При загрузке продуктов на атомоход перед автономкой употребили мы с Валентинычем громаднейшее количество сухого вина под венгерские яблоки. Все бы ничего, но при прохождении медицинской комиссии обнаруживают в анализе мочи мизерную часть какого-то вещества, которое бывает в составе
Васильевич, наш док, военврач (все тот же мой друг, помощник смерти), успокоил: мол, чепуха все это, никто не застрахован от этого после выпитого большого количества сухого белого вина. Шило, блин, пейте, и анализы будут, как у младенца! Мне-то ладно, а вот у Валентиныча жена работала медсестрой в той поликлинике, где мы проходили медкомиссию. Подружки ей быстро листок с анализом мочи любимого мужа принесли – видала, мол? Как он ей потом доказывал, что не с другой спал, а сухевич употреблял, об этом история умалчивает.
Теперь, пожалуй, подошло время для более подробного рассказа о нашей учёбе в допустимых, естественно, пределах. Хочу сразу разочаровать многих, надеющихся узнать о каких-то невероятных, экзотических методах и способах обучения. Всё значительно было проще, обыденно, повседневно, без всякой экстремальных ситуаций, без адреналиновой передозировки и психологических экспериментов. Наша учебная программа не предусматривала ни парашютно-десантную, ни подводно-диверсионную подготовку, ни использование боевого огнестрельного и холодного оружия в нестандартных ситуациях, даже не знакомили с приёмами вольной борьбы, самбо или каких-нибудь восточных единоборств, которыми чуть ли не поголовно увлекаются сейчас и девочки, и мальчики почти с детсадовского возраста. Короче говоря, нас не готовили в качестве спецназовцев в прямом предназначении. Гуманитарным дисциплинам отводилось значительное учебное время. Ну, посудите сами, как общаться с иностранцем, чтобы, выражаясь фигурально, обратить его в нашу «веру», если не владеешь доказательствами порочности многочисленных теорий буржуазной философии или не осведомлён с устаревшими постулатами капиталистической политической экономии. Да и с другой стороны, надо самому удержаться от случайного попадания в обольстительные сети заведомо, как нам объясняли, ошибочных, идеологически опасных и вредных так называемых широко распространённых детерминистских, психолого-социологических или технико-индустриальных направлений и теорий.
История дипломатии. Лактионов А., Тарле Е., Минц И., Хвостов В.
Для меня интересны и познавательны были предметы, где нас знакомили с историей дипломатических отношений и с основными положениями международного права. Значительное учебное время отводилось такой дисциплине как «Страноведение». Этот раздел программы, на мой взгляд, был важен и необходим не только тем, что мы получали определённые сведения об особенностях того или иного обширного региона, но и тем, что позволял детально изучить географические, исторические, этнографические, политические, экономические и другие особенности «своей» страны. Мне, например, пришлось провести не один выходной день в Ленинской библиотеке, просматривая, изучая, выписывая совершенно неизвестные до той поры сведения о Китае. Итогом таких моих исследований явился многостраничный реферат об этой парадоксальной стране. Учебной программой, естественно, предусматривались изучение целого ряда сугубо военных дисциплин таких, например, как история военного искусства, вооружённые силы иностранных государств, основы военной стратегии и многих других. Как и в любом военном учебном заведении в соответствии с учебным планом у нас также планировалась и регулярно проводилась физическая подготовка. Ответственным преподавателем за её проведение и активным организатором всех наших спортивных мероприятий был разносторонний спортсмен Виктор Васильевич Давыдов. После долгих и порой муторных аудиторных занятий было не только приятно, но и полезно размяться в игре в волейбол, баскетбол, теннис или поплавать в бассейне. Мы занимались в основном игровыми видами спорта, но иногда соревновались в стрельбе из пистолета ТТ или ПМ, выполняя, как в обычном войсковом подразделении, по три учебных выстрела, а зимой бегали на лыжах на спортивной базе «Истра» или в Алабино. В качестве дополнительных занятий, вне учебной сетки расписаний для тех слушателей, у кого не было водительских прав, проводились занятия по автоделу и, что очень важно, с обязательной практической ездой. В тот период я объездил всю Москву на и «Волге» и, успешно сдав экзамены в ГАИ, в итоге получил водительские права.
Удивительное дело, но при такой чудовищной учебной нагрузке мы находили возможность посещать театры и концерты. Вспоминаю, что тогда мне удавалось попасть даже на самые, что ни на есть известные постановки в «Современник», «Таганку», «Вахтангова», а также «Маяковского», «Ермоловой», «Сатиры», «Моссовета», ЦТСА, МХАТ, Малый театр, на концерты во Дворец Съездов и зал Чайковского. По правде сказать, я больше никогда такого не испытывал, даже, приезжая в ежегодный отпуск, ограничивался одним или, в лучшем случае, двумя походами в театр. У меня не сохранилось в памяти, чтобы мы в составе группы или небольшой компании часто собирались и расслаблялись, отмечая какие-нибудь события или праздники. Возможно, это можно объяснить тем, что я жил в другом районе Москвы вдали от основного места проживания всех остальных слушателей. Правда, помню, что после успешного окончания учебного года на первом и втором курсах дважды собирались на дебаркадере, переоборудованном под плавающий ресторан. Возвращаюсь, однако, к учебному процессу. Без всякого сомнения, особое место в нашем образовании занимала специальная подготовка, о которой можно говорить много и обстоятельно. Принимая во внимание пределы дозволенного, я ограничусь только кратким высказыванием о том, что нас учили всем премудростям специальной службы опытные практики агентурной разведки. Помню, что лекции по специальной подготовке читал генерал-майор Михаил Иванович Иванов, опытнейший военный разведчик, участник гражданской войны на стороне республиканцев в Испании, а в годы Великой Отечественной войны сотрудник консульского отдела при посольстве СССР в Японии.
В 1945 году после взрыва американцами атомной бомбы над Хиросимой по специальному заданию выезжал на место трагедии, участвовал в сборе информации и заражённых радиацией предметов, осуществлял документальную съёмку разрушенной от бомбардировки местности. После этого сам чудом уцелел. Позднее успешно работал и выполнял разведывательные задачи в других странах. Генерал Иванов рассказывал нам, что по своим служебным обязанностям ему приходилось иметь отношение к деятельности советского разведчика Рихарда Зорге. Его рассказы вызывали у нас естественный интерес, как реального участника этих событий. С другой стороны нам было известно, что в начале 1960х годов во многих странах Европы с огромным, даже сенсационным успехом демонстрировался французский фильм: “Qui etes vous monsieur Sorge?” о советском разведчике. Наш государственный официоз хранил глубокое молчание о данном факте, дескать, это очередная провокация против Советского Союза. И вообще знать не знаем, и слышать, не слышали о каком-то Зорге. И всё же правда пробилась к народу! По истечении нескольких лет на экраны Советского Союза всё-таки вышел этот фильм под названием: «Кто Вы, доктор Зорге?». Я не буду пересказывать содержание этого захватывающего фильма. Ныне о деятельности нелегала-разведчика Рихарда Зорге и руководимой им разведывательной группы «Рамзай» хорошо известно. Советскому разведчику казнённому в японской тюрьме, посмертно присвоено высокое звание Герой Советского Союза. Высокими правительственными наградами СССР также награждены все разведчики, входившие в состав группы «Рамзай».
С первых же занятий по специальной подготовке нам надо было привыкать к тому: как бы ты хорошо ни владел теорией, на практике может оказаться не так и не этак, поскольку конкретные условия обстановки могут меняться неожиданно и непредсказуемо. Вот почему на первых порах трудно было разбираться в практических рекомендациях, наставлениях, инструктажах нашего преподавателя по специальной подготовке. Если, например, на лекционных занятиях, которые читали разведчики с большим практическим опытом, казалось, всё ясно, конкретно, последовательно, то на практических занятиях, порой, многое оказывалось не так, как хотелось и задумывалось. Наставника нашей группы по специальной подготовке звали Николай Григорьевич. Он имел воинское звание полковник, обладал достаточным опытом зарубежной работы. Внешность его была, как бы сказали, обычная, мало запоминающаяся, роста среднего, нормального телосложения. Носил очки, сквозь которые взгляд его светлосерых глаз был пристальным, внимательным, изучающим, оценивающим. Он не был доступен для откровенных бесед со слушателями и как-то держался на определённой дистанции. Он прожил долгую жизнь. Скончался, когда ему уже было более 90 лет. Многие его воспитанники, в том числе и я, приходили проститься со своим наставником и проводить его в последний путь. В ходе установки задания на то или иное учебное мероприятие он, как правило, давал общие рекомендации, которые не носили обязательный характер, предоставляя каждому слушателю выполнять его так, как каждый считает нужным и целесообразным. Зато на разборах проведённых занятий Николай Григорьевич любил, образно говоря, поизмываться, измытарить, поглумиться над ошибочными, неумелыми и грубыми, как он считал, с точки зрения конспирации, действиями того или иного слушателя. Помнится, что на первых порах мои приёмы, способы и поступки на практических занятиях Николай Григорьевич, мягко говоря, не всегда оценивал как правильные. Возможно, такая используемая им методика была объяснима и находила разумное оправдание. Лучше, как он иногда говаривал, прочувствовать здешние тернии, чем где-то в незнакомой ситуации оказаться Николай Григорьевич любил образные выражения.
Заключало наши практические занятия по специальной подготовке продолжавшееся в течение нескольких месяцев итоговое комплексное учение, имитирующее не только последовательность необходимых действий, но и их результативность. При этом допускались некоторые условности, но в целом было достаточно «правдоподобно», как могло ожидать каждого из нас в реальности. Помнится, что задача для всех была одна, но пути её решения каждый выбирал самостоятельно. Уже тогда нас приучили не интересоваться, не спрашивать, не вникать, что и как делает твой сосед, коллега, соученик. Каждый должен отвечать за свои дела сам. Даже при разборе того или иного этапа Николай Григорьевич оценивал и подвергал критике какой-нибудь отдельный факт, не раскрывая для всех общей картины проводимого мероприятия. Иногда, что происходило не часто, приводил в качестве правильных действий отдельных наших товарищей. Поскольку мне не было известно, как происходило у других, поэтому расскажу о себе. Целевым указанием мне по списку выделили объект, на котором к указанному сроку я должен иметь надёжное, так скажем, «доверенное лицо», обладающее определённым объёмом информации о своём предприятии. Таким объектом оказался какой-то НИИ, связанный с исследованием, разработкой, изучением и последующим внедрением в производство новых видов технологий в области химической промышленности. Мои знания о химии ограничивались в основном объёмом школьной программы. Прямо скажем, этого было не густо. Да, пожалуй, ещё одним ныне широко известным интересным фактом из биографии великого русского химика Д.И.Менделеева (1834-1907), который благодаря своей наблюдательности, глубоким научным знаниям и исследовательской интуиции сделал очень важный для разведки практический вывод, который свидетельствовал о массовом производстве пороха в Германии и в итоге подтвердил подготовку этой страны к Первой мировой войне. Этот исторический факт вселял в меня призрачную надежду, если не на явный успех, то хотя бы на какую-нибудь перспективу.
Итак, часы были запущены и процесс, как говорят, пошёл. Удалось каким-то образом выяснить, что этот институт не простой, а режимный объект, поскольку выполнял научные разработки, связанные с герметиками, уплотнителями, мастиками, огнеупорной пластмассой и органической плиткой не только для народного хозяйства, но и в интересах оборонного комплекса. Имел большую производственную базу в ближайшем Подмосковье. Сразу стало ясно, что в институт с кондачка не проникнешь, просто так ни с кем знакомство не заведёшь. Жёсткий пропускной режим: «К кому? Зачем? С какой целью? Ваши документы?». Дело осложнялось. Время шло, а результатов никаких. Николай Григорьевич читал мои пустые текущие отчёты о проделанной работе и смотрел на меня сквозь свои очки снисходительно и укоризненно, не надеясь получить что-нибудь дельное и вразумительное. Значит, надо искать какие-то обходные пути. Возможно, навести «тень на плетень», а, попросту говоря, придумать легенду. Затем каким-то образом зацепиться за какого-нибудь опытного, ответственного, обладающего информацией, приблизить к себе, чем-то заинтересовать своей персоной, втереться в доверие, установить соответствующие отношения. Николай Григорьевич ещё заранее предупредил, что любые знакомства с женщинами категорически исключаются. Такие требования, стало быть, ещё более ограничивали сферу деятельности.
Тут, к счастью, наступил Ну, думаю, это последний шанс, который надо использовать. Радостный, весёлый, бодрый персонал института: лаборанты, старшие и младшие научные сотрудники, кандидаты и доктора наук, начальники групп, направлений, отделов – все вышли на праздничную демонстрацию. Воспользовавшись благоприятной ситуацией, стал знакомиться, установил несколько конкретных имён, фамилий, должностей. Появились основания для дальнейших встреч и бесед не только в стенах института, но и, так скажем, на нейтральной территории. В моих отчётах наконец-то стала появляться некоторая конкретика. И, тем не менее, для Николая Григорьевича я дал повод сделать неодобрительный вывод о моей работе, когда он прочитал в отчёте, что в знак закрепления своих «дружеских» отношений со своим «доверенным лицом», мы при обоюдном согласии распили бутылку сухого вина. Николай Григорьевич долго укорял меня, что такой метод работы не является правильным для наших разведчиков и в условиях самостоятельной работы не должен применяться. Его совет я хорошо запомнил. Надо сказать, что наши практические занятия, как правило, проводились в условиях скрытого наружного наблюдения, которое требовалось научиться выявлять, что, правда, не всегда мне удавалось успешно выполнять. Иногда некоторым слушателям приходилось оказываться даже при жестком противодействии контрразведки вплоть до «задержания», что придавало занятиям характер реальной обстановки «своей страны пребывания». Как бы там ни было, но определённый опыт мы приобретали.
Теперь наступил момент рассказа, как я постигал китайский язык. Наша так называемая языковая группа состояла из трёх человек, перечисленных мной несколькими страничками ранее. На изучение языка у нас была отведена львиная доля учебного времени. Но не нужно предаваться наивным представлениям, что за три года можно овладеть китайским разговорным языком и свободно читать газеты и журналы, пусть даже со словарём. Даже те, кто имеет семь пядей во лбу, не смогут этого добиться!
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Капитан-лейтенанта Виктора Валентиныча (Витя был сыном адмирала, занимающего высокую должность на Северном флоте) начинают готовить к отправке в Военно-морскую академию. А Виктор тогда не хотел, и точка! Как же избежать сей процесс? Я ему и говорю: «Давай-ка, Валентиныч, я тебе напишу партийную характеристику, в которой перед каждым положительным словом поставлю приставку «НЕ», и фиг тебе, а не академия, пока я еще секретарь парторганизации К-426».
(хотя страх немного был – а вдруг да расстреляют торжественно перед строем за такую характеристику?). Сели в каюте, под сухое вино и напечатали. Провел я эту характеристику с приставкой «НЕ» (недисциплинирован, неинициативен, не выполняет, не руководит, не конспектирует и т.д.) протоколом, тиснул печать и отнес в политотдел на утверждение. Валентиныч в академию поступил. Сам начпо ему характеристику написал. А меня спас от расправы политрабочих очередной уход на боевую службу.
Приведем фрагмент "юнгографии", не повторяя ранее приведенные источники.
Кино
Фильм седьмой включает рассказ о школе соловецких юнг, кинохронику сороковых, а также современные кадры, приезд выпускников школы на места боевой славы.
Кинохроника: занятия в школе юнг Военно-морского флота, созданной на Соловках в 1942 году. Интервью бывших воспитанников школы юнг: писателя В. Пикуля, художника Д. Арсенина, капитана Северного флота И. Зорина. Художник Д. Арсенин в мастерской за работой, на художественной выставке; И. Зорин на корабле; В. Пикуль на корабле, в рабочем кабинете за работой. Встреча, беседа В. Пикуля, И. Зорина, Д. Арсенина. Курсанты морского училища на парусном судне выходят в море.
В фильмотеке Военно-Морского Флота в лицее № 369 Красносельского района Санкт-Петербурга имеются следующие фильмы на широкой и узкой пленки ( ''Юнга Северного флота'', ''Наши мальчики русские'', ''Юнги вологодские'', ''За морем солнце'', ''Северные зори'', ''Встречи юнг-ветеранов''.
Художественная и документальная литература
Повесть рассказывает о Соловецкой школе юнг, действовавшей во время Великой Отечественной войны. В небольшом, не таком уж далеком от фронта городке проходит набор в школу юнгов Северного флота. Друзья-семиклассники Гурька и Николай отправляются в учебный отряд.
- сборника повестей, главные герои которых - мальчишки 14-16 лет, чье отрочество пришлось на годы войны. Они стали юнгами флота, «юнгашами», кто-то - прибившись к экипажам военных судов, а кто-то - закончив школу юнг. В книгу вошли четыре повести: "Володькины тревоги". На борт портового буксира заглянули за запчастями ремонтники и обнаружили окоченевшего и совсем оголодавшего парнишку.С этого момента судьба Володи Чистякова изменилась. Флот и морские корабли стали для него родным домом, а он юнгой. "И у юнги душа морская". Юлий Ворожилов и Федор Столяров тушили зажигательные бомбы на крыше своего дома. Но мечтой всех кронштадтских мальчишек было попасть на боевой корабль. …Через два года они окончили Школу юнг. Теперь наравне со взрослыми они несли вахты по обнаружению мин. "Одиссея Марата Есипова". Одиссея-путешествие, связанное с опасностями и приключениями. Пробираясь в блокадный Ленинград Марат Есипов мерз на ледяном ветру под причалом, тонул в зимней ладожской воде, убегал от военных патрулей. Он стремился к одному - бить фашистов на море. "Я вернусь, мама…" События повести начинаются с радостного Дня Победы 9 мая 1945 года. Николай Уланов очень сожалеет, что не успел совершить что-то значительное. Но еще не раз катерам выходить в море…
ГЛАВА 10. Юнги с острова Валаама. Юнгам с Валаама довелось участвовать в боях уже в самые первые дни войны. Потом ребят эвакуировали в небольшой поволжский городок. Но война подобралась и сюда...
Трилогия о детстве и юности Димки Красова, сына простого матроса с небольшого рыболовного судна, сначала восьмилетнего мальчика во время революции, потом подростка, ученика морской школы, где из ребят готовят судовых машинистов и механиков, и, наконец, юноши, уже на практике постигающего морскую профессию.
В повести всё правда и все события подлинные. В ней рассказывается о мальчишках, которым в начале Великой Отечественной войны было по 14-15 лет. Юнги - Савка Огурцов, Джек Баранов, Николай Поскочин, Федя Артюхов стали настоящими моряками. «Юнг повели в актовый зал Экипажа, велели снять бескозырки, но сесть не позволили. -Кино покажут, - говорил один. -Не кино, а концерт шарахнут. -Сейчас речугу толкать будут,- подозревали другие. На сцену вдруг вышел комиссар Экипажа: -Двери закрыть. Смир-рна! Слушай приказ…» Это был знаменитый приказ наркома обороны за №227, который зачитывался только перед военными. В крутых и резких словах было сказано начистоту, что дела наши плохи; что отступать больше нельзя; что главным девизом армии и флота отныне должны быть слова: «Ни шагу назад!» (С.25) Вскоре юнг посадили на госпитальное судно и переправили на Соловки. Тут им предстояло овладевать морской наукой. В разгар Великой Отечественной войны в 1942г. на Соловецких островах была создана «Школа юнг Военно-Морского Флота». Мальчишки 15-16 лет получали здесь военно-морское образование. Позже они участвовали в боях наравне со взрослыми моряками. Среди юнг был будущий писатель Валентин Саввич Пикуль (1928-1990). «На память о юности остались две ленты: одна с именем эсминца, а другая - юнговская…Со смешным бантиком»,-писал автор о себе В.С.Пикуль - автор более 500 книг. История России, море, моряки и корабли, вот темы его произведений. «Юнга, матрос, летописец Флота»-так называют писателя. «Океанский патруль», «Реквием каравана PQ-17», «Крейсера» - наиболее известные произведения В.С. Пикуля о флоте и войне.
Литература знает немало случаев, когда книги о войне являлись одновременно и автобиографическими. Но чтобы книга о войне была одновременно и книгой о детстве и юности – так случается не часто. Предисловие А. Стругацкого.
Щербак В.А. "Легенда о рыцаре тайги". Юнгу звали Спартак: Историко-приключенческие повести.- Владивосток: Дальневосточное книжное издательство, 1989. В образе главного героя повести «Юнгу звали Спартак» Спартака Малявина Владимир Александрович Щербак увековечил юнг «огненных рейсов» Дальневосточного пароходства. В годы Великой Отечественной войны «юнги ходили на судах наравне со взрослыми, стойко перенося тяготы суровой военной поры и морской жизни», - писал В.А.Щербак в предисловии к книге. «Шла война. Был декабрь 1941года Судно «Коперник» шло из Владивостока в порт Сурабая за грузом, необходимым для фронта и тыла. В судовой роли парохода «Коперник» – Владивостокский мальчишка Спартак Малявин значился вполне определенно: юнга… Неожиданно «Коперник» подвергся атаке неизвестной подводной лодки и пошел ко дну. Юнга, как и многие члены экипажа, оказался в воде… Началась длительная борьба людей с морем на выживание, испытание жаждой и голодом. Только четверо членов команды вернулись в родной город Владивосток. Спартака Малявина среди них не было».
Рассказы, от юнг петровских времен, войны 1812 года и Великой Отечественной 1941-1945 гг.
«Морская душа» (юнга Северного флота, участник Великой Отечественной войны Василий Иванович Храбрых) – 2004 год, детская библиотека «РаДуГа».
«Остаюсь юнгой» (юнга Северного флота, участник Великой Отечественной войны Геннадий Георгиевич Вершинин) – 2007 год, Библиотека – центр общения и информации для детей и взрослых.
В процессе работы над темой часто на ум приходила глубокая и светлая мысль Антона Семеновича Макаренко: «Самое важное, что мы привыкли ценить в человеке, — это сила и красота. И то и другое определяется в человеке исключительно по типу его отношения к перспективе. Человек, определяющий свое поведение самой близкой перспективой, есть человек самый слабый. Если он удовлетворяется только перспективой своей собственной, хотя бы и далекой, он может представляться сильным, но он не вызывает у нас ощущения красоты личности и ее настоящей ценности».
Красивые и сильные люди эти юнги!
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Это факт, что в Дни рождения Мы идём на погружение - Обжимают нас года, Словно тёмная вода. Пусть помогут в трудный час Эхолот, гирокомпас: И в баллонах есть у нас Воздух, взятый про запас... 79 - не событие, слив балласт, Иди на всплытие. Пусть тебе подольше, друг, Солнце светит через люк!
28.11.10 Н.З. (Б-ца 122)
Радости и огорчения командирской службы
Подводной лодкой «М-282» я командовал без малого три года. Как и раньше, принимаясь за воспоминания о достаточно длинных отрезках своей службы, я довольно быстро убеждался, что составить подробный отчёт о них не представляется возможным. Да такой отчёт вряд ли заинтересует даже самых благожелательных читателей. Поэтому мы опять перейдём на выборочное описание прошлых событий. И хотя среди них явно преобладали «радости», следуя В.А.Иванову, я всё-таки начну с «огорчений». Новый год начался, как всегда, с интенсивных выходов в море. Уж не помню, по какому случаю, в феврале я оказался в бухте Конюшкова, где меня вызвал к телефону комбриг и приказал вернуться в Находку, чтобы отправить жену в Москву. Прасковье Сергеевне стало совсем худо. Сами понимаете, что путешествовать с двухмесячной дочкой, да ещё по такому поводу, – нелёгкое дело. Поскольку я уже рассказывал об этих печальных событиях, не станем повторяться. Спустя пару недель жена вернулась на Восток. Танюша, к счастью, не захворала. Московская комната была сдана властям, имущество наше пополнилось легендарным колуном и швейной машинкой «Зингер», и жизнь постепенно «вошла в колею». Дома меня видели мало: выходы и дежурства занимали большую часть времени. В строгом исчислении, домой я не мог появляться почти полгода. Правда, находясь «в готовности» (часовой), но стоя у пирса, я встречался с женой и ребятишками по выходным на какой-нибудь лавочке на территории бригады. Тем не менее, вместе со своими друзьями и соседями мы несколько модернизировали наше жилище: вырыли ямы и довели водопровод до квартир. По строительным нормам делать этого было нельзя (двухэтажные бараки не имели канализации), но в дикой местности никто не обращал внимания на правила. На лодке постепенно начали сменяться офицеры. Штурмана Чернявского уволили в запас по болезни. Минёр тоже ушел на повышение, а вместо него к нам назначили Сашу Мельникова – старшего лейтенанта, годом младше меня по выпуску из нашего училища. Мельников как попал в Находку минёром на «малыш», так и прослужил на этой должности все четыре года..
Два бывших подгота: А.С.Мельников и я. 1960 год.
Это был работящий парень с «золотыми» руками, но совершенно не подходящий к офицерской службе и выполнению многочисленных «табу», которые её сопровождают. Такое положение тяготило всех: начальство, Сашину жену с двумя дочками, которой тоже надоели «заходы» мужа, и, главное, – самого виновника неудачного выбора профессии. Уж не знаю, что думало командование, направляя Мельникова под моё начало, но мне этот педагогический эксперимент, естественно, особой радости не доставил. Правда, и особых огорчений – тоже. Хотя мы с минёром ни в какие сговоры не вступали, он старался честно нести службу, торпеды готовились отлично, и никто самовольно регулировок системы беспузырной стрельбы не нарушал, а я, по возможности, «сглаживал» его отклонения от праведного курса. Особых скандалов за время нашей совместной службы не случилось, но кончилось всё так, как и должно было кончиться: судом чести и увольнением в запас. В качестве командира я на этом суде должен был выступать с обличительными речами. Но, к счастью, поносить и без того несчастного человека особенно не стали, сошлись на тезисе «отпустить на свободу». По делу, всё это нужно было сделать без всяких судов и намного раньше. К лету я уже окончательно «набил руку» в управлении кораблём и начал считать себя достаточно опытным командиром. Действительно, мы не раз попадали в туман и штормовые условия, швартовались при ураганном отжимном ветре, выполняли положенные упражнения боевой подготовки, но все связанные с этим трудности экипаж (а, следовательно, – и я) преодолевал нормально. Однако такое, слишком «гладкое» течение событий всегда таит в себе опасность проглотить горькую пилюлю, когда переменчивая судьба моряка «подсунет» соответствующий случай. Не миновал такого отрезвляющего «приёма лекарств» и я. В разгар лета мы почти каждый день выходили на обеспечение противолодочной подготовки надводных кораблей.
Вот так обычно видится море с мостика «малыша».
Выходы эти очень похожи на рутинную работу: мы принимали на борт офицера с эсминца или сторожевика, погружались и маневрировали в соответствии с доставленным заданием. По истечении положенного времени шлюпка забирала посредника с результатами его наблюдений и кальками с карт нашего маневрирования, и лодка возвращалась в базу. Летом у побережья Приморья вода прогревается хорошо, и эффективность гидроакустических станций падает. Надводным кораблям редко удавалось обнаруживать лодку под слоем воды с большим перепадом температур. Повторяюсь, такие выходы случались часто, этот отличался от прочих разве только тем, что командиром радиотехнической службы на эсминце, который мы обеспечивали, служил мой однокашник по училищу Паша Марков. По этому случаю мы с офицером-посредником вели своеобразную передачу дружеских приветов и новостей. «Плавное» течение событий было прервано где-то во второй половине дня, когда мы заметили, что лодка перестала «слушаться» горизонтальных рулей (с их помощью управляют глубиной погружения). Я объявил тревогу, и после тщательного осмотра выяснилось, что отказал привод основных – кормовых рулей, и в нашем распоряжении остались только менее эффективные – носовые. А следует заметить, что при малой скорости подводного хода для «малыша» исправная работа каждого устройство управления весьма важна, и выход из строя одного из них не всегда может быть скомпенсирован действием остальных. Довольно быстро сделав соответствующие выводы, я решил всплывать. Такой случай предусмотрен правилами совместного маневрирования лодки и надводного корабля при совместной боевой подготовке. Эти правила я знал и многократно сдавал по ним разные зачёты. Но, когда дело дошло до практического применения, мягко говоря, мне отказала осторожность и рассудительность. По правилам мы должны были лечь на определённый курс и начать выпуск воздушных пузырей на поверхность, у наших лодок не было средств гидроакустической связи, и другим способом оповестить партнёра об аварии или поломке не представлялось возможным. Но мы уже пару часов не слышали шума винтов и выпуск пузырей, при котором увеличиваются трудности удержания лодки на глубине, я посчитал ненужным делом.
Конечно, всплывали мы по всем правилам: по боевой тревоге и с готовностью немедленно заполнить цистерну «быстрого погружения», которая и служит для срочного ухода на глубину. Соответственно, я приник к поднимающемуся перископу для осмотра обстановки. Не буду описывать своего огорчения, когда почти одновременно я увидел в перископ миноносец в опасной близости (около трёх кабельтовых) при остром курсовом его угле и услышал доклад акустика о том, что надводный корабль даёт ход, до этого, при прослушивании горизонта шумы отсутствовали. Мы срочно ушли на глубину, добавив себе хлопот с удержанием лодки от чрезмерного погружения. Впоследствии выяснилось, что надводники «потеряли» нас и легли в дрейф для создания наиболее благоприятных условий при наблюдении. Во время моего неграмотного манёвра, при малом расстоянии лодка была сначала обнаружена с помощью гидроакустики, когда мы всплыли выше слоя с перепадом плотности воды, и эсминец уже было пошёл в учебную атаку. Но обнаружив наш перископ, командир эсминца почуял неладное и, конечно, прекратил опасное сближение (так именуется эта ситуация на морском языке). Повторно мы всплывали уже по всем правилам. При осмотре в надстройке выяснилось, что сломался латунный винтовой «сухарь» в приводе кормовых рулей. О невозможности продолжать упражнения было сообщено на эсминец (время работы в полигоне всё равно подходило к концу), и с него пришла шлюпка за посредником. Управляющий ею офицер – это был помощник командира – говорил мне, что не стоит об инциденте докладывать начальству, но я поначалу не придал его словам особого значения. Уже ночью мы вернулись в Находку и первым делом организовали в мастерских изготовление нового «сухаря», наутро мы снова должны были выходить на обеспечение. Я доложил о происшествии начальнику штаба, но он не проявил энтузиазма в деле поднятия ночной шумихи вокруг злополучного опасного сближения. Хотя на душе у меня было погано, будить комбрига в обход присутствующего в бригаде его первого заместителя и я не стал. Ночь ушла на ремонт, а в шесть утра мы уже снова выходили в полигон. Моё легкомыслие можно оценить по такой детали. В тесноте малой лодки даже вешалка с кителем командира несколько неуместна. Ежедневно выходя в море, я облачался в хлопчатобумажный рабочий китель с пилоткой, а обычная форма одежды оставалась на берегу. Так я поступил и на этот раз, не проявив должной предусмотрительности. Отработав день в полигоне, мы получили приказ возвратиться не в Находку, а в Улисс, что явно свидетельствовало о начинающейся шумихе со вчерашним происшествием. После швартовки в Улиссе, я, как обычно, доложил о прибытии оперативному дежурному дивизии и получил от него приказ прибыть к командующему подводными силами, мой внешний вид мы обсудили с дежурным в приватной части беседы. Через полчаса драная – это такой фордообразный автомобиль образца тридцатых годов, который у нас возил начальников – доставила меня в штаб командующего.
В кабинете Л.П.Хияйнена в момент моего прибытия уже происходил разбор неприятного происшествия с командиром лодки 613-го проекта Юрой Перегудовым: он при швартовке помял свой корабль. Наш командующий был в высшей степени интеллигентным человеком, и даже неприятные объяснения в его кабинете не носили оскорбительного характера для виновных. Но всё равно, Юра незаметно подмигнул мне, несколько обрадовавшись тому, что объектов адмиральского внимания теперь стало двое. И вправду, Лев Петрович переключился на меня, сказав: «А вот ещё один». Далее последовала чёткая характеристика моих «подвигов». За прошедшие сутки, благодаря тихому противостоянию подводных сил и противолодочной эскадры, а также непонятных мне интриг в штабе нашей бригады, все детали происшествия были известны командующему, и в своём докладе я, если и умалчивал о чём, то о подробностях своего ночного доклада начальнику штаба. Вскоре адмирал отправил нас восвояси, и каждому был объявлен выговор в приказе, более, чем заслуженный. Сам выговор был не обиден, но мне не понравилось, что готовивший приказ штабной работник – бывший командир «малыша» – выражал сомнения в факте поломки наших рулей и делал перекрёстные запросы в бригаду. Кроме досады на самого себя, это недоверие к моему докладу осталось в памяти той горькой пилюлей, которой я обозначил неудачи в начале этого рассказа. А, в остальном, неприятный эпизод не оказал особого влияния на мою службу, и выговор через положенные полгода был снят. Пожалуй, после этого я стал более щепетильным в докладах начальству, если сомневался в твёрдости характера принимающего сообщения. Но других подобных случаев больше я не припоминаю. Тем временем моя жена тоже начала свою трудовую карьеру. С дипломом инженера по сварочному делу, полученным в Бауманском училище, она явилась на ближайший к дому судоремонтный завод, полагая, что уж здесь она сможет точно применить свои знания. Работников на дальневосточных предприятиях вечно не хватало, это вам не Америка, да и вообще, сомнений в получении рабочего места в те времена ни у кого не возникало. Но, узнав, что они имеют дело с женой офицера, заводские начальники начали «крутить хвостом», а потом, вероятно, в надежде, что нежелательный работник сам отступится от своей затеи, предложили молодому инженеру место помощника мастера в бригаде сварщиков. Жена напялила шаровары, которые в те времена выполняли роль универсальной спортивной и рабочей одежды, и отправилась контролировать три десятка ушлых сварщиков. Кстати, никакого высшего образования для этого не требовалось. Буквально в первые дни работы на новом месте одного из сварщиков, который пьяным работал в трюме судна, убило током, мастера посадили в тюрьму, и жена стала единолично выполнять его обязанности. Соседи по ДОС осуждали необычное поведение жены, большинство из них не работало. Забегая вперёд, следует констатировать, что на заводе жена проработала все оставшиеся до нашего отъезда с Востока четыре года, «пересидев» многих людей, которые не хотели брать её на работу из-за непостоянства жизни членов семей моряков. Причём очень скоро её назначили технологом, а затем и старшим технологом по сварке, воздав тем самым должное славе Московского высшего технического училища...
Вид жены офицера, возвращающейся с работы на заводе. Тяжеленные сумки с продуктами – как у всех наших женщин.
Уже осенью 1959 года наш дружный коллектив молодых командиров, прибывших год назад в Находку, заметно уменьшился в размерах. Все мои однокашники были постарше возрастом, и многие из них получили назначения или на средние лодки, или старпомами в формируемые экипажи атомоходов (должность старпома в таком экипаже формально даже выше, чем должность командира «малыша»). Со мной тоже велись переговоры о назначении на атомоход, точнее, – в дублирующий «резервный» экипаж, но у меня хватило ума отказаться, так как в это время я уже чётко понимал, что лучше подписывать приказы и планы на малой лодке, чем писать их на большой. Наверное, моя кандидатура была одной из нескольких, так как начальство не особенно настаивало на сделанных предложениях (они впоследствии повторялись несколько раз), и я оставался в привычной Находке. На следующий год, в свой срок, мне присвоили звание капитана 3 ранга, и таким образом, я со своим несолидным возрастом (28 лет) даже перешёл в категорию старших офицеров. Превратившись чуть ли не в самого «старого» командира нашей бригады, я пожинал всякие «плоды» такого положения. При пересменах начальства однажды меня даже оставили на некоторое время начальником штаба. Делать мне в этой должности, по существу, ничего не пришлось, поэтому я не могу ничего сказать о впечатлениях подводника, рангом выше, чем командир лодки. Подобное назначение, даже временное, особым «подарком» назвать нельзя, зато в 1960 году я впервые получил отпуск летом. Жену с завода в такую пору не отпустили, и я отправился в «Европу» один. Также впервые в семье завелись какие-то деньги, и я сшил себе «гражданский» костюм и пальто. Во время отпуска только в Москве я не усидел и посетил Назарова, который в это время служил в Таллине. Осенью 1960 года опять велись вполне официальные разговоры о моём назначении командиром лодки 613-го проекта, базирующейся в заливе Владимир – пару сотен миль севернее на побережье Приморья. Из-за этих разговоров я даже продал мотоцикл, но потом меня снова оставили в Находке. На третьем году командования лодкой начальство, вслед за штабными работниками, выделило мне двухкомнатную квартиру на первом этаже вновь построенного дома в самом городе.
Перерыв работы в полигоне. Мы наменяли у рыбаков крабов. Моряки разглядывают диковинные «дары моря». А читатель заодно может оценить размеры нашего корабля.
В новой квартире были такие излишества цивилизации, как санузел (его заливало нечистотами с верхних этажей) и ванна с автономным отоплением Как уже знает терпеливый читатель, я купил мотороллер и с помощью этого транспортного средства с удовольствием посещал своё семейство, когда к этому представлялась возможность, в остальное время мотороллер надёжно хранился в лодочной баталерке. Тем временем мы продолжали свою достаточно однообразную службу, всё в большей степени ориентированную на тренировку начинающих командиров лодок и обеспечение противолодочной подготовки надводных кораблей. Наверное, такой поворот дела следует признать закономерным: наши лодки на глазах морально устаревали и уже не соответствовали современным требованиям. Тем не менее, мне хочется предостеречь читателя от поспешных сравнений нашей службы с движением городского транспорта или с прогулками на парусных яхтах в спокойную погоду. Осенью 1960 года у побережья Приморья «гостил» очередной тайфун. Лодки бригады, которая базировалась в Советской Гавани, получили о нём извещение, находясь в море. Последовал запоздалый приказ о возвращении в базу. На беду, на «малютке», которой командовал мой однокашник по Классам, оказался неисправным один дизель. Я уже рассказывал о трудностях плавания на лодках без современных радиотехнических средств в штормовую погоду. Вот и в описываемом случае ошибка в определении места была значительной, так что скалистый берег открылся для подводников внезапно (дело было ночью), да ещё так, что отворачивать от этого берега нужно было как раз в сторону единственного работающего двигателя. А корабль, понятно, с большим трудом совершает такой поворот. Лодку выбросило на скалы, и мощные волны начали крушить её. Командир отдал приказ морякам покинуть корабль, а сам ещё пытался спасать секретные бумаги. Хотя вода была не особенно холодной, четверо моряков разбились насмерть, преодолевая полосу штормового прибоя. Не пожелал бы я и врагу оказаться на месте нашего однокашника после этой катастрофы...
Так выглядят памятники подводникам (…вот только списки длинноваты…).
Заключительным «аккордом» в моей службе на «малыше» была месячная командировка нашей лодки на Сахалин (в Корсаков) для обеспечения противолодочной подготовки базирующихся там пограничных кораблей. Местное начальство относилось к нам великолепно, во время стоянки на швартовых я отдыхал в каютах военных транспортов (это такие кораблики водоизмещением пятьсот тонн с одним дизелем), которыми командовали мои однокашники по училищу Игорь Махонин и Серёжа Лобов. Мало того, что командование Корсаковской базы хорошо снабжало нас лучшими продуктами питания, мои друзья с транспортов также дарили подводникам редкие в наших краях картофель и овощи, которые они доставляли войскам, расположенным на островах. По воскресеньям нашим офицерам удалось по пару раз посетить диковинный Южно-Сахалинск, в котором тогда обитало многочисленное корейское население, и сохранились остатки японской цивилизации. Единственной неприятностью этого великолепного месяца был шторм в плохо защищённой от волн акватории Корсаковского порта, но дело обошлось без поломок. Вот так незаметно прошли (точнее, пролетели) три года моей службы на «М-282».
Продолжение следует. А сейчас продолжаем поздравлять!
СТИХИ, ДОБЫТЫЕ ИЗ КОРЗИНЫ В.В.БРЫСКИНА
Неисчерпаемы компьютерные методики и технологии! Мы, верные ученики Мастера Брыса, ставшие по осени на крыло, сумели творчески интерпретировать отдельные хакерские приёмы МАСТЕРА. Нам удалось достичь Отраженного Зеркального эффекта в шпионской программе «Вивера», широко запущенной МАСТЕРОМ в компьютерные огороды учеников. Преследуемая им цель - несанкционированный сбор и нелегальная продажа загранфирмам интеллектуального урожая. Методика «Зеркально отраженной Виверы» позволила нам проникнуть не только в папки МАСТЕРА, но и в его корзину, где, как выяснилось, небрежно хранятся тайно созданные им лирические, сатирические и автошаржевые стишата. Это подлинные раритеты! Уникумы! Кумранские рукописи!.. Не рассылая их читателям, автор скромничает. И совершенно напрасно – стишата актуальные, искренние, вполне кондиционные. Сказались навыки, наработанные МАСТЕРОМ при формировании электронного Гроссбуха с творчеством Лучшим сюрпризом, лучшим сувениром для друзей мастера, в ознаменование его 79-летия, вне всякого сомнения будет «БРЫСКИНИАДА» - ИЗБРАННЫЕ СТИХИ, ИЗВЛЕЧННЫЕ НАМИ ИЗ ЕГО КОРЗИНЫ. Не исключено, что полузабытые строки оживут и вновь доставят автору былую приятность, но, зная крутой нрав бывшего командира подлодки. мы с помощью Леонида Болмата соорудили и шарж на ответ Брыскина, в его стиле, разумеется, на проявленную нами инициативу. Однако похвала подготов стихам В.Брыскина, которые приведены ниже, позволяет надеяться на прощение за наши благие намерения. Ноябрь, 2010 Виктор Салов (ВВС), Николай Загускин (Н.З.
BRYSKINiАDA (ИЗБРАННОЕ ИЗ КОРЗИНЫ В.В. БРЫСКИНА)
ХУ ИЗ ХУ И ГЕНЕЗИС ПОЭЗИИ
МОИМ ДОРОГИМ УЧЕНИКАМ
СИСТЕМНЫЙ АНАЛИЗ ОТНОШЕНИЙ С ДРУЗЬЯМИ-КОРРЕСПОНДЕНТАМИ
ХОББИ
Я - автолюбитель
МЕЧТА
Я ОКОМПЬЮТЕРИЛ подготов, Я ОВИНДОУСИЛ их всех, Теперь ЗАЛИНУКСИТЬ охота… И новенькое дать не грех…
************
Я - коллекционер
ГРАБИТЕЛЯМ КОРЗИНЫ!!!..
Добыватели-распространители стихов, да и сам автор, склонны считать эти произведения принадлежащими к благородной категории дружеских шаржей. 28.11.2010 = Н.З., ВВС
Подготы-первобалты и нахимовцы от всей души поздравляют Здоровья, счастья и благоденствия!
