При обходе учебных помещений, Н.Е.Басистый в окружении целой свиты других адмиралов и старших офицеров, с целью инспекции зашёл в отлично снабженную и оснащённую артиллерийскими установками учебную лабораторию, где как раз занимался наш класс. Казалось бы, всё прекрасно, курсанты по отданной преподавателем команде дисциплинированно поприветствовали высоких гостей, в помещении чистота и порядок, вышколенные мичмана-лаборанты на лету ловили любой недовольный взгляд адмирала. Прохаживаясь между артиллерийскими установками, адмирал Н.Е.Басистый вдруг устремил свой туманный взор вверх и, прищурив один глаз, придирчиво заявил, что на его морской взгляд, кривой. С перепоя ему показалось, что ли? Вся комиссия угодливо бросилась всматриваться в злополучную артустановку, намереваясь увидеть кривизну многотонного артиллерийского сооружения главного калибра современного тогда эскадренного миноносца проекта «30-бис», чтобы зафиксировать вопиющий недостаток. Сделав такое сногсшибательное замечание, инспекторская комиссия с чувством выполненного ответственного долга продолжила искать другие недостатки в училище. Таковы превратности судьбы от поиска несуществующих недостатков или от дряхлеющей дебильности проверяющих. На добродушных лицах курсантов, наглядно постигающих особенности военно-морской службы, засветились хитрым блеском глаза и появились злорадные улыбки.
И всё-таки повод для смещения контр-адмирала А.И.Колышкина с должности начальника Черноморского училища вскоре нашёлся. Главной причиной для такого решения, как тогда говорили, послужили следующие обстоятельства. По рассказам старшекурсников, ещё в период непререкаемого, уважаемого и авторитетного командования училищем вице-адмиралом Г.В.Жуковым складывались, формировались и укреплялись определённые традиции в курсантской среде, многие из которых имели достойное и правильное направление по воспитанию любви и гордости к родному Черноморскому училищу, военно-морскому флоту и в целом к нашей Родине. Но как иногда бывало в подобных случаях, происходили обидные проколы и эмоциональные перехлёсты. Например, курсанты всегда считали себя самыми, что ни на есть, в Севастополе умными, смелыми, сильными. Наверное, так и было в действительности. Разве это плохо? Да и девушки, что уж говорить, тоже самые красивые, загорелые, стройные, доверчивые, ласковые, весёлые со всего Севастополя сбегались в училище на наши танцевальные балы, отдавая своё предпочтение знакомству с курсантами. Ведь это тоже прекрасно! Но городским гражданским парням, а особенно солдатам военно-строительных частей, которых тогда там было полным полно (ведь город отстраивался после войны практически заново), такой курсантский приоритет был не по душе. Чего греха таить, между соперничающими сторонами довольно часто происходили конфликты, стычки и даже драки с использованием силы как своих кулаков, так и подручных средств. С одной стороны дополнительно применялись: палки, камни, железные прутья. Другим оставалось пользоваться для доказательства своей правоты не только поясными ремнями с бляхами, являвшимися надёжным и очень эффективным средством в подобных случаях, но иногда в ход шло и холодное оружие в виде морских палашей, которые носили курсанты на увольнение. Из-за использования палашей не по назначению, как известно такие способы применения имели место и в других училищах, сначала их отменили для ношения на увольнении, оставив только для курсантов старшего курса, а затем запретили и вовсе. И правильно сделали. Иметь при себе палаш было красиво и мужественно, что, безусловно, нравилось девушкам, но уж слишком неудобно и скованно приходилось чувствовать себя во время исполнения, к примеру, вальса или мазурки на танцевальных вечерах. К тому же весьма часто по разным причинам происходили случаи потери палашей курсантами во время увольнения. Однако палаши долгое время оставались обязательным атрибутом курсантов, несущих дежурную службу.
Старшина 2-ой статьи, курсант третьего курса ЧВВМУ имени П.С.Нахимова Николай Верюжский перед заступлением в суточный наряд. Севастополь. 1955 год.
Так вот, о традициях. Среди курсантов первого курса распространялись старшекурсниками упорные слухи о том, что в училище стало «традицией» ежегодно накануне Дня Сталинской Конституции в первых числах декабря проводить «компанию устрашения» к этим непокорным гражданским парням и, особенно в отношении драчливых, злобных забияк-солдат. По правде сказать, хотя такие разговоры велись, но никакой конкретики не было. Если честно, то я как-то не придавал этой болтовне особого значения. Помню как сейчас совершенно точно, я записался на увольнение 4 декабря 1953 года. В Черноморском училище, как я приметил, чтобы пойти в увольнение в город всегда возникали какие-то препоны, трудности, ограничения. Например, о неожиданном вводимом карантине я уже указывал. Другой причиной уменьшить число увольняющихся курсантов в город также служило пресловутое 30% от количества личного состава, а также весьма строго относились к тем курсантам, которые нахватали двоек или имели какие-то дисциплинарные провинности. Как-то так получалось, но мне никогда не приходилось даже на первом и втором курсах испытывать трудности с увольнением. Однако я обратил внимание, что на этот раз не было никакой конкуренции, сопровождаемой радостным ажиотажем, среди желающих отправиться в город. За получением увольнительных записок из нашей роты выстроилось не более десяти человек, в большинстве своём те ребята, которые имели родственников в Севастополе. Моё времяпровождение в городе прошло спокойно и очень даже с большой познавательной пользой. Несмотря на то, что наступил декабрь, погода не была холодной, ветреной, дождливой, и это тоже создавало благоприятную обстановку. Мне нравилось ходить по центральным красивым, вновь отстроенным чистым, аккуратным улицам, площадям, скверам и паркам города, рассматривать памятники, посвященные историческим событиям на этой древней земле (развалины Херсонеса, например), героическим победам и подвигам русских моряков. Иногда заходил в магазины, посещал кинотеатр. В этот раз, как я помню, ничего неожиданного не привлекло моё внимание: в городе всё было тихо и мирно. Во всяком случае, мне так показалось.
По возвращению в училище к установленному сроку с удивлением обнаружил, что в казарме наблюдается какая-то нервозная обстановка, большая часть курсантов вообще отсутствуют, хотя все культурно-массовые мероприятия в училище давно закончились. Что же произошло? Оказывается, и в этом году, как и в предыдущие годы, сработал эффект «Дня традиций». Нужен был какой-то повод, какая-то зацепка, причина, чтобы натянутая пружина нервного напряжения курсантского терпения освободилась, как тетива лука в руках смелого охотника, нацелившегося на свою жертву. Из разговоров с ребятами выяснилось, что группа курсантов, правда не нашего факультета, находящихся в увольнении в городе, всё-таки подверглась нападению неустановленных гражданских лиц. Получив, разумеется, соответствующее ответное воздействие, хулиганам пришлось с позором ретироваться. Однако в этот же вечер произошло ещё одно коварное нападение на этот раз на начальника штурманского факультета капитана 1-го ранга Г.В. Вавилова, который тогда оказался в городе и, уже находясь в автобусе, намеревался ехать домой. Неожиданно в автобус ворвались хулиганствующие молодчики и набросились с кулаками на заслуженного фронтовика и уже не молодого старшего офицера в морской форме. Как только данный факт стал известен в училище, произошло небывалое возмущение, которое, как девятибалльная штормовая океанская волна, стихийно подняло на ноги почти всех курсантов училища. Тут не было инициаторов и заводил. Сами курсанты со всех факультетов вышли на плац, построились в колонну по четыре и строем направились к проходной училища. Дежурный по КПП, увидев организованный строй курсантов, открыл ворота. Колонна направилась в сторону города. Никакого буйства, разрушений или массовых драк не было. Однако, если вдруг на пути встречались гражданские парни или солдаты, то их затаскивали в средину строя, подвергали избиению и оставляли на дороге «отдыхать и приходить в сознание», а колонна продолжала своё движение дальше. Затем строй курсантов также организованно без вынужденных потерь в своих рядах в полном составе возвратился в училище. Разбирательство этого события шло долго. Зачинщиков такого массового организованного самовольного выхода за территорию училища, естественно, не нашли. В училище установили длительный карантин. Дисциплинарные и без того высокие требования ещё более ужесточились, политико-воспитательная работа с курсантами набирала крутые обороты. Вскоре нам объявили, что вместо авторитетного в Военно-Морском флоте боевого подводника Героя Советского Союза контр-адмирала А.И.Колышкина начальником училища назначен мало кому известный контр-адмирал Богданов, который тоже на этой должности продержался не долго, но это уже было после нас.
Произошли и другие замены в руководящем звене. Помнится, появился новый заместитель начальника училища по строевой части бывший старший помощник командира одного из крейсеров Черноморской эскадры. Требовательный, неистовый, вечно по-деловому неудовлетворённый положением дел в училище и, пожалуй, имея на то достаточные основания, он сразу незамедлительно приступил к наведению порядка в жилых помещениях и созданию нормальных условий жизнедеятельности курсантов. Ему удалось добиться того, что вода стала подаваться в казармы не на полчаса два раза в сутки, а в течение всего дня, что для Севастополя, прямо скажем, героическое дело. Это потребовало дополнительных усилий со стороны всех строевых командиров повысить контроль над поддержанием соответствующего порядка в ротных гальюнах. На плечи курсантов, естественно, легла обязанность делать ещё более качественно приборку в санузлах. Осуществляя регулярные проверки, Хулга, как настоящий, требовательный и строгий корабельный старпом, лично обходил все гальюны и, если не то что, обнаружив какой-то непорядок, но, даже почувствовав незначительный запах, делал грандиозный разнос ротному и всему факультетскому начальству. Вскоре в жилых помещениях порядок был наведён. Затем он переключился по наведению порядка на камбузе, организовал усиленный контроль над работой поваров и других ответственных лиц, требовал повысить качество приготовления пищи. За воровство продуктов питания с курсантского камбуза было уволено несколько человек. Сдвиги в лучшую сторону были реально заметны: повысилось качество питания, стало разнообразнее меню, клеёнчатые скатерти обеденных столов теперь регулярно заменялись чистыми хлопчатобумажными, и даже сервировка столов круто изменилась, когда вместо появились
По воскресеньям и в праздничные дни в помещении столовой во время обеденного приёма пищи курсантами играл училищный духовой оркестр. Надо прямо сказать, что забота о курсантах, их бытовых условиях значительно изменились в лучшую сторону. Но требования к соблюдению воинской дисциплины и поддержанию порядка ни на капельку не были снижены. Строевые занятия и смотры в составе роты, факультета и училища в основном с оружием проводились регулярно. К сожалению, строевых прогулок под оркестр в составе училища в выходные дни и по праздникам по городским улицам не проводилось, как это часто бывало в Риге. Правда, городское население могло оценить строевую выправку курсантов только два раза в году, когда училище участвовало в военных парадах в Севастополе. Вспоминаю, что на первом и втором курсах у нас были старые-престарые трёхлинейки, длинные, тяжёлые и неудобные. После долгого марширования и выделывания замысловатых приёмов с винтовками, когда наступал перерыв, следовала удивлявшая меня по началу своим архаизмом команда: - Оружие в козла! Можно курить! С мест не сходить! Курсанты ставили четыре винтовки шалашиком, соединяя длинные и тонкие штыки винтовок заранее припасенным для этой цели каким-нибудь шкертиком. Затем доставали пачки моршанской махорки, неумело закручивали самокрутки, используя специальную бумагу или обрывки газеты, и, с непривычки кашляя от крепкого табака, дымили, представляя собой этаких опытных вояк. Вскоре нам махорку заменили сигаретами под названием «Ароматные», начинённые тем же махорочным табаком. Впоследствии для тех курсантов, кто не пристрастился к курению, стали выплачивать по отдельной ведомости 80 копеек табачного денежного довольствия взамен сигарет.
7.
Свою курсантскую жизнь, условно говоря, я бы разделил на два периода: первые два курса, заложившие основу общих знаний и определившие понимание своих устремлений, и два последующие курса, окончательно укрепившие выбранное направление и предназначение стать военно-морским офицером. Особенно, как я вспоминаю, этому способствовала летняя практика на боевых кораблях, о чём более подробно остановлюсь в последующем.
На снимке: Четвёртый взвод второго курса штурманского факультета Черноморского Высшего Военно-морского училища имени П.С.Нахимова. Севастополь. 1954/1955 уч.год. Слева направо. Первый ряд снизу: Вадим Самсонов, Владимир Катанов, Анатолий Гулько, старшина роты, главный старшина, курсант IV курса Нечитайло, помощник командира взвода, старшина 1-ой статьи, курсант IV курса Владимир Урсуляк, Вадим Беляков, Штока. Второй ряд: Ростислав Пискун, фамилии не помню, Дмитрий Васильченко, Николай Пухной, Григорий Зубенко, Иван Фоменко, Геннадий Знаменский, Владимир Демиденко, Анатолий Шурыгин, Арнольд Львов. Третий ряд: Анатолий Богодистый, Николай Верюжский, Алексей Мухин, Вячеслав Яшан, Геннадий Дудкин, Анатолий Земцов, Сергей Гилёв, Евгений Елецкий, Владимир Архипов, Борис Зимин, командир отделения, старшина 2-ой статьи, курсант III курса Семён Ровнер.
К этому снимку нужны некоторые пояснения. Здесь я вижу наш взвод в полном составе, но после второго и третьего курсов ряды наши здорово поредели и даже к выпуску недосчитались ещё нескольких человек. О своих одноклассниках буду вспоминать по ходу рассказываемых событий. Прежде скажу о курсантах старших курсов. У меня получилось удивительное знакомство с Нечитайло буквально в первые дни начала учёбы на первом курсе. Однажды, находясь в ротном помещении, слышу громкий басовитый голос, интересующийся, где тут бывший нахимовец Верюжский. Ну, отозвался. Подходит здоровущий, высоченный, мощный, как медведь, курсант третьего курса с огромными лапищами и прямо в упор заявляет, что, дескать, я ему как раз и нужен. Зачем? Куда? Почему? Я ещё не успел задать свои вопросы, а он, как уже давно решённое дело, так напористо, утвердительно продолжал говорить, делая какие-то пометки в своём блокноте: «Борьбой занимался? Какой вес? Хорошо! Будешь в наилегчайшей категории. Записываю в сборную факультета по Тренировки два раза в неделю, через месяц соревнования на первенство училища. Следи за своим весом».
Ну и дела? Какой из меня борец классического стиля? Было дело, правда, в нахимовском, когда с ребятами «мосты» всякие делали, на голове стояли, шею качали, но чтобы участвовать в соревнованиях, такого не приходилось. Вот, взять по Риге, Витя Красильников, Леша Зайцев, Витя Ткачёв так они, ни дать ни взять, прирождённые борцы: у них и хватка, и сила, и броски-приёмчики всякие - настоящее загляденье! А я что, одна умора, да и только. Правда, набрал к тому времени уже 54 килограмма живого веса, но, по правде сказать, о борьбе всерьёз не задумывался. Прошло несколько дней, когда услышал объявление, что сборной факультета по борьбе, где значилась и моя фамилия, собраться на тренировку. Стал тренироваться и выступал в соревнованиях в течение двух лет на первенство училища, можно сказать для массовости, за честь факультета, потому как в этой весовой категории не слишком много было претендентов. Несмотря на это, приходилось иногда испытать нечто, когда рефери поднимал мою измождённую и обессилевшую в борцовской схватке руку в знак победы, а болельщики неистово орали в поддержку, что было в какой-то степени даже приятно. Вспоминаю, что Нечитайло, тренируя нашу команду, выступал как в училище, так и на первенство Черноморского флота в тяжелом весе, стал кандидатом в мастера спорта. О служебной карьере Нечитайло и Урсуляка мне не известно.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Его днями «обнаружила» моя жена. - Иди сюда! Иди скорее сюда! - закричала она мне. - Смотри, это же Вадим! Она просматривала в интернете на сайте NAVY.RU, в блоге «Вскормлённые с копья», публикацию годичной давности (от 26.05.09): «Нахимовцы - адмиралы, их учителя, командиры, однокашники и сослуживцы...». С парной фотографии 1954 или 1955 года на нас смотрели два молодых красавца-лейтенанта, а подпись свидетельствовала: «Лейтенант Венедиктов В.К. с товарищем». Венедиктова Валентина Константиновича я знаю очень хорошо, это мой товарищ и коллега по службе, мы заканчивали с ним службу командирами подводных лодок в Болдерае. Но второй, необозначенный, слева от него - это же друг нашей семьи Вадик Иванов!
Лейтенанты Иванов Вадим Борисович (слева) и Венедиктов Валентин Константинович.
Впервые я встретился с Вадимом в конце июня 1956 года на ПКЗ-104 в Молотовске (ныне Северодвинск), на острове Ягры. Я только что прибыл, по выпуску из училища, на должность командира рулевой группы ПЛ «С-293». И ещё не успел обустроиться в каюте плавказармы, как ко мне пожаловали мой непосредственный начальник командир БЧ-1-1V лейтенант Куренков Виктор Викторович и с ним штурман соседней ПЛ «С-335» лейтенант Иванов - оба выпускники Рижского Нахимовского училища 1950 года. У них ко мне был пока только праздный интерес: я ведь только месяц назад покинул Ригу по окончании 2-го ВВМУ ПП, они же расстались с Ригой пятью годами раньше. Им было очень интересно узнать последние новости о Риге, о моём училище, которое, собственно, и возникло на базе их Нахимовского училища. И главное, их «Батя» - капитан 1 ранга Безпальчев Константин Александрович, выпустив их в 1950-м году в высшее училище, в следующем 1951-м году основал наше ВВМУ и, естественно, принял «отцовство» у нас, став нашим «Батей». В течение года мы в тесной лейтенантской дружеской семье проводили свободное время на ПКЗ, изредка посещали культурные мероприятия в городе, посещали местный драмтеатр, гарнизонный Дом офицеров и др. Этот период зимовки в Молотовске описан мною в рассказе «Лейтенант пришёл...» Наши подводные лодки одновременно совершили в ЭОНе-57 переход Севморпутём на Дальний Восток. 24.10.1957 года, на траверзе залива Владимира в Японском море, подводным лодкам «С-335» и «С-336», отвернувшим из нашего кильватера к новому месту базирования в Ракушку, мы послали прощальные сигналы тифоном. Туда ушли наши товарищи по молотовской зимовке, в их числе на «С-335» более близкие - Вадим Иванов и Рудольф Рыжиков, остальные четыре подводные лодки ЭОНа проследовали во Владивосток, в бухту Улисс. То время вспоминает Рудольф Рыжиков в рассказе «Синее море, белый пароход», когда он собирается на ходовую вахту, опускает свою подвесную койку-кровать, которая, в свою очередь, становится спинкой дивана (далее по тексту), «на котором теоретически должен спать мой друг и однокашник по училищу - штурман Вадим Борисович Иванов. Теоретически, потому что видеть Вадима спящим на своём диване можно только на якорных стоянках. У меня такое впечатление, что на ходу Вадик вообще не спит... В любое время суток я вижу его снующим взад-вперёд по вертикальному трапу между мостиком и центральным постом: переход совершается в надводном положении. Практически круглосуточно можно наблюдать Вадима прильнувшим к пеленгатору репитера гирокомпаса или окуляру секстана. Тут его ни о чём спрашивать не рекомендуется: лицо «каменное», взгляд остановившийся, губы шепчут цифры градусов пеленгов и углов. Любой, даже самый невинный вопрос может свести на нет процесс запоминания этих цифр! <…> Во всяком случае, так бегать и прыгать по трапу, как это делает Вадим, я бы не смог...» Да, штурманская работа, - она такая!
Штурман ПЛ С-335 Иванов Вадим Борисович за работой.
И вот, трёхмесячный переход Севморпутём уже позади. В быстром темпе я оформляю свой отпуск за текущий год и мчусь во Владивостокский аэропорт «Озёрные ключи». Ба-ба-ба! А там уже и Вадим с Рудольфом! На дворе было 30 октября 1957 года. В то время поезд от Владивостока до Москвы шёл 10 суток, ТУ-104 ещё только начинал осваивать пассажирские рейсы, летал нерегулярно, и мы летели традиционными в ту пору самолётами ИЛ-14 и ЛИ-2. Мы спешили на запад, нам было невтерпёж. Но погода по всей трассе перелёта оказалась нелётной. Вместо 30 лётных часов, пришлось... В каждом аэропорту посадки рейсы задерживались, нас увозили в аэропортовские гостиницы, удобно размещали в номерах, позже - в гостиничных коридорах на раскладушках, а чем ближе к Европе, уже и в залах ожидания сидячих мест не было. Мы подолгу ожидали объявления к посадке в самолёт, совершали очередной непродолжительный перелёт, производили посадку в крупном или захолустном аэропорту, и снова неопределённо долго выжидали следующий этап. На седьмые сутки «полёта», в аэропорту Омска, мы уже были на нервном пределе, и решили обратиться к местным властям за содействием. Из «властей» нас принимали, после долгого стояния в очереди, только милые девушки в окошках справочных бюро. Тогда мы решили обратиться Выше, к руководству Аэрофлота. Но где оно? Кто там самый главный? Наконец, коллективными «умственными» усилиями сочинили телеграмму: «МОСКВА ТИРЕ КРЕМЛЬ МАРШАЛУ АВИАЦИИ ВЕРШИНИНУ ТЧК ЛЕТИМ СЕДЬМЫЕ СУТКИ ЗПТ ВЫЛЕТИЛИ ТРУБУ ТЧК ПОМОГИТЕ». Телеграфистка принимать отказывалась, но мы с Вадимом настояли, она приняла, выдала квитанцию, но вот чтобы отправила - сомнительно. Тем не менее, на восьмые сутки полёта мы были дома. Пробежали годы, вот и 1963-й перевалил за половину. Мне предстояло отбыть в Ленинград для повышения квалификации на Командирских классах. Садимся мы с женой и сыном во Владивостоке в вагон поезда для следования в Ленинград. И, о-о-о! - в соседнем купе вагона видим Вадима с женой и детками. Естественно, мы тут же объединились, и 10 суток пути были для нас праздником общения. За время шестилетнего отдаления, мы «подросли»: прошли хороший штурманский путь, успешно исполняли должности помощников командиров, стали старшими помощниками командиров подводных лодок проекта 613, капитанами 3 ранга, получили хорошую морскую закалку. Нас ожидала перспектива служебного роста. В течение почти года обучения на Командирских классах, на лекциях и во время самостоятельной подготовки мы сидели за одной партой, и выходные дни часто проводили вместе. В общих беседах нам было что вспомнить. Мы одногодки (Вадим родился 18.11.32,) и территориальные соседи по детству: я луганчанин, Вадим - ростовчанин (на Дону). На наших глазах прокатывались фронты в Великую Отечественную войну, нам довелось побывать в оккупации, мы пережили бомбардировки и артобстрелы. Отец Вадима ещё в начале войны ушёл на фронт и не вернулся - погиб, защищая Родину. Вадим с мамой оставались в полуразрушенном, голодном Ростове. Он вспоминал эти тяжёлые дни с тревожной грустью. Ростов, это и я помню по детским, ещё, возможно, довоенным воспоминаниям, от своих родителей, - характеризовался как «бандитский город». Эта «слава» тянулась за ним ещё с дореволюционных времён. Так вот, Вадим вспоминал, что всё его дворовое окружение - это была в основном безотцовщина, среди шпаны утверждались полууголовные нравы, блатной жаргон, нецензурщина. Он рано начал курить. С той поры на его правой руке, между большим и указательным пальцами, как реликт того времени, проступала синевой невнятная татуировка, рассмотрев которую внимательно, можно было прочесть: ВПСВК. Впоследствии эта аббревиатура толковалось - «Вадька пьяный свалился в канаву». В его речи непроизвольно, с каким-то молодеческим присвистом, улавливались фрагменты былого сленга. (Замечу, однако, Вадим по жизни, не был ни пьяницей, даже более того - был весьма воздержан, и никогда не валялся ни в каких канавах - это курсантская шутка.) Когда Вадиму, спустя годы, довелось побывать на своей родине, ему не удалось отыскать своих давних «друзей» - иных, уж, не было в живых, другие отбывали «сроки». Вадим, по счастью, этой участи избежал. А дело было так. Конец войны застал его дядю, Глеба Александровича, родного брата отца Вадима, в Риге, где он и осел. В 1945 году приказом Наркома ВМФ СССР от 21.07.1945 года в Риге было создано Военно-Морское Нахимовское училище, в которое дяде и удалось устроить Вадима, как сына погибшего на фронте отца. Вскоре в Ригу переехала и мама Вадима, ближе к сыну. Вадиму с детства чуть-чуть недоставало физического роста, и даже повзрослев, он смотрелся несколько ниже среднестатистического мужчины, поэтому на военных построениях ему часто доставался «шкентель». Но в смысле мужских достоинств, ему было не отказать. Может с детства этот недобор в высоте укреплял в нём стойкий характер, стремление развиваться физически. При своём добрейшем характере, он был беззаветно предан дружбе, порядочности, и при малейшей внешней угрозе себе или друзьям - сразу взбивался, как бычок, в боевую единицу с тем, чтобы мгновенно броситься в схватку с недругом. Можно ещё назвать одну несущественную «особенность» (я и сам такой): его слегка волнистые светло-русые волосы начали очень рано редеть, за что он получил милую кличку «пушок». Но это тоже не умаляло его мужских достоинств. Я не буду рассказывать о том, как Вадим учился в Нахимовском. Я этого не знаю. Знаю только, что «двоечником» он не был и регулярно переходил из класса в класс. Но там же была ещё и «внутренняя» жизнь, свои отношения, как в любом другом коллективе. Что-то он, конечно, рассказывал, какие-нибудь важные для него эпизоды. Если по ходу повествования что вспомню, - поведаю.
Нахимовец Вадим Иванов 1946 и 1950 годов.
Итак, в 1945 году Вадим стал воспитанником 6-го класса Рижского Военно-Морского Нахимовского училища, а в 1950 году успешно закончил его и продолжил учёбу в 1-м Балтийском Высшем Военно-Морском училище (позже ВВМУ им. Ленинского комсомола) в городе Ленинграде. Вслед за ним приехала в Ленинград и его мама, снова ближе к сыну. Что касается рижского периода его жизни и учёбы в Нахимовском училище, лучше всего и более полно, можно почерпнуть информацию из доклада бывшего рижского нахимовца и одноклассника Вадима Борисовича Иванова - контр-адмирала Шаурова Александра Алексеевича (ныне, к сожалению, уже покойного), который он сделал на юбилейной встрече в 1995 году. Она была посвящена 50-летию основания РВМНУ и 45-летию выпуска из него. Этот доклад размещён в интернете на сайте «Советский подводник». В докладе есть всё: даты, основные события и мероприятия, люди (начальники, воспитатели, преподаватели и воспитанники), быт, учёба, игры и развлечения, нравы и много интересного другого. Там везде присутствует «Иванов В.» Отличительная черта характера Вадима - исключительная доброта и умение понимать людей. Я не припомню, чтобы у него были недруги, или чтобы он с кем-либо разругался. Он всегда был участлив, внимателен и ровен, всегда готов был прийти на помощь. А уж что касается его отношения к «питонии», нахимовскому содружеству - это было его святыней, здесь он, как это образно говорят, - готов был лечь костями. Он всех помнил, был участлив, всегда был в курсе кто и где проживает, чем занимается, состоянием здоровья и т.д. Вадим всегда принимал участие в коллективных мероприятиях нахимовцев. Он и мне «проложил дорогу» на Серафимовское кладбище: я подключился к ежегодным посещениям захоронения нашего общего «Бати» - контр-адмирала Безпальчева, одновременно мы посещали и захороненных там рижских нахимовцев. Я их тоже всех знал при жизни. О курсантских годах Вадима в Ленинграде мне, собственно, и нечего особенно рассказать. Годы - как годы: поточные лекции, занятия в специальных кабинетах, тренировки на тренажёрах, дежурства и вахты, зачёты и экзамены... Да плюс ещё ежегодные 3-х месячные летние практики на кораблях ВМФ, в т.ч. и штурманские походы по морям и океанам с массой впечатлений. Естественно, в дни увольнений в город - это и музеи, и театры, и такая радость, как танцы-шманцы-обжиманцы!
Вадим Борисович Иванов с супругой Музой Викторовной.
Вадим прекрасно танцевал. Это у него ещё из нахимовских времён - там этикету поведения и правилам хорошего тона уделялось очень большое внимание. Лично сам «Батя» - начальник училища капитан 1 ранга Безпальчев К.А., бывший выпускник царского Морского кадетского корпуса - внедрял и курировал в воспитательном процессе эту тему. В т.ч. осанке, умению пользоваться столовыми приборами, правилам поведения в общественных местах, расширением культурного кругозора - театры, музеи, музыка, художественная самодеятельность и, конечно же, танцам. В Нахимовском училище был танцевальный кружок, учили бальным танцам. Кроме того, устанавливали дружеские отношения с женскими средними школами, приглашали учениц старших классов к себе на вечера отдыха, устраивали ответные культпоходы к ним, посещали танцевальные вечера во Дворце пионеров. Моя жена до сих пор вспоминает, как Вадим статно и уверенно вальсировал. Однако, вернёмся к Командирским классам. Мы их успешно окончили в 1964 году. И уехали, снова на Тихоокеанский флот. А флот развёл нас по разным бригадам: я остался старпомом на своей родной 19-й БПЛ в бухте Улисс, а Вадим ушёл старпомом на лодку 4-й БПЛ, сначала во Владивостоке, затем в Большой Камень. Встретились снова ненадолго в 1968 году во Владивостоке, в заводском ремонте, в бухте Диомид, когда уже были командирами подводных лодок. После ремонта, морские дороги снова развели нас по разным базам. Моя дорога привела меня вместе с лодкой в Совгавань, а Вадима в 1970 году ещё дальше - в Магадан, в 171 ОБПЛ.
Капитан 2 ранга Иванов Вадим Борисович - командир ПЛ.
Новая встреча произошла в Совгавани в 1971 году, куда и Вадима перевели к постоянному месту службы. На первое время мы приютили Ивановых у себя, вскоре они получили 2-х комнатную, а затем и 3-х комнатную квартиру, с учётом того, что имели разнополых детей. К этому времени мы с Вадимом наплавались, достаточно побороздили прилегающие к СССР дальневосточные моря и открытую часть Океана, выполняя задачи боевой подготовки и несения боевой службы. Мы уже были капитанами 2 ранга с хорошим флотским багажом. Служба шла хорошо. Но не будем о службе. В этот период мы особенно сблизились семьями. И на редком совместном досуге, в субботний вечерок, мы могли засесть за семейную «пулечку», да под закусочку, да до утра! Или, когда очередные отпуска приходилось проводить зимой в посёлке Заветы Ильича, мы устремлялись на рыбалку, на корюшку-зубатку, на метровой толщины лёд бухты Западной в Совгаванском заливе, с бурами, припасами... Ох! Мы там сиживали с Вадимом Борисовичем, и приносили улов, а жёны всё это жарили, мариновали с луком, томатом, приправами да пряностями... С ума сойти!
В.Б.Иванов с дочерью Ириной. День ВМФ в поселке "Заветы Ильича". Зрители парада в бухте Западная залива Советская Гавань.
Но кончилось и это. В конце 1972 года меня перевели в Ригу, а Вадим прослужил в Совгавани до увольнения в запас в 1982 году. Ушёл он с должности командира средней дизельной подводной лодки проекта 613, в звании «капитан 2 ранга». Он имел предложения по служебному росту. Но Вадим был очень предан семье, и всегда, когда рассматривались интересы карьеры или семьи, выбор был однозначен - всегда семья. Уехали Ивановы из Совгавани в Ленинград, а приехали в НИКУДА. Права на получение квартиры в Ленинграде Вадиму не дали, хотя там постоянно проживали и его мама, и мама жены. Дети там же учились, «прописаны» были у бабушки. В горвоенкомате посоветовали возвращаться по месту призыва на флот, в Ростов-на-Дону. - Но я же там не призывался! - возмущался Вадим. - Я оттуда ребёнком уехал в Нахимовское училище, в Ригу, а там ни родных, ни знакомых, да и город я забыл... - Все равно, ни-зь-зя! Писал Главкому - разрешил закрепиться в Ленинградской области. Вадим закрепился в Киришах, не без трудностей. Там же он устроился работать начальником регионального отделения ОСВОДа, а позже - инспектором по маломерным судам. Масштабы уже не морские, но всё же полезная занятость и некоторый доход для «заначки», которую супруга периодически под каким-либо милым предлогом изящно «вымарщивала». Ивановы несколько раз бывали у нас в гостях в Риге, мы взаимно бывали у них в Киришах. В 1995 году мы переехали из Риги в Санкт-Петербург, и наше общение с Ивановыми приняло регулярный характер.
Бойцы вспоминают минувшие дни... На фото слева автор, в центре Виктор Викторович Куренков, справа Вадим Борисович Иванов. СПб, 2002 год.
Беда подкралась незаметно... В 2002 году у Вадима обнаружилось онкологическое заболевание. Но вот беда-то оказалась в том, что наши лекари-коновалы онкологическую суть заболевания установили слишком запоздало. Вначале лечили мазями, примочками, присыпками, «отфутболивали», устанавливали длительные сроки повторных наблюдений. А уже потом, ни хирургическое вмешательство, ни радиологическое облучение, ни химическое воздействие, дело не поправили. Скончался Вадим 30 июля 2004 года. Прощания прошли в Киришах, по месту его работы, с сотрудниками, а в питерском крематории, кроме членов семьи и близких родственников, проститься с другом пришли многие однокашники по Рижскому Нахимовскому училищу, по ВВМУПП им. Ленинского комсомола, по совместной службе. Значительная часть из них были с жёнами. Вадима знали и любили все, с кем его сводила судьба по жизни. Похоронен Вадим Борисович в городе Лида (Белоруссия). Это решение было принято семьёй. Вдова Вадима, Муза Викторовна, переехала туда, где со своей семьёй проживает их дочь Ирина. На надгробии нашего друга Вадима Борисовича Иванова установлен обелиск с памятными датами, но вот фамилия Ивановых по этой линии, к сожалению, продолжения не получила. Вадим остаётся светлым воспоминанием в памяти родных, друзей и в генах его потомков. Вот и в моей памяти он постоянно присутствует добрым, участливым, бескорыстным... Случайный фотоснимок Вадима Борисовича побудил меня написать о нём. Написал. А потом прочитал написанное, и расстроился: того не знаю, другое очень смутно помню... Стираются со временем и краски, и впечатления, и события. Поделился сомнениями с его родными: - Как жалко, - вспоминает и дочь Ирина, - что когда папа был рядом, меня мало интересовали его служебные дела, да и он был не склонен рассказывать о своих трудностях и проблемах. Папа привык решать всегда всё сам. Он всегда был настоящим мужиком! А мне хватало его бесконечной любви ко мне и моим детям. Мне очень не хватает отца, и часто, его вспоминая, хочется спросить о его молодости, о службе, но, увы...
СПб, июль 2010 г.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Первой была образована Архангельская школа юнг при Беломорском государственном морском пароходстве в том же 1942 году. Первоначально школу разместили на пароходе «Карелия», затем она заняла часть помещений Архангельского морского техникума. Руководителем школы юнг был назначен опытный моряк, капитан дальнего плавания Г. В. Беркуль. В помощь ему были направлены штурманы А. Мацюто и И. Мезенцев, боцман А. Чухчин. Первый набор — 31 человек — почти целиком состоял из ребят, поступивших из детприемников НКВД. Летом под школу было отдано одно из зданий Архангельского торгового порта, находившееся в 30 км от города. В эти школы брали детей «исключительно из семей погибших моряков, фронтовиков, сирот и многосемейных». Прием проводился одновременно в 5–7 классы. Ребята должны были получить семилетнее образование, чтобы в дальнейшем они могли продолжить образование в любом техникуме, кроме того, программа предусматривала подготовку дублеров матросов палубной и машинной команд. Общеобразовательные дисциплины вели преподаватели Морского техникума. Существовали такие школы в Мезени, Нарьян-Маре, Петропавловске-Камчатском (при Наркомате рыбного флота).
за свою двухвековую историю училище прошло через ряд преобразований: с 1781 года - мореходная школа; с 1841 года - шкиперские учебные курсы; с 1899 года - торгово-мореходное училище; с 1920 года - техникум водного транспорта; с 1924 года – техникум водных путей сообщения; с 1928 года - морской техникум; с 1944 года - мореходное училище. Ныне - Архангельское мореходное училище имени капитана В. И. Воронина. С 01.01.2010 г. Архангельское ордена Трудового Красного Знамени мореходное училище имени капитана В.И.Воронина переименовано в АРКТИЧЕСКИЙ МОРСКОЙ ИНСТИТУТ им. кап. В.И.Воронина.
Выпускники Архангельской школа юнг при Беломорском государственном морском пароходстве и юнги Северного морского пароходства.
Попов Геннадий Павлович. Родился в 1928 г. После окончания Североморского высшего военно-морского училища служил на эсминцах Северного флота. С 1965 г. работает в Архангельском мореходном училище, создал музей истории училища. В областной печати опубликовал более 130 статей и очерков по истории училища, а также по вопросам морской и военно-морской истории северного края. Вместе с К. М. Буренным написал книгу «Старейшее мореходное». Заслуженный деятель культуры РСФСР.
Больше всего во время войны страдали дети. Гибли их отцы, матери — они оставались сиротами. В самые напряженные дни, когда у стен Сталинграда решалась судьба Родины, Советское правительство приняло решение огромного значения, суть которого сводилась к одному — не оставить в беде детей. Так было не раз в истории нашей страны. Старшее поколение советских людей хорошо помнит, какие огромные усилия прилагались, чтобы спасти сотни тысяч осиротевших, беспризорных детей после окончания гражданской войны. Создание школ юнг при морских пароходствах — небольшая, полузабытая, но очень примечательная страница истории далеких теперь военных лет... После получения приказа наркома начальник Северного морского пароходства Н. В. Новиков принял энергичные меры по созданию стационара, где могли бы жить и учиться юнги. То было очень трудное для Архангельска время. Город неоднократно подвергался массированным бомбардировкам, пожары уничтожили много зданий, почти все школы были заняты под госпитали, исключительно остро стоял вопрос с питанием.
1941 год. 1981 г. Это поколение, рожденное в тридцатые, начиналось с войны: детский ужас, бомбежки, эвакуация, похоронки, хлебные карточки – и невыносимое счастье Победы. Они несли войну через всю жизнь – как самое великое достижение и самое великое оправдание. До конца дней Илья Бройдо самым большим лакомством считал черный хлеб и винегрет – деликатесы светлого военного детства.
Первый набор — 31 человек — почти целиком состоял из ребят, поступивших из детприемников НКВД. Вот несколько лаконичных характеристик, выписанных из пожелтевших от времени протоколов: «Заявление Григорьева Бориса Тимофеевича, 1929 г. рождения. Отец погиб на пароходе «Поморье», где работал механиком. Живу с матерью, на иждивении которой 4 ребенка младшего возраста»; «Заявление Скроботова Василия Федотовича, 1927 г. рождения. Из детприемника НКВД г. Москвы. Отец — на фронте, мать умерла в блокадном Ленинграде»; «Заявление Гаврилова Бориса Федоровича. 1927 г. рождения. Из детприемника НКВД г. Москвы. Отец погиб на пароходе «Циолковский», мать умерла в Ленинграде, других родственников нет». Поздней осенью ребят разместили на пароходе «Карелия», поставленном на зимний отстой к одному из причалов. Большинство из них, как не раз отмечалось в документах, «не имели ни белья, ни одежды». В помещениях было сыро и холодно, дети часто болели. Делу помог случай. В Архангельском морском техникуме освободилась часть помещений. Причина для того времени обычная — многие учащиеся ушли на фронт. Часть классов и выделили школе юнг. Тринадцатое января 1943 г. стало торжественным днем — начались занятия. Программа предусматривала подготовку дублеров матросов палубной и машинной команд. Общеобразовательные дисциплины вели преподаватели Морского техникума. Руководителем школы юнг был назначен капитан дальнего плавания Г. В. Беркуль. Это был опытный моряк и заботливый воспитатель, очень любивший детей. Он в 1929 г. успешно окончил судоводительское отделение Архангельского морского техникума. В помощь ему были направлены штурманы А. Мацюто и И. Мезенцев, боцман А. Чухчин. В своем письме Герман Васильевич Беркуль поделился воспоминаниями о тех далеких днях: «Когда нам выделили помещение для школы, сразу возникли невероятные трудности. И первая из них — как провести в здание воду. Вспоминаю, с каким воодушевлением старшие ребята рыли траншею для прокладки труб. Через несколько дней вода подавалась в здание — на кухню, в умывальники и другие помещения. Как все этому радовались, это было первое наше большое достижение! И такие проблемы тогда возникали каждый день. ...Сейчас мы постарели, а сколько было энергии в те военные годы, мы работали, не зная усталости. Сколько мы буквально спасли детских жизней! Я находился на работе практически 24 часа в сутки, как на судне, на моих плечах лежала слишком большая ответственность. Мне была доверена жизнь ребятишек, на долю которых выпало так много лишений. Часто даже ночью я делал обход всей школы. В дальнейшем я с семьей и жил при школе, в которой и жена работала кастеляншей. Для меня это была большая помощь во многих вопросах. Я знал, что в своей среде юнги называли меня: «папа капитан», «папа Беркуль»... И в душе даже несколько гордился таким негласным именем... ...Много было всяких случаев в те годы... До сих пор помню, как юнга Заикин сбежал из школы на фронт, но потом был возвращен обратно. Его можно было понять — фашисты убили его родителей, и он на фронте хотел за них отомстить. Кстати, юнга Заикин был награжден медалью за пребывание в партизанском отряде. И теперь, на склоне лет, я хорошо сознаю, что правительство, создавая при пароходствах в годы войны школы юнг, не только спасло от верно гибели многие сотни ребят, но и обучило их, дало им специальное! и образование. Это был акт большого гуманного значения».
Теплоход «Революционер». Боевой расчет. Фото Н. Г. Блохина
Летом 1943 г. школе юнг было выделено одно из зданий порта. Его помещения в короткие сроки отремонтировали моряки с судов и юнги, прибывшие с плавательской практики. Для привлечения ребят в школу еще в марте 1943 г. в газете «Пионерская правда» был помещен небольшой рассказ о жизни юнг. Когда осенью был объявлен новый набор в школу юнг, в комиссию при пароходстве было подано 320 заявлений. Многие ребята приехали из дальних мест. После тщательного отбора было принято 189 детей — «исключительно из семей погибших моряков, фронтовиков, сирот и многосемейных». К этому времени не удалось решить вопрос о форменной одежде, и Н. В. Новиков с большой горечью писал наркому морского флота: «Несмотря на то что юнги набраны, мы не получили ни обмундирования, ни даже постельных принадлежностей, вследствие чего матрасы, постельное белье и часть одеял вынуждены временно снять с судов, оставшихся на зимний ремонт, чтобы хоть мало-мальски создать необходимые бытовые условия в школе». Не менее сложно было и с питанием. Руководство пароходства добивалось, чтобы на период зимней учебы юнги получали завтрак, обед, ужин и вечерний чай с добавлением продуктов из подсобного хозяйства. В том же письме наркому Н. В. Новиков писал: «...мы обращались в Наркомат о распространении норм снабжения, установленных для школ ФЗО и ремесленных училищ, на школу юнг, которые бы дали возможность обеспечить полноценное питание в школе, но ответа не получили. Вторично поднимая этот вопрос, считаю, что для детей, поставленных в строгие рамки казарменной жизни и нормально развивающихся физически, организация двухразового питания в сутки недостаточна». Вопрос с продовольствием стоял так остро, что порой юнг можно было встретить на рынке, обменивающих разные безделушки на продукты. Трудности встречались на каждом шагу. Почти не было бумаги и карандашей — приходилось писать на чем попало. И все же ребята учились! Благодаря энергичной помощи пароходства, а также повседневным хлопотам небольшого преподавательского коллектива многие возникавшие трудности устранялись, и жизнь в школе по меркам военного времени становилась вполне сносной. «...Все юнги обмундировываются сейчас в теплую одежду: ватированные костюмы, валенки, шапки, рукавицы. Одновременно заказаны в пошивку парадные костюмы: брюки, фланелевки, бушлаты, бескозырки и ленточки с надписью «Школа юнг СГМП» (Северного государственного морского пароходства. — Г. П.), рабочие костюмы из легкой ткани и белье». В конце декабря 1943 г. газета «Моряк Севера» посвятила юнгам целую страницу под общим заголовком «Будущие мореплаватели». Газета подводила первые итоги работы школы: «Прошло около года. За это время юнги побывали в море, на практике, познакомились с судовой жизнью, ее суровой действительностью, с жизнью и работой моряка, полной опасности, мужества и отваги. А познакомившись с нею — полюбили ее».
Дальномерный расчет на СКР-18 (ледорез «Литке»). Фото Н. Г. Блохина
Следует, однако, сказать, что следующей осенью после очередного набора школа снова переживала трудное время. В ее коллектив влилась большая группа ребят, в полной мере испытавших на себе страшные дни оккупации, потерю родителей и близких. Нередко на вокзалах милиция подбирала полуголодных, беспризорных, плохо одетых ребят, направляя их в специальные детприемники. Требовалось несколько месяцев напряженного и кропотливого труда, чтобы всю эту «вольницу» привести в надлежащий вид. Встретилось мне в архиве несколько документов на небольших серых клочках бумаги. И сейчас, читая эти листочки, написанные с грамматическими ошибками детской нетвердой рукой, невольно испытываешь волнение. Ведь от решения начальника пароходства зависела дальнейшая судьба маленького человека. Например, юнга Борис Парников писал в своем заявлении: «...прошу, товарищ начальник, разобрать мое заявление и удовлетворить мою просьбу в том, что я учился в школе юнг до 13 декабря 1944 г. А 13 декабря меня исключили из школы за то, что мы с одним из юнг взяли сыр, который мы потом вернули... Конечно, я признаю свою вину за то, что сделал неправильно, но прошу, товарищ начальник, восстановить меня в школу, а за то, что я сделал неправильно, вы лучше меня накажите, только возьмите обратно. Все же войдите в мое положение — я круглый сирота, у меня нет ни отца, ни матери, которая умерла в 1942 г. Брат был взят в армию на пароход «Муссон» и по настоящее время служит там. Есть еще сестра замужняя, у которой тоже семья из пяти человек. Так что мне совершенно некуда сейчас деться. Прошу извинить меня и восстановить обратно в школу». А на другом небольшом листочке с рваными краями он же приложил «Обязательство»: «Парников Борис Михайлович, ученик школы юнг Севморпароходства, даю настоящее обязательство в том, что буду хорошо учиться, служить примером для остальных юнг, выполнять все приказания командиров, не хулиганить и не повторять допущенной ошибки. В чем и обязуюсь. 15 декабря 1944 г. Парников». Весной 1944 г. юнги первого набора были направлены на суда на штатные должности в машинную и палубную команды. А летом для прохождения практики прибыли все юнги осеннего набора. Часть из них попала на мелкие буксиры, шаланды, катера. Вместе с экипажами юнги подвергались смертельной опасности при плавании в конвоях, в каботажных рейсах. Наравне со взрослыми они «часто использовались в боевых расчетах у орудий и пулеметов, постах наблюдения и на общих судовых работах — как дублеры матросов и машинистов». Плавание в пределах Белого моря тоже было опасным. В одном архивном деле встретились такие строки: «Почти весь путь от острова Медвежий до Канина Носа и даже до Мудьюгского маяка проходил в боях, длившихся временами до пяти суток кряду. Кораблям конвоя приходилось отражать атаки до 60 торпедоносцев одновременно». В боевые расчеты назначались юнги старших возрастов, которые сражались наравне со взрослыми... В те дни на пароходе «Селенга» проходили практику юнги: Павлов П., Будиев Ю., Трусо К., Гареев X., Бронников А., Ильин В.; на пароходе «Карелия» — Потапкин В., Гаврилов Б.. Третьяков Б., Грибанов В.; на пароходе «Рошаль» — Семенов А., Гафитуллин Р., Ипполитов В., Петерсон В., Парников Б., Слезнев В., Иванов Н., Алексеев К., Васильев Л., Богданов Н. Я специально перечисляю все эти фамилии. Как в дальнейшем сложилась судьба каждого из них, какой выбрали жизненный путь, кем стали бывшие юнги? Может быть, кто-то из них отзовется... С той поры минуло уже четыре десятилетия — срок немалый. Мне удалось разыскать только небольшую группу бывших юнг. Почти все они в дальнейшем сохранили верность морю и морской профессии, а большинство «прикипело» к Архангельску, где проходила их суровая военная юность.
Караван в Баренцевом море. Фото Н. Г. Блохина
Юнга Геннадий Куроптев после окончания первого курса в начале июня 1944 г. с группой ребят был направлен для прохождения практики на грузо-пассажирский пароход «Карелия», работавший в каботаже. Ребята очень волновались. Геннадий Иванович Куроптев вспоминает: «Никто из нас не мог спать, пока не вышли в море. Первый рейс был в Умбу с углем. Шли минными фарватерами под проводкой военного лоцмана. Отношение команды к юнгам было доброжелательное. Младших, может быть, и считали детьми, но нас, 14—15-летних ребят, признавали годными для всех судовых работ. К промахам относились снисходительно, учили терпеливо. Рабочий день был сокращенным, но когда кого-либо из нас переводили в штат — все скидки на малолетство кончались, и мы сразу становились, хотя и неопытными еще, матросами и переселялись в каюты команды. В те трудные годы в каботаже работали в основном люди пожилые да мы — малолетки». После победы, в 1945 г., Геннадий Куроптев поступил на судоводительское отделение Архангельского мореходного училища, которое четыре года спустя успешно окончил. А в 1957 г. Куроптев впервые вышел в море в должности капитана. Так сбылась его юношеская мечта. В дальнейшем опытный капитан работал несколько лет в Лондоне заместителем генерального директора англо-советского пароходства. С февраля 1979 г. Геннадий Иванович Куроптев возглавляет коммерческую службу Северного морского пароходства... У Бориса Коротяева летом 1941 г. ушли на фронт старшие братья и сестра, а отец уехал в Карелию на строительство оборонительных сооружений. Мирное, безмятежное детство кончилось. В 1943 г. его приняли в школу юнг.
Борис Григорьевич Коротяев вспоминает: «Очень трудно было с тетрадями и книгами. Писали на оберточной бумаге, из которой сами сшивали тетради. Помню, с какой радостью получили мы однажды новый учебник «Морская практика для юнг». Написал его в 1943 г. известный в свое время капитан-парусник Д. Лухманов по просьбе наркома П. Ширшова специально для нас, ребятишек. До сих пор, как дорогую реликвию, храню и берегу свой первый учебник по морскому делу». Свидетельство матроса первого класса и документ об окончании школы юнг Борис Коротяев получил в День Победы — 9 мая 1945 г. По распределению попал камбузником на пароход «Диксон». В дальнейшем Б. Г. Коротяев перешел работать в Архангельский траловый флот. В 1960 г. в должности капитана рыболовного траулера вышел на промысел. Затем перешел на берег, работал морским инспектором, начальником Государственной инспекции безопасности мореплавания и портового надзора. Как уже отмечалось выше, приказ наркома морского флота от 1942 г. помимо создания стационарных школ юнг при пароходствах предусматривал также создание института юнг непосредственно на судах. Положение рекомендовало направлять на судно воспитанников-юнг, в количестве от двух до пяти человек «в зависимости от размера судна»Д Капитан и его помощник по политической части несли персональную! ответственность за состояние работы с юнгами и их воспитание. Однако на некоторых крупных судах, в частности на ледоколах, плавало до 20 и более подростков. Так, в экипаже ледокола «Ленин» осенью 1944 г. было 24 ученика-юнги. Пятеро из них самостоятельно работали кочегарами второго класса, и один — матросом второго класса. К сожалению, на сегодня я располагаю скудными сведениями о ребятах, сразу же зачисленных юнгами в состав экипажей судов. Но об одном из них стоит рассказать несколько подробнее. Шестнадцатилетним юношей в 1942 г. впервые поднялся на борт легендарного ледокольного парохода «Георгий Седов» Валентин Михалев. Вскоре он становится учеником кочегара.
Ходовая рубка теплохода «Революционер» после обстрела крейсером «Адмирал Шеер»
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Подозреваю, то, что я изложил в предыдущей главе, многим не понравится, а у некоторых вызовет негодование. Иначе и быть не может, так как затронута не только честь и компетентность известных военачальников, но даже высказано сомнение в их здравом рассудке. В своё оправдание скажу следующее. И глава Советского государства Н.С.Хрущёв и министр обороны маршал Советского Союза Гречко и Главком ВМФ адмирал флота Горшков и другие, затронутые моими намёками, несомненно, – выдающиеся государственные деятели и имеют неоспоримые заслуги перед страной. Но они тоже люди, как и все мы, а не боги. И недостатков они не иметь не могут, а ошибаться могут. Поэтому они, как и все смертные, и ошибались, и недостатки имели. Всё это им можно простить.
Но, во-первых, просчёты, ошибки, а порой и преднамеренные действия в угоду карьере или славе – это не невинные шалости, тем более для людей, наделённых большими полномочиями. А во-вторых, в гибели кораблей и их экипажей имеется и их вина, так как многое они могли предотвратить, но не предотвратили лишь потому, что в это время, по их высочайшим рассуждениям, у них были дела поважнее. А сколько было и есть тех нижестоящих, оставшихся тогда в живых и сейчас живущих с чувством несправедливо наказанных без вины и не прощённых. А потом ведь шила в мешке не утаишь, и поэтому не нужно и утаивать, ходя вокруг да около, так как тайное, так или иначе, всегда становится явным. Мне много приходилось и читать, и слышать положительного о мудрейших из храбрейших, и храбрейших из мудрейших, и у меня нет ни оснований, ни намерений сомневаться и, тем более, не верить тем, кто с почтением и глубоким уважением к ним относится. Раз они так считают, значит, так оно и было. У них. То есть, им повезло их кумиров увидеть именно такими, так как в тот момент они именно такими и были. И есть другие люди, которые этих высочайших удосужились увидеть в другой обстановке, в которой они выглядели по-другому. Так что правды всегда, как минимум, две. Только хорошую правду сказать всегда легче, чем плохую.
А ныне?
Кстати, для затронутого есть притча. Идёт негр по африканской равнине. Смело идёт, так как видит далеко и зрение у него отменное, потому что ни он и никто в его роду никогда не пил, не курил и телевизором не пользовался. И нигде по всему горизонту никакой опасности не просматривает. Но вот миновал негр невысокие заросли кустарника, а за ними целая стая львов разлеглась. И все. Никуда теперь не убежать и никуда не спрятаться. Застыл негр в диком ужасе – даже дышать перестал. А львы на него только мельком взглянули без всякого интереса, а потом кто зажмурился, кто отвернулся, а кто морду на вытянутые лапы положил. Лишь один львёнок, которому надоело играть маминым хвостом, интерес к негру проявил, вскочил и побежал к нему, приглашая поиграть. Но, видимо, не понравился ему ставший нехорошим от негра запах, так что и он вернулся восвояси. А негр осмелел и сначала потихоньку, а потом побыстрее смылся с этой поляны. Пришёл в свою деревню и ну своим соплеменникам пенять. Мол, наговорили всяких ужастиков про львов, а они добрейшие ребята, даже лапой меня никто не тронул. А один старик и говорит: – Дурак ты парень,
Я считаю, что мне очень повезло в том, что с Главкомом ВМФ адмиралом флота Горшковым за всю службу пришлось встретиться всего два раза и оба на большом расстоянии. Первый раз не ближе 20 метров, а второй раз – не ближе 100 метров. Летом 1964 года моя лодка стояла на Дальзаводе во Владивостоке в среднем ремонте. И, как в басне Крылова – «и надо же беде случиться», туда прибыл главком. Все мы подумали, что он прибыл лишь для того, чтобы всем объявить, что Никита Сергеевич Хрущёв уволился с работы по собственному желанию. Ан нет. Оказывается, он ещё наметил провести большое флотское учение, одним из этапов которого была буксировка трёх ремонтирующихся кораблей с ремонтными бригадами в пункты рассредоточения, в которых они должны ускоренно продолжать свой ремонт. Этими кораблями были два эскадренных миноносца и моя ПЛ «С-288». Хотя в моем экипаже все любовно называли её «Бегущая по волнам», однако в действительности она играла роль Конька-Горбунка, так как на неё без конца сыпались всевозможные задания, не хватало только за жар-птицей сгонять. На лодке в это время были собраны дизеля и электромоторы и предварительно прокручены у стенки, погружена аккумуляторная батарея, установлены компрессора с насосами да электрокамбуз. И всё. Ни гирокомпаса, ни магнитного компаса, ни лага с эхолотом, ни радиоаппаратуры ещё не было. И никаких карт и пособий тоже. Утром на инструктаже комбриг капитан 1 ранга Примаченко сообщил мне, что буксировать меня будет буксир-спасатель в бухту Троица, что расположена в заливе Посьет, недалеко от границы с КНДР. И вот вечером после ужина объявили боевую тревогу, и я со своим экипажем и ремонтной бригадой прибыл на лодку. Мы разместились, отдали лишние швартовые концы, кроме двух – одного в корме и другого в носу – и стали ждать прибытия буксира.
Время тянулось медленно и изнурительно. Стоя на мостике со строителем, уже по пачке сигарет выкурили. И как в той сказке о – «вот и полночь наступила – у него в груди заныло». Полная тишина, поскольку затемнение, нигде ни огонька. И тут услышал я, что через один причал за нами, кто-то начал громко ругаться очень грозным начальственным голосом. И, главное, в ответ не слышно никаких ответных ругательств и даже никаких возражений. Такое может быть только в одном случае, когда ругается такой человек, которому возражать не принято. Чтобы развеять все сомнения, я решил сделать рекогносцировку, то есть разведку, если сказать проще. Оставил за себя на мостике старпома и пошёл. Когда подошел к тому причалу, где стоял один из предназначенных к буксировке эсминцев, то увидел большую толпу офицеров во главе с командующим флота, стоящих без малейшего шевеления, а перед ними, как укротитель зверей в цирке, метался Главком ВМФ, потрясая кулаками и изрыгая потоки негативной информации о том, что он обо всех них думает. Из увиденного и услышанного я понял, что буксировка, а с ней и само учение под угрозой срыва, и виноват в этом, по высочайшей логике, тот, кто последним попался Главкому на глаза. И ещё я понял, что наибольший гнев обрушится на того, кто под разящую руку подвернётся под занавес, то есть последним, которым, судя по маршруту Главкома, окажусь я. Как и положено подводнику, решение я принял мгновенно. Быстро скрытно вернулся на лодку и через 5 минут, отойдя от причала, не включая огней, под моторами уже крался по накрытой темнотой на выход в спасительный океан, а в голове у меня звучала фраза из известного стихотворения – «дуйте в море, в море – дома».
Ночь была безлунная, а небо чистое, так что все созвездия выстроились как на параде: и Орион, и Андромеда, и Пегас, и обе Медведицы, так что выбирай любую дорогу. Выйдя в Амурский залив, я перешёл на дизеля, пересёк этот залив и повернул на юг. И так мы бежали всю ночь под одобрительный грохот отремонтированных дизелей и на рассвете подошли к бухте Троица. Тут возникла проблема, ведь ни карты, ни эхолота не было, а глубин наизусть я не помнил. Но и тут повезло (везёт дуракам!). Показался рыболовный сейнер, возвращающийся с моря в свой рыбколхоз в той же бухте. Я подозвал его к борту, и он подошёл. Из его рубки вышел пожилой капитан, борода рыжая, нос как облупленная картошина. – Привет подводникам, – крикнул он пропитым голосом, - никак рыбки захотелось? – Спасибо, – отвечаю, – не откажемся, а вот и бутылка. – Да мы и так бы отсыпали вам, но от бутылки тоже не откажемся, – капитан отвечает, повеселев ещё больше. Тут я объяснил ему нашу ситуацию, он всё понял. После небольшого практического занятия по «Капиталу» Маркса на тему: «деньги – товар – деньги» (в нашем случае «спирт – рыба – спасибо), сейнер вышел вперёд, мы встали в кильватер за ним и с припущенным под клюз якорем и принятым немного балластом пошли вглубь бухты. Не прошло и часа, как мы уже стояли на якоре. Но вскоре я спохватился, осознав, что есть ещё одна проблема, причём более серьёзная. Я представил себе, что случится, когда командование бригады, а затем и флота, а потом и (о, ужас!) Главком, узнают, что у стенки со всем своим экипажем (хорошо, что без секретных документов) пропала ПЛ «С-288».
Ещё вчера вечером она там стояла, а сегодня её нет. И никто не может объяснить, куда она делась. Никто никуда её не буксировал, и утонуть у стенки она не могла, так как по тамошнему мелководью рубка бы из воды торчала, и не выходила она никуда, так как ни один сигнально-наблюдательный пост не обменивался с ней позывными, то есть не наблюдал её. И ни спросить не с кого – ни наказать некого. Вот такая страшная картина мне представилась. Решение по этой новой проблеме я также принял молниеносно и осуществил его немедленно. Спустил на воду надувную лодку, которую прихватил с собой строитель – заядлый рыболов, навалился на вёсла и минут через пятнадцать был уже на берегу рыбачьего поселка. Там быстро нашёл почтовое отделение и послал на воинскую часть бригады комбригу телеграмму. Содержание такое: «Доехал благополучно. Щербавских». Я был уверен, что комбриг поймёт зашифрованный смысл. При этом по своей хулиганской натуре я чуть было не допустил маленькую хохму. Хотел сначала концовку сделать – «целую, Щербавских», но во время сообразил, что это будет перебор, и воздержался, проставив одну только фамилию… Вторая встреча с Главкомом ВМФ у меня произошла в 1970-х годах в городе Рига в бригаде кораблей консервации (точное время вспомнить не могу). Я тогда стоял дежурным по бригаде и где-то во второй половине дня меня вызвал комбриг адмирал Вереникин (а может его предшественник Аистов, запамятовал). Я прибыл, он сказал мне, что с часу на час из Лиепаи прибывает Главком, поэтому мне необходимо срочно обойти все казармы, проверить порядок и соответственно проинструктировать всех дежурных. После этого проверить порядок в гавани. По прибытии Главкома, быть мне там же в гавани и вместе с дежурным по живучести на глаза Главкому не попадаться.
находясь в отставке, умер 25 мая 2001 года, собираясь на последний звонок в среднюю школу № 86 города Ульяновска, где его ждали, не выдержало сердце. Хлопотами Игоря Ивановича Вереникина в Ульяновске был поставлен памятник юнгам Северного флота времен Великой Отечественной войны. Успел создать он и Морское собрание. Школу, в которой им был создан музей, назвали его именем. - Семь футов под килем.
Я, конечно, выполнил всё, как было велено, только у меня из головы не выходила концовка приказания комбрига. Только позже мне стало известно, почему мне, вместе с дежурным по живучести, нужно было прятаться. Оказывается, во время пребывания в дивизии подводных лодок в Лиепае, Главком почему-то был разгневан тем, что к нему там постоянно из всех щелей выбегали всякие дежурные, орали «Смирно!», а некоторые докладывали о том, что без него там было всё в порядке. Ему это так надоело, что он даже топнул и приказал немедленно прекратить этот балаган. Как я уже сказал, все приказания комбрига были выполнены, и мы с дежурным по живучести, укрывшись в курилке около аккумуляторной мастерской, установили наблюдение за обстановкой. Вскоре показалась большая группа не менее больших начальников, не спеша продвигающаяся вглубь гавани, то есть в нашу сторону. Это шёл Главком в окружении комбрига, начальника политотдела, командиров дивизионов подводных лодок и надводных кораблей, командира береговой базы и ещё многих капитанов 1 ранга и полковников, которых я до этого ни разу не встречал. Процессия двигалась медленно, то подходя к причалам, повергая верхних вахтенных в состояние паралича, то в противоположную сторону к всевозможным служебно-бытовым скворечникам береговой базы. Останавливаясь, процессия окружала полукольцом главкома, который постоянно крутил головой и жестикулировал руками, видимо, чего-то спрашивал и чему-то поучал. Все остальные вслед ему тоже головами крутили, но при этом руками не жестикулировали, видимо, – внимательно слушали.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
День Военно-Морского флота для многих – яркое воспоминание детства. Для большинства читателей нашего блога, как и посетителей портала - точка отсчета пути, избранного на всю жизнь.
Моряки и их семьи, горожане и гости города стали свидетелями праздничных мероприятий на Неве, в центре Санкт-Петербурга.
Стрелка Васильевского острова.
В акватории Невы на рейде замерли боевые корабли - участники военно-морского парада.
Напротив памятника Петру Первому, первому строителю российского флота - флагман - корвет "Стерегущий".
Малый ракетный корабль "Зыбь".
Базовый тральщик БТ-561.
Дизель-электрическая подводная лодка "Санкт-Петербург".
Строй кораблей, скоро наступят навигационные сумерки.
Мемориальная надпись на гранитном камне на Университетской набережной.
Эксплуатация продолжалась с небольшим перерывом с 1727 года до апреля 1916 года. Мост упоминается в повести Н.В.Гоголя «Нос» (1835 г.).
В праздничные дни причудливо пересекаются приметы различных исторических эпох, а также возвышенное, торжественное и бытовое, шаловливое.
Душа и тело требовали моря.
расположенный в нижнем течении Большой Невы, является поистине уникальным. Он интересен тем, что это первый постоянный мост через Неву, который стало возможным построить только в середине XIX века.
Интересна судьба этого здания, много знаменательных событий помнят его стены.
Нас в День ВМФ заинтересовала эта мемориальная доска. Кто не помнит его высказывание, отогревающее русскую душу: "Русские медленно запрягают, но быстро ездят".
Однако первому канцлеру Германии Отто Бисмарку принадлежит еще одно меткое наблюдение, не столь лестное для нас. Будучи послом в Петербурге, как-то, прогуливаясь по Летнему саду, он увидел часового, который стоял на посту охраняя что-то, что никто при этом не видел. Ни сам часовой, ни кто-либо другой, не смог объяснить, зачем же здесь поставлен пост. И только один старый служитель вспомнил, что еще его отец рассказывал о том, как Екатерина Вторая, увидев как-то взошедший на газоне Летнего сада первый подснежник, поставила часового - его охранять. Подснежник отцвел, но охрану так и не сняли. Прошло много лет, но свято выполняя Императорский указ, солдаты продолжали стоять на посту около этого места. -
Какой же праздник без салюта?!
Санкт-Петербург
Окончание следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
