приподнял бровь и кивком головы показал, куда надо идти. Они пришли в расположенный рядом ресторан «Буг», которым заправлял бывший подводник, белорус, с самым простым русским именем Иван, совершивший семь «автономок» на стратегическом атомном ракетоносце. Там уже был подготовлен стол, на нем бутерброды и по пятьдесят граммов чистейшей «Столичной» водки. Пятьдесят граммов - это суточная норма подводника при нахождении в море. Пятьдесят граммов хорошего виноградного вина. Сегодня на поминках по русскому обычаю должна быть только водка. Стоя, как положено на фуршете, моряки разобрали ледяную «со слезой» водку и символическую закуску. Алексей Иванович без лишних слов поднял поминальную рюмку, все последовали его примеру, и в торжественной тишине морские волки, витязи морских глубин, выпили за упокой своих морских братьев. Все подводники - братья, их породнила глубина. Алексей Иванович каждому ветерану пожал руку, каждому пожелал доброго здоровья. Моряки, красиво одетые в парадную форму с кортиками, орденами и медалями, вышли из ресторана и совершенно трезвые, подтянутые и аккуратные направились по своим делам. Торжественно-траурный ритуал закончился. Капитан 1 ранга Игольников Алексей Иванович с восхищением провожал взглядом эту морскую гвардию, это украшение и гордость флота. Подводник до конца жизни остается подводником: Прощайте, родные, прощай, небосвод, Подводная лодка уходит под лед. Подводная лодка - морская гроза, Под черной пилоткой - стальные глаза... Короткий летний дождь, пока моряки находились в ресторане, внезапно освежил город. Умытое солнце вновь пригрело. Горячий асфальт начал кое-где «парить». Город засверкал яркими красками лета. Жаркий день вступал в свои права..."
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
nvmu.ru.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
"Моя служба в ПК ГПК началась с того, что в декабре 1983 года меня вызвал в Северодвинск вице-адмирал Сорокин Анатолий Иванович, где он возглавлял приёмную комиссию на подводной лодке проекта 671 РТМ. В процессе испытаний выявился факт выхода из рабочего состояния нового инерциального навигационного комплекса при переключении бортового электропитания. Возникли проблемы при подписании приёмного акта. Я собрал штурманскую секцию, куда входили кроме штурманов представители промышленности и науки. Заслушав всех, я внёс предложение провести эксперимент переключения бортового электропитания при работающем навигационном комплексе у причала. При этом были назначены места у приборов и наблюдатели для фиксации результатов. Проведённым экспериментом было выявлено, что в блоке питания навигационного комплекса не срабатывают определённые кассеты. Они нуждаются в доработке, на что требуется не один месяц. Декабрь заканчивался, и подписанный приёмный акт завод должен был получить обязательно. Такова была практика. Появилась бумага, обязывающая создателей навигационного комплекса выполнить доработки соответствующих кассет и замечание устранить на подводной лодке по месту её базирования. Приёмный акт был подписан, и лодка ушла в одно из соединений Северного флота. Подобные факты дискредитировали наш статус, и чувство неудовлетворённости не покидало нас. Вместе с тем на нашу долю выпадали приятные моменты участвовать в приёмке кораблей и судов за границей. Особенно часто пришлось ездить в Польшу. Там, в Гданьске строилась серия больших десантных кораблей, судов разведки и судов размагничивания. За границу мы выезжали в составе трёх человек. Попасть в эту тройку желали все. Работать там было не только интересно, но и прибыльно ( на сэкономленную командировочную валюту можно было купить дефицитные у нас в Союзе товары). Мы не были скупердяями, но, как и все советские люди, считали, что тратить валюту на еду – кощунство. Поэтому, выезжая из Москвы, закупали наборы разных супов в пакетиках, консервов и водки. Правда, в море на испытаниях кормёжка всегда была отменной, не то, что на наших верфях. Но испытания в море длились всего десять суток из шестидесяти командировочных. Обхождение уважительное, во всём к членам комиссии внимание и предусмотрительность. К прибытию поезда с комиссией в Варшаву верфь всегда подавала машину. В пути от Варшавы до Гданьска кормили в приличных харчевнях. В Гданьске предупредительно забронированы были места в пятизвёздочной гостинице «Хевелиуш». После прибытия и размещения в гостинице приглашали в ресторан на встречу с руководством верфи и наблюдением, где комиссию знакомили с проблемами, предстоящими планами и датой выхода судна в море на испытания. Как правило, комиссии предлагалось прибыть на следующие сутки на судно, которое находилось в море и на нём шли регулировочные работы систем управления двигателя. Ходовые испытания в присутствии комиссии не превышали десяти суток, после чего судно возвращалось на верфь. На нём шли отделочные и покрасочные работы, а также устранялись замечания, выявленные в ходе ходовых испытаний в море. Каждое утро председателя приёмной комиссии и его двух товарищей у гостиницы ждала машина, которая доставляла их на верфь. Командир судна в присутствии военпредов докладывал председателю приёмной комиссии о ходе работ на судне, замечаниях и проблемах. Во второй половине дня делать комиссии на верфи было нечего. Возвращались в гостиницу. Сообща готовили обед из привезённых супов и консервов. Расход продуктов строго контролировали, особенно водку. Если в составе тройки был наш коллега Георгий Анатольевич Кузнецов, которому водки всегда было мало, он выходил из «колхоза» на вольные хлеба. По улице Длугой, обычно днём заполненной толпами туристов, в ночные часы можно было наблюдать слоняющиеся две или три фигуры. Их мирную беседу прерывали мелодичные умиротворяющие звуки колокола древней ратуши. Из полуподвальных ресторанчиков тянуло аппетитными запахами, выплескивались на безлюдную улицу разноцветные отблески светомузыки, слышался женский смех. Но наши товарищи на этот соблазн не поддавались – были морально устойчивы и безденежны, вели здоровый образ жизни и совершали перед сном обязательные прогулки. Приёмка построенного судна заканчивалась подписанием приёмного акта. Это событие и подъём на принятом судне государственного флага обставлялись торжественно в соответствии с традиционным этикетом. К прибытию на борт судна приглашённого по этому поводу консула СССР на кормовой площадке верхней палубы выстраивалась команда судна. Тут же в обществе представителей руководства верфи, комиссии и наблюдения присутствовала принаряженная, как на свадьбу, «крестная мама» (назначенная женщина, как правило, из жён консульских работников или наблюдения при верфи, которая при спуске судна на воду освещала его, произнося напутственную речь, и с помощью специального устройства разбивала о борт судна бутылку шампанского). Командир встречал консула с рапортом и после того, как под сопровождение польского гимна, спускался польский флаг, с разрешения консула под звуки гимна СССР поднимался флаг СССР. Затем предоставлялась возможность всем желающим осмотреть судно. После осмотра все собирались в кают-компании. Командир предоставлял слово для тоста «крёстной маме». Он дарил «крестной маме» на память подарок. Затем командир предоставлял слово для тоста официальным лицам в порядке их должностного статуса. Выступающие ораторы благодарили «крестную маму» и строителей, желали команде и судну семь футов под килём и счастливого плавания. Вечером по приглашению руководства верфи состоялся торжественный ужин в ресторане с присутствием представителей консульства, торгпредства, комиссии, наблюдения и командира судна. Велись лёгкие беседы, произносились тосты за дружбу и сотрудничество. Вот такая тепличная работа выпала на долю офицеров, у которых прежняя служба в дальних закрытых гарнизонах теперь виделась им, как подвиг. Они, отдавшие свои молодые годы служению государству на дальних её рубежах, увидели себя и своё государство в ином свете, с жадностью всматривались в жизнь людей других государств. Было странным, что в Польше, где быт людей, дозволенные свободы, наполненность магазинов товарами были намного лучше, чем в СССР, но граждане этой страны чем-то были недовольны, поддерживали антисоциалистическое движение «Солидарность». Привитое нам чувство, побуждающее судить о людях с точки зрения их бескорыстного служения строительству и обороне социализма, вызывало в голове странную мысль: «Зажрались поляки, паразиты. Рязанский мужик остался гол, как сокол, ради укрепления мощи военного блока «Варшавского договора» - и не возникает» Польша, между тем, отличалась от нашей страны обустроенностью своих городов и сельских районов. Их деревни в никакое сравнение не шли с нашими. Домики в два или в три этажа из кирпича, с добротными заборами, улицы покрытые камнем или асфальтом придавали сельским местечкам цивилизованный и уютный вид. Поля из геометрически правильных лоскутов радовали глаза своей технологической рациональностью и порядком на земле. Каждый раз, как поезд, покидая Польшу, въезжал на мост через реку Буг, из окна вагона можно было видеть особую картину, которую представляла граница СССР. Вдоль берега реки тянулась вспаханная полоса, огороженная с двух сторон проволочными заграждениями. Над железнодорожным полотном развивался кумачовый плакат с надписью: «Добро пожаловать в СССР. Мы строим коммунизм». После Бреста мимо окон мчавшегося к Москве поезда проплывали картинки - одна безобразней другой: пригород ли, посёлок ли, деревня, поля, леса – всюду виднелся беспорядок, свалки сельскохозяйственной техники, кучи бетонных и металлически конструкций, разбитые и утопающие в грязи улицы, одноэтажные деревянные хижины с покосившимися стенами, разваливающиеся в разные стороны заборы Невольно думалось: «Слава Богу, что Михаил Сергеевич Горбачёв затеял перестройку. Вот только медленно она продвигается». Нельзя не вспомнить нашу поездку в ГДР. Там в городе Вольгаст, что на реке Пине строилась серия малых противолодочных кораблей ТИПА МПК-67 Проект 1331-М.
Весной 1989 года мы прибыли туда, как было заведено, втроём: Батырев Виталий Дмитриевич, Неганов Геннадий Федорович и я. Председателем приёмной комиссии бал Виталий Дмитриевич Батырев, человек интеллигентный и осторожный. Он в нашем коллективе исполнял обязанности секретаря партийной организации. Душевного обхождения со стороны руководства верфи особо не чувствовалось, но зато бытовые условия организовали нам – лучше не придумать. Отвели отдельный угол в гостинице при верфи с двумя спальными комнатами, кухней и холодильником, который аккуратно пополнялся продуктами для приготовления завтрака. Обедали в столовой верфи. Европейская культура поражала. У входа каждого магазина стояли урны, куда люди опускали пустую пластиковую тару, принесённую с собой. По выходным дням в ближнем ресторане, где мы обедали, местные жители собирались семьями, кто-то садился за рояль. Здесь же можно было увидеть компанию военных матросов с девушками. Патруль их не трогал, и они, при появлении его, нисколько не смущались и не чувствовали себя виноватыми, как это бывает у нас. В такие моменты думалось: «Почему у нас заведено бояться патруля? Не от того ли, что у нас не принято уважать свободу личности?». Под впечатлением немецкого порядка пришлось пережить поразительную глупость, исходящую с нашей Родины. На верфь прибыла группа посланцев с Белоруссии. Они привезли бюллетени и урну для голосования. В Белоруссии шли выборы в Брестский областной совет. Какое мы - москвичи имели отношение к тамошним делам? Это дело местных жителей. Ан - нет! Голосуй! Можно было бы и проигнорировать, ведь, времена-то были перестроечные. Однако наш Виталий Дмитриевич рисковать не стал - не вышло бы чего нехорошего. Призвал показать пример команде катера.
Принимать, проверять – не строить. Строительство судов, а тем более боевых кораблей – процесс архисложный, и без замечаний во время испытаний не обойтись. Но вот, как на эти замечания строители реагируют и устраняют их, вопрос для принимающих - всегда чувствительный. Нельзя не признать того факта, что тогдашняя наша плановая система в этом вопросе создавала для судостроителей не лучшие условия. В конце каждого года верстался план, и это заставляло судостроителей в спешном порядке к концу декабря завершать все работы, в том числе и испытания. Если выявлялись недоделки, замечания, председателю приёмной комиссии совали под нос совместное решение Минсудпрома и ВМФ, а то и высшего руководства страны о принятии корабля с имеющимися недоделками. Приёмный акт подписывался и корабль отправляли в действующее соединение с обязательствами устранения недоделок по месту базирования корабля. Что-то впоследствии кое-как устранялось, а кое-что годами никак. Памятен такой случай. В конце восьмидесятых годов промышленность, используя известные приёмы, «спихнула» Тихоокеанскому флоту совершенно неспособную к боевым действиям многоцелевую подводную лодку. Командование флота подняло шум. Председатель приёмной комиссии капитан первого ранга Борисенко Виталий Дмитриевич был назначен крайним и был уволен в запас. А как дело с замечаниями и недоделками обстояло на заграничных верфях? Таковые выявлялись и там, но они обязательно устранялись. А если что-то оставалось не устранённым, то только по вине нашей стороны. Приведу пару показательных примеров. Осенью 1985 года я и коллега капитан первого ранга Батырев Виталий Дмитриевич были направлены в Финляндию, в город Савонлинна (Нейшлот) на приёмку малого гидрографического судна «ГС-525», капитан судна Кобылянский Марат Григорьевич. Председателем приёмной комиссии являлся Батырев Виталий Дмитриевич. Верфь принадлежала акционерному обществу «Rаuма-Rеpоlа» и была новичком в судостроении.
С нашим прибытием вскрылся факт построечного статического крена. Руководство верфи предложило варианты спрямления крена. Мы ответили им, что варианты спрямления они должны согласовать не с приёмной комиссией, а с заказчиком. Зная, что на согласование уйдёт немало времени, а у нас командировка ограничена, мы предупредили об этом их. Верфь взяла на себя оплату нашего пребывания. Нас разместили в курортной гостинице, где нам предоставили возможность завтракать, а обедать предложили в столовой верфи. Когда крен спрямили, судно вышло на испытания. И тут обнаружилось, что якорь входит в клюз неправильно – лапами к корпусу. Верфь признала свою вину. Предстояли большие работы по замене клюза. Судно возвратилось с испытаний, и на нём начались корпусные работы. Надо было видеть, как из белоснежного готового судна превращается развалина. Нос судна разворотили, вырезали клюз и выполнили работы по установке нового клюза, снова всё покрасили.
Приведу ещё случай. Это было в Польше, в городе Гданьске. Там осенью 1987 года мы с капитаном первого ранга Сорокиным Владимиром Ивановичем принимали судно «ССВ-208» проекта 864, командир капитан 3 ранга Краснов Юрий Анатольевич. Председателем приёмной комиссии был капитан первого ранга Владимир Иванович Сорокин (брат Анатолия Ивановича Сорокина). После ходовых испытаний, во время отделки и покраски судна в районе миделя наружной обшивки корпуса боцман экипажа обнаружил сомнительного качества горизонтальный шов длиной около метра. Верфь организовала рентгеновское обследование шва и признала наличие трещины. Была произведена повторная сварка шва. По требованию комиссии осуществлена ревизия приёмки сварочных работ всего корпуса судна.
"С поставками оборудования из СССР весьма часто возникали тяжбы. Приходилось не единожды переживать, как говорил герой фильма « Белое солнце пустыни» Верещагин, «обиду за державу». Так, на польской верфи в городе Щецине для ВМФ строились морские госпитальные суда «Свирь» и «Иртыш». Весной 1989 года на приёмку морского госпитального судна «Свирь» (капитан судна Белов Анатолий Андреевич) была направлена приёмная комиссия. Председателем комиссии назначен был я. В комиссию входили: полковник медицинской службы Неганов Геннадий Федорович, от других подразделений ВМФ главный хирург ВМФ полковник медицинской службы Ивануса Ярослав Михайлович, майор авиации Соловьёв Алексей Николаевич. Прежде чем выйти в море на испытания предстояли испытания у причала топливной системы авиакомплекса. Проектом судна предусмотрен ангар для вертолёта, взлётно-посадочная палуба (ВВП) и топливная система. Однако, из-за отсутствия топливных насосов, которые должны были быть поставлены нашей стороной, выполнить указанные испытания не представлялось возможным. Оговорённые сроки испытания судна срывались по вине нашей стороны. Было бы из-за чего. Как выяснилось впоследствии, этих насосов в любом авиаполку имеется достаточно. Позорную неповоротливость чиновничьих структур нашей стороны пришлось компенсировать предприимчивостью на месте. Мы отыскали в Польше нашу авиачасть и обменяли на краску, выделенную верфью, нужные нам насосы. Дальнейшие испытания авиакомплекса в море проходили не с меньшим позором. Судно прибыло на траверз мыса Таран. Связавшись со штабом Балтийского флота, я, ссылаясь на директиву НШ ГШ ВМФ, долго «выбивал» выделение оговорённого директивой вертолёта. К концу дня вертолёт «К-27» появился. Предусмотренную программой испытаний посадку на ВВП судна он совершил. Но дальнейшие испытания были сорваны. Пилот отказался выключить двигатель вертолёта. В ангар его втащить и произвести запуск двигателя от судовых систем не удалось. Пилоту приказали, находясь на судне под иностранным флагом, двигатель боевого вертолёта не выключать. Судно ещё не было принято, а потому находилось под польским флагом. Вот такие были у нас дела."
Борисенко Виталий Дмитриевич.
Доблестная "К-52" атомная подводная лодка. Записки штурмана Палитаева Алексея Ивановича. Часть 3. Русский подплав. К-52, историческая справка. "Командиры корабля (экипаж в\ч 13048): Борисенко В.Д. (сентябрь 1966-октябрь 1973)." "Противостояние под водой". "7 декабря 1967 г. советская атомная торпедная лодка «К-52» под командованием капитана 2-го ранга В.Борисенко в Тунисском проливе (Средиземное море) в подводном положении, меняя глубину погружения, «проехалась» по рубке «стратега» «Джеймс Мадисон» ВМС США, который следил за нашей АПЛ. В результате столкновения у американца были погнуты выдвижные устройства (перископы, антенны и т.п.). Нашу же субмарину с дифферентом на корму выбросило на поверхность. Как оказалось, у нее по левому борту ниже носового обтекателя в легком корпусе зияла пробоина размером 4х 8 м, были деформированы крышки торпедных аппаратов, смят обтекатель, помят киль и пр. Подошедшие советские корабли отбуксировали «К-52» на ремонт". «СТАЛЬНЫЕ АКУЛЫ». "Подводные лодки проекта 971 относятся к 3-му поколению атомных многоцелевых подводных лодок и предназначены для уничтожения атомных ракетных подводных лодок, корабельных ударных групп, а также нанесение ударов по береговым целям, при необходимости может брать на борт мины. Вооружение лодок состоит из крылатых ракет типа «Гранат», торпед ракето - торпед калибром 650 и 533мм. По конструкции лодка является двухкорпусной, с так называемым «лимузинным» ограждением выдвижных устройств. Лодка имеет высокое хвостовое оперение, на котором размещен обтекатель буксируемой антенны гидроакустического комплекса. Прочный корпус выполнен из высокопрочной стали и делится на шесть отсеков прочными, водонепроницаемыми переборками. Все основное оборудование и боевые посты размещены на амортизаторах в зональных блоках, представляющих собой пространственные каркасные конструкции с палубами. Зональные блоки изолированы от корпуса лодки резинокордными пневматическими амортизаторами. Легкий корпус лодки покрыт специальным противогидроакустическим покрытием. Подводные лодки проекта 971 разрабатывались в Ленинградском конструкторском бюро «Малахит» под руководством главного конструктора Г. Н. Чернышова, главный наблюдающий от ВМФ капитан 2 ранга И. П. Богаченко (Выпускник Ленинградского НВМУ 1948 года)... Головная подводная лодка К-284 была построена на заводе им. Ленинского комсомола в 1984 году и после испытаний Комиссии Госприемки под председательством капитана 1 ранга В.Д. Борисенко в том же году была передана ВМФ. Первыми командирами АПЛ К-284 стали капитаны 1 ранга В.А. Алексеев (первого экипажа) и Ю.В. Кирилов (второго экипажа). Планировалась постройка серии из 20 кораблей и даже были заложены еще лодки (заводские № : 519, 520, 521, 836, 837) но из за экономических проблем достроены они так и не были." Новости НИКИЭТ. ОКЕАНСКИЙ РАКЕТНО-ЯДЕРНЫЙ ФЛОТ СОВЕТСКОГО СОЮЗА. Н.М. Лазарев. 19.08.2008. Перечень биографий 3-го и 4-го томов по предприятиям и учреждениям. (MS Word)
Соколов Евгений Антонович. Выпускник Ленинградского НВМУ 1949 года.
Окончил ВВМУ им.Фрунзе В 1953 году, капитан 2 ранга, военпред, начальник бюро технической инспекции НПО «Аврора», Санкт-Петербург умер в 1992 году.
Пятьдесят лет спустя (альманах второго выпуска ЛНВМУ). Редактор - составитель: Солуянов В.Е. СПб., 1999.
"Соколову Евгению - Шульц -
Мы помним часто полусонным За партой Женю Соколова. В характере его таилось кредо - Карьера Жени - военпреда."
В.С.
Бакуров Геннадий Иванович. Выпускник Ленинградского НВМУ 1949 года.
Участник Великой Отечественной войны. Как и его однокашники по первому набору, Саша Дворов, Саша Лебедев, Юра Семенов-Голубев, Леня Ивлев, Слава Солуянов, Валя Розов, Гена Бакуров с гордостью носил медаль «За оборону Ленинграда». Поступил в Тбилисское, закончил Ленинградское Нахимовское училище с серебряной медалью. После окончания ВВМИУ им.Дзержинского в 1955 году, служил инженером-кораблестроителем, военпредом СП, капитан 2 ранга, президент АО «Техномор». Москва.
Принимал участие в создании ракетно-ядерного щита, в проведении ядерных испытаний.
"Заболев" в юности в Тбилисском НВМУ, как и его товарищи по шлюрочной команде Барянов, Важинский, Титоренко, Тушурашвили, Быстров, до седых волос сохранил любовь к парусному спорту.
Сын Геннадия Ивановича Андрей Геннадьевич Бакуров закончил Ленинградское Нахимовское училище в 1985 году. У отца и сына есть еще одно общее увлечение, тесно связанное с профессиональной деятельностью.
"Первые водолазные костюмы, оборудование для саперных работ под водой, безразмерное снаряжение для спасения из затонувшего танка. Музей “Водолазный архив” по своей сути — частная коллекция. В Подольске он оказался, потому что принадлежит расположенной здесь научно-производственной лаборатории, которая занимается созданием новых водолазных приборов и техники. Руководит лабораторией капитан третьего ранга Андрей Бакуров. Он служил в Мурманске, сам был водолазом, а когда увольнялся в запас, узнал, что в России нет ни одного собрания подводного снаряжения. Тут ему стало за державу обидно. Собирал он уникальную коллекцию, где нет ни одного муляжа, больше 10 лет. Все экспонаты — рабочие. В таком можно погружаться на глубину до 200 метров. Аналогов многим экспонатам нет не только в Центральном военно-морском музее в Санкт-Петербурге, но и за рубежом. Некоторые экспонаты датированы 1890 годом. Вот, можно считать, первый водолазный шлем — поблескивает полированной медью из витрины. Сделали его в Германии. Хватаюсь за шлем, решаясь примерить. Не тут-то было! Весит он больше 25 килограммов. Андрей Бакуров выменял раритет у приятеля. Отдав взамен два современных. Отправил фотографии эксперту в Голландию — сразу же получил предложение продать предмет экипировки. Таких в мире — всего четыре. — Шлем сохранился очень хорошо, здесь все оригинальное, кроме двух барашков на переднем иллюминаторе, все остальное — первозданное, — рассказывает заведующая выставочно-экспозиционным отделом подольского выставочного зала Татьяна Трибушинина, в котором сейчас экспонируется уникальное снаряжение. — Но основная часть коллекции — это костюмы и оборудование 30-х годов и более поздние экземпляры. Исторические хроники свидетельствуют, что в начале прошлого века в водолазы принимали просто: наливали претенденту чарку вина — если не захмелел, значит, нырять будет. Крепкие нужны были люди! В воде, конечно, вес снаряжения не так чувствуется, но ведь до нее нужно сделать несколько шагов… Рядом со шлемом — телефонная переносная станция из красного дерева, ей тоже больше 100 лет. Костюм начала 30-х, шлем “двенадцатиболтовка”, получил свое название по способу крепления. Позади два выхода: для переговорного устройства и для подачи кислорода. Водолаз головой надавливал на специальный клапан и получал воздух в нужный момент. На манекене теплый свитер и вязаная шапка, на груди чугунные гири по пуду весом — чтобы не всплыл. Снаряжение весит около 100 килограммов. К 1971 году водолазная наука шагнула вперед, и шлем уже крепится на трех болтах. Трехцилиндровая помпа поставляет водолазу-глубоководнику воздух. Дыхательный аппарат — гелиевый, от него голос меняется на детский лепет, поэтому телефонная станция — с преобразователем речи. В коллекции Бакурова есть снаряжение для выхода из затонувшей подлодки и даже для выхода из затонувшего танка — специального безразмерного костюма, чтобы можно было на ватник надевать. Из-за быстрого поднятия с глубины появляется кессонная болезнь, буквально — кровь закипает, и водолаз теряет сознание. Довольно жуткая штука — воротник для вытряхивания человека из водолазного костюма. Говорят, если человек жив, то во время этой процедуры, от болевого шока, он приходит в себя. “Если я не ошибаюсь, то здесь будет такой клев, что ты забудешь все на свете”, — обещал Кеша (Андрей Миронов) Горбункову (Юрию Никулину) в “Бриллиантовой руке”. А Лелик (Анатолий Папанов), насаживая рыбу, этот “клев” обеспечивал, плавая на чем-то, похожем на пропеллер. Так вот, это не киношная выдумка, а подводный носитель для диверсанта! Двигается эта штука по навигационным приборам. А вот еще один уникальный предмет, аналогов не существует, единственный экземпляр, — подводная кинокамера, которой снимался знаменитый советский морской боевик “Пираты ХХ века”. Коллекция расширяется, вот только постоянной прописки у “Водолазного архива” нет. Пока лишь власти Подольска предоставили помещение для хранения экспонатов. Но Бакуров с коллегами надеются доплыть и до собственного музея." Источник: www.mk.ru
"Первые водолазные костюмы, оборудование для саперных работ под водой, безразмерное снаряжение для спасения из затонувшего танка. В Подольске впервые в России открылась уникальная выставка. Все экспонаты - в рабочем состоянии. Музей "Водолазный архив" по своей сути - частная коллекция. Автор собрания - капитан третьего ранга Андрей Бакуров. Он служил в Мурманске, сам был водолазом, а когда увольнялся в запас, узнал, что в России нет ни одного собрания подводного снаряжения. Вот тут ему и стало за державу обидно. Теперь у Бакурова - уникальная коллекция, нет ни одного муляжа, всё рабочее. В таком хоть завтра можно погружаться на глубину до 200 метров. "Снаряжение вместе с грузами, галошами, рубашкой, шлемом и ножом весит 90 килограмм, но опять-таки на воздухе, в воде оно может иметь даже положительную плавучесть. Поэтому есть сзади стравливающий клапан, которым они периодически воздух стравливают, чтобы не всплыть", - рассказывает Андрей Бакуров, руководитель музея "Водолазный архив". Исторические хроники свидетельствуют, что в начале прошлого века в водолазы принимали просто: наливали претенденту чарку вина, если не захмелел, значит, нырять будет. Крепкие нужны были люди, в воде, конечно, вес снаряжения не так чувствуется, но ведь до нее нужно сделать несколько шагов. Хорошей физической формой должны были обладать не только водолазы, но и обслуживающий ныряльщиков персонал. Например, к трехцилиндровой помпе 1946-го года выпуска для подачи водолазам воздуха полагалось две группы качальщиков, причем часто эту работу выполняли и женщины. В коллекции Бакурова есть снаряжение для выхода из затонувшей подлодки и даже для выхода из затонувшего танка - специального безразмерного костюма, чтобы можно было на ватник надевать. В витрине - записная книжка ныряльщика. Рядом - полная экипировка боевого водолаза образца 70-х годов, подобные до сих пор на вооружении. А самый дорогой экспонат в коллекции - подводный шлем 1890-го года. Его Андрей Бакуров выменял у приятеля на два современных. Отправил фотографии эксперту из Голландии, сразу же получил ответ с предложением продать предмет экипировки. Таких в мире - всего четыре. "Шлем сохранился очень хорошо, здесь все оригинальное, кроме двух барашков на переднем иллюминаторе, все остальное - первозданное, он требует реставрации, потому что верхний иллюминатор оторван, какой-то знаток передний иллюминатор не закручивал, а забивал", - подчеркнул Андрей Бакуров, руководитель музея "Водолазный архив". На выставке в Подольске водолазную экипировку дополнили картинами художника-мариниста Владимира Медведева - 120 работ. Природу писал с натуры, а лодки и корабли - по фотографиям и каталогам. "Капитан первого ранга подошел и так посмотрел на лодку, для него это было открытие, ведь это Мурманск, я же служил на ней, назвал марку", - отметил Владимир Медведев, заслуженный художник России. Недавнее пополнение водолазного собрания - профессиональный бокс для подводной съемки, такой в мире один. Его ставили на штативе на дно, заправляли пленку 35 миллиметров, и снимали кино. Коллекция расширяется, вот только постоянной прописки у музея "Водолазный архив" нет. Кочуют водолазы с выставки на выставку, надеются когда-нибудь доплыть до собственного музейного помещения."
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
nvmu.ru.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru